Текст книги "Отдел странных явлений: Лесоморский детектив"

Автор книги: А. Котенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)

– Но как работать и не попадаться на глаза боссу? – пожал плечами программист. – Шапку-невидимку за счет заведения не предоставите?

Оно и верно: каждый день ходить на работу, натыкаться на начальника. А когда его внимание привязано исключительно к Юле, не удастся тихой мышью сидеть в крошечном кабинете незамеченным и ковыряться в списках правонарушений по части ОСЯ.

– Могу предложить командировку, – улыбнулась Марго. – Три недели. За это время я помогу вам разобраться с предполагаемой легендой исчезновения Юли.

– Какой резон вам помогать во лжи? – нахмурился Дураков.

Вполне ожидаемый вопрос. Я никак не мог понять выгоды, которую видела в нашем отъезде госпожа Иванова.

– Вам этого не вспомнить, ребята, – чуть заметная улыбка скользнула по ее лицу. – Тринадцать лет назад я имела честь общаться и с Ваней, и с Небом. Что вы так удивленно смотрите на меня, мальчики? Да, ваши невероятные приключения начались, в девяносто четвертом году. Ване было десять лет, а Неб… я его запомнила как призрака неопределенного возраста, блуждающего по своим снам.

Я рот открыл от удивления. Так вот, почему мне этот мир показался немного знакомым, и я подумал, что попал в давнишнее воспоминание. А когда стража привела в тронный зал плененного Ивана, мне почудилось, будто мы с ним давно знакомы. Анхесенпаамон помогла мне забыть те детские кошмары, спасибо ей за это, иначе бы я умер. Но сны затаились в глубине сознания и помогали мне идти по жизни. Подумать только, если бы где-то в недрах души не шелохнулось нечто забытое, я бы не раздумывая приказал скормить Дуракова крокодилам и подписал бы этим самым смертный приговор и себе, и всему миру. Из воспоминаний меня вывел деловой тон Марго:

– Так о командировке.

Нам предстояло через две недели отправиться в Потьму, что в восьми часах езды на жестянке (это я так машины сперва звал) от Москвы. В одном детском лагере 'Березка', в пятнадцати километрах от города, творилось Апоп знает что. Как выразилась Марго – чертовщина. До поры до времени это был банальный пионерлагерь, пока однажды ночью там не пропала вожатая Оксана Барсукова. Думаю, что такое пионерлагерь, мне в скором времени объяснят. Насколько я понял из слов Ивановой – это некий дом для детей, где они отдыхали в свободное от учебы время. Интересно, однако. Неужели родителям не нужна помощь по хозяйству, если они отправляют детей после учебы отдыхать? Ладно, в устое жизни России еще разберемся.

– Ой, – икнул Иван, – хорошее дельце для программиста, как раз по специальности моей магистратуры. Гы!

– Не хотите – сама расследую, – пожала плечами Маргарита. – Но и вы без моей помощи будете разбираться, как вам обвести Шаулина вокруг пальца в следующий раз. Не факт, что мне захочется вас покрывать.

– Мы… – Дураков думал совсем недолго и ответил за всех. – Мы согласны.

– Так вот, Барсукова пропала пять дней назад. Никто ничего не видел. Дети спали! А на следующую ночь прикатился гроб на колесиках и увез еще двух девушек-вожатых… Позавчера черная простыня утащила их коллегу из первого отряда. А вчера…

От орлиного глаза начальства ничего не скрыть. Иван стоял, прикрывая рот рукой, чтобы не рассмеяться. Когда еще доведется увидеть начальницу, рассказывающую страшные детские байки. Я, в отличие от друга, сидел и внимал каждому слову, широко раскрыв рот. Ну и странная тут мифология. Самое главное, какая-то она бессмысленная и беспочвенная: похищать людей и питаться ими. Интересно было бы узнать исторические вехи этих сказаний.

– Это не смешно, агент Дураков, – обреченно вздохнула Маргарита, – а что вы сделали б, окажись там ваши дети?

– Простите, – буркнул тот, покраснев, – но дело такое… странное.

– Как и все в нашем отделе, – улыбнулась заместительница начальника. – За три года пора бы привыкнуть!

И пока никто из нас не успел еще чего-нибудь ляпнуть, Марго объяснила, что внедрит меня (то есть, Юлю) и Ваню в качестве вожатых в один из отрядов. Что мы должны делать, она так и не объяснила, но друг поклялся, что за две недели подготовки всему научит и что эта работа мне придется по душе. Успокоил. Кому-кому, а Дуракову я верю.

– Знаете, госпожа Иванова, – галантно улыбнулся программист, – вы всегда делаете предложения, от которых невозможно отказаться.

Ведьма-манипуляторша кивнула в ответ.

Вожатый – оказывается, замечательная должность. Это начальник над всеми детьми: туда не ходи, сюда ходи, это ешь, это в рот не бери, подготовься к состязанию, плавай в речке не больше пяти минут, по ночам спать! Можно и еще много запретов и дозволений придумать. Бедные дети, их ограничивают во всем. Правда, для их же блага.

Те две недели, что мы ждали своего заезда, Иван подробно исследовал произошедшие в лагере случаи, пытаясь найти в них что-то общее. Если верить показаниям детей, которые таки не спали в положенное время, странные явления происходили между двумя и тремя часами ночи и направлены были исключительно против девушек-вожатых. Ни один парень не то, что не пострадал, но и не стал свидетелем случившегося. Интересная закономерность, но что из этого следует?

Мне скучать, вообще, не приходилось. Шаулину было сказано, что Юля заболела и ходит целыми днями по врачам. Благодаря магии Иры начальника удалось убедить, будто его дочь страдает чем-то заразным. От одной проблемы избавились – другие накатили.

На третий день моего пребывания в этом мире мне довелось сдавать экзамен в Московском государственном техническом университете имени какого-то великого человека. Любят в этом мире называть заведения и улицы в честь выдающихся личностей, мол, таким образом память о них увековечивают. Отправился я на сие мероприятие по простой причине: если Юля пропустит экзамен, отец явно заподозрит неладное. Зная о моих способностях читать что угодно из любого закрытого источника, Ира пришила мне с изнанки на подол маленькие бумажки, называемые шпаргалками. Достаточно было вытянуть билет у старца, восседавшего за столом у двери, положить левую руку на бедро, где и припасли мне кладезь мудрости, списать оттуда все дословно и прочитать оному старцу. О, боги, за что мне это наказание? В проектировании программных продуктов для сетей сотовой связи я совершенно ничего не понимаю. Чем отличается синус от косинуса – не представляю, и рассказывать о том, как передается глас Бога в маленькую коробочку с десятком кнопок, для меня практически невыполнимая задача.

Но я прочитал все, что от меня требовалось мелодичным голосом, спасибо моему колье, доставшемуся в наследство от отца. Не знаю, на каком заклинании действовала эта штуковина, но с ее помощью создавалась иллюзия, будто голос мой – женский.

Да, старец поверил, что перед ним Юля, а не Неб из древности. С однокурсниками моя двойница, судя по всему, дружбы почти не водила, потому что меня в компании Ивана и Кирилла-Саурона восприняли как должное и не попытались пообщаться. Честно говоря, спроси меня молодые люди о чем угодно, ляпнул бы глупость или сослался на имя одного из богов, что тут не принято.

Целую ночь перед экзаменом я только и делал, что учился читать незнакомые слова без запинки. А их половина билета. Старец, экзаменующий молодежь, оказался доволен моими знаниями и задал дополнительный вопрос. Да сожрет этого мудреца Апоп. Я положил обе руки на колени, но ни в одной шпаргалке не присутствовало ответа. А он, улыбаясь, задает наводящие – мол, это было в курсе какого-то матана в теме 'ряды Фурье'. Если бы мне еще сказали, что это за курс и кто такой Фурье, был бы благодарен. Самое главное, что ж это за ряды такие знаменитые?

Одним словом, мудрец, буркнув, мол, девочка разволновалась, расписался в моей зачетной книжке, что и требовалось Ивану. А я постарался побыстрее покинуть университет, потому что сокурсники Дуракова как-то подозрительно начали коситься в мою сторону. Я сел в машину Юли и уже через десять минут был дома.

Да, о машинах. Славные, оказывается вещи: руль, рычаг и три педали – все, что нужно для счастья. Не понимаю, почему здешние учатся управлять этим жестяным корытом целых три месяца и частенько заваливают экзамены в каком-то ГАИ. Лично мне хватило и часа, чтобы понять, как эта штука ездит и разворачивается. Намного, кстати, проще колесницы. Следующие сутки ушли на то, чтобы обвыкнуться с большими скоростями. Поначалу кружилась голова, но это быстро прошло. А когда мне объяснили, сколько лошадей неведомый мне маг припрятал под капотом, восторгу моему не было предела. Но когда я оный капот открыл, ни одного коня там не обнаружилось: какие-то трубы, банки и непонятные грязные железяки, в которых мне разбираться пока не хотелось.

Сев за руль жестянки, я ощутил, что чувствую город целиком. Огромное скопление водителей на многочисленных улицах Москвы. Кто-то стоял, кто-то ехал на всех парах, в каких местах поблизости очереди, а где аварии, – вся информация предстала перед моим магическим взором словно на картинке. Я чувствовал, куда мне ехать, чтобы не застрять в пробке (а в этом городе по утрам и вечерам на многих улицах скапливались кучи жестянок), как обойти нерадивого водителя и увернуться от пьяницы, незнамо зачем усевшегося за руль. Я мог мчаться по городу на всей скорости, которую только позволяла развить черная 'Тойота' Юли Шаулиной. И мне это нравилось. Все же есть в будущем человечества много хороших вещей. По правде говоря, мне приятнее было кататься на жестянке, нежели во чреве синего ревущего змея, ползающего под землей по наперед заданной схеме.

В свободное время я отправлялся в район Чертаново и стоял под окнами одного высокого белого дома, обреченно глядя на один балкон пятого этажа. Там жила моя Маш-шу. Я предпочитал наблюдать за ней со стороны, потому что мне сказали, будто она шокирована и напугана, и лишних переживаний ей сейчас не нужно. Но однажды я решился и вышел из-за угла.

– Призрак Неба, – она потупила грустные карие глаза, – преследует меня везде. Даже во снах. Уйди.

– Я настоящий, – протянул я к ней руку, но девушка отстранилась.

– Если прикоснешься, я тоже стану привидением.

– Нет, отчего? – печально улыбнулся я.

Да, я в Чертаново не играл роль Шаулиной. Я переодевался в брюки и рубашку, отколупывал накладные когти, смывал косметику, в этом мире мужчины не подводили глаза, и мне было все равно, если кто-то увидит меня не в Юлином обличье.

– Неб умер, – словно заученную фразу, сказала Маш-шу.

Я знал, что в энциклопедиях это так. Но как убедить любимую девушку, что три с половиной тысячи лет назад в Кемете похоронили чужое тело. А я – вот он, стою перед ней и хочу ее обнять.

– Нет, я жив, – наивно, боги, но я не мог придумать, что сказать любимой девушке.

– Ты врешь. Опять врешь. Как тогда, про работу.

Мне стыдно за недомолвки, что были у нас три с половиной тысячи лет назад. Она так и не захотела принять мои объяснения, не поняла, зачем я скрывал от нее о своем положении в обществе.

– Я никогда не вру женщине, которую люблю, – зажмурившись, выпалил я и почувствовал, будто меня обдали горячей водой.

Когда я открыл глаза, заплаканная Маш-шу стояла напротив. Поверила? Наверное, нет.

– Боги почему-то решили, что мне будет лучше в Москве, – развел я руками.

Она ничего не ответила. Только кинулась мне на шею, и я снова ощутил дурманящий запах ее духов. Мои руки сами собой сомкнулись у нее за спиной, и я первый раз за несколько дней поцеловал любимую девушку. Я так хотел, чтобы она жила со мной. Жаль, что в личине Юли я не мог себе этого позволить.

Словно юркая кошка, Маш-шу выскочила из моих объятий.

– Какой реальный глюк, – шепнула она и, развернувшись на каблуках, бросилась прочь.

Все-таки не поверила. Опять. Ладно, у меня до отъезда в лагерь 'Березка' еще целая неделя. Есть время, чтобы так называемый 'реальный глюк' не только поцеловал ее у входа в подъезд, но и подарил цветы и, быть может, придумал что-нибудь еще. Только вечером меня ждал неприятный разговор с Иваном. Он объяснил, что Маш-шу очень страдала, когда вернулась домой. Девушка считала меня давно умершим, оно и ясно, почему. И Ира поспешила околдовать ее. Теперь, пока действие заклятья не развеется, моя любимая будет воспринимать меня исключительно белым полупрозрачным призраком в кеметской одежде. И так в течение месяца. Придется запастись терпением. А между тем наш отъезд в детский лагерь неотвратимо приближался.

– Какой русский не любит быстрой езды? – открыв окно и развалившись на переднем сиденье, пропел Иван.

Мимо нас проносились огромные дворцы на окраинах Москвы, территории, огороженные потрескавшимися серыми заборами и густые парки. Я, наслаждаясь скоростью, которую сумел развить на жестянке, именуемой 'Черной Тойотой', сидел, вытянув руки, изредка корректируя курс.

– Неб, сверни на Волгоградский проспект, – лениво бросил товарищ, указывая налево.

Никаких проблем! Пару раз кручу руль, и вот мы уже мчимся по широкой автостраде прочь из сумасшедшей столицы. Не пойму только, чего это на меня так взъелась блондинка на красном 'Форде', когда я виртуозно повернул у самого ее носа. Иван ворчал, будто мы могли врезаться. Какие люди из далекого будущего запуганные! Этого бы не произошло, Амоном клянусь. Я ж не собирался тормозить.

Зато после случившегося мне пришлось выслушивать целую тираду о правилах дорожного движения, которые для всех писаны, за исключением автомобилей с синими мигалками и истошными пищалками. Да, знаю, читал по вечерам, когда друзья оставляли мне одного в Юлиной квартире. Скучнейшая, надо сказать, книга. Пускай и с кучей картинок, из которой я вынес одно, самое главное правило: если катишься по главной дороге, у тебя приоритет.

– Это за пищалку сойдет? – что есть мочи я надавил на клаксон.

– Тебя за ненормального посчитают, – скептически заявил Иван, которого я отвлек от важного занятия – общения через глас Бога с его любимой Ирой.

Семенова, надо сказать, тоже хотела отправиться с нами, но Маргарита категорически воспротивилась. Она оставила новоиспеченную колдунью в офисе, чтобы та работала с какими-то важными бумагами. Так что мой друг и напарник обещал звонить любимой чуть ли не каждый час.

А когда мы выехали за город, то скоро познакомились с одним не очень приятным для водителей видом стражников, гаишником обыкновенным. Человек в форменной одежде: ярко-зеленом жилете, черных штанах и с полосатым жезлом. Создается впечатление, что этот предмет – символ безграничной власти на дорогах.

Иван положил мне руку на плечо и попросил притормозить и проехать мимо первого встреченного нами на обочине стража как можно медленнее. Шестьдесят километров в час – это так скучно, но я послушался, и гаишник лишь одобрительно махнул нам палкой вслед.

– Юлия Антоновна, – шутливо заявил напарник, – вам не следует лишний раз попадаться на глаза зеленым гусеницам.

Последнее, как я понял, относилось именно к человеку с жезлом. Да, в этом Ваня прав: если меня арестуют и начнут допрашивать, я, конечно, до поры до времени стану гордо хранить молчание. А когда пытать будут? Тут-то мой женский парик с головы и свалится. О дальнейшем мне не хотелось и думать.

Но как только добрый гаишник скрылся за горизонтом, я снова надавил на газ. Чего там шестьдесят? Полторы сотни – минимум. Будь дорога получше, и на двухстах бы проехал, а то колдобины сплошные. Подвеску жалко.

Следующий встреченный нами на трассе гаишник, ругнувшись под нос, бросил полосатую палочку под ноги. Очередные нарушители правил дорожного движения ушли у него из-под носа. Крутые, небось, богатые, хоть и на Тойоте Королле, а не на шестисотом 'Мерседесе': мчатся практически на пределе и никого не замечают. Эх, такая добыча ушла. Я даже не обратил внимания, зато Иван принялся красочно живописать, как страж докладывает дорожному инспектору на следующий пост, мол, скоро мимо пролетит черный автомобиль, и что водителю можно выписать крупный штраф или лишить прав. Права – это такой розовый квадратик с портретом Юли. Я бы не расстроился, если бы у меня забрали эту штуку. Меньше хлама в карманах. А то нарушаю тут Маат с чужими документами. Одно останавливало – не хотелось особо светиться перед Шаулиным. Поэтому я решил во что бы то ни стало сохранить Юлины права у себя.

– Прекрасно рулю и на такой скорости, – пожал я плечами.

– Только дорожный патруль об этом не знает, – усмехнулся товарищ, – и вообще, Неб, был бы поосторожней, на трассе хватает неадекватных долбо**ов. Если один из них в нас врежется – все, всмятку, ни одна подушка не спасет.

– Совершенно верно, – улыбка украсила мое лицо, – она ж не живая. Я спасу.

И резко крутанул руль, чтобы объехать какого-то недоумка, как по заказу несущегося навстречу.

– Накаркал! – переведя дух, оглянулся Иван вслед белым 'Матизом', вихляющим с одной полосы на другую.

Все будет замечательно. Не зря я с детства учился управлять колесницами. Тут все намного проще, даже два зеркала заднего обзора перед глазами имеются.

– Предел девяносто, а мы, стопудово, больше сотни несемся! – выл товарищ, который раз пять пытался сдать на права, но заваливал 'Город'. – И вообще…

Программист ткнул в окно. Прямо на нас с поросшей травой проселочной дороги выехал милицейский автомобиль, преграждая путь. Похоже, Дураков оказался прав, и нас поймали. Признаться честно, совершенно не понимаю, зачем покупать машины, которые могут гнать на большой скорости, а разрешать ездить в три раза медленнее заявленного. Наверное, чтобы больше мзды насобирать с водителей вроде меня, не иначе. Жаль, я не владыка этих земель, а то бы издал указ с новыми ограничениями на скорость автомобилей. Не то ж я усну за рулем на девяноста километрах в час. И врежусь в какой-нибудь столб.

Ничего не оставалось, пришлось затормозить. И тут же в окошко ко мне влезла наглая физиономия инспектора.

– Девушка, ваши права.

Я лукаво улыбнулся, подмигнул этому немолодому мужчине и достал из нагрудного кармана пластиковые карточки.

– Юлия Антоновна, – протянул гаишник, демонстрируя датчик, кстати, вверх ногами, – нарушаете правила. Согласно показаниям радара ваша скорость составляла сто пятьдесят, плюс-минус пять километров в час, в то время как на данном отрезке разрешено движение не больше девяноста.

– Ноль пятьдесят один километр в час, – протянул Иван, глядя на прибор, – чего врать-то, будто раза в три больше.

Гаишник фыркнул и перевернул радар.

– Еду как могу, – надулся я, – месяц назад только научился. Медленно как-то.

Иван бросил испуганный взгляд в мою сторону, а потом уставился на гаишника. Неладно дело.

– А права, гражданочка, вам выданы три года назад. И у меня такое чувство, что сегодня – последний день в их жизни. Пройдемте, составим протокольчик.

– Нет-нет, все правильно, – нашелся я, – эта развалюха у меня чуть меньше месяца, я до этого на колеснице ездил…

И тут я понял: Юленька не заметила и ляпнула о себе как о личности мужского пола. Да еще и про древний вид транспорта зачем-то помянула. На который, кстати, не требуется пластиковых прав. Я не представлял, что теперь делать, и закрыл рот рукой. Но гаишник, посмеявшись, пригрозил пальцем, послал мне воздушный поцелуй и чуть слышно буркнул:

– Пройдемте, выпишем вам розовую бумажку, с любовью от ги-бэ-дэ-дэ.

Приехали. Таки решил отобрать мое сокровище, доставшееся от Юли Шаулиной. Надо срочно что-то придумать. Выход весьма прост – необходимо поставить человека в нестандартную ситуацию. Чем я и решил заняться.

Как только мы оказались наедине, патрульный сквозь зубы процедил:

– Триста баксов, или в рублях по курсу Центробанка, и катитесь от меня подальше.

Похоже, мне повезло, затуманенный желанием наживы разум гаишника не воспринял мои оговорки. И ему все равно, хоть я на колеснице ездил, хоть верхом на ишаке, хоть 'Оку' разгонял до сотни, лишь бы штраф у водительницы запросить. Только расставаться с деньгами мне хотелось еще меньше, нежели с Юлиными правами, поэтому розыгрыш продолжался. Я подмигнул стражу порядка и, не переставая изображать прекрасную даму за рулем, заявил:

– А у вас приказ от начальства-то есть?

– Вот, – протянул мужчина в зеленом жилете скомканную бумажку.

Читаю дословно: 'Дежурство на сорок седьмом километре Рязанской трассы'.

– Но тут ничего не сказано о том, что вы должны выписывать штрафы, стоя поперек одной из полос, мешая дорожному движению. Я уже не говорю о вон той ёлке, – я ткнул в сторону густого дерева на обочине. – Вы уверены, что дежурите в правильном месте?

– Да-да, – кивнул мне инспектор, тыча в синенькую табличку с числом 47. – Гражданка Шаулина, выпишем протокол о превышении скорости на шестьдесят километров в час, права ваши…

– Нет-нет, – прервал я его, но мужчина извлек тонюсенькую дощечку с прикрепленной к ней стопкой бумаг и принялся писать, переспрашивая год рождения, интересуясь пропиской и местом работы… – Позвольте я сама заполню.

– Не положено, диктуйте.

Ладно, видят боги, сам напросился. И я выпалил ответ сразу на три вопроса: 1351 год до н. э., дворец города Уасет и Владыка Обеих Земель. Инспектор послушно записал мои слова и протянул листок мне на роспись. Я с превеликим удовольствием поставил заключенное в картуш тронное имя и вернул протокол задержавшему мою нескромную персону человеку. Улыбнувшись, гаишник принялся перечитывать, как вдруг его лицо побелело, брови сошлись на переносице, и он просмотрел весь листок заново.

Эффект не заставил себя долго ждать. Страж подозрительно сощурился и почесал в затылке, изучая мои каракули, а я тем временем вернулся к машине и устроился на водительском месте. Благо, Юлины права пока оставались при мне. Ясно, что такой протокол не входил ни в какие известные гаишнику рамки и предъявлять это для регистрации он вряд ли решится. В крайнем случае, потребует указать нечто более соответствующее привычной ему действительности. Хотя я не продиктовал ни одного слова лжи. Не объяснишь же инспектору, что он задержал на трассе пришельца из прошлого. Думаю, вообще, он таких как я не встречал. А историю давно минувших дней, слава всем богам, забыл. Самое время жать на газ и ехать подальше, да вот автомобиль гаишника мешается поперек дороги. Не составляет труда объехать по встречной, но если мне к превышению скорости еще и пересечение двойной сплошной запишут… вряд ли я в грядущем еще раз сяду за руль.

– Эээ… психбольница находится… – начал было пришедший в себя после тягостных раздумий гаишник, заглянув в окно, но я ему не дал договорить.

Это ж так оскорбить Владыку Обеих Земель, назвать его умалишенным и порекомендовать отправиться в дом терпимости. Но закончил за меня начатое Иван:

– Мы прекрасно знаем. И, представьте себе, туда и торопимся. А вы задерживаете… Да, кстати, мы тоже при исполнении.

Друг извлек из кармана свой волшебный пропуск и помахал им перед взором инспектора.

– Э… простите, сразу бы с этого и… – заикаясь, бухтел мужчина. – А то… и без спецсигналов…

– Да так, проверить решили, – пожал плечами Иван, пряча удостоверение. – Верно службу несете. Похвально! Но сорок седьмой километр, где вы по приказу штрафовать обязаны, находится на пятьдесят метров дальше вашего теперешнего местонахождения.

Обрадованный теплыми словами в свой адрес, гаишник скомкал мой сумасшедший протокол и сунул его в карман, видимо, в качестве страшилки на ночь перечитывать будет или шутки ради кому продемонстрирует.

– Симпатичная девочка, жаль, что сумасшедшая… И как таким права выдают, – буркнул инспектор себе под нос, а потом поплелся к своему жигуленку и откатил его на обочину.

Не желая продолжать представления, я сорвался с места и был таков. К сожалению, некогда читать его мысли, а то интересно было бы покопаться в голове этого индивида.

Наверняка он сообщил номер подозрительной Тойоты на следующий пост, желая, чтобы я так же пошутил и над его коллегами. Но, увы, меня ГИБДД не очень-то интересовала. У нас командировка, дел уйма. Да помогут нам боги. К тому же мой путь лежал вовсе не мимо следующего поста дорожной инспекции.

– Сворачиваем! – вдруг предложил мне Иван, показывая на узкую не покрытую асфальтом дорогу.

Но вопросы 'зачем это надо' он безапелляционно заявил, что там милиции меньше и до лагеря, судя по GPS-навигатору, получится намного быстрее. Колдобины проселочной дороги – это кошмар. И пастух, взиравший на нашу Тойоту с берега небольшой речушки, и девочка, торговавшая огурцами на обочине, и полная женщина с бутылью воды под синим навесом с надписью 'Нижнее Гадюкино' провожали нас с тоской во взгляде, словно мы единственные завернули на эту дорогу за последние несколько дней.

– …и сказала мама девочке, – голосом рассказчика ужасов шептал Иван. – Не вешай на окно черные шторы. Но девочка не послушалась и повесила. А занавески те были с носом, глазами, руками и ногами. И как только девочка спать легла, они слезли с окна и задушили ее.

– Нет ничего повеселее? – зевнул я. – А то уже два часа мелешь: сняла девочка гольфики, а там вместо ножек косточки. Или это: когда мама вернулась домой, то нашла труп девочки, а во рту у ребенка – колёсико от гробика. Это не мифология, а Сетовы байки какие-то.

– Что поделаешь, таков жуткий детский фольклор, в котором нам предстоит разбираться ближайшие три недели, – скептически заявил Иван, – значит, в черном-черном городе есть черная-черная улица…

– У них остальные краски закончились?

– Считается, что так страшнее, – пожал плечами друг. – Если все черное… И приедут в жуткий лагерь два аццких вожатых на черной-черной Тойоте… да начнут непослушных крокодилам скармливать, хе.

К вечеру мы, наконец-то, добрались до лагеря. К этому времени я успел выучить все байки из жуткого фольклора, что с большим энтузиазмом рассказывал мне Иван. Глупость несусветная, а не мифология. Смысла – никакого. Правда, Дураков упоминал, что эти россказни появились в народном творчестве лет семьдесят назад, в связи с кровавыми событиями в жизни страны. Те времена давно прошли, но жуткие сказки остались, только народ позабыл об их корнях.

Вообще, в параллельных пространствах, судя по рассказам госпожи Марго, существуют все людские фантазии. Одно не понятно, почему мир страшилок, придуманный дедами теперешних детей, вдруг решил ворваться в реальность. Это нам с Иваном и предстояло выяснить. И, по возможности, найти тела пропавших вожатых.

Смеркалось. Густые кроны берез окрасились в черный цвет, когда мы подъехали к высоким деревянным воротам. Сверху они были украшены фанерными шлемами и копьями из русских сказок, а на покосившемся столбе красовался круглый дорожный знак, белый с красным ободком. На нем кто-то ради шутки написал тонкими черными буквами 'Осторожно! Дети!

Выйдя из машины, я вдохнул полной грудью. Какой чистый воздух! И, главное, не вонючий, как в Москве. Не пойму, как люди могут жить в столь грязном городе и говорить, будто им это нравится.

Тихо шелестели листья высоких подмосковных деревьев. Нет, они ни капли не походили на растительность в садах Уасета. Наиболее распространены здесь березы – такие белоствольные деревья с не очень крупными листьями. В честь них, кстати, и назвали лагерь. А еще изредка в лесах встречались ели и сосны – колючие и менее высокие. Были еще всяческие знакомые мне по московским улицам клены, дубы и разнообразные кустарники. Но в окрестностях 'Березки' таких деревьев не росло.

Над неохраняемыми воротами покачивался тусклый фонарь, освещая лужу, в которой сидела и истошно квакала крупная жаба. Иван толкнул одну из створок, и она с жутким скрежетом отворилась. Ну кто там крепость-то охраняет, тем более с детьми? Да эти ворота любой неприятель пинком выбьет. А сторожа местного, пожилого крестьянина, который ростом мне до плеча, легко повяжут и выгонят куда подальше.

– Здравствуйте, гости дорогие, – поприветствовал тем временем нас дед. – Зачем пожаловали?

Он опирался на черный жезл, закругленный сверху, и очень сильно горбился. Если этот человек и есть стражник, то работает на своем посту уже не один десяток лет. Пока я с любопытством изучал длинную кудрявую бороду старика, его головной убор, из которого торчали две ромашки, и засаленное темное пальто, Иван успел доложить стражнику, что прибыли мы на работу и зовут нас 'Ваня и Юля', мы московские студенты с хорошими рекомендациями.

– А я Трофимыч, – протянул дед руку моему другу, – сторож ихний. Уж не знаю, что уголовный розыск тут разнюхивает, но зуб даю, ни один негодяй мимо меня не проходил!

И дед улыбнулся единственным кривым зубом, а потом покосился на стоявшую рядом с его крошечным домиком ржавую лопату. Да если бы я в Кемете приказал вот так снарядить охрану, в государстве бы каждый день по фараону убивали.

– Проходите в штаб, – дед указал в сторону тускло поблескивающего в глубине леса окошка.

– Это и есть дворец начальника? – догадался я.

– Ну… – протянул Трофимыч, – дворец – это слишком громко сказано, но коттедж…

Не знаю, что это за слово такое. Но когда мы устроили машину на стоянку и подошли к домику, не намного превосходящему размерами конуру деда Трофимыча, я погрустнел. Это ж из столицы мы попали в какую-то деревню!

Не успели мы постучаться в келью, как к нам вышел немолодой человек, далеко за пятьдесят. Он носил черные джинсы, серые кроссовки и длинную клетчатую рубашку навыпуск. Не знаю, как Ване, но мне абсолютно не получилось разглядеть лицо этого индивида: и темновато было, и из-под большого козырька головного убора, именуемого кепкой, высовывались лишь длинный нос и козлиная бородка.

– Ипполит Кощеенко к вашим услугам, – протянул он руку Ивану.

– Иван Дураков, – представился тот, – вожатый третьего отряда, а это Юля Шаулина, моя подруга и помощница, мы магистранты из Московского государственного тех…

– Не важно, – отмахнулся Ипполит, – какая разница, где вы учитесь, главное, чтоб люди были хорошие. Проходите, не задерживайтесь на пороге. И так припозднились.

Ну да, на машине добирались, а не в чреве зеленого змея Электричко (так, вроде бы, назвал его Иван, наверное, этот змей – родственник синего монстра Метро), как остальные вожатые. Некоторые еще любили кататься на небольших желтых газелях по имени Маршрутко.

Когда мы зашли к директору, там уже сидело восемь молодых людей, прибывших работать на новую смену. Судя по тому, насколько беспечными выглядели девушки, ни одному из ребят не поведали о странных происшествиях в предыдущей смене. Мы с Иваном деловито осмотрели четырех парней и стольких же девушек, но ничего подозрительного не заметили. Обычные студенты.

Скрестив руки на коленях, я сосредоточился и принялся изучать присутствующих более подробно. Теперь я видел не только внешнее обличье окружающих, но и их ауры: у каждого своего цвета. Чьи-то оттенки мне очень не понравились и насторожили: как таких людей могли допустить к работе с детьми. Например, девушка, которая сидела от меня по правую руку, явно весьма долго лечилась от неизвестной мне болезни, связанной с нервами. А молодой человек напротив совершенно не обладал чувством ответственности. Хорошо, меня сюда пригласили не выявлять профессионально-непригодных вожатых, а защищать девушек от странной опасности, о которой мне пока известен единственный факт: нечисть не проходила мимо деда Трофимыча.