Текст книги "Архитектура 2.0 (СИ)"

Автор книги: White_Light_

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Передумав за последнюю половину дня миллион всевозможных вариантов, Рита теперь выглядит заметно спокойнее того момента, когда Ольга оставила их в кафе. Она решила не задавать Кампински вопросов, рассудив, что если та посчитает что-либо нужным или необходимым, то расскажет сама, а если нет – то это, опять же, ее право и ее личное дело.

«Я только хотела сказать про Мей, – начала Рита, когда, встретив Ольгу у старой кондитерской, куда та подъехала на такси, шли к дому Афанасьевых через бульвар. – Я про нее тебе писала, когда спрашивала…».

«Не нужно, – остановила Кампински. – Я хочу тебе верить. Я тебе верю, а все эти слова выглядят оправданиями. Это унижает нас обеих».

За ее словами Рите слышалась Ольгина философия свободных отношений – мы вместе, пока нас тянет друг к другу, пока мы интересны и взаимны, но как только влечение всех мастей начнет переходить во взаимные претензии с недоверием, то лучше сразу расстаться.

«Может быть, она по-своему права, – молча признала Рита. – Хуже нет семейных дрязг вроде – я тебе всю жизнь отдала, а ты не ценишь. Вместе нужно быть по взаимному согласию и притяжению, а не под давлением долга или иных обязательств».

«Впрочем…» – некая недосказанность шмыгнула в карман и вытянула оттуда дополнительный повод.

– Кое о чем мне все-таки нужно тебе сказать, – за всеми делами последних дней Рита совершенно забыла о деньгах. – Мей заплатила за месяц, сказала, что это средняя цена за комнату по городу. Что, во-первых, не терпит халявы, а во-вторых, чтобы никто ничего не мог потом…

– Прямо героиня, – отрезала Ольга. Больше к этому вопросу не возвращались.

Купили в кондитерской утренней сдобы – вечером она со скидкой, и пошли домой.

– Сегодня пережили странный и во многом страшный день, завтра будет трудный, – видя, как у Сони да и у всех остальных начинают слипаться глаза, отмечает Диана, глядит на Ольгу. – Оставайся у нас ночевать. Не хорошо сейчас одной возвращаться в гостиницу. Ни я, ни Соня с Ритой не отпустим мы тебя сейчас, даже не думай спорить.

Слушая бабушку, Соня серьезно кивает, тараща на Кампински свои фамильно-бессарабские очи черные.

– А кто там у вас в крови намешан? Простите, – Ольга непривычно для себя смущается. За столом смеются.

– Мой брат – наш семейный археолог и архивариус в одном лице, пока не нашел только японцев и ямайцев, – отвечает Диана Рудольфовна.

– Зато Лика, – встревает Рита, – его дочь и моя кузина, нашла в нас всех Юпитерианцев, Нептуниан, транзитников с Альфа-Центавры.

– Сейчас Ольга решит, что мы спятили и отчасти будет права, – басит Павел Юрьевич.

– Ну уж нет, – устало подавляет зевок Кампински, – за мерилом нормальности это к моей матери, а про Риту я, кстати, с самого начала подозревала, что она сюда не меньше, чем с луны свалилась. Так что теперь всё сходится.

Одна из тысячи обличий ночи развалилась на подоконнике со стороны затихающего бульвара, глядела в лица беседующих за поздним чаем людей, грелась в их теплых улыбках и взглядах, обращенных друг к другу. В этой кухне ей нравилось гораздо больше, чем в той, где рычали сейчас друг на друга Нина Андреевна с Никитой Михайловичем, обсуждали и осуждали Ритку-змею со всей её компанией. Другой лик ночи взирал на Мишку, спящего прямо на полу между двумя спальнями и видящего сны, которые без его участия, правда, но по схожему сценарию реализовывались в данный момент в гостиничном номере, снятым на несколько дней Альбиной Христенко – за этими бесстыдно подглядывал третий.

Ночь-многоликая синей шалью укрыла Городок. Оплавилась о поминальные свечи, горящие в доме атеиста Федора Игнатьевича. Сгустилась тенью в его старом кабинете.

Ночь единая коснулась ресниц Джамалы, а приснилась и Талгату, и еще не рожденным близнецам.

Мы все есть лишь одно великое информационное поле, которому снится, что оно вселенная или планета, или кошка, или кошкин сон.

========== Часть 33 ==========

– Тебе точно не нужна моя помощь? – Христенко, свежий после душа, перед зеркалом зачесывает назад влажные волосы. От родителей ему достались отличное здоровье, крепкие нервы и неплохая шевелюра – многие его ровесники давно уже бреются налысо или смешно прячут предательские лысинки.

Оценив образ в зеркале и внутреннее самочувствие на «отлично», он поворачивается к Альбине. Она давно уже встала (эх, молодость! Несмотря на бурную ночь и часа три сна выглядит сногсшибательно!).

Обложившись бумагами и небрежно собрав волосы в пучок, Альбина замечает лишь движение стрелок в часах да пока не очень ясно рисующуюся линию защиты. В теории все не так сложно, а на практике ей придется иметь дело с таким иррациональным понятием, как человеческий фактор. Его нельзя не учитывать – здесь все кому-то дальние родственники или бывшие одноклассники. У судьи может быть взрослый сын-инфантил, которого тоже бросила жена, и как бы кто ни клялся в беспристрастии, а своя обида в нужный момент воткнет иголочку под ноготь.

– Что?.. – не слушая мужа, отзывается Альбина. Глядя на вчерашние схемки, она тыльной стороной карандаша водит по собственному плечу, укрытому халатиком из китайского (в лучшем своем значении) шелка, а затем резко бросает карандаш на стол. – Полный зашквар!

Христенко хмыкает – «ты выражаешься как зечка», заглядывает через плечо, но взгляд предает его, и вместо по-смешному ученических схем, ловит отличный вид на прикрытую халатиком грудь Альбины.

Девушка закрывает блокнот, поднимается из-за стола и поворачивается к Христенко, буквально излучая раздражение.

– Ты еще здесь? Ждешь, когда подадут вертолет?

– Я могу… – он примирительно кивает в сторону стола, заваленного записками Альбины.

– Не-на-до! – зло отвечает она, произнося по слогам. – Я сама со всем разберусь, а ты иди контролируй своих слоников.

Как же она его бесит! Когда-нибудь он убьет ее, а потом непременно повесится.

– Стерва! – рычит Христенко, сбегая из номера от греха подальше. Ни одна женщина не имела над ним такой власти, как эта.

В коридоре он встречает Ольгу, заехавшую в гостиницу переодеться. В черных рубашке, брюках, туфлях и очках она напоминает ему мафиози.

– А ее с собой не возьмешь? – Христенко злобно кивает в сторону номера, куда только что с силой захлопнул дверь.

– Против моей муттер даже адвокат дьявола глупый несмышленыш, – слегка спустив очки на переносицу, Ольга бросает на Христенко убийственный взгляд, а потом разворачивается и уходит.

– О! О! О! – передразнивает Христенко теперь обеих девушек.

Вчерашний вечер и ночь в доме Афанасьевых успокоили Ольгу. Обняв Риту, она провалилась в глубокий сон без сновидений, а утром легко поднялась с будильником, едва послышавшимся из соседней комнаты. Правда, не сразу сообразила, где находится и как здесь оказалась.

Общий сбор (самое старшее поколение собиралось в институт, Соня в детский сад, а Рита в курс онлайн занятий и работу над проектом по питерской квартире) и динамичный семейный завтрак настроили Ольгу (да и всех за столом) на деловой лад. Кампински с удивлением чувствовала нелогичный прилив энергии (по идее, после вчерашнего и предвидя сегодняшние мероприятия у нее должен быть спад с хандрой наперевес).

Резюмируя вышесказанное, к старому дому Ольга подъехала спокойная и готовая к любым атакам со стороны горячо любимой родительницы.

Ворота были открыты, а во дворе уже стояла траурная машина от похоронного бюро и ходили какие-то люди.

Ольга припарковала свою ауди дальше по улице, взяла с заднего сидения скромный букет гвоздик и направилась к дому, в котором выросла.

Федор Игнатьевич всегда говорил, что, по большому счету, он солдат. Он воевал за благополучие своей страны, народа, города, семьи, забывая лишь о благополучии собственном.

«Воевать – это не только передовая со штыком в руке и гранатой за пазухой, это трудовые и научные свершения во имя идеи человеческого процветания, во имя всеобщего блага».

Ольга помнила эти речи. Отчасти она была с ними согласна, но её время и видение мира внесли в них свои коррективы, что, впрочем, не мешало относиться с уважением к дедовым убеждениям.

«Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом» – сказал он, когда она впервые поделилась с ним планом перестроить однажды городок, построить свой идеальный район, и если для этого нужно стать великим архитектором, то так и быть.

«Хоть этим генералом стать и нелегко, я буду им» – пообещала Ольга.

«Это достойная цель, – оценил Федор Игнатьевич и, подумав, добавил: – Я верю в тебя, ты моя кровь».

– Вопросы крови, – неслышно хмыкает Ольга. – Мать может считать моим папашкой кого ей угодно, но это не мешает мне считать матерью тетку Софью, а отцом – неизвестного адмирала, на которого я ровнялась лет до тринадцати, пока не узнала большего.

– Отчего бы не поговорить с умным человеком? – усмешка брата тоже едва слышна. В доме покойного должно сохранять исключительно скорбный вид и изредка утирать скупую слезу – таково бескомпромиссное мнение Дарьи Федоровны. Нарушить его, значит навлечь на себя еще больший гнев с селевым потоком презрения. Хотя, признаться, Ольга не представляет, как ее нелюбимая мамочка могла бы увеличить то, что и так занимает все ее естество процентов на триста из ста.

Ольга поднимает глаза на Дена. Надо признаться, что вчерашние слова матери едва не достигли ее дурацкой цели – поссорить Ольгу с братом, выставив его мерзеньким предателем.

– Как там? – кивает Ольга на дом, зная ответ заранее. На крыльце стоят несколько незнакомых ей человек, наверняка родственники по линии бабушки.

– Кисло и пафосно, – негромко отвечает Ден и привычно предлагает, – покурим?

Ольга пожимает плечами.

– Я бросила, но с тобой постою, пойдем.

Вдвоем они отходят в сторону, Ден, прикрываясь ладонью, прикуривает сигарету от старенькой, допотопной «зиппо».

– А Рита твоя не придет? – спрашивает он, выдыхая дым.

– А если бы кто-то не трепался, как баба базарная, то пришла бы, – внезапно зло отвечает Ольга. – Как маленький, ей богу!

Он виновато моргает, а потом совсем как Ольга давеча пожимает плечами. Ден, святая простота, редко думает о последствии своих слов, но всегда говорит правду и ничего кроме правды.

– Мать вчера навестила нас со смотринами. Меня, как обычно, обвинила в грехорождении, а Риту в блуде и неверности, – все-таки решает пояснить Ольга. – Как тебе такая забота о моем благополучии? Или это было желание всадить нож в спину?

– Вот бли-ин, – раздосадованно тянет Ден, хлопает себя по лбу. – Понял теперь. Ляпнул, не подумав. Ты не подумай только, Стрелка, она нормальная…

– Ты еще меня успокой! – Ольга всерьез думает, не закурить ли ей с горя, да сарказм не советует давиться ни горьким дымом, ни смехом.

– Да я серьезно, она у нас с Белкой гоняла.

– Денчик, просто заткнись, – отвечает сестра. – Суть ангела с двойным космическим именем мне ясна. Приеду в Питер, добавлю третье.

Дальнейший разговор нарушила почти безмолвная суета – из дома вынесли гроб, поставили на низкий борт черной машины. За ним из дома медленно вышла бабушка, под руки ее вели Даша и отец Дена.

Ольга приблизилась к гробу, положила гвоздики, попыталась представить на месте этого почти незнакомого старика, лежащего в гробу, своего сурового деда, но у нее никак не получалось. Мертвец все равно был отдельно, а Федор Игнатьевич в ее памяти никак не хотел иметь с ним ничего общего. Он был жив, серьезен и как никогда готов к новым военным действиям за светлое будущее.

Подняв глаза, Ольга неожиданно встретилась взглядом со старшим Золотаревым, он с женой стоял по другую сторону катафалка. Нина Андреевна прикрывала рот сложенным вчетверо платочком, Никита Михайлович, тихо вздохнув, опустил глаза и возложил цветы.

Из-за спины Ольга вдруг услышала злобно-скорбный шепот, заставивший ее вздрогнуть.

– Его работа осталась незаконченной. Ты должна ее закончить. Я собрала тебе все его рукописи.

– Мамо, вы меня так до инфаркта доведете, – едва повернув на голос голову, отвечает Ольга, – или вы этого и добиваетесь?

Слышит, как Даша скорбно-укоризненно вздыхает – «ты всегда была бессердечной», и невозмутимо добавляет:

– О, уже эпитафии пошли.

Даша исчезла так же бесшумно, как появилась, невольно наводя Ольгу на мысль о вампирах. Катафалк медленно поехал, люди стали покидать двор.

– Ты не едешь? – спросил Ден, он оставался закрыть ворота и дом.

– Я на работу, – ответила Ольга, краем глаза заметила проехавшего мимо Мишку Золотарева, а дальше почему-то вспомнился вечер, когда он хотел напасть на нее, но в лице судьбы карающей длани вмешался Талгат.

Проезжая мимо дома Кампински, Миша видел Ольгу с каким-то рокером, стоящих в раскрытых воротах, но сделал вид, что не заметил – лучше всего вообще игнорировать Кампински, решил он уже давно. Получалось, правда, плохо, ибо одна мысль о ней бесила, а вид ее и того больше. Сейчас же к старой злости примешалась новая ревность. То, что Альбину его пока еще жене «предоставила» Ольга, он просчтитал в два счета – не было и не могло быть у Ритки таких знакомых.

«А вот у Кампински с этой цыпой наверняка что-то было! – надрываясь до хрипоты, кричал внутренний голос, – пока я здесь трахал таджикскую деревенщину, она в Москве имела её. Убить их обеих!».

После снов жесткого порнографического содержания он проснулся на полу в собственном доме, в коридоре между двумя спальнями и в вонючей, отвратительно воняющей спиртным, луже. Видимо, во сне он задел бутылку, она упала, а из-под плохо завинченной крышки на пол всю ночь сочилась водка. В общем, пробуждение было на редкость отвратительным – мокрая, вонючая одежда, затекшая от неудобной позы шея, и ко всему прочему он был на взводе без малейшего шанса на удовлетворение, кроме унизительного онанизма. Альбина, издеваясь, растаяла вместе с ночным сном.

«Ну, погоди!» – мультяшным волком хмыкает Мишка. Вымытый, побритый и надушенный одеколоном он сейчас едет на назначенную Альбиной встречу.

«Она хочет договориться, а я хочу ее» – греет его логично клеящаяся в диалог о договоренностях мысль, и жизнь начинает казаться интереснее, а месть слаще.

«Офис Юрика, конечно, место не самое подходящее для «предоплаты» договора, но тем и интереснее!» – Мишка ведет машину в центр к знакомому зданию старинной застройки, где первый этаж занимают офисы, а три верхних жилые квартиры. На парковке особенным сигналом уже стоит ярко-красный автомобиль с московскими номерами. Миша паркует рядом свой пежо, усмехаясь – «ну-ну» и предвкушая договор.

***

– Твой бывший муж мудак редкостный! – безапелляционно заявляет Альбина, вешает на спинку стула деловой кейс и устало садится. – У нас, конечно, тоже есть куча придурков, пытающихся заглянуть ко мне под юбку, но это просто пиздец какой-то в дикой природе! —

выговорившись, Альбина окидывает взглядом уютный зал филиальской столовки, затем присутствующих за столом девушек. Ольгу, понятно, она знает давно и как облупленную, с Ритой познакомились вчера, незнакомой остается милое создание с лицом наложницы великого падишаха и бархатным взглядом, волнующим тайные струны души.

– Нда, так и есть, – Рите явно неприятно сознавать эту правду, но никуда от нее не деться.

Бронзовая пери тоже смущенно опускает глаза, а потом выстреливает в Альбину новым, еще более заинтересованным.

– Он пытался подкупить адвоката предложением неземного секса? – Ольга, издеваясь, выгибает бровь.

– Если ты не заткнешься, я сейчас блевану, – предупреждает Альбина, торопит. – Давайте, солнышки, пьем кофе и арбайтен! Среда уже послезавтра, а у нас с вами ограхуительная задница в документации. Во-первых, Кампински…

– А… – прикусив губу, Ольга едва не давится почти сорвавшимся с языка – «я уже забыла, какая ты в процессе сквернословка».

– Бэ! – Альбина пригвождает ее убийственным взглядом. – Я тебе сегодня скинула список необходимых от тебя лично договоров на предоставление жилья и выполнения работ. Где они?

После «отстрелявшейся» кое-как Ольги настает черед Риты. Она, с видом отличницы, предоставляет все запрошенные вчера Альбиной документы вместе с копиями и прочим и тихо выдыхает на разрешительное Альбинино – «зачет! принято!».

– Джамалу только мне не пугай, акула юстиции, – прежде чем Альбина успевает взяться за оставленную на сладкое «бронзовую птичку», ехидно предупреждает Ольга. – Она готовится стать мамой в скором времени, поэтому любые потрясения ей противопоказаны.

Глубоко вздохнув, Альбина смотрит на Джамалу, а потом громко хохочет:

– Похоже, пиздец в дикой природе заразителен! Перед следующей встречей с этим вашим ответчиком мне нужно будет вкатать прививку от бешенства, ибо это невозможно. Сначала мой муж сваливается на голову, затем я узнаю, что местные красотки либо в отношениях, либо беременны! Заебись! Едем дальше…

– В идеале, – успокоившись в процессе прорабатывания пунктов дела один за другим, говорит Алька, – нам до суда прийти к мирному соглашению. В принципе ответчик уже не против, чтобы Соня жила с мамой. Но обязательно нужно составить договор, где прописан каждый пункт – встречи, общение и прочее.

– Он будет упираться только из вредности и наверняка в ответ потребует, чтобы я отказалась от претензий на дом, – отвечает Рита.

Альбина подтверждает: – Именно так. Но мы не будем смешивать два разных иска. Детский вопрос отдельно, раздел имущества отдельно. Хотя одно и прямо помогает другому.

– Я слышала, что он хочет опротестовать мою ипотеку, – робко подсказывает Джамала. – Талгату я пока не говорила…

– Этот вопрос мы тоже проясним, – обещает Алька, потом вдруг поднимает на Джамалу огромные глаза и почти шепчет: – А… простите… дети ваши будущие от него? Это было бы адски прекрасно!

Затем Джамала едва не в слезах убегает из столовки, Рита догоняет ее, извиняется, возвращает для нового потока извинений со стороны Альбины и Ольги (за компанию).

Вчетвером, попеременно успокаивая друг друга, прорабатывают еще несколько вопросов, пока наконец Альбина не объявляет:

– Вам всем на сегодня большое спасибо и отбой. Пейте пустырник, готовьтесь ко второму раунду и поверьте, это лишь малый процент того, что достанется уважаемому суду. Это дело мы обязательно должны выиграть.

========== Часть 34 ==========

Забрав Соню из детского сада, Рита заправским шпионом прогулялась с дочкой до троллейбусной остановки, откуда «рогатый» довез их до большого торгового центра. Людей в этот час в ТЦ особенно много. Вечерний час пик – именно то, что нужно. Смешавшись с толпой, Рита с Соней прошли через сеть бутиков, спустились в подземную парковку и там спрятались в поджидающем их знакомом автомобиле.

– Хвоста нет? – заговорщически серьезно спросила Ольга.

– Нет, но есть мороженое! – пригибаясь на заднем сидении, словно от щекотки рассмеялась Соня.

– Тогда я вас похищаю вместе с ним, – заключает Кампински, выводит машину на улицу и свободно мчит к выезду из Городка в северо-западном направлении.

Отсмеявшись и успокоившись, Соня легла на заднем сидении как на кровати, закинула ногу на ногу, а руки за голову, словно она загорает на солнце. Мордашка при этом излучает шаловливую невозмутимость.

– Родители сказали тоже подъедут позже, на озеро посмотреть, – негромко сообщает Рита. – Ты не против?

Она сидит впереди рядом с Ольгой. Та со странной улыбкой согласно кивает.

«Очень мило спрашивать, не против ли я, поставив до этого перед фактом» – скребется бледная тень на заднем плане.

– Нет, но в следующий раз лучше меня заранее предупреждай. Ладно? – Ольга прибавляет скорость. Дорога свободна и пустынна, как взлетная полоса, и именно с этим отрезком пути у Ольги связаны самые теплые ассоциации. Сначала февраль и спонтанно придуманная Ольгой поездка за панорамными фото. Тогда они с Ритой впервые оказались в непосредственной близости, в пьянящей ауре друг друга.

«А потом были озеро, Ритины туфли на берегу, сумасшедшая поездка в Москву и официальный побег в Питер».

– Я поняла тебя, извини, – тихо отзывается Рита. – Просто… семья. Я не подумала.

– Я догадалась, – бросив на Риту теплый взгляд, отвечает Ольга. – Мне очень нравится твоя семья. Очень приятно, что ты посчитала меня ее частью. Правда. Это очень здорово.

– Но? – подсказывает Рита.

– Мои тараканы еще диковаты. Им нужно время, чтобы привыкнуть, – Ольга сбрасывает скорость, сворачивает на грунтовку. Дорога сухая, дождей давно не было, и машина бежит вперед, оставляя за собой шлейф желтоватой пыли.

– Об этом я хотела поговорить с тобой, – остановив машину на берегу тихого озера, Ольга выключает мотор и поворачивается к Рите. – Пойдем?

Укрытое ивами, склоняющими к воде зеленые головы с пышными, длинными косами, озеро похоже на странной формы зеркало со странной «относительной» зеркальностью.

– Смотри, – присев на корточки, Ольга показывает Соне, – мы можем видеть в нем отражение мира, все эти деревья, облака над головой, а можем смотреть сквозь отражение и видеть мир подводный. Понимаешь?

Замерев на какое-то время, девочка восхищенно глядит так и эдак. Выходит действительно, как минимум, еще два параллельных мира, при этом оба реальны – не придуманы.

– Здорово, – наконец выдыхает Соня, глядит на Ольгу, как дети обычно смотрят на виртуозного фокусника или деда мороза, а затем вновь возвращается взглядом в зеркальность.

– Мороженое растает совсем, – Рита открывает упаковку, раздает пластиковые ложки, устроиться решают прямо на гальке, благо она не колется и за день нагрета солнцем.

– А ты сама это придумала? – спрашивает Соня, еще переживая зеркальное открытие. За ним даже любимое лакомство слегка утрачивает свою актуальность – Сонька мороженое ест, но внимание и мироощущения ее всецело заняты иным вопросом.

– Я сюда на велике гоняла, когда мне лет восемь было или чуть больше, – Ольга ест мороженое не спеша, с удовольствием, какое может испытывать только взрослый, ненадолго становящийся ребенком. – Мне нравилось смотреть на воду, сидеть здесь, размышлять о своем Ленинграде. Вот тогда и придумала, вернее, заметила.

– Ты жила в Городке? – перескакивает Соня. Ольга подтверждает.

– Да, в том доме, куда ты карабкалась через забор.

Небрежно произнесенные слова, однако, заставляют девочку вскинуть на Ольгу серьезный взгляд. Эхом он отдается в Ольгиных мыслях – «а может быть, не нужно было так говорить?».

Но уже поздно. Рита строго смотрит на дочь, затем на любимую.

– Я чего-то не знаю?

Ольга с Соней вновь переглядываются.

– Я не знаю, что известно тебе, – решает ответить за обеих Кампински.

– Я от них сбежала, и мы встретились, – решает не уступать Ольге Соня. – Мы поговорили серьезно, как взрослые, и дали слово не делать проблем, чтобы не остаться там на шестнадцать лет.

– Именно так, – четко, по-военному, подтверждает Ольга. – И слово сдержали.

– Именно так, – обезьянкой повторяет Соня.

– Господи, куда я попала? – сдаваясь, смеется Рита, – сплошные заговоры и круговая порука. А мне-то почему не рассказали?

Теперь они обе похоже пожимают плечами.

– Не знаю.

– Некогда было, – заключает Ольга. – Сама вспомни, столько всего и сразу навалилось.

Легкий ветер прошелся по волосам, а затем морем всколыхнул полевые травы.

После Ольгиных слов разговор как-то стих. Теперь, не торопясь, ели сладкое мороженое и каждая думала о своем и об общем, а еще о том, что хорошо вот так молчать, сидеть рядом друг с другом на самом краешке зелено-голубого земного шара и, медленно вращаясь вместе с ним, лететь через вселенную в звездно-солнечную неизвестность.

– Мам, пить хочу, – облизав свою ложку, Соня глядит на Риту.

– Там в машине возьми и тащи сюда, – Рита собирает ложки в пустую упаковку из-под сладости, плотно закрывает крышку. Ольге происходящее кажется сном или фильмом, внутри которого она неожиданно оказалась – «а на самом деле сижу где-нибудь в темноте кинотеатра. Передо мной на большом белом экране мелькают тени, и лишь мое собственное восприятие рисует их красивой женщиной с ветром в волосах, девочкой, бегущей от машины с бутылкой воды в руках, летним вечером и бесконечным зеленым морем под золотисто-голубым небом».

– Ты уже думала о том, как будет дальше? – почти одинаково обняв колени, Ольга и Рита сидят рядом, едва соприкасаясь плечами. На Ольге черная тенниска, на Рите футболка без рукавов.

– Только примерно, – отвечает Рита. – Послезавтра суд.

Соня ходит по берегу озера – то присядет, то по колено войдет в воду.

– Аля сказала, что после него у нас будет два варианта, – помолчав продолжает Рита. – Лучший – это все и сразу решится в среду, а чуть похуже, назначат второе слушание через месяц. В победе в любом случае она не сомневается или просто очень хорошо умеет внушить свою уверенность.

– А ты? – Ольга поворачивает к Рите лицо. Солнце золотится в ее ресницах и странно светится в радужке глаз.

– Я не пессимист, но… – Рита грустно улыбается. Ольга в принципе знает всё, что она может сказать. Рита не воин, её стихия, суть и религия – это вода. Заполняя собой пространство, она примет любую форму, растворит любой яд, прольется живительной влагой и успокоит любые переживания тихой, легкой рябью. С другой стороны, вода эта точит камни, разрушает дамбы и тогда от нее нет спасения – она не знает ни меры, ни границ.

– Удивительно, – тихо улыбается Ольга, – ты мне сейчас показалась Невой.

– Моя командировка заканчивается в пятницу, – говорит она позже. – Золотарь-старший выходит на проект. Не завидую ребятам, но это уже не мои проблемы. Я больше думаю о том, как нам с тобой и Соней все устроить. То, что без нее тебя нет, я теперь поняла, а вот как быть с этим всем – еще не очень.

– Она не очень сочетается с твоей теорией отношений, – эхом договаривает Рита.

Ольга нетерпеливо поводит плечами.

– Я привязалась к ней. Всего пара встреч или что между нами произошло, я сама пока не поняла.

Одновременно они вспомнили слова Даши о настоящем Ольгином отце и обе решили промолчать. По факту выходит так, что Ольга Соне родная тетка.

«Но дело не в этом! – спорит с собой Кампински, – дело не в трусливой Золотаревской крови. В нас есть что-то иное, и оно непостижимым образом схоже».

– В августе Сонечке будет шесть, – доносится до Ольги голос Риты, – она мой маленький львенок.

– Хочешь отправить ее в школу? – по-своему понимает Кампински.

– Нет, мы решили не торопиться с общеобразовательной, записать пока только на дополнительные. Тогда в следующем году стресс не будет таким большим.

Размышляя над словами Риты, Ольга вроде понимает, но так отдаленно, будто приходится переводить с другого языка.

– Я бы хотела осенью перевести ее в питерский детсад и подыскать ей там же что-нибудь по интересам, правда, Сонечке интересно все.

– Ты сможешь с ней жить в той квартире?

Вопрос над которым Рита думала не один день.

– Думаю, да, – неуверенно отвечает.

– Хорошо. Поживем увидим, – соглашается Ольга. – Я хочу, чтобы вы время от времени жили у меня в Москве.

Она смотрит на Риту, словно в ее глазах записаны ответы на все вопросы мира и нужно только найти подходящий язык для чтения этих древних скрижалей.

– Если ты не против, то я хотела бы попробовать твой вариант идеальных отношений, – Ольга чуть склоняет голову, – правда, не знаю, как все это организовать на практике.

Повернувшись, Рита упирается подбородком в Ольгино плечо и глядит снизу-вверх на взлохмаченные ветром волосы подруги, аккуратную ушную раковину.

– Думаю, при обоюдном желании мы с тобой найдем верный способ, – произносит она, когда Оля поворачивает к ней лицо.

Ничто не предвещало беды, когда Ольга несколькими часами позже возвращалась в гостиницу.

Теоретически, можно было бы остаться на ночь у Афанасьевых, но здравый смысл подсказывал не торопиться и не злоупотреблять благоволением госпожи фортуны.

Оставив машину на стоянке, Ольга пренебрегла лифтом и легко поднялась на свой третий, воспользовавшись лестницей. Людей сейчас в гостинице немного, навстречу ей никто не попался, не слышалось ни шагов в коридорах, ни шума проезжающего мимо лифта.

«Может быть, не сезон» – автоматически отметила про себя Ольга и тут же забыла про эту мысль, открывая дверь с лестницы на свой этаж. Аккуратно, чтобы не задеть дверь пакетом, Ольга прошла в коридор, где царит вечный полумрак. Диана Рудольфовна снабдила ее «на вечер» аппетитно пахнущим пакетом, по дороге Ольга заехала в минимаркет и прибавила к нему две стеклянные бутылки сока – гранатовый и апельсиновый. Она и дверь поэтому обходила с особенной осторожностью, чтобы ненароком не зазвенеть.

Держа в одной руке пакет, другой рукой Ольга пыталась перехватить поудобнее ключ, когда за дверьми номера напротив ей послышалась странная возня. Возможно, она и раньше была, просто занятая своими мыслями о стекле, Кампински не сразу ее заметила.

– Сука! – взревел вдруг знакомый бешеный голос, и это уже невозможно было не заметить. Раздался грохот, будто кто-то переворачивает мебель, и отчаянный крик Альбины, переходящий в оглушающий визг.

Забыв обо всем на свете, Ольга бросилась в соседнюю дверь, но она оказалась заперта.

– Алька! – закричала Кампински молотя в дверь изо всех сил, – Алька! Открой! Что происходит?!

В номере явно шли военные действия. Ольга билась плечом в закрытую дверь, но та оказалась на редкость крепкой и ничуть не поддавалась. Крики из-за двери не оставляли сомнения в том, что кто-то пытается овладеть отчаянно сопротивляющейся Альбиной. Это было ужасно, и вот здесь Кампински впервые в жизни почувствовала себя отвратительно беспомощной.

– Алька! Не-ет! – кричала она, и голос вырвался с болью, страхом, слезами.

Чей-то ботинок, как в замедленном кино, вдруг врезался перед Ольгой в ненавистную дверь. Полетели щепки, дверь распахнулась. Ольга успела заметить, как Мишка швырнул Альку в разорванной блузке на пол и прыгнул сверху. Соображая, что может приложить его теперь по башке пакетом с бутылками, Ольга ошарашенно замечает, что какой-то совсем посторонний человек в ботинках, выбивших дверь, с силой пинает Мишку этими же ботинками по ребрам, как из-под Золотарева вырывается Алька и бежит к ней.

Крепко обняв Альбину, Ольга плачет, дрожит и кричит вместе с ней. Позади них кричит какая-то женщина:

– Петя, только не убивай его! Петя, тебя посадят!

«Ботинки» еще несколько раз пинают корчащегося на полу Мишку и, тяжело дыша, останавливаются. Мишка, держась за нижнюю челюсть, с воем катается по полу.

«Кажется, это было уже?..»

– Ты в порядке? – Ольга держит лицо Альки в ладонях, выхватывает взглядом, словно вспышками – размазанная помада, растрепанные волосы, ссадина на скуле и красные пятна. Ответить Альбина не в силах, ее бьет дрожь. Глядя на Ольгу сквозь слезы, она утвердительно кивает, и Кампински вновь обнимает ее.