Текст книги "Архитектура 2.0 (СИ)"

Автор книги: White_Light_

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

«Ольга там меня ждет. Её сдержанная улыбка на губах и отнюдь несдержанная в глазах».

Подгоняя поезд желанием скорейшей встречи с самой милой, желанной, жизненно необходимой девушкой на свете, Рита слегка покусывает губы и глядит на маячок над вагонными дверьми – он медленно и верно движется к отметке с нужной станцией. Сердце Риты мерцает, как этот бездушный, светящийся огонек, даром, что живое.

Поглядывая на часы, Ольга возвращается к «стенду» – небольшому сектору неправильной геометрической формы, посвященной деятельности Компании. Большие подсвеченные фотографии самых интересных и самых обычных проектов сшивают передвижные гипсокартонные стены сектора в объемную панораму фантастически прекрасного города. Посреди площадки три стола с макетами разных районов, в дальнем углу мини-ресепшен, где еще несколько дней работать Эдику с двумя его стажерами: болтуном Егором и «электро-Настей». Очень серьезную, будто наэлектризованную этой серьезностью девушку Ольга для себя прозвала именно так, едва они встретились при знакомстве взглядами. Все остальное время Настя неосознанно копирует Ольгу, затем осознанно злится сама на себя.

Машинально «про себя» отметив время – «полчаса назад Рита написала, что выезжает» – Ольга оглядывается, но во всем обозримом море посетителей и представителей не видно знакомой кудрявой легкомысленности, а в секторе Компании Кампински уже ждут несколько серьезных и явно не маленьких в профессиональном смысле человек. Сегодня выставка «продает будущее», и как ни странно, сейчас Ольга даже согласна с тем неизвестным, кто решил, что в этот именно день вместе с «эвентерами» Компанию на стенде должен представлять кто-то из практиков.

– Здравствуйте, – Ольга пожимает руки, отмечает улыбкой знакомых, остальным представляется – имя, фамилия, должность. Гости приветствуют в ответ именами своими и названиями командировавших или возглавляемых ими компаний. В эту группу с двумя знакомыми Ольге архитекторами затесался их чикагский коллега, затем четверо москвичей и пара из Екатеринбурга. Знакомые интересуются «Северо-Западом», мол, сорока на хвосте давно уже носит. Остальные просто интересуются проектами Компании.

Рита появляется в самый разгар Ольгиных объяснений, останавливается чуть поодаль, слушает с чуть лукавой улыбкой и светящимся восхищением в глазах. Это место, эти люди вызывают в темноте ее живота мерцающий холодок волнения, а Ольга спокойна, уверена. Трое остальных сотрудников с таким же, как у Ольги бейджем компании, успокоены Ольгиной же уверенностью и профессионализмом.

«Или не все? – Рита совсем по-женски краем глаза отмечает явно наэлектризованную девушку с именем Настя на пластиковой карточке бейджа. – Вот эта барышня, например, явно не может быть спокойной в Ольгином присутствии, хотя всячески старается показать свою незаинтересованность и независимость. Интересно, такая бы понравилась Оле?».

Ольгин взгляд застает Риту врасплох, последняя даже краснеет, но справляется с собой, с легкой улыбкой восстанавливает статус-кво. Ольга продолжает пространную консультацию-презентацию. Настя простреливает взглядом обеих девушек, а одна из стеклянных трубок со светящимся внутри газом начинает как-то нервно и пока еще не очень заметно сбоить.

«Быть частью этого грандиозного действа. Как это здорово, должно быть!» – Рите все сложнее удерживать контроль над эмоциями, соблюдать баланс равноценности между собственными, исходящими изнутри, и посторонними, давящими снаружи со всех сторон сразу. Всесильная Ольга с группой серьезных людей, электро-Настя, фантастические проекты будущего.

«Как бы я хотела однажды стать здесь не просто гостьей!» – сердце Риты начинает биться сильнее, когда Ольга, оставив гостей, идет к ней.

– Привет, – негромко выдыхает провокационно-пониженный голос. Он слышен лишь между Ритой и Ольгой, остальные могут нескромно прочесть по губам, если вдруг возникнет такое желание. Настя демонстративно отворачивается, Егор отвлекается на обмен контактами с гостями.

– Тут здорово, – шепчет Рита. Пальцы девушек на миг соприкасаются. Ольга мысленно отмечает, что ей намного проще объяснить толпе скептически настроенных девелоперов туманные выгоды будущего, чем связать хотя бы пару несчастных слов, когда Рита здесь, когда она так на нее смотрит. На миг Ольга словно видит окружающее Ритиными глазами, сердце заходится в волнении и восхищении, а затем, пока не взорвалось от чересчур ярких впечатлений, стремится вернуться обратно в свое я.

– Удивительно, насколько она тебе подходит, – но видение мира снова с привычного ракурса не уберегает Ольгу от удивлений. Она легко касается Ритиной туники, с трудом признавая в ней свою вещь, – на мне выглядит совершенно иначе. Определенно… – понижающийся до странного полушепота голос внезапно вспыхивает. – …кстати, мы с ребятами, сейчас познакомлю тебя с ними, хотели пройти в сектор твоей будущей специализации.

Ольга оглядывается на тройку оставшихся гостей, затем на Риту. – Пойдем?

Огромный павильон, посвященный интерьерному дизайну, показался Рите чем-то средним между лабиринтом Минотавра и пещерой Али-Бабы. Стенды, один другого интереснее, оказались для нее неземным сокровищем идей и вариантов их претворения в жизнь. Учебные материалы – текстовые, фото и видео, безусловно, несут в себе огромный пласт информации, но каким же он маленьким кажется, когда пример осязаем. Когда его можно ощутить пальцами, повертеть в руках, получить объяснение непосредственно из первых рук.

– А роль быка кто выполнять будет? – улыбнулась Ольга, когда Рита поделилась с ней своим сравнением с лабиринто-пещерой чудес. – Неужели эти усталые бедолаги представители?

(Работники одного из стендов и правда выглядят выдохшимися).

Но Рита обреченно качает головой и тихо признается:

– Если бы они, то было бы всё слишком просто. Минотавр – это моя внутренняя зависть к знаниям и профессионализму создателей всех этих идейных/интерьерных сокровищ.

Ольга негромко смеется, обнимает Риту за плечи.

– Пока в тебе есть эта честность, он не подступит, поверь, – негромко произносит над самым Ритиным ушком.

– Откуда знаешь? – ежится и смеется от легкой щекотки Рита.

– Кампински! – отвлекают чуть более громкий приличия незнакомый голос, – не ожидала тебя здесь встретить!

Ольга здоровается с очередной деловой дамой по имени.

– А это Рита, ваша коллега из Питера, – представляет подругу.

– Очень приятно. Я так и подумала, – кивает дама.

«Только бы мне не пришлось ничего говорить!» – отвечая на приветствие дамы, мысленно ужасается Рита, но разговор летит дальше, и ей в нем отводится лишь роль слушательницы.

Спустя еще некоторое время и энное число знакомств с людьми, лица которых Рита, скорее всего, никогда не вспомнит, она перестает удивляться, волноваться и ужасаться. Она стоит рядом с Ольгой и чувствует себя альпинистом, покорившим Эверест в один только шаг, знает, что это сон, и наслаждается им, едва не забывая дышать.

– Нужно заглянуть к нашим, – не забывая контролировать время и всё происходящее вокруг, Ольга, в отличие от Риты, не спит наяву, а создает из сказок осязаемую быль. – Основные встречи уже окончены, с остальными ребята сами разберутся.

– И девочки, девочка, – подсказывает Рита, разворачиваясь за Кампински. – Там у вас не только мальчики.

– Электро-Настя, – улыбается Ольга. – Ну да.

Оказывается, пока Рита с Ольгой отсутствовали, на стенд подъезжали Семеновы.

– Впечатлились записанными на тебя контактами и где-то там потом потерялись, – неопределенно махнул рукой Эдик.

– Мне не звонили, – пожала плечами Кампински. – Наверное, тоже уже отчалили. Мы уходим. Я только зашла сказать – интересно было с вами поработать, девочки и мальчики, – отметила каждого индивидуальным взглядом. – Жирных вам контрактов и высоких бонусов.

Попрощавшись с коллегами, Ольга с Ритой спускаются на парковку.

– Давай заедем куда-нибудь поесть, – по пути к машине предлагает Оля. – Или можем готовой еды взять в «азбуке» и домой. Как ты хочешь?

Ритин взгляд давно потерялся в нестройных рядах пустых машин, поэтому и здесь, как давеча в выставочном павильоне, она просто держится рядом со всезнающей Ольгой, а после ее вопроса неожиданно грустнеет.

– Я бы хотела остаться здесь у тебя, но завтра в это самое время мне нужно быть на занятиях. Я не знаю пока, сколько нужно времени на дорогу. Когда мне лучше выехать и чем?

Машина отзывается негромким звуком отключившейся сигнализации. Ольга жестом приглашает сесть и, едва расставшись, они с Ритой встречаются в соседних креслах, закрывают двери.

– Быстрее всего «сапсаном», – Ольга задумчиво смотрит, как Рита пристегивает ремень, поправляет одежду, волосы. – С шести утра он ходит каждый час. Время в пути около четырех часов. Завтра подвезу тебя перед офисом. Билет можем сегодня купить в онлайне. Я забыла совсем. Заигралась.

Машина словно сама по себе медленно трогается с места, едет вперед, лавируя в лабиринте парковки. Ольга едва касается руля.

– Я с тобой тоже обо всем забываю, – негромко отвечает Рита, глядит чуть смущенно. – Интересное получилось мероприятие. Спасибо тебе за него огромное. Это как пример, к чему можно стремиться. Такой дизайнерский Олимп.

Ольга слегка притормаживает у самого выезда, а затем машина вырывается в свободу летнего вечера, где, несмотря на радостный Ритин тон и яркий солнечный свет, над обеими теперь висит тень грусти – расставаться ни Рите, ни, тем более, Ольге не хочется.

========== Часть 25 ==========

– Ты действительно вновь собираешься отправить ее в Городок? – машина семейной четы основателей и бессменных руководителей Компании останавливается на очередном перекрестке. Семенов успевает перестроиться в последний момент, Вера скептически окидывает взглядом сложившуюся автомобильную комбинацию.

– К Тошке тебя закину, у меня еще одна встреча, – отвечает/ объясняет свои действия муж, хотя прекрасно знает, что Вере эти объяснения ни к чему. За столько лет оба научились читать друг друга, как раскрытые книги, где написано по сути одно и то же.

Отвечать на прозвучавший вопрос жены Семенову не хочется по той же самой причине – оба прекрасно знают ответ. Впрочем, как и то, почему Вера все-таки вопрос озвучила.

– Не знаешь, что за дизайнерку она там всем представляла? – мстит за вопрос Семенов с самым добродушным из своих обличий. – Так же сейчас модно говорить? Архитекторка, дизайнерка, а ты у нас директорка.

– Но не идиотка, – мрачно отзывается Вера, отрезает. – Не знаю и знать не хочу.

Выпад Семенова легко достигает цели. Это как жахнуть из гранатомета по ярко-окрашенному кругу метром в диаметре с пяти шагов – захочешь, не промахнешься. «Впрочем, вместо круга в этом месте давно сквозит дыра с оплавленными от огня разорвавшихся снарядов краями». В последнее время настроение Веры почти не бывает хорошим, чаще оно просто «ровное» или, точнее, «выровненное» насильно.

«Ежедневное изнасилование себя для него, для Компании, сына, невестки, коллег… для всех вокруг, чтобы в результате стать/быть признанной тотальной дурой и стервой» – горькая усмешка, отравленная ужасной внутренней болью, никак не отражается внешне. Вера все так же спокойна.

– Ты здесь ни при чем, – помолчав, Семенов великодушно решает внести собственную справедливую ясность. – Я действительно просто хочу подстраховать проект. Ничего личного.

Он еще раз пробегает памятью по основным моментам карты их с Верой (и не только) отношений. Кампински, как и обещала, ведет себя идеально с того самого «прощального вечера», куда некоторое время назад Семенов скрепя сердце отпускал благоверную. Чувствовал себя идиотом в попытке почувствовать рогоносцем. Принял на грудь, но ни коньяк, ни водка не помогли – Вера с наглой девицей ни ревности, ни каких иных чувств, кроме раздражения, не вызывали. Для более полной проработки вопроса Семенов попытался даже посмотреть в интернете соответствующее видео, кое-что из него даже понравилось, но оно совершенно точно было не про Веру.

В продолжающемся молчании Семенов заодно вспомнил, что из ресторана Вера явилась в урочное время, в меру пьяной и расстроенной вне всякой меры. Пить с ним отказалась, скрылась в ванной часа на два, а может быть, и больше.

«Гораздо больше. Я жаждал ее возвращения с вполне приятными намерениями, но пока она там плескалась, намерения перегорели и легли спать» – застарелое раздражение Семенова усилилось. Последний секс между супругами случился еще в Городке, после того самого эпичного корпоратива по случаю защиты «Северо-Западного» проекта, а дальше…

Он неопределенно хмыкнул.

Протрезвев наутро после «прощального вечера», Вера вернула себе былое (до истории с Ольгой) спокойствие, занялась работой, домом, сыном с его бестолковой женой, но ничего не вернулось в «как прежде».

– Да ненадолго. Командировка, – почему-то Семенов слышит в собственном голосе и словах оправдание. – Здесь Кампински нужнее. Как у вас с филевским направлением?

Последний вопрос произнесен для того, чтобы получить от Веры хоть какой-то ответ.

Семенов сбрасывает скорость. Здесь движение довольно свободное и можно было бы спокойно выжимать разрешенный максимум, но, чувствуя растущее где-то внутри горячее бешенство, Семенов-осторожный предпочитает поступить так.

Он никак не может окончательно прочесть эту вовсе не тайную «страницу» Вериной книги, исчитанной им самим вдоль и поперек. Будто кто-то в насмешку накорябал между русских строк пару абзацев на болгарском – вроде та же кириллица и слова по звучанию схожи, но смысл невероятно искажается, выглядит полной белибердой.

– Оля действительно ни при чем, – негромко и медленно произносит, наконец, Вера. Она словно задумалась и разговаривает сама с собой. Она словно говорит самой себе. – Дело не в Кампински, не в тебе, ни в ком больше. Только во мне.

– Вер… – машинально начинает Семенов и осекается. Его этот привычный порыв переспорить, непременно вынести свое исключительно верное решение, внезапно дает осечку. В салоне автомобиля повисает рваная нервная пауза. В паузе болтается старый потертый кожаный брелок, прицепленный к ключу зажигания.

– Мы поживем отдельно, – произнося то, на что у нее никогда не хватало смелости, Вера думает о брелке, о том, что давно хотела выбросить эту старую дурацкую подвеску.

Семенов удивленно пялится вперед на дорогу.

– Чего? – обалдело произносит он. – Ты опять? – в его памяти мелькают неясные обрывки событий схожих. Вроде как всё это уже было в их жизни – попытки развода, даже судебный процесс, который сам Вадим всячески игнорировал и затягивал – «ведь это была всего лишь игра в мщение с Вериной стороны. В этой игре были определенные уступки».

– Я не знаю, что ты имеешь ввиду под своим «опять», – отвечает Вера. В ее памяти игр нет. Были непонимание, боль, бешенство на непонимание и боль, и сводящее с ума одиночество.

– Не спорь со мной, – ровно продолжает женщина. – Не пытайся отговаривать. Не делай вообще ничего, никаких лишних движений или разговоров. Я так решила. В конце концов, мы с тобой не сиамские близнецы и, слава богу, имеем определенную независимость друг от друга.

Теперь машина движется по дороге с минимально разрешенной скоростью. Семенов не верит ни слову жены, но вместе с тем понимает, что она не шутит, не пытается «что-то вымудрить» и по большому счету он сам давно ожидал подобного развития событий. Осознавал, чувствовал, предвидел и до последнего момента не верил. Это было серьезнее их комедии с разводом, фарса с Кампински. Это даже стало на миг просто страшным, как смерть.

– Я не смогу без тебя. Ты это знаешь, – глухо, как никогда, произносит Семенов, а затем его голос скачет вверх, страх умело маскируется нотами раздражения. – Ты не можешь уйти. Не сейчас. Нам уже не пятнадцать лет, Вер! Что за глупости?!

Этот выпад придает Вадиму уверенности в своей правоте – в самом деле, не поступит же она, как последняя предательница! Это же Вера – его правая рука, надежный тыл, боевая подруга… и просто мудрая женщина.

«Может быть, я был немного не прав, когда по-ребячьи мстил Вере житейской иронией за интрижку с Кампински, – Семенов винится мысленно перед самим собой. – Возможно, что-то не разглядел, хотя все вроде было обычным, забавным и казалось игрой – ролевой или как в дурацких сериалах, которыми когда-то увлекалась мама».

– Придется смочь, – негромко отзывается Вера совсем иными словами, нежели те, что Семенов уже услышал в собственном внутреннем диалоге. – И тебе действительно пора попрощаться со своими вечными «пятнадцать». Или по крайней мере в отношениях со мной. Мне надоело быть твоей мамочкой.

Она тихо вздыхает, но это не вздох сожаления или слабости. Скорее вдох чего-то нового.

– Дальше. Я тебя очень прошу, если ты еще хоть что-то нежное ко мне чувствуешь – не спорь со мной, не дави на ответственность – это все равно не поможет. Просто отпусти, пока мы не перешли на уровень взаимной ненависти. Мне это нужно. Понимания прошу только в этом вопросе, в остальном я сама еще не разобралась.

– Твою мать! – с чувством выплевывает Вадим. – Ты сейчас ахинею несешь полную!

– Насчет отпуска я пока не уверена, – продолжает Вера, не обращая внимания на выпад мужа. – Возможно, я захочу уйти из Компании на некоторое время. В отпуск.

– Давай уж, чего там! – «заводится» мужчина, – смени заодно фамилию, национальность. Но что бы ты ни делала, ты все равно останешься этой… – он что-то бурчит неразборчиво.

– Глупой теткой, в которую я превратилась, – подсказывает жена. – Старухой Изергиль или Коллонтай времен ее романа с Дуболоменко.

– Ты как всегда самая умная! – старым двоечником хмыкает седой мальчик.

– А ты изо всех сил рвешься соответствовать умильному определению моей мамы – «муж по сути это самый младший из детей жены». Но мне безумно надоело тебя воспитывать. Катись ты к черту со своим детством в жопе и дай мне наконец найти себя без этих ваших вечных установок о том, чего я вам всем должна!

Словно в кино, Семеновы смотрят вперед в интерактивный экран автомобильного окна. Вот теперь Вера сказала всё, на что никогда не хватало смелости. Шаг совершен. Его не отменить, не переиграть, тем более, что она явно намерена теперь двигаться лишь вперед.

Телефон Семенова несмело подает голос-звонок. Звук объявляет антракт, включает в зале театра жизни полный свет, и зрители щурятся на некрасивую правду.

– У меня встреча, – сбрасывая звонок, говорит Семенов. – К Тошке-то тебя везти? —

его замечание и вопрос ему самому кажутся сейчас спасительными соломинками привычного быта в отношениях. «О чем она тут говорила?».

– К Тошке, да, – легко подтверждает Вера. – Я могла бы и сама доехать, но хотела поговорить с тобой лично о своих планах, не писать записок, как в дешевеньких мелодрамах. Теперь ты знаешь все.

– Нет, подожди, – Семенов бросает взгляд на жену и даже мысленно, хоть и неуместно, делает ей комплимент – «Шикарно выглядишь!» и «Ты единственная навсегда в моем сердце». – Ты это всё сейчас серьезно? Я отменю встречу…

– Я сняла уже квартиру, – продолжает Вера. От ее слов и выражения дым в голове Семенова густеет. – Перевезла в нее самые нужные и дорогие мне вещи. Разумеется, ты ничего не заметил, хотя я этим занималась последние две недели совершенно открыто.

– Твою мать! – вновь рявкает Вадим. – Мы же решили тогда с тобой…

– Я не знаю, о чем ты, – холодно перебивает Вера. – Решал всегда единолично ты, а я только соглашалась в интересах кого угодно, кроме лишь своих собственных…

– Ой, бедняжка! – психует Семенов.

– И больше ей не буду! – парирует Семенова.

На несколько минут муж с женой неожиданно замолкают.

Машина за это время въезжает в охраняемый двор дома, где живут их сын с невесткой, останавливается.

В тихом дворике почти пусто и идеально чисто.

– Я не могу так больше, – негромко произносит Вера. – Я боюсь и борюсь каждый день, что просто не приду в офис утром, сяду в какой-нибудь поезд и уеду, выброшу телефон… Что вся моя жизнь бессмысленна или ее смысл был лишь в служении вбитым с детства идеалам… Не говори ничего мне сейчас, пожалуйста.

Она открыто смотрит на Семенова, на человека, который роднее собственного отражения в зеркале, и личину, которую хочется снять, соскрести с себя вместе со старой, почти омертвевшей кожей.

– Ты весь открыт и бесхитростен, – тихо продолжает Вера. – Ты отличный человек… но мы правда теперь больше сын и мудрая мать, нежели… мы давно не влюбленные и уж точно не любовники. Я испытываю к тебе настолько родственные чувства, что наш все более редкий секс кажется отвратительным инцестом.

Смолчав, Семенов лишь морщится. В его выражении лица явно читается намек на ее неформатный роман с «архитекторкой».

– С ней мне тоже нужно поставить точку в отношениях, но с моей уже стороны, – тяжело подтверждает его несказанные слова Вера.

«И признаться, это ключевой момент во всей этой истории (истерии) с моим нынешним уходом, – она молча отводит глаза. – Я не представляю, как с этим мне справиться. Может быть, я это даже не переживу, но больше так продолжаться не может».

========== Часть 26 ==========

После напоминания о неумолимо приближающемся Ритином отъезде тратить время на кафе хотелось все меньше. Обоюдным желанием Ольга с Ритой свернули в магазин с неплохим выбором готовых блюд, полуфабрикатов, прочих продуктов и алкоголя.

Меню не было утверждено заранее, поэтому брали то, чего захотелось «на взгляд»: сырные шарики, скатанные нескольких видов сыра, таких как Гауда, Грюер, творожный с добавлением грецкого ореха, семги, сушеных томатов, зелени, кунжута, маслин и каких-то пряностей, которые ни Рита, ни Ольга уже не взялись бы отгадать. Взяли два аппетитных кусочка запеченной рыбы, пару разных салатов, итальянский хлеб. В добавок ко всему навскидку подобрали вина и, уже собираясь домой, прихватили еще мороженое.

– Самое сладкое в жизни… – Ольга гонит машину домой, Рита сидит рядом, поворачивает голову на Ольгины слова. Но Кампински со смехом пожимает плечами:

– Не помню. Хотела поумничать, но забыла, что же там самое сладкое.

– Несколько часов до поезда, – подсказывает Рита. Ольга согласно кивает:

– В этой сладости есть своя горчинка.

Прихватив пакеты, спешат к лифту, лифт, в свою очередь, спешит вверх.

– Все двойственно, – продолжает философию Рита. – У каждой медали есть своя оборотная сторона, у луны тёмная, а про палку так вообще тема отдельная.

– Потянуло на лирику? – распахнув дверь перед любимой, Ольга входит в квартиру следом и закрывает за собой.

– Отчасти, – легко соглашается Рита, оставляет свой пакет в секторе кухни. – Я так проголодалась, а голод, знаешь ли, очень способствует пространным рассуждениям, пока до дела не дойдет.

С хитрой полуулыбкой Ольга подкрадывается сзади, ловит Риту за талию, разворачивает к себе и прижимает к первой попавшей стенке.

– Нда уж, знаю, – шепчет ей на ушко, мягко касается губами за ушком, где секунду назад острой щекоткой пробежало невесомое дыхание. Рита не отвечает словами, ибо что есть слова, когда целый мир в руках Ольги тает льдинкой в бокале, пропитывая все вокруг невидимым дурманом ответного желания?

Значение слов варьируется от наоборот до условных. Внимание ловит жесты, считывая их единственно-личными тайными знаками. Неслышным звоном отвечает Ритино тело на каждое Ольгино прикосновение, и обе не торопятся отчалить в свободное плаванье, словно это сможет затормозить само время, словно время для них остановится, если не шагнет вспять, не позволит встретить нежные, жадные губы вновь в первый раз, но уже зная заранее все их привычки/приоритеты так, словно вместе провели не одну ночь, не один день.

– Словно тысячу лет с тобой вместе и две тысячи тебя не видела, соскучилась страшно, – шелком стелется голос по оголенным желанием нервам, по обнаженным плечам.

«Не торопиться» – советует разум, остающийся обжигающе холодным даже когда кровь в жилах вскипает термоядерной реакцией, грозит смертельной тоской, если сию секунду не введешь в свое сознание противоядие.

«Тщетно, – издеваясь, хохочет сумасшествие страсти, затапливает обеих не таких уж и невинных дев раскаленной, тягуче-сладкой волной вседозволенности. – Развлекайтесь. Не оглядывайтесь. Вас уже не спасти».

«Нас уже не догнать» – дыхание вкупе со стонами наполняет пространство, лишь относительно имеющее очертания стен, дивана, чего-то иного, неназванного, где Рита и Ольга теряют последние ограничения, растворяясь друг в друге, меняясь телами, возвращаясь обратно для того лишь, чтобы с головой нырнуть в новый полет.

– Она из породы красивых пернатых зверей, – цитирует вечер Ольгину память. Закат, шагая по этажам вверх, в сторону неба фривольно задерживается в расширенных негой Ритиных зрачках, в ленивых Ольгиных движениях.

– Что ты там говорила о глупостях? – пропуская волной закат сквозь себя, Ольга довольно потягивается, Рита нехотя поднимается следом, квартира медленно принимает стандартные, утвержденные СНИПом, очертания.

«Кто там что говорил о шестом измерении? – томно ухмыляется внутренний голос. – Не там ищете его, товарищи» – оглядываясь, Рита еще помнит иную географию этой комнаты, открывавшуюся ей из своего магического параллельного мира всего несколько минут назад и всего на эти самые несколько минут.

– К черту столы, – девушки устраиваются в стихийно сложенном из покрывал и одеял гнезде на полу. Широкий поднос служит столом, на нем стоят два хрустальных «тюльпана» на длинной ножке, столовые приборы и вовсе не требуются, ибо, как гласит легенда – руками вкуснее.

Последнее, конечно же, шутка, такая же фривольная, как вечер и закат вместе взятые.

Белое вино успело остыть – бокал слегка запотевает, по языку струится живая, свежая влага, имеющая вкус пряного, прокаленного летним солнцем, разнотравья, морского бриза, ветра древней Сицилии, где полумифические этруски выводили закон взаимосвязи формы и ее наполнения, который осуществлялся через структуру места, человека, времени и даже усилия природных явлений – «и высокая их геометрия – наука не просто о формах, но и о наполнении этих структур».

Рассмеявшись своим мыслям, Рита отставляет бокал, пробует сырное произведение искусства от неизвестного гастронома.

– Вкусно же как! – озвучивает Ритин восторг слегка охрипший после полетов и холодного вина Ольгин голос. – Кто-то явно в ударе сегодня был.

Не видя причин не согласиться, Рита легко кивает, ложится на бок, подперев голову рукой, согнутой в локте.

– Идеально, – негромко произносит она, имея в виду и вечер, и сырные изыски, и каждый квант, пронизывающий сейчас пространство, возможно, существующее только в их с Ольгой воображении.

«Должно быть, мы художницы с ней и явно «в ударе» – с легкой грустинкой, непременно присутствующей даже в самом безоблачном дне, отмечает Рита. Она любуется вечером, его хрупкостью. Тем, как мимолетно и неслышно струится свет, обнимая их с Ольгой единым потоком, затем смешивается с океаном вечера, затопившим город за окном, превратившим его в легендарную Атлантиду, ибо кто сказал, что в ней с приходом вод кончилась жизнь? Может быть, атлантидцы, напротив, специально упрятали свое сокровище подальше от всех людских глаз, предварительно просто научившись дышать иначе.

– Философия меня сегодня уносит, – улыбается Рита. Хмельным, влюбленным взглядом глядит на Ольгу. Она совсем рядом, и в ее темных глазах предсказанием сгущается тень наступающей ночи.

– Что-то тебя все-таки грузит, – соглашается Кампински. – Горько признать, но это чувствуется. Расскажешь?

В глазах Ольги отражается едва заметная паутинка сожаления, пробежавшая по лицу Риты, легкая нервозность в привычном жесте, когда она на пальчик накручивает прядь волос и тут же бросает ее.

– Я себя странно чувствую, – наконец, негромко отвечает Рита. – Вино тут ни при чем. Я про нас… – она умолкает, беспомощно, словно уходя под воду, глядит на Ольгу. Ольга чуть вскидывает брови, тень её глаз окрашивается легким удивлением.

– Теперь мне вдвойне интересно, – голос уже не спрашивает «расскажешь ли?», но требует. Риту это явно нервирует. Она поднимается, садится по-турецки, берет бокал с пряной прохладой сицилийского утра, но не пьет.

– Не знаю, как начать, как сказать тебе, – голос звучит негромко, неуверенно.

Ольга опускает глаза. Эта неуверенность может одинаково значить всё что угодно. И то, что Рите не нравится сыр, и то, что она хочет расстаться, вернуться в свою прошлую, правильную жизнь.

– Я много думала, – новой волной приливает негромкий голос.

«Многообещающее начало» – эхом отзываются не самые оптимистические Ольгины мысли.

– Я никогда не жила так свободно, как сейчас, и похоже, у меня никогда не было отношений, – продолжает тем временем Рита. Собираясь с мыслями, она одновременно, видимо, собирается с силами, и ее голос крепнет, чего не скажешь об Ольгиной дальнейшей уверенности.

– Мама с папой, затем только мама, семья дяди Стефана, Золотаревы, – тихой песней журчит голос Риты. – Я всегда была иждивенкой. Может быть, не совсем верное слово, но суть именно та. Я ничего не зарабатывала, не рассчитывала, и как следствие – ничего не решала.

Замолчав, она смотрит на Ольгу, словно в глазах последней невидимая шпаргалка, с которой можно свериться.

Ольга молчит, медленно тянет вино, ждет.

– Я боюсь выглядеть глупо, – извиняясь выдыхает Рита беспомощную, виноватую улыбку, – я боюсь сейчас что-то такое сказать и испортить.

– Глупости ты уже все сказала, только что, – негромко перебивает Риту Ольга, – про боюсь и напортить. Теперь уже больше не страшно, так что давай, глубокий выдох, глоток и как на духу.

Её взгляд смешит Риту. Неуверенно улыбаясь, Рита прячет глаза, но не может в них спрятаться сама.

– Это касается наших с тобой отношений, – повторяет она уже звучавшую сегодня фразу, но на сей раз с продолжением. – Разве могут быть отношения, где один человек платит другому, а другой для первого должен сделать работу? Вернее, наверняка такое бывает, просто я не могу себя в этом представить.

– Тебе в новинку. Я поняла, – подтверждает Кампински. – И тебя что-то смущает? Как одно может мешать другому?

Рита пожимает плечами.

– Этого я не знаю. Я лишь говорю тебе о том, что сейчас чувствую.

– Ты хочешь прекратить наши встречи, пока не закончишь проект? – спрашивает Ольга. Рита отрицательно качает головой.

– Конечно нет. Пойми меня правильно. Я просто… немного из другой жизни. Где не бывает отношений на расстоянии. Где каждый вечер… – Рита опять качает головой и отмахивается. – Забудь.

– Нет, зачем, – подхватывает Ольга. – Я понимаю тебя. Когда-то я тоже считала именно так, пока не была вынуждена испробовать жить иначе. Теперь просто знаю два способа и второй более привычен.