Текст книги "Архитектура 2.0 (СИ)"

Автор книги: White_Light_

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

– У неё все хорошо. Она спит, – повторяет в сотый раз, а в глазах такая уверенность в своей правоте, от которой Диане хочется выть.

Стоя у окна своей комнаты, Соня молча смотрит вниз. Смотрит на одну бабушку, начиная ненавидеть другую. Молчит. С тех пор, как Ольга привела ее обратно, она вообще почти не разговаривает, будто боится разбавить иными словами то единственное, которым обменялась с Кампински.

Мишка, неслышно остановившись в дверях детской, смотрит на Соню, глядящую на галдеж у калитки. Дианы Рудольфовны не слышно, голос Нины Андреевны заглушил бы даже идущий на посадку бомбардировщик.

Соня знакомо сжимает губы. Мишке кажется – еще чуть и она повернется, посмотрит на него и произнесет адским заклинанием Кампинский «Ленинград», а потом по щеке ее сбегает слезинка, и девочка резко стирает абсолютно Ритиным жестом.

Ненависть душит Золотарева. Жжет изнутри, оставляя вместо мифической души настоящую пустыню. Он ненавидит Ритку за то, что она одним своим дурацким желанием какой-то там придуманной жизни разрушила его, их с Соней мир. Своим капризом, блядством, тупостью взорвала изнутри, лишила его, Мишку, простого, правильно человеческого счастья.

«Это, черт возьми, нифига не смешно!» – орет он себе в тишине забытого жизнью дома.

– Ведь было же всё… – шепчет сейчас у двери. Соня поворачивается на его голос. Из-за окна слышны крики Нины Андреевны.

– И не приезжайте вы сюда больше. Вас здесь никто не ждет. И дочке вашей, гулящей так и скажите…

Сорвавшись с места, Мишка бежит вниз. За его спиной мир рушится невидимым камнепадом – вы убили меня, я убью вас.

***

Когда мотопоездка наконец-то завершилась прибытием к дому Кампинских, Рита осторожно слезла с «железного коня». Перед глазами её всё плыло, в ушах еще ревел мотор, хотя в натуре уже минут десять как молчал.

Сняв шлем, Рита встряхнула головой. Почуяв волю, кудри немедленно взбодрились. От вида знакомых улицы, машины, места в целом Рите резко захотелось плакать, увидев Ольгу, вышедшую за ворота старого дома на звук мотоцикла, Рита буквально вцепилась в нее, прячась от нахлынувших чувств.

Оля обняла Риту за плечи, прижала к себе, чувствуя, как та дрожит – то ли от испуга, то ли от невидимых слез. Так и стояли на виду у всего мира, пока эмоции не схлынули, позволив дышать.

Ден топтался рядом, говорил о времени в пути – они быстро долетели, и Рита, как пассажирка, просто мечта. Ольга отвечала, что он молодец, настоящий товарищ и друг. Рита молчала, все еще не веря в реальность происходящего.

– Пойдем, – потянула ее Оля к машине, – заедем в кафе поедим, а потом я тебя кое с кем познакомлю.

Поблагодарив Дена, Рита садится в Ольгину машину.

– Может быть, к нам? – слабо предлагает она, когда Оля садится рядом. – Хотя, я не знаю, где мама сейчас.

Кампински заводит, сдает назад, разворачивается.

– У тебя будет самый зверский адвокат из мне знакомых, – теперь машина едет вперед. – Я дала слово.

Плохо понимая, о чем Ольга говорит, Рита просто касается рукой ее руки. Машина сбавляет скорость, останавливается у обочины затрапезной городочной улочки. Чуть склонившись, Ольга привлекает Риту к себе. Живое тепло растекается с губ, задает новый ритм обеим сердцам.

– Я люблю тебя, – едва слышно произносит Ольга. Рита закрывает глаза и, обняв Ольгу, прижимается лбом ко лбу.

– Я не могу без тебя.

Диана заканчивала рабочий день (после скандала у калитки Золотаревского дома она снова вернулась в институт), когда Рита позвонила и сообщила о своем пребывании в Городке.

Не говоря больше ни слова, не задавая лишних вопросов, Диана лишь коротко бросила – «я бегу к вам».

Риту и Ольгу она нашла в кафе. Ольга показалась Диане чересчур грустной или серьезной, а Рита и вовсе выглядела растрепанно.

– Меня Ольгин брат привез на мотоцикле, – пояснила она матери, введя последнюю в еще большее недоумение.

– А почему нельзя было спокойно на электричке или автобусе?

– Мама, потом, – не совсем свойственным себе жестом оборвала Рита. – Все потом.

– Здравствуйте, – неожиданно прозвучало над столиком очень адресно и совершенно незнакомо. Подняв глаза, все трое онемели перед женщиной в черном платье и черной повязке в светло-русых волосах.

– Моя мама, – отделавшись от первого шока, произносит Ольга.

– Дарья Федоровна, – негромко представляется женщина. Сходство с Ольгой у них минимальное и неуловимое – рост, что-то в строении фигуры. Разница в жестах и осанке – колоссальна. Там, где в Ольге чувствуется сила, энергия и уверенность – у Дарьи Федоровны скорбь и усталость. На ее плечи будто давит небо вместе с зодиаками, двойной гравитацией и горестями человечества. Вместе с тем, лицо ее интересно. Такой трагический образ пережившей многое Джульетты (яд выдохся, кинжалы затупились, Ромео влюбился в соседку).

– Что-то случилось? – поднимается Ольга. Они с матерью одного роста.

– Нет, – отрицательно качает головой женщина, смотрит на Риту. – Денис сказал, что вы здесь. Я хотела увидеть сама.

– Диана Рудольфовна, Рита, – вынуждена представить Ольга. Женщины обмениваются взглядами, а лицо Ольги темнеет не лучшим предчувствием.

– Сегодня ночью скончался Федор Игнатьевич, – возможно, для того, чтобы объяснить свой наряд, произносит Даша. Диана бросает взгляд на Риту и, кажется, понимает спешку.

– Вы садитесь, – предлагает Диана Даше.

– Спасибо, – остается стоять последняя. – Я ненадолго, лишь хотела кое-что для себя прояснить.

– Думаю, что не стоит, – холодно произносит Ольга. Она так и стоит рядом с матерью, и в ее глазах сейчас настоящий лед. Даша переводит взгляд на дочь. Лед в глазах Ольги ничто по сравнению с холодным презрением в глазах Даши, и произносит так, чтобы слышали сидящие за столом.

– Значит, вы якобы вместе и она бросает мужа ради тебя.

Это не вопрос, это слепая констатация.

– Ма… – начинает Ольга, но Даша давит интонацией:

– Этих трусов мне не жаль, но она-то знает, что ты тоже Золотарева?

Задав вопрос онемевшей Ольге, Даша поворачивается и глядит на Риту.

– Видимо, нет, – делает вывод она в мертвой тишине, повисшей над столом.

– Я Кампински, – глухо, но твердо произносит Ольга, глядя на мать.

– И папа твой адмирал, – кивает женщина. – А ты, дочь адмирала, знаешь, что она уже нашла себе другую пацанку?

Рита краснеет.

– Мне Денис сказал. Она ее провожала, – эффектно заканчивает Даша. – Похороны завтра в десять. Не опаздывай.

Не прощаясь, Даша идет прочь. Рита встает и берет Ольгу за руку. Диана просто не знает, что говорить, куда смотреть.

– Здравствуйте, – произносит новый голос старое слово, и все втроем с такими лицами поворачиваются к молодой женщине, что она удивленно расширяет глаза и замирает.

– Альбина Христенко, адвокат, – вновь первой приходит в себя Ольга. – Это Рита, Диана Рудольфовна.

Рита сначала растерянно кивает, а потом резко отпускает Ольгину руку. Не узнать неизвестную Альку она не могла.

Ольга смотрит на Риту, ждет ее взгляд.

– Мне нужно уйти сейчас. Я все-таки на работе. Альбина, это то чудо, единственное чудо, которое может свалить Золотаревых. Можешь доверять ей как… даже больше, чем мне. Аль, спасибо, что согласилась. Диана Рудольфовна, извините за цирк. Созвонимся, – не дожидаясь ответа, едва ли не сбегая от возможности ответа, Ольга быстро пошла прочь.

– У нее сегодня… – как-то оправдательно начала Диана Рудольфовна.

– Я знаю, – серьезно отрезала Альбина. Она смотрит на Риту. – Поэтому я согласилась. Наивысшую ценность в этой жизни имеет только дружба.

***

– Итак, – спустя два часа тщательного, по крупицам, разбирательства в Ритиной ситуации, произносит Альбина. Перед ней лежит исписанный пометками и какими-то одной ей понятной схемами блокнот. За прошедшие два часа Рита несколько раз возненавидела Альку, затем столько же раз восхитилась ею и, в конце-концов, утвердилась в правоте Ольгиных слов – «Альбина, это единственное чудо, которое может свалить Золотаревых».

– Что мы имеем, – она пробегает глазами записи. – Заявление на развод, неявка ответчика, судебный иск. А с вами кто-нибудь из его юристов встречался? – она поднимает глаза на Риту.

– Нет, – отрицательно качает головой та. – Все только на уровне сарафанного радио. Но вот Соня. Он забрал ее из детсада четыре дня назад, и с тех пор она у них. В сад не водят, маме встретиться не дают. Я приехала только сегодня, но боюсь… я даже боюсь идти туда.

– Извини, мой вопрос покажется тебе чудовищным, но ты уверена, что девочке там действительно плохо?

– Я уверена, – отвечает Диана Рудольфовна. – Это не первый раз. Прошлый, когда они ее удерживали, два месяца назад, Соня сбежала и лишь по счастливой случайности смогла добраться к нам. Она встретила знакомого полицейского – папу одного из мальчиков из того детского сада. А второй раз, когда они так же вынудили ее там остаться, Сонечка просто заболела. У нее температура поднялась и прошла без всяких таблеток сразу после того, как Миша привез ее ко мне. Я у Стефана в тот вечер гостила.

Альбина быстро начертила новые заметки.

– В таком случае, – она серьезно посмотрела на Диану (женщина выглядит морально измотанной), – это повод обратиться в полицию. В суде оно также зачтется в нашу пользу.

Впрочем, – добавляет еще раз, подумав, – этот плюс мы можем попытаться реализовать и до суда. Предлагаю действовать прямо сейчас.

На машине Альбины они отправились к Золотаревым. Рита показывала дорогу. Возле дома Кампински все так же стоял «Харлей» Дена и не было ни души.

– Здесь Ольгины старики… – начав фразу, Рита осеклась, – а мой бывший дом дальше, через один.

Аля аккуратно подъехала, припарковалась.

– Хорошо, – она посмотрела на спутниц. – Главное, никаких эмоций и провокаций. С вашего согласия, говорить буду я.

Диана и Рита согласно кивают, и все втроем выходят из машины.

Едва они успевают подойти, как калитка открывается и на пороге возникает неизменная Нина Андреевна. При виде Риты и без того недружелюбное лицо ее перекашивается гримасой откровенной ненависти.

– Аааа, пришла-а-а, – злорадно, раскатисто тянет она. – Ну-у?

– Здравствуйте, – холодно и официально произносит Алька. – Альбина Христенко, адвокат Риты, мы хотим увидеть ее дочь и удостовериться, что с ребенком всё в порядке. Девочка сейчас здесь?

Высокая, эффектная Альбина выглядит рядом с Ниной Андреевной как межгалактическая ракета возле кучи металлолома. Официальная четкая речь, холод и уверенность в глазах Альбины делают свое дело, Нина Андреевна на минуту теряется.

– Здесь, – признает она, – но я вас не пущу.

– На каком основании? – интересуется Алька. – Вы официальный опекун, признанный судом Российской Федерации? Вы имеете больше прав, чем ее законная мать? Покажите мне соответствующий документ.

– Я вот тебе сейчас покажу, – показывается за спиной жены Никита Михайлович. – Что у вас здесь происходит? Каждые два часа улицу развлекаете!

– Золотарев Никита Михайлович? – чеканит Альбина. – Наслышана о вас, как о строгом и всесильном руководителе Филиала. Альбина Христенко, стажировалась в Компании, сейчас имею частную практику. Насколько я поняла, разговор о делах нужно вести с вами? Может быть, пройдем в дом или продолжим, как вы выразились, развлекать улицу?

По лицу Золотарева-старшего можно изучать все пять степеней неприятия одним нервным тиком.

– Все жители вашей улицы смогут выступить свидетелями в суде, подтверждая, что вы препятствовали общению матери с ребенком, – Альбина смотрит просто и ясно.

Никита Михайлович сдается: – Ну, проходите.

========== Часть 31 ==========

Джамала заглядывает в кабинет к Ольге, она сидит там одна уже два часа. Алешин с Талгатом умчались «на землю» – так между собой называют территорию, где начата закладка первой очереди строительства, а Кампински осталась. Обложившись документацией, она с видом самого дотошного из книжных червей что-то пишет, сличает. Но в тот момент, когда в кабинет заглянула Джамала, Ольга, словно статуя, сидела неподвижно и, не мигая, смотрела в одну точку. Мысли ее явно витали где-то далеко от этого места и занятия.

– Извини, – Джамала неслышно вплывает в приоткрытую дверь, иногда она кажется Ольге не реальным человеком, а голограммой.

– Я тебе чаю принесла. Как ты любишь, – Приятным человеческим голосом мурлычет голограмма. А глядя в бархатные карие глаза, что глядят мягко с любовью, с самым чистым и светлым чувством, воспетым в веках и поэтами и пророками, Ольге вообще хочется извиниться за дурацкое сравнение. Конечно же, Джамала человек и во многом она человечнее иных, а еще она очень красивая и какая-то настоящая женщина.

– Спасибо, Джам, – Произносит негромко Ольга. Её голос звучит как у человека с пересохшим от жажды горлом.

Джамала ставит на стол большую кружку черного крепкого чая и кладет плитку тёмного эквадорского шоколада.

– Трудоголик, – негромко и очень мягко произносит она, – рабочий день уже два часа как закончен. Надо иногда отдыхать.

Ольга не спеша складывает бумаги в неровную стопку, затем сворачивает рабочую программу на компьютере. Объяснять, что ей невыносимо сейчас вернуться в гостиницу, что лучше добить себя самой нудной из работ, чем сходить с ума от жуткого букета чувств, замешанных на одиночестве, хандре, самокопании, она не хочет.

– Я тебя задерживаю? – наконец спрашивает Ольга, берет принесенную Джамалой кружку чая, подносит к губам.

– Да не, ты не подумай, я не об этом совсем, – виновато отвечает Джамала, – мне все равно Талгата ждать, а потом поедем, – она садится в посетительское кресло. – Просто у тебя вид измученный и в офисе уже пусто. Остались только мы с тобой да охрана.

Слушая Джамалу, Ольга маленькими глоточками пьет чай – он действительно хорош и словно постепенно наполняет тело жизнью.

– Талгат машину купил? – интересуется Ольга. Джамала улыбается, отмахивается.

– Это целая история, Талгат и машина. Господи, этот мужчина такой основательный, что я удивляюсь, как еще пыль решается пристать к его подошвам.

Ольга тихо смеется. Болтовня Джамалы оказалась лучше любой медитации. Она дала расслабление, успокоила, а затем помогла собраться с мыслями.

– Мы сейчас у него живем. В той квартире, где раньше ты, а мою уступили его маме, пока она здесь.

– Очень удобно, – соглашается Ольга. Память подсовывает кафе, Дашу, и Кампински не сдерживается: – А моя маман сегодня в лучшем виде представила Рите мою истинную фамилию. Какой она была бы, если б Золотаревский Дон Жуан оказался порядочным чуваком, а не трусливой падлой.

– Да ты что? – Джамала тревожно глядит на подругу. – Но зачем?

– Не знаю, – пожимает плечами Ольга. – На мою долю мамочка припасла иные мерзкие откровения, а затем вишенкой на торте вплыла Алька, моя бывшая, и судя по Ритиным глазам, она каким-то чудом в курсе. В общем полный набор всех неприятностей сразу, поэтому я их представила друг другу официально и сбежала сюда, – она кивнула на бумаги, – я действительно очень устала. Я просто запуталась уже.

Джамала неуверенно улыбнулась, в глазах ее промелькнула лукавая искра.

– И что Рита? – голос ее стал женский-женский.

– Не знаю, – хмыкнула Ольга, окончательно приходя в себя. – Мне пока никто не звонил, не писал. Альбина согласилась представлять ее дело в суде, а она перфекционистка не хуже твоего Талгата – если вцепится во что-то, то пока до идеала не доведет – не отпустит.

Джамала тепло улыбается, приговаривает – хорошо.

– Ну, а ты-то как? – интересуется Ольга. – А то у нас даже времени не было поговорить. Выглядишь замечательно.

– Я и чувствую себя так же, – отвечает подруга. – Мне сестра обзавидовалась. Она ужасно мучилась со всеми троими своими детьми, а у меня сразу двое и ничего.

– Лихо вы, однако, – моргает Ольга. – Двойняшки?

Джамала тихо кивает, Ольга расплывается в нежнейшей улыбке.

– Мальчик и девочка, – добавляет Джамала. – Руденко говорит, что они будут похожи, как два клона.

– Не знаю, как Талгата, а меня ты заинтриговала. Мы ж с тобой за одной партой сидели, по заборам шастали, а теперь… – Ольга разводит руками. – Ты такая… не найду подходящего слова даже. Важная? Ценная?

– Глупости, – смеется Джамала. Но ей явно очень приятно. – Я осталась прежней. Правда, внешне скоро меня будет много.

– Пока не видно.

– Пока и не должно быть, – она оглядывает себя, будто хочет убедиться.

– А когда они родятся? – спрашивает Ольга. Её вдруг осеняет, что это не через десять лет должно случиться и даже не через два.

– В начале весны, в марте, – отвечает Джамала. – Но заранее вещи покупать нельзя, ты же знаешь? Суеверие, но… – она пожимает плечиками.

– Хорошо, – улыбается Ольга, – намек понят, подарками я вас позже завалю. На свадьбу-то подарок можно?

– Конечно, – голос Джамалы солнечно спокоен. – Мы с Талгатом решили не делать большого торжества. Просто вечер в кафе.

Ольга подозрительно прищуривается.

– Вы или он?

Джамала качает головой.

– Я вообще ничего не хочу. Я бы тебя, маму, родных на чай пригласила бы и хватит. Я очень счастлива сейчас. Боюсь сглазить.

– Как мама Талгата? Вы нашли общий язык?

Джамала вновь улыбается.

– Она потрясающая женщина. Теперь я точно знаю, кто в их доме был мужчиной.

– Ты о чем-то хотела с ней поговорить? – вспоминает Ольга.

– Да, – соглашается Джамала, – она меня успокоила. Это касается близнецов. Пока не хочу говорить.

– Суеверие, – Оля улыбается. – А где же вы жить все вчетвером потом будете?

– Думаем над этим. Время еще есть.

Ольга кивает. Разговор, захлестнувший было прибоем, медленно уходит теперь с отливом, обнажая рифы проблем и неприятностей, которые скрыл лишь на время.

– Я рада за тебя, – искренне произносит Ольга.

– А знаешь, – неожиданно перебивает Джамала, – я недавно думала, мне кажется, что с того дня в феврале, когда ты приехала сюда спустя столько лет, мы внепланово прожили целую жизнь. Никто из нас, я не о тебе – о Мишке, себе, Талгате, Рите – никто из нас не собирался менять свою жизнь, хотя только об этом и помышлял. Мы терпели каждый свой день, не жили, а… прожигали его всеми этими «положено и так надо», пока не появилась ты. Ты просто изменила всё и всех. Каждый получил свой шанс на перевоплощение.

– Замечательно. А мой шанс где? Где мои бонусы по KPI, а?

Дружескую посиделку вскоре разбавили, а потом и вовсе разрушили своим возвращением Исин с Алешиным. С ними стало как-то нетерпеливо и бестолково. В итоге Ольга укатила раньше всех. По дороге она размышляла, позвонить ли Рите, но так и не придя к согласию с самой собой, доехала до гостиницы, храня полное молчание в эфире, оставила машину на охраняемой автостоянке и поднялась в номер.

Почти сразу к ней постучали. Чувствуя раздражение, грозящее мгновенно обернуться лютой злостью, Ольга резко открыла дверь и сначала удивленно уставилась на визитера, а потом закатила глаза, выражая скуку смертную.

– Тебе-то чего надо? – точно зная ответ, все-таки задала вопрос.

– Моя где? – заглядывая Ольге за спину и тоже отлично зная, что она в номере сейчас одна, осведомился муж Альбины.

Христенко – здоровый мужик пятидесяти лет с армейской выправкой, громким голосом, гопскими манерами и бутылкой водки в руках. Одет он, кстати, был в серую футболку, штаны типа «милитари» и шлепанцы.

– Иди к черту, – Ольга закрыла дверь перед носом Христенко.

– Где она? – раздалось из-за двери.

– Ты телефон потерял? – облокотившись о дверь спиной, ответила Ольга.

– Она не отвечает, – в голосе Христенко слышится детская обида на маму, спрятавшую конфеты к рождеству.

– С клиенткой она. Я их в кафе оставила.

– В кафе?

– Ну офиса ни у меня, ни у нее здесь нет, – Ольга закрыла глаза, мечтая о душе. Христенко сопел под дверью.

– А что за клиентка-то? Такая же, как ты?

Ольга промолчала. Перед ней простиралась пустая гостиничная комната и перспектива просидеть в ней без сна целую ночь.

– Да я ничего на самом деле против тебя не имею, – Христенко топтался у двери. – Просто, это же твоя идея.

– Моя.

– Ну вот.

Оба замолчали. Ольга о том, что она совершенно ничего сейчас не хочет ему объяснять, а Христенко… кто его знает?

Он тихонько постучал в дверь.

– Ольга, как тебя по отчеству, на меня уже соседи оглядываются и в ментовку сейчас звонить начнут, – зашептал он так, чтобы она могла слышать из-за двери.

– Ты боишься местных ментов? – хмыкает Кампински.

– Я за ментов местных боюсь, – в тон ей отвечает он. – А у тебя я тихонько посижу. Я один просто в этих гостиницах не могу.

Подумав, Ольга открыла дверь.

– Будешь шуметь, я уйду, – предупреждает она.

– Это ж твой номер, – он топчется на пороге.

Кампински отходит вглубь и оттуда оборачивается.

– Вот и я о том же.

Он заходит, закрывает за собой дверь.

– Я не знаю, где тебе располагаться, – Ольга садится в кресло. – И еды у меня нет. Да и настроения тоже.

Он ставит водку на стол, находит два стакана, потом стул, ставит его напротив Ольги спинкой вперед и садится, как на коня, не забыв при этом налить на дно стаканов водки.

– Ну, давай, – поднимает свой.

Ольга берет свой, глядит на Христенко.

– Не чокаясь, – произносит негромко.

Он делает удивленное лицо. Она делает глоток и отставляет.

Он молча выпивает свою.

Некоторое время они молчат.

Ольга думает о том, что зря она все-таки его впустила. Когда их разделяла дверь, строить диалог было проще – «а теперь мы будем хмуро молчать над этой бутылкой и мрачно думать каждый о своем».

Водку Ольга пила крайне редко. Если был выбор, то из крепкого скорее предпочла бы виски или коньяк, на худой конец текилу. Сейчас водка стремительно прибирала ее тело к своим невидимым рукам – тепло в животе медленно стало тяжестью и глухо ухнуло в ноги. В это же самое время из виска ушла тупая боль, а зрение словно стало яснее и равнодушнее.

– Это связано с тем делом, которое ты подсуетила Альбине? – налив теперь только себе (в Ольгином стакане еще оставалось, да и Христенко умел делать правильные выводы).

– Что? – отвлекаясь от лени, ртутью гуляющей по венам, переспрашивает Кампински.

– За кого мы пили, – отвечает Христенко.

– Нет, – она отрицательно качнула головой. – Но всё как-то разом навалилось.

За дверью послышался шум открывшейся и закрывшейся двери номера напротив.

– Пришла, – странно произнес Христенко, зло опустил глаза.

– Она сейчас ко мне зайдет, – раньше, чем он успевает что-либо сказать, предупреждает Ольга. – Веди себя, пожалуйста, нормально.

Он вскидывает на нее бешеный взгляд.

– Рита не может ей заплатить. Альбину для Риты наняла я, и ей нужно будет держать меня в курсе дела, – медленно и ясно проговорила Ольга. – А если ты начнешь придумывать бог весть что, значит ты и есть дурак.

– Ты, б…, знаешь, с кем разговариваешь? – зарычал Христенко, наливаясь краской. Она смотрела, как краснеет его лицо, шея, видимая в вырезе футболки, как на руках все отчетливее проступают вены.

– Я сейчас уйду, – предупредила она. – Договор.

Христенко смолчал, выпил еще водки.

Алька действительно постучала в Ольгину дверь минут через пятнадцать. Ей не терпелось рассказать подруге о своей первой победе, а вот мужа увидеть здесь она не ожидала, но и он не смог испортить ее первой радости.

– Мы забрали Соню! – с порога выпалила она. Алька сияла. – Налейте и мне свои боевые двадцать грамм. Пью и иду готовиться к завтра!

– Суд в среду, – напомнила Кампински, глядя, как Христенко ищет еще один стакан, наливает. Алька в это время пододвигает к импровизированному застолью пуфик и садится между подругой и мужем.

– Завтра у меня куча дел, – глаза ее сияют. Сев, Альбина берет свой стакан, делает глоток и с шумом выдыхает.

– Рассказывай, – Христенко все это время смотрит исключительно на жену. То исподволь, то прямо, как сейчас.

– Соня, это что-то чудесное! – Алька восхищенно глядит на Ольгу. – Когда мы уже садились в машину, она серьезно так меня спрашивает: – «Ты ведь от тети Оли?», я, правда, не сразу сообразила. А потом она добивает: – «Ей передай, что я тоже слово держу. Она еще приедет?».

Что-то в Ольгином взгляде останавливает безудержное Алькино веселье и все иные слова, уже рвущиеся с губ.

– А ты? – голос Кампински спокоен.

Альбина вздыхает, пожимает плечами.

– Сказала, передам, а когда увидитесь, не знаю… – она что-то еще хотела сказать.

– Спасибо. Завтра куча дел? – отвечает Ольга.

– Да. От тебя мне тоже нужны будут кое-какие бумаги, – Алька легко переходит на деловой тон. – У тебя завтра как со временем?

– В десять похороны, а в остальном работа. Могу выписать тебе пропуск в Филиальский офис. Там, кстати, бывшая любовница Ритиного мужа работает. Наверняка у нее есть много интересного для этого дела.

– Наверняка, – странно глянув на собственного мужа, задумчиво отмечает Альбина. – Хорошо, давай так и поступим. Позвонишь мне и договоримся, а сейчас отбой.

Христенко пошел за Альбиной капризным теленком – вроде как упирается и копыта его гораздо сильнее, но с привязи никуда он не денется.

Закрыв за друзьями-недругами дверь, Ольга еще раз окинула взглядом комнату. Она показалась такой бесконечно унылой, что захотелось бежать куда угодно, хоть на вокзал к людям с пониженным социальным статусом, лишь бы отсюда подальше.

Ольга огляделась – какой-то несчастный глоток водки, а голова кружится так, будто сутки пила.

«Это усталость, нервы, не ела ничего» – забурчал заботливо-укоризненный внутренний голос.

Телефон нашелся отчего-то вообще в туалете. Оставленный на беззвучном режиме, он молча выдал список десятка пропущенных звонков, где восемь из них Ритины.

– Извини, – едва лишь было достигнуто соединение, прошептала Ольга.

– Приезжай, сейчас, пожалуйста, – услышала в ответ.

========== Часть 32 ==========

Водка внезапно в этот вечер оказалась в почете. Всплыв сначала в гостиничном номере Христенко, краем задев Ольгу, аукнулась в доме Кампински, где Даша тайком от всех залпом осушила целый стакан и мертвенно-бледная ушла в сад. Мишка после отъезда «бабского батальона» ушел к себе и, отодвинув в баре заморский виски, со злой гримасой горечи вытянул бутылку белой. Он был по-мужски благодарен обжигающей горло жидкости за то, что она причиняла боль в том месте, где было правильно – ему хотелось кричать, она обжигала горло и притупляла боль другую – неправильную, невозможную. Он до сих пор никак не мог осмыслить происходящее.

«Это просто кошмар, и я рано или поздно проснусь» – поднявшись в детскую, он так и не вошел в пустую без дочери комнату, сел в темном коридоре между Сонькиной и их с Ритой спальней. Свет поднимается только с лестницы, в остальном мир похож на что-то призрачно-нереальное, как та ночь на турбазе, куда Мишка уговорил поехать Риту правдами и неправдами. Она не хотела с ним спать, но это ведь классика, когда девочки говорят «нет», имея в виду «да!». Это ведь мировая история – он мужчина и должен выбрать достойную мать своим детям, взять ее, доказать силой, если нужно, свое право, и тогда она поймет и признает это право за ним, а потом передаст детям.

Рита оказалась неправильной. Она сдалась, но с тех пор призрачный свет стал преследовать Мишку кошмаром. Он не мог в нем заниматься любовью ни с Ритой, ни с любой другой. Каждый раз, попадая в такой полумрак, Мишка бесился какой-то необъяснимой злобой, а эта дура Джамала, как назло, в те моменты, когда в нем просыпалось что-то совестливое, заставлявшее задуматься о неправильности происходящего, приглушала свет.

«Она сама виновата в том, что происходило потом каждый раз» – эти воспоминания не приносят ничего кроме презрения.

Мишка делает глоток отвратительной правды прямо из горла, морщится и мотает головой.

«Наверное, я не настолько русский, чтобы пить эту дрянь и чувствовать облегчение, – он отставляет бутылку. – Равнозначно тому, как Рита совершенно неправильная женщина.

Она должна быть мне благодарна изо всех сил, во-первых, за то, что я ее выбрал единственную из всего остального мира, а во-вторых, что столько сил потратил, доказывая ей же самой, глупой, истинную правоту. Может быть, она историю плохо учила?».

Сопя, Мишка борется со злостью, диким желанием секса и наваливающимся тяжестью сном. В этом сне неожиданно появляется московская адвокатша. В черном костюме бэдээсэмовской доминанты она не спеша поднимается по лестнице и подходит к сидящему на полу Мишке. Рассеянный свет тускло облизывает обтянутые черной кожей бедра и задницу законницы, Мишка едва ворочающимся языком облизывает пересохшие губы.

Слегка расставив ноги, наверное, для большей устойчивости на фантастически высоченных каблуках, Альбина с презрением смотрит вниз. Мишка опасливо поглядывает на острые носки лакированных туфель. Взгляд помимо его воли ползет вверх по длинным голым ногам, пробегает платье, отзывается странным чувством в паху на ярко-красные губы, сложенные в презрительный знак, и останавливается на стеке в руках женщины.

***

– Альбина среди нас, как Гулливер в стране лилипутов, – высказывает свое видение новой знакомой Диана Рудольфовна. За столом в большой кухне городочной квартиры Афанасьевых собрались все – сама Диана, Павел Юрьевич, Рита с Ольгой и не по-детски серьезная сегодня Соня. Она не шумит, как обычно, а просто «сидит и присутствует», как выразилась она же сама.

– Почему? – спрашивает Павел Юрьевич. Он, к своему сожалению, познакомиться с Альбиной не успел и теперь с интересом слушает впечатления очевидцев.

– В ней спрятана просто колоссальная энергия, – охотно делится Диана. – Наверное, настоящий адвокат или юрист такой и должна быть. Она видит все, но дает ход на словах лишь тому, что считает в данный момент главным.

– Да, – негромко соглашается Рита, – ее сегодняшний диалог с Никитой Михайловичем – это новая страница в его жизненной истории. Надеюсь, она его не добьет окончательно. Мне не хотелось бы.

– Юморок у тебя сегодня, – тут же реагирует Диана Рудольфовна, вскользь глядит на Ольгу.

– Вполне в духе сложившейся ситуации, – замечает та, – всё нормально.

Она не стала спорить с Ритой по телефону и даже не помнит, ответила ли ей вообще. Она просто вышла из номера, взяла такси.

У Афанасьевых было тепло. Это нормально для ясного июльского вечера, но тепло у них было еще и самое главное в душевном смысле.

Диана Рудольфовна приготовила долму. Как и у всякой хозяйки эти кавказские голубцы из виноградных листьев имели свой оригинальный вкус с изюминкой, присущей исключительно Дианиным творениям. Готовить она любит и умеет отлично.

Павел Юрьевич не удержался от воспоминаний о совместной некогда работе с Федором Игнатьевичем, его память почтили минутой молчания и затем целой галереей картинок из жизни инженера, конструктора, архитектора, пока незаметно не перешли на события с непосредственным участием нового в Городке человека – Альбины.