355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Zlobniy » За горизонт (СИ) » Текст книги (страница 8)
За горизонт (СИ)
  • Текст добавлен: 21 сентября 2016, 17:38

Текст книги "За горизонт (СИ)"


Автор книги: Zlobniy



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц)

   Хотя по местным меркам, это не меньший, а возможно и больший дефицит, чем всякий огнестрел.

   – И каковы шансы, что ради такого меня не завалят по дороге? А, Гельмут, что скажешь?

   – Ты доедешь, русский, до цели тебе чуть менее трехсот километров по спокойной дороге. Побережье у баз активно патрулируется Орденом.

   – Хорошо, что по оплате? И мне потребуется дополнительное топливо.

   – Две сотни сейчас и две сотни Вольф отдаст по приезду. Четыре канистры биодизеля будут завтра утром. Смешай его в пропорции один к трем с соляркой.

   – Да, а не наебнется топливный насос от такой смеси?

   – Что, не понял?

   – ТНВД не выйдет из строя на твоем биодизеле?

   – А..., найн. Тут все на биодизеле ездят. Больше, чем в равных долях его лучше не мешать. Хотя, некоторые на чистом биодизеле умудряется ездить.

   – Гюнтер, еще момент. У меня грузовой крюк может не выдержать перегруженного прицепа. Тут можно разжиться подобным?

   Грузовой крюк у меня действительно держится на честном слове. Для пустого прицепа (пара палаток не в счёт) по асфальтовой дороге вполне сойдет. А вот для полностью загруженного, да еще по бездорожью, имею сильно отличные от ноля шансы не доехать.

   – Вообще не вопрос. Завтра утром отведу тебя в разделочный цех.

   – Куда?

   – В разделочный цех. Там разбирают технику, неспособную покинуть территорию базы. Сюда умудряются приезжать не только на спорткарах, но и на городских автобусах.

   – Хм, а как люди Ордена их через "ворота" пропускают?

   – Люди Ордена Там и люди Ордена Тут, это немного разные люди.

   – Понятно, проблемы индейцев шерифа не волнуют.

   – Как-то так, – соглашается немец.

   – Грузиться когда будем? Завтра утром? Заметано, если, конечно, ты нейдешь мне еще по цинку патронов к винтовке и пистолету. Не понял, что значит и сотни хватит? Гельмут – немецкая морда, торг здесь неуместен, так считаю. Полторы сотни и твое благословление в дорогу? Ох, умеешь ты убеждать. Калибр напомнить? Нет, ну прекрасно.

   Что-то засиделся я у немца, пора и честь знать. О, как раз и рация моя ожила. На ход ноги еще раз проговариваю с немцем совместные действия на завтра.

   Весть остаток дня, если конечно не считать обмен полученной утором цепи на три сотни экю, провожу в праздном безделье.

   Если хочешь добиться чего-то, нужно прикладывать усилия к достижению цели. Приложению ваших усилий, как правило, хотя к чему лукавить – всегда противодействуют другие силы. И чтобы не тратить своих сил напрасно, человечество придумало такую замечательную штуку, как смазка. В том смысле что, не подмажешь – не поедешь.

   У меня имелось пара литров замечательнейшей смазки. И потратить ее я собирался на смазывание органов пищеварения Гельмута и Рутгера.

   Оба нужных мне персонажа нарисовались часа за два до заката и уселись за столик в саду. Любят люди уединение. Вокруг них сразу начала суетится светловолосая девушка. Что-то ее не было вчера видно.

   Самое время для моего выхода.

   Сперва поднимаюсь в номер за смазкой. На роль смазки сегодня назначается семидесяти градусный самогон, настоянный на скорлупе кедровых орешков и еще каких-то сибирских травах.

   Три месяца назад, будучи в командировке прикупил пять литров этой амброзии у одного сибирского шамана. Если и утрирую про шамана, то не очень сильно. Есть у меня подозрение, что эти самые сибирские травки вполне могли быть со шляпками.

   С литра у персонажей может харя треснуть, а ноль пять всё-таки маловато. Стеклянная емкость в 0,75 литра будет оптимальной дозой. И бутылка красивая, лаконично гладкая из прозрачного стекла без ненужных изысков.

   – Не помешаю?

   – И что там есть у тебя? – немец сходу распознал геометрию предмета завернутого в панаму. – Водка не есть, лучший напиток по здешней жаре, – когда немец втянется в разговор, чешет по-русски лучше отдельных не титульных наций России. А вот так с ходу, говорок у него далек от совершенства. Впрочем, я по-немецки изъясняюсь еще хуже.

   – Нет, Гельмут, у тебя ведь нет самовара? Мой самовар, вместе с балалайкой спрятан в самой глубине фургона. А поскольку русские пьют водку исключительно из самовара, придется нам попробовать несколько другой напиток.

   – А где же тогда твой медведь? К водке, самовару и балалайке обязательно положен медведь.

   – Так ведь на старушке Земле зима скоро, медведи спят уже. Пришлось вместо медведя собаку взять.

   – Я винтер, забыл совсем. Так что будем дегустировать?

   – Гельмут, ты и дальше будешь мне глазки строить, или нам таки рюмки принесут?

   Немец делает неопределенный жест в сторону террасы. Буквально через минуту на столе появляется четыре аккуратных стопочки. Еще через минуту на соседнем стуле обустраивается фрау Марта.

   – Я вижу, советская оккупация Европе не прошла даром, – разливаю бриллиантовую влагу по стаканчикам.

   – Не понял?

   – Вы тоже, как русские, после первой не закусываете?

   – Посмотрим, стоит ли это вообще пить не то, что закусывать.

   – За ваш замечательный отель, – содержимое стаканчика волной ледяного огня прокатывается по пищеводу, остается только послевкусие кедрового ореха и таежных травок (со шляпками).

   – Гут, зер гут, очень необычный вкус. Что там намешано?

   – Ха, намешано. Мы – русские если и мешаем, то исключительно пиво с водкой. А подобную амброзию мы настаиваем.

   – Хорошо, что там настояно?

   – Не там, а на чём. И не пора ли нам по второй? А то, пока мы болтаем, фрау Марта и господин Рутгер заскучали? Пора, ну не вопрос. За новую Землю! – опрокидываю второй стопарик.

   Вторая прошла еще лучше первой, на столе наконец-то появился закусон. А Марта начала мне выговаривать по-немецки.

   На мой взгляд, у Марты странный немецкий. Моих познаний немецкого хватает, чтобы понять, Марте очень интересен рецепт пойла.

   – Не играй словами. Марта теперь не оставит тебя в покое и меня как переводчика.

   – Я покупал этот напиток у шамана в глухой сибирской тайге. А они свято хранят свои шаманские тайны.

   – Интересные бутылки у сибирских шаманов.

   – Я канистру покупал, это я уже дома разливал по мелкой таре.

   – Канистру? – немец, реально не понимает, о чем я говорю. Слова понимает, а вот смысл сказанного до него не доходит.

   – Давай еще по одной, и как я вижу, ваш ужин несут. Это очищенный пятидесяти градусным морозом самогон, настоянный на скорлупе кедровых орешков и сибирских травах, каких именно не спрашивай, я не знаю. Честно не знаю, – проглатываю крайний стопарь, закидываю его кусочком твердого сыра.

   В это время немец активно пересказывает содержание нашего диалога, даже закусить забыл.

   – Русский, а как морозом самогон очищают? Марта просто ест меня взглядом.

   – Известное дело. Выносят на мороз таз и лом, и по лому переливают самогон в таз. Спирт не замерзает и сливается по лому в таз, а вся сивуха примерзает к лому. В фатерлянде, после того, как выгнали Эйнштейна, что, физику преподавать некому? Морозов сибирских нет? Так это – большой плюс фатерлянду. Я пошел, детей покормлю, пока мальчики Рутгера опять в гладиаторов играть не начали. Вы давайте без фанатизма с выпивкой, лучше будет половину на следующий раз оставить.

   Немец пытается мне в спину рассказать про матерых волков. Вот только эти матерые волки не знают известной любому русскому первокласснику истины.

   Про то, что, сколько волка не корми, а у слона все равно толще.

   Кружка отличного темного пива. Колбаски из мелко порезанного мяса, именно порезанного, а не пропущенного через мясорубку. Спаржа под сладким соусом. Дивно хороший ужин. Не потолстеть бы на такой кормежке.

   После того как Марта реквизировала у моих собутыльников остатки пойла, Гюнтер принялся полировать выпитое пивом. А вот Рутгер сперва впал в задумчивость, не иначе диагностировал чакры на предмет открытия. Потом отловил растамана, реквизировал у него щепотку травы и прозрачную круглую терку.

   Интересный прибор, кстати. Состоит из двух стыкующихся половинок, на внутренних поверхностях которых расположены ряды зубчиков.

   Рутгер засыпал порцию реквизита в прибор, добавил местного табака и, вращая половинки прибора в противоположные стороны, с задумчивым видом принялся измельчать получившуюся смесь. Достигнув ему одному известной степени зернистости продукта, ловко скрутил самокрутку и дунул так, что у растамана слюни перестали в пасть помещаться.

   Процесс наблюдения за открыванием чакр самым безжалостным образом прервали утренние гламурные персонажи. Как там их по-научному называют? Геи вроде или не геи? Пидарасы, и точка.

   (Поборники прав меньшинств идут на юх. пидар это книжка такая, я в википедии видел, все претензии к ней, если что – я тут не при делах)

   Вот ведь падлы, веранда полупустая, какого им именно соседний столик приглянулся? Какая-то у меня иррациональная нелюбовь к подобным персонажам, можно ли их мужчинами называть?

   От шаманского пойла тянет поразмыслить о природе мироздания, о темной его стороне.

   Ведь точно не бабы? Или бабы? Тут как посмотреть.

   Вот если взять сферический в вакууме труп такого пассажира, это будет мужской труп. Медицинский факт, не убавить – не прибавить.

   С другой стороны ведут себя как бабы, это ведь от головы, от внутреннего естества идет.

   Я тут в интернете читал, есть такие кадры, член себе отрезают и на его месте дырку сверлят. Совсем конченые.

   И ведь лично мне, они ничего плохого не сделали. Спасибо советской власти, добрую половину жизни я даже не подозревал об их существовании. А увидел вживую пару лет назад во время командировки в культурную столицу.

   Теперь вот могу лицезреть во всех пикантных подробностях в метре от себя.

   Муха, вот что тебе стоит рыкнуть на сладкую парочку? Я ведь знаю, ты можешь рыкнуть так, что тут не только эти двое, тут половина посетителей жидко обделается.

   Только вот Мухе мои терзания безразличны, ее интересы сейчас строго вокруг недоеденной колбасы.

   Нет, они определенно испытывают мое терпение. Вот зачем пытаться меня трогать, еще и на мелких пальцем показывать. Может, они еще и педофилы? Чего пристали? Сидел, никого не трогал, колбасу жрал вкусную. Я начинаю заводиться. Мальчиков Рутгера нет, кстати. Так что пока меня оттащат, у кой кого могут и тяжкие телесные приключится.

   О, хоть немец рядом нарисовался. То ли увидел мои затруднения, то ли пиво кончилось. Второе вернее всего.

   – Гюнтер, чего им от меня надо? – сказал бы позабористей, но немец не поймет, туго у него с этим аспектом великого и могучего.

   – Подожди, русский, не мешай, – немец вступает в переговоры со старшеньким из симпатичных.

   Говорила мама – учи английский.

   – Русский, у тебя проблемы. Доктор Энрике говорит, что вам нужно срочно снимать швы. Особенно мальчику.

   – Он что, хирург? – половая ориентация врача разом отходит на задний план с перспективой вообще исчезнуть.

   – Да, пластический. И не возражай. Мне нужно, чтобы ты доехал до Вольфа, а не бегал по местным знахарям, когда у твоих детей воспаление начнется. Кто бы сомневался, немецкая рациональность во всей красе. Немец даже слегка протрезвел от таких новостей.

   – И что теперь делать?

   – Тут сиди. Сейчас принесут инструмент и доктор Энрике, все сделает в лучшем виде.

   Сам процесс снятия швов не занял много времени. Милый друг доктора принес флакон спирта (откуда знаю, что спирта, да по запаху). И подобие женского косметического набора. Не знаю, может у пластических хирургов орудия труда такие, но сомневаюсь.

   Док протер спиртом руки, ножнички, пинцет и за десять минут избавил меня от шовного материала. В паре мест было откровенно больно, но в целом, очень аккуратно сработано, даже кровь нигде не выступила.

   С детьми док провозился дольше. Пришлось посадить их на колени, чтобы не ерзали. Закончив со швами, Энрике, поцокал языком, рассматривая проделанную работу, и принялся педантично протирать руки и инструмент спиртом.

   – Гельмут, что с меня по деньгам? – немец перебросился парой фраз с Энрике.

   – Считай это жестом доброй воли. Или инвестицией доктора Энрике в будущее. Мир Новой Земли большой, но иногда в нем бывает тесно.

   И вот что после такого думать о подобных людях? Всю сознательную жизнь один анатомический аспект особенностей их совокупления тотально перевешивал все, что о них могло быть сказано хорошего. Но, будем судить о людях не по тому, что о них говорят, а строго по тому, что они делают. Начнись у ребят воспаления от не снятых вовремя швов, как бы оно повернулось в местном климате, и у кого в ногах пришлось бы валяться, что бы спасти их?

   Пожалуй, с пидарасами это я погорячился. Пусть будут геи, заслужили.

   Пять месяцев спустя, доктор Энрике придет к мысли, в этот день он сделал самый важный инвестиционный вклад в новом мире. Но это будет уже совсем другая история.

   База Ордена.

   40 число, 8 месяц, 16 год. Ночь-Утро.

   Влажная, приторно-теплая духота новоземельной ночи заполнила крохотный мирок номера запахами гниющих водорослей и звуками сошедших с ума ночных тварей. Мелким хоть бы хны, сопят как два паровоза, а вот нам с Мухой неуютно.

   Мухе по причине несоответствия климата начинающему отрастать к зиме густому подшерстку, там – целую вечность назад, вот-вот должна начаться зима.

   Мне из-за беспорядочно мечущихся в голове мыслей. Завтра последний день в уютном и спокойном мирке Орденской базы. Потом хочешь, не хочешь, а придется выезжать в мир. Где рано или поздно столкнёшься с теми, кто оставляет отметины на броне орденских вышек и против кого выстроены фортификации Орденской базы. Да и других, не столь откровенно отмороженных, но от того не менее мутных граждан будет в переизбытке.

   А что у меня в активе против подобного контингента? Исключительно я сам, четыре ствола и подросший щенок кавказкой овчарки. Как-то не в мою пользу расклад получается. И в прикупе к раскладу, единственная на сегодня точка опоры и маяк, до которого еще добраться надо, – Вольф.

   Немец сказал, его брату нужны толковые люди. Соврал? Нет? Или люди нужны, но я не подойду по каким-то критериям?

   Я бы еще долго изводил себя терзаниями о дне грядущем, но по коридору в номер напротив прошлепали постояльцы. А спустя пару минут, сквозь неплотно подогнанные двери, в мой номер стали проникать донельзя раздражающие звуки. Как будто, качки в спортзале с большими весами работают. Вот только, нет тут спортзала, и качков не наблюдалось, и ритм для качков явно великоват.

   Хороший доктор человек, душевный можно сказать, но всё-таки пидарас.

   Как ни странно, вся эта противоестественная возня помогает уснуть. Сперва, правда, пришлось перебраться на балкончик на раскатанное там лоскутное одеяло. Стрекот и визиг ночных обитателей нового мира напрочь заглушил звуки возни в соседнем номере.

   Утро полно неприятных сюрпризов. Мухе за ночь стало совсем худо. Сил доплестись с нами на завтрак у нее еще хватило, а вот жрать она решительно отказывается. Нос на ощупь сухой и горячий, дыхание очень тяжелое, как будто псина всю ночь бежала на износ.

   И поделать с этим ничего нельзя.

   С трудом собрав в кучу свои познания немецкого, удается узнать у Марты, что негритянский коновал, изображающий местного доктора, собаку смотреть не будет. Он вообще не доктор, а санитар. Местного доктора перевели на новую базу, а замены ему пока не прислали.

   Немного успокаивает тот факт, что вроде как это нормально и должно скоро пройти. Опять же если я правильно перевел сказанное Мартой.

   Доктор Энрике добавляет остроты в и без того не лучшее начало дня. Добавляет вполне тривиально, мимоходом протягивая руку. И вот чего его неуклонно тянет занять соседний столик?

   Сухую крепкую ладонь я пожимаю. Надеюсь, педантичный доктор хорошо вымыл руки после вчерашней ночи. Однако моя секундная заминка с ответным рукопожатием не остается незамеченной.

   Хорошо, что я уже закончил с завтраком. К еде я теперь категорически не притронусь, пока не отскребу руки с мылом. Что поделать, мое детство проходило не в толерантных Европах, а в рабочих кварталах провинциального советского городишки. И толерантность в нас воспитывали к кому угодно, но только не к подобным гражданам.

   – Знаешь Гюнтер, все-таки ваша старушка Европа заповедник непуганых идиотов.

   – Was? Почему ты так решил?

   – Ты видишь тут хоть одну машину из России?

   – Найн.

   – Это потому, что мои соотечественники прибывают сюда на нормальных транспортных средствах. Спорим, скоро тут будет на одну "Феррари" больше?

   – Если бы вы, русские, строили нормальные дороги, русских машин тут было бы не меньше, чем европейских.

   – Гюнтер, в Росси нет дорог. Есть только направления. Ты уже в курсе, папа рассказывал? Все, молчу-молчу. Давай выбирать, зачем пришли. И это, я бы тут поковырялся, на предмет полезного в хозяйстве.

   Мы с немцем стоим на въезде на местную автосвалку. Объективно не только авто, но и прочего хлама. Однако автомобильная тематика превалирует.

   Зажатая с трех сторон невысокими насыпными валами, отсыпанная мелким щебнем площадка на две трети заполнена различным автохламом, родной стихией которого был исключительно асфальт. Не наш российский – щербатый, покрытый шрамами трещин летом, заполненными грязной водой выбоинами весной и метровыми сугробами зимой. А гладкий, ровный, провоцирующий загнать стрелку спидометра за 200 км/час европейский. За спиной остались металлические обтянутые сеткой ворота, три стоящих рядом морских контейнера, придавленные сверху цивильного вида бытовкой.

   – Хоть до ночи ковыряйся, я договорюсь, – немец сама доброта.

   – Отчего не до утра? Или в темноте сюда местная фауна забредает?

   – Не знаю, я по ночам сплю. И мне нужен отдохнувший водитель. У тебя, русский, есть одно полезное свойство, вам русским несвойственное. Ты не ищешь приключений, смотря в ночь.

   – Э... это как, Гюнтер?

   – Найн, не так, – немец беззвучно шевелит губами, подбирая правильные слова. – На ночь глядя, так правильно. Русский, а ты точно русский? – ехидно интересуется Гюнтер.

   Это мне за папу ответка, так полагаю. – Ищешь во мне четвертинку арийской крови? У тебя отец на каком фронте служил? А чего это мне язык прикусить? У меня только бабка с сестрой от всей их деревни в живых остались. С остальными рассказать, что было? Не надо? И почему я должен такое забывать? А Гюнтер? Мы не враги, но между нами сорок миллионов трупов. Много насчитал? Так я и немцев посчитал. Из песни слов не выкинешь, слышал про такое?

   Пару минут мы с немцем тупо пялимся в разные стороны.

   – Пап, а можно мы вон в ту машину без крыши порулить залезем?

   – Можно, – отпускаю мелких играться в шоферов.

   Есть у меня чувство, я сюда очень удачно зашел. Тут можно поиметь много вкусного. Причем совершенно бесплатно.

   Приминая прорастающую сквозь щебень местную флору, обхожу останки обглоданного начисто автобуса. Аккуратно так обглоданного. Нигде не видно ни осколков битого стекла, ни пятен пролитого масла, ни выдранных с мясом узлов и деталей.

   – Тут даже на авторазборке немецкие педанты работают, – это я так, мыслю шепотом.

   – Найн. В этом мире все имеет свою ценность, несопоставимую с привычной тебе по миру старой Земли. Сиденья, металл, стекло, резина, обшивка салона, двигатель, мосты – все пойдет в дело.

   Мне немного обидно, от столь скромной оценки моих умственных способностей. Но хорошо смеется тот, кто смеётся последним.

   – Я не глядя скажу, мы шли сюда напрасно.

   – Что, разве это не подойдет?

   – Что это, Гюнтер? Тут пусто. Э.., болезный, тебе сплохело, что ли? Ты это, не путайся под ногами. Иди лучше свою лавку оружейную открывай, а я тут придумаю, что-нибудь. Что русскому хорошо, то немцу смерть. Слышал про такое? Ну, раз слышал, иди, готовь патроны. И по дороге договорись с местными парнями, чтобы не лезли ко мне с глупыми вопросами. Много я с вашей помойки не вывезу.

   И начну я, пожалуй, вон с того "Ниссана". Очень уж у него сиденья удобные.

   Потом пройду по кругу, оценю обстановку. По тому, что, как, в каком порядке снимают и куда складывают, понимающий человек может сделать немало выводов.

   Если повезет, откручу немного трофеев. Мне без трофеев нельзя. Мне детей кормить и собаку, если не сдохнет.

   С пользой провожу первую половину дня. Удалось затрофеить немало ништяков. А заодно, собрать ворох фактов, проходящих по категории – разведданные.

   Люди, с низкой душевной организацией во главу угла ставят именно ништяки. С них и начнем.

   За первый час, я обогатился аккуратно снятыми с "Ниссана" креслами. Очень уж они мне приглянулись, не толстые и очень эргономичные. Следующим номером шел автобус мест на тридцать. Марку сказать не берусь, ибо часть корпусных элементов с него уже сняли. Впрочем, это лишь облегчило доступ к нужным узлам: мощному, двадцати восьми вольтному генератору фирмы "Bosch" с очень приличным амперажем. И четырьмя, практически новыми, амортизаторами.

   Отчего я так уверен, что новыми? Так, на спидометр не поленился глянуть, этот автобус практически с завода сюда приехал. Самое ликвидное с него сразу скрутили, а доставшиеся мне мелочи оставили на потом.

   Дальнейшие поиски принесли: гидравлический домкрат для грузовика, несколько разнокалиберных ключей, пару отверток, автомагнитолу с парой динамиков, метров тридцать различных медных трубок и десять метров пневмошланга. Пара легковушек поделилась ремнями безопасности, при необходимости пущу их на стропы. Трактор, без двигателя и переднего моста, отдал пару фар в металлическом корпусе и пару зеркал на длинных кронштейнах. Задняя половинка ржавой автомобильной рамы делится последней оставшейся деталью – так необходимым мне прицепным крюком.

   Финальным аккордом долго присматриваюсь к симпатичному пневмокомпрессору на предмет – стоит ли овчинка потраченного времени. В итоге – отличное на первый взгляд состояние, наличие независимой системы смазки и моя личная жаба побеждают.

   Слегка утолив жажду поживы, примерно до степени – взял бы еще, но больше не увезти, поднимаюсь на более высокую ступень душевной организации и обобщаю разведданные. Более высокой душевной организации, вне всякого сомнения, способствуют: припекающее градусов до двадцати пяти солнышко, поставленное в тенечке кресло "Ниссана" и прихваченный в термосе литр пива.

   Обитатели этой автосвалки – очень рачительные люди. В начале цикла переработки попавшие сюда машины лишаются колес. Неснятые колеса отсутствуют как класс. Даже низкопрофильные широченные колеса, полагающиеся спортивным карам, и те отсутствуют.

   О чем это говорит?

   Скорее всего, о том, что, несмотря на все трудности с топливом, движение по дорогам нового мира достаточно активно.

   Где искать снятое автостекло, даже гадать не надо. Что не установят на живые машины, то вставят в окна. Умельцы, способные привести криволинейные автостекла к более плоскому виду, найдутся.

   Находят применение сиденья машин, материалы обшивки, различные поручни, шланги, разобранные поэлементно рамы, но тут ситуация не носит тотального характера. То ли под заказ разбирают, то ли просто оставляют на потом.

   Моторы с машин либо сняты целиком, либо оставлены в неразукомплектованном виде. Видимо до вторых еще не дошли руки.

   Исключение составляют моторы с навороченной электроникой. Эта категория машин лишается: генераторов, радиаторов, стартеров, высоковольтных проводов и прочих, мешающих им отправиться в пресс, деталей.

   Да-да, тут у выходящих на море ворот имеется даже гидравлический пресс. Не силен в вопросах подобного прессования. Но, на мой взгляд, очень остроумная конструкция получилась. От одной Гидравлической станции высокого давления, через два гидрораспределителя запитывается либо пара гидроножниц для резки элементов силового каркаса легковушек, либо непосредственно гидравлика пресса.

   Отставив в покое пиво в термосе, не ленюсь ознакомиться с техпроцессом поближе. Избавленные от всего, что можно снять при помощи отвертки и гаечного ключа, кузова машин разрезают на небольшие куски. Основа техпроцесса – пара гидравлических ножниц, вступает в работу там, где не справляются кувалды и огромные зубила на приваренных ручках.

   Небыстрый процесс, на перекусывание одного элемента уходит пара-тройка минут. Пресс работает еще более неспешно, выдавая прессованные брикеты массой от двадцати пяти до полста килограмм.

   Кроме брикетов кузовного железа присутствует небольшое количество брикетов прессованного алюминия и, совсем уж скромное, закопченных медных. Рядом со штабелем параллепипедов прессованного кузовного железа навалена гора колотого чугуна.

   Выводы из увиденного делаю следующие. Первый и главный – здесь уже есть зачатки металлургии. Больше подобные брикеты применить негде. Второй, не менее важный, до места переплавки металлолом везут морем. Иначе смысл его складывать у "морских" ворот? И дорога от базы вторчермета в сторону причалов теряет смысл.

   А вот возят металлолом небольшими партиями. Грузят, если не вручную, то при минимальной механизации процесса погрузки.

   Прочие, но, тем не менее, важные моменты.

   Газорезка кислородно-ацетиленовая. Среди груд металла валяются не меньше трех десятков кислородных баллонов. Следовательно, где-то неподалеку имеется кислородная станция.

   Ацетилен получают из генератора типа "колдун", а значит уже налажено производство карбида.

   Рискну предположить, что переплавка металлолома и производство карбида налажено в одном и том же промышленном центре. Кокс необходим в обоих техпроцессах. Лично я попытался бы наладить бартерный обмен карбида на металлолом. И нет оснований считать, что местные глупее меня.

   Возвращаюсь к термосу с пивом и продолжаю делать скучные, но полезные выводы. Авиация тут если и летает, то исключительно Орденская. Гражданская, а возможно и военная авиация нового мира разгромлена на базах подобной этой, не хуже, чем авиация РККА была разгромлена Люфтваффе в начале войны.

   Остатки. Нет, не так. Останки трех самолетов и вертолета в данный момент служат игровой площадкой моему потомству.

   Ага, бросая на меня не сулящие ничего хорошего взгляды, местные работяги открывают крайний склад-контейнер. Внутри контейнеров по стеллажам аккуратно разложено демонтированное с машин оборудование. Собственно другого я и не ожидал увидеть.

   Все – пиво допито, трофеи погружены, и обеденное время практически подошло. А у меня до обеда еще есть планы.

   – Гюнтер открывай ворота, грузиться будем. И неплохо бы прикрыть груз брезентом. Кстати, где мои патроны?

   – Там открыто, заезжай. Канистры стоят около ворот, а брезента у меня нет, – немец выкладывает на стол патронные пачки.

   – Нет, так нет, – мой груз что ли. Снимаю куртку и заворачиваю в нее патроны.

   – Хальт! (стой нем.)

   – Может мне еще и руки поднять? – поворачиваюсь к немцу.

   – На вещевой склад загляни, там выдадут. Я договорюсь.

   – Хм, Гюнтер, а ты точно немец? Где такие немцы побывали там евреям делать нечего.

   Немец усвоил урок, на провокацию не поддаётся и возвращается к обслуживанию пары крепких молодых ребятишек цыганистой наружности. С немцем парни общаются на английском, а вот между собой, на чем-то, похожем на итальянский или на испанский. Я на этих языках, дай бог, дюжину слов знаю.

   У ворот меня ждут два пластиковых пятидесятилитровых бочонка с обещанным биодизелем. А вот не буду я тут танцы с бубном устраивать. У меня баки под крышку заправлены. Как я его смешивать буду?

   Принимаю смелое командирское решение – тару из-под биотоплива считать своей собственностью. Придя к согласию с самим собой, приступаю к погрузке прицепа.

   Немец – скотина, так и не вышел помочь. Мы ведь не договаривались, что он помогать должен. Он и не помогает. Орднунг, однако.

   Закончив с погрузкой, решаю, что на сегодня все – хватит! Укатали сивку крутые горки, надо для себя пожить полдня.

   Остаток дня жру, пью пиво, греюсь в бане, плескаюсь в бассейне. Одним словом отрываюсь, как умею.

   База Ордена – дорога на Порто-Франко – окрестности Порто-Франко

   40 число, 8 месяц, 16 год.

   Вот и все, сказка пребывания на базе закончилась. Прогревая мотор, «Робур» муркает за транспортным шлюзом базы.

   – Гельмут, молись за меня и жди завтра радио от Вольфа.

   Пропустив мимо ушей дежурную ответную реплику, поворачиваюсь к немцу спиной и совершенно искренне от души улыбаюсь встающему над морем пока еще не жаркому утреннему солнышку.

   Отъехав от базы на полкилометра, заряжаю стволы. Посмотрим поближе, каков ты – Новый Мир.

   Вот уже час мой "головастик" неспешно катит на северо-запад в сторону местной столицы – Порто-Франко. За длинный сухой сезон красноватый грунт дорожной колеи укатан до твердости бетона и на скорости в тридцать километров в час колеса "головастика" практически не поднимают пыли. Радиостанция, настроенная на частоту, отведенную для коммуникации на трассе, прикинулась немой и не издает ни звука. Исподволь закрадывается паникерская мыслишка – "А правильно я настроил радиостанцию?". В любом случае, ехать надо.

   Первый десяток километров пути от основной дороги отходят боковые ответвления. Куда они ведут, непонятно, но видимо, что-то по близости есть.

   На десятом километре в стиле Илюхи Муромского упираюсь в перекресток. Назад на базу не пущают. Прямо по курсу шлагбаум с надписью "STOP" и часовым в будке. Вот только будка бетонная с узкой амбразурой и торчащим из этой самой амбразуры стволом пулемета. За шлагбаумом и будкой змеится уходящая за горизонт дорожная колея. Налево нам пока не надо, рано нам налево. Нам направо – на Порто-Франко.

   Километров через двадцать попадается первый ручеёк. В конце сухого сезона это едва заметная нитка теплой мутной воды, колеса помочить не более. Но основательно вымощенный плоскими гранитными валунами брод намекает, что в сезон дождей ручеек превращается в речку почти метровой глубины и шириной метров двадцать.

   Мое появление поднимает с водопоя стадо местных травоядных, похожих на земных антилоп. Похожих я "В мире животных" видел. Вот только рогов у местных антилоп что-то многовато. Или это мне мерещится от жары?

   Хм, сквозь открытую от зноя форточку двери "ПСО первый" позволяет убедиться, что ничего мне не мерещилось и рогов у антилоп действительно четыре.

   – Пап, не стреляй, пусть бегают, – две пары детских глаз смотрят на меня с укором.

   Увлекся я, не заметил, как большой палец правой руки сдвинул предохранитель СВД.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю