сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)
– Не знаю, как это объяснить. Это всё плоть. И иду я по плоти, которая покрыта кожей. Но она – не цельная и вся будто бы нестабильная, двигающаяся, как набор отдельных клеток. В этот момент всегда появляешься ты. – Люцифер явно собирался что-то уточнить, но она пресекла попытку, - тсс-с! Ты не совсем ты, но я вижу твои глаза, они начинают маячить то передо мной, то за мной – и они подсвечивают тропу по которой можно двигаться без риска. Как только я вступаю на неё, я знаю, как тебя зовут. Твоё имя тоже просто существует в моей голове, даже во сне этому не даётся объяснения.
– Кто-то ещё есть на поле?
– О-о-о, там целое цирковое шоу с элементами порно! Я вижу людей-птиц, вижу людей, у которых нет конечностей, и из их культей прорастают мечи и кинжалы, вижу нелюдей с огромными, острыми зубами… почти все они голые. Или окровавленные и голые. Одни умирают, другие совокупляются, есть те, кто начинает заниматься сексом, а потом сливается в одно целое, чтобы, в конце концов, срастись кожей с тем мясным покровом, по которому я иду.
– Давай я буду называть имена, а ты скажешь, есть ли у тебя ассоциации.
– Хорошо, попробуй.
– Мими.
– Мими? – Виктория нахмурилась. – Там есть мостки. Такие, знаешь, деревянные, как сцена городского балагана в старину. На них танцует мим, ничего другого в голову мне не лезет, извини. В общем, он так долго пляшет, чтоб из-под его обуви начинают вылетать искры-монеты, а сквозь доски вверх прорастает виселица. Когда я вижу виселицу, то отворачиваюсь: становится понятно, что это не сцена, а место казни.
– Твоя мать.
– Гигантская орлица. Она бросается на копья, которые восстают передо мной. Сначала она вся золотая, но как только умирает, темнеет и становится серой.
– Геральд или Мисселина.
– Хм… впервые слышу. Но могу пересказать «Ведьмака», там был Геральт, - девушка осклабилась, вскинув подбородок. – Сезон, впрочем, дерьмо.
– Он в чёрном, она в белом.
– О-о! Ворон и голубка. Только это не птицы, это я их так окрестила. Две тени – чёрная и белая, - которые перемещаются по полю в поисках друг друга и никак не могут встретиться.
– Дино.
– Может быть человек-динозавр?
– Его и так обзывали, - мужчина не смог сдержать ехидства.
– Он без рук и без лица. На нём надета маска динозавра. Самая дешёвая картонка, какую выдают в торговом центре на детском празднике.
– У него нет рук?
– Нет кистей. Почти также, как у восьмой жертвы, убитой вчера. Только кружево кожи, свисающее красной бахромой. Но ладони не раздавили, их словно откусили и потаскали в пасти до ошмётков.
– Подожди, - его губы вдруг ткнулись в её лоб. – Ты в порядке?
– Ну-у, я видела труп, чьи руки засунули под типографский пресс, потом видела целую фотоколлекцию трупов разной степени ужасности, почти лицезрела вырванную женскую матку, затем переспала с незнакомцем, которого знаю пол-суток, и который убедительно доказывает, что он – демон из ада и у нас с ним давний роман, а в эту секунду говорю, что вот уже три с лишним года мне снится лютый кринж, претендующий на рекорд… так что да, я в порядке. Мой обычный четверг, Люцифер… Ой! – Это вырвалось непроизвольно, но Вики поняла – исправлять себя она не хочет.
– Непризнанная… - одним долгим, томительным выдохом ей в кожу, - я невозможно скучал по тебе… - в доказательство он вжимает пальцы внутрь неё коротким, скользким движением.
– Помилуй меня пожалуйста! – Каждое слово стоном. – Вынь и убери. Вынь, вытри и убери! Иначе я ничего не расскажу! Иначе я умру от перетраха… Не знаю, умирают от этого или… - как ни странно, он послушался, и, спустя короткую паузу, Виктория продолжила, - почему моя мать убила твоего отца?
– Отец сделал ставку не на ту лошадь.
– Наконец-то! Хоть что-то знакомое. Скачки, кони, батя-игроман. У нас новая зацепка, агент! – Сыронизировала Уокер.
– Ад более зависим, чем Рай. Отца это никогда не устраивало. Он стал первым правителем, который постепенно стал приводить нашу часть мира к полной автономии, но потом появился Маль…
– Бонт!
– Ты его помнишь? – От голоса повеяло морозом.
– Само вырвалось, - она и правда не знала, кто такой этот МальБонт.
– Он – гибрид. Бессмертный, рождённый от ангела с демоном.
– В твоём тоне слишком много желчи, чтобы не заметить.
– Подобные союзы долгое время были запрещены. Нельзя спать с другой фракцией. Ещё хуже, если родится ребёнок – по слухам, тот не проживёт и трёх дней. Но Маль выжил стараниями Шепфы – так называют Создателя. Бог… - слово он выплюнул, - …сохранил чадо, пока от грязнокровки не начались проблемы и он не угробил кучу Бессмертных. Тогда Шепфа разделил Мальбонте на две сущности – тёмную и светлую, ангельскую и демоническую. Первую забрал к себе, вторую – отправил к своему брату-близнецу Шепфамалуму. Это вроде как наш божок, создавший всё тёмное.
– Не понимаю. – Она потрясла головой. – То есть демоны – абсолютное зло, а ангелы – такое же абсолютное добро?
– Только в головах двух зашоренных, плесневелых стариков, слишком давно не вылезающих из своих уютных нор. Демон… ангел… разница в цвете крыльев, набор страстишек одинаков.
– Ты сказал, что фракции не должны смешиваться, а ещё называешь меня непризнанной. Это значит, что я – тебе не ровня и не пара?
Лица его она не видит, но чувствует, её смерили тем особым выражением, с каким в «Игре престолов» произносилось «И ничего-то ты не знаешь, Джон Сноу!».
– Ты мне ровня и пара.
– Значит этот запрет отменён?
– Да, но ты стала мне ровней и парой задолго до того, как Закон Неприкосновения аннулировали.
– Насколько серьёзны наши отношения?
– Настолько, что я не спускался на Землю, чтобы не искать с тобой встречи. Но ты ведь не это хочешь знать.
– А что я хочу знать?
– Ты хочешь знать, говорил ли я тебе…
Громко, почти криком, Виктория перебивает собеседника:
– Не хочу я этого знать!
– Почему? Ты долго ждала от меня этих слов.
– Потому что… - она странно замычала, сглотнула и вдруг выдала глухо и сокровенно, - потому что тогда ты мне ничего не оставишь, чёртова Золушка. Даже башмачка. Исчезнешь в полдень, а мне с этим всем жить.
– И выходить замуж, Непризнанная! – Зарычали в ухо, не в силах заткнуть всё то мерзкое, что насиловало изнутри.
– Какой замуж, Люцифер-Леонард?! – Хохот на грани истерики, - какое замужество?! О чём ты?! Я только что трахалась с незнакомым мне мужиком с огромным хером, как распоследняя детройтская шлюха! Без всяких доплат! На общественных началах ударницы! Прекрасно помня, что моя свадьба будет через месяц! Мне, очевидно, нельзя никакое «замуж»! Я, очевидно, лживая свинья!
– Я люблю тебя. – Если она – свинья, то он – не лучше. – Я сказал это тогда и говорю сейчас. И я найду. Придумаю. Придумаю, как утащить тебя отсюда… - словно не думал сто тысяч раз, словно не перебрал каждую из идей, словно есть хоть какой-то шанс. – Твою мать, не уворачивайся, я всё равно тебя поце… - но поздно, потому что Уокер вновь целует его первой.
Он поднимает её на руки, как невесту, которую выносят из церкви, и думает теми же категориями: «Непризнанная, я в плен тебя заберу. Ты мне до тошноты нужна, мне твоё бессмертие нужно. Я пытался, очень старался эти три с лишним года, но не вышло нихуя. Ты нужна мне женой, подругой, любовницей и матерью наших детей. И мне нужно отыскать твоё бессмертие, где бы то не скрывалось!».
– Это кухня, - когда становится ясно, что в данный момент Люций ищет не бессмертие, а кровать, перемещаясь с ней в объятиях, Вики отрывает губы и шелестит тающим снегом. – У меня нет… нет спальни.
– Где же ты спишь? – У него надменное, вызывающее улыбку недоумение. От чего-то она думает, что это связано с его родословной.
– На диване, в гостиной. – Водить пальцами в темноте по его шее и плечам и чувствовать кадык, который с шумом сглатывает от производимой щекотки, невыносимо хорошо.
«Куцая квартирка, никаких личных вещей, ноль близких родственников, нет друзей, только коллеги… Ты словно не живёшь, родная, а создаёшь видимость. – Диван разобран, она явно ленится и торопится по утрам, не считает нужным складывать. Но сейчас это устраивает. – Выполняешь обязательные пункты программы, вот, мол, смотрите, у меня есть жильё, есть работа, где-то в далёкой Калифорнии остались старые подружки из прошлой жизни, а на восточном побережье можно отыскать родню со стороны матери… и неважно, что триста лет не общались! Ещё у меня жених, прям как положено, прям как у всех девчонок! – Люцифер прижимает её к подушкам, распиная под собой крестом. Вокруг насыщенная бархатом, густо-красная ткань обивки, ему нравится этот цвет, он напоминает ему его покрывало в Школе. В этом колере волосы у Уокер всегда сияют золотом и сама она становится похожей на хéрова ангелочка, совращённого тёмными силами. – Но всё, что тебя радует, сконцентрировано в работе, потому что там хоть какой-то адреналин, иллюзия куража, который ты успела распробовать на Небесах. И тут, как с Глифтом, приходится повышать дозу…».
Когда мужчина приподнимается, Вики хочется ныть «Вернись обратно!». Он раскалён до бела, а без него по коже ползут мурашки. Но это всего лишь пауза, позволяющая ладоням перевернуть женское тело и поставить на четвереньки. Похабное, властное «Раком» он мурлычет ей на ухо, прогибая в пояснице так, что вся она теперь раскрыта для полного, гинекологического осмотра.
Никаких прелюдий, он просто резко входит в неё до конца, выбивая стоны уже не из Виктории, а из её матки, в которую упирается членом. Волосы «Смит» наматывает на кулак, ладонью стискивает грудь, пропуская сосок между пальцев, и грубо, жёстко двигается, обдавая отборными пошлостями.
– Узкая, как Дева Мария, а течёшь, как последняя сука… - он дёргает её космы и перемещает пальцы на холку, нащупывая и сжимая сонную артерию. – Шею бы тебе сломать… Шею бы тебе сломать, чтоб вернуть, если б знал, что сработает… - удушливо-приятное состояние, такое густое, что Уокер кажется, она в огромном сундуке, полном угарного дыма, и теперь галлюцинирует. – Тебе всегда нравилось, чтобы как животные. Чтобы как с заложницей соседнего королевства, которую не нужно спрашивать. Как с дешёвой шлюхой… Блять, Непризнанная, с моей шлюхой! – Толчки бешеные: шлепок, удар, шёпот, льющийся похотью. Стонать она уже не может, издаёт жалобные всхлипы, уткнувшись в подушку и повернув голову на бок. Неправдоподобно красивый профиль женщины с влажным ртом, которая вся в его власти. Люций даёт продышаться и вставляет в её губы пальцы. Один, два, всю пятерню – хамски впихивает по самые фаланги, раскрывая челюсти и стремясь коснуться гланд. – Соси давай, ты умеешь!
И она сосёт – вылизывает, целует, топит в слюне, как в цунами, чувствуя приближающийся экстаз. В животе тот напоминает огромный мыльный пузырь: зреет, растёт, наливается от каждого, скользкого движения и вот-вот…
– Дьявол! – Он выходит быстро, заставляя вопить от негодования.
– В точку, - руками раздвигает ягодицы и проводит длинным, широким языком снизу доверху. – Свой оргазм ещё надо заслужить, Уокер. – Пальцы возникают на клиторе, но едва касаются этой горошины. Всего лишь способ поддержать температуру её горения, идеальный метод управлять. – Ты согласна его отработать?
– Нет, блин, я просто так стою раком и голая! За диван что-то уронила! – Ей стыдно, но ещё больше ей хочется, чтобы гость не прекращал, и она тут же меняет тон, – да, согласна! Да!
– Расслабься, Непризнанная. И замолчи-и-и-… - его голос очень близко от её лица. Он находит губы и вбивает в рот язык, одновременно вводя пару пальцев ей в анус. Глаз Люцифер не закрывает и ловит кайф от её собственных, широко распахнувшихся от подобной наглости.
– Не… - Виктория вырывается из засоса, - не… надо. Я туда не… никогда.
– Какое-то неуверенное это твоё «не… надо», - его рука всё стремительнее – разминает тугие стенки мышц, дарит обманчивое заблуждение, что можно отставить панику.
– У меня правда не было, перестань!
– Мне точно не снилось, Непризнанная, - обильный плевок в её задний проход, в котором он раздвигает пальцы. Те трясутся, потому что мысль, что свою, охочую до приключений попку Уокер всегда бережёт для него, очень тупая и очень мужская, поэтому не думать об этом Люций не в силах. – Мой член уже был в твоей чудесной заднице.
Однажды.
– А, это ты. – Он открывает дверь в одних пижамных штанах. Те важные, в деловую клеточку. Они сидят низко, оголяя тазовые кости и тёмную дорожку волос, убегающую внутрь. Кожа загорелая, на дворе ведь буйствует лето, но сейчас Виктории кажется, что он бледен. – Ну проходи, раз явилась.
– Нас пересели́ли. – Она закрыла дверь, но замялась на пороге. Его уединение определённо не предполагало гостей, иначе бы не сжимал Глифт нетрезвой рукой и не ощупывал её таким же хмельным взором. – То крыло разрушено, мы с Мими теперь живём в комнате третьего этажа, сразу после гигантского Мисселининного горшка с крокусом. Или фикусом. С пальмой-убийцей. Я не знаю.
– Супер, - Люцифер отпивает прямо из горла и выглядит страшно хрупким и чертовски небезопасным. – Это приглашение трахнуть тебя, когда буду проходить мимо?
– Можно… - Вики неуверенно дёрнулась навстречу и заметила, как он отшатнулся. – Можно, я просто обниму тебя?
– Нельзя.
– Льзя! – Она всё равно обняла. Припала со своим идиотским благородством, сцепляя ладошки под его крыльями, а оттолкнуть Непризнанную у демона кишка тонка – и всегда такой была. – Тебе не нужно оставаться одному.
– Думаешь, компания в лице дочери убийцы моего папаши меня развеет?
– Мне очень жаль. – Еле слышный выдох прямо в грудь, рот в рот этому Овну, смотрящему с укоризной. – Твой отец сделал то же самое, когда потребовалось защитить тебя. И он бы убил любого, кто нёс угрозу.
– Ха.
– Почему «ха»?
– Потому что он сказал, что я ему не нужен, едва Кроули и архангелы схватили меня.
– Люций, ты злишься на мою мать или на Сатану?
– Злюсь, Уокер? Я злюсь? Я похож на того, кто злится? – Глифт не задерживается в пальцах и разлетается по полу стеклянным градом. – Блять, хорошее было пойло! Вот теперь я злюсь!
– Я могу прине…
– Не можешь, я тебя не отпускал. И я не злюсь, - он цедит это, как диктор на радио – монотонным басом, лишённым эмоций, - я их всех ненавижу.
– Тогда ненавидь!
– А как же уговорчики понять и простить?
– Такое не прощают, - она ещё крепче прижимается к мужчине, чтобы проверить, что его сердце стучит, и что голос не принадлежит призраку, - ты не простишь мою мать, но всегда будешь помнить, что, не убей она Сатану, тот убил бы меня.
– Я бы не позволил! – Вскипает позёрская гордость.
– Ты ему мою голову свернуть позволил, - а она даже оскорблённой себя не чувствует, вот такие дела.
– Ненавижу-у!
– Но он не говорил тебе, что ты ему не нужен, он заставил директора в это верить, чтобы тебе не причинили вреда, Люцифер, - подняв подбородок, Виктория ловит ответный взгляд и гипнотизирует, - покажи твой отец малейший намёк на чувства, Кроули не упустил бы возможности продолжать свой шантаж.
– Зачем ты пришла? – Он пьян сильнее, чем она думала. Просто хорохорится. – Нахуй явилась, идиотина?!
– Потому что сейчас тебе нужен друг! – Младшекурсница рассержено сжимает кулаки, а потом, не выдержав, заряжает пощёчину. – Всем нужны друзья, придурок!
– Ты мне не друг, овца! – Ладонью он впивается в тонкую шею, заставляя часто, надсадно задышать, соскальзывает выше, на её щёки, сдавливает те до боли, но, внезапно, успокаивается и смягчает хватку, начиная гладить кожу подушечками пальцев. – Ты даже не моя потаскушка. Я тебя контролировать хочу, а получается наоборот. Тебе надо расследовать свою смерть, и я прусь за тобой, как баран за пастухом. Тебе надо выпустить ёбаного сиротку из башни, и я – тут как тут, - всегда готовый долбить тебя в озере после. У нас даже секс, когда ты этого хочешь: твоё расписание, твой ежедневник. Что ещё туда для меня вписано?
– Любить тебя до конца своих дней, - вдруг выдаёт она и стягивает с себя майку, пока демон трезвеет со скоростью света, - и если я тебе не друг, то дай быть любовницей, шлюхой, дыркой! Я всё равно не уйду!
– Другая б сказала «Только не прогоняй», - он вынужден признать, у неё получилось его отвлечь. Ловкость голых сисек и другие непризнанные фокусы со словом «любовь».
– Поэтому других тут нет, - юбка на полу, туда же летят трусы. Девушка сама толкает его на кровать и стягивает штаны с хищным взглядом, а потом делает своими губами те вещи, от которых член становится каменным.
– Заглатываешь, будто утра не наступит… - едва дышит демон.
– Я хочу тебя! – Выпустив ствол из-за щеки, она усаживается на мужские бёдра. – И если утро не наступит, значит явилась я по адресу!
– А я хочу только убивать, - он переворачивает её, ставит на четвереньки и оказывается сзади, - убивать, карать, наказывать. – Головкой ведёт по половым губам – мокрым и изумительным, - словно прикидывая, растянется ли она по размеру.
– Накажи… - в прогибе Виктория извернулась, рукой перехватила его ладонь, опустила ту на свою ягодицу и тихо-тихо добавила, - …выше.
Ей было в меру больно и сладко без всяких ограничений, потому что он всё сделал правильно – так, как следовало. Тесная, девственная дырка – свисток рефери, чтобы собраться, контролировать ситуацию и не порвать Уокер, несмотря на многоголосье адских фейерверков в башке.
