Текст книги "Зеленый берег"
Автор книги: Абдурахман Абсалямов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 33 страниц)
16
Перед тем, как нажать кнопку звонка в квартиру старых друзей, Гаухар, почувствовав страшную слабость, постояла перед дверью. Даже закрыла ладонями лицо. Нет, она не собиралась плакать, хотя чувства переполняли ее. Еще бы! Ведь было время – она боялась и мечтать об этом счастье. Учительница с высшим образованием!.. После многих очень трудных дней она все же добилась своего. По правде говоря, она хоть и старательно училась, все же об окончании учёбы серьезно как-то не думала. Это очень хорошая, увлекательная перспектива, но желанный день был так далеко, что казалось, когда ни настанет, он все время будет теряться где-то в голубом тумане, за дальними горами. Даже сдав зимние экзамены, она все еще сомневалась в конечном своем успехе, И вот завтра или послезавтра она вернется в свой Зеленый Берег… вернется с дипломом!
Откуда-то узнав, что приехала Гаухар, в институт в самое неподходящее время несколько раз наведывался Джагфар. Гаухар не хотела ни видеть его, не разговаривать с ним. И когда Джагфар остановил ее в коридоре и начал что-то объяснять, Гаухар неприязненно отстранилась:
– Послушайте, Маулиханов, что вам нужно? Оставьте при себе эти слова, я не желаю вас слушать.
И Гаухар, резко повернувшись, открыла дверь в читальный зал институтской библиотеки. Конечно, у Гаухар нашлись бы для бывшего мужа горькие, обличительные слова. Джагфар, возможно, выслушал бы их, опустив голову. Нет, она не хочет, унижать себя, высказывать чужому человеку давно перегоревшие в сердце и обуглившиеся слова.
Возвращаясь, с последнего экзамена домой Гаухар вдруг встретила на улице Фанузу, жену Исрафила Дидарова. Эта, в сущности, малознакомая женщина приветливо поздоровалась с Гаухар и заговорила так торопливо, будто у нее было, очень, мало времени. Оказывается, она развелась с мужем, уже четыре месяца.
– Не удивляйтесь, Гаухар, – говорила Фануза таким тоном, будто сообщала приятную новость, – но я сразу отрезала – и все! Друзья мои говорят: «Ты совсем помолодела, и взгляд у тебя стал такой открытый». Еще бы! Я ведь двадцать лет ходила возле Исрафила, как тень. Была хорошо, одета, между тем у меня не было ни одной вещи, которую я могла бы назвать своей: Ведь он даже чулки мои пересчитывал. Стыдно, обо всем рассказывать людям, да если и рассказать, не поверят… И ты, думаю, не меньше моего намучилась с Маулихановым. Я со слезами говорила Фаягуль: «Не подвергай молодую женщину адским мукам, сама потом можешь настрадаться». Она только посмеивалась. Глаз не сводила с ненаглядного Джагфара, в рот ему смотрела. А теперь вот кусает ногти от досады…
Гаухар не знала, как отделаться от этой странной женщины. У нее вроде бы большое горе, и в то же время она радуется, что избавилась от Дидарова. А ведь прожила с ним лучшие годы своей жизни, только и делала, что во всем подпевала и поддакивала ему. Может, она развелась из-за того, что Дидаров потерял прежнее выгодное положение; не исключено, что нашла себе какого-нибудь покровителя, вроде человека в золотых очках. Трудно судить, Фануза не откровенничала до конца.
Когда Гаухар рассказала обо всем этом Галимджану-абы, он глубокомысленно улыбнулся.
– Все идет своим чередом, Гаухар. Иначе быть не могло. У нас уважают только того человека, кто идет прямой, ясной дорогой. Бели споткнется и не пожелает выпрямиться – пропал такой человечишка.
– Хватит тебе других судить-рядить, – вмешалась Рахима-апа. – Ты о себе бы рассказал. – Она поторопилась объяснить: – Мой Галимджан сейчас на вершине счастья.
– Повышение, что ли, получил на работе? – полюбопытствовала Гаухар.
– Что-то в этом роде… Помощником главного инженера назначили. А вообще через год-другой пойду на пенсию, отдохнуть пора.
– Помолодел мой Галимджан! – вставила Рахима-апа.
– Молодеть-то уже трудно. А вот считаться со мной больше стали – это верно. Когда с человеком считаются, у него словно крылья вырастают.
Гаухар с удивлением смотрела на Галимджана-абы, точно впервые увидела его. И в самом деле – будто добрый десяток лет сбросил с плеч: выпрямился, приосанился. Что касается ухода на пенсию, вряд ли Галимджан-абы выполнит это намерение – ведь заскучает без дела. Как не порадоваться за такого человека. Он всегда по-отцовски относился к Гаухар, помогал и выйти в люди.
…Уж если кому и должна была Гаухар сообщить об удачно сданных государственных экзаменах, так прежде всего неизменным своим покровителям.
– Галимджан-абы, Рахима-апа, поздравьте меня, послезавтра получу диплом! – громко возвестила она, как только открылась дверь знакомой квартиры.
– О-о, я очень рад! От всего сердца поздравляю! – Галимджан-абы до боли крепко пожал руку Гаухар. – Надо отметить это событие. Рахима, где ты? Как там дела у тебя?
– Слышу, слышу! – донеслось из кухни. – Перемячи уже поджариваются. Гаухар, иди, я поцелую тебя. А потом накроешь стол.
Накрыть стол много времени не требуется. Галимджан все же успел достать из серванта бутылку вина.
– Давай, Рахима, садись. Когда Гаухар принесет диплом, обмоем его как следует. А сейчас для начала пропустим по рюмочке-другой муската.
Все трое чокнулись. Гаухар поблагодарила хозяев за поздравления. И добавила еще:
– Если бы не ваша всегдашняя поддержка, трудно было бы мне добиться этого счастья!
– Не хвали нас, мы тут, как говорят по-русски, сбоку припека, – ответил Галимджан-абы, разломив горячий перемяч.
17
Она проснулась очень рано и, не теряя времени, вышла на палубу. Вчера вечером, когда теплоход прощался гудком с казанской пристанью, Гаухар впервые с полной ясностью осознала, что все тревоги, так долго угнетавшие ее, остались позади. Ощущение радости не покидало ее и во сне.
Утро выдалось замечательное. Так легко дышалось утренней речной прохладой. Над рекой парил белесый прозрачный туман. Теплоход успокаивающе, ритмично подрагивал на ходу. Не надо никуда спешить, ничто не отягощает грудь, а впереди радостные встречи, знакомые, теперь уже родные лица… Грянули солнечные лучи, и туман расступился. На левом берегу отчетливо обозначилась невысокая гора, а на ней словно вызолоченный солнцем небольшой городок – Чистополь.
На реке тишина и покой. Только приглушенно стучит мощное сердце теплохода и волны от винтов плавно колышутся за кормой. Может быть, шум от теплохода и резок, но Гаухар все воспринимает смягченно.
День разгорался, уже чувствовалось приближение жары. Гаухар сняла и положила на скамью зеленый свитер, осталась в пестром сарафане. Теплый воздух гладил ее руки и плечи. А на палубе становилось людно, то и дело выходили новые пассажиры.
Гаухар завтракала вместе с пожилой словоохотливой попутчицей. Она возвращается из Казани. Была в гостях у дочери и зятя. Оба работают врачами в большие, приветливые, уважительные люди.
– Ездила к ним, чтобы взглянуть на внука, – увлеченно говорила женщина, – Первые-то два года сильно беспокоилась: думала, не будет у них ребят. А теперь, право, хочется выйти на улицу и крикнуть: «Знаете, у меня есть внук! Я бабушка!»
Гаухар промолчала. Оказывается; вон какие еще радости бывают у людей. Что ж, не сразу все счастье достанется только ей.
Приближался Зеленый Берег. Гаухар уже собрала вещи, оделась. С палубы она смотрела напряженно вперед. Кажется, вот этот обрыв рисовала она? Хотя со стороны реки берег выглядит несколько по-другому, все же она почти уверена: именно вот это дерево в половодье по самую крону стояло в воде. Э-э, сильно убыла Кама, вон как выступили берега!
Гаухар подошла ближе к борту, не переставала смотреть, Держась за перила. Вон Агзам стоит на пристани! Нет, не он… Как не он? Это у него в руках цветы.
Агзам, должно быть, увидел Гаухар, поднял цветы над головой. Ба, сколько там знакомых лип и кроме Агзама!..
На пристани Гаухар прежде всего поздоровалась с Бибинур-апа, потом уж с Вильданом. Не преминула спросить:
– Как себя чувствует Миляуша?
– Дочка у нас! – почти выкрикнул он.
– Поздравляю с первенцем! – Гаухар повернулась и в другую сторону: – О, и Хайбуш-бабай здесь! Здравствуйте, здравствуйте! Вы, кажется, совсем помолодели?.. Здравствуй и ты, Джамиля! – Гаухар расцеловала будущую золовку. – Как поживаешь, милая?
– У нас все хорошо. А вы, должно быть, много занимались, вид усталый.-
– Не заставляй, Джамиля, свой язык говорить лишнее, – вмешался дед Хайбуш. – Язык – он хитрит, а глаза не обманут. Невестка выглядит очень хорошо.
– Вот вы все повторяете – невестка да невестка, – шутливо попрекнула Гаухар, – не рановато ли, Хайбуш-бабай?
– Кому рановато, а кому в самый раз, – захихикал дед Гаухар сочла благоразумным оставить бабая в покое. Его трудно смутить в разговоре, скорее он заставит покраснеть. – Пока ее окружали встречающие, Гаухар и двух слов не, успела сказать Агзаму. Наконец они остались одни. Какое-то время шли молча. Гаухар пытливо взглянула на Агзама – под глазами тени, лицо осунулось.
– Ты не болел тут? – тихо спросила Гаухар. Он рассмеялся, вызывающе тряхнул головой, – это и раньше водилось за ним.
– Некогда болеть. Срочной работы было много.
– Что за работа?
– Э, работы всегда хватает. Гаухар остановилась.
– Агзам, перестань дурачиться, скажи по-человечески… Чем же ты был занят?
– Обставлялся… – Он выдержал длинную паузу и нарочито будничным тоном объяснил: – Знаешь, я получил тут квартиру, двухкомнатную… давно обещали. Ну, переехал. В новом доме дали: Надо было навести порядок, все поставить на свои места. Должно быть, замотался малость…
Он сдержанно кашлянул и замолчал.
– Квартиру?! Новую? Ты не шутишь?
– Раз в новом доме, значит, новую, – сказал Агзам.
– Говоришь, двухкомнатную?! Ой молча кивнул.
– Здорово! – вырвалось у Гаухар. – Вот уж не ожидала! И в каком районе?
– В Верхнем конце. Недалеко от Миляуши. Ведь новые дома строят только там.
– Недалеко от Миляуши, – как во сне, повторила. Гаухар и покачала половой.
Вот и домик тетушки Забиры. Во дворе всюду ровная зеленая щетка травы. Дорожки чисто подметены. На шестах, как обычно, сушатся горшки. Гусят и гусынь не видно, – должно быть, пасутся в овражке за домом.
– Ой, вернулась моя долгожданная! – воскликнула тетушка Забира, вытирая руки о передник. – Здравствуй, здравствуй, милая! Поздравляю тебя с новеньким дипломом!
Гаухар поцеловала ее в щеку, прижала к груди.
– Спасибо, тетушка Забира. Я так по тебе соскучилась.
– Смотри-ка, Агзам, и по нас еще скучают! Маленький, полный цветов дом стал еще уютней и родней. Стол накрыт праздничной скатертью с крупными узорами. Полный порядок и в маленькой, отгороженной занавеской спаленке Гаухар.
– Присаживайся, Агзам, я сейчас, только переоденусь.
На столе уже шумел неизменный самовар.
Перед вечером, когда спала дневная жара, они вышли на берег Камы прогуляться. Здесь дышится легче и простора много. Шли все той же узкой тропинкой вдоль кромки берега. Но трава уже скошена, лежит в рядках. Густой запах вянущей зелени кружит голову. Кама течет, как бы переливаясь. Мелкие волны еле, плещут о берег. Впрочем, это даже не всплески, а скорее шепот, вздохи, идущие откуда-то из глубины реки.
Вот и знакомая скамейка – широкая доска, прочно прибитая к двум столбикам, врытым в землю. Можно посидеть, передохнуть. Они молчали несколько минут. Потом Гаухар тихо спросила:
– Ты слышишь?..
– Конечно, слышу, – кивнул Агзам. – Это волны плещут о берег.
– Нет, Агзам, нет! Это сердце стучит… – Гаухар как никогда глубоко и ласково взглянула на него.
Слишком многое сказал этот взгляд. Агзам осторожно сжал горячую ее руку.
– Никогда не думала, что счастье бывает такое…
– Огромное, да?
Агзам привлек ее к себе. Она чуть покачнулась, но скамейка была слишком короткой, чтобы можно было отстраниться. Их глаза все сближались в бесконечном встречном взгляде.
На Каме под закатным солнцем играли, переливались бесчисленные блики, вспышки. Если присмотреться к ним внимательно, они многое скажут.