Текст книги "Раскадровка (СИ)"
Автор книги: Ulla Lovisa
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)
– Приве-е-ет! – прокричала она и пошатнулась на высоких каблуках, Том рефлекторно подхватил её локоть, чтобы придержать. Девушка кокетливо ему подмигнула и продолжила: – Вы ведь те актёры, да?
Норин, закуривая сигарету, помотала головой.
– Нет, извините, Вы нас с кем-то путаете. Он страховой агент, а я медсестра в стоматологическом кабинете.
Девица в желтом парике растерянно заморгала, потом нахмурилась, потом рассмеялась.
– Вы те актёры-ы-ы! – протянула она, поднимая руку и наставляя на Тома палец. – Ты тот бог-очаровашка из «Марвел», а ты та стерва из «Судеб и фурий», да?
Она говорила слишком громко, чтобы её слова неразборчиво терялись в музыке, а потому многие – даже в дальнем углу дворика – начали на них оборачиваться. Том заметил, как двое каких-то парней переглянулись, кивнув друг другу, отставили бокалы и поднялись со своих мест; а в компании у бара кто-то сверился с телефоном, толкнул друга в плечо и показал в их с Норин сторону. Им пришлось бежать, а кроличьи ушки крикнула им вслед:
– Но вы же англичане, правда? Ты Том… как там тебя?!
Они протолкались сквозь бар – Том шел впереди и крепко сжимал руку торопящейся следом Норин, протиснулись сквозь выстроившуюся на вход очередь и побежали вниз по улице. Добежав до конца квартала и повернув за угол, к парковке почтовых фургонов, они замедлили шаг и рассмеялись.
– Ну что, Том Как-там-тебя, полноправный король чего-то там, куда дальше?
– Йотунхейма.
– В Йотунхейм?
– Нет, король Йотунхейма. Там холодновато и путь неблизкий.
Они снова расхохотались. Норин нагнулась и уперлась руками в собственные колени, всхлипывая и сотрясаясь в судорогах смеха почти беззвучно, а затем вскинула голову и посмотрела на Тома серьезно, как-то прицельно и словно внутрь.
– Тебя не бесит, что – чем бы ты ни занимался, сколько бы души ни вкладывал в другие проекты – всё равно остаешься богом-очаровашкой из «Марвел»?
– Я люблю Локи, – торопливо ответил Том. – Люблю быть Локи.
А затем сделал паузу и задумался. Это было правдой – Локи он любил, эта роль изменила его жизнь в лучшую, эту шумную, полную узнаваний на улицах и в барах, сторону; эта роль была обширной, давала в каждом фильме «Марвел» столько нового пространства для творчества, для интерпретации; эта роль, в конечном итоге, дала ему множество других ролей в других, отвлеченных картинах. Выбирая актерский путь, Хиддлстон искал разнообразия, бесконечной множественности ролей, неповторимости и не повторяемости, он отчаянно не хотел стать актёром одного типажа, играющего под разными названиями одного и того же персонажа раз за разом. И уж точно не хотел стать актёром одной единственной роли. В нём противоречиво соединялась безграничная благодарность Локи за то, что в нём он нашёл успех, и упорное, бунтарское стремление от него оторваться.
Они шли в сторону океана, и Том как никогда прежде откровенно делился этими мыслями вслух. Улицы постепенно пустели по мере того, как на смену ресторанам и барам приходили погруженные в дрёму кондоминиумы и многоквартирные высотки; тонкие стрелы пальм тянулись в темное небо, в густых перьях их зеленых верхушек шумел ветер. Было тихо и в воздухе висела теплая ночная влага. Норин бесшумно шагала в своих кедах, втянув пальцы в рукава пуловера, и слушала. Её лицо было обернуто к Тому, а в глазах, янтарный мёд которых заменила непроглядная чернота, мерцало понимание. Её внимание располагало к тому, чтобы говорить, и он говорил – честно и беззаботно, не опасаясь того, что искренность могла обернуться против него самого – пока они не дошли до побережья. А там на смену его словам пришел шум волн.
Разувшись, они пересекли пляж и остановились там, где песок был мокрым, холодным и вязким, и к их босым ногам порой добегала вода. Слева вдалеке мерцало огнями колесо обозрения из парка развлечений на пирсе, справа крохотными пугливыми точками отсвечивали тянущиеся по зеленым холмам скоростные шоссе. Перед ними было звездное небо и неспокойный океан.
– Мне было восемнадцать, – прервала Норин их затянувшееся молчание. Том повернулся к ней, но её невидящий взгляд, обращенный в собственные мысли, был устремлен вперед, в пенящиеся гребни накатывающих волн. – Я стояла на диком пляже недалеко от паромного причала в Мумбасе, в Кении, и мечтала о том, как однажды передо мной вместо мутных вод Индийского океана окажется Тихий океан, а за моей спиной вместо замусоренной автобусной станции, наводненной крысами и алкашами, будут холмы Голливуда. Я приехала в Африку, чтобы доказать себе, что я способна достичь всего, что посчитаю достойным стараний; я приехала в Африку, чтобы вырасти и поверить в собственную мечту.
Она глубоко вдохнула, опуская веки и запрокидывая голову, подставляя лицо изогнутому рогу луны, и продолжила:
– И вот я стою здесь десять лет спустя, передо мной Тихий океан, за мной Санта-Моника, рядом со мной известный голливудский актёр, на моём собственном счету много фильмов, наград и даже номинация на Оскар, я снимаюсь в том, что станет очередным блокбастером, и меня даже узнала пьяная девчонка в баре. Но сейчас мне так страшно, как не было страшно тогда в Кении.
Норин опустила голову, открыла глаза и оглянулась на Тома. Её лицо было расслабленным, лишенным какого-либо выражения, но глаза смотрели с такой откровенной тревогой, с по-детски наивной мольбой, что по коже Хиддлстона побежали мелкие мурашки. Он никогда прежде не видел Джойс такой открытой, такой уязвимой, такой настоящей. Он смотрел ей прямо в глаза и видел в них бесстрашно обнаженную напуганную душу, он молчал, потому что не знал правильных слов, и ему очень не хотелось спугнуть или ранить, а потому он просто встречал её взгляд и надеялся, что она видит – ему это знакомо. Так они простояли несколько минут, окутанные соленым ветром и молчанием, вглядываясь друг в друга, а потом Норин улыбнулась.
– Я слишком много выпила, – весело сообщила она. – Если размышляю о подобном вслух.
Том с удивлением обнаружил в себе какое-то неясное огорчение оттого, что этот искренний разговор оборвался, но в то же время и приятно щекочущую радость, потому что он, пусть и короткий, но состоялся. Когда приехало такси, и Норин, обнимая на прощание, опустила ладонь на его затылок и мягко придержала его голову рядом со своей, целуя в щеку, он отчетливо почувствовал: между ними что-то изменилось. Что-то возникло – доверие, дружба? Ещё неясное и несмелое, но уже волнующее.
========== Глава 6. ==========
Суббота, 27 сентября 2014 года
Лондон
Локти саднили, мышцы рук и пресса болезненно ныли, ноги начинали мелко подрагивать от напряжения, в ушах шумела кровь. Норин Джойс в пижаме и с жгучим ментоловым послевкусием зубной пасты во рту стояла в планке посреди своей гостиной. На полу прямо перед её лицом лежал телефон и в таймере отсчитывал оставшееся время. За плотно зашторенным окном разыгрывалась непогода, холодный дождь стучался в стекла и ветер терзал осыпающиеся деревья. Почти каждое 27 сентября начиналось с того, что мама вспоминала: погода в этот день в 1986-м была иной, совершенно замечательной – солнечной, теплой, безветренной. Насколько помнила Норин с самого раннего детства и до сейчас, где бы день рождения её не заставал, погода всегда была значительно хуже, чем в то первое 27 сентября, словно сама природа подчеркивала, что на Норин с рождения возлагались большие надежды, но она неизменно разочаровывала.
На кухне закипел чайник, и Венди загремела чашками, вкидывая в них пакетики чая и наполняя кипятком.
– Напомни, когда ты квартиру купила?
Кряхтя от усилий – сколько бы Норин не тренировалась в зале, обычная планка дома давалась ей сложнее всего – она покосилась на младшую сестру и ответила:
– Два года назад, а что?
– Ну просто… у тебя тут ни еды, ни посуды. Может, мы выберем тебе в подарок сервиз?
Норин хотела ответить, что в этом не было необходимости. Она приобрела квартиру с двумя небольшими спальнями и панорамными окнами в новом жилом комплексе на берегу Темзы скорее как капиталовложение и успокоение – где-то в мире у неё был свой собственный уголок, но бывала здесь крайне редко. За последний календарный год она оказывалась в Лондоне всего дважды и кратковременно, а ещё она почти не готовила. Она не умела и не испытывала желания научиться, в её кулинарном арсенале значились чай, кофе, яичница, тосты и несложные салаты на несколько крупно нарубленных ингредиентов. Она могла размешать мюсли с молоком или намазать джем на скон*, но всякие усилия свыше этих относила за пределы собственной компетенции. Венди всего этого могла не знать – никогда, кроме раннего детства, они быт не делили, и Норин собиралась разъяснить это сестре, но гулко и требовательно завибрировал телефон.
Звонил «Хиддлстон, Т.». Последние два месяца они периодически переписывались, в большинстве своём это было обмен глупостями и лишь иногда – мнениями, но Том никогда раньше не звонил. И сейчас Норин, хоть и догадывалась о причине звонка, оказалась вдруг взволнованной. Будто это был выход на какой-то новый уровень дружбы – звонить друг другу на дни рождения, а затем и просто так, без повода, руководствуясь только желанием поговорить ни о чём. В нерешительности Норин снова покосилась на сестру, та подливала в чашки молоко и, звонко стуча ложкой по стенкам, размешивала сахар. До конца выполнения утренней планки оставалось ещё чуть более двух минут, и в спорте – как и в работе, неотделимой частью которой спорт являлся – Джойс предпочитала быть исключительно обязательной. Потому вместо встать и взять трубку, она приняла вызов и включила громкую связь, всё ещё удерживая себя на локтях и носочках.
– Привет, Том!
– Доброе утро. Надеюсь, не разбудил? – его голос вылился из динамика и отразился от паркета веером густого бархата.
– Нет, не беспокойся.
За кухонным столом затихло постукивание, Венди прислушалась.
– Я… нахожу себя в немного… глупом положении, задавая тебе такой вопрос, и я прошу прощения за… вопиющую бестактность, но можно ли доверять IMDb**? У тебя сегодня в самом деле день рождения?
Норин прыснула и попыталась сдержать смех, но тот просочился в её голос, когда она ответила:
– Боже мой, ты невыносимо очаровательный! – она плашмя рухнула на пол и хохотнула. – Да, Том. Интернет врёт не всегда.
На обратной стороне тоже послышался приглушенный смех.
– Я ещё никогда не чувствовал себя большим придурком, – сообщил Том весело. Перед взглядом Норин возникли ноги в коротких полосатых носках, на пол опустилась парующая полная чашка чая с молоком, и рука подхватила телефон.
– Эй, Венди!
– Алло, здравствуйте, Том. Меня зовут Венди, я сестра Норин.
– Вендс, верни мобильный!
Норин вскочила с места, оттолкнувшись устало ноющими руками от пола и перепрыгивая поданный чай. Венди попятилась обратно к кухне, ехидно усмехаясь и, схватив со стола горячий чайник, выставила его перед собой вроде щита. Из телефона в её руке Том проговорил немного растерянно:
– Здравствуйте, Венди. Я… рад знакомству.
– Вендс! – Норин потянулась к ней, но перед ладонью возник наполненный кипятком металлический сосуд, и она одернула руку. – Ай! Том, прости, я тебе сейчас перезвоню, вот только…
– Нет-нет, Том, не кладите трубку, пожалуйста, – вжимаясь в угол и посмеиваясь, заговорила одновременно с сестрой Венди. – Насколько я понимаю, Вы с Норин друзья, верно?
– Да, – с вопросительной интонацией подтвердил Том.
– И Вы ведь тоже англичанин, Вы из Лондона?
– Да, – повторил Хиддлстон, и смущение в его голосе постепенно сменялось весельем, он посмеивался, а Норин, оставившая попытки дотянуться до сестры, уперла руки в бока и сверлила её яростным взглядом.
– Вендс!
Но та лишь отмахнулась чайником, в нём всплеснулась вода, и несколько горячих капель опрокинулись на пол.
– Сегодня Норин устраивает вечеринку для родных и друзей в ресторане «Бермондси». Том, Вы к нам присоединитесь?
В телефоне запала короткая пауза замешательства, Венди довольно осклабилась и подмигнула сестре, а Норин залилась краской то ли гнева, то ли смущения. Ей отчаянно хотелось оттолкнуть чайник и больно ущипнуть Венди, лишь бы та прекратила это безумное ребячество, и в то же время она была какой-то нездорово довольной. Словно это дурачество с телефоном, пусть и ставило их всех троих в странное положение непонимания происходящего и стеснения, было неподдельной составляющей сестринской любви, и Норин, которая прежде с таким сталкивалась нечасто, вдруг обрадовалась. Они с Венди были сестрами, и это было нормально – ночевать друг у друга дома, готовить друг дружке чай к завтраку, терроризировать и вот так подставлять.
– Я… очень благодарен Вам за приглашение, Венди, – вежливо ответил Том. – Вот только сейчас я нахожусь в Северной Ирландии на съемках, и при всём желании не смог бы оказаться сегодня в Лондоне. Но я Вам обещаю, что мы непременно отпразднуем это с Норин немного позже.
– Ну, ловлю Вас на слове, мистер Хиддлстон, – пожав плечами и скривив рот в гримасе преувеличенного сожаления, сказала Венди и поверх чайника протянула сестре телефон. Норин торопливо подхватила его, выключила громкую связь и, прижав к уху, со смехом выдохнула:
– Прости, Том. Мы нашли её в лесу совсем недавно и ещё не успели обучить правилам поведения.
– Все Джойсы такие веселые? – поинтересовался Том.
– По линии отца все вплоть до средневековья. Но Вендс, определенно, самая веселая из нас.
– Я всё слышу! – прокричала из-за кухонного стола Венди, и Норин, подхватив с дивана декоративную узорчатую подушку, прицельно бросила в сестру.
Потом был ресторан «Бермондси», стол на десятерых, опоздавшие родители, похоже, поссорившиеся где-то по дороге и хмуро друг на друга поглядывающие, Джошуа О`Риордан с огромным букетом, несколько друзей с детства, школы и университета, вино и неслаженное пение «с днём рожденья тебя!» от официантов. Небо прояснилось ближе к вечеру и на несколько часов перед закатом солнце выглянуло из-за облаков, а потому Джош, Венди и Норин ушли из ресторана пешком и в небольшом сквере между Сити-Холлом и Тауэрским мостом пили кофе и наблюдали за протекающими мимо водами Темзы и снующими по набережной туристами. Большая шумная компания как раз взбиралась на парапет, растягивая перед собой флаг Австралии, чтобы сфотографироваться, когда Джош произнёс:
– Кстати, я немного удивился, но «Тачстоун» выбрали не Эрика, а Тома Хиддлстона.
– Я знаю, – ответила Норин. Агент оглянулся на неё и удивленно вскинул брови.
– Ты знаешь?
– Она знает, – деловито подтвердила Венди. – Том Хиддлстон сегодня поздравил её одним из первых.
– Вы общаетесь?
– Они дружат.
Норин бросила в сестру испепеляющий взгляд, но рассказала о Томе, об их случайной встрече в аэропорту, о пробах и о двух неслучайных вечерах в Лос-Анджелесе. Она красноречиво нахмурилась на вопрос Джоша о том, не дружба ли с Норин обеспечила Тому роль в «Шантараме», и толкнула Венди в плечо, когда та спросила, известно ли Марко о том, что Норин танцует с Хиддлстоном. Говорить о нём так открыто и без опаски с близкими друзьями ощущалось своеобразным церемониальным посвящением его в этот тесный круг. Она всё ещё помнила об осторожности, она приучила себя авансом остерегаться каждого, даже родных, но теперь Том ей больше нравился, чем настораживал. Норин чувствовала себя в относительной безопасности, называя его своим другом.
Когда стемнело, снова набежали тучи, и влага в воздухе потяжелела, за Норин приехал Мерседес и отвёз к Марко. Тот ждал её за столиком у панорамного окна в ресторане на верхнем этаже отеля «Хилтон». Внизу за исполосованным дождевыми потоками стеклом растянулся Гайд-парк, на столе в причудливо изогнутой вазе стояли белоснежные лилии, а рядом – кроваво-красный пакет «Картье». Внутри в увесистой кожаной коробке оказалось ожерелье – тонкая длинная цепочка белого золота с десятком равномерно рассыпанных по ней бриллиантов. Очередная дорогая, бесполезная и безвкусная вещь, наверняка приобретенная даже не самим Манкузо, а его вездесущей персональной ассистенткой. Норин раздраженно подумала, что устала от этих попыток её купить, но изобразила радость и широко улыбнулась.
– С днём рождения, дорогая! – произнес Марко, когда она перегнулась через стол, чтобы его поцеловать. От него пахло горечью полироли – он слишком много времени проводил в своей натертой до блеска машине, а губы были сухими и кислыми на вкус.
***
Понедельник, 13 октября 2014 года
Торонто
Фойе отеля «ИнтерКонтинеталь» оказалось людным. Том спустился из номера, приняв душ после дороги и переодевшись, отыскал свободное кресло в дальнем от входа углу и в ожидании Люка стал с любопытством наблюдать за происходящим. В городе проходил десятидневный кинофестиваль, и сопровождающая его суматоха наполняла отель. В дверь примыкающего к фойе конференц-зала то и дело проскальзывали люди с бейджами аккредитованной прессы на шеях и фотоаппаратами в руках, на диване у выходящего во внутренний дворик окна записывали чье-то интервью, у стойки регистрации выстроилась очередь, портье не успевал открывать прибывающим гостям дверь, носильщики шмыгали туда-обратно между администратором и лифтами. Почти все места – стулья, кресла, диваны и пуфы – были заняты людьми с лэптопами на коленях и сосредоточено нахмуренными лицами.
Том заложил руки за голову и, потянувшись, размял плечи и шею. Последние семнадцать часов он провел в трехэтапном перелете: из Белфаста в лондонский Хитроу, из Лондона в Квебек и только оттуда в Торонто. Ему очень хотелось поесть и лечь спать. Он вылетел ранним утром и из-за разницы во времени вместо поздней ночи прилетел в вечер. Назавтра его ждал длинный рабочий день, и чтобы отбыть его бодрым до самого последнего интервью, ему нужно было максимально быстро настроиться на местное время, по здешним часам поздно лечь и так же поздно проснуться. А потому ему ничего не оставалось кроме как бороться с усталостью и тем самым упрямо подгонять свои биологические часы под те, что висели на стене над стойкой администратора и показывали 18:22.
Люка всё ещё не было видно, и Том, скучая, вытянул из кармана телефон. Ему нужно было как-то скоротать несколько часов после встречи с публицистом, и он вспомнил об Эффи. Её номер сохранился в списке его контактов, и он написал ей короткое:
«Привет. Я в Торонто, не хочешь составить мне компанию за ужином?
Том Хиддлстон»
Отправив и только потом перечитав, Том решил, что получилось слишком сухо и даже нагло, но не особо этим обеспокоился. В конечном итоге, подумал он, ничего нового в сквозящем сквозь сообщение его эгоизме Эффи не найдет.
На журнальном столике лежала стопка прессы, и Том потянулся за верхней газетой – ежедневной «Торонто Стар». Под ней обнаружился свежий выпуск «Глоуб энд мейл», и из-под той показался глянцевый уголок журнала. Краем глаза он заметил мелькнувшее имя Норин и снова наклонился к столу.
«Ума Турман, Сальма Хайек, Норин Джойс и семь других голливудских актрис, которые замужем или встречаются с миллионерами ради денег», – значилось в нижнем углу обложки, и Том, отложив газету, выдернул из стопки журнал. Это оказался таблоид «Ин тач», почти всю обложку занимало сердитое лицо Бейонсе и жирный желтый заголовок: «Это конец! Бейонсе и Джей-Зи на финальной прямой к разводу. Ложь, измены и драки». Том скривился. От таких изданий за версту несло вонью чуши и клеветы, не имеющей с реальностью ничего общего. В них поднимали тошнотворно грязные темы и втаптывали в болото несуществующих скандалов всех без разбору. Верить написанному в «Ин тач» было равносильно проявлению слабоумия, но Том не смог сдержаться и развернул журнал. Имя Норин Джойс на обложке необъяснимо тянуло заглянуть в статью и прочитать сплетни. Ему ничего толком не было известно о личной жизни Норин, но было любопытно, что судачат.
На нужной странице мозаикой из текста и фотографий значился пронумерованный список. Норин была под номером шесть. На прикрепленной к колонке фотографии она в белом летящем платье, соломенной федоре и солнцезащитных очках широко шагала под руку с невысоким мужчиной в смятом льняном костюме и зажатой между пальцев брошюркой.
«Норин Джойс (28) и Марко Манкузо (41) – на фото слева в июле 2013-го на теннисном матче в Уимблдоне.
Актриса британского происхождения, известная благодаря своим ролям в многосерийном телефильме «Острова» и драме Мартина Скорсезе «Судьбы и фурии», принесшей ей в 2011-м году номинацию на премию Оскар, и итальянец-мультимиллиардер, владелец корпорации «Тедеско Холдинг», вместе уже несколько лет. Пара пытается избегать публичности, но именно благодаря связи с бизнесменом Норин Джойс смогла получить свои самые большие роли. Личный капитал Марко Манкузо в среднем составляет около тридцати миллиардов долларов, и с таким богатством итальянец может воплотить любой кинематографический каприз своей возлюбленной. По словам самой Норин они встретились летом 2012-го в Франции, но приближенные к паре утверждают, что двое были представлены друг другу ещё в 2009-м и какое-то время предпочитали хранить свои отношения в тайне»
– Какого-то ещё менее авторитетного чтива ты не нашёл?
Том поднял взгляд – перед ним с двумя стаканами кофе наперевес и зажатым подмышкой лэптопом стоял Люк. Он хмурился поверх очков. Хиддлстон захлопнул журнал и повернул обложкой к публицисту.
– Страшные вещи происходят, а я и не в курсе. Бейонсе подает на развод, – наигранно взволнованным голосом ответил Том, и Люк сдержано засмеялся. Он поставил стаканы на журнальный столик и упал в кресло напротив.
– Как долетел?
Они просидели так около часа, склонившись над компьютером Люка и негромко переговариваясь, в фойе, заполненном гулкими шагами, стрекотанием колесиков на чемоданах и телефонными звонками. В какой-то момент Тому пришло сообщение от Эффи: «Хиддлстон? Вот так сюрприз! Ладно, давай поужинаем», и они встретились в ресторане со сводчатым потолком, свисающими с него зелеными колбами ламп и вкусной рыбой. Эффи, с фиолетовыми перьями в стального цвета волосах, была привычно разговорчивой и привередливой в еде. Она ковыряла вилкой овощное рагу и запивала его водой, осуждающе поглядывала в тарелку Тома на запеченное в гриле филе красной рыбы, но находила в себе достаточно такта не акцентировать на этом свое веганское внимание. Том был ей за это благодарен.
Он уже почти не воспринимал реальность трезво, когда они приехали в «ИнтерКонтинеталь» и поднялись в его номер. Эффи обрушилась на него поцелуями, как только за ними закрылась дверь лифта, а он просто привалился к стенке и безропотно позволял ей делать то, что хотелось. Том ощущал её губы на своей шее, ее ладони под футболкой на животе, слышал её шепот, но не разбирал слов. В его голове, уставшей после суток без сна и постоянных скачков давления в самолётах, вращалась бредовая густая жижа. Он сам не заметил, как его руки забрались под юбку Эффи, не помнил, как они шли по коридору к номеру и как он открывал дверь, на самом кончике языка он поймал имя Норин, которое чуть не выдохнул Эффи прямо в ухо. Откуда оно здесь оказалось?
– Мне нужно в душ, – шепнула Эффи. – Я быстро.
Она закрылась в ванной, а Том обошел кровать, запрещая себе ложиться или даже сесть, иначе рисковал уснуть, и остановился у окна. Снаружи ночь наползала на стремящиеся в небо бетонно-стеклянные глыбы зданий. Свет медленно гас в их окнах. Чтобы занять чем-то руки, Хиддлстон отыскал в кармане телефон. Экран приветливо подсветился и на нём, словно в ответ на безотчетное мысленное упоминание, появилось – «2 новых сообщения от Норин Джойс».
Том протер глаза, пытаясь вытеснить из них туманную пелену сонливости, и открыл смс. Первым оказалось темное немного размытое фото какого-то меню. Вторым был текст: «Бар «Наковальня» в Хьюстоне. Ты стал коктейлем!» Он снова перевел взгляд на фотографию. Среди нескольких попавших в кадр строчек была одна, начинающаяся со слова «Локи». Мелким шрифтом под ней было указано: «Горечь абсента, кислота лайма и коварность бога-проказника из Асгарда. 12 долларов/шот»
В ванной шумно слился бачок унитаза. Том обернулся и прислушался – дверь всё ещё была плотно закрыта, в душе зашумела вода. Он отвернулся к окну и написал: «Ты в Техасе?». Он сделал две неосторожные опечатки, задев пальцем лишние буквы и написав название штата с маленькой буквы, полностью стёр сообщение и набрал заново – теперь медленнее и вдумчивее. Короткое «Да» пришло мгновенно. Он спросил: «Надолго?» Норин ответила: «До декабря. А что?» Том объяснил: «Через неделю я буду на съемках в Шривпорте, в Луизиане. Это рядом с Техасом. Встретимся?»
– Хиддлстон, ты бессовестный, – прозвучало холодное сразу за его спиной, и Том от неожиданности вздрогнул. Он не услышал, как остановилась вода и как Эффи вышла из ванной. Она подкралась к нему сзади, и когда он повернулся к ней, хмуро добавила: – Я ещё здесь, а ты уже пишешь следующей.
– Она не следующая, – сухо возразил Том, чувствуя в ладони вибрацию нового входящего сообщения, но не заглядывая в телефон.
– А какая, постоянная?
– Она мой друг. И прости, но тебя это совершенно не касается.
Эффи замолчала и с минуту взглядом прожигала в Томе дыру, а затем шагнула к нему и жадно поцеловала. В его руке снова коротко завибрировал телефон.
***
Четверг, 23 октября 2014 года
Грэйтвуд, пригород Хьюстона, штат Техас
День выдался жарким. Норин сидела просто на траве в тени широкой и низко обвисшей кроны дерева и в ожидании курила. В густом предвечернем зное исторический парк Джордж Ранч неподвижно замер. Зеленые поля, несколько зарезервированных поместий времен гражданской войны и викторианской эпохи, старый фермерский ангар, загон для быков и конюшни в тишине и пустоте наслаждались кратковременным покоем. Последние несколько недель парк был закрыт для посетителей и был оккупирован съемочной командой. Ниже по просёлочной дороге выстроились целые кварталы из трейлеров и палаток. Сейчас вялая жизнь происходила только возле них. Сухой горячий ветер приносил издалека запах скошенной травы и приглушенное стрекотание лопастей вертолета. С самого утра Клуни снимал пролёты над перегоняемыми через болота стадами и панорамы здешней природы. Так у актёров и большей части команды выдался выходной. Большую часть дня Норин отсыпалась, затем позавтракала тем, что утянула со столовой с ужина накануне, и теперь сидела в тени посадки недалеко от главных ворот парка.
Том Хиддлстон обещал заехать около четырех, но уже немного опаздывал. Она раскурила вторую сигарету.
– Мэм!
Норин оглянулась. Со стороны пустующей парковки для посетителей шагал вооруженный охранник. Их по периметру выставила киностудия – обширная территория парка почти никак не была ограждена, на ней сейчас находилось много дорогостоящей техники и много именитых актёров, за чью безопасность – в первую очередь от вездесущих фанатов и назойливых папарацци – отвечала сейчас именно студия.
– Мэм, у Вас всё в порядке?
– Да, спасибо за беспокойство.
Охранник обошел дерево и остановился прямо над ней. На массивном поясе висела рация, кобура и дубинка. На белоснежной футболке-поло значилась эмблема частного охранного агентства.
– Точно? Вам не нужна помощь?
– Нет-нет, я просто жду здесь… кое-кого.
– Знаете, а тут змеи ползают, – не унимался охранник. Козырек кепки откидывал тень на его лицо, а глаза прятались за солнцезащитными очками. Норин было неудобно смотреть на него снизу вверх, и она не могла различить его выражения. Он нависал над ней слишком близко, ей было некомфортно, но она заставляла себя продолжать улыбаться. Такой была работа. И у него, и у неё.
– Да, знаю, – кивнула Норин. – Но неядовитые.
– Уверены?
– Надеюсь!
Охранник коротко хохотнул и просунул под ремень пальцы. Запала короткая неловкая пауза, в которой охранник разглядывал Норин, а она прятала взгляд, отведя его на сигарету.
– Знаете, мэм, я Ваш большой фанат, – сообщил охранник.
– Правда?
– Да. Я люблю всякие футуристические фильмы, и игры люблю компьютерные. И когда Вы снялись в «Эффекте массы», я был просто в восторге. Скажите, а вторая часть будет?
– Ну… это не ко мне вопрос, а к «Юниверсал».
Они снова невнятно помолчали. Норин покосилась на телефон – 16:37 – и оглянулась. Подъездная дорожка, ведущая к воротам парка, и видимый участок шоссе были пустынными. Джойс глубоко затянулась. Дым металлической горечью окутал рот и, царапая, пополз вниз к легким.
– Я Вас ещё с фильма «Под звездами» помню, – заговорил охранник. – Отличная космическая стрелялка. Вы там…
Он замолчал и прислушался, а потом оглянулся. С трассы медленно скатилась массивная черная Тойота. Под её колёсами захрустел гравий, размеренное урчание двигателя приближалось, а вместе с ним и гул жадно втягивающего воздух кондиционера. Норин вскочила с места и отряхнула джинсы.
– А это ещё кто?
– Это за мной, – торопливо ответила Джойс и двинулась в сторону автомобиля ещё до того, как тот, почти уткнувшись мордой в шлагбаум, остановился, открылась дверца и оттуда вышел Том. В джинсах, белоснежной футболке и черных очках, необычно бледный и непривычно темноволосый. Он шутливо отсалютовал Норин, пока она шла к нему поперек газона, а когда приблизилась, крепко обнял и только потом, зарывшись лицом в её волосы, сказал:
– Привет.
Его одежда и кожа на ощупь были холодными и пахли смесью приторного автомобильного ароматизатора, свежестью стирального порошка и ментола дезодоранта. Норин поймала себя на мысли, что она, вероятно, остро воняет куревом, и смутилась. Ей совершенно искренне никогда прежде не приходило в голову как-то специально готовиться к встречам с Томом, но сейчас она вдруг ощутила угрызения совести: ехать с ним в Хьюстон в тех же потрепанных джинсах, в которых она безвылазно жила месяц, перебегая от трейлера к костюмерной и обратно, и пижамной футболке, в которой сегодня спала, даже не надев под неё бельё, было верхом безответственности и лени. Ей следовало приложить чуть больше усилий, чем просто принять душ и расчесаться.
– Привет, – ответила Норин и, когда хватка рук Тома ослабла, отступила назад. Он выглядел иначе. Его волосы были значительно темнее обычного, почти угольно-черные, закучерявившиеся, брови тоже казались темнее, а глаза контрастно отсвечивали голубым. Лицо было бледным, с заострившимися чертами, отчего нос казался тоньше и длиннее, под скулами запала глубокая тень, угол челюсти резко очертился.
– Ты покрасился? – не то спросила, не то сообщила Норин. Хиддлстон кивнул и улыбнулся.
– Для роли. А ещё линзы ношу. Шляпу. И гитару.
Он пригласил её сесть в машину, открыл дверцу и галантно помог забраться внутрь. Воздух в салоне был прохладным и заполненным сладким химическим ароматом освежителя. В одном из подстаканников торчала брошюра компании по прокату авто, в другом – неоткрытая банка Ред Булла. Том сел за руль и повернул ключ зажигания. Машина послушно отозвалась, зарычав двигателем, зашелестев холодными потоками из решеток кондиционера и заиграв музыкой из колонок. Том крутнул шайбу громкости на минимум, затем опустил руку на рычаг ручного тормоза и обернулся к Норин.
