Текст книги "Warrior (СИ)"
Автор книги: yourwriterellen
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)
Актриса в удивлении распахивает глаза и прокашливается. С чего, ну с чего такие мысли? Какое счастье, что он не спал! Будет меньше ворчать! Вот, почему он такой заторможенный.
– Эм? – Джина открывает переднюю дверь и оборачивается к застывшей в ступоре подруге. – Давай, садись.
– Может, всё-таки такси?
Не выдерживает и Джефф. Он оборачивается к Эмме и злобно фыркает:
– Хватит нести бред. Прыгай в тачку, тебе не привыкать, наверное, в полицейских машинах кататься.
Обескураженная, она приоткрывает рот, а затем облегчённо выдыхает. Нет, всё хорошо! Всё у них хорошо! Они снова вернулись в начальную точку, они снова брызжат ядом, снова неприязнь во взгляде, снова это пренебрежение. Довольная собой и Джеффом, Эмма занимает свое место.
До участка они едут в тишине, если не считать Джины, что матерится, обсуждая по телефону детали нового дела с одним из детективов. Актриса старается взгляд не поднимать – не столько из-за этого демона на переднем сиденье и неловкой ситуации с ним, сколько из-за этой раздражающей решётки, отгораживающей её от Джеффа и Джины. Ей кажется, словно два копа везут её в участок не для того, чтобы она написала заявление на маньяка, а чтобы упрятать её за решётку, – а что, опыт-то у неё уже есть! И если это то, ради чего придётся ударить капитана по яйцам, она, не раздумывая, сделает это снова.
– Значит, я забираю Оуэна и Макклида, и мы валим в Глендейл? – говорит Джина, когда Джефф уже заглушает мотор на стоянке участка.
Он отрешенно кивает, а детектив, кажется, и вовсе не замечает их настроения. Вернее, его отсутствия.
– Как называется тот склад?
– Колмхилл, – отвечает капитан, когда они уже выходят из машины.
Небольшой путь до участка они тоже преодолевают молча. Эмму не покидают идеи о том, что, побыв в уединении пару дней дома, в среду она заявится с билетами в Париж к Маргарет. Это невыносимо. Эта обстановка невыносимая. Ей нужно уехать. Она словно бы поселилась в полицейском участке, она словно бы не имеет всего, что имеет на самом деле – друзей, связей, славы, денег. Словно она обычная девушка, попавшая в неприятности. Но это не так, не так, когда уже начнутся съёмки, когда она сможет снова играть, снова жить на съёмочной площадке и восхищаться актёрами, режиссёрами, этим невероятным процессом?
– Джи, отведи Эмму к Дейву, а потом дуй в Глендейл.
Не говоря больше ни слова, Джефф уходит вперёд, заставляя копов опустить взгляды в экраны компьютеров, а волну шепота прекратиться. Джина берет Эмму за обе руки и с беспокойством заглядывает в её голубые глаза. Любой бы нашёл в этих голубых океанах волны тревоги и апатии, цунами сомнений, но только не лучшая подруга. Она устала, она такое пережила, – уверяет себя Джина, но что-то поселяется в её душе, что-то, что заставляет серьёзно поволноваться, и, на всякий случай, уточнить:
– Ты в порядке? Ни слова не проронила.
– Все хорошо, – на выдохе произносит актриса. – Отведи меня к детективу, и покончим с этим.
Джина понимающе кивает. Вместе они следуют в противоположную от кабинета Джеффа сторону и останавливаются напротив таблички с фамилией Ларсон.
– Войдите! – после неловкого стука, Эмма слышит голос Дейва.
Она уверенно заходит внутрь и занимает место напротив его стола. Положив ногу на ногу, девушка с усталостью и отторжением во взгляде смотрит на мужчину. Детектив Ларсон одет с иголочки, взгляд его ясен, на губах лёгкая улыбка. По нему точно не скажешь о том, какая сумасшедшая ночка ему предстояла!
– Эмма, ты рано.
– Так уж вышло. Приступим?
Дейв коротко кивает и встаёт из-за стола, подходя к стеллажу с папками – такому же, как у Джеффа. Он вчитывается в фамилии, выискивая нужное дело, пока Эмма пустым взглядом испепеляет пространство перед собой. В её голове руки, сильные руки, грубые пальцы, тяжёлое дыхание, серьёзный взгляд…
– Итак, – голос детектива возвращает актрису в реальность. – Надеюсь, тебе уже лучше?
– Да, спасибо, – она прочищает горло и несколько раз моргает, чтобы утренний образ испарился из головы. – Давайте скорее закончим с этим, я ужасно не хочу здесь оставаться.
Он откидывается на спинку стула и тяжело вздыхает. Разумеется, он слышал об Эмме, он видел Эмму по телевизору и на обложке какого-то журнала, случайно попавшегося ему на глаза. Эмма, Эмма, Эмма… образ её засел где-то глубоко в его сознании, и, встретив эту блондинку впервые, он всё никак не мог вспомнить, где видел её! И вот, всё встало на свои места. К ним в участок залетела редкая голливудская пташка, и вместо того, чтобы скандалить и привлекать этих стервятников-журналюг, сидит здесь спокойно и просит побыстрее закончить с делом, где её чуть не изнасиловали. Железная выдержка, железные нервы. Таких людей он уважает и всегда уважал.
А потому Дейв на любезности больше не разменивается. Когда с вопросами, документами и протоколом покончено, он по-джентельменски предлагает Эмме кофе. Отчего-то ему хочется, чтобы она осталась, отчего-то хочется её задержать.
– Нет, спасибо, я пойду, – устало говорит блондинка и встаёт со своего стула.
– Как знаешь, – детектив встаёт следом и пожимает ей руку, когда они подходят к двери. – Не могу сказать «до встречи», на суд ты приходить не собираешься, а в участке, надеюсь, больше повода появляться не будет. Возможно, при других обстоятельствах…
– До свидания, Дейв, – отрезает Эмма и открывает дверь.
Вне стен кабинета детектива царит тишина, и только копировальные машины жужжат о чём-то своём, наверное, сетуя на начальство и скотское обращение к ним, беднягам. Эмма оглядывает полицейский офис, и взгляд её мгновенно натыкается на высокую фигуру капитана, что не перестаёт отчитывать какого-то паринишку-копа, постоянно тыкая пальцем в открытую папку и активно жестикулируя. Он слишком далеко, чтобы её заметить, она слишком далеко, чтобы его услышать. За это актриса и благодарна. Отведя для себя несколько секунд, чтобы понаблюдать за ним, Эмма уже собирается уходить, когда вдруг замечает ещё пару знакомых лиц. Дежурный коп со страдальческим выражением лица ведёт в сторону камер двух её знакомых девиц – ту самую рыжую Джо и азиатку в теперь уже черном парике. На губах её застывает улыбка при воспоминании всего того, что она наплела им про Джеффа, до тех пор, пока она не видит, как тот самый держурный, что вёл их в камеры, вдруг останавливается напротив капитана.
Сердце её перестаёт биться. Задержанные девушки переглядываются, улыбаются, а затем начинают смеяться. Они сейчас точно что-то скажут, точно наговорят ерунды, предложат свои услуги ему или сдадут Эмму с её рассказом! Блондинка застывает в оцепенении, наблюдая за ними издалека и молясь, бесконечно молясь, чтобы он остановил их не для болтовни.
– Опять вы? – фыркает Джефф, уставившись на девушек. – Фин, отведи их в камеру к Нэнси, пусть порадуют её на старости лет своим трёпом.
Джо загадочно улыбается, разглядывая полицейского, словно очередную добычу. Он возвращает взгляд к папкам, но рыжая вновь требует внимания.
– А может вас порадовать, капитан? – мурлычет она. – Ладно, ваши фетиши немного странные, но если Эмме понравилось, то нам понравится тоже…
Недоумение волной сбивает капитана с ног. Он хмурится, уставившись на двух довольных проституток. Фин грубо хватает их под руки, рявкая:
– Что вы несёте, обкуренные? А ну пошли в камеры!
Джефф выставляет руку вперёд. Джо смеётся, довольная собой.
– Я не понял? Что ты там говорила?
– Ну, я согласна побыть твоей госпожой, хочу, чтобы ты тоже закрыл меня в своём кабинете…
Фин округляет глаза, закашлявшись, в то время как обескураженный капитан готов в ту же секунду превратиться в дракона и поджечь весь участок к чертям собачьим. Ярость и непонимание застилают его глаза, но он выбирает тактику медленной смерти.
– Стоп, а теперь, блядь, вернись к той части, где ты говорила про Эмму…
Паника, нервы, тревога – всё это бьётся в висках напуганной девушки, застывшей у двери детектива Ларсона. Она смотрит на Джеффа, что теперь стоит к ней спиной, затем переводит взгляд на копа и проституток, нервно кусая губы и перебирая пальцы. О чем они говорят? Вмешаться ли? Или бежать без оглядки? Ноги Эммы беспомощно приросли к полу, она не может сделать и шаг, но когда спустя пару секунд девушки пожимают плечами, а полицейский уводит их в сторону камер, она выдыхает в облегчении.
До тех пор, пока фигура Джеффа медленно не оборачивается в её сторону.
– О, чёрт, – шепчет она себе, разворачиваясь на каблуках и устремляясь прочь из участка.
Как он узнал, что она стоит там? Как он почувствовал? Ну конечно, эти девицы все ему рассказали! Беги Эмма, беги и не оборачивайся, ведь он совсем близко!
– А ну стой, стерва! – рявкает Джефф.
Голос смешивается с шумом в ушах, Эмма так близка к выходу, но цепкая хватка на её запястье резко останавливает девушку. Она понимает – вот он, её конец, а оттого с ещё большей силой старается вырвать руку. Снова, снова по старому сценарию! Но Джефф научен жизнью и выходками этой актрисы, он зол и опасен, а потому резко разворачивается и тащит Эмму в сторону выхода. Подвергать свой кабинет очередному погрому он не намерен!
Она упирается каблуками в пол, матерится, отбивается, но всё это уходит в пустоту, вернее, в его широкую спину – единственное, что доступно её зрению. Джефф выводит её на парковку – раннее утро, до перерыва далеко, здесь ни души. Небо вот-вот прольётся дождём, Эмма дрожит, из его ушей идёт пар. Так и остановившись, как вкопанная, девушка в страхе наблюдает за ним. Сердце отбивает сумасшедший ритм в груди, тошнота подкатывает к горлу, хочется лечь на этот асфальт и заплакать, сделать что угодно, чтобы не быть свидетельницей его гнева, чтобы спастись, убежать, избежать. Где их тишина, где молчание, где напряжённые взгляды? Она хочет закрыть уши и глаза, только бы не видеть и не слышать своей будущей смерти!
– Идиотка… мне просто, чёрт подери, не хватает слов, чтобы подобрать нужное для тебя, – говорит он, делая шаг назад и потирая переносицу. – Что ты наплела этим шлюхам про меня, конченная?
– Джефф, я…
– Заткнись, сейчас я говорю, – грубо рявкает он и подходит вплотную к актрисе, хватая её за подбородок. В голубых глазах плещется страх и ничего кроме. – Ты затеяла очень опасную игру, дура, и твой проигрыш в нём может многого тебе стоить.
– Что ты…
– Я сказал: заткнись.
Эмма в удивлении открывает рот и с силой отпихивает от себя капитана, уперевшись ладонями в его широкую грудь. Нет, сегодня точно все вернулось на свои места! Сегодня она снова его яростно ненавидит, сегодня он снова хочет её убить! И, какая удача, парковка пуста, здесь нет свидетелей.
– Да мне плевать, что ты сказал, – Эмма фыркает, выставляя руки вперед и не позволяя ему к себе приближаться. – А что ты думал, когда закрывал меня с ними в камере? Что я не отомщу? Ха-ха-ха, когда ты успел стать таким наивным!?
Злость смешивается с возбуждением и кричит: не можешь убить – изнасилуй! Возьми её, посмотри, какая она, чертовка, горячая, стоит здесь и ядом брызжет! Вспомни, ты только вспомни сегодняшнее утро! Давай, чего же ты ждёшь, нагни её, заставь заткнуться раз и навсегда – не этого ли ты хочешь?! Не это ли выход твоей злости на неё?
Джефф накрывает лицо ладонью, заставляя остановиться бешеный поток ненормальных мыслей: он на пике своего гнева, но даже это – перебор! И сказать, сказать ведь нечего! Эта дура по-своему права, и он прав, и все вокруг правы, только откуда-то взявшийся стояк не прав, вот совсем не прав! А Эмма загорается, как спичка и ни на что, кроме многострадальной своей персоны, не обращает внимания. Размахивает своими ручками, волосы её, как у ведьмы, растрепались, щеки раскраснелись, рот не закрывается.
– Что застыл, бешеный? Думал, я буду прощения у тебя молить за свою выходку? Я не жалею! Ни о чем! И советую тебе ко мне не приближаться, вот ни на дюйм, мы же, черт возьми, договаривались никогда не видеться друг с другом, какого черта это произошло снова? Почему где я, там ты, там и проблемы! Почему, почему, почему? Неужели нель…
И речь её прерывается. Не выдерживая больше этого сумасшедшего потока слов и тотального выноса мозга, со злобным рычанием и нечеловеческим блеском в глазах, Джефф в ту же секунду подлетает к разгневанной блондинке, грубо хватая её за талию и впиваясь в её губы яростным поцелуем. Руки её беспомощно повисают в воздухе, он усиливает хватку и углубляет поцелуй, терзая её губы, переплетаясь с её языком – рвано, ненормально, и так, черт возьми, страстно, что, кажется, даже небо не способно выдержать такого напряжения, разражаясь оглушающим громом. Эмма только и успевает удивлённо выдохнуть ему в губы, а он возобновить поцелуй: мыслительные процессы их остановились, вся обстановка вокруг исчезла, как и ярость, как и Джина, как и всё прочее, что могло их остановить. Капли в ту же секунду тяжело падают на землю – и снова это небо, плачет ли, смеётся ли, гневается ли – неизвестно, но капли вмиг становятся бешеным ливнем, заставляя Эмму проснуться от этого прекрасно-отвратительного сна и резко оттолкнуть от себя Джеффа. Одежда и волосы их вмиг становятся мокрыми, шум дождя заглушает любые звуки, но, кажется, весь Лос-Анджелес слышит эту звонкую пощёчину, которой актриса одаривает капитана прежде, чем в ужасе и в слезах направляется прочь от этой чёртовой парковки и этого чёртова Джеффа.
Комментарий к Глава 10.
Вот такой сюрприз для вас в преддверии очередной рабочей недели 🤗 Безумно люблю вас ❤️
P.S. главу отредактирую позже, простите!
========== Глава 11 (1). ==========
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
«НЕ В СЕБЕ»
Джина Скотт хотела изменить не сам мир, а лишь ту его часть, которая была ей доступна. Поступление в Полицейскую Академию для простой девчонки из Скид Роу стало надёжным оппонентом в этом нелёгком деле: где ещё преобразовывать мир, как не в полиции Лос-Анджелеса? Зашкаливающая наивность, завышенные ожидания о том, что работа детектива – это ежедневные перестрелки, погони, раскрытия тяжелейших преступлений и нимб над головой, разбились прямо о суровую и серую реальность, о зелёно-голубые глаза капитана, что мигом поставил девчонку на место. Она до сих пор помнит тот свой первый день в участке, когда капитан Джефф рассмеялся ей в лицо и прокуренным голосом сказал: «Здесь нет супер-героев, детка. Все мы работаем на зарплату и на статистику, но если ты хочешь сверхурочные – милости прошу, только без фанатизма, у нас таких не любят». Он говорил что-то ещё, что-то важное, что-то, что определило её будущее и настоящее, но на одну половину Джина была очарована им, а на другую – ранена осколками розовых очков. Тот мир, в котором она жила и который яростно желала изменить, не поддавался никакому воздействию с её стороны, но тогда появилось что-то локальное, что-то, а вернее, кто-то, кто мигом вернул её к жизни.
Она была уверена, что влюбилась в него с первого взгляда. Он стал её трофеем за все страдания, за все бессонные ночи в Академии и муки в участке, он стал её наставником и любовником, пока только мысленным, но оттого не менее желанным. Истина пришла к ней незадолго до того, как сердце капитана окончательно растаяло по отношению к ней. Вот она – та часть мира, что подвластна ей, вот она – её миссия и её предназначение. Чтобы чувствовать себя счастливой, полезной и полноценной, ей всего лишь нужно изменить его, изменить этого грубого, неотёсанного копа без чувства сострадания и любых проявлений человечности. Ведь любить, быть в отношениях – значит быть истинными скульпторами друг для друга. И даже когда путь к этому по-прежнему казался далёким и устланным шипами, Джина была уверена в одном – капитан Джефф стал её конечной точкой во всех её многочисленных отношениях, поисках себя, пользы другим и строительстве мира, необходимого ей для настоящего счастья. В конце концов, Джефф и был всем её миром.
Она пришла к нему сама. Вечером в среду, когда смена в участке уже закончилась, а матч ещё не начался. Он не ждал её, но был уверен, что рано или поздно Джина заявится к нему с требованием объяснений. Джефф не отстранялся, ничего не стыдился, но отчего-то не чувствовал необходимости видеться с Джиной ближайшие несколько дней. Нужно было подумать, расставить всё на свои места в захламленной голове и выбросить оттуда девяносто процентов мыслей, что мешали спать по ночам и сосредоточиться на работе. У хлама этого было имя. У неё был облик, а ещё у неё были прекрасные чувственные губы, целовать которые – одно удовольствие. Медленно это сводило мужчину с ума. Он не знал, что творится с его мыслями и его телом, в то время как душа загоралась бушующим пламенем при одной мысли об этой чванной девице – наглой, бесцеремонной, стервозной. Ещё труднее было поверить, что они с Джиной действительно подруги. Скотт, его незаменимая и верная Скотт, что прибежит по первому звонку и выполнит всю работу, затем ещё вкусно накормит и обязательно займётся с ним сексом, была полной её противоположностью. Её не интересовали ни шмотки, ни шоубизнес, ни сплетни. Джина Скотт была той девушкой, на которой он мог и собирался остановиться. В конце концов, тридцать три – не количество несчастий, свалившихся вдруг на его голову, а тот возраст, когда можно было думать о будущем. Возможно, однажды они поженились бы, даже если сама мысль об этом приводила капитана в состояние тихого ужаса, а, возможно, даже завели бы собаку. Всё у них было бы тихо, стабильно и без чувств. Всё так, как ему нужно. Всё то, что он не променяет ни на каких выносящих мозг подстилок местной продажной свиты.
– …а он посмотрел на меня, как на идиотку.
Мысли капитана, подобно дыму от сигарет, вмиг развеиваются. Он тяжело вздыхает и берет со стола бутылку пива, делая несколько глотков. Чёрт с ней, с этой историей Джины, а вот за пропущенный гол обидно!
Гром за окном окончательно позволяет ему отрезвиться, оглядеться по сторонам и заметить, наконец, Джину, что сидит с ним на диване в гостиной. На улице шумит дождь. Какая-то чертовщина с погодой, похожая на состояние его души.
– Джефф, – Скотт толкает мужчину плечом, подсаживаясь ближе к нему. – Ты меня слушаешь?
– Да, – мрачно отвечает он. – Да, надрать ему задницу надо.
– Кому?
– Тому, кто посмотрел на тебя, как на идиотку?
Девушка закатывает глаза. Конечно, она знает, что он её не слушал, прожигая пустым взглядом экран телевизора. О чем он только мог думать? Что было в его голове все то время, пока она была увлечена рассказом? Вот бы на секунду залезть в его мысли, вот бы только одним глазком взглянуть!
– Что с тобой в последнее время творится? Чёрт, да словно вокруг какой-то траур и все скорбят, а я одна не в курсе! – Джина разочарованно разводит руками, замечая его вопросительный взгляд. – У Эммы какие-то проблемы, а она не рассказывает! Динамит, не хочет видеться, собирается в Париж. Дейв тоже задумчивый, Дэн, вообще, заболел! Я уже молчу про Синтию из канцелярии, которая разругалась со мной в пух и прах!
Из всей суматохи речи девушки капитан вычленяет лишь несколько фраз. Эмма, Париж, проблемы. Лёгкая ухмылка вмиг украшает его хмурое лицо, а тревога уходит на второй план. Какая удача – девчонка самоустранилась! Наконец, наконец он сможет думать здраво, видеть ясно и не страдать от приступа неожиданного стояка. Всё вернётся на свои места стоит ей вильнуть хвостом и умчать покорять Европу. Главное – надолго.
– Надолго ведь?
– Что, прости?
– Эмма. Надолго сваливает в Париж?
Джина расстроенно пожимает плечами. Джефф же в мгновение ока становится глубоко религиозным человеком, умоляющим господа, чтобы только эта девица улетела навсегда, чтобы только не мозолила его глаза и другие части тела. Уедет она – и не останется никаких проблем. Снова захочется жить, дышать, Джину.
– Если очередную её интрижку начнут снимать в октябре, то в сентябре она уже будет в Калифорнии, – мысленно ужасаясь количеству месяцев, проведённому без подруги, вяло отвечает брюнетка.
– Интрижку?
– Так она называет малобюджетные фильмы, которые заведомо наберут небольшие рейтинги.
«Чёртова дура! Вся её жизнь – одна сплошная интрижка!» – думает капитан, мысленно рассекая кулаком воздух.
– Что ж, надеюсь, в Париже хорошо принимают куртизанок. Будет обидно, если её депортируют обратно, – он улыбается, сияет и не знает, куда деть всю эту разбушевавшуюся энергию от такой потрясающей новости.
Не до смеха только Джине. Незаменимая подруга, её Эмма, сестра и опора, собирается снова оставить её наедине с этим миром! Кому она теперь будет жаловаться на Джеффа, от кого слушать все эти безумные рассказы из мира кино? Это всегда отличало Эмму от других – она была легка на подъем, ей ничего не стоило бросить всё и уехать, взяться за новый проект, разорвать любые связи и обзавестись десятком новых. Она никогда не привязывалась: ни к людям, ни к местам, при этом всегда возвращаясь в Лос-Анджелес и никогда не заводя мимолетных связей, как это любила делать Джина.
– Замолчи, – шипит девушка, закатывая глаза. – Я и так стараюсь больше не сталкивать вас лбами, но ты продолжаешь её оскорблять.
Он задумчиво отводит взгляд. Приняв это за секундную слабость, Джина по-хозяйски усаживается на его колени, обвивая шею мужчины руками. Опешивший капитан не спешит принимать ответных мер.
– Я очень расстроена, Джефф. И только ты знаешь, как меня взбодрить, правда?
Голос её тихий, соблазнительный и манящий, но он по-прежнему на неё не смотрит, он по-прежнему не чувствует её. Небольшие женские ладони касаются его щетины, пальцы скользят по шее, опускаются к широкой груди, а затем к прессу, поглаживая его через футболку. Джина наклоняется к его уху.
– Я всё равно узнаю, что в твоей голове творится. А сейчас поцелуй меня.
Гол забит в его ворота, назад пути нет, рядом нет судьи с жёлтой карточкой, что стал бы его спасительным кругом. Он поднимает обречённый взгляд.
Джина смотрит на него с ухмылкой, карие глаза затянуты поволокой желания, руки блуждают по его торсу. Да любому, любому бы крышу снесло! И ему сносит. Джефф усмехается и подхватывает девушку, удерживая её за бедра и унося в спальню. Надо же куда-то направить нерастраченную радость! Детектив смеётся, целует его в шею, опускаясь на ключицы. Дверь в просторную комнату с большой кроватью он толкает ногой. Секунда – и изящная фигура Джины Скотт уже ждёт его на синих простынях, а он отвлекается лишь на мгновение, чтобы достать из ящика в комоде резинку. Она смотрит выжидающе, она ждёт и жаждет, и когда Джефф возвращается в постель, нависая над желанной девушкой в темноте ночи, резкая вспышка молнии вдруг освещает комнату.
Мужчина резко отстраняется, в испуге уставившись на незнакомку в своей постели.
Голубые глаза горят неугасаемой страстью, белокурые локоны распластались по подушке, розовые губы так и манят к ним прикоснуться. И взгляд, этот взгляд, что он не спутает ни с чьим другим – так может смотреть лишь она, ведьма, которой ничего не стоит ввести его в ступор, лишить возможности мыслить, поджечь, превратить в каменное изваяние. Это она, это всё она, лежит прямо под ним, ждёт его и просит его, тянет к нему свои изящные бледные руки, тяжело дышит и одними этими магическими глазами его околдовывает.
Вместе с оглушающим ударом грома, проходящим через все тело капитана, исчезает и её образ. У Джеффа кружится голова. Он в ужасе смотрит на недоуменную Джину и садится на свою половину кровати, хватаясь за голову. Напуганная девушка, которую, словно привидение, испепеляли взглядом, вмиг оказывается рядом.
– Джефф? – взволнованно шепчет она, обнимая его за плечи. – Что произошло? Ты в порядке?
С губ его слетает разочарованный вздох. Капитан опирается о спинку кровати и устало потирает виски. Эта иллюзия, это видение, эта белокурая ведьма – это болезнь. Настоящая болезнь, лихорадка, он нездоров, он разбит, он убит.
Он не в порядке.
***
Оставь на моих губах поцелуй и уходи. Один поцелуй. Невесомый, независимый. Так, чтобы я ничего не почувствовала. Но так, чтобы мы оба помнили его как момент, который уже никто у нас не отнимет. Это будет между нами, это будет принадлежать лишь нам. Как и наша память. О непрожитом, о далёком… что же ты стоишь? Поцелуй меня и уходи. Я знать тебя не хочу.
– Нет, вы это видели? Видели? Я в ужасе, нет, я просто в ярости!
Несколько листов со сценарием изящно падают на пол, ненадолго задерживаясь в воздухе, а за ним летит и красная лента, что скрепляла этот поток словесного сумасшествия вместе. Кабинет актёрской мастерской Карен оглушает неестественно-громкий смешок. Эмма перебирает листы, не пострадавшие от её истерики, и находит один, где все сплошь исчерчено синим маркером.
– А! Нашла! Вот, послушайте! – блондинка прочищает горло и устремляет взгляд к Карен и Маргарет.
Женщины переглядываются, устроившись в креслах напротив актрисы. Все это начинает походить на спектакль, на какую-то бездарную репетицию, где на сцене всем заправляет грозный режиссёр по имени Эмма. В такие моменты она напоминала Дэвида Тарино – оголенный провод, готовый забраковать любую мелочь, попавшуюся ему на глаза.
– О, Джереми… с момента той нашей встречи в Тоскане, кажется, прошла вечность! Ты помнишь наш поцелуй? Помнишь, как мы расставались? Ах, а я всё это помню! – приторно-сладким голоском пропевает актриса.
Как ни странно, первой не выдерживает Маргарет. Она кивает Карен и встаёт со своего кресла, подходя к взволнованной Эмме и забирая из её рук связку сценария.
– Дорогая, я тебя не понимаю. Ты мечтала сниматься у Фабьена. Он утвердил тебя на роль, несмотря на то, что главная героиня по сценарию – итальянка. Но сейчас каждое слово приводит тебя в гнев. В чем дело?
Слова Маргарет тягучие, как мед, конечно, не такие сладкие, но приводящие в чувства. Девушка тяжело вздыхает и пытается подобрать правильный ответ. Но в мыслях её бардак, в душе зияющая дыра, хочется ругаться и слать всех к черту.
– Я… я просто не ждала столько романтики в сценарии. Когда он рассказывал концепцию, я представляла все по-другому.
– А в чем, собственно, суть? – подаёт голос Карен, закуривая сигару.
– Молодая девушка из Тосканы работает на винодельне и знакомится с американцем. Она приезжает к нему в Лос-Анджелес… а он оказывается женат.
– Тоскливо, – Маргарет поджимает губы и возвращается в кресло.
– Банально, – дополняет Карен. – Курортный роман, отношения осел тире любовница, сопли, слезы и прочая дрянь. Как ты могла не рассчитывать на романтику, девочка?
– Но Фабьен…
– Никогда не верь режиссёрам. Сразу налаживай контакт со сценаристом. Вот он-то тебе всю подноготную и расскажет. Но мне по-прежнему невдомёк: это тебе так претит тема измены или чрезмерное количество соплей, пролитых на эти страницы?
Эмма в растерянности переводит взгляд с Карен на Маргарет. Тема измены ей претит! Ну, конечно! Для неё это – главное табу, для неё это под запретом, это то, о чем даже думать не стоит! Поэтому, именно поэтому она позволила парню её подруги поцеловать её там, на парковке, в то дождливое утро! И как бы она ни пыталась забыть, как бы ни пыталась найти себе, ему и этому поступку оправдание, теперь эта правда жила с ней, разъедала её грудную клетку и просилась наружу. Эмма не могла ни с кем поделиться. Заперлась в своей квартире и несколько дней не выходила, анализируя, обвиняя и сокрушаясь. Здесь не было ни одной положительной стороны, ничего, что спасло бы её. Она терялась в догадках, она не знала, что делать. Это было что-то среднее между предательством самой себя и лучшей подруги.
Карен обреченно вздыхает. Она отправляет Маргарет многозначительный взгляд и подходит к девушке, погрузившейся в глубокие раздумья.
– Рассказывай, – выдыхает женщина. – Мы знаем, что есть что-то, что привело тебя к нам. И это не сценарий, который ты сочла слишком ванильным. В конце концов, вся эта чёртова ваниль – и есть твоё поле деятельности.
Эмма поднимает на Карен расстроенный взгляд, а затем в мольбе смотрит на Маргарет. Последняя остаётся спокойной, как удав, и только лёгкая улыбка выдаёт: она что-то знает.
– Нет, я ведь… я пришла, чтобы снова уговорить вас поехать со мной в Париж, а заодно показать сценарий. Больше ничего нет. Правда.
– Глупое, наивное дитя! – Маргарет смеётся и подходит к Эмме. Теперь обе они нависают над растерянной девушкой в крайней степени отчаяния подобно коршунам, что вот-вот склюют свою добычу. Она их боготворит и не боится, но это не тот момент, когда можно рассказывать правду. – Ты ведь понимаешь, что когда человек говорит правду, он никогда не будет добавлять эту последнюю фразу в конце.
– Говори, Эмма. Откуда такое резкое желание улететь в Европу, откуда…
– Оно не резкое, – защищается актриса. – Маргарет, мы ведь давно собирались устроить себе отпуск!
– Милая, отпуск – это пару недель, а не несколько месяцев.
– Ты можешь улететь, когда тебе вздумается! А я останусь там, может быть, переберусь в Рим…
– Опять она за свое, – Карен качает головой.
– Я не могу улететь, ты же знаешь, через неделю у Джино показ. Я должна поддержать моего мальчика. Ни для кого не секрет, он тоже ждёт тебя там. А ты снова собираешься оставить его в такой важный для него момент.
Укол вины пронзает израненную душу девушки. Казалось бы, там нет места даже для тонкой иглы: всё исцарапано, исколото, изрезано собственными терзаниями и переживаниями. Конечно, конечно этот показ для Джино многое значит, он готовился к нему не один месяц и ровно столько же молил Эмму прийти. А она благополучно выбросила это из головы, наплевала на его чувства, и на чувства Джины, и на свои собственные чувства…
– Ладно, – шепчет она. – Я останусь ради Джино, а затем улечу первым же рейсом.
Маргарет кивает в одобрении.
– Умница. А теперь рассказывай. Что происходит с тобой? Несколько дней от тебя не было вестей, а потом заявляешься с истерикой и мольбой улететь в Париж сегодня же. Или у тебя, дорогая, кризис, что исключено. Или…
– Дела сердечные, – продолжает Карен с ухмылкой. – Что, зная тебя, тоже исключено.
– Почему это исключено? – резко спрашивает Эмма.
Женщины переглядываются. Поняв, что прокололась, блондинка в суматохе принимается собирать разбросанные листы сценария, свои вещи, свое самообладание. Карен и Маргарет в удивлении наблюдают за напуганной девушкой: она не поднимает на них взгляд и что-то бормочет себе под нос. О том, что её ждёт водитель, о том, что Дэвид собирался пригласить её в ресторан, о том, что завтра она обязательно забежит к ним снова. Узнать уверенную в себе сияющую Эмму в этой растерянной и отчаянной девушке не представляется возможным. Последнее, что Карен и Маргарет видят прежде, чем дверь в кабинет мастерской в спешке захлопывается – извиняющееся лицо актрисы.
