Текст книги "За горизонт (СИ)"

Автор книги: Zlobniy

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 28 страниц)

   На шильдике "не пойми чего в стальном корпусе", значится полустертая надпись – "60 литров в минуту, при токе в 15 Ампер, вольт соответственно 12, время непрерывной работы до получаса".

   Вот с этого агрегата и начнем.

   Сперва поженим его с тридцатиметровым резиновым шлангом из Вольфовых запасов.

   Хороший такой шланг, оранжевенький, намотанный на удобный пластиковый барабан.

   Есть мнение, что мне бы в хозяйстве он очень пригодился. Вдруг еще за чем нырять придется, а у меня такого важного девайса нет. Непорядок.

   Оранжевый шланг признается неотъемлемой частью водолазного снаряжения. Чем слегка успокаивает мечущегося в душе хомячищу.

   Закончив со шлангом, срезаю разъем для подключения к прикуривателю.

   Для крепления к клемме (-) мне удалось нарыть "крокодил" из своих запасов.

   На клемму (+) придется накинуть простое колечко. Подтянем его покрепче, мне ненадолго должно хватить.

   В качестве источника энергии из вольфова хозяйства изъяты два здоровенных аккумулятора от "BOCH". Аккумуляторы, мягко скажем, не первой свежести, и 140 ампер-часов своей молодости они даже близко не выдадут.

   Но даже будучи не разряженными в ноль, около трех часов, на десяти амперах они зарядку брали.

   Так что, на полсотни ампер-часов с каждого я рассчитываю смело.

   А больше мне и не нужно.

   – Дензел, грузи в лодку два ящика, в которых скобы были. Прихвати топор и десяток крупных гвоздей. – Вольф, понесли аккумуляторы в лодку. Дензел, компрессор, шланг, камеры и вон те ремни прихвати.

   Фыркнув мотором, перегруженная лодка крадется к плоту. Не утопить бы аккумулятор при перегрузке. Насос, от греха, я к себе проводом примотал.

   Но, обошлось.

   Первыми на плот выгружают меня и два больших ящика характерного для армии зеленого цвета.

   Здоровенными гвоздями намертво приколачиваю ящики к бревнам плота. Один на правой половине плота. Второй симметрично на левой.

   Сочно чмякнув, топор входит глубоко в бревно. Потому, кстати, и топор, а не молоток. В суете молоток на раз спихнут с плота в воду – ныряй потом за ним. А топор из бревна выдернуть – надо постараться.

   Кряхтя от натуги, устанавливаем аккумуляторы в приколоченные ящики. Теперь и эти никуда не денутся.

   Пока Вольф возится с креплением компрессора и катушки со шлангом, Дензел отвозит меня на берег, облачаться в водолазное снаряжение.

   – Малыш, скажи, а как вышло, что вы семерых мормонов завалили? – не то, чтобы я не верю, но вдвоем против толпы – подозрительно хороший результат.

   – Лично я только одного убил. Эти твари, чтоб Грета посговорчивей была, меня в буше выбросили, парень прищурил глаз, разглядывая что-то на противоположном берегу. – Хорошо, хоть до заката три часа всего оставалось. Я весь вечер и почти всю ночь по следам бежал. Одному, без оружия и воды, двадцать миль бежать пришлось.

   Примеряю подобный подвиг на себя и офигеваю от смелости пацана. Понятно, что выбора у него не было. Но один на один с местной саванной, тут даже вооруженному кисло придется, а уж безоружному. Н-да.

   Парень не замечает моих терзаний и как ни в чём не бывало продолжает, – Но на стоянку конвоя я еще по темноте вышел. Убил часового, нашел сестру. А потом мы весь день в догонялки с мормонами играли. Играли, пока не выиграли.

   Парнишка убрал обороты мотора, до берега лодка дойдет по инерции.

   – Бегуны из нас еще те были, – ехидная улыбка промелькнула на лице парня. – Я еле на ногах держусь после ночного забега. Сил не было, от слова совсем. На одной злости ноги переставлял. У сестрицы ночка тоже бурная выдалась. Очень бурная, так что бегала она, как боцман, десять лет не сходивший на берег.

   – Выиграли ведь.

   – Выиграли. Был у мормонов следопыт-охотник и две собаки. Мы их отвели подальше от основной группы, а потом Грета следопыта сняла. Две пули в брюхо, чтоб орал погромче. И радиаторы в джипах прострелила. В том числе и в нашем, эти уроды на нем поехали. Ошо с собаками сцепился, одну я из пращи приласкал. Второй он сам горло вскрыл.

   – Лихой он у вас. Хотя по габаритам ему тяжело с собаками тягаться.

   – Там что-то мелкое и гладкошёрстное было. Я, уж извини, в собаках не разбираюсь. Мало их тут. Против крупной породы с обильной шерстью у него шансов нет. В лучшем случае поцарапает, это если повезет.

   Лодка ткнулась в песок крохотного пляжа.

   – А дальше что было?

   – Мы вернулись к конвою с визитом вежливости. По дороге наткнулись на "Попрыгунчика". Мормоны его в боковой дозор отправили, а водила то ли струсил, то ли потерялся на местности. В общем, прострелили ему плечо, упаковали в багажник и выбросили возле стоянки конвоя. Винтовка его у меня теперь.

   – Два 200-х получается, а ты говоришь, вы семь голов заминусовали.

   – "Двухсотый" это кодовое обозначение безвозвратной потери у русских?

   – Угу.

   – А раненый?

   – Трехсотый.

   – Понятно. Пока охотничья команда от джипов к стоянке добиралась, умудрилась нарваться на стаю каких-то хищников. Те еще троих мормонов порвали. После всего случившегося расстроенные мормоны "женишка" сами кончили. Еще один у них просто пропал – был и не стало. Но есть у меня подозрение, что его тоже сами мормоны хлопнули, а на нас труп повесили. Они когда до обжитых мест добрались, такую петицию в Орден накатали, зачитаешься. Патрульные нам намекнули, что в Порто-Франко нам лучше не соваться, дальше КПП не пустят.

   Сегодняшние работы начнем с окаменевших мешков с цементом.

   Дотошный немец вскрыл поднятый мешок и обнаружил под сантиметровой коркой схватившегося цемента, вполне годное содержимое.

   После мешков с цементом наступает черед самого интересного – подъем конструкций силового каркаса, и заодно проверки моих технических изысков.

   Привязанная к якорю-камню гирлянда автомобильных камер пытается рвануть к поверхности. Как ни старались удалить весь воздух из камер, но то, что осталось, придает камерам изрядный запас плавучести.

   Начинаю с окрашенных в серый цвет шестиметровых труб квадратного сечения.

   Отстёгиваю от гирлянды камеру. Пропустив через бублик камеры снятый с легкового авто ремень безопасности, креплю камеру к концу балки.

   Хорошо, что с этой стороны к трубе приварена пластина крепежного фланца, при подъеме ремень не соскользнёт с балки.

   Два раза дергаю шнур сигнального поплавка. На плоту включают компрессор.

   С опущенного под воду конца оранжевого шланга к поверхности устремляется веерница пузырьков воздуха.

   Теперь закрепить шланг к ниппелю камеры, провернуть рычажок фиксатора.

   Все, мое присутствие тут больше не требуется. Верхняя часть камеры начинает неспешно увеличиваться в размерах.

   Пока закрепленная камера продувается воздухом, повторяю подобную процедуру с другим концом балки.

   Теперь ждать, пока бублик первой камеры раздуется до объема, способного оторвать конец балки от кузова затопленного грузовика.

   Ждать пришлось недолго, раздувшийся бублик камеры приподнял свой конец балки.

   Срочно отсоединяю шланг. Подъем замирает градусах на тридцати.

   – Черт, ниппель травит. Но будем надеяться, на подъем и транспортировку воздуха хватит.

   Продуваю вторую камеру.

   Опа! Пошло.

   Срочно скинуть шланг подачи воздуха. Четыре раза дергаю фал сигнального поплавка. Пузырьки редеют, пока не заканчиваются совсем. На плоту отключили компрессор.

   А теперь отплыть подальше. Если галопирующая к поверхности балка сорвется, лучше быть подальше от этого места.

   Но обошлось.

   По накатанным рельсам работа идет веселее. Отмахиваясь от стаек любопытных мальков, за три часа поднимаю все, даже закреплённые между кузовом и кабиной запасные колеса.

   На глубине остается самая массивная деталь – основной пилон силового каркаса. Здоровенная в обхвате, толстостенная труба. С одного конца к балке приварен огромный фланец крепления к анкерному пакету, это, стало быть, низ пилона.

   На противоположном конце пилона приварены элементы крепления для уже поднятых балок.

   Двух камер для подъема такой массы, естественно, не хватило.

   И трех не хватило.

   А поток воздуха из оранжевого шланга стал пожиже.

   И четырёх.

   Воздух все, иссяк.

   Всплывать?

   На плоту удалось выжать последние крохи энергии из разряженных аккумуляторов. Я полагаю, остатками провода соединили аккумуляторы по параллельной схеме.

   Воздух снова пошел, причем довольно бодро.

   Лишь все пять камер, равномерно закрепленные по всей длине поднимаемого груза, обеспечивают ему положительную плавучесть.

   Объем одной камеры примерно двести пятьдесят литров. В сумме пять камер дают подъёмную силу больше тонны.

   Как же мы такую тяжесть в "Татру" грузить будем?

   Восток дело тонкое.

   Северные предгорья хребта Кхам. Конец сухого сезона

   С самого утра горы опять затянуло низкой тяжелой облачностью. Но если вчера, часа через полтора – два после восхода туман рассосался, то сегодня уже полдень, а туман и не думает исчезать. Блеклый диск жаркого местного светила лишь угадывается в белесой дымке облаков.

   Видимость в полсотни метров ограничивает скорость и без того не быстрого конвоя из трех машин до пятнадцати километров в час.

   Хорошо хоть дорога идет в основном под гору и пока обходится без взятия на галстук нашей броне-единицы, идущей во главе колонны.

   Под стать погоде мое самочувствие, то есть где-то сильно ниже плинтуса. После двух дней погружений непривычные к подобным нагрузкам мышцы ноют, хоть плачь. Особенно плохо с икрами, полное ощущение, что в ноги ниже колена забили по огромному гвоздю. Каждое движение приходится делать через "не могу". А движений за утро было преизрядно.

   Вольф поднял всех еще до рассвета. Предстояло загрузить в уже развёрнутую на подъем «Татру» горы поднятого хабара.

   Нетяжелые упаковки солнечных батарей ровными рядами легли вдоль левого борта машины.

   Середину занял ряд окаменевших мешков с цементом, этакий демпфер между относительно хрупкими контейнерами с солнечными панелями и тяжеленными железяками каркаса. Дотошный немец проковырял еще пару мешков. Диагноз прежний – под коркой схватившегося цемента сохранилось вполне годное цементное нутро.

   По правому борту грузим железо каркаса.

   Погрузка внезапно потяжелевших стальных балок – это отдельная песня. В воде всю тяжесть принимали на себя поплавки-камеры. Вчера добуксировать железо до мелководья удалось без проблем. А вот поднять стальные конструкции с мелководья на шестиметровый уступ, ближе "Татре" не подъехать, вот тут есть, где разгуляться силушке богатырской.

   Впрочем, на первом этапе подъема силушка не понадобилась. Хватило лебедки "Татры", пусть и не быстро, но уверенно подтянувшей все тяжести к своим колесам.

   А вот дальше пришлось разбирать плот на бревна и из них мастерить брутальные лаги, а уже по ним закатывать тяжести в кузов. "Мелочевка" до двухсот кило не без проблем, но загрузилась. Как грузить почти тонну основной колонны, лично у меня мыслей не было.

   Как выяснилось, инженерное мышление развито не только у меня, любимого.

   Грета легко и непринужденно загнала "Попрыгунчика" выше по склону, уперла бампер багги в ствол дерева потолще и отправила брата разматывать трос электролебедки багги.

   Мы с Вольфом лишь подправляли ползущую по трещащим от тяжести лагам тяжеленную балку. Остальную работу проделала лебедка "Попрыгунчика".

   Нельзя сказать, что подъем с приютившей нас на двое суток площадки обратно на дорогу выдался каким-то непростым.

   Размотанная на всю длину лебедка, пониженная передача, независимая подвеска и полный привод всех колес медленно и печально втащили "Татру" на дорогу. Как и ожидалось, пришлось бензопилой завалить пяток деревьев и, вооружившись ломом, откатить пару валунов. Я признаться ожидал худшего.

   Последним увели наконец-то пришедшего в себя пулеметчика. Парень оклемался настолько, что самостоятельно доковылял до воды, где остервенело оттирал кожу пучком травы и долго отстирывал испачканную продуктами жизнедеятельности одежду. Треть трофейного мыла извел, стервец.

   Впрочем, болезных у нас в отряде теперь два.

   Поутру Тихий решил, что термиты успокоились, и двинул за оставленным на позиции пулемётом.

   Термиты не успокоились, и Тихий теперь совсем не тихий. Держится он молодцом, даже пришел помогать с погрузкой железа. Вот только сквозь зубы ругается не переставая.

   Склоны кажущегося бесконечным ущелья неожиданно приняли в сторону, открыв захватывающий дух вид на долину «Длинной реки», как назвали ее местные китайцы.

   Невесомая ткань облаков, поднимаясь из долины, рассекается зубцами гор. Совершенно феерическое зрелище – накрытые белой шапкой облаков горы и переливающаяся сочными цветами долина под абсолютно чистым небом. Склоны Северного Кхам, плавно изгибаясь, сливаются с горизонтом на западе и востоке. Изгиб хребта образует нечто похожее на гигантскую чашу, наполненную сочной зеленью субтропических лесов и бликами многочисленных водоемов. К северо-востоку река разливается до размеров озера. Если бы не знал, что это именно озеро, вполне мог подумать, что в этом месте река впадает в океан.

   Дорога пошла вниз и, немного попетляв по склонам, уперлась в блокпост.

   Брутальный, сложенный из крупных каменных блоков, бруствер прикрывает не менее суровый, ощетинившийся стволом пулемета блокгауз. Колею перегораживает основательный полосатый шлагбаум. Чуть в сторону от шлагбаума под широкополым грибком бруствер еще одной огневой точки.

   Основательно тут люди обосновались. И службу несут не за страх, а за совесть.

   Почему так? А потому что, во-первых – чистенько вокруг, хоть операции делай. Все мешающие обзору кусты и чахлые горные деревца срублены под корень, даже трава и та местами выкошена. Подобная чистота – первый признак дисциплины.

   Во-вторых, часовой у шлагбаума одет, не знаю даже, как сказать, по уставу что ли. Кожа берцев начищена до блеска, пятнистая форма явно гладилась недавно. Аккуратно пострижен. Чисто выбрит опять же.

   И спокоен, как удав.

   Когда на тебя, ревя и лязгая, выкатывается восемь тонн брони, должна эмоция проскочить. Страх или любопытство, а этот, как часовой у мавзолея. Расслабленно сложил ладони на заткнутый за пояс огромный, кривой тесак и наблюдает за подъезжающей бронемашиной.

   Пока рассматривал часового, пропустил появление из блокгауза местного командира. Что характерно, с таким же кривым свинорезом за поясом.

   После недолгих, буквально на пару фраз, переговоров часовой поднял шлагбаум и жестами указал на широкую площадку позади блокгауза.

   С обратной стороны фортификация выглядит точно так же. Отличие лишь в сложенном в том же архитектурном стиле капонире, с торчащими над ним дугами безопасности джипа, и закрепленном на этих дугах ручном пулемете.

   – Вольф, это кто такие?

   – Гуркхи, очень годные вояки. Орден удачно завербовал почти две сотни для поддержания порядка в Азиатских анклавах.

   – И как справляются?

   – Двумя сотнями, без тяжелого вооружения много не навоюешь. Но долину реки от Бейджина до Шанхая они держат крепко.

   – Хм, гуркхи работают на Орден?

   – Нет, после перехода Орден обеспечил их оружием и снаряжением на много лет вперед. А вот кормят их местные общины. Тут ведь как, – немец глотнул из фляги. – В долине реки кого только нет: тайцы, лаосцы, малайцы, кхмеры, филиппинцы, корейцы, индийцы и, естественно, китайцы. Причем я сильно укрупняю. Те же индийцы делятся на тучу народностей, племен, кланов, каст. Да и китайцы отнюдь не единый монолит. И все это адское варево бурлит в долине Реки. Так вот, гуркхи подчиняются исключительно письменным приказам местного "парламента" или, скорее, совета племенных старейшин, разбавленного интернационалом полевых командиров. И ни в какие межплеменные разборки не лезут. По большому счету такая ситуация всех устраивает. Главным образом тем, что предотвращает крупные конфликты между племенами. Серьезные дядьки решают проблемы на сходке, а выскочек заземляют гуркхи.

   – Успешно заземляют?

   – По-разному. Ты в курсе кто такие красные кхмеры?

   Что я знаю про кхмеров? Народность в Индокитае, живущая преимущественно в Кампучии (употребляемое в СССР название Камбоджи), и понемногу во Вьетнаме, Таиланде и Лаосе.

   Под "мудрым" руководством товарища Пол Пота, проникшаяся идеями маоизма, часть кхмеров в кровавом угаре под корень отгеноцидила инакомыслящих соплеменников. Заодно вбив и без того не сильно развитую Кампучию в каменный век. Когда инакомыслящие закончились, Пол Пот решил порезвиться на территории соседних государств.

   Чем руководствовался мудрый кормчий, лично мне неизвестно, возможно, рассчитывал на помощь китайских товарищей. Но выбор пал на Вьетнам – страну, где еще дымились подбитые танки и вертолеты армии США. Между прочим, США до этого момента не знали поражения в войнах.

   Офигевшие от подобного неуважения, вьетнамцы бросили к Пномпеню танковые клинья, быстро переведя красных кхмеров на нелегальное положение. Не помогли даже вписавшиеся за Пол Пота китайцы, попавшие под раздачу вьетнамской армии ничуть ни хуже кхмеров.

   Хотя красные кхмеры оказались упертыми ребятами, и партизанская война в Кампучии не утихает по сей день (речь о 1996-97 годах).

   Кратко делюсь с Вольфом своими куцыми знаниями о данной проблеме.

   – В целом все именно так. А как мыслишь, за счет чего финансируются ушедшие в партизаны?

   – Если речь идет о "золотом треугольнике", то думаю – опиум.

   – Не совсем так. Наркотики тоже имеют место быть, но основной доход партизаны получали с добычи изумрудов на подконтрольных территориях. Видимо, на родине им стало совсем кисло, и группе "менеджеров среднего звена" удалось договориться с Орденом о переезде на новое место жительства. Если верить местным сплетням, цена вопроса – ведро необработанных изумрудов.

   – Хм, я так понимаю, с созидательным трудом у подобного контингента чуть хуже, чем никак. И по приезду они сразу принялись за наведение революционного порядка исключительно в свою пользу.

   – Правильно понимаешь. Постреляли маленько, пограбили, потопили десяток джонок, сожгли две деревеньки и пол-Шанхая. Теперь в горах засели и гадят оттуда понемногу. Вот с ними у гуркхов основные проблемы. Индивидуально кхмеры скверно подготовлены, но их намного больше, у них единоначалие и очень сурово с дисциплиной.

   – Весело тут.

   – Азиаты, что с них взять.

   – Что-то долго наша охрана с гуркхами договаривается.

   – Разведданными обмениваются. Тихий и его тройка им мало интересны, а вот Дензел и Грета могут немало интересного рассказать.

   – Вольф, а чего боец у шлагбаума твой броневик так глазами ест. Ты гуркхам "Ящерку" продаешь? Если, конечно, это не коммерческая тайна.

   – Им. Последнее время их патрули несут большие потери. Джип слабая защита против автоматчика в кустах.

   Мое любопытство обламывает сухонький мужичонка неопределенного возраста с красным крестом на рукаве и груди.

   – Вольф, это кто?

   – Врач санитарной службы. Осматривать нас будет, чтобы заразу в анклав не занесли.

   Хм, серьезный подход. Пограничная служба, санитарная служба – все признаки государственности налицо.

   С немцем санитарный врач лишь поздоровался и справился о самочувствии. Здоров, как рогач, вот и чудно. Тогда займёмся вами, молодой человек.

   На немецком врач говорил с очень смешным акцентом, явно подбирая слова и про себя выстраивая фразы.

   Осмотр занял минуты три, не больше.

   – Откройте рота, позалуйста. Закатайте рукав, шалобы есть? – санврач проверил цвет глазного яблока. Посветил фонариком мне в пасть. Пощупал пульс.

   – Жалоб нет.

   – Нагнитеся, позалуйста. Ниже, позалуйста.

   – Может еще и ягодицы раздвинуть?

   – Зачема ягодитса? Ягодитса не надо, – врач что-то поискал в моей причёске.

   – Вдруг у меня там геморрой или с геморроем можно?

   Шутки доктор не понял, – О, геморрой! Будите в Бейджан, посетите аптеку госпози Лю-Юу. У нее есть отличный смазка...эээ, мазь от геморрой.

   – Обязательно зайду. С моим здоровьем все?

   – Да, все хоросо, – вынес диагноз доктор и бодро засеменил к присевшему в тени бронемашины пулемётчику.

   – Хм, Вольф, и как санитарные кордоны помогают?

   – Не знаю, помогают кордоны или не очень. Но эпидемий у китайцев пока не было.

   Наш разговор прерывает гуркх-офицер, в самый неподходящий момент решивший побеседовать с Вольфом. О чем был тет-а-тет, для меня осталось загадкой. Но под конец разговора немец начал задумчиво потирать подбородок. Насколько я его изучил, немец прикидывает, стоят ли риски предложенной выгоды.

   – По машинам! Время жмет.

   Я впал в задумчивость и не заметил, как доктор закончил возиться с пулеметчиком.

   А по машинам, это правильно, время действительно поджимало.

   Проводив взглядом колонну из трех машин, старший заставы подозвал зевающего бойца.

   Через четверть часа снайперская пара ушла в сторону предполагаемого маршрута "чужих" разведчиков.

   Предгорья Северного Кхам все так же пустынны. Дважды машины проходят мимо крохотных поселков. Сложенные из дикого камня сакли, безучастные ко всему, одетые в тряпье люди, скот в тесных загонах и облака пыли, выбиваемые из дороги колесами наших машин.

   По мере спуска в долину пустоши, предгорий сменяет узкая полоса хвойных зарослей, чуть ниже преходящая в субтропический лес. Нижний ярус леса не очень густой с приличной видимостью в сторону от дороги. Верхний ярус – сплошная крона высоких, покрытых морщинистой корой деревьев.

   Колея пересекает многочисленные ручейки и речушки, мелкие – по колено, но с топкими берегами. Дорога отчаянно петляет от брода к броду. В совсем уж глубоких местах под колесами машин хрустят настилы небольших мостов.

   В долине реки уже есть за что зацепится взглядом. Начинают встречаться небольшие посёлки.

   Видно, что народы в них живут разные, но сами деревушки похожи, как близнецы. Окруженная пятнами полей-чеков, к воде жмется ломаная линия свайных домов с широкими камышовыми крышами. Напротив домов на берег вытащены длинные, остроносые лодки. Вдоль береговой линии, на шестах развешаны сети.

   Судя по тому, что за все время движения по долине навстречу попались только велосипедисты и одно транспортное средство класса "самобеглая коляска", лодки тут основа транспорта.

   Автотранспорт в деревнях вполне присутствует, вот только в большинстве своем в полуразобранном виде врастает в местный чернозем.

   Народ весь при деле, копошится на полях, рубит лес, чинит сети и смолит лодки. Попадаются охотничьи партии, множество лесорубов, собирателей с огромными корзинами за плечами.

   – Что собирают, интересно?

   У стоящей на развилке бронзовой статуи Будды, презрительно смотрящего на дорогу, сидит троица бритых, одетых в желтое монахов.

   Не знал бы, где нахожусь, решил, что путешествую по индокитайской глубинке.

   Промышленность гордо представлена дымящейся кучей земли, небольшой лесопилкой, гончарной мастерской и кузней.

   Дымящаяся куча оказалась местным кирпичным заводом. Если бы не выемка готового кирпича из соседнего земляного холма, и ровные ряды уложенного на предварительную просушку кирпича-сырца, ни за что не угадал бы, что это такое. Технологии третьего тысячелетия до рождества христова шагают по новому миру.

   Лесопилка поразила еще больше.

   Три станка с приводом от паровой машины. Все, как в выцветших фото начала века. Ржавый клепаный котел, гигантское колесо маховика, здоровенный шатун, ременный привод к станкам и небольшому – киловатт на пять, электрогенератору.

   Хотя, если подумать, какие еще варианты тут возможны? Бензина нет, электричества нет – какие столбы линии электропередач? Откуда? Здравствуй, век дров и пара.

   Так что в ближайшее время ожидать восточноазиатского экономического чуда не приходится – нет предпосылок.

   Пока нет.

   Бейджин встречает живой очередью, вытянувшейся перед блокпостом, вынесенным за пределы городской черты. Если бы не блокпост, нипочем бы не догадался, что мы въезжаем в местную столицу. Поселок, как поселок, разве что чуть больше остальных.

   На блокпосту все стандартно, бруствер из мешков с землей и крепкий шлагбаум поперек дороги.

   "Стражи дороги" – просто восточный филиал махновцев на выезде.

   Вроде как форма и оружие у них есть.

   Но форма, как и стволы у всех разные и порядком подзапущенные.

   Давя децибелами из пневматического ревуна, идущая головной бронемашина протискивается мимо вереницы повозок, тачек, велосипедов, рикш, во, даже скутер попался – берут бензин где-то.

   Белым людям невместно ожидать в одной очереди с дикарями. Особенно если белые люди приехали на единственном на всю округу бронеавтомобиле. Бремя белого человека обязывает, знаете ли.

   Аборигены такой постановке вопроса возмущаются, но без огонька, так для порядка. А вот стражи на КПП мало того, что не спешат поднять шлагбаум, так еще и имеют наглость лезть с вопросами к белым людям.

   – Бах! Бах! Бах! Бах!

   Длинная очередь из FALки проверяет земляной бруствер на прочность. Тихий стреляет не поверх голов, а именно в бруствер.

   – Бах! Бах!

   Добавляет короткоствол пулеметчика.

   Этот вообще метит под ноги разбегающимся, как тараканы, постовым.

   – ХРЯСЬ!

   Бронемашина сметает шлагбаум.

   Но дальше не едет.

   Соскочивший с брони пулеметчик отлавливает старшего постовых и, тыча в лицо бляхой орденского патрульного, проводит воспитательную работу. Щекастый, круглолицый азиат с глазами навыкат затравленно улыбается, мотая башкой в такт рывкам разбушевавшегося пулеметчика.

   Политинформация проводится на английском, но лексикон у пулеметчика крайне скуден. Все вертится вокруг еллоу, манки, фак и прочих не требующих перевода оборотах речи.

   Чисто по-человечески я понимаю парня. У него стресс, после того, как им термиты подзакусили. Ему-то что, он может Орденом прикрыться.

   Но мне-то еще обратно тут ехать.

   Причем уже без брони.

   Наконец, Тихий счел политинформацию законченной и отозвал вошедшего во вкус бойца.

   Прохрустев задними колесами по остаткам шлагбаума, броневик двинулся дальше.

   Н-дэ, нахулиганили мы тут. Служивых обидели. Причем не просто обидели, а на глазах у многочисленных зрителей. Сейчас мы уедем, а служивые отыграются на очереди у КПП. И очередь это прекрасно понимает, отчего провожает нас взглядами, даже более злыми, чем у охранников.

   На развилке, перед трущобами городских окраин, Вольф и группа Тихого пересаживаются в "Татру". Им сейчас прямиком к расположенному где-то на отшибе местному офису Ордена.

   А я на бронивичке пристраиваюсь за "Попрыгунчиком". Багги – мой лоцман в заезде до места ночлега.

   – Грета, радость моя, а нас тут не прирежут спящими? – мне откровенно не по себе от вида местных трущоб.

   – Да, мне самой тут неуютно. Там в горах или саванне все просто и понятно. Не можешь победить, просто убеги. А тут? Тут наш опыт жизни в саванне ничто. Даже не ноль – отрицательная величина, – девушке явно не хочется в город и она этого не скрывает.

   Но, есть такое слово – надо.

   – Есть неподалеку одно надежно место. Пристраивайся за нами и будь готов давить все живое.

   – Как скажешь, – запрыгиваю на подножку броневика.

   – Русский, ревун не жалей. А то и правда давить придется. Тут обдолбанных через одного, могут и не заметить, – багги с буксом срывается с места. Нервничают ребятишки.

   С первоначальными выводами о размерах города я сильно ошибся. Оставив за спиной квартал лачужек, машины выскакивают на вершину холма, с которого можно охватить взглядом весь город в целом.

   Тысяч пятнадцать-двадцать населения можно давать смело. В России некоторые райцентры меньше.

   Бейджин покоится на трех китах, это порт, рынок и храм. Все остальное лишь обертка для этой конфетки.

   Порт – лес мачт, косые паруса джонок, закопчённые трубы двух небольших пароходиков и стремительные обводы вполне современных катеров и яхт. Лабиринт свайных причалов и построенных прямо на них домишек с развешанными между домами сетями. Чуть дальше блестят цинком вполне современные арочные модули складов, контейнеры, штабеля бревен и досок. Затем опять деревянные лачужки.

   А еще это пропитавший все вокруг запах гнилой рыбы, водорослей, дыма и опилок.

   В порту царит адская суета. Рыбаки вернулись с дневным уловом, и сейчас весь этот хаос растекается по прибрежным улочкам, общим направлением потока в сторону рынка.

   Артель грузчиков таскает доски с причала в двухмачтовую джонку. Бригада негров выгружает уголь из трюма ближнего ко мне пароходика. Хотя с неграми я погорячился, это их угольная пыль покрасила.

   Городской рынок облюбовал плоскую вершину ближайшего к реке холма. Тоже все логично, с приходом дождей спокойная вода озера пенным потоком разлива бросается на берега и на берегу становится неуютно. А торговля любит стабильность и не любит потрясений. От того рынок и стоит на гарантированно недоступном для разлива месте.

   Собственно рынков не один, а два – верхний и нижний.

   Нижний – рыбные, мясные, овощные и прочие ряды. Место сбыта продукции местных аграриев.

   Верхние ряды, они и есть верхние. Не какие-то дышащие на ладан навесы, а вполне капитальные строения. И суеты там поменьше, а охраны побольше.

   Торгуют в верхних рядах оружием и боеприпасами, медикаментами, различными товарами из-за ворот, местными стройматериалами и мебелью.

   Что там и как на рынке, узнаем завтра, когда немного разберемся в местных реалиях.

   Продравшись через очередные трущобы, выкатываемся в район поприличней. Тут ведь, как селятся.

   Самые авторитетные граждане отстраивают вполне себе скромные дворцы и виллы.

   Вокруг вилл кольцом селятся чуть менее авторитетные соплеменники. Тут строения тянут максимум на добротный коттедж.

   Еще дальше широкое кольцо застройки типа – кто во что горазд. Причем совершенно не понятно, они так на постоянку обосновались или это времянки на первое время.

   Оглохнув от несмолкающего ревуна бронемашины, наконец-то добираемся до конечной точки маршрута.

   Низкорослый, очень широкий в кости, и от того похожий на гнома, китаец закрывает мощные деревянные ворота за вкатившейся во двор техникой.

   Все! Конвой дальше не идет – приехали.

   Спрыгнув на мощеный камнем двор, оглядываюсь по сторонам. За спиной длинный периметр высокого, прочного на вид, деревянного забора. Справа постройки хозяйственного толка. Судя по всему, склады или гаражи машин на пять.

   Судя по запаху, слева стена местного общепита. Обязательно зайдём, но чутка попозже.