сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)
Память до конца не сотрёшь, он это быстро понял. Не тогда даже, когда она стала рассказывать про кино всё то, что говорила прежде. И не тогда, когда на экране мелькнула копия Школы ангелов и демонов, построенная одним из тех Бессмертных, кого однажды, прямо как Уокер, сослали на Землю, не способные подчистить воспоминания полностью. Люцифер раньше это понял, сидя у бабки на диване рядом с Викторией, и слыша, как она насвистывает себе под нос мелодию разбитного, кабацкого клавесина. Он им аккомпанировал в столичной таверне три с лишним года назад.
«И вы… мне нужны, непризнанный гений рисования».
«Обхохочешься, да? Мы с тобой теперь ровесники. Тебе почти двадцать восемь лет, а мне всё ещё двадцать восемь по земным меркам лет. Смейся, бля. Ты фантастически красивая. Слишком хороша для Непризнанной. Даже больше, чем прежде, но этого – себе не льсти, - я не скажу».
Он не искал встречи. Ни разу за эти годы. Зачем, когда сутулая мразь уведомил всех, что это было решением Виктории Уокер, которое тот просто исполнил, потому что мог? Ни одному слову, конечно, не поверил и сначала попытался убить новоиспечённого властелина двух полюсов, но знал, что не справится. И Ости с Мими тоже знали, отговорили, сообщив, что жива она, цела и невредима. Спускаться к Вики он себе запретил, потому что иначе убьёт: ну выдержит она один секс с демоном, второй, пятый, пока брызги былой энергии не растаят в ней окончательно, и тогда её просто не станет.
«Я – человек, который завтра в полдень улетит обратно».
«А не захочу, водоворот сам затянет, требуя сменить личность. Чёртово правило двадцати четырёх часов! И всё, что я знаю, это то, что новое «лицо» будет мужским, а глаза останутся красными. Остаётся верить, что божий промысел не подкинет облик ребёнка. Представлять, как я имею тебя, когда в витринах и зеркалах отражается пацан лет десяти, полное дерьмище даже для сына Сатаны».
Люций не может её вернуть – в этом и проблема. Он даже просто убить её не может, потому что это нарушит Закон Равновесия, а ещё не даст никакой гарантии, что Уокер окажется на лобном месте, среди плавающих островов, иначе давно преступил бы любой закон.
«У нас свадьба через месяц».
«Нет».
От мысли о другом мужчине корёжит и тошнит пуще прежнего. Понятно, что она не записывалась в церковные послушницы, не помня ничего конкретного, но ревность этим не усмирить. Хотя прав на такое чувство у него нет. Сын Сатаны, к примеру, всё помнил, но хватило-то на год, пока не оказался в постели Ости, которая то ли верила во что-то, то ли возложила на себя миссию доброй самаритянки, готовой заботиться о его взрывающихся яйцах. Люцифер хотя бы честен был, отрезав «Я люблю её и понятия не имею, когда это закончится и закончится ли». «Я знаю, - закрыла вопрос демоница, - люби кого хочешь, спи со мной. Это по дружбе и от безысходности: мы оба демоны и оба хотим секса, тебе нужен ясный мозг, мне нужна иллюзия, что ты можешь быть моим, а ещё мы из тех любовников, кому всегда было неплохо вместе».
«Леонард».
«Если вдуматься, Уокер, совпадает даже число букв».
Какая-то детская выходка с его стороны. Даже скажи он имя, а она – его повтори, ничего не изменится. Но Люцию до наивного хочется верить, что Непризнанная – его персональный экзорцист: сможет угадать, значит уверует.
«Ну наконец-то! Они аварийное открытие дёрнули!».
«Мимо, глупая Непризнанная! Ты целилась, но промазала. Двери распахнул я. И если присмотреться к металлу, от энергии там остались вмятины. Но тут либо двери распахнуть, либо твой плащ…».
Думать про плащ было опрометчиво, под плащом у Вики ноги, и те Люцифер уже мысленно раздвинул, вгоняя в горячее, податливое, истекающее смазкой тело член на всю длину. Так, как она любила. Так, как ей всегда нравилось. Когда её распахнутый рот, лишённый звука, был красноречивее любых стонов.
Он опустил руку на плоть, ощущая пульсацию – если он не кончит, Уокер станет жертвой насилия со стороны старого хрыча под псевдонимом «Леонард Смит», потому что главное осталось незыблемым: «Я теряю от тебя голову, Непризнанная».
***
Уокер читала, что на сон люди тратят целых двадцать два года своей жизни, и мысль ей не понравилась. Можно сказать, что смитовское предложение «не спать» попало в яблочко, устраивая по всем статьям, потому что от снов всё равно никакого прока.
Здесь, в Детройте, пропитанном серостью, сны стали яркими до неприличия, и по утрам Уокер вставала разбитой, словно не ложилась. А после такого, пусть и мутного «кино», унылый пейзаж за окнами казался слабым мотиватором двигать на работу.
– Самое то, чтобы ловить маньяков! – Агент переоделся и стал выглядеть моложе. Значительно моложе. Теперь на нём были чёрные джинсы, такой же чёрный бадлон и решительная в своей черноте кожанка.
– Уверен, они не устоят в битве с моим воротничком.
– Что будете заказывать? – За барной стойкой, куда они присели, возникла улыбчивая женщина в переднике. – Чай? Кофе? Газировку?
– Мне – ничего, ей – кипяток с лимоном.
– Откуда?! У-ух! – Вики поняла, он навёл в отделе справки. Или просто услышал краем уха, потому что о её нелепом пристрастии любят шуткануть у каждого кулера: «Однажды Уокер выпьет Мировой океан и слопает все лимоны». – Леонард, ты – шпион.
– Всё может быть. – Он кинул перед ней папку. – Начни с фотороботов.
Виктория послушалась, ловя себя на мысли: ей хочется ему перечить, но, по итогу, слушаться. Глупые, конечно, мысли, но участие в деле того стоит.
– И что? – Она пролистала все портреты, включая тот, что был нарисован ей. – Это восемь совершенно разных людей – рост, возраст, цвет волос, особые приметы. Никаких совпадений.
– А если я скажу, что всё это – наш преступник и он действует один?
– Так не бывает, - девушка зашелестела рисунками, выбирая подходящие, - смотри. – Как вдруг поняла, Леонард соскользнул с барного стула и оказался у неё за спиной – с таким-то ростом немудрено, ему удобно нависать глыбой. – Грим можно наложить любой. Правило ушных раковин давно не работает. Как и надробвных дуг, челюстного каркаса и так далее… Изменить можно всё, включая возраст. – Даже странно, что Смит не сутулится: длинноногие хлыщи вроде него часто горбят плечи. – Но есть кое-что, что нельзя исказить кардинально. Это…
– Рост.
– Десять из десяти! – Художница потрясла двумя фотороботами. – Вот здесь, в показаниях, указано, что мужчина был ростом семь футов, а в этих – что сто шестьдесят три сантиметра. Это будет?.. – Она покусала губу, вспоминая европейскую метрику.
– Пять футов, Виктория, - его голос раздался у самого уха, и ей почудилось, что Смит втянул носом воздух. Он что, её волосы нюхает? Нет, извините, она не с самолёта и не спешила мыться и переодеваться к повторной встрече, там нечего вынюхивать.
– Да, спасибо. – Вики крутанулась на стуле к спутнику, неожиданно оказываясь лицом к лицу. Леонард тут же положил ладони на стойку за её спиной, явно наслаждаясь тем, что теперь она «взаперти». – Два фута – очень большая разница. Преступник на каблуках? Это даже не смешно. – Женщина перешла на шёпот: говорить привычным тоном, когда он склонился так близко, не имело смысла. – Ну и по мелочи: слишком разное телосложение. В одних показаниях он спортивный качок, в других – грузный коротышка, в третьих – тонкокостный юн… Леонард, ты не мог бы убрать руки? Я понимаю, что лёгкий флёр романтики ещё ни одному делу не вредил, но тебе завтра улетать, а мне через месяц выходить замуж. – Господи Боже, зачем она всё это говорит и повторяет, размахивая своим грядущим браком, как флагом?!
– Ещё что-то заметила? – Натянутая улыбка была короткой. Мужчина тут же отвернулся и сел на место, поправляя очки.
– Да, минуту, - Уокер снова углубилась в изучение. – Глаза…
– Что с ними? – Он занервничал. Может у него посттравматический синдром?
– Не во всех свидетельских показаниях есть информация про цвет глаз, но в трёх я нашла. И цвет там совпадает!
– Потому что это один и тот же тип.
– Нет-нет, - она затрясла копной волос, - так не бывает. Я же сказала, что…
– Вики Уокер, давай просто предположим, что я точно знаю, что это один… кхм… человек, который способен менять внешность от и до, но не может изменить цвет радужек.
– А количество убийств соответствует числу фотороботов? – Виктория задумчиво уставилась в декоративные клёпки на мужской куртке. Те были блестящими и чудовищно некстати напомнили звёздное небо. В Детройте такого не бывает. Из-за вечного смога звёзды тут видят ещё реже, чем солнце.
– Да. Убийств восемь.
– То есть некто совершает преступления и каждый раз показывает себя разным свидетелям? Почему?
– А почему кот лижет яйца?
– Потому что может.
– Вот и он может.
– Зачем себя выдавать?
– Ему всё равно. Он знает, что сменит внешность. И не ищет подходящего времени, чтобы не быть замеченным.
– И ты, конечно, не скажешь, откуда это известно?
– Конечно не скажу.
– Это как-то связано с теми военными событиями… - она склонилась навстречу, полагая, что люди в Интерполе не разглагольствуют о своих делах на каждом углу, и Смит тут же подался вперёд, словно ждал, - …упомянутыми ранее?
– Возможно.
– Лютер? Лука?
– Ты его любишь?
– Что-о-о? – Её глаза стали очень круглыми, это вечно придавало лицу Вики глупое выражение, которое она терпеть не могла, но и вытравить не умела. – Кого?
– Своего жениха. – Как вышло, что пять минут назад кафетерий был полон людей, а сейчас всех ветром сдуло, Уокер не поняла, просто зафиксировала факт – столики опустели, а женщина, разливающая напитки, скрылась на кухне.
– Я выхожу за него замуж.
– Я не спросил, что ты делаешь, я спросил, что ты чувствуешь.
– Это не деловой разговор.
– Угадывать моё имя – тоже.
– Брейк! – Она было дёрнулась к папке, но в её подбородок, фиксируя положение, нахально впились пальцами.
– Я не ответил, и это уже ответ. Теперь твоя очередь.
– Агент Смит! – Вики подавилась собственным возмущением, - не знаю, какие мои слова навели тебя на мысль, что со мной можно заигрывать, снисходительно общаться и копаться в личных вопросах, но убери свои руки! Жи́во!
Последовала пауза, наполненная мурашками: у неё на спине целый хоровод, и она не знает ни одной причины, почему.
– Папка.
– Что папка?
– Я давно не держу тебя, папка ждёт. Изучи дела и снимки с мест преступлений, потом поговорим.
Уокер вздрогнула, понимая, всё это слишком похоже на грёбанный сон: краски яркие, перенасыщенные, особенно собеседник, будто чернилами обведённый, а на её лице ощущение чужой ладони. Она ведь была уверена, он до сих пор держит её за подбородок, но обе его руки спокойно лежат на барной стойке, прогоняя любые сомнения.
========== Вечер ==========
Комментарий к Вечер
❗️ВНИМАНИЕ: в главе присутствуют описания пост-военных, антиутопических, крайне мерзких событий и убийство. Если вы не готовы читать, лучше отложите.❗️
Красивое
Ничего красивого в Лимбе не осталось. Прежде тут полыхали Огненные сады, от вод Ахерона поднимался лиловый, делающий адскую столицу нарядной пар, а здания-гнёзда, выточенные прямо в скалах, добраться до которых можно было лишь по узким мосткам или на крыльях, чёрным виноградом свисали прямиком в море. Но по окончании войны Властелин потратил не один день, чтобы изменить погоду целого измерения. И теперь в Цитадели навечно обосновалось солнце, а в Лимбе – лишь безжизненный пепел.
В очередной раз глядя на эти хлопья, падающие сверху, Агора поцокала языком – у неё всего пара рабочих платьев, которые можно назвать парадными, их нельзя угвоздать.
Трудиться леттой стыдно и позорно, но Агора привыкла утешать себя тем, что кормит целых две семьи, прислуживая Ордену. Во-первых, тянет своих стариков, потому что отец так и не оправился в череде боёв за Ад и теперь прикован к постели. Во-вторых, помогает мужу скрываться от принудительной каторги и растит сына. Своих мужчин она любит всем своим пышным телом, поэтому когда другие мужеподобные твари любят это тело по несколько раз за день, Агора старается помнить, для чего это всё. Такие мысли помогают не тронуться рассудком и не сойти с ума от боли.
Обычное
Обычно она занимает дальние кабинеты в коридорах Ордена, тешась надеждой, что так до неё дойдёт наименьшее число клиентов. Рабочий день всё равно будет оплачен продуктами, независимо от количества посетителей, главное не забыть отметиться у экзатора на входе.
Место экзатора хлебное, и каждая летта на него метит. Нужно лишь прослыть общительной, лояльной к власти, ну и непригодной для удовлетворения всяческих, низменных потребностей. Агору уже не раз калечили там, между ног: это всегда случается, когда прислуживаешь водяному каппе, они же сплошь из бугров и отростков и размеров достигают невиданных. Но заживало всё, как на собаке. Поэтому маман привыкла нахваливать её за хорошую регенерацию.
Маман работницы Ордена не любят, но только за глаза. В глаза ей такого не скажут, потому что маман – одна из тех, кто перешёл на сторону Властелина с самого начала, от того и поставлена главой столичного Ордена. Правда сейчас Лимб уже никакая не столица, потому что море отсюда ушло, а Ахерон иссушился от бесконечных осадков. И «без воды – ни туды, ни сюды» вздыхает маман, когда они пьют противорвотное перед началом работы под её надзором. В эти моменты демоница кажется Агоре вполне обычной женщиной, угодившей в такой же замкнутый круг кошмара, как все они.
Опасное
Поначалу за безопасностью летт следили. Та же маман взыскивала двойную дань с клиентов, когда творились бесчинства. Но там, наверху, в Цитадели, быстро смекнули, если Ад загнил и больше не способен обеспечивать себя провиантом, рано или поздно все голодные рты ринутся на восток, к вратам Рая. Вот и решили, что сократить число этих ртов будет полезно. Начали с реформы «Скопцы», призывающей мужчин променять свои причиндалы на золото, а закончили принудительной каторгой на шахтах где-то глубоко в ледниках – ни один демон, отправленный туда, домой так и не вернулся.
По ночам, в собственной кровати, под которой спит её изувеченный ужасом супруг, Агора любит утешать себя мыслью, что если пришло быстро, то и уйдёт быстро, как уходит пена Глифта. Главное, перетерпеть сейчас и не стать случайной жертвой этого месяца. Раз в квартал маман приводит новых летт, а когда уходит, они считают друг друга, чтобы понимать, сколько девчонок убыло.
Страшное
Страха у Агоры нет. Он пропал, когда она пыталась помочь своей сотоварке остановить кровотечение. Да как его остановишь, когда ей не только промежность порвали, но и откусили часть плоти с боков. Маман где-то затерялась, а, может, специально исчезла, чтобы летта побыстрее отмучалась, а Агора не смогла терпеть вой в соседнем кабинете. До войны они с мужем держали портновскую лавку, поэтому она стала делать то, что умела – орудовать иглой и ниткой. И остановилась только тогда, когда её от уже мёртвой женщины оттащил экзатор – старый, безносый дед, - по слухам один из тех, кто тоже служил Властелину, но в чём-то провинился.
Вот в тот момент она весь страх и растеряла, даже угрозы бросить её в острог к бесам из уст маман не помогли. Поэтому Агора осторожничает, но всё больше из чувства долга, не из опасений. У неё старики, муж, ребёнок – без неё они не протянут.
Но Агора ещё не знает, что сегодняшний, утренний поцелуй в сыновью макушку был последним.
***
Восемь тысяч лет назад древним перуанцам показалось неплохой идеей выдернуть из земли клубни картофеля и попробовать на зуб. К тому времени они уже не раз смертельно травились ягодами, щедро усыпáвшими растение в период цветения, но жизнь их ни чему не научила.
– Ты это будешь?
– Нет.
– Зачем брать картошку фри и не есть её?
– Я съела.
– Две штуки.
– Ты следишь?
– Я просто внимателен.
– Не люблю тратить время на еду.
– Тем не менее, ты её заказала.
– Не люблю тратить время на еду, но люблю знать, что еда есть.
– Тебя что, голодом морили, Уокер?
– Эхо студенческой общаги, - она не отрывала глаз от последнего по счёту дела, - иногда там бывали такие понедельники, что впервые поесть удавалось лишь к вечеру. К вечеру среды.
Периферическим зрением Вики фиксирует, как мужские пальцы выхватывают картофельные палочки из тарелки, презрев кетчуп, и находит это милым. Смит такой чванливый и надменный, но плебейскую жрачку хрумкает только в путь.
– Ужасное блюдо, - он словно подслушал, о чём она думает.
– Поэтому ты трескаешь его за обе щёки? – Голову Виктория вскинула, успевая заметить, как он резко проглотил очередной кусок. Из-за барной стойки они переместились к столу, окружённому чудовищными, дерматиновыми монстрами, и до сих пор оставались в кофейне тет-а-тет. Лишь раз за минувшие полтора часа внутрь вбегал патрульный, заказавший кофе и пончики, да и те – на вынос.
– Трескаю?.. За обе?!.. Я?! Что?!
– Ясно-понятно.
– Что тебе ясно-понятно?
– Что в твой адрес редко говорят такие слова.
– Какие?
– Леонард! – Она вызверилась не на шутку. – Я пытаюсь изучить целую папку документов, а ты… - аж привстала от возмущения, - …меня отвлекаешь!
– Я молчал.
– Ты смотрел.
– Скажи ещё, что дышал.
– Тут не уверена, ты какой-то бесшумный.
– Зато ты сопишь, как хорёк.
