Текст книги "Отдел странных явлений: Лесоморский детектив"

Автор книги: А. Котенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)

– Спокойняк, гражданочка, – успокоил ее Иван, – наш отдел вам поможет.

Она не сводила полных надежды глаз с высокого стройного парня в расшитой белой рубашке. Как вовремя, однако ж, забрел в их забытый всеми дом странник из тридесятого царства. Да и старик слез с печи и уселся неподалеку. Он достал из ящика в столе чертежи: 'Колобок – вид спереди, сбоку и сверху'. Он внушал нам, что с этим наглядным пособием будет легче найти их единственное любимейшее дитя.

– Эй, – одернул я товарища, – зачем нам еще одно дело, у нас и своих невпроворот.

– А чего не помочь добрым людям? Кстати, в итоге мы, может, лису на воротник поймаем… А еще… нам бы искупаться не мешало…

В этом Дураков абсолютно прав! От нас несет кислым молоком, у меня вся одежда в корочках от киселя, а руки Ивана – в грязи от улья. Увлекшись поисками верной тропы в лесу, мы совсем забыли об этом. Ради возможности искупаться в теплой ванне да одежду постирать, я готов любого колобка по виду в профиль отыскать, бантиком перевязать и торжественно вручить пожилым людям.

– Согласны, – вышел я вперед с невозмутимым выражением на лице, свысока окинув взглядом хозяев, – вернем вам Колобка, если вы подскажете, где б нам помыться с дороги.

– Баньку, да, истопить бы, – подхватил мою мысль Дураков, а Милли как-то подозрительно жалась у косяка.

Баня – это русская народная помывочная. Такого у нас в Кемете отродясь не было и быть не могло по одной простой причине: духота у меня на родине почти всюду, и мытье в душном деревянном домике способно не лучшим образом повлиять на здоровье. Старики построили свою баню на берегу небольшого притока молочной реки, что брал свое начало на вершине горы имени Добрыни. Ее кристально чистые воды бешеной струей летели в низину, а тут, среди леса, успокаивались и размеренно бежали до водораздела с молочной рекой, который, к счастью, находился несколько дальше обиталища бабки и деда.

Не кинься мы в домик, а пройди немного, можно было б искупаться в освежающей воде без общения с лесными отшельниками. Не пришлось бы Колобка искать. Но когда я познал русскую баню с ее березовыми и пихтовыми вениками, я готов был бабке целую роту Колобков привести в благодарность! Но обо всем по порядку.

Как только старик прикрыл дверь бани, закутанная в белое полотенце Милли уселась на скамеечку, рассматривая деревянные ковши и березовые веники, развешенные на стенах.

– А мы с мамой были в сауне, – похвасталась она, – только там не было веников. Зачем они тут? Чтоб этими паршивыми березами воняло?

Пока она рассуждала о том, как ей надоели одинаковые белоствольные деревья, она не заметила, что Иван сорвал березовый веник со стены и взглядом показал мне на хвойный. Ну, просит, возьму. Дальше я беспрекословно слушался знатока русской бани, Дуракова. Не по-доброму сверкая глазами, похлопывая веником по ладони, Иван направился в сторону девочки.

Я тоже хлопнул распаренным веником по руке. Как ни странно, совершенно не больно, даже приятно. Главное, противного покалывания от крапивы на тыльной стороне ладони как не бывало. И я, повторяя действия товарища, направился к Милли.

– Ч…что вы хотите? – заикаясь, спросила девочка, впечатывая спину в горячую от пара сосновую стенку.

– Ляг на животик, а… – ласково сказал Иван, оскалившись, – … мы тебе русскую баньку покажем…

Испуганная девочка залезла на скамью вместе с ногами и сорвала висящий над ее головой ковш. Не собирается сдаваться без боя, ну и славно. Подеремся!

– А заодно, – коварная улыбка расползлась по лицу Дуракова, – мы тебя выпорем… за все хорошее.

– Не подходить, убью! – взвыла девочка, занеся ковш над головой для удара.

Но Милли случайно наступила на лежавшее на скамейке мыло и полетела на спину. Охнув, я бросил веник и подался вперед, еле успев схватить девочку. Не то б поранилась еще.

Зато теперь она была в нашем с Иваном плену. Ее уложили на скамейку, спустили простыню до ягодиц и принялись колотить вениками. Я закрыл глаза, изучая эмоции девочки. Сомнительным мне кажется это удовольствие хлестать друг друга. Сначала я обнаружил следы боли, да и Милли вопила как резаная, ныла, будто ее убивают, но вскоре, когда ее кожа распарилась, то хлеставшие по бокам прутья превратились в ласкающие нежные ленты.

Когда девочка разомлела, Иван завернул ее в простыню и вышвырнул из бани со словами:

– В речке охладись!

А когда парень захлопнул дверь за девочкой, он обернулся ко мне.

– Твоя очередь!

– А меня… э… за что? – мигом скукожился я, взяв в качестве щита пустую бадью.

– Ой, – стушевался программист, – ты же не знаешь, что такое русская банька. А ты мальчик у нас любознательный…

Он бросил под ноги использованный веник и снял со стены новый, а потом туже завязал полотенце на бедрах, чтобы не свалилось невзначай.

– Давай, на скамью, – пальцем тыкнул мне Дураков.

Какой-то программист смеет приказывать владыке!? Ну, я ему покажу!

– Чего боишься? Не больно! Сначала я тебя, а потом ты меня, договорились?

– А почему не наоборот? – похлопывая веником по ладони, поинтересовался я.

– Нуууу… – ясно, Дуракову нечем крыть.

Так началась наша банная битва. Никто из нас не соглашался лечь на скамью, поэтому мы, словно воины на тренировке, били друг друга вениками и считали, кто сколько ударов пропустил. За последний месяц мы отрабатывали в спортзале спарринг, так что, были друг другу достойными противниками.

Милли, наверняка, сидя на берегу, с удовольствием слушала вопли своих вожатых, которые безжалостно лупили друг друга и орали всякие непотребности. Судя по тому, что баня иногда содрогалась от стука, девочка решила посмотреть на нашу баталию, да мы заперли дверь. Вымотавшись, мы практически без чувств выпали из бани в речку, а потом на четвереньках выползли на залитый солнцем берег. И так лежали и чуть ли не спали под лучами прохладного российского солнца, обдуваемые легким ветерком.

Милли от нечего делать обрывала лепестки ромашки на манер игры 'любит-не любит', только имя объекта ее обожания никто не спрашивал. А мы с Иваном, счастливо глядя друг на друга и держась за руки, елейными голосками причитали:

– Маш-шу бы сюда… – пропел я. – А тебе Ир-ру…

Иван вмиг помрачнел и отвернулся.

– В чем дело, брат? – насупившись, я повернул лицо, чтобы посмотреть ему грустные синие глаза.

– Поругались мы… по телефону.

– Глас Бога до добра не доведет, – фыркнул я, – давай выкладывай, что там у тебя с Ирой.

– А ничего, – сдавленно заявил друг, – не хочу я на ней жениться.

Серьезный звоночек, однако. Не к добру мой друг так резко решил бросить девушку, ради которой месяц назад готов был горы свернуть и пойти за ней на край света, бездумно рискуя жизнью и вызывая на бой могущественных богов. И вдруг все оборвалось.

– Она стала другой, – объяснил Иван, – совсем не ту Иру я любил прежде. А теперешнюю я полюбить не в силах.

Ну да, в этом он прав. Людям свойственно меняться, но настоящая любовь способна понять и принять эти изменения. Да, Ира теперешняя и Ира до путешествия в Кемет – совершенно разные люди. И, что самое главное, она угодила в ситуацию, изменившую ее и ее мысли, не намеренно, а в результате разобралась в своих чувствах, стала сильнее и решительнее. А что же Иван? Он относился к ней словно к вымышленному персонажу и не хотел ее изменений. Он нарисовал Иру для себя в сердце, холил и лелеял этот образ. Но стоило образу этому стать другим, как любящий мужчина, свергнувший горы, дабы спасти любимую, вздумал отвернуться и уйти. Картинка, выходит, не совпадает с реальностью.

– Она стала такой ради тебя, – попытался объяснить я свои мысли. – Вспомни, что она не раз спасла тебя, дурня, от смерти, не позволила душе моей своенравной сестры овладеть ее телом. Помнишь, как вы вместе вышли из этого испытания… победителями? После пережитого вами ты просто обязан на ней жениться.

– Я боюсь, – сознался, наконец, Дураков, так и знал, что он просто великовозрастный трус, коих среди мужчин пруд пруди, – боюсь ее, боюсь однажды не проснуться… если когда-нибудь Меритатон возьмет верх над ней и прикажет убить меня.

Посмотрев на пушистые полупрозрачные облака, я промурлыкал:

– Моя сестра не так ужасна, как вы себе ее представляете. Да, амбициозна и готова пойти на все ради победы. Но с другой стороны это ласковая любящая женщина, преданная и надежная. Считаю, что если ты перестанешь думать о ней как о братоубийце, мысли об уничтожении в скором времени уйдут. И из твоей души, и из глубины ее души.

– Но я любил Иру, а не твою сестру.

У этого Ивана на каждый довод найдется тридцать две причины против. Ну уж нет, пусть Семенова мне не родная сестра, но в глубине ее души поселилась частичка моей родственницы, и я должен помочь ей найти свое счастье с таким прекрасным парнем как Дураков. Пускай он пока полностью оправдывает свою фамилию и не желает принимать очевидного.

– Перед тобой Ира Семенова, – уверенно заявил я, – та, которая полюбила тебя, пошла на жертвы ради тебя, каждую ночь во снах видит тебя и ждет, когда ты, дурень, вернешься из этого долбанного Лесоморья и женишься на ней! И помни, если ты откажешь ей, она уничтожит тебя. Не кинжалом и не ядом. У всех женщин есть куда более мощное оружие – болтливый язык, называется. И самый страшный враг – отнюдь не колдун с изначальной силой, а отвергнутая женщина!

– Неб, прекрати копаться в моей жизни и указывать, я не твой подданный и руки Семеновой я у тебя не просил! Сам разберусь, – он отвернулся и сделал вид, будто задремал.

Что ж, знаем мы таких, среди моей стражи немало было подобных личностей, меняющих женщин каждый месяц. Выбирают, якобы, идеальную невесту, нахваливают, а потом предают и оставляют не у дел, словно использованные вещи. У себя во дворце я эту проблему решил просто: женил троих сердцеедов-игрунчиков на вредных стервозных дурнушках. Остальным не захотелось себе подобных жен, и отношение к невестам в моих войсках стало более достойным. Интересно, как поживали бравые кеметские вояки при моих последователях… но, не время об этом думать, надобно уберечь Ивана от роковой ошибки. Я резко повернул напарника к себе и, одарив его ласковым взглядом, продолжил свой монолог.

– Дорогой мой, женись на ней, дружеский совет. И не в сплетнях дело, не в злых языках и обиде смертной. Настоящий мужчина всегда был товаром редким и ценным. Ты проявил себя таковым, когда вытащил Иру из Кемета, и ее чувства к тебе окрепли. Ей пришлось пойти на жертвы и измениться.

– Неб, кончай бузить! – ныл Дураков.

И не подумаю!

– Так вот, вы теперь единое целое. Она за тебя, а ты – за нее. Ты можешь уйти, и я тебя не держу. Ступай, брось девушку, которую в глубине души любишь. Спустя лет двадцать и она забудет тебя, выйдет замуж за нелюбимого человека и назовет своего сына твоим именем. Знакомая ситуация, да. Ты только подумай о своем счастье! Ты не сможешь полюбить другую женщину – это раз. Ты волей-неволей начнешь сравнивать и находить Иру лучше твоих новых партнерш. Ты сделаешь несчастными еще как минимум двух женщин – это мой второй довод. А третий – среди женского племени столько навязчивых особ, готовых женить на себе любого, кто, как им померещилось, посмотрел в их сторону. И знаешь, зачем?

– Чтобы курсовую написал или для диплома программу отладил, – пробухтел собеседник.

– Верно! Ради собственной выгоды! А Ира тебя полюбила не из-за помощи, так? Ей не хотелось сесть тебе на шею, свесить ножки и наслаждаться красивой жизнью! А сейчас, обретя способности моей сестры, она пришла не куда-то, а в отдел, чтобы помочь тебе, дурню, с работой… Понимаешь…

Иван не ответил мне. Но я сказал все, что думал о нем и его отношениях с девушкой. Я, действительно, ему просто друг, он мне не подданный, я не могу насильно женить его на Семеновой. Решение должен принять сам Дураков. Но по его душе я прошелся очень хорошо. И если после этого он, не дрогнув, заявит Ире о расставании, можно считать, мой дар убеждения ни на что не годен.

Я чуть не продрог, пока втолковывал Ивану мудрость о совместной жизни. Но понял, как я замерз, только когда из-за развешенной на веревке одежды гостей, выглянул старик.

– Отдохнули?

Честно говоря, спать хотелось очень сильно. Поднявшись на локтях, я оглянулся в сторону деда. То же сделал и Иван, а Милли, кормившая уток на берегу реки, тут же кинулась к дому.

– Ну, типа да! – тихо сказал Дураков, грузно поднимаясь на ноги.

Верно, мысли у него сейчас трудились словно рабы на каменоломнях, благодаря мне.

– Вот и отлично! Теперь займемся ужином! – старичок уселся рядом с нами на скамейке. – Понимаете ли, у нас с бабкой тут проблема одна с пищей… Посадил я репку…

– И выросла она большая-пребольшая? – закончил за старика программист, показав руками гипотетический размер овоща.

Дед несказанно обрадовался проницательности гостя:

– Именно! Даже габариты угадал!

Милли, сморщившись и представляя остренький вкус репки, молча сидела и слушала, хотя вопрос: 'А откуда Ваня это знает? – крутился у нее на языке. Смышленая девочка уже поняла, чем мы будем крыть: 'Сказки читать надо, там все написано'. Как ни крути, а народные байки – инструкция по выживанию в Лесоморье. Янсен раз за разом именно в этом и убеждалась.

Когда мы облачились в немного подсохшие после стирки штаны и сапоги, дед проводил нас на делянки. Любопытная Милли в мокром сарафане бежала следом, а за ней шла бабка с двумя лопатами, ибо больше садового инвентаря у стариков не имелось.

– Вот! – показал дед на росший посередине огорода овощ.

Лицо Ивана при виде этого вытянулось от удивления. В его мыслях я с легкостью прочитал о том, как трехлетним мальчиком сидел он на коленях любимой матушки, а та листала ему большую книгу с яркими картинками. Рисунок четко запечатлелся в воспоминаниях друга: репка в метр диаметром, щупленький бородатый старичок, прямо копия того, что сейчас расхаживает вокруг овоща с лейкой, сгорбленная бабка, только без лопат, внучка, отдаленно напоминающая Милли, и целый зоопарк – собака, кошка и мышка. Тогда Ваня Дураков еще не знал замечательной науки вроде физики, и несказанно радовался маминому радостному восклицанию: 'Вытянули репку'! Теперь же перед повзрослевшим на двадцать лет парнем стояла реальная задача.

– Пестицидами баловались, старики? – сморщившись, поинтересовался Иван.

– Нет, что ты, добр молодец, – развел дед руками, – я только каждое утро выходил к репке и говорил: 'Расти, моя дорогая, большая!

– Вот и накаркали, – буркнул под нос программист.

Он несколько раз обошел вокруг политой репки и решил действовать по сказочному плану: раз в книжке вытянули, значит и с лесоморской репкой получится! Первым за ботву по приказу Ивана взялся дед, ему за талию – бабка, Дураков назвался внучкой, а нам с Милли отвел роли собачки и кошки. Я уступил девочке роль собаки, желая хоть недолго побыть на месте священного животного моей родины.

– Ну, а Царевна-лягушка будет мышкой, – улыбнулся программист, глядя на сумочку Янсен.

Девочка тут же достала мою сестру и посадила ее на плечо. Старики недолго возмущались насчет того, что их заставляют заниматься тяжелой работой, но Иван их быстро утихомирил безапелляционным доводом: 'Так в сказке сказано!

Делать было нечего. Плюнув на ладони, дед схватился за ботву и дернул ее на себя. Репка сидела в земле, как вкопанная и даже не покачнулась. Три взрослых мужчины, женщина и девочка изо всех сил тянули непослушный корнеплод, но лишь тратили силы.

– Вы… сколько… лет… это… растили? – вытерев пот со лба, любопытствовал у деда Иван.

– С весны… касатик… аккурат завтра четыре месяца настанет.

Да, глупый вопрос задал программист: следовало учесть, что Лесоморье – русские земли, а репа – растение-однолетник. Немного отдохнув, бравая команда продолжила вытягивание многострадальной репищи, пока не произошло неизбежное. Сказка – ложь, но законы физики в ней прекрасно справляются со своей работой. Гигантские листы треснули, и ботва отвалилась от корнеплода.

Лягушка, громко квакнув, отскочила в сторону, чтобы ее не припечатала своей филейной частью споткнувшаяся Милли, Иван совершил мягкую посадку мне на ребра, а старики, охая и ухая, тяжелыми мешками рухнули на колени перед репой.

– Выкапывать будем! – тоном, не требующим возражений, поднимаясь, заявил Иван.

Он взял лопаты, что валялись неподалеку, и протянул одну мне. Тяжело дыша, положив руку на грудь, я еще некоторое время лежал на земле. А потом встал и, насупившись, посмотрел на напарника таким взглядом, что Дураков понял – ошибся с просьбой.

– Ты когда-нибудь видел фараона с лопатой? – мрачно вопросил я.

– Вот сейчас и увижу, – хохотнув, программист одарил меня горящим взглядом и всучил орудие труда.

– Милли, а Милли, – ехидно посмотрел я на сидевшую неподалеку девочку.

Она гладила лягушку по спинке и не хотела даже мизинцем пошевелить.

– Чего? – лениво поинтересовалась она.

– Копать будешь!

– Нет, – она зевнула.

– Не то крокодилам скормлю, – я скорчил такую зверскую физиономию, что девочке стало не по себе.

Милли покорно взяла тяжелую лопату и пошла к Ивану, что уже рыхлил грунт в окрестностях репки.

Дед и бабка, довольные, что гости не собираются бросить их корнеплод с оборванной ботвой, уселись на бревнышко под стеной дома и с любопытством наблюдали за деловитым мной. Я расхаживал вокруг грядки и выдавал короткие, но дельные указания по работе. Иван да Милли, выполняли все беспрекословно и быстро. Вскоре вокруг репки образовалась траншея шириной с половину локтя, и не составило особого труда раскачать корнеплод.

Но я не собирался марать руки и лишь показывал другу-блондину, куда наклонить гигантский овощ, и где еще копнуть.

– Такому бы царем быть, – мечтательно протянула бабка, – куда толковее нашего Гороха.

Мои уши, а заодно и рога навострились. Резко обернувшись, я махнул рукой:

– Знали бы вы, хозяюшка, какая это дурацкая работа быть царем. Репу выкапывать куда проще.

– Конечно, – фыркнула Милли, утирая потный лоб грязной от земли рукой, – ходить и указывать все молодцы!

– Крокодилам скормлю! – рявкнул я, и девочка тут же схватилась за лопату и продолжила подкоп под репку с двойной скоростью.

Указывать тоже уметь надо. Помнится, пришлось в храме Амона порядок наводить, когда жрецы устроили заговор против Эйе и чуть не заманили советника в коварную ловушку. Правильно высказанные требования и верные инструкции дать куда сложнее, чем работать руками, выкапывая хоть репку, хоть самоцветы для ожерелья, хоть барельеф для гробницы.

Не прошло и полчаса, как Иван и Милли, уставшие, но счастливые, выкатили гигантский овощ к дверям стариковской хижины, а я гордо уселся на него. Без моей скромной помощи они бы еще месяц вытаскивали многострадальную репку-великана. Бабка с дедом не могли нарадоваться полученному урожаю, а двое работников бросились к речке охладиться. И никому не было дела до того, что грядка, вытоптанная и перекопанная, несколько лет не сможет принести хозяевам урожая.

У несчастных стариков в погребе для добрых гостей нашлось немало еды: картошечка, морковка и даже немного медовухи, которую, естественно, для Милли заменили вкусным чаем с малиной. Да и я, испив один глоток скривился, припоминая одну пьянку в компании с Иваном, и тоже попросил чая с вареньем. Славный это напиток, завариваемый из листьев, что привозят из далекой Индии. У нас только зерна из Пунта варили, их в здешних краях кофеем кличут.

Когда бабка наложила мне двойную порцию рагу, девочка возмутилась:

– Мы работали, а он ест?!

– Он начальник, ему больше надо, – протянул старик.

– Вот еще, – обиделась девочка, – начальник, языком чесал, а мы вкалывали. Видите ли, он лопаты в жизни не держал! Фараон, блин, без трона! Только крокодилами пугать и умеет! А мне не страшно!

Дед усмехнулся:

– Языком ты чешешь хорошо, милочка, а вот расческой орудовать…

Милли фыркнула в ответ и выбежала с редким гребнем, что дала ей старушка, на порог. Авось да научится, наконец, косы заплетать.

– Без хорошего начальника работа не спорится! – бросила ей вслед хозяйка и наложила Ивану вторую порцию рагу.

Долго пировать с нежданными гостями дед с бабкой не стали, очень они волновались за своего единственного и неповторимого Колобка. Поэтому, как только отстиранное добро подсохло, старики принялись собирать нас в дорогу.

– Будет сделано в лучшем виде! – махнул ей вслед Иван.

– Апчхи! – отозвался я громким чихом.

Непорядок. Похоже, простыл.

– Так, – рассуждал Иван, когда мы, распрощавшись с бабкой и дедкой, опять пошли через самую чащу, – если медведь, который на нас напал, был зол на весь мир из-за того, что от него ушел Колобок, то значит, разыскиваемый объект сейчас катится напрямую к лисьему воротнику для моей Иришки.

– Значит-таки? – просиял я…

Подействовала моя пламенная речь! Однако не стоило радоваться победе, так как следующей фразой Дуракова было:

– Это я образно! – а потом он и вовсе принялся вспоминать народную молву о Колобке – от дедушки ушел, от бабушки, далее от зайца и от волка и только после – от медведя. А лиса-хитрюга скушала многострадальную выпечку старика и старухи.

– Вот такая сказка! – подытожил Иван, перешагивая очередной муравейник. – А теперь предлагаю подумать, где может обитать лиса?

– В зоопарке, – сразу догадалась Милли.

Точный, но совершенно бесполезный ответ. Так что нам оставался единственный возможный выход: положиться на интуицию.

Спустя примерно час, до наших ушей начала долетать задорная музыка, а сквозь деревья стал пробираться запах вкуснятины. Несмотря на сытный ужин у стариков, перекусить вкусным пирогом с рыбкой или кулебякой с мясом было б не лишним! Недолго раздумывая, мы направили стопы к источнику звука, и в весьма скором времени вышли на огромную поляну у подножья высокой горы.

О, то была не простая поросшая травой или лесом горка, перед нами возвышался громадный скалистый гребень, издали похожий на взъерошенную чешую змея. Словно каменным изваянием застыл гигантский монстр, обхватив необъятным телом гору и уснув на ее вершине навеки. Ужасающая красота! Вечернее солнце уже успело спрятаться за гребень каменного дракона, и теперь прощально сверкало нам последними ярко-оранжевыми лучиками. А чуть ниже сверкала разноцветная вывеска: Ночной клуб 'У Горыныча'.

– Зуб даю, лисичка наша там! – потирая руки, пропел Иван.

Предполагаю, почему он сделал такой вывод. Ночной клуб – это, скорее всего, заведение вроде 'Веселой Коши' в Уасете. Если вспомнить, какой контингент посещал 'Кошь', то хитрюга бы отлично вписалась в обстановку.

По трем узким тропкам, сквозь заросли ведущим к клубу, собирались разные животные, странные лесные существа, зеленокожие стройные красавицы в полупрозрачных голубых платьях, старички ростом до колена обычному человеку, и даже на своей ступе пролетела над нами старая знакомая, баба Яга. Только на этот раз колдунья была не в джинсах и смешной маечке. На плечи она накинула многослойный черный плащ, разорванный чуть ли не в лохмотья, а из-под него виднелся расшитый роскошным бисером красный сарафан. Зато головной убор, черную бандану с черепом на лбу, старушка, явно подобрала по моде внешнего мира.

Долгий час мы пробирались вслед за остальными посетителями, запыхались так, будто целый день гребли против течения. Настолько тяжелым оказался крутой подъем в гору. Со стороны смотришь: вихляет себе черной летночкой узкая тропинка, бежать по ней, словно по равнине. А глянешь вниз, диву даешься, когда видишь верхушки сосен и покрывшуюся тьмой в свете наступающей ночи полянку. Отдышавшись, мы подошли ко входу в заведение, где, дымя как выхлопная труба, курила баба Яга. Выплюнув зажженную сигарету в ближайший куст, она вошла в казино, не обращая ни на кого внимания.

– Намечается крупная тусовка, – протянул Иван, – и на ней мы сможем узнать много интересно…

Он не договорил, потому что увидел на входе в клуб большой плакат, с которого на нас смотрел… я в профиль и в анфас. Художник, скажу сразу, попался кошмарный. Поэтому мое лицо получилось не очень-то и узнаваемым. Передали только основные черты: длинную челку, изгиб бровей, утонченный нос, цвет глаз и ко всему прочему пририсовали ехидную улыбочку. Так что я на этом плакате словно говорил, в душе посмеиваясь: 'Не поймаете, даже не пытайтесь!

Этим лангсуяр объявила охоту. Что ж, память у нее хорошая, коли портрет у кого-то заказала, а под изображением попросила написать: 'Разыскивается опасный колдун, затевающий в Лесоморье ритуал, для которого ему нужна смерть Кощея либо его наследницы. Взять живым и доставить непосредственно во дворец к Бессмертному. Имя и возраст неизвестны'. За мою буйную голову предлагали достаточно щедрое вознаграждение в две сотни золотых монет. Льстит! У меня, правда, в Кемете драгоценностей побольше было, но всяко, дорог я вполне.

– Прекрасно! – почесав в затылке, заключил Иван. – Она ушла от тебя, а теперь… пытается повесить свои преступления.

– Оправдывает себя, – добавила к его суждениям Милли.

Вполне неплохой ход: прикрыть действиями некого колдуна свои преступления. Девица умна. Однако… стоило всмотреться в портрет, кажущийся зловещим при свете зеленых огней на вывеске ночного клуба. Я там изображен без рогов. Это значит одно – тот, кто описывал меня художнику, не знал о превращении в козла и обратно, не ведал о подлой ловушке Яги.

Выслушав мои доводы, Дураков тут же заключил:

– Сбежала девка малазийская и решила избавить себя от преследования. Плюс ко всему, она неплохо подстраховалась. Свалит на тебя все грехи, а потом заявит, что ты смылся в другой мир и ищи тебя, свищи. Ну, и золотишко при себе оставит. Ей ж не известно, что ты следом сунулся.

– Неплохо придумано! Какая интриганка пропадает, – похвалил своего врага я.

Мы бы еще долго рассуждали о зловещей красоте портрета. Возможно, я бы захотел снять его и увезти домой на долгую память о приключении в мире сказок. Но вдруг что-то сбило Ивана с ног. Парень грохнулся, больно ударившись затылком о землю.

– Колобок! – я ткнул пальцем в укатывающийся в сторону казино круглый объект.

Первый раз вижу, чтобы булка катилась сама! В гору!

Иван среагировал мгновенно. Он вскочил, достал из-за пазухи чертеж, и, хихикая, принялся сравнивать габариты.

– Ты что, дурень? – я прервал его бессмысленное занятие, хотя и понимал, что друг решил посмеяться над творением стариков. – Миллиметры потом выверять будешь.

– Да я смотрю, дед-то на чертеже глазки и ротик нарисовать забыл, – глумливо заявил напарник. – Ладно, шутки в сторону, взять Колобка и доставить по адресу!

И мы с Милагрес бросились, сбивая всех на своем пути, следом за шустрой булкой.

Внутри ночной клуб напоминал самое обыкновенное увеселительное заведение. Правда, в отличие от 'Веселой Коши', тут под потолком были развешены разноцветные светильники, и музыкальные инструменты у менестрелей отличались. Вдоль одной из стен стояли яркие ящики с черными ручками, за каждым из них сидело по худому костлявому существу с изящными козлиными рогами. Виляя длинными хвостами с кисточками на кончике, нечисть то и дело дергала ящики за ручки, а потом ждала чего-то. Изредка эти странные аппараты выплевывали черненьким рогатикам монеты, что несказанно радовало существ.

– Черти с игровыми автоматами расстаться не могут, – махнул рукой в сторону рогатиков Иван.

По залу ходили бледнолицые девушки в изящных синих сарафанах и такие же как и они, худые, со скучными выражениями на лицах, молодые люди в белых рубахах без вышивок. В их глазах не читалось ни одной эмоции, словно смотрели они сквозь посетителей и выполняли исключительно данные им указания.

– Упыри, – прокомментировал Дураков и постарался как можно быстрее пройти мимо направляющейся в нашу сторону девушки и не попасть в поле зрения нежити.

На освещенной желтыми и красными прожекторами сцене плясали две, как я понял по чешуйчатым рукам и синеватой коже, русалки в юбочках из папоротников и лифах из кувшинок, а вокруг микрофона, извивался змеей большой заяц с небывалой для Руси черно-коричневой шерстью. И напевал он знакомый московский мотив: 'Я шоколядный заяц, я лясковый мерзаяц, я сладкий на все сто! О, о, о!

Красивые ритмичные движения русалок завораживали, и, глянув одной из них в глаза, я с трудом смог посмотреть куда-либо, только не на гибкое тело девушки.

– Не смотри им в глаза, Неб, – шепнул Иван, – не то она обернется твоей любимой, зачарует и в омут утащит! Утопит, то бишь!

Я тут же живо представил, как вульгарно одетая девица превращается в мою милую Маш-шу. И мне это, надо сказать, понравилось. Мне так хотелось не просто увидеть невесту и обнять ее. Я живо представил, как беру ее на руки и уношу со сцены. Куда – придумаем, решим по обстоятельствам, особенно, когда впереди целая ночь. Пускай даже такая короткая как тут, в России. Но сразу же другая, страшная мысль, пресекла все мечтания: это получится не настоящая Маш-шу! Я буду ласкать другую, целоваться с ней до самого рассвета, пока золотые лучи бога солнца не прояснят мой разум, и я не увижу, какую страшную ошибку совершил! Бедная девушка себе места не находит в Москве, а я заглядываюсь на упругие груди русалок, и то, благодаря их магии. Если б не колдовство, я бы на эту синекожую уродину и не посмотрел бы.

Я пришел в себя, когда Иван отволок меня достаточно далеко от сцены. Иллюзия развеялась, однако я чувствовал желания собственного тела и с трудом сдерживал их. Будь проклята магия этих водных дев!

– Так, где Милли? – буркнул Иван.

Он-то знал, чем чревато заглядываться на русалок, заявил, будто читал об этом в руководствах молодого агента ОСЯ. Правда, мне почему-то сдается, что попался он пару раз в зачарованные сети синекожих дев. Так. Янсен. И, правда, где она? Пока я оглядывался по сторонам, стараясь избегать сцены, лишь бы не пересечься с изумрудными глазами танцовщицы, Дураков справился с задачей и приволок девочку. Оказывается, она собиралась выскочить к микрофону и подпевать коричневому зайчику.

– Это моя любимая песня! – вопила девочка на весь клуб.

Но вопли ее тонули в ритмичной громкой музыке. Нет, не лесоморской народной. Я узнавал московские мелодии, слышанные мной через вещательные коробочки в доме у Юли, в магазинах торговцев большого города.

Давешний медведь, покрытый не одним десятком пластырей, подпирал толстую колонну в углу, неподалеку от сцены. Вот этот персонаж меня очень заинтересовал. Он участвовал в нападении на нас. Поэтому следовало разузнать, кто подослал животное с заданием: лангсуяр ли, развесившая ориентировку, иль кто-то еще.

Косолапый прикладывал к левому глазу тампон с чудодейственными травами и жаловался невысокому старичку с волосами из березовых веток, мол, обманули его пришельцы.