Текст книги "Warrior (СИ)"
Автор книги: yourwriterellen
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)
Она буквально бежит по пустому коридору, останавливаясь только в холле, чтобы перевести дыхание. Мысли в панике бьются где-то в висках, чувство вины перед всеми вокруг разрывает грудную клетку. Сейчас, в самый пик её отчаяния, единственный человек, с которым она хотела бы поговорить – это Джина. Но Джина вместе со своим чёртовым Джеффом и есть причина её отчаяния, причина трех бессонных ночей, причина резкой ненависти и отторжения к себе, апатии к окружающим и нескольких истерик с битой посудой и вырванными волосами. Эта катастрофа на парковке все ещё ясно стоит перед её глазами, жар его губ все ещё отпечатан на её губах, и этому все ещё нет никакого оправдания. И нет ни единого места в ее голове для поиска причины их поцелуя. Если она начнёт углубляться, если начнёт копаться в чувствах – на это уйдут без малого годы, века, тысячелетия. Чувствам её нет названия, нет причины и нет… их попросту нет! Кроме всепоглощающей ненависти, усилившейся после этого гребанного момента в участке.
Эмма закрывает глаза, встретившись с собственным отражением в огромном зеркале, установленным в холле. Она не может смотреть на себя, она может только копаться внутри. Оболочка стала ей противна, пока в душе ещё не все потеряно.
Что, что ей делать? Рассказать обо всем Джине, потеряв подругу и разбив её с ним отношения, при этом избавившись от этого тяжёлого груза? Забыть обо всем и принять как должное, как просто нелепое стечение обстоятельств, продолжая улыбаться и лгать ей в глаза? Но о чем, о чем лгать? Это просто ошибка, этого не должно было случиться! Он поддался гневу, она опешила! Их вселенные столкнулись в самый неподходящий момент.
Вот только осколками задело нехило.
– Мэм, вы садитесь?
Водитель нервно выглядывает из салона, уставившись на задумчивую девушку. Эмма просыпается от ступора и коротко кивает, занимая заднее сиденье. Когда автомобиль трогается с места и увозит её как можно дальше от мастерской Карен, девушка достаёт телефон, в ужасе замечая несколько пропущенных от Джины. С того момента они разговаривали пару раз, в каждый из которых Эмма не могла связать и двух слов. Разговаривать с ней сейчас не представляется возможным. Не после того, что произошло.
До малоэтажного дома Эммы в Западном Голливуде они добираются достаточно быстро. Девушка благодарит водителя, которого ей любезно нанял Джино после этой дикой истории с маньяком и нападениями, и выходит из машины. Взгляд её по-прежнему устремлен в телефон, она по-прежнему не решается перезвонить подруге. Эмма следует к дверям дома, гонимая переживаниями, когда знакомый голос вдруг заставляет её остановиться.
– Поговорим?
Комментарий к Глава 11 (1).
Вторая часть выйдет сегодня/завтра ❤️ Вся любовь! ❤️
========== Глава 11 (2). ==========
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
«ТОЧКА НЕВОЗВРАТА»
На длинном жизненном пути огромное количество развилок, каждая из которых определяет будущее, каждую из которых приходится выбирать, порой, этот выбор сделать практически невозможно. У Эммы не было таких развилок. Её дорога всегда была прямой и ясной, она знала, к чему идёт и чего ждёт, она чётко видела финишную полосу и то, что прячется за шелковой красной лентой. Успех, богатство, поклонники и вспышки фотокамер. Ей не приходилось выбирать, сомневаться, бояться, в её душе не было тревоги и глупых мыслей, она искренне любила себя и гордилась собой. Всё было прекрасно. Всё было замечательно. Она была в порядке.
И когда такая развилка, пыльная, в ямах и ухабах, опасная, ведущая в пропасть, вдруг появилась на её жизненном пути, Эмма растерялась. А затем гордо вздернула подбородок, недовольно фыркнула, и, возобновив путь, холодно ответила:
– Мне некогда разговаривать. У меня дела.
Тон её железный, пропитанный привычной ненавистью и отторжением. Она не знает, какой бес его сюда принёс, её это больше не волнует. Вариться в этом котле среди самобичевания и страха ей совершенно не хочется, у неё действительно нет на это времени. Пусть другие волнуются, пусть другие переживают. Это не её сценарий и не её роль.
Джефф закатывает глаза. Он не из тех, кто будет за кем-то бегать, особенно, за теми, кто заслуживает этого в последнюю очередь. Слишком много правил нарушено одним его приездом к её дому – для самодовольной Эммы это будет расцениваться так, словно он приполз к её ногам. Но что, если это почти правда? Что, если он действительно не выдержал, не смог, не справился? Одна блондинистая галлюцинация поселилась в его голове, и лишь она сама, собственноручно, могла оттуда исчезнуть. И какого черта она ещё не улетела? Ещё вчера Джина сообщила эту радостную весть, а сегодня она по-прежнему стоит здесь, возле своего дома, глазками в него стреляет и раздраженные вздохи сдерживает. Ну давай, подыши на него огнищем своим, ты же по-другому не умеешь! Чёртова ведьма, дракон, монстр голубоглазый! Джефф отводит взгляд.
Он по делу, вообще-то, пришёл.
– Я не собираюсь ругаться.
– А я не собираюсь тебя слушать, – резко отвечает она и подходит к двери, доставая из сумки ключи. – Пошёл к чёрту.
– Не могу. Там твоя территория.
Эмма отправляет ему раздраженный взгляд и громко цокает языком, не в силах найти нужный ключ из огромной связки. Один от гримерной ещё со времен «Призраков», другой от трейлера «Города Грёз», да что же это такое, почему руки дрожат, да где же от квартиры-то? Джефф вмиг оказывается рядом, принимая её растерянность за слабость.
– Эмма, – серьёзно говорит он, забирая ключи из её рук. – Ты же и сама понимаешь, что нам есть, что обсудить.
С губ её слетает обречённый вздох. Она поднимает на мужчину взгляд, не замечая на его лице враждебности. Но на нем по-прежнему его кобура, их встречи по-прежнему заканчиваются кровавыми поприщами, но терять ей нечего. Умрёт, так умрёт гордо и с боем. Ведь на милой кухне её, с обоями в цветочек, много ножей.
– Ладно.
Наконец, справившись с дверью, она первая заходит внутрь. Джефф тащится где-то сзади, и напряжение, что дышит ей в спину и прожигает её затылок, кажется, можно даже потрогать. Эмма выпрямляется, то и дело поправляет волосы, всё то время, пока поднимается по ступенькам, а капитан всё думает и думает о том, какой же он чёртов придурок, что сам к ней притащился. С того инцидента прошла неделя, возможно, всё как-нибудь, устаканилось бы.
Ага, устаканилось бы.
– Заходи, – рявкает актриса, открывая дверь и впуская копа первым.
Он измеряет её настороженным взглядом и заходит, останавливаясь в прихожей. Эмма оставляет дверь открытой на случай, если он задумает её убить, а соседи поспешат ей на помощь.
Воздух в квартире накаленный – жарко, жарко, безумно жарко! Эмма снимает пиджак, подставляя оголенные плечи и зону декольте под голодный взгляд капитана Джеффа. Он сглатывает слюну и отворачивается, молча следуя за ней на кухню.
– Даже кофе не предложишь? – спрашивает мужчина, усаживаясь за стол.
Блондинка остаётся стоять напротив, скрестив руки на груди и опираясь о столешницу. Вот она – вся перед ним, распята его взглядом, и ничто её не спасёт, и сбежать нет сил. Она сама ступила на эту развилку, она сама его впустила. И если всё закончится поножовщиной – это будет лучший исход.
– Говори, с чем пришёл и проваливай.
– Я думаю, ты не глупая девочка, и сама догадываешься. Хотя, погоди-ка…
Эмма закатывает глаза. До тех пор, пока он не перестаёт усмехаться, разглядывая её изящную фигуру, она остаётся неподвижной. Но как, как не разглядывать-то? Эти ровные загорелые ноги, это прекрасное тело, эта грудь, эти ключицы, эта шея, эти губы… он готов взвыть, упасть, пропасть. Он уже пропал, когда послал всё к черту и приехал к ней. Но с этим же надо было что-то делать! Надо было расставить все точки над i, надо было вернуться к тому дерьму в их не-отношениях, с которого они начали. Иначе жизнь покатится к чертям. Уже покатилась.
– Если ты думаешь, что я собираюсь всё рассказать Джине – ты полный кретин, – ядовито отвечает Эмма и старается не смотреть в его глаза.
Ведь в них, в этих зелёно-голубых омутах, как на экране, вся эта чёртова сцена с поцелуем, как в лучших фильмах Дэвида Тарино. И губы эти, растянутые в наглой ухмылке, и щетина эта, что так приятно колется, и шея его, интересно, каково это – оставлять на ней поцелуи? Эмма сглатывает слюну, так громко, что это не уходит от острого слуха капитана. Он понимает её положение. Сам в таком же находится.
– Следи за языком, дура, – фыркает он, устремив взгляд в окно.
– Знаешь, мне тебя жаль, – Эмма садится за стол, складывая руки в замок.
Он поднимает на неё обескураженный взгляд. Вот они – сидят на кухне за столом, критически близко друг к другу, с приклеенными взглядами, только вокруг всё пылает бешеным пламенем.
– Ты сам не понимаешь, во что вляпался, пойдя на поводу у своего гнева, Джефф, – обличие жертвы спадает с хрупких плеч актрисы. Она улыбается, выпрямляется и кладёт ногу на ногу. – Сейчас перед тобой сидит бомба замедленного действия, приятно познакомиться. Одно твоё слово, одно твоё появление в поле моего зрения, одно нелепое действие – и она рванёт.
Ненависть к нему сочится из вен Эммы, он ненавидит её втройне. Джефф щурится, чувствуя, как стремительно вниз летит его всеобъемлющее эго. Она снова победила.
– Джина тебе этого не простит, – только и отвечает он.
Ведьма. Змея. Худшая из всех. Как она только могла заползти в его голову? Он хочет её убить, уничтожить, застрелить. А Эмма улыбается.
– Ты, кажется, забыл, кто я по профессии, – девушка поднимает взгляд и часто-часто моргает. Когда она возвращает взгляд к Джеффу, он в ужасе замечает слезы, скопившиеся в уголках её глаз. Девушка резко наклоняется над капитаном, хватая его за руку. – Джина… я боялась тебе сказать, боялась разрушить нашу дружбу, ваши отношения… но больше не могу скрывать. Он угрожает мне, Джина, он заявился к моему дому, чтобы меня напугать! После всей этой истории с маньяком! Ах, Джина, мне так страшно. Но я д-должна сказать тебе правду… твой Джефф, он не тот, за кого себя выдаёт. Он приставал ко мне! Господи, мне так страшно. Насильно удержал меня и поцеловал, а потом угрожал мне, чтобы я тебе ничего не рассказала! Я-я боюсь его. С тех пор, как ты познакомила нас, я каждый день боюсь. Прости меня, Джина… я больше не могла молчать. Я боюсь за с-свою жизнь.
Это как удар молнии – пробивает насквозь, приводит ужас, вызывает холод по позвоночнику. Он резко отстраняется, выдергивая свою руку из её хватки и прожигая девушку испуганно-недоумённым взглядом. Это не просто убедительно… это настолько правдиво, что на долю секунды он сам опешил и уже придумывал план расправы над тем мудаком, который с ней так обошёлся! А Эмма довольно улыбается, мило пожимая плечиками. Огонь, страсть, желание, – всё это вмиг испаряется, а на место этому приходит настоящий могильный холод. Джефф сжимает челюсти, пытаясь прийти в себя.
– Ты не сделаешь этого, – он качает головой.
– Правда? Как думаешь, кому она поверит? Лучшей подруге, которую знает всю жизнь, или какому-то легавому, падкому на каких-то, по твоим же словам, шлюх?
Желание достать пистолет из кобуры и пристрелить эту гадюку перекликается с желанием выпустить пулю себе же в висок. Он в ловушке, он сам себе яму вырыл, когда подумал, что они смогут договориться. Нельзя, нельзя с этой чокнутой договориться, ей место в психушке, он поистине её боится, он её ненавидит, он её презирает. А потому, когда счастливая Эмма встаёт со своего стула и подходит к холодильнику, чтобы достать для него воды похолоднее, привести в чувства, или хотя бы облить, Джефф буквально подлетает к ней, разворачивая к себе и хватая обескураженную девушку двумя пальцами за подбородок. Он наклоняется непозволительно близко к её лицу, от него веет опасностью, но, какая досада, она снова не боится.
– Ты не посмеешь сделать этого, стерва чёртова, – угрожающе шипит он. – Иначе всё, что ты, блядь, своим грёбанным языком наплела, будет исполнено в жизнь. И про страх за свою жизнь, и про моё безумие.
Эмма опускает взгляд. Ей хочется, так безумно хочется плюнуть ему в лицо, а ещё снова к губам этим грёбанным прильнуть, может быть, даже необязательно их целовать, просто на вкус ощутить, стоит только подняться на носочки… она мысленно даёт себе пощёчину, собирая самообладание и совесть в кулак. Идиотка! Ты хуже, чем он о тебе говорит, хуже, чем ты о себе думаешь!
– Проваливай, – фыркает Эмма, пытаясь вырваться из цепкой хватки мужчины.
Он берет её за локоть и прижимает обе руки девушки к своей груди, лишь для того, чтобы не вырвалась.
– Я уйду, когда мы, черт тебя подери, придём к какому-то общему заключению!
– Заключение будешь брать у психиатра.
– Тебе он нужнее, конченная.
– Мудак.
– Замолчи, дура, с тобой, вообще, возможно вести какие-то переговоры?
– Когда я прижата между холодильником и тобой, а в живот мне упирается твоя кобура?
«Это не кобура, идиотка», – Джефф втягивает носом воздух и закрывает глаза. Эмма в недоумении смотрит на его странную реакцию, снова предпринимая попытки вырваться. Но хватка его мертвая, взгляд его ничего хорошего не сулит, а ей ещё с Дэвидом в ресторан, между прочим, идти, так что девушка решает сложить оружие.
– Ладно. Какое общее заключение?
Джефф её вовсе не слушает. Их положение, близость её, её аромат, эти огромные голубые глаза, несколько бессонных ночей и отсутствие разрядки, опять же, из-за этой грёбанной актриски, не позволяет мужчине сосредоточиться на проблеме. У него другая проблема, нет, катастрофа, и это она упирается ей в живот, это она, вернее, он, сейчас контролирует его мозг. В ту же секунду сорвать это грёбанное платье, развернуть её к себе спиной, войти в неё сзади, грубо, резко, намотать её пшеничные кудри на кулак, и пока она, уперевшись ладонями в дверь холодильника, будет стонать под его толчками, выгибая спинку и прерывисто дыша, он, наконец, познает эту чёртову жизнь – настоящую, там, где есть истинное удовольствие и истинный кайф, а не привычные выработанные механизмы.
Из беспорядочных мыслей его вырывает резкий толчок в грудь. Джефф выходит из ступора, натыкаясь взглядом на недовольную мордашку. Эмма закатывает глаза и громко цокает языком.
– Что ты застыл?! Какое заключение?
Наконец, Джефф отступает. Он делает шаг назад и не может не заметить, как растерялась Эмма, потеряв такую внушительную точку опоры. Ноги её подкашиваются, она опирается спиной об эту многострадальную дверцу холодильника и в недоумении смотрит на капитана. Она никогда не признается, – ни себе, ни ему, ни кому-либо ещё, – что в ту же секунду потеряла тепло.
– Я предлагаю выбросить этот нелепый момент из наших жизней, словно его, мать твою, никогда не было.
«Наивный придурок!» – сокрушается актриса, но на деле кивает, поджимая губы.
Она-то забудет. И он забудет. Но совесть будет грызть её до конца жизни, ведь это только Джефф здесь без чувства вины и стыда. Только ему здесь на всех и на всё наплевать.
– Да, и тот наш уговор… никогда не пересекаться. Он тоже в силе.
– Хорошо, но я должна знать, какого черта на тебя нашло там, на парковке?
Это не тот вопрос, который её тревожил. Но это самое разумное, что она может спросить у Джеффа, не возвышая его самооценку до уровня стратосферы.
Он в недоумении чешет затылок. Это не тот вопрос, который он ждал. И это не тот вопрос, на который он может ответить честно.
– У меня был выбор: убить тебя или поце… в общем, заставить заткнуться таким образом.
– Идиотский образ.
– Сама ты идиотка.
– Ну а ты, конченный мудак.
Джефф усмехается и качает головой. Взгляд его невольно падает на настенные часы позади Эммы. Девушка оборачивается, в ужасе отмечая про себя, что опаздывает к Дэвиду.
– Ладно, я поняла, ничего этого не было, а мы, вообще, не знакомы. А теперь проваливай.
– Что, даже до дверей не проводишь?
Закатив глаза, девушка молча следует за ним в прихожую. Джефф замечает открытую дверь и с недовольной миной оборачивается к ней.
– У тебя совсем крыша поехала? Ты хоть знаешь, какой процент краж в Западном Голливуде? Я понимаю, что все твои цацки, подаренные пузатыми папиками, особой ценности для тебя не представляют, но когда люди заметят, что ты бездарность и тебя попрут из большого кино – что ты сдашь в ломбард?
Гнев, что решил прикорнуть на пару секунд, просыпается снова. Лениво, зевая и потягиваясь, разгораясь совсем невовремя и не по расписанию, он рвётся наружу, пока Эмма с отвращением смотрит на эту довольную морду, упивающуюся своим остроумием.
– Твою голову, – шипит блондинка, сжимая кулаки. – Тебя столько людей ненавидят, что, уверена, попросили за неё неплохие бабки. Но ты не волнуйся! Есть и план Б. Будет в анатомическом музее, в отделе мутаций и уродов красоваться.
Самооценка его не задета, но пару нервов, всё-таки, лопнуло, так что мужчина в ту же секунду в ярости подлетает в девушке, по своей уже неизменной привычке хватая её за подбородок. Хотелось бы, конечно, за шею. Но не совсем же он садист. До поры до времени.
А взгляд её усмехающийся, как назло, дыру в нём прожигает.
– Ещё хоть слово рявкнешь в мой адрес – загремишь за решётку.
– Ещё хоть слово рявкнешь в мой адрес – и твоей репутации в участке конец. Кстати, как тебе мои подружки? Уже попробовал их пяточки на вкус?
С губ Эммы слетает довольный смешок. Так горда собой она ещё не была никогда, а он дрожит, весь изнутри дрожит, как вулкан, что вот-вот своей лавой здесь все затопит и расплавит. Пальцы его настолько сильно её подбородок сжимают, что кажется, останутся синяки, но ему плевать, ей плевать, всем вокруг плевать. Не плевать становится только тогда, когда со злобным рычанием он рывком подхватывает девушку на руки и несёт, куда глядят его затуманенные страстью, злостью и желанием глаза. Эмма удивлённо выдыхает, не успевая даже опомниться, когда вдруг чувствует пол под ногами. Она оборачивается, чтобы увидеть, куда её притащил этот зверь.
Её спальня.
– Джефф, ты… – девушка делает шаг назад, в ужасе уставившись на копа.
В глазах его пожар. Они горят блеском нечеловеческим, они пугают, они отталкивают, они притягивают обратно.
– Боишься? – голос низкий, с хрипотцой, руки тянутся к ней. – Только умеешь трепать языком. А какая ты в деле? Ты можешь вызывать у людей только два желания – убить или трахнуть. Пустышка. Как внутри, так и снаружи. Ничего в тебе нет.
Эмма в удивлении приоткрывает рот. На место шоку приходит злость, на место злости – страсть. Всё в лучших традициях их непростых отношений.
Но ей хочется доказать, хочется ткнуть, наконец, этого самодовольного мудака в правду, в ту правду, что снова каким-то грёбанным образом заставила их столкнуться! И плевать ей, на все плевать, на всех и каждого плевать. Умрет, если не докажет.
– Ничего? – с ухмылкой говорит она. – Это ничего застилает тебе глаза.
Тонкие женские пальцы принимаются расстегивать пуговицы платья-рубашки. Джефф внимательно следит за её действиями, чувствуя, как тяжело ему становится дышать.
– Это ничего тебя ко мне тянет, – платье невесомо падает на пол, в её ноги.
Капитану кажется, что он давно уже в её ногах валяется. Её изящное тело теперь перед ним, то, о котором он мечтал, то, которое приходило ему в ночных кошмарах и самых прекрасных фантазиях, с аккуратной грудью, с плоским животиком, с этими бёдрами, ножками, с этим кружевным бельём, с этой татуировкой… с этой красной татуировкой, что превратила его в безумца. Он смотрит на неё, как хищник, и не решается напасть. Она не договорила.
– Это ничего заставляет тебя целовать меня, когда ты брызжешь слюной и кричишь о своей ненависти, – Джефф готов упасть в обморок, когда видит, что она заводит руки за спину.
Секунда – и кружевной бюстгальтер присоединяется к платью. Её голая грудь предстаёт его голодному зрению, вздыбленные соски, нежная кожа… он не решается сделать шаг, ноги приросли к полу, взгляд – к её телу.
– Это ничего приводит тебя к моему дому, – и Эмма снимает трусики.
Вот она вся – обнажённая телом, шикарная, невероятная, ненастоящая, иллюзия, галлюцинация, голограмма, что угодно, только, пожалуйста, не правда! Предмет его желания, сосредоточение его ненависти, концентрация абсурда. Подойти, взять её, овладеть ей, выбить из неё всё дерьмо – не это ли ему нужно? Не это ли то, чем он бредил все эти недели знакомства с ней? Ему больше ничего не нужно, утолить свою жажду и голод, заставить её стонать под ним, умолять о большем, выкрикивать его имя…
– Что же ты, капитан, в ступоре? Нечего сказать? – Эмма разбита, нет никакого желания, слезы обжигают её щёки, но она даже этого не чувствует. – Тогда буду говорить я. Хотел бы трахнуть – давно трахнул бы, как видишь, я особо не отбиваюсь. И никакая Джина тебя не остановила бы. Так что же тебя удерживает? Вероятно, то же, что удерживает и меня всю эту неделю, которую я, чёрт подери, не могу решиться купить билет.
От пелены слез образ его размывается. Слова Эммы – открытие для неё самой же. Но она не может держать это в себе.
Потому что всё это правда. Всё это чёртова правда. И себе, и ему доказала, что есть между ними это разрушающее что-то, что-то между ненавистью и равнодушием, и оно настолько сильное и незримое, что почувствовать его можно лишь в моменты крайнего отчаяния. И вот он:
Обнажённая Эмма и обескураженный Джефф.
Капитан смотрит на её слезы в ужасе; тело её, её фарфоровое кукольное тело вмиг теряет весь интерес. И тогда он понимает весь смысл её действий: она не для секса обнажилась, не для того, чтобы уничтожить образовавшееся между ними напряжение, а чтобы его самого уничтожить. Он не бросается на её тело, она не спешит оказаться под ним.
Ведь это оказывается сильнее, чем страсть.
– Уходи, – шепчет она, стирая слезы тыльной стороной ладони. Джефф не может пошевелиться, на лице его отразились все виды мук и непонимания. Эмма поднимает на него взгляд и добавляет громче. – Уходи, иначе я позвоню Джине.
Дважды объяснять не приходится. Он уходит с громким хлопком двери, вылетая на улицу и жадно глотая ртом воздух. Берётся за голову, измеряет газон перед домом нервными шагами, пытаясь привести мысли в порядок, курит, ругается матом, а затем хлопает дверью машины и с визгом покрышек уносится прочь.
Эмма вздрагивает от резкого звука. Она подбирает вещи, и выпавшее из дрожащих рук платье заставляет её саму повалиться на пол в слезах. Что-то разрывает грудную клетку сильнейшими тисками, заполняет чёрной тягучей жидкостью, от которой тошнит, которая просится наружу, но заполняет всё её тело, разливаясь по венам, и некуда ей деться, она теперь навсегда с ней. Эмма плачет, прижимая к обнаженному телу несчастное платье, размазывая тушь по щекам и чувствуя, что воздуха становится мало, плачет так громко, что срывает голос. Жалеет. Себя жалеет за то, что в это болото ввязалась. Джину за то, что встречается с таким ублюдком, что мизинца её не стоит. О содеянном жалеет: не решила бы она ничего доказывать, не сидела бы сейчас в слезах с этой долбанной никому не нужной правдой. И ненавидит. Яростной, всепоглощающей ненавистью. Всех и всё ненавидит.
Всех, кроме него.
Комментарий к Глава 11 (2).
Безумно важно знать ваше мнение ❤️
Люблю огромной любовью ❤️
P.S исправлю опечатки чуть позже, простите!
========== Глава 12. ==========
«БОЛЬ И СТАЛЬ»
– Чёрт, да возьми же ты трубку!
Телефон с грохотом падает на пол, и его целостность – последнее, что беспокоит Эмму на данный момент. Нервы, паника, раздражение. С каких пор её жизнь превратилась в пляски на минном поле? Где, где она допустила ошибку, не досмотрела, оступилась? Когда это произошло? В тот момент, когда решила вернуть Джине её жетон? Когда на пару секунд остановилась, чтобы найти фото подруги на доске почёта? А может быть, когда купила билет в Лос-Анджелес?
Не спала, не ела, не разговаривала. Можно ли было назвать её состояние затянувшейся депрессией? Нет, в конце концов, сутки – не так уж и много, а обездвиженно пролежать на полу среди своих слёз и разбросанной одежды – не так уж и депрессия. Вкус к жизни медленно уходил из её вен, сил не было даже на то, чтобы принять душ. Эмма бесцельно бродила по квартире, иногда думая, не драматизирует ли она в своих лучших актёрских традициях? Что, если она сама придумала себе проблему, нацепила её на себя, как защитную оболочку, как маску на карнавале, как грим на съёмках? В конце концов, роль в новом фильме тоже драматическая, и она вжилась в неё, увлёкшись бездарным сценарием! Может быть, нет никакого Джеффа? И между ними, между ними тоже ничего нет? Что, если это так?
Ответ лежал на поверхности. На отражающей поверхности зеркала, с которой на Эмму смотрела вымотанная девушка с потухшим взглядом голубых глаз, под которыми надёжно обосновались такого же оттенка синяки. Нужно было решать проблему прямо сейчас, в эту самую секунду, не ждать, пока начнутся боевые действия.
Ведь это была битва, заранее проигранная.
– Билет, билет… нужно заказать билет. В один конец. В Рим. Не хочу в Париж, эта удушливая романтика и из меня шизофреничку делает.
Когда мозг снова обрёл способность посылать сигналы, а разум немного проветрился и успокоился после девяти выкуренных за утро сигарет, Эмма в панике стала придумывать варианты развития дальнейших событий. То, что произошло между ней и Джеффом – словно взрыв на атомной станции, и она не должна была позволить этому ядовитому облаку распространиться на большие территории. Пусть она страдает, пусть она умирает от удушья, медленно сгорает и в конце умирает, ведь это она, только она виновата! Сама обнажилась перед ним – в первую очередь, душой и сердцем, сама того не ведая, слепо идя на поводу у своих чувств. Чувств… теперь это слово казалось ей ещё более жутким, чем когда-либо.
Ей впервые было так до ужаса тяжело бронировать билет. До последнего откладывая и придумывая этому сотни оправданий, Эмма всё же нашла одно, исчерпывающее.
Джина.
Не может же она бросить всё и улететь только потому, что между ней и Джеффом что-то произошло? Не может же она, в конце концов, наплевать на дружбу, закрыться, спрятаться? Джина не поймёт, у неё возникнет ещё больше вопросов. Тогда выход оставался один – засунуть чувство вины куда подальше и сыграть свою очередную роль. Роль поддерживающей лучшей подруги, что распереживалась из-за неудачного сценария, а потому не хотела выходить на связь. Роль актрисы, ранимой души, что почувствовала острую необходимость вернуться в Рим, только бы вновь очутиться в этой невероятной атмосфере виноградников, громких итальянцев и божественной еды. Это был хороший план. Если бы не одна проблема.
Джина уже без малого час не брала трубку.
Эмма терялась в догадках. Не мог же ей Джефф всё рассказать! Хотя, почему не мог? Учитывая их отношения, учитывая паршивость его души и то, что она наплела ему вчера, угрожая? Да он с лёгкостью в отместку наплел бы Джине что-то вроде: «Я пришёл к ней по её делу с этим Риком, а она набросились на меня, как бешеная, раздеваться стала!». Было ли это в его стиле – Эмма не знала. Она, вообще, мало что о нем знала. Но он уже успел разрушить её жизнь своим существованием.
– Пожалуйста, Джина, возьми трубку.
Закусывая губы, заламывая запястья, снова и снова закуривая, Эмма не может перестать названивать ей. Одиннадцать утра. Она в участке, телефон всегда при ней: что, что может заставить её не брать трубку? Неужели она всё знает? Нет, она бы не включила игнор в таком тяжёлом случае. И когда последний из её натянутых нервов лопается, девушка собирает себя по кусочкам, заставляет себя пойти в душ, чтобы смыть вчерашнюю катастрофу, а затем одевается и делает то, чего ни при каких условиях не сделала бы, не находись она в крайней степени отчаяния.
Из дома Эмма выходит в жару. Дожди прошли, палящее солнце снова заставляет щуриться и мучиться от жажды. Водитель ждёт её у подъездной дорожки, и актриса не может не заметить пару незнакомцев в очках и с фотоаппаратами. Папарацци. Только их не хватало.
– Мэм, вы сегодня как никогда востребованы, – замечает Райкер – водитель Эммы, открывая ей заднюю дверь.
Блондинка приспускает очки и поджимает губы, садясь в салон. Когда Райкер занимает свое место, Эмма поясняет:
– Начался промо-сезон нового фильма, который мы снимали в Италии. Они уже не знают, за кого зацепиться. Но если тебя это раздражает так же, как и меня, можешь подъезжать к заднему двору со стороны Клинтон-стрит.
– Спасибо, мэм.
К несчастью Эммы, они оказываются у участка уже через несколько минут. Эмма в ужасе оглядывает современное невысокое здание с золотистыми буквами «Полиция Лос-Анджелеса» и от волнения забывает, как дышать. Ей нужно увидеть её, нужно убедиться, что с их дружбой всё в порядке. В конце концов, Джина – единственный человек, который держит её на плаву в продажном и сияющем мире Голливуда. Она бы утонула. Давно утонула бы в ещё неокрепшей славе, в объятиях многочисленных партнёров по фильмам и режиссёров, забыла бы, что такое нормальная жизнь с нормальными развлечениями. Пусть лучше она потеряет всё, в том числе, себя, но останется с лучшей подругой.
Она уверенно взбирается по ступенькам, сквозь тёмное стекло очков поглядывая на прохлаждающихся у дверей полицейских. В одном из них она узнает напарника Джины, кажется, его зовут Дэн. Потянув тяжёлую железную дверь и проглотив целый ком из нервов в горле, Эмма снова оказывается в атмосфере полицейского хаоса и полной неразберихи. Кажется, её кабинет прямо по тому тёмному коридору.
Минуя суетящихся копов, ругающихся потерпевших, снующих по офису полицейских клерков, девушка с колотящимся в страхе сердцем и гордо поднятой головой идёт в кабинет Джины. В голове отрепетированная речь, на лице выстраданная улыбка, на глазах солнцезащитные очки. Пару ярдов до провала.
– Закрыт… – девушка в недоумении сводит брови, потянув ручку двери с табличкой «Детектив Д. Скотт» на себя.
В душе поднимается буря волнения. Дрожащими руками Эмма достаёт из сумки телефон и снова набирает её номер. С каждым новым гудком сердце пропускает удар. До тех пор, пока она не слышит знакомую мелодию телефона подруги прямо за дверью. За волной непонимания следует вздох облегчения. Джина ненарочно не берет трубку! Она лишь забыла телефон в кабинете. Можно со спокойной душой сваливать отсюда, дабы не быть уличённой каким-нибудь психом…
– Эмма?
Знакомый мужской голос заставляет девушку испуганно вздрогнуть. Она оборачивается, чтобы увидеть детектива… чёрт, как его звали-то? Актриса натягивает привычную улыбку.
– Доброе утро, – хрипит она, в суматохе вспоминая его имя.
– Ты к Джине? – мужчина с улыбкой кивает в сторону двери.
