Текст книги "Зеленый берег"
Автор книги: Абдурахман Абсалямов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 33 страниц)
9
Алчын Лукман уехал из Зеленого Берега, не дождавшись конца гастролей всей труппы.
Узнав об этом, Гаухар с досадой поморщилась. Конечно, она могла предположить, что Алчын уехал от огорчения, что его чувство не получило ответа. Это было бы благородно и для самого Лукмана, и лестно для Гаухар. Увы, причина была совсем прозаичной, даже пошлой, Алчын признался одному из своих коллег в труппе: ему приходится, попросту говоря, сбежать из боязни, что некая особа может скомпрометировать его. Задушевный приятель, конечно, выболтал чужую тайну другим своим, не менее задушевным приятелям, а те – кому придется.
Вот и все, что оставил после себя певец Алчын Лук-май. И это после уверений и клятв в «безумной» любая к Гаухар! Невольно Гаухар вспомнила о Билале Шангараеве, Он не произносил клятв и не делал драматических жестов, Он просто был постоянен в своих признаниях. Уверял и сам верил, что семейная жизнь Гаухар с Джагфаром не прочна, что он, Билал, более надежен и куда более искренне предан ей. Разумеется, ему не взбрела бы в голову подлая мысль воспользоваться трудным положением Гаухар, тогда как Лукман именно на это и рассчитывал.
Впрочем, не довольно ли ей копаться в этой глупой истории? Впереди так много нужных и неотложных дел, что Гаухар не по себе становится, как вспомнит, сколько сил и драгоценного времени бестолково потратила она из-за своих личных неурядиц.
* * *
Ей надо всерьез заняться Акназаром Аралбаевым и девочкой Зилей. Как только Гаухар всеми помыслами и чувствами вновь вернулась в свой класс, ей стала еще более заметна странная отчужденность, возникшая между этими двумя учениками, еще недавно связанными трогательной дружбой. Охлаждение шло от Акназара, на переменах он почему-то стал грубить, сторониться девочки, хотя продолжал сидеть с ней на одной парте. Оба они проявляли раньше незаурядные способности в учебе, а сейчас словно бы в раздумье топчутся на месте, готовые склониться к тем мало радующим преподавателей «середнячкам», которых и отсталыми не назовешь, и к передовикам не причислишь. По задаткам своим Акназар и Зиля были сердечными детьми, – как выяснилось случайно, это они еще в начале учебного года подговорили совсем маленького парнишку «подбросить» в раскрытое окно Гаухар букет полевых цветов. И вот такая перемена, Чутьем Гаухар поняла: достаточно какого-либо резкого и неблагоприятного толчка извне – Акназар и Зиля могут сорваться и покатиться куда-то вниз. Надо принять меры, пока не поздно.
Она решила начать с Акназара. Из осторожно собранных сведений Гаухар знала; жизнь не балует мальчика: отец, покинул семью ради другой женщины; мать, как водится в этих случаях, занята на работе; между тем подрастающий сын хотел бы чувствовать около себя родную направляющую руку. В свое время Акназар привязался было к учительнице Лямиге, но и ее не стало. Возможно, мальчик искал внимания у новой преподавательницы, – не случайно однажды добрых полдня провел с ней на берегу Камы, наблюдая, как она рисует. Акназару и самому нравилось рисовать, к тому же он был еще любознателен, – о чем только он не расспрашивал учительницу в эти часы, проведенные вместе, и больше всего – о природе. Вдруг новая учительница почему-то перестала ходить на берег Камы рисовать и вообще как-то отдалилась от класса. Не исключено – это явилось еще одним, ударом для впечатлительного Акназара. Впоследствии мысль эта не давала Гаухар покоя.
…Сегодня, она велела мальчику остаться после уроков. Он недоуменно взглянул на учительницу, чуть изменился в лице, всё же ответил, как полагалось:
– Хорошо, Гаухар-апа, останусь.
Они сидят в пустом классе вдвоем, учительница – за своим столом, Акназар – на ближайшей парте. Гаухар не спешит начать разговор – собирается с мыслями, присматривается к смуглому худощавому мальчику. А он отводит глаза, колупает ногтем край парты.
– Не надо портить парту, – не повышая голоса, сказала Гаухар.
Он опустил руки, сел прямее.
Теперь послышалось что-то похожее на легкое царапанье в дверь. Чуть повернув голову, Гаухар видит: дверь не прикрыта пальца на два. Кто-то есть там, в коридоре. Вон и Акназар настороженно прислушался «Может, Зиля любопытствует? – мелькнула мысль у Гаухар. – Узнала, что Акназара оставили после уроков» и сама по старой привычке осталась. Наверно, ей очень хочется войти в класс», Но Гаухар нужно побыть один на один с Акназаром. Присутствие третьего человека, хотя бы и Зили, помешает разговору. Она не поленилась встать и плотнее закрыть дверь.
– Акназар, – начала она, вернувшись к столу, – я давно хотела спросить тебя: ты ведь любишь рассматривать картины, рисунки?
Мальчик смутился, даже вздрогнул слегка; хотел подняться, как положено при вопросе учительницы, но Гаухар остановила:
– Можешь сидеть, ведь мы не на уроке, Я жду, Акназар, отвечай.
Помедлив, он сказал отрывисто:
– Не знаю…
– Чего ты не знаешь?
– Не знаю, люблю ли картины.
– Но ведь я помню – тебе и самому хотелось рисовать.
– Нет… Теперь не хочется.
Разговор плохо вязался. Но нельзя же кончать на этом. И Гаухар предложила почти наугад:
– Может быть, зайдем ко мне, посмотрим вместе мои рисунки?
Он согласился, – правда, без особой радости.
День был ясный, солнечный. Сугробы блестели, искрились, даже глазам больно. Уже за середину зимы перевалило. Но Гаухар сейчас не до того, чтобы думать о временах года.
По другой стороне улицы, делая вид, будто ничто не интересует ее, идет Зиля, широко размахивая маленьким портфельчиком.
Гаухар с улыбкой отвернулась, – пусть Зиля думает, что ее тоже не заметили, – впрочем, улыбка была вызвана мелькнувшим воспоминанием. Когда-то она вот так же возвращалась из школы, бездумно размахивая сумкой, И вдруг оступилась в яму, полную мартовской ледяной воды. Ноги вымокли до колен, в ботинках хлюпало. Неожиданно она услышала чей-то смех. За ближайшим плетнем прятались мальчишки, потешались забавным происшествием. Возможно, они а выкопали яму в рыхлом, тающем снегу, потом притаились за плетнем, дожидаясь зеваку-прохожего. Роняя злые слезы, маленькая Гаухар погрозила озорникам кулаком.
– …Акназар, – обратилась учительница к своему спутнику, – может, пригласим и Зилю посмотреть на рисунки?
– Пусть она идет своей дорогой, – сумрачно отозвался мальчик.
Они свернули в узкий переулок, потом через калитку вошли во двор. В сенцах гусиным крылом обмахнули с обуви снег. Все же Акназар снял валенки на кухне. Тетушки Забиры не было дома. Это на руку Акназару, он побаивается Забиры: прошлой осенью по дороге в школу он угнал у нее гусей. Это было очень забавно: Акназар размахивал хворостиной, а гуси, гогоча, распустив крылья и вытянув шею, бежали впереди него. Так и пригнал он гусей к самой школе. Вдруг из переулка вынырнула тетушка Забира. Акназар едва успел заскочить во двор школы. Забира погрозила ему пальцем: «Погоди у меня, бездельник! В ответ Акназар повернулся к Забире и высунул язык. Ясно, что теперь в его расчеты не входило встретиться с тетушкой Забирой можно только удивляться, как он набрался храбрости пойти с Гаухар.
Предложив гостю снять пальтишко и повесить на крючок, Гаухар на минуту скрылась за цветастой занавеской, отделявшей «боковушку» от горницы.
Через занавеску она спрашивала Акназара:
– Ты чем занимаешься дома, как только приходишь из школы?
– Положу портфель с учебниками и сейчас же бегу на улицу.
– А когда обедаешь?
– По-разному бывает, – уклончиво ответил Акназар.
Гаухар вернулась в горницу с кипой различных журналов, которые она обычно покупала в киосках. Акназар, задрав голову, разглядывал рисунки Гаухар, размещенные на стене. Всякое там было изображено: лесные поляны, берег реки, одинокие деревья, цветы Акназар то косился украдкой на окно, то опять смотрел на рисунки. Вдруг спросил:
– Это вы все здесь нарисовали, Гаухар-апа?
– Большинство – здесь, остальное – в Казани, там я жила раньше. – Помолчав, добавила многозначительно: – На том самом месте большинство нарисовано, где мы однажды были с тобой. Надеюсь, помнишь? – И внимательно посмотрела на Акназара.
Помнит ли он!.. Акназар вспыхнул, потом, словно стараясь что-то подавить в себе, нахмурился. Расчет Гаухар оказался правильным. Конечно, мальчик не забыл о тех часах, которые так славно провел на берегу реки вместе с учительницей. Никто ему не мешал тогда откровенничать, спрашивать, о чем хотелось. Такие встречи больше не повторялись. Вскоре учительницу будто подменили, какой-то чужой стала. Наверно, Акназару было обидно до боли переживать все это.
И еще в одном предположении не ошиблась Гаухар. Какой-нибудь час тому назад, в классе, Акназар говорил, что больше не любит смотреть картины и ему теперь не хочется рисовать. А сам чуть вошел в комнату к ней, сейчас же начал разглядывать рисунки на стенах и расспрашивать, где они были нарисованы. Значит, неправду он сказал о себе. Но чем была вызвана эта ложь? Вероятно, все той же жгучей обидой: «Ты перестала уделять мне внимание, и я не хочу больше рисовать», «Сколько же пережил мальчик тяжелых часов, а может, и дней, если в душе у него зародилось это темное, мстительное чувство?! Как могла я, учительница, допустить такое?!» Она не находила ни одного слова в оправдание себе. А тут еще послышался голос Акназара:
– У этого дерева высохла верхушка, – должно быть, молния ударила?
Мальчик продолжал рассматривать рисунки на стенах комнаты. Он спрашивал о тополе под окнами казанской квартиры Гаухар, действительно поражением молнией. Она хорошо помнит, как сказала Джагфару «Ты сохнешь, как этот тополь!»
– Да, дерево обожгло молнией, – глухо проговорила Гаухар, изменившись в лице.
Некоторое время оба молчали. – Акназар морщил лоб, что-то соображая. Вдруг лицо у него оживилось, глаза засняли.
– На берегу Камы… только не там, где мы были, а в другом месте, – торопливо говорил он. – Я покажу вам, Гаухар-апа, это место… Там стоит громадный дуб. Его тоже опалила молния, Но он не засох, только трещина осталась на стволе, да и та заросла. Очень красивый дуб, ему, наверно, пятьсот лет, – кряжистый, могучий. Вот нарисовали бы его. Хотите?
– Конечно, хочу! – сейчас же ответила Гаухар. Ей словно передалось возбуждение, с каким говорил мальчик, в груди поднимается бодрое, обновляющее чувство, – Ты не позабыл это место, Акназар?
– Что вы! С завязанными глазами найду… Сколько же неожиданных открытий принес ей этот разговор! И как сложна, интересна душа стоящего перед ней маленького человечка… Испытывая и разгадывая его, она и сама как бы вырастала, освобождалась от тягостного, что так угнетало ее за последнее время.
Занятая своими мыслями, она все лее успела заметить мелькнувшую за окном фигуру девочки. И Акназар тоже метнул быстрый взгляд за окно.
– Что там? – спросила Гаухар, стараясь быть спокойной.
– Не знаю, – покраснев, ответил мальчик. – Ничего не было.
– Мне тоже только почудилось, – согласилась учительница, хотя уверена была, что эта Зиля пробежала за окном. Нет сомнений, девочка оставалась верна давней своей дружбе, украдкой следовала за Акназаром, может быть, тревожась за него.
Гаухар еще раз отлучилась в «боковушку», намереваясь показать Акназару несколько рисунков, которым не нашлось места на стене комнаты.
Акназару того и надо было, – мгновенно юркнул в кухню, сунул ноги в валенки, накинул пальтишко, зажав портфель и шапку под мышкой, выскочил за дверь. Во дворе ему повстречалась тетушка Забира с мешком за плечами, она что-то крикнула, но Акназар опрометью бросился в калитку.
Не обнаружив в доме ни Акназара, ни одежды его, обеспокоенная Гаухар набросила на плечи платок, вышла во двор. Там она столкнулась с тетушкой Забирой, спросила:
– Не заметила, куда девался Акназар?
– Вот еще, почем я знаю, какой такой Акназар! У меня свои заботы – принесла корм птице, Иди-ка скорее со двора, пока не простудилась.
– Это же мой ученик, – объясняла Гаухар. – Он только что был у меня, вдруг исчез…
– Твой ученик? Наверно, ты говоришь о сынишке безмужней Талии?
– Да, кажется, так зовут его мать.
– Этот разбойник только что выскочил на улицу, я еще не рассчиталась с ним за гусей.
– За каких гусей?
– Ах, Гаухар, ты учительница, зачем тебе знать всякие пустяки? Гуси есть гуси. А у меня свои счеты с мальчишкой… Не расстраивайся, никуда не денется твой Акназар. Завтра увидишь его в школе. Поставила бы лучше самовар, у меня есть другие дела.
Они вместе вернулись в дом. Тетушка Забира сняла верхнюю одежду и, засучив рукава, вымыла руки. Не дожидаясь, пока Гаухар успокоится и начнет хозяйничать, сама взялась налаживать самовар.
Гаухар готова была сейчас же пойти к Акназару домой, все выяснить, признаться, ее задела столь неблагодарная выходка ученика. Она уже взялась за пальто. Вдруг передумала: не надо спешить, усугублять собственные ошибки. Права тетушка Забира, завтра видно будет, что надо делать. Все же она не могла успокоиться придерживая шаток на плечах, ходила по комнате, наведывалась в кухню, опять возвращалась в горницу.
– Чего так приуныла, Гаухар, словно тот мужик в лесу, это потерял топор? Было бы странно, если бы мальчишки вели себя не глупее любого взрослого. Ты забыла, какой сама-то росла?
Гаухар помолчала, словно вспоминая, какой «была в детстве, потом улыбнулась со вздохом.
– Интересный ты человек, тетушка Забира. В любом случае найдешь, что сказать.
– Такой уж господь создал, Гаухар. Поживи с мое на свете… Да ты и теперь при твоей-то смекалке не полезешь в карман за словом.
– Если бы так! – опять вздохнула Гаухар. Вдруг спросила: – Тетушка Забира, ты хорошо знаешь мать Акназара?
– Еще бы, она ведь здешняя. Знаю Талию с младенческих лет.
– Что она за человек?
Тетушка Забира только махнула рукой: дескать, нашла о ком спрашивать. Ей хотелось многое сказать. «Ты, Гаухар, всего полгода здесь, а тетушка Забира всю жизнь прожила». Она помнит и то время, когда Зеленый Берег из простой деревни превратился в районный центр и принимал обличье города. И жители здешние знакомы ей с малых лет, и секреты их для нее не секреты. Только она ведь не болтлива, не любит перемывать косточки соседям… Но это далеко бы завело ее, и она ограничилась самым необходимым.
– Говорят, если господь наградит человека большим ростом, то обделит умом, – начала тетушка Забира. – Из себя Талия такая женщина, что диву даешься, и лицом, и складом – всем хороша. А по характеру гроша ломаного не стоит. Как две капли воды похожа на своего отца, Гапсаттара. Да будет пухом земля покойному, он ночи напролет ругался со своей женой. О чем бы они ни завели разговор, все кончалось у них руганью, потому что ни в чем и на с кем не мог согласиться Гапсаттар. Мы, дети, поражались: откуда берется у Гапсаттара столько слов?.. А Талия отца своего превзошла. Гапсаттар, бывало, шумел только в собственном доме, а Талия куда ни явится, всюду затеет шум, перебранку.
А теперь ведь не старое время, женщины тоже не сидят на одном месте и не прикованы к кухне, стараются обзавестись… как вы там говорите?.. фрофесия, что ли? Из-за своего языка Талия нигде не могла удержаться – ни в учреждении, ни на стройке, всюду старались избавиться от нее. Потому и жизнь свою она не сумела наладить. Сперва вышла замуж за башкира, Аралбаем звали его. Ничего мужик, спокойный, ни на кого не кричал, никого не обижал. В свободное время знай себе дует в свой курай да горланит заунывные песни. Бедняга очень скучал по своему Уралу, где родился и вырос. Мы ведь только по песням да по сказкам знаем об Уральских горах, а Аралбай каждую уральскую гору называл своей матерью. Я любила слушать его песни. Татары тоже песенники не из последних, любят старинные мотивы, но у Аралбая, видать, в горло, и душа были шире. Когда он начинал петь, весь наш переулок поднимался на ноги, слушал…
Но дома и на работе Аралбай был тихий, смирный а машину свою водил осторожно. Он шофером был, – в наше время лошадей мало осталось, почти у каждого нужда до шофера. Аралбай никому не отказывал, – уж не знаю, как он там, на работе, обходился, – кому дров привезет, кому сена. Только об одном просил: «Не рассказывайте жене, она меня поедом съест». Говорил больше по-татарски, редко вставлял башкирские словечки.
И что же получилось? Прогнала его Талия. По дури своей прогнала. Вскоре другого нашла себе мужа. Прожила, месяцев пять-шесть, подралась до крови и этого прогнала. Теперь, говорят, собирается взять к себе в дом третьего. Вот какая она, Талия… Что же ты хочешь от мальчишки? Без отцовской-то руки шатается из стороны в сторону. Не хочу сказать худого, но соседи очень жалуются на него, – закончила Забира.
«Вот тебе и Акназар! Вот и разберись в нем!»– вслух сказала себе Гаухар.
– Что ж, бывает, – не преминула ответить тетушка Забира. – Иной раз ждешь какой-нибудь неприятности со стороны, а она в собственном твоем доме.
10
Бегство Акназара Гаухар сначала приняла за детскую необдуманную выходку. Потом пришла к другому выводу; вернее всего, где-то сама она допустила педагогическую ошибку. Поэтому при первой же встрече в школе она не стала ни о чем упрекать Акназара, просто мягко сказала ему:
– Зачем ты убежал? Ведь я хотела показать тебе другие свои рисунки.
Хотя Акназар и не решился сказать: «Больно нужны мне ваши рисунки», взгляд его выражал примерно то же самое. Гаухар даже растерялась, не нашла слов, чтобы продолжить разговор. Сочла за лучшее сначала сходить домой к мальчику, посмотреть, в каких условиях он живет. Она дважды заходила к Акназару, но оба раза никого не заставала дома. В третий раз ее встретила какая-то старуха, должно быть, родственница Талии, я сочувственно сказала;
– Зря ты ходишь из-за чужого ребенка. Соседи-то передавали Талин, что ты была. А она ответила: «Учителям деньги платят за это, придет еще». Сама-то я до сих пор не знаю, как открывается дверь в школе, но учителей все же уважаю. А нынешняя молодежь… не поймешь ее. Пожалуйста, не рассказывай никому, я только тебе откроюсь: Талия наша на днях опять вышла замуж, ей сейчас ни до кого. А мальчишка сущий разбойник. Несколько дней и домой не является, ночует у соседей…
Это сообщение очень взволновало Гаухар, она тут же зашла к соседям, у которых, по словам старухи, несколько раз ночевал Акназар. Ее встретили женщина средних лет и дряхлый дед. Узнав, что Гаухар учительница, женщина приветливо сказала;
– Раздевайся, пожалуйста, и проходи к столу. Сейчас поставлю самовар.
– Нет, нет, апа, не беспокойтесь, я на одну минутку к вам.
– Разве можно отпустить учительницу, не угостив чаем? – вмешался в разговор старик. – Не знаю, дочка, как звать тебя… Гаухар, говоришь? Очень хорошее имя. Значит, это тебя так нахваливает наша девочка Зиля? Только о тебе и разговору. Невестка, ты поставила самовар? Я сам уже не могу ходить, восемьдесят седьмой годок пошел. Все надеюсь поправиться к лету. В прошлом году еще хаживал до магазина, нынче совсем сдал…
– А где же Зиля? – перебила Гаухар многословного старца.
– Невестка, где Зиля? Ты ее в магазин послала, что ли?
– Наверно, на улице, отец, где же ей быть.
За чаем Гаухар осторожно спросила об Акназаре.
– О чужом ребенке, Гаухар, нельзя плохо говорить, – отвечала женщина. – На днях Талия, кажется, замуж вышла. В доме у них и без мужика тесно было. Так вот Акназар у нас ночевал.
– Это мать попросила о ночевке?
– Ну, разве Талия придет с просьбой! Гордая очень. Она, наверно, и до сих пор не знает, что иногда Акназар у вас ночует.
– Как же это?1 – поразилась Гаухар.
– Очень просто. Талия уже сколько раз твердила ему: «Твое место в каменном мешке, бандит этакий».
– Ты о ком говоришь, невестка? – опять вмешался старик.
– Да все о том же Акназаре, отец.
– А-а, Акназар… Огонь мальчишка! Если бы по «пал в руки к хорошему отцу, вышел бы из него башковитый человек. Да отца-то нет, вот беда!
– Мальчишке нужен отец, – согласилась женщина. – Что поделаешь. Аралбай был добрый человек, только у Талии характер слишком уж неровный.
– Мало сказать – неровный, – вмешался дед, – правду говоря, без всякого удержу характер. Как-то детом я посоветовал ей, чтоб присматривала за Акназаром. Она аж позеленела. «Ты, говорит, разве еще не подох?..» Опозорила мою белую бороду! Где это видано, чтобы так издевались над стариком! Такой уж человек, что упаси боже. Вот ребенок… Разве ребенок отвернулся бы от хорошей матери? Никогда! Детская душа – она привязчивая.
На следующий день Гаухар велела Зиле остаться после уроков. Девочка, разумеется, не ослушалась, но насторожилась. Она уже знала, что учительница вчера была у них дома.
Акназар крутился возле учительницы и Зили, – как видно, хотел что-то сказать, но не решился. Насупился и вышел из класса.
– Зиля, как ты относишься к своему дедушке? – осторожно начала Гаухар. – Ты случайно не обижаешь его?
– Что вы, Гаухар-апа! Разве можно обидеть дедушку Рами!
– И никогда не кричишь на него?
– Нет же, нет! Он и сам никогда не ругается, Я ведь люблю дедушку.
– Конечно, и маму тоже любишь?
– Да, да!
– Маме трудно приходится – и за тобой, и за дедушкой надо смотреть. Да еще и в больнице работать, Ты, Зиля, помогай маме, слушайся ее.
– Я помогаю, Гаухар-апа. И слушаюсь тоже. Маму и в больнице все любят. Она ведь ни с кем не ссорится. Это тетя Талия злится на всех…
Должно быть сообразив, что сказала неположенное, Зиля вздохнула, потупилась.
Как ни старалась Гаухар, девочка больше не поддерживала разговор, все время молчала, готовая расплакаться. Гаухар приласкала ее успокоила и отпустила домой.
Зиля, взяв портфельчик с учебниками, чинно вышла из класса. Потом слышно было, как она побежала по коридору.
Гаухар остановилась у окна – отсюда хорошо видна улица. Сначала Зиля шла одна, но возле спортплощадки ее догнал Акназар. Вскоре они скрылись за углом.
Теперь ясно. Акназар замыкается в себе, сторонится одноклассников. Он опять дружит только с маленькой Зилей. Но разве это надежная опора. Он и дома одинок. Его не тянет к матери, куда подует ветер, туда Акназар и гнется.
Гаухар в тот же день написала матери Акназара письмо, пригласила зайти в школу. Талия не явилась и на письмо не ответила. Такое же молчание и после второго письма. Что делать? Было чрезвычайно удивительным и странным столь пренебрежительное и легкомысленное отношение к школе. Неужелв мать совсем не тревожило, что ее ребенок иногда по нескольку суток не ночует дома? Пока что он находит приют у соседей, а когда подрастет?.. Он не привык считаться с матерью скорее всего потому, что мать совсем не заботится о своем авторитете. Что же будет дальше?..
Гаухар зашла к директору школы. Не скрывая возмущения, рассказала все, что узнала о Талии.
Бибинур озабоченно выслушала молодую учительницу. Слушала и думала. Не так уж много лет прошло с тех пор, как сама Талия окончила семь классов в этой же школе. Училась, как говорится, ни шатко ни валко. Но в поведении ее тогда не было заметно ничего плохого, девочка как девочка. А потом Бибинур потеряла ее яз виду. За всеми бывшими учениками не усмотришь, для всех не запасешься советами. Да не каждый и нуждается в этих советах. Впрочем, Зеленый Берег не такой уж большой город, где личная жизнь людей могла остаться совсем не известной окружающим. До Бибинур, конечно, доходили слухи и о неудачном замужестве Талии и о ее крайне сварливом, скандальном характере. Но ведь Талия к тому времени уже не была ученицей и вряд ли могла бы прислушаться к словам директора школы.
– Что я могу сказать тебе… – после раздумья ответила Бибинур-апа. – Попробуй еще раз сходить к Талии. Если не подействует, возможно, обратимся, к помощи районо. Судьба ребенка заслуживает хлопот.
Гаухар не поленилась и зашла еще раз к Талии. И опять не застала ее дома.
На следующий день женщина эта сама явилась в школу. Одета по своему вкусу – нарядно, но слишком кричаще. Теперь и в маленьких городах люди стараются со вкусом одеваться. К сожалению, еще не всем это удается. Талия принадлежала именно к таким не удачникам. Она рассуждала просто; «Коль я красива, одежда у меня должна быть дорогой и броской». Впрочем, в школе Талия пыталась держаться скромно, даже приниженно.
Но Гаухар трудно было обмануть. В ее ушах все еще звучали гневные слова тетушки Забиры и деда Рами, обличавшие Талию.
Гаухар сдержанно поздоровалась с посетительницей, предложила ей стул, сама села напротив.
– У вас способный мальчик, – начала учительница, – ему почти все дается сравнительно легко, особенно рисование и диктант. Акназару не составляет большого труда и выполнение домашних заданий. Вообще он до сих пор не запускал учебы. Но опасно вот что… – Гаухар помолчала, стараясь, избежать резких слов. – Мальчик стал замыкаться в себе. Его не интересуют товарищи. По-моему, его нельзя оставлять в одиночестве. Это может кончиться плохо. Мне рассказывали, что были случаи, когда он по нескольку суток не ночевал дома… Это правда?
– Ах! – воскликнула Талия с явно притворным волнением. – Да разве я не знаю этого! Я ведь не чужая ему. У меня голова идет кругом, просто не знаю, как а подойти к нему. Мальчишка весь в отца. Аралбай был своевольный упрямец, каких не сыскать. Что я, женщина, могу поделать с таким непослушным сыном? Самое лучшее – отправить его в колонию, где учат дисциплине. У меня нет больше сил, делайте а ним что хотите.
«Настоящая мать ни при каких обстоятельствах не скажет о своем ребенке так жестко», – сейчас же подумала Гаухар. Она знала Акназара и была уверена, что он совсем не отпетый сорванец. Конечно, озорство входит у него в привычку, как некий протест против того, что он лишен материнского внимания и заботы, дом стал для него чужим. Тут поневоле озлобишься и замкнешься. Но махнуть на него рукой, добиваться отправления в колонию – это в данном случае излишне крутая мера. Мальчик далеко не потерян. Ведь дружит он с Зилей, находит с ней общие интересы». Подумав обо всем этом, Гаухар напомнила Талии о материнском долге, любви. Это верно – воспитывать мальчика – не легкое дело для одинокой женщины. Но если бороться за Акназара сообща, вместе со школой, с учителями….
– Да разве я не понимаю! – закатив глаза, воскликнула Талия. – Я ли не думала об этом! Я ли не надеялась на школу! Голова у меня гудит, как котел. А все от забот о мальчике. Ведь школа ничем не помогает мне. Не знаю уж, к кому обратиться? Разве это мыслимое дело мне, матери-одиночке, воспитывать такого дьяволенка? Если бы он хоть слушал, что ему говоришь, а то ведь знать ничего не желает. Придет из школы, бросит свои книжки – и сейчас же бежать. У соседей есть девчонка по имени Зиля, такая же разбойница. Вот они и сдружились, два сапога пара. Я бы эту девчонку…
– Погодите, Талия… Зиля, по-моему, умная, славная девочка. У нее мать и дед достойные люди…
– Господи, вот уж нашли достойных! – перебила Талия. – Этот зловредный старик всем соседям намозолил глаза. А его никчемная невестка только на то и пригодна, что убирать судна из-под хворых в больнице…
Гаухар вынуждена была резко напомнить ей:
– Вы клевещете на хороших людей. Но будем говорить только о вашем ребенке. Для того вас и позвали сюда.
– Да о нем уже тысячу раз говорено!
– Скажите, где находится отец Акназара? Нельзя ли его увидеть и поговорить? Мы вызвали бы…
– Ха! Лови ветра в поле!
– Но ведь алименты, наверно, получаете?
– Какие-то пятнадцать – двадцать рублей. Прокормить, одеть и обуть взрослого мальчишку…
– Тогда помогите мне переговорить с отчимом Акназара. Вы ведь, кажется, замужняя?
Талия на минут притихла, ее красивое лицо неприятно исказилось, подведенные глаза округлились. Эта учительница не только приходила к Талии домой, она и у соседей побывала… Ну пусть пеняют на себя Талия покажет им, не раз пожалеют, что открыли такой гостье дверь. И пусть учительница не очень-то сует свой нор в чужие дела, а то ей скажут, кто она такая.
– А зачем вам разговор с отчимом? – уже зло спросила Талия. – Какое дело до ребенка человеку, недавно перешагнувшему через порог моего дома?! Да он и не захочет знать моего ребенка.
– Погодите, Талия» не горячитесь. Ведь он не очертя голову женился, небось знал и о ребенке. А если знал, то должен усыновить его, заботиться о воспитании.
– Как же, станет он заботиться о чужом приплоде!
– Но ведь нельзя так беззаботно рассуждать, Талия. Акназара нужно воспитывать. Повторяю – давайте вместе подумаем об этом.
– Нечего зря ломать голову, как жил Акназар, так и будет жить.
Казалось, нет смысла продолжать разговор. Но Гаухар еще довольно долго не отпускала вздорную женщину. С трудом сдерживая себя, ни на минуту не забывая о долге учительницы, она всячески увещевала Талию, снова и снова взывала к материнскому чувству, указывая на добрые примеры материнства. Наконец твердо заявила; не может быть и речи, чтобы отправить Акназара в колонию.
Талия не хотела ничего слушать, твердила свое:
– Я выбилась из сил! Этот негодяй не слушается меня!
Исчерпав все доводы, Гаухар сказала напоследок:
– Вы слишком взволнованы, Талия, и наговорила много неуместных слов. Я понимаю, вам тяжело. И с одной встречи трудно что-либо решить. Вы еще подумаете, посоветуетесь с близкими вам людьми, и в ближайшее время мы вернемся к начатому разговору. Школа сделает для вашего сына все необходимое, но и вы не уходите от материнских обязанностей.
Хотя Талия пришла с заведомым намерением «как следует распушить учительницу» и временами готова была по-настоящему расшуметься, но своим терпением Гаухар все же сдерживала и обезоруживала ее. Уходя из школы, Талия была недовольна собой, ворчала сердито: «Ишь, не могла как следует отчитать эту тряпичную куклу. Спросила бы ее: «Скажи-ка, голубушка, почему муж бросил тебя?» – вот она и прикусила бы язык, «Подумайте, посоветуйтесь…». Так и послушали тебя! Нечего мне думать, коль обо всем передумано. Все равно не будет по-твоему».
Гаухар, совершенно обессиленная, зашла к директору. Настроение у нее было скверное. Вульгарная, морально распущенная женщина глубоко оскорбила ее своим вызывающим, циничным поведением. И хотя Бибинур нездоровилось, она при виде взволнованной Гаухар приготовилась выслушать ее.
Но в кабинет неожиданно вошел высокий узколицый человек, одетый в пальто с серым каракулевым воротником; такую же серую каракулевую шапку он держал в руке. Глаза у него внимательные, живые. Он очень приветливо поздоровался с Бибинур, выжидательно смотрел на Гаухар.
– Это наша новая учительница, приехавшая из Казани. Я уже докладывала вам о ней, – объяснила Бибинур. – Гаухар, познакомьтесь – это товарищ Агзам Ибрагимов, заведующий районо.
– Да, да, я слышал о вас, – подтвердил Ибрагимов, пожимая руку Гаухар. – Очень рад познакомиться. Но вы, кажется, чем-то расстроены?
