Текст книги "Город грехов (СИ)"
Автор книги: Traum von Katrin
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)
– Ты в порядке? – метнувшись к Бетти, он протянул ей свою тёплую шершавую руку, помогая подняться с грязного асфальта. Она медленно распрямилась, морщась от саднящих коленей и принимая помощь с явной неохотой. А вот ощутить сильную опору было на удивление приятно, мурашками вдоль позвоночника.
– Все хорошо, – вздохнула Купер, отряхивая ладони и с сожалением признавая, что чулкам капут, – Знаешь, я уже сбилась со счета, сколько раз должна тебя поблагодарить.
– Не стоит, – словно пытаясь скрыть внезапное смущение, Джагхед торопливо убрал руки в карманы, – В конце-концов, ты здесь в такой час из-за меня. Прости, что опоздал: видимо, твой приватный концерт придётся перенести.
Бетти несмело улыбнулась, встречаясь с его взглядом: и как так может быть, что минуту назад в этих глазах горели костры ада, а сейчас в них только очевидная вина? От былого желания высказать Джонсу все, что думает о его галантности, не осталось и следа. Она была безумно рада его появлению, и не только потому, что он спас от расистов.
– На самом деле, ты здесь не при чем, – поспешила она пояснить, уже ощущая на уровне интуиции, как он посыпает голову пеплом, – Это я исполнила не ту песню по их меркам. Чертовы расисты, – тихо буркнула себе под нос и зажала рот ладошкой: с каких пор она позволяет себе такие выражения?
– Ого, ты заставляешь меня жалеть о пропущенном выступлении ещё сильней, – вдруг подмигнул ей Джонс, тоже безмерно удивлённый злостью обычно милой девушки. Это было безумно забавно, словно крохотный пушистый кролик, пытающийся скалить зубки, – Что же это была за песня?
– Black Betty, – закатила глаза Купер, понимая, как глупо выглядел её последний жест, – Это песня афроамериканцев с плантаций, и мне хотелось… А знаешь, неважно, – отмахнулась она от объяснений, не желая больше возвращаться к этой теме сегодня. За глупость надо платить, и она получила на сдачу ободранные коленки и ещё один долг перед Джонсом.
– Позволишь проводить, пока ещё какие-нибудь сторонники сегрегации не сочли одинокую девушку удачной жертвой? – максимально учтиво поинтересовался Джагхед, и перед глазами тут же встала картинка, как несколько дней назад её провожал рыжеволосый бармен, – А что же твой рыцарь тряпок и коктейлей, почему не счёл необходимостью после такой песни проявить каплю заботы о безопасности?
Тон его голоса, как у обиженного ребёнка, у которого отобрали сладкий леденец, произвёл на Бетти небывалый эффект. Грудь разрывало смехом, и, не выдержав, она прыснула в кулачок:
– Арчи? Он, скорее, рыцарь-не-пропускающий-ни-одной-юбки, – посмеиваясь, девушка кинула на своего провожатого хитрый взгляд. Пусть она не была искушённой в познании мужских характеров, как Ронни, но уловить явную ревность вполне была способна. И хотелось не идти по тёмной улице, а лететь, не касаясь земли туфельками – он приревновал. А значит, что бы там не было и что бы не говорил – она ему не безразлична. Не просто привлекательная «второсортная певичка», – Значит, тебя моя безопасность волнует больше?
Казалось бы, невинный вопрос, но Джагхед не мог перестать нервничать – его словно загоняли в угол каждым словом, причём он и сам успешно справлялся с этой задачей, откровенно наслаждаясь внезапно повеселевшей девушкой. Она светилась, чуть подпрыгивая на каждом шаге, как ребёнок, светлые пряди растрепались в совершенном беспорядке, но такой Бетти нравилась ему даже больше. Что-то тёплое, уютное, до дрожи в пальцах и замирающего сердца настоящее.
– Конечно, меня это волнует. Особенно в свете происходящих событий, я бы не советовал ходить одной по тёмным улицам.
– Почему? – удивилась она, – Ты что-то знаешь, что не известно полиции?
Он колебался меньше секунды, но всё же решил, что «кто предупреждён – тот вооружён», как любил повторять отец. Тем более, пока что никаких зацепок по сегодняшнему трупу в борделе не было абсолютно, зато угроза висела в воздухе. А если учесть, как часто в последнее время Купер находится опасно близко к нему, да ещё и работает в кабаке, условно принадлежащем Змеям… Сомнений, что нужно сказать правду, быть не может.
– В Ривердэйле происходит что-то очень нехорошее, Бетти, – уклончиво начал Джагхед, невольно смакуя её имя на языке, прозвучавшее, как нечто ужасно интимное. Торопливо продолжил, пока она не заметила этого, – Змеям поступила угроза, а сегодня мы нашли труп одного из братьев. Возможно, ты его помнишь – это тот парень с «Томми-ганом», Билли. Потому я и опоздал на нашу встречу.
– Какой кошмар, – нахмурилась Элизабет, – Бедный парень. Однако, я не понимаю, как это может быть связано со мной.
– Тут я снова вынужден просить прощения, – Джагхед опустил взгляд на свои ботинки, словно на них было что-то безумно интересное, – Потому, как угроза конкретно в мой адрес, с посланием Аспиду. А значит, те, кто видели тебя со мной, могут сопоставить… сложить два и два…
«Ты – слабость. Тебя не должно быть. Ты – аномалия, ворвавшаяся в мою жизнь и перевернувшая её с первого вечера, как я услышал этот голос и увидел твои глаза, отливающие золотом. Так хотел погреться, что, похоже, сгорел… Идиот. Какой же я идиот».
Молчание. Долгое, давящее, словно прозвучало вслух то, что никто из них не хотел признавать до этого момента. Казалось бы, слова можно воспринять совершенно по-разному, но тут оба уловили эту вибрацию, пробежавшую между даже не соприкасающимися телами, этот нагревшийся воздух обычно прохладной ночи.
– Я не боюсь, Джагхед, – уверенно вздёрнула подбородок Бетти, не сомневаясь лишь в одном: она хочет находится сейчас здесь, рядом с ним. И это – правильно, что бы там ни говорила бабушка о коварстве мужчин, – Точнее, если я и испытываю страх, то за тебя и твою жизнь.
– Я не знаю, что ответить, – честно признался Джонс, ощущая, как сдавило рёбра неожиданной теснотой. Словно что-то внутри если не появилось, то, определённо, зародилось в этот момент, – Ты или безнадёжная глупышка, что до сих пор не сбежала от меня, или… или просто…
– Просто не хочу бежать, – она вновь улыбнулась, и на этот раз Джагхед, не удержавшись, повернул голову, чтобы насладиться этим зрелищем и окончательно уплыть в сладкую негу, разливающуюся по венам от таких слов.
Хотелось встать посреди этой чёртовой улицы и просто прижать её к себе, благодаря за этот миг. Но Джонс лишь сильней стиснул кулаки в карманах, ускоряя шаг скорее от нервов. Скользкую тему нужно было перевести немедленно, и без того чересчур много откровений принесла эта безумная ночь.
– Можно задать личный вопрос, связанный с твоей семьёй? – первое, что пришло в голову: к счастью, спросить хотелось давно, да еще и сегодняшняя встреча с отцовской подстилкой напомнила о намерениях разобраться. Получив утвердительный кивок, он продолжил, – Кто твоя мать, ты её знаешь?
– Неожиданно, – пробормотала Бетти с лёгкой грустью, не связанной с болезненностью воспоминаний. Не может болеть то, чего нет, – С чего такой интерес?
– Ну, ты ни разу о ней не упоминала. Только отец, – пожал плечами Джаг, уже чувствуя, что было глупо спрашивать в лоб, – Не хочешь, можешь не отвечать.
– Отец и бабуля, – поправила Купер, – Моя семья. Матери я не знала, никогда её не видела. У нас нет ни одной фотографии, а с папой они даже не были женаты.
– Как такое возможно, тебя удочерили? – ещё больше удивился Джонс.
– На самом деле, практически так и было. Мама и папа встретились на каком-то приёме у общих знакомых, и, как он рассказывал, напились до беспамятства. После одной-единственной ночи, которая и запомнилась-то урывками, Элис Смит исчезла. Он вроде и думать забыл о той случайной связи, а потом ему пришло письмо, что в доме сестёр милосердия родилась его дочь. Они с бабушкой кинулись туда, и всё подтвердилось: мисс Смит неделю назад родила ребёнка и бросила его вместе с запиской для Гарольда Купера. Мне жутко повезло, что они не стали отказываться от «подкидыша» и тут же забрали меня от монахинь, дав свою фамилию и вырастив, ни разу не усомнившись в нашем родстве. Я похожа на папу, так что сомнений у меня нет, – тихо, почти неслышно, закончила Бетти свой невесёлый рассказ, ожидая реакции слушателя.
Джагхед напряжённо молчал. Элис Смит – подозрения подтвердились, и он не знал, как поступить и как не выдать своего волнения. Значит, эта сучка завела на стороне дочь, да ещё и бросила её… Навешала отцу на уши макароны из вранья – хах, сколько же лет он ждал подтверждения, что её «верность» липовая и не стоит выеденного яйца. Ещё больше поражал тот факт, что из всего населения Ривердэйла, да что там, из всей женской половины планеты именно дочь его злейшего врага оказалась способна ворваться своим ароматом яблок с корицей под кожу. Может, они с отцом похожи больше, чем ему бы хотелось?
– А ты пыталась её искать, зная фамилию и имя? – осталось решить, что теперь делать с полученной информацией.
– Нет, – решительно отвергла Бетти, – Я не хочу её знать, не хочу её видеть, и даже если мы столкнёмся нос к носу, я предпочту проигнорировать её присутствие. Думаешь, меня можно винить в этом?
– Нет. Я понимаю. Вряд ли бы я на твоём месте жаждал встречи, – кивнул Джонс, принимая решение: Бетти знать о местонахождении её родительницы совершенно ни к чему. Лишние нервы и переживания, а их и без того предостаточно.
За долгим разговором они и не заметили, что уже давно пришли к дому Куперов и стоят, не в силах прервать его и разойтись по разным направлениям. Она – в тёплую семью, вероятно, с самыми добрыми и чистыми на свете людьми, способными растить вполне способную оказаться чужой девочку. Он – к отцу с докладом о происшествии у Блоссом.
– Джагхед? – позвала вдруг она и прикусила губу, – Я думаю, мне давно пора.
– Да. Конечно, – а ноги приросли к земле, не способные двинуться. Снова расстаться… До среды? До пятницы? Слишком долго. Опять поймал её взгляд, безнадёжно утопая в его расплавленном золоте в окружении мягкой зелени. Она похожа на Элис? Нет, она – её отражение.
– Я так тебя и не поблагодарила, – для неё решиться было невероятно сложно. Но преодолеть давно терзающее желание просто нереально. Уничтожив разделяющий их шаг с тихим стуком каблуков по асфальту, Бетти глубоко вдохнула, выпалив, – Спасибо.
Лёгкое, осторожное касание губами прохладной щеки, скорее попадая в скулу – смазано, неумело. Она не знала, с кем связалась, лишь могла подозревать.
Яркое, пестрящее, как подожжённый бензин, пламя от этого жеста подпалило гранату в груди Джонса. Он не умел быть робким подростком – недаром негласный девиз Змей это «бери всё, и не отдавай ничего». Чуть повернув голову, Джагхед умело поймал её тёплые губы своими, срывая этот совершенно не поддающийся логическому объяснению поцелуй. Казалось, их тянуло сделать это с того вечера, как он впервые вышел на свет, представ перед ней во всей своей неприглядной красе. Тела потянулись сами, следуя за мягким движением соединившихся уст, руки Джонса легли на тонкую талию девушки, собирая в кулак ткань плаща – держать себя в руках непередаваемо сложно, когда от жара кипят все внутренности, когда сердце выламывает грудную клетку, а тот трепет, с которым отвечает Бетти, путает все мысли, смывает заложенные незыблемыми правилами барьеры, как цунами. Сладкий аромат её кожи, отдающий печёными яблоками, прописывается замысловатой закорючкой на каждой клеточке тела, заставляя углубить поцелуй слишком неприлично для молодой леди.
Она пыталась. Пыталась не поражаться его настойчивости и властности, когда Джагхед уверенно вёл вперёд, словно в танце. Проскальзывая в плен её рта, выпивая из её души что-то важное, горячее. То, что она была готова с радостью подарить ему. Поделиться. Согреть его. Дыхание пропало, и лёгкие горели без кислорода, но остановиться Бетти не могла, подчиняясь тому ритму, с которым стучал их синхронно ускоряющийся пульс. Ручки сами взлетели на его шею, касаясь кожи, и внезапно всё прекратилось.
Резко отшатнувшись, словно не заметив лёгкого сопротивления, Джагхед потрясённо вдыхал ртом ночной воздух, пытаясь прочистить голову. Кто он – и кто она, стало понятно моментально, отрезвив хуже прохладного душа. И если губы горели от поцелуя, то шею, которой только что коснулись хрупкие пальчики, сводило судорогой, вызывая лишь отвращение и злость – его яд, его проклятье.
– Спокойной ночи, Бетти, – пока всё не испортил окончательно, проснувшийся Аспид резко развернулся, лишь бы не видеть недоумевающего взгляда девушки и стремительно исчез в ночи. Пытаясь унять дрожь во всём теле и своих внутренних демонов, устроивших карнавал вокруг горящих тем самым костром из книг воспоминаний. О том, к чему ведут любые касания его тела чужими руками.
«Не трогай меня.»
Удар кулаком по скуле, выбивая молочный зуб.
«Не трогай меня.»
Пинок по рёбрам, до хруста собственных костей.
«Не трогай меня.»
Хлёсткий, резкий звук и приземляющаяся поперёк позвоночника плеть, оставляющая тонкий красный след.
«Не трогай меня.»
Мамина рука, пытающаяся погладить по щеке – поздно, нельзя, только не снова…
«Не трогай меня, Бетти. Не смей прикасаться. Никогда. »
========== 7. Грешница ==========
«Прости меня, Боже, ибо я согрешила».
Никогда ещё Элизабет не было настолько некомфортно в церкви. Сидя на деревянной лавочке рядом с бабушкой, она не могла перестать теребить подол своего голубенького скромного платья. Громкие проповеди, в которые Сара Купер вслушивалась с привычным вниманием, почему-то вызывали у её внучки лишь жгучее чувство стыда. Ладошки потели, душное помещение, пропахшее миртом и ладаном, пробивало на тошноту. Она и раньше не особо любила эти воскресные визиты, но сегодня была здесь явно не в своей тарелке. Словно проститутка среди монахинь – именно такая ассоциация возникла первой.
А всему виной произошедшее в пятницу. То, что не поддавалось никакой логике и никакому контролю – о каком контроле вообще может идти речь, если замешан Джагхед Джонс?! Превративший невинное касание в первый в жизни девушки поцелуй. Да, в восемнадцать лет вполне не возбраняется иметь хоть какой-то опыт в таком вопросе, но не для Бетти. Ни разу еще не случалось такого, чтобы она настолько потеряла голову, настолько увлеклась кем-либо, настолько глубоко завязла в сиянии чужих глаз. Наставления бабушки и религии вообще учили её, что она должна свято хранить себя для будущего супруга, не допуская ничего подобного с человеком, с которым знакома меньше месяца.
Лишил неприкосновенности её губы и тут же ушёл, словно ничего не случилось. Будто для него это ничего не значило, так, небольшой знак внимания. Оставил её посреди улицы задыхаться своим потрясением от осознания силы, которой обладают простые касания. И внезапной, скручивающей внутренности в тугой клубок жаждой повторения. Вот за что Элизабет было стыдно по-настоящему: за то, что она отчаянно хотела ещё. Ещё немного вдохнуть смеси табака и цитруса. Ещё немного сильных рук на талии, от которых мурашки по коже. Ещё капельку терпкого вкуса амаретто на языке и, самое главное, хоть одно мимолётное прикосновение к острым скулам… Плечам, груди, торсу – всему, до чего дотянутся руки. Воображение у Бетти всю ночь после того поцелуя работало слишком усердно, мысленно раздевая этого худощавого парня и предлагая варианты того, что она увидит под плащом и костюмом.
«Прости меня, Боже, ибо я согрешила».
Согрешила не в реальности, ведь ничего ужасного не произошло. Согрешила в своих снах, изгибаясь навстречу крепким ладоням с аристократичными запястьями, согрешила, просыпаясь в мокрых простынях с гулко стучащим сердцем. Продолжала грешить даже в этот момент, находясь в храме Господа и всё равно думая лишь о бархатном голосе, в котором звучало беспокойство и забота. А потому щёки пылали, а речи священника не могли пробиться сквозь словно заткнутые ватой уши. Бетти все эти два дня была не здесь. А с ним. С чёртовым (да, именно чёртовым! Ругаться оказалось так приятно) Змеем Джонсом.
«Прости меня, Боже, ибо я намерена грешить».
Из церкви она, под руку с бабушкой, выходила в совершенно подавленном состоянии. Ей казалось, словно не оправдала надежд своей самой родной кровинки. Что у нее на лице написаны все неправильные мысли.
– Милая, ты что-то совсем притихла сегодня, – заметила Сара странное состояние внучки, – Всё в порядке?
– Конечно, ба, – натянуто улыбнулась Бетти, – Душновато сегодня.
Оправдание сошло за правду – приходской дворик и правда, был залит светом, а тропинку, по которой неспешно покидали церковь люди, припекало солнце. Последняя неделя весны. Совсем скоро придёт жаркое лето, раскалив воздух и наполнив его ароматами цветов. Элизабет тут же подумала, что ни разу не видела Джонса днём, без костюма – он что же, и спит в нём? А как, наверное, невероятно сверкают на солнце его глаза, должно быть, становятся светлей…
С силой стиснув зубы, Бетти мотнула головой, пытаясь избавиться от этого наваждения. Неужели теперь всё вокруг будет ассоциироваться только с ним?! Спасение от этого бреда пришло само: позади послышались торопливые шаги, и чья-то тёплая рука легла на плечо, вынуждая остановиться обеих Купер.
– Бетти, привет, – просиял широченной улыбкой Арчи и тут же торопливо добавил, – Здравствуйте, миссис Купер.
– Привет, – без особого энтузиазма кивнула ему Элизабет, немного нервничая: она не любила, когда встречались две половины её жизни.
– Арчи, мальчик мой! – явно обрадовалась Сара его появлению, – Вы с отцом тоже были на проповеди?
– Эмм, да, – неловко замялся Эндрюс, – Вы не разрешите пару минут поговорить с Бетти наедине?
– О, конечно-конечно, – неожиданно подмигнула ему бойкая старушка, отпуская внучку, – Кажется, там впереди моя знакомая… А ты бы зашёл как-нибудь на чай, Бетти печет просто волшебную шарлотку! Пальчики оближешь!
Младшая Купер закатила глаза – о да, такой партии для неё бабуля была бы рада. Сынок прилежного прихожанина Фреда Эндрюса, работающего прорабом в строительной фирме, красавец и вежливый мальчик, который рос практически на её глазах. Жаль, она понятия не имела, что Арчи днём помогает отцу, а ночами подрабатывает барменом.
– Непременно, миссис Купер, – парень нетерпеливо сунул руки в карманы брюк.
Поймав последний повеселевший взгляд бабушки, довольно шустро для своих лет шмыгнувшей вперед, Бетти ощутила себя ещё более неловко в образовавшемся молчании. Чтобы заполнить эту тишину, она спросила первое, что пришло в голову:
– Как там дела в клубе после нашего выступления?
– О, вчера был аншлаг! – азартно поддержал тему Арчи, – Столько новых посетителей, причём много афроамериканцев. Очень расстроились, что артисты выступают только два раза в неделю. Реджи сходит с ума от счастья, уже считая прибыль.
– Да уж, слухи расходятся быстро, – первая за день хорошая новость вызвала робкую улыбку девушки, – Похоже, нам придётся расширить репертуар.
– Не думаю, что моя помощь понадобится. Мантла намерен нанять саксофониста, новая публика оценит джаз. Куда там моя гитара, – отмахнулся парень и глубоко вдохнул, словно решаясь, – Беттс, я хотел тебя спросить кое о чём…
– Так спрашивай. Я не кусаюсь, – заметив, как занервничал друг, она ободряюще положила руку ему на плечо. Поймав его неуверенный взгляд, мысленно молила: «Да не тяни уже, у меня куча дел, ещё в аптеку зайти, прибраться, подготовить материал для уроков на неделю…»
– Может, сходим куда-нибудь вечером? – выпалил, наконец, Арчи, – В кино там или кафе, или куда захочешь…
«Что ж, приехали. А ты чего хотела, дурочка?» – отругала себя Бетти, – «Сама позволила ему думать, что у вас что-то может получиться. Теперь расхлёбывай. И чем ты лучше Ронни?»
– Эмм… Арчи… – вздохнув, она старательно подбирала слова, – Я очень занята. Мне некогда ходить на свидания.
«По крайней мере, с тобой».
– А если в выходной, или я мог бы прийти, помочь с чем-нибудь…
– Прости, мне правда, безумно жаль, – попыталась она объяснить помягче, но всё равно вышло не очень, о чём говорило мрачнеющее на глазах лицо парня, – Но тебе не стоит тратить на меня время. Я… я встречаюсь с другим, – последний гвоздь в крышку гроба с надеждами Эндрюса пришлось слегка допридумывать. Проще говоря – соврать. А по телу прошла неожиданная волна тепла – сказать что-то подобное вслух, имея ввиду Джагхеда, было невероятно приятно.
– Оу. Прости, я не знал, – пробормотал Арчи, смутившись до покрывшейся красными пятнами шеи – Ты не говорила… А впрочем… Всё, забудь, ладно?
– Рада, что мы разобрались, – утешающая милая улыбка явно не помогла вернуть парню обычной самоуверенности, и до дома они шли в тягостном молчании.
T*v*K
Открыв утром глаза, Джагхед не сразу сообразил, где находится. Вроде далеко не первая ночь в этой комнате, но привыкнуть к нежным кремовым оттенкам стен, льющему в окно даже через шторы свету и слишком мягкой подушке было сложно. Не то, чтобы в доме отца он спал на холодном полу в подвале – но чрезмерное количество солнечных лучей немного раздражало. Ведя ночную жизнь, он привык ложится спать с рассветом, а просыпаться в полдень – у матери же валяться в постели не очень получалось.
Поднявшись с кровати, он недовольно поморщился и прислушался к тишине в коридоре. Не раздавалось ни звука, а значит, Глэдис уже ушла на работу. Отлично, не придётся, едва открыв глаза, натягивать рубашку с длинным рукавом. Чтобы скрыть то, о чём на этом свете знали лишь два человека – сам Джагхед и его отец. Для матери до сих пор было загадкой, почему в один прекрасный день сын попросту отшатнулся от неё, не позволив больше провести по волосам или погладить по щеке. А всё просто: она лишилась доверия ребёнка. Все, всё человечество – ведь в любой момент самое простое касание может стать ударом.
В зеркале шкафа в комнате простого двухэтажного домика Глэдис Джонс отражалась довольно подтянутая фигура в пижамных штанах. Изрезанная нитями шрамов спина, покрытые ровными толстыми выпуклыми полосами плечи до самого сгиба локтя. Каждый раз, когда их видел, Джагхед вспоминал дни своих проступков и наказаний – а потому торопливо натянул майку, скрывая хотя бы самые глубокие.
– Я предупреждал, – глухо и грозно звучит голос отца, – Предупреждал, что в доме не должно быть посторонних.
Стоящий перед ним подросток вздрагивает всем телом, уже прекрасно зная, что будет дальше. Последняя, жалкая попытка оправдаться:
– Джек просто попросил у меня учебник, мы не собирались оставаться здесь…
– Но этого хватило, чтобы он увидел доставку товара и лица, которые ему нельзя запоминать, – рявкнул ЭфПи, прерывая эти мальчишеские объяснения, – Мне плевать, есть правила, и ты их нарушил! Они существуют не просто так, пойми! Они защищают всех нас! А ты подвергаешь риску своих собратьев!
– Они мне не братья, – вскидывает на отца злой, затравленный, как у волчонка, взгляд. И тут же в скулу прилетает кулак, без всякой жалости и сомнений, разбивая губу до крови. Отшатнувшись, Джагхед лишь щурится и оценивает ущерб, прижимая ладонь ко рту – что ж, бывало и хуже.
– Я смотрю, ты совсем не понимаешь, кем являешься, – спокойно продолжает отец и достаёт из кармана складной нож, – Я тебе напомню. Ты – мой сын, и должен вскоре стать моей правой рукой. Капитаном. Знаешь, как капитан Змей получает погоны?
Джагхед сглатывает смешанную с кровью слюну с лёгким беспокойством. Он знал. Солдат – одна полоса. Капитан – две. На каждом плече. В знак того, что принятый в ряды новобранец способен на всё ради семьи, не боится пыток и не испытывает жалости к себе. Но он и не подозревал, что это случится так скоро. Что нож Большого Змея окажется в его руке уже в пятнадцать лет. И ему было до одури страшно. Заносить лезвие над собственным плечом, прижимать к коже, надавливая всё сильней под внимательным взглядом отца.
– Я тебя поздравляю, сынок, – усмехнулся старший Джонс, видя, как трясутся мальчишеские пальцы, – Ты будешь иметь столько отметин, сколько нет ни у одного Змея. Потому, что ты выше их всех.
Форсайт Джонс всегда выполнял свои обещания. Но заставляя сына покрыть себя «погонами» он думал, что это будет поводом для гордости, свидетельством его стойкости. Вместо этого Джагхед не испытывал при обнажении своего тела ничего, кроме злости. Словно ядовитая дыра внутри выступала наружу через эти полосы, ярко показывая: урод внутри, он такой же изуродованный и внешне. А уж если кому-то выпадало несчастье обратить внимание на шрамы, вспышка гнева приходила мгновенно – возможно, именно поэтому в последние пару лет он не пытался начинать отношения с девушками, довольствуясь время от времени шлюхами от Блоссом, умеющими держать рот на замке. Связывая им руки, а особо любопытным и глаза, чтобы удовлетворение потребностей не будило внутренних демонов.
А теперь весь тщательно выстраиваемый порядок осыпался осколками под ноги, и Джагхед паниковал. Каждый раз, когда мысли возвращались к подпрыгивающей на ходу девушке с белокурыми волосами, источающей аромат печеных яблок и корицы. Каждый раз за эти два дня, слишком часто вспоминая её мягкие губы и робкий ответ, а потом сразу пальчики на шее – и тело бросало в холодную дрожь. В ночь пятницы он вообще не смог уснуть, виски стискивала боль, а едва прикрывал глаза, как Джонса тут же кидало в волны памяти, словно лодку в океан. Он задыхался. Задыхался от той боли, что приносило каждое воспоминание, которое словно въелось в кровь и которое не удавалось прогнать. А еще от понимания – не бывать такой светлой девочке, как Элизабет, с таким сломанным чудовищем, как он.
Так он думал в пятницу. А к вечеру субботы – что если он отступит, отпустит, сломав себя и преодолев свои желания не в первый раз, то Бетти попросту уйдет под ручку с тем же рыжим барменом. Только представив, как этих нежных, карамельно-сладких губ касается кто-то другой, Джагхед готов был рычать от бессилия. Тупик, как не крути: подпустить ближе не выйдет, оттолкнуть – ещё сложней. Как он вообще допустил всё это, как позволил себе погрязнуть по уши в этой девочке-радуге?
На тумбочке его ждала записка от Глэдис, безмерно удивив – и как он не проснулся, когда мать оставила её? Развернув листок, он, чуть нахмурясь, прочитал кривые, торопливые строчки:
«Оставила тебе на плите яичницу с беконом, а в турке кофе. Если надо молоко – забери на крылечке, его привезут в десять. Целую, буду поздно.
P.S. Что за Бетти ты звал во сне? Вечером расскажешь.»
Недоумение не сходило с лица Джагхеда, пока он вновь и вновь перечитывал записку. Ему оставили завтрак? Серьёзно – ему? Кто-то, действительно, пытается позаботиться о нём? Смешно. Значит, последние десять лет мать он видел не больше нескольких часов в неделю, перекидываясь парой фраз за чаем и старательно пряча свои шрамы. А теперь она ему готовит и оставляет вот такие послания…
Больше всего испугало послесловие. Он звал Бетти? Чёрт возьми, похоже, так и есть. Придётся придумать достойное оправдание к вечеру. Вот только, для себя оправдания не было никакого. Она ему снилась. Снилась каждый хренов раз, когда закрывал глаза. И глупо отрицать очевидное. Вместо того, чтобы спуститься на кухню и позавтракать, Джагхед открыл ящик тумбочки, намереваясь бросить туда записку, но замер в нерешительности.
Там до сих пор валялся сунутый впопыхах толстый бумажный конверт – четыре тысячи девятьсот. Идей, как вернуть девушке дурацкие деньги, до этого момента у него не появлялось. Перевести на счет – поймет, от кого, и явно возмутится. Думал отдать после приватного выступления как «чаевые», но и тут был риск отказа. А вот теперь он видел чётко, что нужно сделать.
Какая разница, кто их видел вместе – теперь уже ничего не исправишь, и рядом с ним она всегда будет в опасности.
Будет. Рядом. С ним. И никаких вариантов. Никаких рыжих барменов.
Жуткое чувство собственника не позволяло ему допускать другую мысль. Пока она рядом, он защитит от всего, что только возможно представить, и от любого маньяка, охотящегося на Змей и на Аспида в частности. Но если его нет поблизости, а Бетти явно из тех, кто любит находить неприятности вроде тех идиотов-расистов? Таких отпугнет простое имя, знак, символ принадлежности…
Четыре тысячи девятьсот – как раз для его задумки. Для подарка, от которого она не сможет отказаться. Защиты.
T*v*K
Никогда ещё Элизабет не была так рада среде. Каждый день, выходя на улицу, она ждала: возможно, сегодня он, наконец, не выдержит, придёт, захочет встречи… Но увы. И пришлось ждать до самой середины недели, пока не наступит время следующего выступления в клубе «Полночь». Уже смеркалось, когда Бетти бежала к запасному входу кабака, чтобы сразу шмыгнуть в гримёрку, минуя наполняющийся зал. Переулочек, в котором совсем недавно так вовремя появился Джонс, встретил девушку перегоревшим фонарём и полумраком, в котором существовал риск споткнуться о бутылки, но её это мало волновало.
У самой двери она заметила сидящего прямо на земле, прислонившись спиной к грязной стене, мужчину с надвинутой на глаза шляпой в довольно добротном пиджаке. Вздохнув – всё-таки почти опаздывает – Бетти негромко позвала уже успевшего напиться посетителя:
– Эй, мистер, с Вами всё в порядке?
Мужчина не ответил, и никак не подал виду, что услышал её. Стоило позвать охрану, но тогда незнакомца отправят в вытрезвитель, а мало ли, какие у него были причины наклюкаться в такой ранний час. Мысленно простонав и ругая себя за мягкотелость, Бетти подошла ближе и присела на корточки, осторожно положила руку на его плечо:
– Мистер, очнитесь, пожалуйста, или мне придётся позвать охрану, – угроза не подействовала, и девушка мягко потрясла его, желая привести в чувство, – Вам плохо? Вызвать врача?
То, что произошло дальше, надолго врезалось в память восемнадцатилетней особы, воспитанной в лучших традициях религии и морали. Очередной толчок её руки оказался слишком сильным, и деревянное тело мешком съехало вбок по стене, наклоняя голову и демонстрируя глубокую алую рану на перерезанном горле. На девичьи пальчики хлынула тёмная, густая кровь, оставаясь каплями на сером плаще.
Нечеловеческий вопль вырвался из уст девушки, с диким ужасом отпрянувшей от трупа: шляпа откатилась в сторону, показывая абсолютно мёртвое лицо с закатившимися стеклянными глазами. Ледяной пот проступил на спине Бетти, в полной панике переводящей взгляд с заливающего кровью переулок тела на свои запачканные руки с трясущимися, словно у эпилептика, пальцами.
– Нет… нет… Господи… Эй, помогите кто-нибудь!!!
На очередной отчаянный вопль из двери выскочили пара ребят из труппы во главе с самим мистером Мантла. Немая сцена, которая предстала перед их глазами, могла быть истолкована только единственно правильным образом: окровавленный труп мужчины и перепачканная его кровью девушка, выставившая вперед руки, словно специально демонстрируя, как с них капает алая жидкость с металлическим запахом смерти.
