Текст книги "Criminal (СИ)"

Автор книги: yourwriterellen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

Тёплый воздух обволакивает напряжённое тело девушки, заставляя её расслабиться всего на долю секунды, а затем вновь погрузиться в эту мрачную рефлексию. В конце концов, когда сил совсем не остаётся, она крепче прижимается к Аарону, что несёт её в сторону своей ванной, полностью доверившись мужчине. Да плевать на его правдивые и такие колючие слова. На всё плевать. Только бы не отпускал.

– Кстати о реальности, – тихо начинает она, когда Хилл вдруг ставит её на ноги, придерживая, точно тряпичную куклу. – Твои слова там, возле дома…

Аарон молчит, полностью сосредоточенный на своих будущих действиях. Это Сара только сейчас понимает, что он принёс её в свою душевую, и вместе с волнением где-то на самом дне души плещется облегчение: ей непременно стоит отмыть всю ту грязь, нанесенную словами и действиями Лома. Ей надо вымыть не кровь из ссадин, не грязь и пыль от борьбы, а все его мерзкие слова. И Хилл стоит здесь с ней, в этой маленькой душевой, стягивая с её дрожащего тела собственную кожаную куртку.

– Аарон, то, что ты сказал…

Он присаживается на корточки, под удивлённый взгляд Сары расстегивая её сапоги. А затем вдруг поднимает голову и смотрит на неё – так пронзительно глубоко, что кожа незамедлительно реагирует на эту янтарную пытку, покрываясь толпами мурашек.

– Будь моей, – хрипло отзывается он, стягивая с её подкашивающихся ног сапоги.

– Т-твоей?..

– Да, – мужчина поднимается, чтобы стянуть с неё свитер.

Удивительно, как не реагирует Сара на эти действия. Словно это для неё совершенно обыденно: стоять здесь, в его душевой, обездвиженно наблюдать за тем, как он её раздевает.

– Это… какая-то метафора? Незаконченное предложение? Ты хочешь, чтобы я была твоей официанткой?

С губ Хилла слетает смешок. Он вдруг касается пальцами её вытянутой шеи, медленно перебираясь на подбородок и поднимая голову девушки так, чтобы у него была возможность заглянуть ей в глаза и едва слышно пробормотать:

– Я хочу видеть это наивное личико каждый день. Хочу знать, что ты моя, что у меня есть полное право оберегать тебя, Сара О’Нил. Я знаю, я – кусок дерьма, худшее, что могло с тобой произойти. Но по какому-то охренительному стечению обстоятельств ты ещё не сбежала, и если это не блядское чудо, то я вообще не знаю, что это.

Слова вырываются из лёгких парой удивлённых вздохов. Нет, удивление – слово слишком никчемное, чтобы описать состояние Сары сейчас. Это словно прийти к финишу спустя годы безжалостного марафона, словно сорвать эту злосчастную ленту и получить долгожданный кубок. Её забег, полный ссадин, слез и дикой жажды, подошёл к своему логическому завершению – Аарон сдался. Он сдался, он принял, принял всё то, что она приняла ещё, наверное, с самого первого дня их знакомства. Союз Сары и Аарона обречён и неизбежен. Он неправилен и неидеален, боже, да он соткан из паутины, что со временем превратилась в прочный канат, крепко привязавший их друг к другу. Будь моей – что бы это ни значило, она не может не быть.

Как не может не целовать его, вдруг оказавшись в такой обжигающей близости с ним. От несмелых поцелуев и в робости пылающих щёк не остаётся и следа – Сара знает, чего хочет, и она это берет. И Аарон бережно целует в ответ, стараясь не задеть разгоняющейся в крови страстью ссадины на её лице.

– Клянусь, больше ни один ублюдок не причинит тебе боль, – он проникает языком в её рот, пробегая по ровному ряду зубов и нёбу, блуждая руками по её маленькому телу и медленно рассыпаясь от чёртова возбуждения, что слишком велико для такой крохотной душевой. – И я вхожу в число этих ублюдков.

«Лучше бы ты вошёл в меня», – маленький бес на плече вдруг пробуждается после долгого сна. Она прикрывает глаза, тихо ругая собственные мысли и зачем-то ещё крепче прижимаясь к мужчине, желая убедиться, что он тоже чувствует это.

И Аарон чувствует, несомненно чувствует, упираясь возбужденным членом в её живот, и Сара тихо стонет, ощущая это приятное давление, от которого по всему телу разливается такое совершенно новое для неё тягучее тепло. Он продолжает жадно терзать её губы, медленно стягивая с худощавого тела девушки майку и впиваясь затуманенным взглядом в аккуратную женскую грудь, спрятанную за тонким кружевом белого бюстгальтера. О’Нил опускает взгляд: невозможно вынести эту пытку, невозможно просто стоять и ждать, когда он так на неё смотрит. Когда его руки, когда всё его тело так близко, нет, она просто не может бездействовать.

– Аарон, ты…

– Подожди, – мужчина закусывает губу и снова подходит ближе, заводя руки за её натянутую как струна спину и расстегивая бюстгальтер. Щёки её вспыхивают неистовым пожаром, словно всё смущение мира вдруг отразилось на них. И Хилл не даёт Саре среагировать, не позволяет так глубоко погрузиться в девичью робость, смешанную с недетским возбуждением, вдруг опускаясь на колени перед ней и медленно стаскивая с дрожащих ног девушки брюки. Обомлевшая школьница переступает через свои вещи, зарываясь пальчиками в тёмные волосы мужчины, когда он поднимает взгляд, касаясь длинными пальцами тонкой материи её трусиков. – Ты безумно красивая, Сара.

Она закусывает губу, чувствуя его дыхание на нежной коже своего бедра. Почему он застыл, почему медлит? У неё нет этой выдержки, она не сможет стоять так долго, почти обнажённой, сгорающей от бешеного желания и ждать, когда он возьмёт то, что принадлежит ему по праву.

И с лёгким вздохом, слетевшим с его искусанных ею губ, Аарон лишает девушку последнего предмета её одежды. Он блуждает завороженным взглядом по всему её совершенному телу, вдруг снова возвышаясь над ней и осторожно убирая руки Сары, что уже тянутся к его одежде. Вместо этого мужчина снова целует её, проводя ладонью по аккуратной груди, пропуская возбужденные соски через пальцы, поглаживая плоский живот и опускаясь ниже, вдруг замирая в паре дюймов от разгоряченной влажной плоти. О’Нил готова умереть на месте, задыхаясь от беззвучных стонов, а он тянется рукой к крану, и поток тёплой воды вдруг мгновенно приводит её в чувства.

Аарон отходит на полшага, любуясь изумлением, отразившимся на её пылающем лице.

– Что ты… что ты делаешь? – кричит она, прикрывая грудь и морщась от потока воды, окутывающего теплом её тело.

– Собираюсь тебе помочь, – Хилл хватает свой гель для душа, выдавливая мятную жидкость на руку и снова становясь под струи воды рядом с Сарой. Одежда мгновенно намокает, и он сотни раз жалеет, что вода в душе не ледяная. Сдохнуть от возбуждения можно и, наверное, ещё пару минут, и подтвердится первый подобный случай. – Давай, подними ручки, красавица.

Сглотнув тугой ком разочарования и широко распахнув глаза, О’Нил качает головой. И это – её награда за всё пережитое? Это всё, что она заслуживает? Нет, так не пойдёт, только не с ним.

– Как скажешь, папочка, – невинно шепчет она, поднимая руки и лукаво улыбаясь.

Хилл замирает в полушаге от неё. Гель для душа медленно стекает с его ладони, как и самообладание мужчины, заставляя его так и замереть, глотая тёплые струи воды, падающие на его изумленное лицо.

– Что ты… сейчас сказала? – голос становится на два тона ниже, и эти хриплые нотки буквально заставляют ноги Сары беспомощно подкоситься.

Рубашка намокает, облегая его такое желанное тело, пару чёрных прядей спали на лоб. Девушка подходит к нему вплотную и убирает мокрые волосы с его нахмуренного лба, встаёт на носочки и пылко шепчет прямо во влажные губы:

– Папочка.

И последние остатки самообладания вдруг летят к чертям, как и его рубашка, так безжалостно содранная самой Сарой. Он нападает на её губы, как изголодавшийся по добыче охотник, с силой прижимая разгоряченное тело к стенке душевой кабинки. Их языки сплетаются, пока дрожащие руки девушки пытаются справиться с ширинкой его джинсов. Он ласкает большими ладонями её тело, хватает с полки гель для душа и, не разрывая поцелуй, выливает его на её острые ключицы, на плечи, на грудь и на живот, круговыми движениями размазывая его по молочной коже. Сара вскидывает голову и тихо стонет от неописуемых ощущений, заставляющих все возбуждение на планете вмиг скопиться внизу живота, и если оно сейчас же не найдёт свой выход – она умрёт, умрёт, точно погибнет. И пока он блуждает ладонями по её телу, О’Нил не забывает о своей главной миссии, наконец, стягивая с мужчины отяжелевшие джинсы вместе с боксерами. И вот он, итог их гонки: обнажённые, разгоряченные, в душе, в паре дюймов от неизбежного.

– Сара, ты должна остановить меня, пока не поздно, – хрипит он прямо в её губы, сминая их в измученном поцелуе.

Несмело и с неизменным любопытством маленькая ладошка Сары ползёт вниз по его животу, касается возбужденного члена Аарона и несильно сжимает, заставляя его глухо застонать ей в губы. Он опирается рукой о влажную стену кабинки, открывает глаза и видит её лукавую улыбку. В каждом действии, в каждом взгляде.

– Пожалуйста, не останавливайся, – шепчет она, проводя ладонью по всей длине его члена. – Пожалуйста, Аарон, я хочу тебя.

Он шумно выдыхает, прекрасно понимая, что отступать им обоим некуда. И хватает секунды внутренней борьбы, чтобы Хилл самому же себе проиграл, с каким-то нечеловеческим рычанием вдруг подхватив Сару за бедра и унося её из душа, выключив кран. Она прижимается к нему своим мокрым дрожащим телом, целует в плечо и прикрывает глаза от невероятного запаха мяты, ударившего в нос. Теперь так будет пахнуть воспоминание – возможно, одно из лучших в её жизни.

– Я не хочу, чтобы ты жалела об этом, – Аарон кладёт её на кровать, нависая сверху и перенося свой вес на правую руку, левой ладонью проводя по её пылающей щеке. – Ты уверена?

Все чувства во Вселенной вмиг обостряются и оживают, вселяясь в её израненную душу. Здесь и страх: а будет ли больно, а что потом, а если обманет? И бескрайняя влюблённость: боже, это предел мечтаний – наконец, слиться с ним воедино. И откуда-то взявшаяся смелость, вдруг вытеснившая все остальные чувства и заставившая Сару крепко обвить его ягодицы ногами, прижимаясь ближе к мужчине. Она пробегает пальчиками по его накачанной груди, обводит контур татуировки дракона и наклоняется к его уху:

– Я хочу тебя, Аарон Хилл.

Дважды ей повторять не приходится. Он будто срывается с цепи, нападая на её шею укусами-поцелуями и шарясь рукой по поверхности прикроватной тумбы. Шуршит фольга, поцелуи прекращаются, а затем он пристраивается к её входу, так вовремя вспоминая о том, что ему нужно быть осторожным, не причинить ей боль, стараясь сосредоточиться лишь на её ощущениях. И как же это, мать его, охренительно – быть первым. Кто бы что ни говорил, всё это романтичное дерьмо и рядом не стояло с осознанием того факта, что это ты – причина её окончательного взросления, тот, кому она безоговорочно доверилась и тот, кто взял на себя эту ответственность – теперь всегда оберегать её и быть рядом, как бы шаблонно это ни звучало. Аарон знает – сейчас, прижимаясь к нему дрожащим в возбуждении телом, она не боится, заставляя его придвинуться ближе и медленно толкнуться в неё.

С губ обоих слетает лёгкий вздох. Боже, как тесно, как горячо и влажно – ему. И как ей, чёрт возьми, больно. Сара откидывает голову на подушку и прикрывает глаза, в уголках которых уже скапливаются слезы. Хилл нервно сглатывает. Мать его, серьёзно, это возможно – волноваться во время секса? Ну конечно, конечно возможно, когда в его руках самое ценное и самое хрупкое! Он просто не может причинить ей боль.

– Эй, – тихий шёпот выводит её из состояния секундного забытья. Сара поднимает голову и фокусирует зрение, сталкиваясь с бескрайним беспокойством в любимом янтаре. – Я сделал тебе больно?

– Нет, только не останавливайся, – девушка закусывает губу и поднимает бедра, заставляя его вновь задвигаться в ней.

Он начинает медленно входить в неё, внимательно следя за каждой эмоцией на красивом лице девушки, и когда она прикрывает глаза, выдавливая лёгкую улыбку, Хилл понимает, что останавливаться нет смысла. Девушка вновь подаётся бёдрами к нему, то поднимая, то опуская их, а Аарон шумно выдыхает, полностью растворяясь в её невероятном теле. Эти ощущения по праву граничат с безумием: они острые, они такие острые, и от того не менее охерительные, ведь это истинный кайф – растягивать удовольствие, медленно двигаясь в её разгоряченной плоти.

– Ты, черт возьми, лучшее, что случалось со мной, – он собирает губами её слезы, осторожно входя глубже. Сара вздрагивает и громко сглатывает.

Боль уходит на спад. Или, может быть, она просто привыкает к этому неудобству и чувству наполненности внутри, когда медленные толчки Аарона становятся смелее и глубже, когда он уже не целует её, сосредоточившись на том, чтобы довести друг друга до пика. Толкаясь в ней, Хилл проводит ладонью по внутренней стороне её бедра и раздвигает длинными пальцами влажные складки, надавливая на клитор. Сара резко вздрагивает, чувствуя, как все тело пронзает мгновенная вспышка удовольствия, затем ещё одна и ещё, пока Аарон двигается в ней, кружа пальцами по влажной плоти, надавливая на клитор и впиваясь в её губы крепкими поцелуями. Это бешеное удовольствие, наконец, поселяется в обоих, и Хилл вдруг достигает своего пика, не прекращая своей важной миссии – довести пальцами Сару до оргазма. Она отстаёт всего на пару секунд, вздрагивая и крепко сжимая бедра Аарона своими. Дракон выдыхает ей в грудь, оставляет на опухших губах поцелуй и ложится на спину, уперевшись ошеломленным взглядом в потолок.

– Охренеть, – слетает с его губ.

– По-другому и не скажешь, – улыбается Сара.

***

Это было удивительно.

Крупные хлопья снега будто не хотели ложиться на окровавленную землю Сентфора, так и зависнув в продрогшем воздухе. Невесомо и лениво кружась, они уворачивались от глупых попыток всяких бездельников поймать их, а затем влажный после утреннего тумана асфальт всё же притягивал их. Они падали и умирали под прямым взглядом Майкла Тёрнера, что за каким-то чёртом поджидал Адель Моринг у дверей этой гребаной школы.

Он и сам не знал, зачем делает это. Маленькая рыжая дьяволица точно не заслуживала того, что он сделал, но Тёрнер попросту не мог иначе. После того, как Аарон позвонил парням в бар, чтобы узнать о состоянии Вишни и сообщить о том, что с Сарой всё в порядке, какая-то внутренняя слабость вдруг истошным воплем заорала в груди, заставляя его пойти к тренеру и попросить его вернуть Моринг обратно в черлидинг. Это было неожиданно. Какое-то наваждение застелило глаза и вернуло его в школу. Майклу было глубоко плевать на то, что он может встретить учителей, чьи уроки он бессовестно прогулял, ведь всё, о чём он мог думать – жизнь должна наладиться. Если Вишня пришёл в себя, если Сару нашли, а ублюдка закрыли за решёткой, всё должно вернуться на свои места. Более того, эта же чёртова слабость стала причиной того, что он стоял здесь, под снегопадом, и всё ждал, когда эта бестия выйдет из школы. Ему, почему-то, так дико хотелось сообщить ей новость о том, что она может вернуться в черлидинг.

Он хмурится, когда знакомая рыжая макушка показывается у дверей школы. Адель брезгливо морщит нос, поправляет свои огненные кудри и открывает зонт, медленно спускаясь по ступенькам. Девушка не одаривает Тёрнера и взглядом, гордо проплывая мимо него.

– Адель, постой! – недовольно рявкает дракон, догоняя её у дороги.

Моринг останавливается. Когда она оборачивается, Майкл замечает мокрые от слёз щеки и смазанную на губах ярко-красную помаду.

– Что… что произошло? Это из-за Люка?

Адель усмехается, и эта усмешка больше напоминает всхлип. Девушка громко сглатывает и опускает глаза.

– Поверь, милый, его пропажа – последнее, что меня беспокоит.

Майкла будто какой-то невидимой силой отталкивает от девчонки. Бессердечная сука! Её младший брат пропал, а ей плевать? Всё в лучших традициях Адель Моринг.

– Тогда почему ты плакала?

– Тебя это не касается, – рявкает она и отводит взгляд. – Что тебе нужно? Говори, я спешу.

– Тебя вернули в команду. Ты снова можешь заправлять своими куклами и плясать перед нашими играми.

Она фыркает. Не верит?

Майкл делает шаг ближе к ней, но Адель вдруг отступает – казалось бы, машинальный жест, но он заставляет парня серьёзно забеспокоиться. Моринг всегда прёт напролом и, Господи, она ведь никогда не плачет!

– Что с тобой? – Тёрнер выгибает бровь и хватает девушку за локоть. Золотисто-карий вспыхивает злостью и непониманием, но она не спешит сломать ему руку. – Ты можешь поделиться. Если ты правда переживаешь из-за Люка…

– Сколько можно повторять? Я. Не. Переживаю. Из-за. Него, – процедив каждое слово сквозь зубы, Адель спешит вырвать руку из его хватки и направиться прочь от назойливого одноклассника.

В любой другой ситуации она бы, возможно, лукаво улыбнулась, поправила волосы и, может быть, даже отпустила пару колкостей в адрес рыжего. В любой другой ситуации эта его забота прельстила бы ей, заставляя эту гнусную теплоту разлиться на пепелище её души.

В любой другой ситуации.

В неуютном одиночестве она добирается до дома, морщась от порывов ветра и мерзкого снега, бьющего в её заплаканное лицо. Адель нарочно упирается взглядом в асфальт, чтобы не смотреть на этот жуткий дом и, игнорируя приветствие Бена, направляется прямиком в свою комнату. Страх разрастается в груди с новой силой, когда девушка замечает, что дверь приоткрыта.

Чёрт, чёрт, чёрт.

Трясущаяся рука машинально нащупывает припрятанный в кармане складной нож. Моринг делает несколько глубоких вдохов и заходит внутрь, обеспокоенно оглядываясь по сторонам. Никого.

– Боже, спасибо, – шепчет она, возводя взгляд к потолку и с облегчённой улыбкой садясь на кровать.

Что-то вдруг сминается под ней, и Адель привстаёт, замечая лежащую на кровати записку всего с одним словом:

«Воровка».

Твою мать.

Началось.

Комментарий к Глава 22. Проигрыш

вся любовь 💓

========== Глава 23. Стокгольмский синдром ==========

Аарон Хилл не любил и не понимал день. Кто вообще придумал это время суток? Самые бесполезные и, пожалуй, непродуктивные часы всегда приходились на день – в баре пусто, казино закрыто, и только старая-добрая свалка на окраине города всегда готова принять отчаявшихся драконов без крова. Днём Хилл разбирался в бухгалтерии, решал какие-то важные вопросы и всё ждал, когда же начнётся настоящее веселье. И под «настоящим весельем» он, конечно же, не подразумевал пляски в Хвосте, очередную попойку где бы то ни было и чей-нибудь жирный проигрыш в казино. Нет, то было не веселье, а часть его работы. Истинные развлечения начинались тогда, когда в город приезжала целая «орава» голодных до хаоса байкеров-драконов (или вернее было бы выразиться словами Сары – супер-крутых-байкеров-богачей?). Они заезжали в милые закусочные, устраивая там разгром, вселяя каждому в головы, что Чёрные Драконы – это не «те полудурки в куртках, что вечно ошиваются на свалке», это банда, банда, которую надо бояться. Выгодные сделки, поистине чёрные дела, что вершил он за этой маленькой деревянной дверцей своего кабинета – таинство и власть, богатство и азарт, чёрной вязкой жижей текущие вместо крови. Веселье. Нет, это было даже выше и могущественней веселья. Контроль над этим городом сам приползал к его рукам с наступлением ночи. Люди оглядывались по сторонам и опасались тёмных переулков в надежде не наткнуться на кого-то из банды, почувствовав холод металла у горла и взглянув в ужасающие, жадные до денег глаза.

А затем все эти разбои, грабежи, угоны тачек под Лед Зеппелин, лёгкие наркотики и гонки на байках оказались детскими шалостями по сравнению с тем дерьмом, что на самом деле творилось в этом городе.

Он выпал из реальности, проснувшись днем, вернее, ближе к вечеру – было около четырёх. Яркий дневной свет ударил по отяжелевшим от непродолжительного сна векам, и первый вопрос, который Аарон задал себе: «Как мы, чёрт подери, умудрились уснуть?». Утренний всплеск адреналина был такой силы, что противостоять ему, завалившись спать после, он не побоится этого слова, охренительного секса, точно не входило в его планы. И когда он последний раз спал днем? В три года?

Всё же приятная слабость во всём теле соблазнительным шёпотом подтверждала: сон пошёл им обоим на пользу. Аарон опустил взгляд на макушку Сары, чья голова устроилась на его груди. Тихое дыхание, оголенные плечи, карамельные волосы, распластавшиеся по всей постели – он не видел её лица, но был уверен, что даже во сне она улыбается, чуть нахмурив брови, будто сама не согласна со своими эмоциями. И неужели теперь она была его? О, если бы он называл «своей» каждую девчонку, с которой переспал… но с Сарой всё было иначе, «иначе» не как клишированная фраза из её любимых сопливых книжек, а в прямом смысле другие ощущения. Аарону не хотелось осторожно разбудить её и с виноватой улыбкой сказать: «Ну, дорогу до дома ты найдёшь?». Желание прижать её маленькое тело к себе и уснуть ещё на ближайшие пару дней нагло вытеснило все раздирающие душу планы. Ему предстоит разгрести так много дерьма, а он лежит здесь, в плену её соблазнительного тела, и впервые в своей жизни радуется этому дню. Пусть ночь не наступает. Пусть мокрые хлопья снега липнут на окна его трейлера, пусть она хмурится во сне, пусть её кудри щекочут его кожу. Плевать. Здесь все идеально.

– Я знаю, ты смотришь на меня.

Тихое ворчание заставляет Аарона ухмыльнуться: она могла и не засыпать.

– Значит, всё это время ты лежала на моей груди, боясь шевельнуться? Браво, Сара.

Пытаясь скрыть улыбку за этой её вечной привычкой хмуриться, пока лицо сияет радостью, девушка поднимает на него свой взгляд, проводит ладонью по щетине и, игнорируя пылающие щеки, целует в губы. Просто для того, чтобы убедиться, что всё это ей не приснилось. И что все эти новые ощущения и приятная тяжесть внизу живота – не выдумки и не разыгравшаяся фантазия. У неё ещё будет время всё осознать, когда-нибудь, в перерывах между этими крышесносящими поцелуями, явно намекающими на что-то большее, но сейчас, пока она в его руках, пока он так крепко сжимает свои ладони на её талии – глупо тратить время впустую.

– Я проснулась позже тебя, – шепчет она, разрывая поцелуй. – Открыла глаза и в отражении увидела, что ты пялишься.

Ему впервые хочется смеяться. Без повода. Аарон с улыбкой щурится и переводит взгляд на небольшое настенное зеркало напротив кровати, которое он, вообще-то, раньше здесь не замечал, и на секунду задерживает взгляд.

Чёрт возьми. Как же потрясающе они смотрятся вместе. Сара будто была рождена, чтобы принадлежать ему. Это неоспоримый факт.

– О, знаешь, я подумала…

Аарон не позволяет ей договорить, переворачивая девушку на спину и, нависнув над ней, впивается крепким поцелуем в её и без того искусанные губы. Сара довольно стонет, обвивая его шею руками и притягивая ближе к себе, а когда воздуха в лёгких становится катастрофически не хватать, с широкой улыбкой отстраняется:

– Ты не дал мне договорить.

– Прошу, – шепчет он, перебираясь поцелуями на её шею.

Она хохочет и отбивается, пытаясь привлечь внимание мужчины. Наконец, любимый янтарь вновь врезается в её взгляд, заставляя школьницу довольно кивнуть.

– Я подумала, может быть, кровожадный маньяк – это ты? – сдерживая весёлый смех, спрашивает Сара.

Аарон выгибает бровь, щурится, а затем качает головой.

– Ты меня раскусила. Давай, Нэнси Дрю, развивай цепочку мыслей.

– Ладно, – мягко оттолкнув от себя мужчину, она принимает в постели сидячее положение и прислоняется голой спиной к холодному изголовью кровати. Подобранное к груди одеяло недолго выполняет свою защитную функцию – Хилл бесцеремонно стаскивает его, любуясь совершенной фигурой своей девушки. – Все жертвы похожи на меня, так?

Аарон кивает, тянется к тумбочке и достаёт сигареты. Облачко дыма на секунду скрывает разрумянившееся лицо Сары, заставляя её отмахнуться от едкого запаха. Сигарета прилипла к его нижней губе, глаза лениво прикрыты, густые ресницы подрагивают от удовольствия, а чёрная чёлка спала на лоб… боже, как он прекрасен, как идеально он справился со своей задачей – сбить её с толку. Девушка вновь погружается в свои бредовые раздумья, насильно заталкивая себя в этот водоворот мыслей в надежде хоть как-то разрядить обстановку и оттянуть от себя эту мерзкую липкую плёнку надвигающегося ужаса, что сковывает движения и не даёт вздохнуть. То, что ей довелось пережить утром – цветочки. В Хейдене новая жертва. И она мертва.

– Я думаю, это ты всех убивал… потому что я тебя раздражала, но убить меня ты не мог, потому что в этом не было бы никакого азарта. И ты вымещал зло на бедных девушках. Но вот незадача: жертва беспомощно и беспощадно влюблена в маньяка. Сломала твою систему?

Хилл смеётся, а в уголках его глаз появляются морщинки. Сара любуется выражением его лица и думает, что, возможно, это всё, что ей хотелось бы видеть всю свою жизнь – смеющегося Аарона Хилла, обнаженного, прикрытого лишь тонкой тканью белой простыни.

Перестав хохотать с этих поистине детских предположений, Аарон бросает сигарету в стоящую на тумбе пепельницу и с хищной улыбкой надвигается на О’Нил, заставляя её лечь на спину, раскинув руки в разные стороны. Вот так просто, «красавица» – другого слова и не подберешь. Он смотрит на её приоткрытые в предвкушении губы, на аккуратный маленький нос, поднимается к огромным голубым безднам, а затем снова опускает взгляд на острые ключицы, небольшую грудь и плоский живот. Аарон теряет голову, и Сара чувствует его возбуждение сквозь простыню – единственный предмет, который их разделяет.

– Стокгольмский синдром, значит?

– Не отрицаешь, что держишь меня в заложниках?

– А как это, по-твоему, выглядит? – мужская ладонь скользит по её телу, интригующе останавливаясь внизу живота. Голубые глаза горят предвкушением; он никуда не спешит. – Лидер банды украл девчонку и не выпускает её вот уже… во сколько мы вернулись ко мне? В одиннадцать? Не имеет значения. Ты попала, красавица.

Несколько секунд они молча смотрят друг на друга. В душе Аарона – пожар, зализывающий своими огненными языками все его шрамы. В душе Сары – цветущий сад с бабочками и птицами, с благоухающими растениями и мелодичным звучанием какого-то неземного музыкального инструмента.

Янтарь и лёд. Соль и карамель. Аарон и Сара.

– Убьёшь меня?

– У меня есть идея получше.

Наклонившись к ней, он снова её целует: на этот раз требовательнее, чем все предыдущие разы. Сара непременно отзывается на поцелуй, обвивает талию мужчины ногами и кусает его нижнюю губу, оттягивая её и улыбаясь. Все тормоза, все границы, все эти беспомощные внутренние крики вроде «стой, ей, черт возьми, семнадцать, она девчонка ещё!» летят к чертям, и Хилл в очередной раз срывается с цепи, подхватывая её и поднимая с кровати. Он припечатывает смеющуюся девушку к стене, нападая на желанную шею поцелуями, перерастающими в укусы от едва сдерживаемой страсти. Сара не чувствует земли во всех смыслах: Аарон крепко держит её за бедра, прижимает к стене с такой силой, что каждый вздох даётся с трудом. Вскинув голову от удовольствия, О’Нил зарывается пальчиками в его волосы, оттягивая тёмные пряди и в нетерпении ожидая, когда же он, наконец, станет ближе, настолько близко, насколько это вообще позволяют все законы природы. Ей хочется слиться с ним, стать им, целиком и полностью прирасти к человеку, от которого она без ума.

– Я буду осторожен, – шепчет он в её приоткрытые губы и выдыхает, опустив взгляд. – Приготовься.

Короткого кивка достаточно, чтобы он приподнял её за бедра и медленно вошёл в девушку, заставляя её содрогнуться от резкой вспышки боли, словно ударившей её по затылку. Аарон не двигается, заглядывая в её помутневшие от страсти и неприятных ощущений глаза, целует Сару в скулу, в щеку, в губы и входит глубже.

– Ты должна привыкнуть, – вновь отзывается мужчина, не прекращая своих движений.

Что ж, это не так ужасающе больно, как в первый раз, но и приятного мало. Словно её пронзает что-то острое, словно всё внутри горит. Она пытается расслабиться, пытается сосредоточиться на ощущениях холодной стены, касающейся её спины, на напряжённых загорелых плечах Аарона, на капельках пота у него на лбу, когда через какое-то время что-то меняется в её ощущениях, боль заменяется чувством наполненности, а затем и это исчезает, сменяясь на тонкую пелену удовольствия, заставившую её в удивлении вздрогнуть. Хилл мгновенно ловит настроение Сары и улыбается, не прекращая размеренных толчков, удерживая её, такую невесомую, в своих руках. О’Нил крепко сжимает его плечи, закусывает губу и закрывает глаза: это совершенно новые ощущения, такого прежде не было с ней, и это поистине невероятно, приятная лёгкая дрожь окутывает тело, скапливаясь внизу живота и желая как можно скорее найти свой выход. Аарон на седьмом небе от этого безумного кайфа: это лучше, чем всякая веселящая дрянь, лучше, чем бурбон, лучше, чем Калифорния, лучше, чем власть. В этой малышке сконцентрировано удовольствие всего мира, и как же охренительно брать её здесь, у этой стены этого гребаного трейлера в этом гребаном городе. Он, мать его, настоящий счастливчик, осознавший, наконец, всю ценность клада, который он сам же от себя скрывал. И разве может быть здесь дело только в сексе, в этой наивной голубоглазой новизне? Он восхищён ей, она возбуждает его, она сводит его с ума, она заставляет его улыбаться, нет, черт возьми, дело здесь не только в сексе.

Тихие стоны, слетающие с её губ, его тяжёлое дыхание, звук ударяющейся друг о друга влажной кожи – весь этот маленький трейлер заполняется звуками их страсти, а от этого ещё сильнее кружится голова. Задыхаясь от нарастающего напряжения внизу живота, Сара вскидывает голову и неразборчиво шепчет:

– Аарон, ты… ты…

– Аарон? – подняв её лицо двумя пальцами за подбородок, мужчина шепчет ей в губы: – Что ты хочешь, красавица?

Затуманенный страстью взгляд голубых глаз мгновенно находит его лицо, фокусируясь на этой поистине зловещей ухмылке. Сара буквально зеркалит его эмоции, глядя на него из-под опущенных ресниц.

– Я хочу, чтобы папочка заставил меня кончить.

Этого достаточно, чтобы Аарон впился в её губы влажным поцелуем и ускорил свой темп, буквально вколачиваясь в её хрупкое тело, всё ещё словно приколоченное к стене. Сара уверена: на её бёдрах останутся синяки от того, как сильно их сжимают его длинные пальцы, но ей плевать, сейчас главное – достичь разрядки, ведь она так близко, так близко…

Её накрывает волной удовольствия, а через пару грубых толчков кончает и Аарон. Руки его ослабляют хватку, позволяя Саре, наконец, почувствовать пол под ногами. И снова: во всех смыслах.