Текст книги "За горизонт (СИ)"

Автор книги: Zlobniy

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 28 страниц)

   «За горизонт»

Пролог

The Easy Rider

Тот, у кого есть чёткий жизненный план,

вряд ли будет думать о чем-то другом

(с) КИНО

   Где-то в средней полосе России.

   осень 1995года.

   Осенняя дорога способствует неторопливому течению мысли о всяком. Посудите сами. Несмотря на все финансовые неурядицы, к осени дорожники выводят главную российскую беду на пик спортивной формы. Ямки заделаны, разметка ещё не стёрлась, обочины присутствуют, колонны дачников уже залегли в спячку до тёплых дней – красота.

   Нестаренькая еще "девятка" исправно укладывает под колеса километры асфальта. Дитя прогресса – СD-проигрыватель, имплантированный в тело торпеды, вместо спизженной какими-то даунами магнитолы, заглушая скрип пластика обшивки салона, напевает голосами "Пинк-Флойда" о нелегкой жизни британских школьников. Жена задумчиво рассматривает мелькающие за окном, изрядно заросшие молодым подлеском поля средней полосы российской глубинки. Мелкий спиногрыз за водительским сиденьем отбился ко сну, спелёнатый ремнями детского кресла.

   Самое время прикинуть расклады.

   Когда тебе ещё не стукнуло тридцатника и в жизни у тебя все вроде сложилось. Уже нет порванной на лоскуты империи рабочих и крестьян, но инертность исторических процессов позволила получить гордое звание инженера-механика. ММФ – чемпион, это навсегда. Знания вколочены в башку без всяких компромиссов.

   Вспоминается первая лекция, на которой бодрый старикан ректор, задвинув посидеть у окна не менее бодрую (её кипучую энергию да в мирное русло) старушку-преподавателя высшей математики, доносит до стада баранов в количестве сотни с лишним голов, политику партии и правительства по вопросам высшей школы.

   – Стране будут нужны все, кто, спустя шесть лет, хотя, кто-то возможно больше, сможет выйти из этих стен, – ректор, по-стариковски кряхтя, опирается на кафедру. В данный момент мы его дети – смысл его жизни. В вузе есть факультеты строителей, электриков, новомодных программистов и особо модный экономистов, но механики первые всегда. Каждый год первую лекцию ректор читает механикам.

   – Да, да все, – старикан в ударе, сегодня его день. – Кто-то из вас прогрызёт гранит науки и останется в этих стенах растить нам смену, – старикан глянул на математичку. – Кто-то сядет за кульманы (старая школа не признавала ПК) в конструкторских отделах заводов или научных КБ. Кто-то, менее склонный вгрызаться в цифры, пройдёт путь от мастера к начальнику цеха, дорастёт до начальника производства, и кто-то из вас обязательно сядет в директорское кресло,– в тот момент времени такой отбор ещё работал и иного подхода ректор не мыслил в принципе.

   – А кто-то особо изворотливый попадёт в снабжение. Да-да не улыбайтесь, высшая школа развивает различные навыки. Стране нужны самые разные кадры, и она их получит, не сомневайтесь. К моменту выхода на диплом вы научитесь прилагать усилия там, где надо и когда надо. Где-то хитрить, где-то договариваться, не без этого. Виртуозы подобного подхода к учебному процессу, как правило, оказываются в отделах снабжения, специфика, однако, – ректор поправил очки на переносице. – Но, вы не обольщайтесь шибко. Таких виртуозов два-три на курс. И не стоит путать их с раздолбаями, – остудил хихиканье в аудитории ректор. – В таком вот аспекте. Они ваши, – ректор кивнул математичке и направился к выходу из аудитории.

   – Ах да, для бодрости духа сообщу вам, что уважаемая Инна Ивановна всегда отсеивает девять человек в первом семестре и четверых во втором, – декан оскалился на аудиторию золотыми зубами.

   Несколько лет спустя, когда бодрый старикан отошел в поля вечной охоты, а поголовье студентов, сидевших на той лекции, сократилось на треть (математичка была не одна такая жадная до студенческих скальпов), наступило время думать о хлебе насущном, и через это пришло понимание, насколько мудрый старикан был прав. Его предсказания сбылись на все сто процентов, куда там Ванге и Настрадамусу.

   Впрочем, им простительно, они политеха не кончали.

   До четвёртого курса я принадлежал ко второй категории студентов по классификации ректора. Иногда блестяще выезжал в первую, иногда не менее блестяще в третью.

   На четвёртом курсе уже плотно работал по вечерам, сначала в авторемонтной мастерской, потом недолго собирал компы. Летом после четвёртого знакомые с факультета информационных технологий привели меня в контору, где они тянули сети и возились со всякой вычислительной техникой.

   Контора была из новой волны строительных предприятий, порождённых молодым, но очень резким капитализмом, бурно расцветавшим на одной шестой части суши.

   За руководством фирмы стояли серьёзные деньги и серьёзные связи, а трудовые ресурсы набирались в провинции.

   Работы было валом, что на фоне идущего ко дну машиностроения не оставляло выбора в отношении перспектив на будущее. Так я помахал ручкой машиностроению и переквалифицировался во что-то околостроительное.

   Уже не помню как, но к исходу второго месяца работы на ниве строительства я очутился в транспортной службе фирмы. Собственно транспортом было кому заняться и без моего скромного участия, место хлебное. Однако материальная часть конторы росла стремительнее её людских ресурсов. Так на мою, пусть и не очень худую, шею бывшего борца повесили ворох разномастной техники. Пару ядовито-жёлтых экскаваторов Liebherr, по всему купленных по цене металлолома, где то в Прибалтике. Пару нулевых кранов на базе "Урала", явно военного происхождения, за недорого вставших на рельсы конверсии и службы народному хозяйству. Несколько разнокалиберных погрузчиков и куча всякого автохлама по мелочи.

   – Принимай аппарат, – директор местного филиала конторы пытался косить под героя хорошего фильма о военных лётчиках. Получалось у него откровенно фальшиво, но кто об этом скажет начальству.

   – Мдэ......??? – я в недоумении.

   – Короче, Склифосовский, надо оживить эту кучу музейных экспонатов и создать из них ударную группу для прорыва на местных объектах. Всё новое идёт на крупные объекты и по части местной мелочёвки мы с голым задом. Людьми поможем, запчастей подкинем..... наверно, – прозвучало не очень убедительно. – Задача ясна, вопросы есть?

   – Звиздец..., – мысленно думаю о возвращении на поприще автомеханика.

   – Ну, раз вопросов нет – дерзай, молодым везде у нас дорога, – директор, как мерин, заржал над собственной шуткой.

   Про себя думаю о том, что хорошо смеётся тот, кто смеётся последним, но на лице это никак не отражается. Я достаточно тёртый для своих лет.

   Так я твёрдо заехал в третью группу студентов по классификации ректора. Вкалывать приходилось часов по десять – двенадцать.

   Текучка кадров была запредельна, особенно поначалу.

   Запчасти? Ага, найди такой же аппарат и сними с него, что тебе надо. Нет аппарата-донора, придумай что-нибудь еще.

   В институте я появлялся, дай бог два раза в неделю, но преподаватели тоже люди и ничто человеческое им не чуждо. Кран, экскаватор, самосвал, стройматериалы, как выяснилось, им тоже крайне необходимы. А кому они не нужны, всегда найдётся тот, кому нужны, и кто берётся получить нужную роспись в зачётке.

   Были, конечно, исключения, но я не успел разучиться напрягаться к сессии.

   А техника, спустя пару месяцев, заработала. Да так заработала, что, полгода спустя, на мне повисла практически вся эксплуатация транспорта и механизмов. По пути к совершенству были: сломанная рука особенно резкого экскаваторщика, несколько сильно разбитых морд, в том числе и моя.

   Тут вовремя подсуетился безопасник конторы, ударными темпами строивший себе загородный дом. А дом без техники не то чтоб не строится, но не так быстро, а главное дёшево, как хотелось бы. Подъехавшие довести до бунтующего пролетариата мнение руководства по вопросу подрыва авторитета начальника, сотрудники службы безопасности имели отличительными чертами тотальный похуизм и провинциальное здоровье. Быки, если по-простому. Уговоры и полумеры не их стиль. Не то чтобы мой авторитет сразу взлетел на недосягаемую высоту, но дисциплина приняла армейский характер, и, как в авиации, на любое действие появилась куча журналов.

   Журналы формально были и раньше, но чисто формально. Зачинатель этого благого начинания, выходец из структур ВВС, уволился почти сразу после моего прихода, но сама идея мне очень приглянулась.

   – Масло в гидросистеме Liebherrа меняли? Будьте ласковы, распишитесь в журнале работ. Ага, малатсы. А теперь в бортовом журнале Liebherrа распишитесь. Почему журналы не на борту, а у меня в сейфе? Так это для того, чтобы всегда виноватого найти, без вариантов.

   Очень способствует повышению производительности капиталистического труда, рекомендую, да и вообще штука хорошая.

   Параллельно наладился процесс отправки техники на халтурки. Так понемногу, чтобы и мужикам был интерес, и мне на хлеб оставалось.

   По весне следующего года, вышедший из очередного запоя, начальник транспортной службы, наконец-то разглядел во мне конкурента и принял меры. А поскольку помимо того, что он был алкоголиком и тунеядцем, он ещё приходился не слишком дальним родственником жене генерального, шансов у меня не было.

   Однако генеральный дураком не был, и разбрасываться проверенными кадрами категорически не желал. На пятый курс я приехал на собственных "Жигулях" и в статусе начальника снабжения конторы.

   Это не от того, что я такой умный, а строго от того, что предыдущий начальник уволился. Поставленный на его место, через неделю ушёл в запой, из которого не вышел. А свято место пусто не бывает априори. Вот только в течение года это свято место было для меня местным филиалом ада. Не знаю, может где-то происходит иначе, но в этой конторе главным было учесть движение тысяч позиций потребляемого: заявок от потребителей, проектной группы, транспортников и прочих заинтересованных лиц.

   Причем все это я скрупулёзно подшивал и хранил.

   У нас все ходы записаны.

   – Что б.., опять снабжение виновато в срыве работ? Вот уж х..

   – А ну-ка тащи сюда свои графики и заявки.

   – Что, проебал?

   – Ах, тебе некогда бумагу марать? Ну, так это поправимо. У меня нашлось время и помарать, и подшить куда надо.

   – Твоя подпись стоит? Ну вот, а ты говоришь, снабжение.

   Эх, ректор. Хорошо, что ты не видишь, до каких высот взлетели или опустились, это как посмотреть, твои последние выпускники. Не то чтобы стыдно, но гложет что-то.

   Пара лет в этом бардаке. Применение нано-технологий, ага, тех самых, когда на-на-на и, конечно же, супер-технологий "откат с отката", позволили нигде не засветиться по-крупному и без проблем окончить высшую школу, прикупить сперва однокомнатную хрущевку, потом проапгрейдить её до двушки в хорошем районе, и даже начать присматриваться к симпатичным кусочкам земли под собственный дом. "Тройку" сменила "девятка", и по всему "Ауди" уже не за горами.

   В моей жизни появилась жена, спиногрызу уже пятый год идёт.

   Горячие точки и особенно горячая Чечня 95-го миновали.

   Живи, работай, обрастай связями. Бывают такие периоды в жизни, когда ты наработал имя и уже имя работает на тебя. Можно смело строить планы будущее.

   Осень. Дорога. "Пинк-Флойд". Стрелка спидометра на чуть ниже 100 километров, полкило отличного шашлыка в желудке, неспешное течение мысли.

   Взгляд на рефлексе перебегает на зеркало заднего вида. Затем на боковое зеркало. Скользит по приборной панели, фиксируя отсутствие красных огоньков, к противоположному боковому зеркалу. Возвращается на дорогу и замирает секунд на пять-десять. После чего цикл повторяется.

   Чёрная клякса в зеркалах заднего вида бодро превращается в огромный сарай на колесах – "Шевроле Блейзер". Хоть бы поворотник включил мудила, сплошная же. Вот неймётся дурачку обогнать перед поворотом. Флаг тебе в руки и бронепоезд навстречу!

   Накаркал, что называется. Не бронепоезд правда, а какую-то темно-синюю легковушку класса "всю молодость каталась по Европе, а помирать приехала в Россию".

   Стоп кадр. Время сжимается, становится плотным, как вода на большой глубине и тягучим, как пластилин.

   Закончить перестроение, "Блейзер" не успевает. Точнее даже не пытается успеть, срезая поворот через две сплошных.

   Впереди словно разбили огромную пачку стекла. Джип закручивает вправо. В кювет встречного направления улетает то, что секунду назад было темно-синей легковушкой весьма почтенного возраста.

   – Мляяя...!!!– нога судорожно бьёт по средней педали, руки пытаются увести машину от столкновения, противно визжат тормоза. Но все тщетно, моя легковушка правым крылом врезается в тушу джипа. Снова звук бьющегося стекла, "Блейзер" уносит куда-то вбок. Лобовое стекло мутнеет паутиной трещин. Руль закручивает, выламывая пальцы.

   – Больно-то как,– ремень безопасности вышибает воздух из груди. Рулю мало пальцев и он пробивает контрольный в лоб чуть выше переносицы. Удар! Опять удар! И опять! И опять! И тишина....

   Съездили на шашлычки...

   Стоп-кадр отлип. Время вновь обретает обычный ритм. Ну, почти обычный. Удары по голове не способствуют росту айкью и восприятие не улучшают.

   Под капотом что-то шипит самым неприятным образом. Пахнет тосолом и горячим маслом. Странно, бензином не пахнет.

   Не видно ни хрена. Левый глаз, близко и многократно познакомившийся с рулем, заплывает здоровенным фингалом. Правый глаз залит кровью рассеченной брови. Из носа по губам и подбородку бежит горячий соленый ручеёк.

   В попытке прозреть, машинально провожу рукой по глазам.

   – Тсс..а-а-а-а, – игла боли пронзает правую бровь. – Ослеп? – организм прошибает ледяной пот.

   Отдергиваю руку. В брови явно засело что-то инородное и очень болезненное. Предельно аккуратно разлепляю щелочки глаз.

   Зрение в относительном порядке. Причем на оба глаза.

   Пытаюсь повернуть голову вправо.

   Ох, лучше б я этого не делал. В грудину отдаёт так, что скрипят зубы.

   – Надо же, зубы целы, – ох, не о том думаю.

   Потом становится похуй (не знаю, каким словом можно передать всю глубину подобного состояния, потому пока так будет, дальше посмотрим) на зубы, на боль, вообще на все. Правой стороны у моей "девятки" больше нет.

   И жены у меня тоже нет.

   Трясущейся рукой подбираю валящееся у меня на коленях зеркало заднего вида. Что там сзади творится?

   Рассеянно вынув торчащий из правой брови кусок стекла, смотрю в зеркало на заднее сиденье.

   Выдох, воздух проходит сквозь сжатые зубы, надувая пузыри из слюней и крови. Черная туша джипа нашла последний приют метрах в пятнадцати позади "девятки". Джип перевернуло на крышу и качественно зажало между двумя здоровыми тополями.

   А вот сына на заднем сиденье не видно.

   – Ссуки!

   "Пинк Флойд" лабает лиричную хрень. Выключить зажигание, отстегнуть ремень. Наваливаюсь на дверь, надо же, не заклинило.

   Долги ведь надо отдавать. Если есть возможность, то отдавать сразу.

   Кулак до щелчка вбивает прикуриватель в гнездо.

   Время пошло.

   Вытащив из-под сиденья грязную тряпку, вываливаюсь в грязь обочины.

   Время!

   Рывок до багажника.

   Рывок получился больше похожим на сползание вдоль борта машины. Но свой цели я достигаю.

   Кроша остатки наполовину высыпавшегося стекла задней двери, шарю в багажнике.

   – Ммммрррр!– ох, больно-то как, но это сейчас даже хорошо.

   Почти полная, литровая бутылка с розжигом для угля закатилась в дальний угол багажника. По пояс ввинчиваюсь в багажник, осколки стекла осыпаются за воротник, но мне без разницы.

   Окровавленные пальцы скользят по пластику плотно закрученной пробки.

   – Ах, ты так!– Зажимаю пробку зубами, провернулась наконец-то. Туго забиваю в горлышко прихваченную из-под сиденья тряпку. Переворачиваю бутылку, тряпка набухает.

   Щелчок прикуривателя.

   Время, время!

   Прикуриватель утопить в гнездо, держим, ещё, ещё чуток, годится. Прикладываю раскаленную докрасна спираль к тряпке, фиолетовый огонёк обнимает тряпку и преданно лижет пальцы.

   Время!

   Время вернуть образовавшийся долг.

   Шатаясь, на одной злости бегу к зажатому стволами тополей джипу.

   Бык на заднем сидении просек свою дальнейшую судьбу. Короткую, но яркую. Смятые ударом двери джипа заклинило намертво, так что выковыривать мясную начинку консервной банки джипа придется при помощи МЧС.

   – Ага, хуевая смерть, но каждому по делам его, – рефлексия это сейчас лишнее.

   На дороге все еще пусто, время.

   Время!

   Бык лезет под куртку. Не сбавляя скорости, принимаю на пару метров правее. Теперь от возможного стрелка меня прикрывает корпус джипа. Бык заёрзал, пытаясь, развернуться в тесноте смятого салона.

   Не перевернись машина колёсами к небу, пожалуй, у него был бы шанс. Принимаю на пару метров левее. Бык пытается высунуть руку в окно, но ему никак не удается вывернуть кисть в мою сторону.

   Поздно, я уже рядом. Пробиваю с носка по кисти с зажатым в ней, пистолетом. О, даже хрустнуло что-то, приятный звук.

   Не хуже заправского питчера забрасываю в салон импровизированный коктейль имени товарища Молотова. Мышцы буквально рвёт от резкого, на пределе физической формы, движения.

   Вдох.

   Выдох.

   Ещё выдох.

   Сердце замирает, и, кажется, что целую вечность ничего не происходит. Потом салон "Блейзера" разом заливает ревущее синее пламя.

   – Вот и все, долг отдан, – метроном сердца продолжил свой бесконечный бег, но теперь сердце бьется ровно и спокойно.

   Все. Времени больше не нужно.

   – Надо же, не разбились, падлы, – вой сгорающих заживо сверлит отбитую голову.

   Ох, за что мне это, господи? Пожалуй, ты мне этого не простишь. Но так надо.

   Потерянно бредя к своей машине, задеваю ногой какую-то железяку.

   – Хм, Стечкин, – натягиваю рукав куртки на кисть. – Парни, а ведь вам прямиком в ад. Прибудете уже адаптированными к особенностям тамошнего климата, – нервно хихикаю, номер на пистолете зашлифован.

   Стечкин улетает в лес. И судя по звуку, падает куда-то в воду.

   Запоздало приходит мысль, что я не поставил волыну на предохранитель.

   Обошлось.

   Сильнейший пинок между лопаток сбивает меня на землю.

   – Да что же это? – в очередной раз забарывая боль в отбитом теле, поворачиваюсь набок. – Чем это меня так приложило?

   Бензобак рванул. Быстро что-то, или в багажнике джипа была канистра?

   Крики стихли.

   Обидно. Как-то быстро ребята спеклись. Надеюсь, черти не дадут вам замёрзнуть.

   Ох, херово мне что-то. Опираясь на машину, с трудом принимаю вертикальное положение.

   Зачем собственно?

   Внутри меня пустота, очень болезненная пустота.

   Осень. Дорога. Весело потрескивает пламя, пытаясь перекинуться с джипа на соседнее дерево.

   – Не выгорит у тебя, дерево мокрое напрочь, – мысленно обращаюсь к пламени.

   "Пинк Флойд" поёт о том, как им хочется, чтобы ты был здесь. Мне тоже этого хочется. Отвожу взгляд от того, что недавно было "девяткой".

   В легковушке на противоположной стороне шевеление и едва слышный всхлип-стон.

   Значит, нам туда дорога. Без вариантов.

   Интересно, из легковушки видели, как я пиромана изображал? Хотя вряд ли. Удивительно, что после лобового столкновения с джипом там вообще осталось что-то живое.

   На трассе до сих пор пусто. Периферия, конечно, но пора бы уже кому-нибудь появиться.

   По замысловатой траектории добираюсь до легковушки.

   Дошел-таки. Тяжело плюхнувшись на пятую точку, сползаю в кювет.

   При жизни это было "Опелем-Кадет" года этак восьмидесятого. Морда у "Опеля" отсутствует напрочь. Двигатель наполовину в салоне, даже часть подвески туда пролезла. Все в крови и осколках стекла. Кто был за рулём, даже судмедэксперт не сразу разберется, такой там хаос.

   Что там может шевелиться?

   За сиденьем водителя шевеление, всхлип. Ребёнок, навскидку ровесник моего сына.

   – Нет у тебя сына. Больше нет.

   Целых стёкол на "Опеле" не осталось. Осколки стекла высыпались в салон и сверкающей дорожкой обозначили траекторию предсмертного рывка "Опеля".

   Бубня что-то ласковое, выгребаю остатки стекла наружу.

   – Потерпи, маленький, все будет хорошо, – ребёнок в Опеле выгнулся дугой и обмяк.

   – Да что же за день-то!?

   Ан, нет. Дышит вроде. И кровь, похоже, не его.

   Ручки вывих или перелом. А я, раздолбай, прижал его к себе.

   – Ладно, не смертельно, – за спиной треск мотоциклетного мотора. Наконец-то кто-то появился.

   – Что стряслось? – с высоты дорожного полотна на меня смотрит деревенский байкер на потрёпанном "Иже".

   – Третья мировая. Ты местный? Ништяк, лети в посёлок, вызови скорую. Районная больница как раз в посёлке, так что должны быстро приехать.

   – Ты ещё здесь?! – ага поехал, вот и славно. До посёлка верст десять-двенадцать, значит, через полчаса тут будет не протолкнуться.

   А пока надо пристроить спасенного ребёнка поудобнее. У меня в багажнике спальник был, вот на него и положим.

   О, ещё машина едет. Зачистили что-то.

   Треща изношенным движком, к месту аварии подкатил ушастый "Жорик". Из "Запорожца" на меня, как удав на кролика, пялится мужик в очках на пол лица. Видимо решив, что тут прекрасно обойдутся без его скромного участия, очкастый вдавил в пол педаль газа. Тарахтение ушастика перешло в надрывный вой, но прыти машине это почти не прибавило.

   – Такие вот уроды советскую власть и просрали, – к чему это я? Хотя да, удары по башке ума не прибавляют, а гибель семьи оптимизма.

   Тяну на себя спальник из багажника. Ткань за что-то зацепилась и не поддается. Плевать, выдираю с мясом.

   Выбрав место почище, расстилаю спальник. Укладываю на него продолжавшего прибывать в бессознанке ребёнка.

   Упираюсь взглядом в бодро догорающий джип.

   – Как вы там, парни? Тепло ли вас черти встретили? Надеюсь, тепло.

   Не отвлекаться. В багажнике была вода.

   Опять лезу опять в багажник.

   – Ммама, ммам, – шёпот почти на грани восприятия, да и горящий джип мешает прислушиваться весёлым потрескиванием.

   Боясь спугнуть тень надежды, заглядываю в салон.

   Бог есть, да! ДА! ДА! – встречаюсь взглядом с сыном.

   – Папа, мне сон страшный приснился. А где мама? – лицо и шея сына в крови, и поза неестественная. Несовместимая с жизнью поза, если по-честному.

   – Сейчас мой маленький. Папа сейчас, – лихорадочно, но осторожно щупаю сына на предмет повреждений. Плечо минимум вывихнуто, а может и сломано. Лишь бы не позвоночник, Господи, только не позвоночник!

   Буду вынимать. Сына вырубится наверняка, но с этим ничего не поделать, вынимать надо.

   Заднюю дверь с водительской стороны заклинило, с противоположной вообще смяло как бумагу. Медленно сдвигаю до упора вперед сиденье водителя. Теперь сложить спинку сиденья к рулю. Готово.

   – Маленький, пошевели ножкой, умница, а другой можешь? – шевелятся.

   Шевелятся!

   Теперь мне точно известно, как это, когда гора падает с плеч, во мне три метра роста как-то сразу стало.

   – Папа, а где мама? Я к маме хочу.

   – Умерла, маленький. Умерла навсегда, – нельзя дать слабину, никак нельзя. Спазм зажимает грудь, слезы размывают кровь на щёках. Привалившись к "девятке", с трудом удерживаю равновесие на ватных ногах. Прижав к себе сына, вдыхаю запах его волос, и никак не могу надышаться.

   – Спасибо тебе, Господи, – зажимаю в зубах золотой крестик. Жизнь продолжается. Больше того, она обретает смысл.

   Пара машин тормозит на обочине. Какие-то люди спешат ко мне, трясут за плечо, лезут с вопросами.

   Но это все неважно.

   Важно, что комочек плоти у меня на руках живой и, похоже, относительно здоровый.

   Вот уж не думал, что ржавая буханка с красными крестами, заставшая, по всему, ещё Леонида Ильича, на такое способна. Впрочем, когда НАДО, простой советский человек на простой советской технике, способен на чудеса. Этому водиле, по всему, было НАДО, хотя «Страны Советов» больше нет, страны нет, а люди есть. Буханка скорой помощи приехала всего на минуту позже вернувшегося к месту аварии деревенского байкера на «Иже».

   – Спасибо тебе, неизвестный водила, – обелиска в мраморе и бронзе тебе точно не воздвигнут. Хотя о чем я, ты как никто в курсе о размерах людской благодарности. Такие, как ты, работают не за благодарность.

   Тётка в белом халате нависла над ребёнком из "Опеля". Вторая тянет сына из рук. Отпускаю, сына уносят в скорую.

   Что-то милиции нет, непорядок. Ну, нет, так нет, я не опечален этим фактом.

   Киваю вернувшемуся к месту аварии байкеру.

   О, да он сзади какую-то герлу посадил. Можно понять человека, не каждый день такое, надо успеть урвать ощущений.

   – Как звать?

   – Коля, а это Натаха, – байкер кивает на девчонку.

   – Николай, в "Опеле" сумка женская должна быть. Там документы наверняка есть. Принеси, понадобятся скоро. Наташа, а тебе ни к чему туда заглядывать, – девочка нервно сглатывает и смотрит мне за спину.

   Ну вот, блевать побежала. Блевать – это нормально в такой ситуации.

   Зрители с понаставленных вокруг машин пытаются потушить джип, получается у них откровенно плохо. Близко подойти боятся, прыгают метрах в десяти от машины. Стояли бы, смотрели с дороги с тем же результатом.

   Плотный парень кавказкой наружности, без видимого результата потратив свой огнетушитель, с растерянным видом бредёт в мою сторону. Пытаюсь изобразить жест – "иди сюда".

   – Там в багажнике огнетушитель. И во второй легковушке погляди, – сын гор побледнел, но не отступился, вытащил огнетушитель из моей машины.

   Ага, а к "Опелю" не хватает духа подойти.

   Колян обратно идёт. В руках дамская сумка и пакет. Судя по разводам на искусственной коже куртки, обед Коля возле "Опеля" оставил. Но дело сделал, с характером хлопец.

   – Николай, в багажнике "девятки" сумка спортивная лежит. Вытряхни из неё все и положи туда сумку и пакет. – Что в пакете?

   – Шмотки детские. Я подумал, что пригодятся,– сейчас опять блеванет.

   – Молодец, правильно подумал. Сложил? Молодец, давай сумку,– парня всё-таки выворачивает, это тоже нормально.

   А вот и доблестные борцы с огнём. Оперативно приехали.

   – Что-то я не понимаю, где милиция? – бардак в стране, но не до такой же степени.

   Пожарные, для порядка отогнав зевак подальше, начинают раскатывать шланги.

   Воняет жуткой смесью горелого мяса и автомобильной химии, странно мне этот запах доставляет некоторое удовольствие.

   Из пожарной машины вылезают два мента, сейчас начнётся.

   – Опять раздатка? – интересуется у милиционеров водила скорой.

   Сержант кивает, сдвигает фуражку на затылок и начинает наводить порядок.

   – Так, граждане, отошли на дорогу! Освободите проезд! Свидетели аварии есть?

   Второй мент с дороги заглянул в "Опель". Пару раз обошёл джип, о чем-то долго общался с черным кирпичиком "Моторолы". Хотя, похоже, больше слушал, что ему из рации вещали.

   Закончив общение с рацией, лейтенант направился ко мне.

   – Вызывай все труповозки из города, к повороту на лесхоз,.. и что-то ещё, – мент на ходу орет в "Моторолу".

   Подъезжает милицейский "уазик" и ещё одна скорая, кто-то ещё с мигалками показался. Сержант, суетится – наводит порядок на дороге.

   Врач из второй скорой наклоняется надо мной одновременно с лейтенантом. Врач и милицонер смотрят друг на друга, потом на меня.

   – Дети? – хрипло шепчу, на большее просто нет сил. – С детьми что? – сверлю взглядом врача.

   – Мне нужно вас осмотреть. Детьми уже занимаются, – врач открывает сумку.

   – Доктор, для меня дети лучшее лекарство в данный момент. Пять минут я проживу, не сомневайтесь. Мы вот пока с лейтенантом побеседуем, – врач сдвигает брови, но отходит к скорой.

   Меня начинает потряхивать, отходняк после стресса начался, по всему.

   – Хреново выгляжу? – летеха кивает. – Ко мне вопросы есть срочные? А то хреново мне как-то. Могу отрубиться.

   – Нет, у областников пусть об этом голова болит, – лейтенант само безразличие. Через полчаса тут от звёзд не протолкнуться будет. Все службы на уши поставлены. Опрашивать тебя они будут, это дело не наш уровень, – лейтенанта такой поворот событий откровенно радует.

   – Что так? – вопросительно смотрю на летеху.

   – Очень значимые люди в джипе ехали. Сюда даже ФСБшники мчатся, – не любит, похоже, лейтенант ФСБ. – Дети твои?

   – Мои.

   – Повезло, что выжили. Тачка твоя в хлам. В "Опеле" вообще фарш, лобовое с "Блейзером"? – лейтенант скорее констатирует, а не спрашивает.

   От "уазика" скорой помощи возвращается доктор.

   – Если что, коси на шок и стресс. В твоём состоянии не будут приставать долго. Да тут, в общем, и без твоих показаний все ясно.

   – С чего такая доброта? Знал кого в джипе?

   – Знал, – лейтенант зло сплёвывает и уступает место доктору.

   Мигалок на дороге все больше и больше.

   – Ну что там док, не томи?

   – Сейчас мы их в сразу детскую областную больницу отправим. Там оборудование хорошее и врачи хорошие......

   – ДОК! – прерываю мантры врача.

   – Нормально все будет. Уж поверьте моему опыту. Укольчик обезболивающий сделаем? – интересуется врач и как-то виновато на меня смотрит.

   Последний он у него, что ли?

   – Обойдусь. Шить в больничке будут, там и уколют, – довела перестройка страну. Похоже, у них на скорой только йод и бинт в наличии.

   Будем надеяться, в больничке лидокаин есть, а то были прецеденты.

Осенние визиты

   Провинциальный город на Северо-Западе Российской федерации.

Осень 1996 года.

   Из больницы меня довольно банально выпихнули на следующий день. Сотрясение, пара треснувших рёбер, семь новых шрамов от трёх до шести стежков, ну и так, синяков и ссадин по мелочи. Нечего койку занимать, коек мало.

   Родной милиции я оказался на удивление не интересен. С утречка, пока я валялся на больничной койке, в палату пришла пара то ли следователей, то ли дознавателей.

   Меня недолго помучили вопросами. Кто? Как? Откуда? Куда ехал? Знаком ли с погибшими? И дальше в таком духе. Но все как-то для галочки, без огонька.

   Понимают, что трогать меня сейчас, себе дороже. В принесённых в палату местных газетах все первые полосы исключительно о вчерашней аварии и моем нелёгком бремени. И я даже знаю, кто прессе проплатил за это.

   Попал я крепко.

   В джипе, помимо двух торпед, ехали правая рука местного авторитета – известный бизнесмен по части охранных агентств, и старший сын главы администрации, тоже известный и тоже бизнесмен по части недвижимости. Такой вот пасьянс лёг. Оба "бизнесмена" твари редкостные, так что проблемы у меня однозначно будут.

   В том, что проблемы не заставят себя ждать, я не сомневался ни на йоту.

   Из газет узнаю, что в джипе везли ба-а-а-альшой чемодан баксов. Но не довезли, а до выборов осталось меньше трёх месяцев.