Текст книги "Город грехов (СИ)"

Автор книги: Traum von Katrin

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

– Приподними руки, – скомандовала она, примеряясь к его груди. Раны выглядели уже совсем неплохо, подсохшими и не такими пугающими. Джаг подчинился, и Купер начала обматывать его бинтом, благо, оба пореза находились почти на одном уровне. И первое же ее движение – прижать ладонью к ребрам кончик повязки – вызвало протестующее шипение. Он дернулся, и такая реакция явно будет ей мешать.

Бетти вздохнула и отложила бинт. Подняла на Джонса взгляд, тихо удивляясь черноте обычно зеленых глаз. Словно в расширившихся зрачках отражались все его демоны. Но ей не было страшно – она чувствовала, что гораздо больший вред может принести сама. А еще – что вся его проблема лишь в голове, что им придется с этим справиться так или иначе.

– Послушай, Джагхед, – успокаивающим тоном проговорила Бетти, глядя ему в глаза, – Я понимаю, что ты многое пережил. Такое не проходит бесследно. Скажи, что ты чувствуешь, когда тебя касаются?

– Ненависть, – прошептал он, не смея врать, когда она так смотрит на него, словно хочет донести что-то важное, – Сразу вспоминается… все. Каждый чертов раз, когда чужие руки приносили боль.

– А разве ты думаешь, что я способна тебя ударить? Способна ранить? – тихим, обволакивающим голосом продолжила Элизабет. Словно пытаясь это доказать, подняла руку и максимально осторожно дотронулась до его груди, – Джагхед, я никогда не причиню тебе боль. Обещаю. Доверься мне, – касание пальчиков становилось все более ощутимым.

– Я верю тебе, – утопая в расплавленном золоте её глаз, признался Джонс. Его разрывало надвое: одновременно и хотел отодвинуться, пока новая волна отвращения не вызвала тошноту и боль в висках; и, неожиданно для себя самого, позволить ей больше. Та нежность и трепет, которые передавались через соприкосновение, посылали короткие сильные импульсы под кожу, и это было приятно.

А её рука опускается ниже, и вот уже вся маленькая теплая ладонь гладит подрагивающий от напряжения торс, грозя разорвать привычный мир Джагхеда на куски. Он дышит все чаще, пытаясь совладать со вспыхивающими в голове отвратительными воспоминаниями, которые смешиваются с легким томлением внизу живота. Черт возьми. Как не вовремя и как… странно.

– Итак, раз мы с этим разобрались, может, позволишь уже замотать тебя? – как ни в чем не бывало и словно не заметив его реакции, Бетти снова взялась за бинт.

– Да, – кивнул Джаг уже уверенней, убеждая беснующуюся внутри темноту, что опасаться нечего. Эти руки не принесут ему вреда.

– Отлично.

Она справилась с повязкой за пару минут – без сопротивления Джонса это оказалось совсем несложно. А он все пытался осознать, каким же образом её глаза убедили его настолько довериться, задвинуть свои незыблемые не первый год правила в дальний ящик. Да еще и… Боже, ему понравилось! Да, это точно было чем-то сверхъестественным. Но ему казалось, что этой девушке вообще можно все. Она настолько пленила его, что могла попросить о чем угодно. Это точно требовало переосмысления. Словно все жизненные принципы, до этого момента расставленные по полочкам, смели в одну беспорядочную кучу, принося полный хаос. Выходит, касания – это не только боль? Проверить теорию хотелось немедленно, но Бетти уже закончила с перевязкой, убирая медикаменты обратно в коробку.

– Видишь, все не так плохо, – прокомментировала она результат своей работы – широкую белую полосу поперек мужской груди.

– Черт, мне точно надо выпить, – наконец, облегченно выдохнул Джонс.

– Думаю, с этим ты обратился по адресу. Бурбон, виски, ром? – Бетти подошла к полкам позади стойки и окинула взглядом их содержимое. Удачная возможность отвлечься – уж слишком волнительно оказалось дотронуться до ранее недосягаемого тела, которое все еще продолжало манить своей приятной твердостью и гладкостью. Этой тонкой дорожкой черных волос, скрывающейся за ремнем брюк…

– Все равно, – отмахнулся Джагхед, понимая, что, по сути, уже ночь. А значит, Бетти давно ждут дома, и у нее нет повода остаться с ним подольше. Только представив, как придется ее отпустить, так и не получив прощения, он ощутил морозную волну вдоль позвоночника. Он еще не согрелся. Хватаясь за любую причину, чтобы только она не ушла, Джонс усмехнулся своим мыслям, – Кстати говоря, а ведь ты забыла про наш уговор.

Ручки Элизабет, которыми она стискивала первую попавшуюся бутыль, дрогнули, чуть не проливая виски на пол мимо стакана. Удивленно вздернув бровь, пыталась додуматься, чего же Джаг хочет добиться этим заявлением, но никаких идей не было. И как понять человека, который несколько минут назад просил прощения, а теперь напоминает про неоплаченный долг?

– Я думала, ты сам давно не помнишь.

– Как же? – притворно возмутился Джонс, забирая у нее бокал, – Я жду свой приватный концерт, малышка. Думаю, все сложилось, как нельзя лучше.

Раздраженно передернув плечиками, Бетти откинула назад волосы и крепко задумалась. Что-то крылось за этим напускным весельем Джагхеда, буравящего её таким взглядом, что мурашки прошли по коже. Коварные искорки у радужки буквально кричали, что дело нечисто, но отказать было нельзя. Вздохнув, она поставила бутылку на стойку и с сомнением осмотрела пустующее помещение с задвинутыми у круглых столиков стульями. Впрочем, это выступление давно было готово и спланировано. А потому, собрав все путающиеся мысли в кучку, она одернула свое уже изрядно помятое платье-колокольчик и уверенно направилась к углу зала, где пылилось старое пианино. На нем очень редко играли – сама Элизабет не хотела, чтобы в ней слишком часто узнавали учительницу музыки, а последний пианист был уволен за пьянство еще в начале весны. Убрать инструмент в подсобные помещения у Реджи все не доходили руки, и сегодня это было удачным выходом из положения.

– Эльза Смит за пианино – вот это настоящая эстетика, – улыбнулся Джагхед и пригубил бокал. Вслед за настроением стремительно улучшалось и самочувствие, перетянутые бинтом порезы лишь слегка саднили, в голове прояснилось. Только губу немного защипало от алкоголя. Вальяжной походкой прошел к ближайшему от инструмента столику, развернул к себе стул и устроился на нем, широко расставив ноги и облокачиваясь на спинку. Не сводил взгляда с фигурки в синем платье, с пальчиков, робко приоткрывших деревянную крышку над клавишами.

– Только давай ограничимся одной песней? Я сегодня не в голосе, – она нащупала педали и несколькими пробными нажатиями клавиш проверила настройку – вроде все в порядке.

– Просто спой мне, девочка-радуга.

Мягкая просьба подбодрила Бетти, и она, глубоко вдохнув, начала играть первые тихие ноты. Спокойная, нежная мелодия полилась из старого инструмента, обволакивая в свою невесомую магию. Если что Элизабет и умела, так это превращать касания клавиш в витающие в воздухе чувства. Прикрыв глаза, она растворялась в музыке, совершенно забыв про зрителя.

The touch of your lips/

Поцелуй твоих губ

Upon my brow/

На моем челе,

Your lips that are cold/

Твоих губ, холодных

And sweet/

И сладких…

Джагхед качался на волнах любимого голоса, впитывая каждую ноту. Успокаивающая, бархатная мелодия словно оборачивала в махровое одеяло. Бесновавшаяся последние сутки чернота в груди сжималась, сворачивая свои рваные края. Вся злость и весь яд вытягивались сквозь кожу, рассыпаясь в сверкающую пыльцу. Будто пламя, залитое водой. Джонсу хотелось прошипеть от облегчения, от той легкости, что появлялась в душе с каждой секундой. Сделав еще один короткий глоток виски, отставил бокал на столик – ни к чему, он и так пьян. Ей.

The love in your eyes ashine

Любовь в твоих светящихся глазах/

And now, at last/

И сейчас, наконец-то,

The moment divine/

Этот божественный момент…

Погрузившись в музыку и слова, которые хоть так можно было сказать вслух, Бетти не заметила, что единственный слушатель покинул свое место. Джагхед бесшумно подошел к ней, вынимая из кармана брюк отвергнутый браслет-змейку. Нагревая в сжатом кулаке драгоценный металл, пытался совладать со своим сердцебиением. Не получалось. Аромат яблок и корицы от немного спутанных кудряшек цвета солнца заменял кислород. И уже не существовало ничего, кроме теплого, будоражащего кровь света девочки-радуги, её нежного голоса и всепоглощающего чувства, обжигающего грудь. Песня закончилась, и Бетти доигрывала последние аккорды, когда Джагхед накрыл её руку своей, прерывая музыку.

Элизабет вздрогнула от неожиданности, не смея поднять взгляд от клавиш. Глубоко дышала, но унять пульс не выходило. Касания этих аристократичных пальцев имели над ней какую-то особую, невероятную власть. Она не могла сопротивляться, не могла отодвинуться. Чувствуя спиной жар его тела, придвинувшегося еще ближе, закусила губу от желания сказать ему все, что кипит лавой под ребрами. И это не раздавить несколькими сказанными в шоке и запале фразами.

– Знаешь, есть миллион причин, по которым нам лучше расстаться, – начал говорить Джонс, разрушая повисшую тишину, – Но я устал о них думать. К черту. Я не хочу в своей жизни дороги, на которой тебя не будет рядом. Ты – мой путь. И я буду идти им столько, сколько смогу.

Не встретив протеста, он вновь застегнул на тонком подрагивающем запястье свой браслет, сверкнувший в свете ламп. Бетти следила за этим жестом, абсолютно не дыша. Такой откровенности она никогда бы не стала от него ждать. И это было гораздо больше, чем признание любви. Он хочет быть рядом – и будет сущей глупостью сейчас сказать, что она возражает. Бетти повернула голову, и его теплые пальцы тут же скользнули по скуле порхающим движением, на что она отозвалась на силе тяготения в разы выше, чем земное. Губы встретились в полном нежности и трепета поцелуе, которого, возможно, оба ждали с первого же взгляда друг на друга.

Неспешно погружаясь в карамельную сладость, Джагхед чувствовал, что в душе начался настоящий бразильский карнавал, пестрящий всеми цветами радуги. Нет больше темноты. Только этот робкий ответ Бетти и ее ласка, от которой вскипает кровь. И плевать, что разбитая губа саднит, а на языке привкус крови. Его уже ничто не остановит, не тогда, когда он смог произнести вслух то, что думает.

Его маленькая, прекрасная Amante.

Бетти поднялась со скамьи, не прерывая поцелуя и повинуясь тянущим ее за плечи рукам. Необходимо до дрожи. После стольких выплаканных слез хотелось ощутить всем сердцем, что сказанные слова это правда. Что нужна ему. И она это чувствовала, в той властности, с которой сжались пальцы на ее талии, в том усиливающемся напоре губ и языка, превращающем нежность в страсть в мгновение ока. Грудь опалило горячим воздухом от следующего короткого вдоха, и Бетти, решившись, обхватила его лицо ладонями, ожидая худшего.

Джагхед чуть отстранился, но нисколько не ослабил хватку. Чтобы не дать тьме вернуться, смотрел в ее глаза, в которых расплавленным золотом светилось солнце. Он ждал, что от касания ее рук прокатится привычное отвращение, но этого не происходило. Долгое, показавшееся целой вечностью мгновение они не разрывали зрительного контакта, находя в чужих глазах свое отражение.

– Я прощаю тебя, – наконец, прошептала Бетти едва слышно, спускаясь от его лица вдоль шеи, вкладывая в касания всю нерастраченную нежность. Джагхед дышал все чаще, но не делал попыток прекратить это. Ладони девушки свободно гуляли по его груди, наслаждаясь ощущением. И только когда Бетти попыталась дотронуться до покрытых шрамами плеч, Джагхед зажмурился:

– Прошу. Только не их. Пока я не могу, – он пытался прогнать проступившие перед глазами красные круги, и Бетти не стала настаивать. Вернула ладони на его торс, поглаживая круговыми движениями, и пока этой поблажки было достаточно. Снова коснулась его губ, слизывая кровь и погружаясь в горячий плен.

Все требовательней и глубже, заявляя новые права. Джагхед упивался ей, как алкоголик элитным виски – не смакуя вкус, а поглощая сразу и без остатка. От теплых девичьих рук внезапное возбуждение прокатилось по нервам до самого низа живота. И унять его могла только та, что разбудила. Та, которой позволено дотрагиваться. Та, что вжималась в его грудь все тесней, выдавливая воздух.

Бетти Купер – та, кого он любит всеми крупинками своей черной души.

Она словно не могла поверить, что границы рухнули. Что этот человек принадлежит ей ничуть не меньше, чем она ему. Растворяясь в умелых руках, уже бесстыдно приподнимающих пышную юбку, Бетти едва сдерживала свое желание ощутить его всего, узнать реакцию на каждый ее жест. Но сейчас не было времени на эксперименты. Лишь одно себе позволила: запутаться пальчиками в этих жестких черных прядях, оказавшихся просто удивительно шелковистыми. Резкий выдох, когда Джаг в ответ, словно пытаясь отомстить, обхватил ее бедра своими горячими ладонями.

От потока новых ощущений, льющихся в вены и плавящих кожу, Джагхед сходил с ума. Никогда не позволял ничего подобного абсолютно никому, и вдруг вот так, разом, уничтожился весь порядок вещей. Оказалось, что отдавать кому-то себя тоже может быть восхитительно. Спускаясь влажными поцелуями на шею Бетти, вдыхая ее неповторимый аромат, он не мог заставить себя притормозить. Легкий укус, чтобы она трепыхнулась в его руках, пронзаемая их общим электричеством. И тихий стон его девочки-радуги, от которого застучало в висках и снесло голову совсем.

Подхватив ее под ягодицы, путаясь в чертовой юбке, Джагхед усадил Бетти на пианино – она только и успела, ахнув, захлопнуть крышку над клавишами, едва не прищемив пальцы. Не желая отвлекаться, снова начала выписывать руками узоры на его напряженной спине, наслаждаясь силой мышц. И пусть это неправильно – хотеть человека, который час назад истекал кровью, но поделать с томительной негой внизу живота она ничего не могла. Тем более, когда, наконец, преодолена преграда, и ей позволено почти все. Джагхед встал между ее ног, ни на секунду не отрываясь от нежной кожи возле ключиц даже для вдоха. И Бетти, окончательно осмелев, обняла его поясницу своими бедрами в тонких чулках. Платье задралось до самой талии, но другого никто из них и не хотел.

Азарт и острота ситуации словно становились их личным афродизиаком. В любой момент мог вернуться Реджи или кто-то из сотрудников, что лишь подогревало нервы. Потребность друг в друге вышла на первый план, затмив все слабые доводы разума. Глухо рыкнув от нетерпения, Джагхед рывком стянул с Элизабет белье, слегка приподняв ее над довольно сомнительной опорой, жалобно загудевшей от такого вандализма. Не сдерживая улыбки, Бетти притянула Джонса к себе для нового глубокого поцелуя, скользя ноготками вдоль его торса и слегка цепляя наложенную повязку. До самого низа, до тех самых жестких завитков…

Он пытался не дрожать, привыкая к ее касаниям, и тяжесть в паху становилась все сильней, угрожая ткани брюк. Не страшно разрушать свой мир, если ты знаешь, кто отстроит его с фундамента. Кто есть и будет основой основ. Позволяя девичьим пальчикам сражаться с его ремнем, Джонс мягко сжимал её округлые бедра, поражаясь невероятной бархатистости кожи, вспыхивающей от каждого движения. Реакция его девочки была просто удивительна, словно она была создана для него, для его темперамента, его неукротимых желаний.

– Что ты со мной делаешь… – всхлипнула Бетти, роняя головку ему на плечо, когда тонкие пальцы уверенно подобрались к влажности между ног, поглаживая и дразня и без того распаленную девушку.

– Могу задать тот же вопрос, моя горячая малышка, – промурлыкал Джаг, не прекращая своих манипуляций, от которых Элизабет начала мелко подрагивать, прикрывая глаза – лучшее зрелище, какое только может быть, самая интересная часть приватного концерта. Высокий, тонкий стон исполнительницы главной роли рассыпался в груди раскаленными углями, и только сейчас Джонс заметил, что шаловливые ручки, сегодня получившие свободу, уже избавили его от нижней части одежды. Сдавленно прошипел, когда напряженная плоть коснулась внутренней стороны бедер Бетти. И ведь хотел же не спеша… Но промедление грозило, что он кончит от следующего стона из этих припухших губ.

– Пожалуйста, – она совсем не помогла собраться, когда эти самые губы прошлись влажной тропинкой по его шее до самого уха, а зубки вдруг прикусили мочку, посылая искрящий импульс в кровь, – Ну же, Джагги…

Больше терпеть не имело смысла, и он вошел в податливо раскрывшееся для него единственно желанное тело с хриплым выдохом. Бетти вцепилась в его спину сильней, вдавливая ногти в бледные белые полоски шрамов и не подозревая об этом, но Джагу было откровенно плевать, когда единственный ориентир в пространстве – она. Первый же резкий толчок заставил нещадно поруганный инструмент издать протестующий скрип ножек по дощатому полу. Но опора вышла удачной – никаких препятствий, только два переплетенных тела и следующее движение, соединяясь в едином порыве.

– Да!

Бетти чувствовала, как все напряжение последних суток скапливается внутри, превращаясь в тикающий часовой механизм, готовый взорваться от любого неосторожного касания. Сама бы не поверила, что готова настолько потерять разум, настолько хотеть этого, что прикусила губу до легкой боли, откидывая голову назад. Обнажившееся горло тут же не осталось без внимания, покрываемое рваными поцелуями, оставляя смазанный красный след от окончательно раскрывшейся ранки на губе Джонса. К черту, еще толчок, набирая размах и усиливая это невероятно приятное давление в ускоряющемся темпе.

Снова поцелуй, в острой потребности дышать одним воздухом. Сплетаясь языками, добавляя к скрипу и гудению пианино влажные звуки. Бетти скрестила ножки в лаковых туфельках на его спине, притягивая еще ближе, хотя ближе уже некуда. Потрясающая наполненность, восхитительно твердый и горячий член, от которого дрожь разливалась по телу. Она не знала, куда себя деть от разрывающих ее ощущений, и могла только держаться за крепкую спину Джагхеда, вдоль которой уже стекала капля испарины. Слишком. Горячо.

– Чееерт, да, ещё! – простонала она, когда от силы толчков начала ударяться о дерево за спиной, а пальцы на ягодицах впились в кожу, оставляя синяки. Огонь разрастался, и перед глазами мелькали цветные точки, кислород совершенно закончился, и Бетти в безумном порыве подавалась Джонсу навстречу.

– Бетти… Моя… Моя девочка, да! – прорычал Джаг ей в шею, на грани между небом и грешной землей. Обхватившая его так тесно, что контроль утерян окончательно. Темп все возрастал, доходя до беспорядочного и рваного. Впился в ее кожу, заглушая стон тем, что втянул в себя воздух – неприличный след обеспечен, след принадлежности ему. Пульсация хрупкого тела в его руках ощущалась все острей, пока Бетти с протяжным криком не сжалась вокруг его плоти, улетая в свой оргазм. Он едва успел выйти из нее, со стоном изливаясь на сведенные судорогой удовольствия бедра.

Тяжело дыша и дрожа, Элизабет упала головой на его грудь, слушая бешеный ритм сердцебиения. Как барабанная дробь. Блаженная улыбка расцветала на лице, и она оставила на Джагхеде легкий смазанный поцелуй, упиваясь этим моментом близости. Он отпустил ее ягодицы, чтобы поднять руки к плечам и запутаться пальцами в мягких кудрях.

Говорить не хотелось. Только чувствовать друг друга всем телом. Тишина клуба прерывалась шумными дыханиями, пытающимися вернуться в нормальный ритм. Бетти подняла голову и поймала взгляд Джонса: незамутненный, чистый, сияющий охрой у радужки. Дарящий всю нежность, на какую способен человек с кличкой «Аспид».

– Я больше никогда тебя не отпущу, моя девочка-радуга. Ни за что на свете, – твердо заверил он прежде, чем слиться с ней в поцелуе: мягком и легком, ярко контрастирующем с предыдущими. Крича без слов о всем, что внутри.

«И не надо» – подумалось Элизабет, когда она вновь обхватила его лицо руками.

========== 16. Доверие ==========

К хорошему привыкаешь быстро. Так и Джагхед за последнее время жизни в доме матери смирился с солнечными лучами, бьющими в окно по утрам, с гремящим у входной двери бутылками ровно в десять молочником и с запахом свежесваренного кофе в турке на газовой плите. Глэдис почему-то еще не ушла, а на сковороде шипела яичница с беконом. Спускающегося по лестнице сына с заспанным лицом и спутанными торчащими волосами она встретила легкой улыбкой.

– Как спалось? Слышала, ты вернулся уже почти под утро. Все в порядке? – миссис Джонс озабоченно нахмурила брови, заметив припухшую разбитую губу Джагхеда. И вроде нельзя вмешиваться, но материнское сердце заныло тревогой.

– Мм, мало, – парень широко зевнул и закатал рукава своей клетчатой фланелевой рубашки. Единственный минус проживания здесь в том, что вынужден прикрывать плечи, а сегодня еще и перебинтованную грудь, дабы не ловить ее шок и сочувствие, – Пахнет ужасно вкусно, а почему ты не на работе?

– Там сегодня… генеральная уборка с утра пораньше, – Глэдис отвернулась к плите и начала раскладывать завтрак на две тарелки, закусив губу.

Джагхед вздохнул. Конечно, когда он вызвал ребят из Змей помочь с трупами, те должны были убрать все следы его «развлечения». Но, видимо, руки у них из задницы. Лучшая защита – нападение, и Джонс, присев на скрипнувший деревянный стул, решился-таки спросить:

– Кстати говоря, где ты набираешь персонал? Вчера кое-кто из твоих механиков завязал небольшую потасовку…

– Это они тебя так? – вздохнув, Глэдис отставила тарелки и развернулась к сыну, – Не знаю, чего ты ждал. У меня очень сплоченная команда, и не думай, что пропажа двух сотрудников не была замечена. Я слышала вчерашние разговоры: ребята были напуганы и хотели идти к Минетте, но потом передумали. А уж что у них было на уме после, я понятия не имею, – она тщательно подбирала слова, чтобы не было видно, как много знает того, чего не положено.

Но Джагхед и сам понимал, что мать далеко не дура. Сначала интерес к Бьюику и спискам сотрудников, потом просьба задержать двоих после закрытия, а затем их исчезновение… Тут и на голову больной инвалид сложил бы два и два. Он знал, что такое погружение в дела Змей постороннего не понравится отцу, но теперь было откровенно плевать. Джаг избавился от этой удавки на шее. И после вчерашнего разговора по пути до дома Куперов вообще раздумывал над важным решением.

Ночь была удивительно теплой и звездной. Хлопнула металлическая дверь заднего входа в клуб, и Джонс поднял так и оставшийся на земле револьвер. Сунул его за пояс брюк и прикрыл слишком большим чужим полосатым свитером – все, что нашлось в гримерке, но это лучше рваной окровавленной рубашки и пиджака.

– Ты так и не рассказал, что произошло, – несмело напомнила Бетти, поправляя свою кофту на плечиках. В обычном сером платье, с собранными в хвостик на голове волосами, она выглядела безумно милой и домашней. Еще более привлекательной, чем в испорченном концертном наряде. До замирающего сердца. Никаких больше отговорок. Никакого вранья.

– Что ж, если совсем кратко и без неприятных подробностей… После неудачного ужина я поехал разбираться с механиками. Выяснил, что они и убили того парня, которого сбросили в реку. А вот к остальным смертям не причастны, – пытаясь сохранять спокойный тон, Джаг взял Бетти под руку, чтобы ощущать ее тепло, и они двинулись в темноту улицы.

– Наверное, мне лучше не спрашивать, как ты добился таких выводов и что с ними стало, – понурила голову Элизабет, усиленно рассматривая носки своих туфель, – Теперь понятно, почему ты решил, что их друзья пришли сегодня отомстить. Но как они узнали, что это был ты?

– Нетрудно догадаться, малышка. Это моя работа. Палач. Аспид.

Баритон звучал тихо и глухо. Джагхед до мурашек испугался, что сейчас до нее начнет доходить, с кем связалась. То, чего боялся с самой первой такой встречи на ночной улице, все-таки произойдет – в изумрудных глазах появится отвращение. Он этого не вынесет.

– Кстати, раз уж ты сегодня решил быть честным – откуда взялась твоя кличка? Она странная, – на удивление, Бетти не отодвинулась ни на миллиметр, продолжая идти с ним бок о бок. Наверное, все дело в том, что она приняла эту сторону его жизни очень давно. Еще когда впервые увидела Джонса в действии, в этом самом кабаке, усмиряющем толпу бандитов с пулеметом одним взглядом и звучанием имени. Эта сила была одной из составляющих его характера, закаленного годами. И Бетти любила даже такого Джагхеда – ведь невозможно было разделять его личность на составляющие.

Он не хотел рассказывать. Именно поэтому ненавидел, когда кличка звучала вслух. Из-за воспоминаний. Его личный позор, который будет преследовать в каждом кошмаре до гробовой доски. Источник той тьмы в груди, от которой никогда уже не избавиться до конца.

– Если я расскажу – ты меня возненавидишь, – прикрыв глаза, прошептал он, и вдруг стук каблучков стих, а Бетти остановилась, мягко разворачивая его к себе. Ласковая улыбка и блеск ее глаз влили новую порцию решимости в густеющую от холодка кровь.

– Никогда, Джаг. Даже не сомневайся, – она уже почти привычным жестом невесомо коснулась его скулы своим пальчиками, соединяя родинки. Теперь не было тошноты – словно его демоны подружились между собой, прекратив разрывать грудь на куски.

– Однажды, когда мне исполнилось восемнадцать, отец отдал приказ, – начал Джагхед, не отрывая взгляда от сверкающих в темноте изумрудов и не выпуская ее маленькой теплой ладошки, сжимая девичьи пальчики все сильней, – Он сказал, я готов занять свое место в Змеях. И должен доказать свою преданность. У него были проблемы с одним человеком, который переманивал людей в свою организацию, грозя стать нашим конкурентом. И мне предстояло избавиться от него с особой жестокостью, чтобы больше ни у кого не было соблазна, – он замолк, тяжело дыша, как от пробежки. Первое убийство стояло перед глазами яркими красными пятнами, затмевая все вокруг.

– Что было потом? – абсолютно невозмутимо поинтересовалась Бетти, словно не замечая, что пальцам уже немного больно от силы его руки. Происходило что-то важное, и она не хотела это прекращать.

– Он жил в Гриндэйле со своей семьей. Я пришел ночью в его дом, совершенно не представляя, как это сделаю. А потом… все случилось само. Словно мне давно нужно было лишь это. Причинить кому-то боль, большую, чем испытывал сам. И я убил их, и мужчину, и его жену. И только уходя из кровавого ада, в который превратился этот дом на окраине города, заметил, что под кроватью пряталась маленькая девочка… Она все видела. С тех пор живет у сестер милосердия и не сказала ни слова.

Резкий выдох, и легкие щиплет почти также сильно, как глаза. Огромный черный комок вины, которая никогда не исчезнет. Она съедала его изнутри, отрывая куски, подобно голодной гиене. Скалилась и смеялась над ним, сверкая теми напуганными маленькими карими глазами, в которых поселилось безумие – из-за него.

Бетти всхлипнула, не удержав своих эмоций. Ждала чего-то подобного. И как бы ей не было жаль ту семью и того ребенка, она видела сейчас, как сильно раскаивается сам Джагхед. Что столько лет избиваемый и подавляемый подросток не мог поступить иначе, получив приказ. И это было не оправдание его поступку, а принятие случившегося. Уже поздно исправлять. Можно только попытаться простить себя.

– Ты должен это отпустить.

– Не могу, – покачал головой Джаг, с облегчением понимая, что Бетти не отстранилась, не убежала и не начала обвинять, – Я всегда буду виноват в этом. Сколько бы лет не прошло.

Она осторожно обвила его шею руками и обняла – крепко, согревающе. Словно пыталась забрать себе хоть грамм его тяжелого груза. И черт возьми, у девочки-радуги это получалось. Она точно настоящая?

В тот момент Джагхед понял, что с него хватит. Нет больше необходимости временами выпускать черного демона наружу. Прижимая к себе свою маленькую Amante, он совершенно ясно осознал, что не хочет больше ничего подобного. Не хочет думать о том, что на них могут напасть из темноты. Могут причинить вред этой светлой малышке. Могут потащить ее в Змеи, на самое дно. Вся грязь в его жизни имела один источник, и от него стоило избавиться – без жалости, без раздумий, без сомнений.

Молчание затянулось, Глэдис все еще ждала ответ, а Джонс сильно погрузился в свои мысли. Наконец, она поставила перед ним чашку ароматного эспрессо, и запах немного прочистил голову. Подняв взгляд на мать, он тихо произнес:

– Я ухожу из Змей. Разберусь с последним делом и закончу это все.

Глэдис задержала дыхание, словно боясь, что ей показалось. Столько лет она ждала, что сын дойдет до этого. Что сможет вырваться из-под влияния отца. Но ему все не хватало чего-то, важного. Стимула, который толкнет к этим изменениям. Похоже, теперь он появился… Женская интуиция кричала, что имя ей – Бетти.

– И последнее дело связано с моими механиками?

– Да. Чем быстрее я разберусь с этим, тем скорее избавлюсь от Змей, – уверенно кивнул Джагхед, и мать с легкой улыбкой положила руку ему на плечо, – Прошу, мам: если тебе известно хоть что-то…

– Мне известно лишь то, что я тебе рассказала. А еще – что мой сын, наконец, начал думать своей головой. Я горжусь тобой, – совершенно забывшись от столь долгожданной новости, Глэдис провела ладонью по его спутанным волосам. Тут же одернула руку, ожидая обычной реакции: уверток, гнева, нахмуренных бровей. И замерла в потрясении.

Он словно не заметил материнского жеста. Совершенно спокойно отвернулся к столу и взял в руки чашку с кофе.

– Спасибо на добром слове, но вряд ли я тот сын, которым можно гордиться, – легкая улыбка прежде, чем пригубить чашку. И пусть змея внутри с возмущенным шипением подняла голову, Джаг, словно заклинатель с дудочкой, успокаивал ее словами Бетти: «Разве я способна причинить тебе боль?». Руки матери тоже не несли угрозы – пора внушить себе и это. Доверять хоть кому-то приходилось учиться заново, но у него был лучший проводник на этом пути, который только начинался.

– Не знаю, что сделала с тобой эта девушка, – все еще пытаясь осознать, что впервые за много лет коснулась собственного сына, Глэдис рассуждала вслух, – Но она мне уже нравится. Не хочешь нас познакомить? Обещаю, что буду сама приветливость, – ей и не хотелось грубить той, кто смогла вернуть Джагхеду верное направление в жизни. Миссис Джонс уже была ей безмерно благодарна – хотя бы за этот момент.

Джаг нервно хохотнул, отставив чашку, пока не пролил горячий напиток на ноги. И пусть мать у него не вызывала ни малейших сомнений в своей искренности, рисковать только что установленным миром в своей душе он не мог.

– Думаю, одной половины Джонсов ей хватило по горло.

– Что, папаша показал характер? – тяжко вздохнула Глэдис.