Текст книги "24 (СИ)"

Автор книги: Зойка-пересмешница

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 18 страниц)

У Вики ощущение, что если она не будет от него отлипать, то тогда он никуда не исчезнет. Поэтому она целуется так, словно дальше, после этого поцелуя, не наступит уже ничего. Слабая попытка высосать душу и оставить ту себе – наряжаться по праздникам. Влажная, головокружительная феерия конца. – Я вернусь. – Пальцы в её волосах: те теперь короткие, от сна они взбились и стали похожи на золотой нимб или смешную шапку, но ей идёт, ей всё идёт. – Я очень быстро вернусь. Выберу кого-то посимпатичнее, тебе понра… – Нет. – Почему «нет»? – Он сам знает, что нет, что секс с ним убьёт её, и даже если очень постараться и не подходить на опасное расстояние, что вряд ли возможно в их случае, со временем она свихнётся от мельтешения разных лиц с красными глазами. – Не ищи меня больше. – Уокер села, опуская ноги на пол, и теперь он на корточках между её коленок. – Не приходи с надеждой встретиться. Хорошо? – Не хорошо. – «Не хорошо» сейчас – вполне физическое определение. Ему что-то сдавливает в грудной клетке и отдаёт во рту привкусом рвоты. А метафора о языке, прилипающем к нёбу, теперь не кажется Люцию художественной. – У меня была очень долгая ночь, и сейчас я не в силах её переварить, - она взбивает свою причёску, остаётся довольной и проделывает то же самое с его волосами. – Однако я высплюсь, выхлещу литры своего кипятка с лимоном, скажу себе, что всё в норме, и тогда от воспоминаний под одеялом уже не спрятаться. Их придётся разобрать на кирпичи, разжевать до мелочей и сложить в дальний ящик – они не для повседневной носки. Одиннадцать сорок семь. Люциферу не нравится. Так сильно не нравится, что он вскакивает и перемещается к залитому дождём стеклу. То хоть и стои́т себе от пола до потолка, но даже днём жадничает со светом. Будто когда-то давно Детройт просрочил солнцу по тарифу, и город отключили за неуплату. – Послушай меня, я что-нибудь приду… – Что ж раньше не придумал? – На фоне окна «Смит» - тёмный силуэт. И, уже привычно, Виктория не различает ни черт его лица, ни цвет макушки, ни переплетённых вен на ладонях. – Чего сидел-то? – Я?! – Ты. – Я не сидел, - он малодушно поджимает губы, лишь бы не перейти в состояние ярости, близкое к истерии, - я перерыл даже то, к чему не стоило прикасаться – от хранилища Цитадели до остатков уцелевшей чернокнижной секции отца. Я порог этого выблядка до победного оббивал, готовый на переговоры, лишь бы он вернул тебе крылья. Я… – Ладно, - женщина снова не смотрит, утыкается в свои ногти, как будто не видела ничего фантастичнее, и медленно выдыхает, - прости. – На кой хрен мне твоё прощение, Непризнанная?! Оно мне не нужно, мне нужна ты. – А мне нужны билеты в Калифорнию и новый айфон, - у неё улыбка, полная тоскливой безнадёжности, - но не всем мечтам суждено сбыться. – Ты ополоумела, идиотка?! – Это тавтология. – Да плевать я хотел, что это, когда ты несёшь бред. – И в чём он заключается? – Ты прощаешься со мной, Уокер. Я не кретин. Ты сидишь тут с этими своими ногами… с этими своими губами… с этими, полными затаённого страха глазами и прощаешься со мной, словно я… – Словно ты из другого мира? – Да! – Именно так, Люцифер. Леонард. Смит. Истинный дьявол, у которого много имён! – Наконец Вики посмотрела. И мужчина впервые подумал, что лучше б она этого не делала. – Я прощаюсь с тобой, потому что всё, что случилось, уже случилось. И если хотя бы сотая часть того, что я сегодня видела, слышала и чувствовала, правда, и я не тронулась умом, то уходи. Уходи и не возвращайся. Потому что его нет, понимаешь?! Нет никакого способа. Нет никаких вариантов. Нет никаких вероятностей! – Так не бывает! – Отчаянным, мальчишеским воплем. – Но я же тут, - она поёжилась и бросила взгляд на часы, - а тебе осталось десять минут. – Одиннадцать. Что ты собираешься делать? – В каком смысле? – Во всех смыслах. – Доспать, съесть мамонта, сообщить своему парню, что ему досталась потаскуха, которую не стоит ждать ни в Чикаго, ни у алтаря… - собеседнику не удалось скрыть своего тупого, неуместного облегчения. – А потом я буду жить. И ты тоже будешь жить, у тебя теперь много дел. Просто жить мы будем в параллельных мирах. А параллели никогда не пересекаются. – Нет. – Хочешь утопить меня в своём внимании? Чтобы на каждом светофоре я выискивала твои глаза? – Я просто хочу любить тебя. – Ты ведь не врал, говоря, что ещё пара таких ночей, и я умру? – Не врал. – И всё равно нарушил. – Я не могу так больше, Виктория… я… - Люцифер разводит руками, словно те девать некуда: ужасные, лишние руки! – Блять, что ты хочешь? Чего ты добиваешься?! Услышать, что весь я – в твоей власти? Охуеть как давно! Увидеть, как валяюсь в твоих ногах? Да я асфальт жрать готов, если это поможет! Я всем серафимам жажду челобитную донести, чтобы они присели на свои пернатые жопы и хорошенько подумали, что можно сделать! – Ничего нельзя сделать, - она это знает, просто не знает, откуда. Может быть тоже из снов, которые вовсе не сны, а, может, полная версия случившегося оказалась достаточно убедительной. Поэтому криминалист повторяет с лицом отличницы на уроке, - ничего нельзя сделать. Можно продлить агонию. Себя и меня с ума свести. Можно даже случайно прикончить моё плохонькое, смертное тело, но тут я хотя бы порадуюсь оргазмическому концу. У Люция не остаётся ничего – он был-был, но теперь весь вышел. Даже утопающему кидают соломинку, а у него только шторм и гигантские волны-убийцы. Среди них скрывается Кракен, готовый к трапезе. Поэтому он не удивляется своим рефлексам. Но это, определённо, они заставляют его кинуться к Уокер, сгрести ту в охапку, руками обвить подмышками и пытаться закопаться в ней, тискать до искр, в себя втереть, утащить, попутно целуя лицо и рушась в ложбинку груди. Туда он выдыхает скороговоркой и полным отсутствием голоса: – …неотдамнеотдамнеотдамнеотдам… тымоямоямоя… тынавсегдамоя… ты – моя, Вики Уокер… – Конечно твоя, - у неё дрожат губы, но она не разрешает себе плакать. – И всегда буду твоей. Обещай, что эта Виктория останется в твоих мечтах, проживёт там свою прекрасную вечность, и ты подаришь ей десятки поводов для гордости? – Заткнись! – Обещай, что ты принесёшь своему народу мир, а не боль и ужас, даже если самого будет укачивать до блевоты? – Замолчи, прошу! – Но Непризнанная словно глухой стала, лишь гладит его голову, увязая в волосах, и шепчет вот это всё – невозможное, кошмарное, неправильное. – Обещай, что, однажды, ты станешь счастливым, потому что будет женщина – добрая и красивая, настоящая фея, которая умеет колоть лёд и расколдовывать сердца, покусанные злыми колдуньями? – Умоляю, закрой свой рот! Иначе… - он страшно тяжело дышит, как человек, который стоит на краю пропасти, пока из той дует холодный, колючий ветер, - иначе я оскотинюсь и стану полным ничтожеством, начав выть и заклинать кого угодно, каких угодно богов и их лже-питомцев, лишь бы они тебя мне вер… – Люцифер. – Ладонями она обвивает его лицо и тянет вверх, чтобы встретиться взглядом. Красные глаза сейчас – скорее, симптом, не характеристика цвета. Они сухие и воспалённые, как у того, по кому к обеду зазвонит колокол. – Уходи и не возвращайся. Не преследуй меня, не издевайся над нами. Ты не увидишь ничего, что тебя порадует. Сначала я буду пытаться жить, а потом заживу окончательно – встану и пойду бодрым шагом, потому что я – из тех, кто умеет вставать и отряхиваться. Уильяма сменит какой-нибудь Билли или, может, вполне определённый Джейкоб. Их брак трещит по швам, и – ты абсолютно прав! – он влюблён в меня и он мне нравится. Потому что мы оба – из тех, кто отряхнётся, не запачкается. Я не уеду из Детройта, он засосал меня навсегда. Я так сильно ненавижу этот город, что это стóит называть любовью. Никакой Чикаго и мечты о доме в Монтерее уже не сравнятся с тем, что я чувствую здесь, в приканадской клоаке. Мы с Джейкобом поженимся когда-нибудь. Не сразу, но однажды – всенепременно. Его огромная ирландская семейка слишком набожна, чтобы разрешить мне плодиться вне брака. А я буду беременной, это ясно, как день. У нас родятся два сына. Первого назовут Патрик, я буду против. Второй – Метью, и за это имя придётся переругаться с каждой из породнившихся тётушек. Старший будет успешным и дерзким, а Метью – просто дерзким. В его шестнадцать нам придётся класть того в клинику для наркоманов. Но он выкарабкается, он тоже из тех, кто умеет подниматься. Потом сыновья вырастут и не увязнут в Детройте, в отличии от нас. Они улетят в большие, красивые города, постепенно забывая большой и не красивый. Джейкоб так и останется детективом до самой пенсии, а я буду преподавать в одном из институтов – их сейчас всего парочка, но лет через двадцать, двадцать пять может статься больше. Муж умрёт от рака лёгких, когда мне будет ближе к семидесяти, а я научусь пить сладкий ликёр, говорить с соседскими вдовами и заведу попугая по кличке Санти. Я буду стареть, моё лицо покроют морщины, подбородок сползёт вниз, волосы поседеют, но ты будешь приходить, упиваться своим отчаянным мятежом, ненавидеть меня за каждый поворот банального, бытового сюжета и за все те метаморфозы, что сотворило со мной время, а ещё видеть. Видеть это всё. Меня не станет, когда мне будет семьдесят шесть. Ну а тебе?.. Тебе всё ещё будет двадцать восемь. – Она не чувствует своих слёз, но готова спорить, её щёки утопают в них. – Поэтому уходи и никогда не возвращайся. Останься порочной, горячей, невероятной историей. Останься самыми захватывающими сутками в моей жизни. Останься самым удивительным Кем-то, кого я миллионы раз встречала в своих снах и, лишь однажды, наяву. Я с ранних лет не люблю сказку про Питера Пэна, и не хочу, чтобы твоё последнее воспоминание обо мне походило на дряхлую, беззубую Венди в инвалидном кресле, которую уже не отмолить ни у бога, ни у чёрта. – И, закрыв глаза, Виктория коротко целует его в лоб. Чтобы тут же почувствовать, как он убирает руки. Как леденеет весь – с головы до пяток. Как встаёт на закостенелых ногах, сшибая по пути что-то. «Наверное, кресло… наверное, ты даже не заметил его…». Когда дверь в квартиру хлопает, Вики решает, что звук похож на выстрел. А ещё она решает, что теперь ей можно громко, не таясь, зарыдать. Одиннадцать пятьдесят девять. Согласно исследованиям, проведённым британскими учёными, люди чаще покупают синие щётки, чем красные. Нильский крокодил в ожидании добычи может задержать дыхание на два часа. Некоторых вождей викингов хоронили вместе с их кораблями. Самое большое число торговых центров на планете Земля располагается в Нью-Джерси. На производство одного и семи фунтов мороженого потребуется пять с половиной литров молока. Резиновый подлокотник в метро двигается с отличной от эскалатора скоростью, чтобы пассажиры не засыпали на ступеньках. Наиболее редкая человеческая фобия – селенофобия – боязнь Луны. В 1889-ом году королева Италии Маргарита Савойская заказала первую доставку пиццы. Гиены образуют самые крепкие любовные союзы среди всех млекопитающих, а у лебедей всего лишь хорошие маркетологи. Вики Уокер вот-вот стукнет двадцать девять лет, и ей нравится быть одной из тех, кто ловит злодеев. Люциферу всё ещё двадцать восемь, и он хватается за соломинку, которую, того не ведая, она сама ему подсказала, потому что даже утопающему кидают этот дурацкий прут: он летит туда, где всё начиналось. «Мы ещё увидимся?..». «Мы не расстанемся». Двенадцать ноль-ноль. Комментарий к Утро Моё первое "Закончен" в несколько глав, которое вылилось в 102 фикбучные страницы (такой вот Мини, исправленный на Миди). 🙈 Вот и всё! Неплохая получилась история: интересная, весёлая, порой немного грустная, а главное поучительная. (ц). Обязательно познакомьтесь с первым отзывом, мои апостолы, там мы прогуляемся дорогой хлебных крошек. А сюда я кину пояснялку на случай, если возникнут вопросы, что же, всё-таки, произошло. ❗️Факт-чекинг ❗️ 1. Вики участвовала в финальной битве, в которой погибли все, абсолютно все. Кроме Мальбонте, который или армией которого, Бессмертные были убиты. 2. Она сама заключает с ним Кровный Договор, понимая, что он может управлять временем в прошлом (игровая сцена перемещения к Плачущим Девам). 3. В мировой культуре есть много способов путешествий во времени, но три самых известных и понятных - это: - Хроноворот (ГП): всё уже предопределено, если человек оказывается в прошлом, значит он должен был там оказаться; - Наблюдатель (Доктор Кто): герой перемещается по временному потоку, но сам пребывает вне его; - Переменная (Эффект бабочки, Назад в будущее, Марвелл): будущее не сформировано, нет никакой судьбы, изменение в прошлом зачёркивает ветку событий и формирует новую (не плодит альтернативную, а удаляет/перематывает и записывает по новой), и перемещающийся герой не двоится, а добавляет к своим знаниям инфу (в Эффекте бабочки наглядно показано).