сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)
«Ты – высокий брюнет, но пониже Смита. – Закрыв глаза она рисует кого-то дерзкого и красивого. Того, кто явился из снов. – Ты крупнее. Твои плечи шире, мускулы на руках больше, кубики пресса – как железобетонные опоры моста, а вот бёдра такие же узкие и поджарые. У тебя мягкие, плавные черты лица, они не такие «скандинавские». Но скулы острые и подбородок чёткий… небезопасный такой подбородок – упёртый, вызывающий. – В мыслях всплывает «Люций, ты – баран!», и от этого накрывает теплом. Теперь Виктория не может остановить свои ладони, они продолжают ласкать и гладить его кожу везде, куда способны дотянуться. – Ты длинноногий и ноги у тебя крепкие, но не перекаченные. И, да, у тебя классная задница – там всего в меру, и она аккуратная и высокая, как у мужчины, который с самого детства привык заниматься спортом. – Её потряхивает от того, у чего не существует объяснений, пока сам Люцифер лежит абсолютно молча и, кажется, утробно мурчит. – Твой торс покрыт татуировками, на которые я залипала часами. Они даже на татухи не похожи, настоящая живопись! Твоя кожа золотистая, ты легко загораешь, тебя любит солнце. И женщины тебя тоже любят. – Между рёбер колет до противного, но Вики радостно – она давно никого не ревновала, утешаясь мыслью, что Уильям просто не даёт поводов. – Когда ты злишься, ты – красноглазый бык. Натуральный бычара! Твердолобый и импульсивный. Из тех парней, что не будут рассусоливать и вести переговоры, а просто разобьют бутылку об стол и покромсают «розочкой» каждого неугодного. – Хочется кричать «Спасите, SOS!», потому что она начинает захлёбываться то ли на грани истерики, то ли от бесконечного счастья. У того стекольный вкус, намекающий на разбитые судьбы. – Твои ресницы чёрные и пушистые, таким завидуют дамы. А брови живут своей собственной жизнью, но это тоже красиво… это завораживает. – Уокер дёргается вверх, равняется с пальцами его ног и начинает целовать каждый, вдруг понимая, что если этого не сделать, она выпью будет орать. – Ты удивительно заботливый в своей, особой манере. Ведёшь себя так, словно кто-то когда-то запретил тебе показывать интерес, но ты нарушил это правило… нарушил все правила и теперь опекаешь даже в тех случаях, когда «сама, дура, виновата!», - в ушах звенит его голос. Другой голос, но точно его. Ведь правда?! – У тебя милейшая ямочка на щеке, Люций. И, стоит тебе улыбнуться, улыбка выдаёт с головой – никакой ты не волк, ты самый преданный пёс. Огромный, сильный, статный, но прирученный. – Когда на губах появляется вкус соли, Виктория понимает, что беззвучно ревёт, почти облизывая его ступни и чувствуя, как он целует её ноги в ответ. – Кажется, тебя приручила именно я. Кажется, я любила тебя, как припадочная. Кажется, это самое реальное, и я всё ещё тебя…».
– Ты плачешь?
– Это просто дождь, - от внезапности она холодеет, собирается, фыркает, но тон слишком подстреленный и умытый, чтобы не сдать с потрохами.
– Иди ко мне. – Мужчина привстаёт и подхватывает её подмышками, чтобы повернуть к себе. – Нам надо обсудить…
– Нет. – Когда он прижимает её макушку и целует точно в темечко, Вики больше ничего не надо. У Вики чувство, что теперь она может спокойно умереть. Всё самое прекрасное с ней случилось, и хорошо это или плохо – понимать, что лучше уже не будет, - она не знает. – Дай я просто поскулю, а потом мы сделаем вид, что ничего не произошло. Или сделаем смузи. – Ингредиенты как раз в наличии. Молоко в холодильнике, клубника в морозилке, её сердце – где-то в его ногах.
Лёжа на нём и чувствуя незнакомое, но такое узнаваемое в кромешной тьме тело, Уокер подумала, что это, наверное, не с ней. Может быть кадры чужого, подсмотренного в далёком прошлом фильма или сон, норовящий стать явью, но точно не её история. У неё ведь почти обычная жизнь: школа, институт, карьерные амбиции, скатившиеся в дождливый кишечник Детройта, а с недавних пор ещё и жених. Про такую биографию не пишут книжек, не слагают легенд, даже в сплетнях не рассказывают, потому что есть кадры поинтереснее.
Она – всего лишь неплохая девчонка в самом прямом значении слова, которой нравится ловить плохих парней. Да и тех – не своими руками.
Как теперь объяснить… не Уильяму, не-ет, ему она не скажет… как теперь себе объяснить, почему неплохая девчонка так легко и так широко раздвинула ноги перед случайным прохожим? «Самой пригрезилось, сама позволила»? Или «прости, Вики, но от него у нас зудело весь день и нам следовало дать»? А, может, «ты хотела пустить себя на мясо и ты это сделала»?
Нет никакого готового ответа. Как и нет её ступней – их она не чувствует, проглатывая последние, сладостные волны оргазма внизу живота.
– Бастилия.
– Что?
– Бастилия, которая должна была пасть.
– Непризнанная, пора поговорить. – Смит не просто хрипл, у него голос человека, чьи связки изрешетили. – Что ты помнишь?
– Ничего того, что может оказаться реальностью.
– Значит то, что нужно.
– Кто ты такой?
– Ты уже сказала, кто я! – Виктория почувствовала, как он упёр колючий подбородок в её предплечье. – Глифт, Уокер. Г-лифт!
– Класс. Супер. Зашибись, Леонард-Люцифер! – Глаза женщина закрывает, потому что два красных «прожектора» смотрятся тем пыточным агрегатом, который высверлит в ней дыру. Пожалуй, пока ей достаточно его члена, который справляется с этой задачей на отлично. – И кто же ты тогда? Демон из глубин ада? Дьявол во плоти?! Сын самого Сатаны?!!!
– Вижу, память тебя не подводит. – Он потёрся о плечо, напоминая кота. Просто очень большого кота. С хищной, острозубой пастью, призванной перемолоть её обычную историю в фарш. – Один момент: Ад не в глубинах, он на поверхности, как любое другое государство.
– Господи! – Подскочив и стряхнув его голову, Вики сдвинулась к стене по соседству и теперь сидела, - просто скажи, зачем так стараться? Чтобы трахнуть меня? Неужели овчинка стоит выделки?
– Мы трахались миллион раз. – Ладно, не миллион. Если говорить совсем откровенно, то Люций помнит каждый их секс, потому что за три с половиной года он обсосал эти воспоминания до косточек. – Но оно всегда того стоит.
– Значит дело в перепихоне?
– Нет. – Когда он обрушил макушку на её колени, Уокер было дёрнулась, но сразу застыла. Видимо поняла, что сбежать из собственной квартиры не выйдет, да и глупо как-то: её не похитили и не держат. Сама истязала его рот и царапала руки до кровавых борозд, умоляя не останавливаться и вызывая на лице Люцифера идиотское ликование. Хрен там, он не просто радовался, у него яйца сжались от напряжения и до сих пор пребывают в этом судорожном экстазе. – Как ты объясняешь себе то, что я говорю?
– Что ты мог узнать обо мне информацию.
– Какую информацию, Виктория?
– Например, про мои сны.
– Об этом, блять, что, в Times печатали?! В Saturday Night Live показывали?! На шоу Опры интервью давали?!
– О снах знает Уильям. Не всё, но кое-что. – Она зябко поводит плечами, и демон тут же елозит темечком по её бёдрам с целью разогнать кровь и согреть.
– Ты долбанулась? Авария отбила остатки мозгов? – Внутри Люцифера вновь щетинится огромная, чёрная, ревнивая тварь. – Я по-твоему что, пришёл к этому хуесосу и расспросил, о чём вы говорите, когда у него на тебя не стоит? – А не стоит у того всегда, это очевидно. И хер там наверняка маленький. Дряблая мошонка. Много лишней волосни. И… сука! Он себя изъест, если не прекратит.
– Я не знаю. – Она вздыхает, но без грусти. – Я правда не знаю, извини. Не знаю, откуда ты знаешь. Не знаю, что с твоими глазами. Не знаю, что чувствую. Но мне было хорошо.
– Непризнанная… - почти шёпотом, дыханием опаляя пупок, - …задай вопрос, на который никто не знает ответа.
– Любой?
– Любой. То, что ты не говорила никому. Или думаешь, что никому не говорила. Или… - он не может удержаться, прикусывая тонкую кожу на её животе и вырывая стон, - …какая же ты… сдохнуть, какая! Сдохнуть, Уокер. Сдохнутьбезтебяможно…
– Под-дожди… Не умирай тут, окей?.. – Викторию снова лихорадит. Ощущения конченные, она про такие никогда не слышала и нигде не читала. Чувствует только, как сжимается влагалище, от которого по всему телу летят разряды, и закусывает губу. – Вопрос?.. Хорошо… Пусть будет вопрос. Что я сделала в пять лет? В день, когда к нам приехала дорожная полиция и сообщила о гибели матери. – У неё не так много секретов, но этот она бережёт, потому что считает постыдным и уродливым. Хранить тайну удобно, нет ни одной улики, ни одного свидетеля её поступка, а главное – никто не может выяснить истину задним числом.
– Уверена, что хочешь услышать ответ? – Мужчина вдруг становится мягким и деликатным.
– Уверена, что ответа не услышу.
– Ты убила свою морскую свинку. – Он мгновенно вжимает в её бёдра пальцы, понимая, что она готова вскочить и заорать. – Тихо-тихо, милая! Ты сама мне это рассказывала. Ты убила свою морскую свинку по кличке Зоуи. Твой отец поехал с копами на опознание, соседку он попросил посидеть с тобой, пока он не вернётся. Лайонел Уокер не знал, что ты подслушала диалог с полицией под лестницей, старался вести себя как ни в чём не бывало и попросил дождаться какую-то Сильвию. Да успокойся же ты! – Он садится и сгребает её в охапку, позволяя лупить себя ладонями. – У тебя было минут пятнадцать, и ты не могла вымолвить ни слова. Ты открыла клетку, поймала Зоуи, положила её на порог гостиной и как следует шибанула дверью четыре раза подряд, пока тельце… тсс-с!.. не разрубило надвое.
– ТЫ!… - зуб не попадает на зуб, и её снова беззвучно колотит в его объятиях. От чего-то Виктория в курсе, обычно эти руки увиты чернильными узорами, а не только венами.
– После этого тебя прорвало. Вернулся голос и ты завопила. Рыдала всё время, пока отмывала косяк и полы, а останки Зоуи спустила в унитаз. Они были слишком незначительными, чтобы не смыться с первого же раза, но ты всё равно стояла и нажимала кнопку чёрте сколько времени, пока не услышала, как хлопнула входная дверь.
– Божебожебоже… это неправда… так не бывает… не бывает! Ты не можешь этого знать!
– К соседке ты вышла заплаканная, и сказала, что никак не отыщешь морскую свинку. Вместе вы перерыли весь дом, продолжая реветь: она – из-за твоей матери, ты – тоже. Но обе делали вид, что печалитесь из-за Зоуи. Потом вы решите, что свинка сбежала и…
– ХВАТИТ!
– Ты рассказала эту историю в первое утро после того, как не стало моего отца. Мы были на крыше. Я учил тебя вызывать демонический огонь…
– ХВАТИТ, ПОЖАЛУЙСТА!
– Моего отца убила твоя мать.
– Моя мать давно… - всхлип, за ним второй, - …давно мертва!
– Всё верно. – Его ладони тёплые и горячие, и сам не-Леонард жаркий как печка, но не та, от которой разит удушливой гарью. – Так давно мертва, что уже имеет вес в загробном мире. Жизнь прекрасна, но ошибка людей – считать, что со смертью она заканчивается. Для некоторых из вас смерть становится лишь началом.
– Это ложь! Ты врёшь мне! Ты всё…
– Я впервые за эти сутки не вру тебе, Уокер.
– Откуда я тебя знаю? – Виктория внезапно успокаивается и вскидывает лицо, отрываясь от его груди.
– Вероятно, из своих снов, - Люций зло щурится, но продолжает, - тебя лишили крыльев и памяти, чтобы вернуть на Землю.
– Ты понимаешь, как ты звучишь?
Вопросом на вопрос:
– Ты чувствуешь то, что ты чувствуешь?
– Да, иначе этого диалога просто не было. Как мы познакомились?
– В первый же день в Школе ангелов и демонов во внутреннем дворе. До тебя… - он как-то странно хмыкает, - …докопался… докопалась моя пассия.
– Так она или ты?
– Предположим, я хотел, чтобы она до тебя докопалась.
– Зачем?
– Засмотрелся на твою задницу.
– Ты красив?
– Даже слишком.
– Почему не подошёл сам?
– Ты – Непризнанная.
– Что это значит?
– Ты – всего лишь человек, которому подарили вечность на небесах. В нашем мире такие считаются вторым сортом.
– То есть я – провинциальная лохушка в пафосной школе?
Он захохотал в голос приятным, бархатистым смехом:
– Скорее, в академии. Как твой университет, только в сто крат привилегированнее. И нет, Уокер, ты не лохушка и в обиду себя не дала.
– А в этой академии ты – капитан сборной по квиддичу?
– По Крылоборству, - снова гогот, - но ты рассказывала мне, что такое квиддич.
– Твой отец – он…
– Был дьяволом? Да. Я – сын Сатаны и избранник адского трона.
– Когда мы с тобой… когда у нас начались отношения?
– Когда я впервые тебя трахнул?
– Допустим.
– После осеннего бала. Спустя три месяца, как ты появилась.
– Почему я?
– Потому что хотел тебя, сходил по тебе с ума и думал, что эта блажь пройдёт, стоит мне тебя оприходовать.
– Ты всегда берёшь то, что хоче… ох! – Его ладонь, вползшая между женских ног и крепко сжавшая лобок, была красноречивее любых ответов. – То есть мы не встречались?
– Ты спрашиваешь про свидания под луной и прогулки за руки? Нет, мы не встречались. Но мы проводили много времени вместе, потому что… - «…мне страшно хотелось быть около тебя, преследовать тебя в грёбанном водовороте, догонять тебя, успевать за тобой!», - и трахнуть. Её безумно хотелось трахнуть. В ту осень Люций так часто думал о сексе с Непризнанной, что всерьёз стал опасаться, а здоров ли он? – Я помогал твоему маленькому расследованию.
– Какому расследованию? – В темноте у неё загорелись глаза. Видимо знакомое, понятное профессиональному слуху слово придало уверенности. Или всё дело в мужских, узловатых пальцах, раздвинувших половые губы и просто покоящихся там, в промежности, совершенно по-хозяйски.
– Ты пыталась выяснить, кто находился за рулём минивэна, который убил тебя.
– Я выжила.
– Нет, Вики, ты погибла, я сам видел отчёт судмедэксперта. И я был с тобой в том полицейском участке Оксфорда, где мы выясняли номер машины и прокатной конторы. Ты умерла в аварии.
У Люцифера есть эгоистично-ублюдочная часть натуры, которую он ни в чём не ограничивает. Вот и сейчас он позволяет той мысленно плеваться: «Ты сдохла, чтобы достаться мне навечно, а не отправиться назад, загнивая за шесть-семь десятков лет с каким-то соплежуем, записанным, как бойфренд».
– У нас что, что-то вроде любви-ненависти, да? – Вики чувствовала, что знает ответ, но хотелось услышать от него.
– М-м, - «британец» странно замялся, и, внезапно, Виктория поняла, перед ней смущение. – Да. Я отпускал шпильки в твой адрес, ты – в мой, пока это не привело нас в постель. Это была твоя постель.
– А потом?
– Потом нас вызвали на ковёр к директору, и мне пришлось изображать козла, который заявляет, что это был всего лишь секс.
– Зачем?
– У тебя проверяли память. Думай ты обо мне в категориях своего мужчины, это увидели бы все учителя.
– То есть ты как-то стёр мне воспоминания о ночи вместе…
– Никто ничего не может стереть, если не сослать на Землю. Я просто… - он выдохнул, набираясь смелости, - я просто проявлял заботу так, как умел. – Достойных наставников у демона не было. – Но твои воспоминания изучал любовник твоей матери, и он решил нас не сдавать.
– Стоп!
– Почему?
– С меня хватит. Ангелы, демоны, дьяволы, мать, которая жива и даже обзавелась любовником… Слишком много для одной ночи и для одной меня!
– Тогда расскажи, что ты помнишь и что видишь во снах.
– Это всё такая чушь… - минуточку! Она уже сыпала похожими формулировками в Уильяма, но сейчас с ней не он, и близко не похож. Их диалог с Леонардом, как бы того не звали, сам по себе полный странностей и абсурда сон, однако Вики хочет с ним говорить – без жеманства и всяких тонкостей. Уильям проявлял вежливость вполуха, но мужчина, с которым она сидит, демонстрирует самый живой интерес. И Уокер вынуждена признаться сама себе: ей страшно не хватало того, кто не просто послушает, а того, кто услышит. – Ладно, чаще всего я вижу поле. На нём должно что-то расти, но ничего не растёт, всё усеяно песком, и тот красный. За моей спиной море, но я никогда не поворачиваю туда головы, просто знаю, что море там, и точка. Вдали виднеются три шпиля, которые сверкают, словно они из…
– Хрусталя.
– Да!
– Это Цитадель. А поле, которое ты видишь, побережье близ столицы.
– Мне продолжать или будешь заваливать незнакомыми названиями? – Короткий кивок вместо ответа – его она чувствует кожей. – Я стою там и понимаю, что меня утягивает в песок, потому что он какой-то… не песочный! Вязкий и клейкий, а ещё зыбучий, как болото. Когда ноги тонут по щиколотки, становится ясно, что никакой передо мной не песок, а… - во мраке Непризнанная почти жуёт свой пухлый рот, и Люцию хочется ей помочь, взять на себя эту задачу, чтобы она не перетрудилась, - …мясистое пространство.
– Что-что? – А ещё ему хочется не бросать этот короткий, сумрачный взгляд на настенные часы – двадцать два ноль один, - по-быстренькому освоить остановку времени. Научиться проклинать время. Уничтожить время.
