Текст книги "Архитектура 2.0 (СИ)"

Автор книги: White_Light_

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

– Где пакет этот с вкусняшками? – из всего вчерашнего дня вырисовывается съедобная идея.

– Тот из дома у дороги? – сидя на краю гамака, лохматая, босая и нежно-счастливая, Рита оглядывается на Ольгу, изо всех сил пряча плотоядный блеск в голодных глазах. – А ведь вы правы, Хьюстон, как никогда! Я сейчас съем… – она спрыгивает на пол, – всё, что угодно съем сейчас! Всё, что найду, что не спряталось, я не виновата!

Негласно согласившись друг с дружкой не пачкать посуду (которую, к слову, еще найти нужно), «охотницы» огляделись на царящий вокруг хаос и так же единодушно заняли место на широком подоконнике с удивительно и удачно удобной высотой.

– Эк, они угадали! – задумчиво восклицает Ольга, глядя, как Рита с загадочной улыбкой разворачивает пакетики и коробочки, красиво укладывает их. Невольно вспомнился самый первый их общий обед – «после самого первого нашего чувственного знакомства» – будоражат Ольгу воспоминания.

«О чем она думает? – пляшут адскую польку с воспоминаниями мысли-чертики и отражаются в Ольгиной голодной полуулыбке. – Моя инопланетянка такая непредсказуемая, но такая инопланетно милая».

– Кушать подано, – возвращая нежность ответной волной, мурлычет Рита, поднимает глаза на «свое сумасшествие», щедро одаривая любимую пряной смесью горячей любви с откровенным желанием напополам. – Знаешь, это самое замечательное из всех первых утр в новом для меня доме, да и городе. Оно очень странное. Такое щекотливое чувство опасности и восторга, как будто я иду по канату.

Рассказывая Ольге, Рита в лучах отраженного восходящего солнца действительно выглядит невесомой, ненастоящей. Всерьез опасаясь вместо тепла руки встретить лишь пустоту грезы, будто Рита лишь примерещилась ей в ответ на собственные тайные и не всегда до конца осознанные мечты, Оля бережно и аккуратно касается лица Риты кончиками пальцев. Мягкое тепло, золотистый в солнечных отсветах пушок и тонкий, едва уловимый аромат любимой.

– Солнце, с такими крыльями тебе не должно быть страшно, – на выдохе-восхищении голос становится ниже, доверительнее.

Боясь слов о любви, аккуратно обходят их на цыпочках, но всецело растворяются друг в друге, становясь единым теплом, Ольга и Рита продолжают неосторожно и наверняка неслучайно начатое однажды танго. Движения, слова, взгляды, чувства – плавно перетекают между ними в замысловатые, взаимозависимые фигуры. И, возможно, это звучит излишне фигурально, но иногда под действием неведомой силы (энергии), о которой только и говорят с самого начала времен, жить по-другому просто невозможно. Невозможно выражаться обычным языком – каждое слово приобретает бесчисленное множество эмоциональных фантомов, становится частичкой двоих, ведущих диалог. Маленькой золотой крупицей в миллионе своих же подобных, метелью кружащихся вокруг двух перво-виновниц происходящего.

– Планы на день? – опасаясь включать телефоны, беглянки от реальности и обязательств растягивают личное время на двоих насколько это возможно.

– Хочу познакомить тебя кое с кем, – озвучивает Ольга один из желаемых пунктов. – Моя хорошая знакомая, бывшая сотрудница Компании, сейчас преподает здесь в дизайнерской школе, или… я не помню, как правильно у них это заведение называется, но не суть.

Глядя на Риту в интерьере старой квартиры, Ольга понимает, что даже представить себе не может, что в голове у этой женщины, и при этом впервые с удивлением осознает прелесть неизвестности, терпкую странность доверия. Аккуратного, настороженного (с обеих сторон), но буквально летящего друг другу навстречу.

Вспомнив о шоколадке, подсунутой мамой перед самым уходом, Рита шелестит фольгой, украшает почти оконченный завтрак экзотической ноткой пикантной горчинки.

«Вряд ли мама даже подумать могла, в каком моменте, настроении и, главное, в какой компании пригодится ее подарок…».

– У них места есть? Сейчас же лето? – отламывая себе кусочек, Рита глядит на Ольгу в сомнениях и ожидании чуда. – Сейчас же каникулы…

Ольге за последние сутки таким чудом быть привычно и хорошо, это почти как доставать кроликов из цилиндра, только приятнее.

– У них курсы для взрослых, – заманчиво сообщает главной своей зрительнице, соучастнице, комсомолке и просто красавице… – Лето – самое время для вас, решивших сменить профессию или повысить квалификацию. Только они половину, наверное, уже прошли, но вы, моя дорогая, барышня умная, наверстаете.

– А потом? – соглашаясь с первым пунктом, Рита любопытствует услышать Ольгино видение второго и последующих. Время неудобных вопросов, когда обе придерживались отчаянного правила «не существует до и после, есть только мы здесь и сейчас», осталось в Городочном прошлом. Оно было оправдано там до поры до времени, правда, потом едва не сгубило будущее.

– Так и быть, побуду оракулом, – негромко смеется Ольга, чувствуя тот же холодок канатоходца в животе, о котором недавно говорила Рита. – Потом вы своим гением сотворите здесь умопомрачительное пространство. Не возьмусь ванговать, что это будет. Буду сама его ждать с любопытством. И, возможно, полюбите этот город еще сильнее, чем я его люблю. Мне очень странна внезапно возникшая гармония между тобой и этой квартирой. Честно.

Похоже, правда настигла Ольгу слишком стремительно. Настолько, что, формулируя ее для себя, она не может и не видит нужды удерживать слова.

– Я родилась здесь. Этим местом бредила, когда меня увезли в чужой дом и город, стремилась сюда. Оно у меня в крови, но почему-то ты в нем гораздо более естественно выглядишь, нежели я. Я не знаю, как объяснить себе этот феномен.

Обнимая Ольгу, Рита, напротив, все слова теряет. Видит метель золотинок из чувств и междометий, танцующую вокруг них по старым стенам, полам, кружащуюся в воздухе, сотканном из общего дыхания и сквозняков.

– В пятницу вечером встретимся? – обнимая Риту за талию, Ольга в призраках дней грядущих читает собственные предсказания. – Вечером я закончу пораньше и прилечу.

Рита льнет к теплу, с которым больно расстаться на секунду, не то, что до означенного дня недели, особенно, если учесть, что сейчас только вторник.

– Я уже жду тебя. Пятница вечер – моё любимое время суток, – шепотом отзывается Рита, становясь эхом Ольгиных чувств. Оно крыльями гигантской бабочки инвертирует страх в волнение предвкушения. Все самое неприятное осталось позади – нет больше тайн, нет недосказанности и обиды, канули в лету или Неву вместе с прошедшей ночью все глупые разногласия.

«Мы любим друг друга – это единственная истина, аксиома, не требующая больше ни доказательств, ни решений, а лишь счастья быть вместе».

Проводив Ольгу после встречи и знакомства с её бывшей коллегой, Рита отпускает в Москву свое сердце до пятницы.

– Здесь я оставлю лишь малую толику разума, автокад и телефон, чтобы писать тебе милые глупости, засыпать смайликами и сердечками, как влюбленная школьница.

– Обещаю ответить взаимностью в полной мере, – посмеялась в ответ Кампински и, неожиданно став серьезной, смотрела в глаза, прошептав: – Ритка, прости меня, ты ведь можешь…

«Ритка» простила давно, это ясно без слов, которые все же должны были прозвучать и остались на мостовой со следами тысячи шин проезжающих мимо автомобилей.

Покидая «столицу своей души», Ольга гонит машину вперед, туда, где ждут ее отложенные на завтра дела, профессиональные долги и иные обязанности. Но мечтательная улыбка рассказывает трассе М11 о том, как Рита в Ольгиных грезах возвращается в ее квартиру, как стоит у запертой двери, прислушиваясь к тишине, а потом отчаянно ныряет в поток новой жизни, неустроенного еще быта и сладкой тоски по той, что летит между двух столиц, между прошлым и наобещанным друг дружке будущим.

========== Часть 6 ==========

– Привет, мам, извини, что позже, чем договаривались, просто тут всё немного затянулось, – закрыв за гостями дверь, Рита первым делом набирает номер матери и сходу забивает эфир путаными оправданиями. – Были Ольгин брат и его друг. Они мне привезли кровать, что-то еще… – пройдя по коридору, Рита оказывается в каминной комнате, где с момента Ольгиного отъезда значительно убавилось места и прибавилось хаоса. Она позвонила Рите минут через пятнадцать после прощания предупредить, что ее брат приедет не завтра, а совершенно неожиданно и нормально (для Дена) через десять минут.

«У тебя эхо, – слушая любимый голос, умноженный реверсией «громкой связи», тихо смеялась Рита. – Словно ко мне обращается великий оракул с небес».

– … Да, кровати здесь не было, – устало опускаясь в гамак, Рита поспешно отвечает на мамин вопрос, успевший прозвучать дважды, – прости, немного выпадаю из реальности, столько всего… а вот у тебя, кстати, на удивление спокойный и умиротворенный голос. Надеюсь, все действительно хорошо? Прости… – глядя в ровные, словно для игры в классики, квадраты окна, Рита невольно озвучивает мысль, которой в принципе не собиралась делиться с мамой. Запоздалые извинения блестят бессмысленными паутинками.

«Или рисунками линий, в которых нет ровным счетом никакого тайного смысла», – прикрыв трубку ладонью, Диана тихо вздыхает. Сидя на верхней ступени невысокого крыльца дачного дома, напряженным взглядом она изучает далекие следы тлеющего заката, будто они, как кофейная гуща, предскажут события будущего.

В новейшем прошлом Дианы – сутки особенно нелегких раздумий, начавших свой марафон вчера днем со звука закрывшейся за дочерью двери.

«Не торопись отвечать, не спеши, – мысленно сама себе повторяет Диана практически после каждого Ритиного предложения. – Попроси повторить. Слушай слова – не интонацию, а потом интонацию, но не слова – истина где-то между».

– Не поверишь, но я очень готовилась к этому нашему с тобой разговору, – одним решением Диана выбирает честность без недомолвок. – За основной принцип взяла формулу «не спешить» и тебе предлагаю поступить аналогично. Хотя, боюсь, в этом случае ты совсем из реальности выпадешь.

Чувства всегда вызывают отклик. Удивительным образом то ли «слыша», то ли чувствуя мамину улыбку, Рита прикрывает глаза, но перспектива суженного взгляда все равно размывается акварелью слез. Непредсказуемо колкой оказывается спокойствие на том конце воздушного моста, где мама ловит выдох-вопрос дочери, подкручивает его громкость собственным голосом:

– Сонечка? – и тихо не то смеется, не то вздыхает, – видела бы ты ее сегодня…

– Павел Юрьевич, мне нужно с вами серьезно поговорить, – теребя подол юбки, заламывая ногой сандалик и глядя исподлобья, Соня стояла в проеме беседки. Вокруг Сони, по периметру дверного проема вились кудри дикого винограда, а из-за плеча, сгорая от заката и любопытства, заглядывал июньский вечер. – Вы должны рассказать мне правду о звездах. Они умирают?

Жмуря ресницы, тем самым выжимая лишнюю влагу, Рита заливается слезами и хохотом, слушая о вечерних проделках собственной дочери.

– У Сони свой оригинальный и неподражаемый способ познавать этот мир, – голос Дианы Рудольфовны явно пытается скрыть равнозначные Ритиным чувства. – Но она пока даже не догадывается, как своими вопросами меняет мой мир и Пашин. Жаль… – с жаром выдыхает женщина и дальнейшие ее слова становятся еще большей для Риты неожиданностью. – Как жаль, что я совсем не помню твоих вопросов о мироустройстве и прочем. Наверняка ты делилась ими с твоим отцом или даже с его…

– А что Павел Юрьич? – спешит Рита вернуть разговор в прежнее русло.

– На каждую ее провокацию ведется мальчишкой, – отмахивается мамин голос. – Рассказал, как рождаются звезды. Знаешь же, как его уносит в этих рассказах для Сони.

– Знаю, как оба они увлекаются, – подтверждает Рита. – И где теперь оба эти астронома?

Задавая вопрос, Рита уверена: – «Скорее всего мама сейчас прикрывает трубку рукой, стирает слезинки и прокашливается в попытках пропустить слишком взволнованный откровениями голос через фильтр серьезности».

Глубоко вдохнув состоявшийся вечер, Рита задерживает дыхание, будто давая ему фору успеть раствориться в крови и в их личной с мамой истории.

– Мой дед-художник когда-то рассказывал мне, что мы все состоим из атомов древних звезд. Они отгорели своё и рассыпались, чтобы родиться заново кто человеком, а кто картиной, созданной человеческим сознанием. Что мы все проекции чего-то единого при смысле жизни в поиске и развитии разностей.

– Одна исследовательница спит, а второй курит трубку над старой книжкой в беседке и что-то еще объясняет будущей Соне, – намного спокойнее отвечает Диана. – Я и не знала, что вы там такие умные беседы вели. Ты не говорила мне раньше.

«Получилось, – неслышно улыбается Рита, – от лишней грусти мама спасена, а вот интересно, где сейчас Ольча?».

– …А еще ты ничего не рассказала о том, как там устроилась, – словно чувствуя импульс мысли дочери Диана тоже резко меняет тему. – Мы ведь по существу ничего не успели с тобой обсудить, и я знаю лишь абстрактное – Питер, квартира, ремонт, а что за «квартира»?

– Завтра обещают мне интернет подключить, – думая о том, что надо бы подниматься и хоть частично начинать разбирать вещи, Рита делится с мамой частью планов из своего ближайшего будущего. – Если сделают, выйду в скайп, покажу, хотя, не уверена, что там будет понятна степень грандиозности происходящего.

– Хотелось бы мне в реальности всё увидеть, – в Дианином голосе мечтательность соревнуется с обычным человеческим любопытством. – Ты говорила она старинная?

– Так и есть. Приезжай и увидишь, – ни секунду не веря в подобный мамин шаг, поддразнивает дочь. – Здесь есть гамак, камин, двор-колодец и… много чего. В двух словах не расскажешь.

– Я подумаю, – оглядываясь на дом, откуда ей мерещится Сонин голос, походя обещает Диана. – Сегодня в любом случае уже поздно, а вот завтра…

– У тебя еще отпуск? – включаясь в шутливую игру, уточняет Рита. – Сколько дней осталось, м?

– С понедельника выхожу, – заканчивая игру со своей стороны, Диана не спеша поднимается, – поняла я намек. Завтра поговорим. Мне кажется, Соня там проснулась, пойду посмотрю.

Получив в напутствие «поцелуй ее от меня и привет Павлу Юрьичу», Диана привычно заверяет «передам, спасибо, пока», кладет сотовый телефон в карман, но спустя всего пару минут достает его снова.

Сонечка спит, Павел Юрьевич грезит над энциклопедией по астрономии. Прикинув, насколько это удачная мысль вновь набрать сейчас номер Риты, Диана сама себе мысленно отвечает «абсолютно не подходящая», и аппарат возвращается в спящий режим.

«О чем говорить сейчас с Ритой? Что она мне расскажет и больше того – что я пойму из услышанного? Что, сбежав в большой город, она изо всех сил пытается ухватить равновесие?».

Я же помню, как сама впервые оказалась в Москве, в общежитии или даже квартире ее оригинального художника-деда. Но я совсем иное дело, совсем другая история.

Заваривая мужу чай, Диана оглядывается в собственное прошлое.

«Как ни крути, а я всегда была самостоятельнее и решительнее моей дочери. Поэтому и сейчас не буду изменять ни себе, ни собственной жизненной статистике поступков и решений».

– Я поняла твою шуточку, – негромко произносит Диана Рите, находящейся от нее за сотни километров, – и очень хочу увидеть твое лицо, когда ты поймешь, что со мной эти хиханьки и подколки не проходят даром. Математика – дама серьезная.

«Еще же больше я хочу теперь увидеть собственными глазами квартиру и город, а в них мою слишком смелую маленькую Марго».

Приняв решение, теперь Диана мысленно подводит под него стратегию доказательств, изящно выстраивает формулы и слова будущей речи.

Составив на поднос всё, что потребуется для чайной церемонии, женщина легко покидает кухню и дом, направляясь в беседку, где маяком горит висящая над столом новомодная лампа с хаотичным рисунком нити накаливания, упрятанной под вытянутую стеклянную сферу. Свет от такой лампы льется невесомой бронзой, пронизывая и чудесным образом меняя пространство, попадающее в её круг. Оно становится будто немного теплее и лучше, чем есть на самом деле. Странный эффект, не имеющий пока иного словесного объяснения у Дианы.

Густой, темный вечер укутывает тихий двор, дом, теснится ближе к «ламповому» пространству беседки, где засиделся за чтением большой толстой книги мужчина с курительной трубкой, и куда, неслышно ступая по темным плиткам мощеной тропинки, спешит Диана Рудольфовна.

– Напиток бодрости для моего звездочета, – мягко произносит она, встречая улыбкой сначала удивленный, а затем благодарный взгляд умных тёмных глаз. – И пусть время давно неурочное…

– Твоему чаю любое из времен в самый раз, – Павел откладывает книгу, заглядывает в трубку, где еще лениво курится табак, и его тоже решает отложить.

– Задала тебе Соня задачку, да? – ловко и аккуратно наводя на столе порядок, Диана выставляет варенье и плетенку с жаренными в масле шариками творожников, убирает чашки с давешнего чаепития и разливает свежую заварку в чистые.

Как за магическим пассами чародея, Павел завороженно следит за неспешными, уверенными движениями любимой женщины. В её образе сейчас бесконечная древность вселенной. Она – тайна, не имеющая разгадки, она простейшая и понятнейшая из истин.

– Соня будто в детство меня вернула, а заодно в институт и даже не знаю, куда еще. – Получив свою кружку, Павел мягко басит в ответ на Дианины вопросы. – Рассказывал ей на память принятые давным-давно аксиомы, но веришь, в какой-то момент сам в них же засомневался. Жаль, что, доказывая решения, ученые не видят этих пытливых детских глаз. Вот уж кто самый верный экзаменатор!

Садясь рядом с мужем, Диана улыбается, соглашается.

– Она спит? – уточняет очевидное Павел Юрьевич. – Я тут еще кое-что интересное вспомнил, пока читал. Завтра расскажу ей вечером. В сад, кстати, ее завтра отвозить? Можно было бы в таком случае утром…

– Я написала им заявление до понедельника, – напоминает Диана. – У меня отпуск заканчивается.

– Точно, – Павел согласно кивает. – Ну, хорошо…

Что-то, однако, еще в глазах Дианы не дает ему чувства завершенности.

– Ты всегда чувствуешь, – понимает это, улыбается женщина. – Я не знаю как… но тебя не обманешь.

– Душа моя, я очень тебя люблю, – отвечает мужчина. – Возможно, это побочный эффект…

– Это единственно верное объяснение, – мягко перебивает мужа Диана вместе с основным продолжением. – Паш, давай, пожалуйста, съездим в Питер к Рите. Я говорила с ней сегодня. Голос бодрый, даже слишком.

Глядя в его глаза, чувствовать себя несказанно моложе, легче, чувствовать одновременно свободной и защищенной от любых жизненных напастей – это ли не есть любовь?

«Это ли не есть полное, безграничное доверие?».

– Сделать сюрприз? – негромко, коротко спрашивает Павел. Ему не нужно объяснять, они с Дианой давно научились гораздо больше слышать между строк и между слов.

– Не совсем, я предупрежу ее, конечно, – сюрпризы, как правило, заканчиваются большим количеством неприятных эмоций, если не обид. Неожиданности хороши лишь тогда, когда предсказаны и ожидаемы – парадокс человеческого общения.

– Когда ты хочешь поехать? – Павел ожидал подобного предложения с самого того момента, когда узнал о Ритином отъезде. Ответ Дианы подтверждает негласную догадку о том, что жена тоже продумывала варианты поездки с того же самого момента.

– В пятницу, – уверенно отвечает Диана. – Если ты пораньше закончишь, а срочного сейчас, насколько мне известно, у тебя ничего нет, то ближе к вечеру мы будем там, встретимся, затем у нас целая суббота на решение всех вопросов и общение. В воскресенье утром можем тронуться обратно.

Мысленно взвешивая расчеты Дианы на наличие противоречий, Павел сам с собой бубнит фразы из старого фильма:

– А что, если… Ясно. Тогда, может быть, нужно… Понятно…

– А вот это попробуйте, – с понимающей улыбкой подсказывает Диана. – Паш, у меня все ходы не только рассчитаны, но уже и записаны. Я сегодня что-то устала напоминать всем о своей должности наместницы математика на земле. Сговорились, да?

========== Часть 7 ==========

Просыпаясь в теплых объятиях «свободы» (теперь у растаманского одеяла есть собственное имя), Рита мысленно оборачивает его теплом и безумно желанной нежностью Ольгиных рук.

«Просыпаться бы с ней каждый день…» – утренним туманом тает самое сокровенное желание сердца. Рита чуть плотнее сжимает ресницы, словно пытается удержать ими ускользающий сон.

«Мечтать о тебе – даже это приятно. Строить хрустальные замки фантазии в невесомости полуяви. Вспоминать твои губы и голос, дыханием касающийся кожи, отчего щекоткой вздыбливаюся волоски и трепещет душа».

– Пусть звучит смешно, как в любовном романе, но это так, – шепчет Рита себе, утру, далекой девушке с самыми красивыми на свете глазами, самым заманчивым взглядом…

…Стоя в душе, подставив лицо его теплым струям, Ольга представляет их миллионом Ритиных поцелуев. Они бесстыжи и всепроникающи, они везде, и даже представить себе сложно, как она раньше без них жила?

– Без нее… – смываются слова, сливаются с шумом воды. – Не хочу больше. Только вместе просыпаться и засыпать, что-то планировать, покупать милые безделушки в общий дом…

Это последнее замечание, родившееся спонтанно и кажущееся сначала таким логичным, естественным, медленно заслоняет собой остальные и выгибается кошкой в огромный вопросительный знак.

«Мне кажется, или это «вместе» иной природы, нежели всё, бывшее до него?» – задумчиво скребет подбородок внутренний Ольгин скептик.

Выключая воду в душе, Ольга озадаченно промаргивает воду с ресниц.

– Ээээ… да… – вслух отвечает она скептику, лишь чувствуя, но абсолютно еще не понимая, к чему он ведет. – Разумеется, оно другое. Они все разные – Рита, Алька, Вера вообще не в счет.

Энергично растираясь полотенцем, Ольга не слышит скептическое «ну-ну». Этот старый зануда вообще в последнее время стал невыносим. Куда приятнее «золотое эхо», вспыхивающее каждый раз огромными, как мир, виртуальными крыльями, едва стоит вспомнить Ритины реснички или невесомость ее дыхания на своем лице.

«Такого не было во времена бестолково-романтической влюбленности в Джамалу или дикой потребности обладать времен Альки – Снежной королевы, и уж тем более ничего подобного не чувствовалось ни к Вере, ни к череде измен. Они были все шикарны, по-своему неповторимы, но лишь в тех амплуа, в которых мы встретились и расстались».

Стоя у стеклянной стены-окна, Ольга глядит в фантомное отражение собственного солнечного Я. Спадая на кожу обнаженного тела, солнечные лучи преломляются и уже лунным принципом рисуют Ольгин образ в оконном стекле, будто ее невесомая сущность парит, вобрав в себя целый район огромного города.

Микроскопической ее проекцией выглядит квадрат неба над двором старинного серого дома. Оно отражается в глазастых окнах и личной Ритиной истории, пишушейся исключительно текущим моментом жизни. Здесь и сейчас – удивительно динамичная константа, особенно если учесть ее теоретически статичное определение «именно здесь и именно сейчас».

Негромко рассмеявшись на свои излишне замудренные философские выкладки, Рита потягивается в уютном тепле новой жизни. Тем более что сегодняшнее утро Питера выдалось молчаливее и спокойнее вчерашнего. Никто не читал рэп, не призывал девушек «отлюбить» рэпочитателя и не хлопал дребезжащими и даже пластиковыми оконными рамами.

Разве только Валентин Иосифович, приняв вторым «я» образ юного Дориана, а первым художника, пишущего его портрет, немного порассуждали о разнице между капризом и вечной любовью.

«Оба они в итоге пришли к мнению, что каприз длится несколько дольше» – кодируя файлы утра из памяти в кириллические символы и все еще немного сонно прикрывая глаза ресницами, Рита вносит свежесть своего настроения в их единое с Ольгой «золотое эхо», весьма охотно пользующееся всеми достижениями человечества – в данном случае связью стандарта LTE. Ольга живет теперь не только в ее душе, но и в смартфоне. Отношения ухнули в виртуальный мир буковок, чередуемых смайлами и знаками препинания, выражающими эмоции и чувства зачастую гораздо полнее цветных мордашек.

Ольгины буквы в ответ улыбаются: – «Это ж просто находка фольклориста – Валентин Иосифович, собственнолично сохраняющий легендарность «города, которого нет». Если я не знала бы его, ни за что не поверила бы, что такие люди реально существуют».

Рита соглашается, а мысли бегут далеко вперед, к предстоящим совместным выходным, которые начнутся уже….

«Если считать с сегодняшним, то через два с половиной дня, – подсказывает Ольга. – В пятницу пораньше постараюсь смыться, – и признается: – Я что-то совсем из реальности выпала, веришь, нет, но такое впечатление, что целый год работы не касалась. Даже как-то волнительно сейчас в офис ехать, как в первый раз».

«Добро пожаловать в мой мир, – смеется Рита. – После нашего с тобой знакомства я не перестаю себя именно так чувствовать. Я действительно будто спала все эти годы и внезапно проснулась».

– Теперь нужно учиться ходить, говорить, познавать мир вокруг, – негромко произносит сама себе, отвлекаясь от телефона с мессенджером на вскипевший чайник. – Не заметила за нашими беседами, как в кухне оказалась. Прямо тайна мгновенных перемещений или сплошная квантовая физика, которую я лично до сих пор воспринимаю исключительно как красивую сказку, особенно когда мама с Пал Юрьичем начинают о ней рассказывать Соне.

«Мое черноглазое любопытство» – тихо вздыхает молодая женщина, замирая на миг в предчувствии новой главы ощущений. Она не знает их имени. В оглушительной тишине, как в невесомости, взгляд парит в пространстве. Кухня – голые, грязные стены; где-то побелка, где-то разномастные, разновозрастные крашеные поверхности да облупившаяся штукатурка. Нежилое все, вроде как здесь не семейная квартира была, а общежитие со случайными, сменяющимися каждую неделю командировочными. Или этакая «пилигримская база» в стенах замка, оставшегося от культуры древнейших працивилизаций.

Чувствуя себя первооткрывательницей, Рита с замиранием и волнением глядит на свою собственную карту не найденных пока сокровищ и точно знает лишь то, что они есть, они здесь. За этим воодушевлением безымянные чувства, едва тронутые именем дочки, постепенно отходят на задний план, растворяются тенями в свете профессионального интереса. Рита вперед всяких слов вновь обходит квартиру с внимательным кропотливым дозором. Ёжась во внешнем неуюте, Рита создает настроение уютом внутренним. Оно раздвигает стены, рубит окна и поднимает потолки к самому небу.

«Мы наш, мы новый мир построим!» – приходит на ум торжественно-ехидное замечание внутреннего Ритиного голоса.

«Ты самая умная, смелая, замечательная и чудесная» – вспоминая о неотвеченном сообщении и воспринимая Ольгины слова о некой неуверенности через призму собственных чувств, Рита пишет любимой ободряющие, по ее мнению, строки.

Читая их, Ольга странно улыбается, продолжая собирать рабочий кейс (её утро по-московски деловито и расторопно), и вовсе смеется, замечая собственное отражение в зеркале, останавливается.

– Ммм, милота! Что это у нас за дико-мечтательный блеск в глазах? – улыбается сама себе одной из тех улыбок, что значатся под грифом «безотказные». – С таким блеском опасно показываться пред очами задроченных коллег и тем более недавно покинутого начальства. Еще чего доброго решат, что у меня случилась личная жизнь. Да еще по любви и взаимно.

С Верой после того вечера больше не виделись. А если учесть, что женщины ничего не забывают, и даже когда клянутся, что простили, совершенно точно забывают эту клятву, кто раньше, кто позже…

«У нас, конечно, есть с Верой по паре общих скелетов и с десяток фотографий, – проверяя напоследок взглядом все ли взяла, что нужно, отмечает мысленно Кампински. – Но некий жизненный календарь мы с ней перевернули. За ним не наступил, к сожалению, ни геймовер, ни конец света, а только автоматический переход на более сложный уровень с новыми картами «реальностей», которые только еще предстоит рисовать в режиме реального времени».

«Не забудь, что у тебя сегодня встреча с Манниковой» – уже заводя машину, вспоминает Ольга.

«Мы вот только с ней списались» – деловито отвечают Ритины буквы, озвучиваясь в Ольгиной памяти знакомым тембром, и заодно желают легкого дня.

Отправив сообщение, Рита машинально сует смартфон в задний карман джинсов, с головой ныряя в заключительную фазу разбора вещей в комнате с камином и не чисто белым потолком. Дальше по списку значатся: кухня и «сортир», а вся остальная площадь останется свободной.

– Ей предстоит заполняться идеями, ибо в одной моей голове они просто все не уместятся, – с предвкушением улыбается Рита. Вспомнив кое о чем еще, она дополняет «план предстоящих действий» двумя новыми пунктами, крепит листок, исписанный летящими вверх строками кнопкой к импровизированной «доске объявлений».

– До пятницы время должно пролететь незаметно! – напоминает себе о том, что в один становится важнее всего остального – дизайна, переезда, мира в целом. «В пятницу мы снова будем вместе».

Идиллию внезапно нарушает резкий звонок, буквально прошивший своей трелью все пустое пространство квартиры, заставивший Риту, вздрогнув, замереть. – «Если я только не заработаю инфаркт от волнения до этой самой пятницы!».

========== Часть 8 ==========

Мысленно уточнив у памяти, «все ли взял?», Талгат выходит из квартиры, закрывает дверь на ключ и сбегает вниз по лестнице. В Москве он жил (живет?) на двенадцатом этаже, но даже там нечасто пользуется лифтом при движении вниз (вверх иное дело). Жаль, здесь в трех этажах до земли особо не разбежишься!

Выйдя на улицу, Талгат, не сбавляя темпа, шагает через сквер к автобусной остановке.

«Там», в прошлой московской жизни, у него остался самокат, на котором за пятнадцать минут в любую погоду можно было добраться до станции метро «Пионерская», зачехлить потом верную поняшку и уже силами и скоростью метропоезда добраться до рабочего офиса. Здесь, в Городке, взрослый мужчина на самокате непременно становился ориентиром любопытных и часто осуждающих (непреодолимая национальная черта) взглядов.

В принципе, эти взгляды Талгата ничуть не волновали. Проблема была в последующем погружении в переполненную местную маршрутку. Почему-то городчане отчаянно не желали признавать зачехленный самокат разрешенным багажом, и в любой поездке обязательно находился кто-нибудь обиженно запачкавшийся и громко-злобно высказывающий об этом Талгату.

«Хрен с ними» – устав сражаться с городчанами, Талгат оставил двухколесного товарища в столице, сдал там квартиру пока на малый срок в три месяца и стал потихоньку задумываться, выбирая между покупкой велосипеда или автомобиля.