Текст книги "Город грехов (СИ)"

Автор книги: Traum von Katrin

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

Теперь он, и правда, ее. Больше нет никаких сомнений. Он любит. Сердце трепетало от счастья, и даже легкое неудобство не помешало ей испытывать эйфорию. Коварно закусив губу, она осторожно придвинулась к нему еще ближе, прижимаясь бедрами к паху. Ой.

– Осторожно, малышка: иначе мы здесь останемся на весь день, и твоя бабуля отрежет мне что-то лишнее, – промурлыкал Джагхед ей в шею, крепче сжимая объятия, – Доброе утро, Беттс.

– Доброе… – рассеянно прошептала она, нежась в окружающем тепле. Чувствуя легкие поцелуи за ушком, вызывающие мурашки, и его эрекцию, все явственней вжимающуюся в ягодицу. Дыхание участилось, и тут она вспомнила кое-что важное, – Джаг, а ведь мы вчера… Черт.

Он усмехнулся, без труда поняв, почему девушка залилась краской до самой шеи. Втянул в себя ее аромат, и рука сама скользнула на упругую грудь, живописно покрытую его узорами.

– Мне нравится, когда ты ругаешься. Звучит так смешно, словно ребенок в песочнице. Девочка моя, неужели ты думаешь, что я откажусь от ответственности при любых возможных последствиях?

Бетти повернула к нему голову, ловя внимательный взгляд. Сегодня в нем не было и капли черноты: только светлая зелень и охра. Волосы спутались и торчали в художественном беспорядке, и она, не сдержав порыва, запустила в них руку, наматывая волнистую прядь на пальчик. Потянувшись, тут же получила мягкий поцелуй, от которого пульс замер на долгие несколько секунд. Неспешный. Смакующий.

– Нет, – наконец, выдохнула она, когда губы разлучились, – Я верю тебе.

Улыбки, отражающиеся друг от друга. Снова слившиеся уста, уже более требовательно, заявляя о своих желаниях. Бетти извернулась, обнимая ногами его поясницу, и плед скатился на пол. Легкий утренний холодок невесомым дуновением пробежал по телам, но им уже было достаточно тепло, чтобы не обратить на это внимание. Искры скользили по коже, а вдохи становились все более шумными и короткими, не дающими кислорода легким. Джагхед сходил с ума от близости этой девочки-радуги. Упивался каждым касанием к ней, мгновенно выгибающейся навстречу. И, что точно было парадоксом, разрушающим основы мироустройства – наслаждался ее пальчиками на своей спине.

Продолжить момент счастья не вышло. В дверь домика громко постучали, вынуждая Джонса со стоном сожаления оторваться от карамельных губ. Варианта было два: отец или Элис. Вот только, никто из них не стал бы так деликатно стучать.

– Кого там принесло… – недовольно пробурчал Джаг, с огромным усилием разрывая контакт тел и поднимаясь с софы. Пошарив глазами по полу, нашел свои брюки, и, ругаясь себе под нос, направился к ним, стараясь не смотреть на раскинувшуюся в призывной позе Бетти.

– Не верю, что Элис будет стучать, – пробормотала она, вскакивая вслед за ним. Белье было испорчено, и пришлось просто натянуть свое голубенькое платье, – Наверное, послали кого-то за тобой, – с грустью признала, что неожиданный «выходной в лесу» закончился.

Джагхед натянул брюки и, убедившись, что Бетти также одета, подошел к двери. Уже подумывая, что стоит послать этого курьера с его новостями к дьяволу в пекло и остаться здесь на весь день. Нахер всех. Можно просто устроить себе маленький праздник…

– Доброе утро.

На пороге стояла Глэдис. Бледная, как сама смерть. Губы посинели, а глаза были полны каких-то неясных эмоций, слишком противоречивых, чтобы их разобрать. Одно только было точно: ее страх. Она боялась реакции, а еще не могла предположить, насколько глубоко вписаны в ее сына законы Змей.

– Мама? – удивленно приподнял он брови и посторонился, пропуская ее в дом, – Как ты узнала, что мы здесь? Отец сказал?

– Я… Боже, – она закрыла лицо руками, чтобы не видеть его глаз. Было стыдно. Да, она сделала все ради него, ради того, чтобы избавить его от боли и крови. Но теперь ей нужно было честно признаться собственному ребенку в совершенном, и на это не находилось сил.

– Мам. Что случилось? – уже почуял неладное Джагхед и осторожно положил ей руки на плечи. Глэдис вздрогнула, собираясь с мыслями. И вдруг подалась вперед, обнимая сына, наплевав на то, что он без рубашки. Не отодвинулся, только еще больше забеспокоился, – Рассказывай, ты меня уже пугаешь. Кто-то причинил тебе вред?

– Я… Джаг, – она зажмурилась, набрала в легкие побольше воздуха и выпалила свистящим шепотом, – Я убила твоего отца.

========== 19. Розы и мрамор ==========

День выдался пасмурным и ветреным. Резкие порывы трепали листья на окружающих городское кладбище деревьях и свистели в ушах присутствующих. Деревянные скамейки и долгая прощальная речь священника, который даже не был знаком с усопшим. Его пришлось тащить чуть ли не силой, потому как официально Форсайт Джонс покончил с собой. Эта ложь обошлась в такую сумму взятки шерифу, что многим бы стало дурно от количества нулей. Но другого варианта не было.

Джагхед наблюдал за организованной им же церемонией совершенно спокойно, только чуть хмурил брови время от времени. Бетти сидела рядом и ободряюще сжимала его пальцы. Он был ей благодарен уже за то, что пришла, но дело в том, что в поддержке Джонс не нуждался. Совершенно. Что может чувствовать человек, закапывающий отца, которого ненавидел каждой клеточкой души? Вот именно, что ничего. Только удивление: неужели это правда, случилось, неужели самый сильный и властный мужчина, каких только могла носить земля, мертв? До сих пор не верилось, до сих пор казалось, что это огромная глупая театральная постановка. Что сейчас ЭфПи встанет из своего деревянного ящика, рявкнет «Что это за сборище?», закурит сигару и пойдет строить своих капитанов…

Но время шло. А отец все не вставал. Удивление Джагхеда медленно и верно сменялось, наконец, осознанием. Это не шутка. Впрочем, он понимал, что мать не врала ему ни в чем, когда появилась на пороге крохотного домика в лесу.

За грубым дубовым столом повисло тягостное молчание. Заваренный Элизабет чай давно остыл, а Глэдис снова закрыла лицо руками, закончив свой рассказ. С самого начала, открыв сыну все карты. И теперь только ждала его реакции, которой, почему-то, не было.

– Джаг, я… Знаю, что, возможно, была не права, – осторожно попыталась говорить миссис Джонс, внимательно следя за абсолютно застывшим лицом Джагхеда, – Да, я теперь преступница, и меня, наверное, посадят в тюрьму… Но для меня важней то, что теперь ты свободен.

– Никто тебя не посадит, – резко оборвал ее Джонс, сам удивляясь ледяному тону. Лежащие на столе стиснутые кулаки тут же накрыли маленькие теплые ладошки Бетти, посылая такое нужное сейчас тепло. Возможно, только это не дало ему сорваться.

Черт возьми, его мать пристрелила его папашу. Да еще и при свидетельнице. Да еще и… блядь, да она приказала убить четверых людей. И позволила ему прикончить тех двоих, прекрасно зная все. Грудь разрывало от противоречия: вбитые с пеленок законы Змей сражались со здравым смыслом и привязанностью к человеку, который до недавнего времени был единственной его поддержкой.

– Отдашь меня Змеям? – понимающе кивнула Глэдис, нисколько не собираясь противиться любому решению. Глаза наполнились слезами, и она всхлипнула, – Я понимаю, правда. Хочу только, чтобы ты не держал на меня зла. Прости… Если сможешь.

Джагхед смотрел в родные глаза, потихоньку начиная принимать все сказанное. Не было никакой обиды на мать: ее мотивы написаны на лице также ясно, как искреннее раскаяние. Но как теперь ее защитить? Вздохнув, он встал и подошел к Глэдис, нервно дернувшейся от скрипнувшего стула. Положил руку ей на плечо и заверил в первую очередь себя самого:

– Все будет хорошо.

Он просчитал все. Скрыть реальную причину смерти ЭфПи пришлось и от Змей, благо, никто не успел застать ту картину, какую увидели тем злосчастным утром в особняке Джонсов Джагхед и Бетти. Глэдис предусмотрительно отправили подальше оттуда, чтобы не провоцировать Смит. Но эта предосторожность оказалась лишней. Потому как Элис весь остаток ночи провела у ног покойника, так ни разу и не шелохнувшись. Оторвать ее от останков оказалось довольно непросто. Она истерически билась и царапалась, не давая вытащить себя из кабинета. Только когда Бетти догадалась влить ей разом полбутылки виски, Смит обмякла и позволила уложить ее в постель. Джагхед со страхом ждал, что когда она проснется, начнется новый приступ и, вполне вероятно, желание отомстить. И тут снова пришлось сильно удивиться.

Сейчас, спустя три дня, Элис сидела на последнем ряду скамеек, закрыв лицо черной вуалью. Неназванная вдова, так никогда и не вышедшая замуж. Никаких прав ни на что. Джонс изредка поглядывал на нее, все еще ожидая концерта или того, что она огласит правду о смерти ЭфПи. Но женщина за всю церемонию не пошевелилась, оставшись черной неподвижной статуей. И не заговорила ни с кем с той самой ночи. Все три дня провела, запершись в своей комнате: Джаг сомневался, что она хотя бы что-то ела.

Наконец, пришло время его речи. Распорядитель кивнул ему, и Джонсу пришлось встать, теряя теплую ниточку, которую дарили руки Бетти. Он не умел говорить громких слов, а искренних у него не было. Проходя мимо гроба, вздрогнул всем телом, увидев застывшее белое лицо. Что ж, хоть в чем-то мать права: теперь они все свободны. На не до конца задвинутой крышке лежал традиционный для почивших солдат флаг, и Джагхед почувствовал горечь во рту. Какое лицемерие. Хоронить его, как военного, когда во время боевых действий вся его задача была наладить в армии связи для дальнейшей преступной деятельности. Говорить, что он солдат, когда вся его заслуга перед страной в том, что обобрал ее склады с оружием… Противно. Все заученные слова испарились из головы, а новых не приходило. Но от него ждут чего-то настоящего… Где же найти хоть крупицу искренности, провожая отца в последний путь?

Джаг откашлялся, пытаясь тянуть время. Поймал внимательный взгляд Бетти, ее ободряющий кивок. Так старательно держала его на плаву эти дни. Помогала всем, чем могла: от уговоров священника до заказа формы, в которой сейчас лежал покойный. Все распри отступали перед лицом смерти, и радужная девочка по-прежнему излучала собой свет.

– Те, кто его знали лично, сказали бы, что Форсайт второй очень непростой человек, – тихо начал Джагхед, пытаясь представить, что говорит только с ней, а не стоит перед толпой суровых мужчин в черных пиджаках, – У нас были сложные отношения. Много разногласий. Разные взгляды на жизнь. Но я точно знаю, что более волевого и сильного характера никто из вас не встречал. Он показывал мне пример собой – каждый день.

Неприятный укол в центр груди – не получается. Не выходит быть искренним. Что он несет, какой еще пример?! Если только наглядное пособие «Как обращаются со своими детьми садисты». Мотнув головой, Джагхед решил прекратить этот цирк, пока не слетела с лица маска вселенской скорби:

– Я никогда бы не подумал, что все закончится так, – хоть какая-то правда, он и предположить не мог, что пулю в ЭфПи пустит его бывшая жена, – Нам всем будет его не хватать. И… , – глубокий вдох, прислушиваясь к себе, пытаясь понять, что же не прозвучало… – Прости, папа.

Совсем тихо, ведь знает, что виноват. Что не поехал вместе с ним. Последний порыв отца был защитить его, и сказанные в машине прощальные слова встали звоном в ушах. «Ты же мой сын…». Колючий комок разрастается в груди пониманием, что все, сейчас крышку закроют, и больше не будет грозного Большого Змея – только гнилые кости в земле. Как часто мы говорим что-то, не зная, что это последние слова? Как часто не ценим момент. Как часто принимаем все, словно должное. Прикрывает глаза, всего на мгновение. А открыв, потрясенно смотрит на собравшихся.

Те самые суровые мужчины в черных костюмах встали со своих мест, поднимая вверх руку с символическим жестом – клыки змеи. Так голосовали, принимая какое-то решение. И теперь оно было единогласным и вполне понятным. Самая опасная группировка в городе признала в сыне вождя нового Большого Змея.

T*v*K

Народ расходился, покидая продуваемое всеми ветрами кладбище. Джагхед стоял чуть в стороне от нового пристанища отца, принимая соболезнования уходящих. Для Бетти все его сомнения были буквально написаны на лице: вот он хмурит брови, а вот снова словно застывает, сливаясь цветом кожи с мраморной свежеустановленной плитой. Вздохнув, она сжала свой букет из четырех кремовых роз, которые сорвала утром в саду бабушки. Более подходящих цветов вроде гвоздик не нашлось, уже не сезон. Собравшись с духом, она подошла к могиле, с ледяной дрожью вдоль позвоночника читая фамильное имя на сером камне. Неприятное предчувствие скрутило живот тошнотой, уж слишком похожи имена отца и сына. Сглотнув, Бетти наклонилась и положила свой букет к остальным. Оглянулась на Джагхеда, но того уже окружили о чем-то негромко переговаривающиеся незнакомые мужчины. Что ж, она подождет.

– Он не любил цветов, – хрипловатый, абсолютно севший и плохо узнаваемый голос за спиной заставил девушку вздрогнуть всем телом. Безжизненный пустой взгляд из-под черной вуали смотрел точно перед собой, не мигая. Элизабет зябко поежилась, чуть посторонившись, чтобы пропустить Элис. Но та не спешила, словно разговаривала сама с собой. Или с заваленной до половины букетами плитой, – Всегда говорил, что красотой нужно любоваться, пока она жива. А срезая цветы, мы их убиваем…

Бетти не нашлась, что ответить. Сам тон голоса Смит ее пугал. Она была похожа на привидение – словно за три дня из нее вытекли все жизненные силы, руки истончали, а глаза потеряли весь блеск и хитринку. Эта ли женщина так недавно порицала непонимание дочери? Кажется, что нет. Как бы то ни было, она ее мать, и теперь она осталась совершенно одна. И какие бы чувства Элис у нее не вызывала, сейчас ей нужна была поддержка – в этом Бетти была уверена. Прикусив губу, она думала всего мгновение, прежде чем предложить. Несмело, тихо.

– Тебе нужна помощь? Только скажи…

Но Смит ее будто не слышала. Стоя возле его могилы в плотном черном плаще, она все равно не могла избавиться от холода. Казалось, этот лед в груди теперь будет всегда. Всегда будет пустая половина кровати. Всегда – одна чашка кофе с утра вместо двух. Всегда – никому больше не нужные рубашки и пиджаки в шкафу, пропитанные его одеколоном. Всегда – только тишина, звенящая в ушах.

– Это был канун Рождества, – едва слышно начала она говорить, чтобы только эта тишина перестала ее давить своей тяжестью. Почти не обращая внимания на слушательницу, которая не спешила уходить, – Я ждала свой автобус, но он задерживался. Замерзла до ужаса. Он остановился и предложил подвезти. Сказал, что в Сочельник люди должны помогать друг другу… Мне было уже настолько плевать на себя, что я согласилась. Даже если бы он оказался маньяком – меня бы даже искать не стали. Жила на окраине города с матерью-алкоголичкой, которая ушла в очередной запой… А мне восемнадцать, и шикарный мужчина улыбается так тепло, что я впервые ощутила себя человеком, а не куском грязи.

Бетти не перебивала и не пыталась остановить этот поток. Возможно, та единственная помощь, которая требовалась сейчас Элис – быть с кем-то. Быть услышанной. Это не так много, и хоть в каждом слове слышалась ее боль, Смит продолжала говорить. Все крепче стискивая кулаки, все сильней сжимая зубы.

– А потом его жена пригрозила прирезать нас обоих, если это продолжится. Я исчезла. Катилась по маминой дорожке, таскалась по любым вечеринкам с бесплатной выпивкой… На одной из таких и встретила Хэла. Помню, стояла на балконе, усиленно вливая в себя какое-то пойло, а он подошел и сказал, что никакой виски не зальет тоску в моих глазах, – она слабо улыбнулась, потому что столько лет не хотела себе признаваться: о той ночи не жалела. Только о последствиях, – Дальше ты знаешь. Я носила тебя в утробе, каждый день проклиная себя за глупость.

– Почему нельзя было остаться с папой, если вы с ЭфПи уже расстались? – все-таки решилась на вопрос Бетти, пытаясь поймать ее взгляд. Безуспешно – он направлен только на имя на плите. Элис откинула вуаль с лица, и сердце девушки болезненно сжалось. Печать смерти застыла на нем, подобная на только что зарытом покойнике. Болезненная серость, заострившиеся скулы. И глаза… Настолько кричащие о боли, что лучше на них не смотреть.

– И этот вопрос задаешь ты? – на короткое мгновение севший голос взял чуть более высокую октаву, но тут же снова охрип, – Роды были ужасно сложными. Я слышала, как монашки, у которых нашла приют, шептались, что не выживу. Адская боль, от которой я несколько раз теряла сознание… Когда очнулась, сестры посчитали это настоящим чудом: я два дня не приходила в себя. Огромная кровопотеря и повреждения, которые не позволили мне потом подарить ребенка Форсайту. Я так хотела увидеть, ради чего все это было…

Слезы покатились по бледным щекам, и Элис прикрыла глаза, уходя в прошлое. То, что не забывает ни одна мать. То, что она так и не испытала. Бетти не дыша ждала продолжения, ведь так долго хотела искренности. Хотела настоящей правды о своем рождении. Точно не ожидала получить ее сейчас. Но Смит словно… исповедалась? Словно хотела выплеснуть все.

– За эти дни тебе нашли кормилицу. Я смогла дойти до тебя, едва переставляя ноги от кровопотери и слабости, как раз когда чужая женщина прижимала крохотный комочек к своей груди. И ты смотрела на нее сияющими глазками, сжимала ее палец своей ужасно маленькой ручкой. Такая красивая, словно солнышко, – почти безумная улыбка, и поток слез капает на ворот плаща, но слова льются, освобождая от самого большого груза, – И я поняла, что во мне не нуждаются. Что ты будешь счастлива без такой непутевой матери, которая и держать младенцев не умеет. Что все мои намерения после родов попытаться вернуться к ЭфПи тебе лишь навредят. Ты никогда бы не получила от меня той любви, что подарили Куперы. Я смотрела на твое спящее довольное личико и знала: лучшее, что я могу сделать, это избавить тебя от себя. И так ни разу и не взяла тебя на руки. Не стала мешать этому солнышку сиять.

Бетти чувствовала, как горло сжалось. В груди щипало, и она с трудом преодолела желание обнять эту потерянную женщину. Глупая молодая девочка, пережившая столько боли. Утонувшая в своем отчаянии. Возможно, она поступила единственно верным образом. А может, просто поддалась чувствам. Ей так нужна была поддержка, хоть какая-то. Но она была совершенно одна, и некому было встряхнуть ее за плечи и крикнуть «Соберись, тряпка!». Едва не умерев в родах, так и не узнала, что быть матерью может быть счастьем.

Элис торопливо вытерла слезы с лица, будто что-то постыдное. Слабость никогда нельзя было показывать. Ни перед ЭфПи. А ведь он все еще здесь, все видит и слышит… Конечно же, слышит. У нее даже сомнений на этот счет не было. Он мог быть погребен под слоями земли, но точно никуда не исчез из ее сердца. С того холодного Сочельника. С первой улыбки и вспыхнувших озорством глаз.

– Что ж, Элизабет, – она придала голосу твердости, собирая себя по кускам, чтобы закончить этот разговор и больше никогда к нему не возвращаться, – Теперь ты знаешь все. Я не буду тебе мешать жить, клянусь. Клянусь здесь, стоя у могилы самого дорогого мне человека.

– То есть, никакой мести? – удивленно подняла бровь Бетти. Они с Джагхедом уже несколько раз думали о том, чтобы предоставить Глэдис охрану. Но пока Элис не выходила из комнаты, решили повременить.

– Всем воздастся по их делам, – неожиданно спокойно заявила она, – Я не собираюсь идти против нее. Потому, что у этой твари есть то, чего я сама себя лишила: ребенок, готовый перегрызть за нее горло любому. А я снова одна. Заранее проигранная битва, а если чему меня и научил ЭфПи: сражаться надо только, когда есть силы. У меня их нет. Больше… нет.

– Я рада, что ты все это понимаешь, – облегченно выдохнула Бетти. Оглянулась на Джагхеда, но он все также что-то с сосредоточенным лицом выяснял с двумя капитанами. Видимо, у нового главаря хотели прояснить детали того, чем теперь станут Змеи.

Элис заметила ее взгляд и снова накинула вуаль, скрывая слезящиеся глаза. Ни к чему это все – ЭфПи не любит слез. Непонятная тревога кольнула в грудь, как дежавю. Именно так она когда-то смотрела на старшего Джонса, как сейчас Бетти.

– Я знаю, что не имею на это права – указывать тебе. Но надеюсь, что моя история хоть чему-то тебя научила. Что ты не повторишь моих ошибок. Не позволишь себе жить его жизнью, забыв про себя. У тебя есть свои мечты, свои стремления. Свои таланты. Ты не приложение к нему, а самостоятельная личность. Я забыла об этом рядом с Джонсом. И, как видишь, умерла вместе с ним. Не забудь и ты. Не дай этому проклятью тебя уничтожить.

У Бетти вертелось на языке много ответов – часть из них ехидные, а часть откровенно глупые. Пока она вновь не наткнулась взглядом на имя на плите. «Форсайт Пендлтон Джонс второй». Моргнула, и тут же померещилось, как цифра заменилась на «три». А ведь это легко – щелчок пальцами. Особенно теперь, когда Джагхед заменил отца. Сколько же мафиози выйдут на охоту за его шкурой… И в черной вуали будет стоять уже она. Нервная дрожь вдоль позвоночника: а в словах Смит есть что-то очень важное.

– Спасибо… мама.

Элис дернулась, словно в порыве обнять, но тут же задушила это желание на корню. Только слабо улыбнулась и кивнула, отступая назад.

– Надеюсь, ты меня услышала.

– Куда ты теперь?

– Туда, где мне будут рады. Если только я тебе понадоблюсь, ты всегда сможешь меня найти, – последний взгляд, и Элис отвернулась, подходя к могильной плите. Погладив буквы кончиками пальцев, глубоко вдохнула, – Прощай, Бетти.

– Прощай.

Больше не став задерживаться, черная фигура, немного сгорбившись, словно на плечах лежит что-то безумно тяжелое, побрела к воротам кладбища. Бетти смотрела ей вслед со смешанным чувством: она не могла ее ненавидеть после этого рассказа, и не могла простить до конца. Возможно, жизнь сложней, чем школьная задачка. Возможно, она не делится на черное и белое. И нужно просто учиться на чужих ошибках, не допускать их самой. Ветер трепал хвостик на ее голове, а приближающиеся шаги Джагхеда ощущались на интуитивном уровне. Она не могла сказать, что жалеет о смерти ЭфПи, не после всех его поступков по отношению к сыну. Но кое-что сказать напоследок все-таки захотелось:

– Спасибо за урок, мистер Джонс.

T*v*K

Дом встретил Бетти запахом свежей выпечки и гремящей на кухне тарелками бабушкой. Отец устроился за столом с газетой, а Сара крутилась у плиты.

– А вот и ты! – улыбнулась она вошедшей, – Как все прошло? Выглядишь уставшей.

– Ба, это похороны. Как они могут пройти? – поморщилась Элизабет, расстегивая свою черную кофточку с явным облегчением, – Пироги с патокой? Есть повод?

– Ну… Эм… Может, сначала поешь, а уж потом…

– Мам, да отдай уже ей письмо, не томи! – вмешался вдруг Хэл и подмигнул застывшей в изумлении дочери. Письмо? Ей? От кого бы?

Сара вздохнула и вытащила из кармана передника вскрытый лощеный конверт с виноватым лицом. Все-таки момент не самый подходящий, да и читать чужую почту просто верх неприличия.

– Прости, дорогая. Я не удержалась и вскрыла его.

Бетти только пожала плечами: другого от бабушки и не ждала. Приняв письмо, вытряхнула из конверта аккуратно сложенную бумагу и впилась взглядом в строчки.

«Уважаемая мисс Элизабет Купер, компания «Голден пацифик» с радостью сообщает, что Вы прошли отбор для музыкального шоу мистера Бена Баттона «Новые звезды». До начала съемок просим явиться первого июля в студию по адресу: Чикаго, Мэдисон-авеню, 23, для составления договора сотрудничества, которое, как мы надеемся, станет взаимовыгодным. Ждем Ваш ответ с нетерпением. С наилучшими пожеланиями, директор «Голден пацифик» Саймон Филлипс.»

Бабушка явно не могла дождаться, пока она дочитает до конца. Едва не подпрыгивая от нетерпения, подошла к внучке и крепко обняла ее за плечи.

– Мы так тобой гордимся, Бетти! Кто бы мог подумать! В шоу! Просто невероятно! – она щебетала что-то еще, а Элизабет осознавала, слишком медленно, чтобы проявить хоть какие-то эмоции. Не верилось. Её мечты, даже самые смелые, рядом не стояли с этим неожиданным письмом. Брат миссис Сантес не обманул. Надо же, – Милая, ну скажи хоть что-то! Ты рада?

Так много мыслей в голове. Страшно, и в тоже время хочется улыбаться. Вот только, как она может оставить Ривердэйл, оставить семью, которая в ней нуждается… И Джагхеда. Сказанные буквально час назад слова матери вдруг доходят до нее холодной испариной на спине. Словно знала. Или чувствовала. Что никогда еще Купер не могла разорвать свою связь с Джонсом. Бабушка и отец ждут от нее ответа, а она и сама еще не представляет, что делать теперь.

– Видимо, я еду в Чикаго?

========== 20. Моя ==========

Клуб «Полночь». Совсем недавно – дешевый кабак с набранными на улице артистами и разбавленным пойлом вместо виски. Теперь – одно из самых известных заведений в городе. Славящееся прекрасным обслуживанием, абсолютной расовой и классовой терпимостью и, несомненно, талантом местной звездочки. Было совсем рано, посетители еще не начали прибывать, и Бетти шла мимо столиков пока что в обычном бледно-розовом платье и без концертного образа. Арчи приводил в порядок к вечеру барную стойку и улыбнулся, поймав ее взгляд. Она была благодарна, что Эндрюс отмазал ее в ту ночь от вопросов бабушки, не поленившись зайти к Куперам после смены. И даже когда Бетти не явилась утром, придумал слезливую историю о простывшей Веронике. Это явно был шаг к примирению, и больше ссориться со старым другом не хотелось – уж точно не сейчас.

Каждый сантиметр этого заведения словно пропитан ее воспоминаниями. Вот столик в углу – любимый для ее когда-то тайного поклонника. Пианино с чудом не сломавшейся крышкой. Дверь в подвал, где она получила браслет на запястье и второй в жизни поцелуй. Барная стойка, в которую воткнула нож и возле которой обрабатывала его раны, впервые коснувшись желанного тела. И, конечно, деревянный помост. Место ее триумфов и провалов. Где родилась волшебная мечта. Сцена, которая свела Бетти с ее судьбой.

Наконец, она оказалась у двери в кабинет Реджи. Вдохнула, продумывая, что скажет. Мантла когда-то первый увидел потенциал в учительнице музыки. И было ужасно неловко теперь подводить его. Но решение принято. Уже двадцать четвертое июня. Билет взят, а письмо с согласием отправлено. И больше нет возможности сдаться. Слишком остро ощущался волшебный запах аплодисментов и пестрил в глазах фейерверк воплощающихся в жизнь снов.

– Мм, можно? – несмело постучала она и приоткрыла дверь. Тут же опустила взгляд, поняв, что немного не вовремя: Ронни восседала перед Мантла на столе, подбираясь пальчиками к вороту рубашки, а он, в свою очередь, осторожными касаниями выцеловывал ее шейку, – Простите, зайду пот…

– Кхм, заходи, Бетти! – тут же отодвинулся Реджи от стола и откинулся на стуле. Вероника залилась краской и встала на пол со стуком каблучков, поправляя подол расклешенной юбки, – Что-то срочное?

– На самом деле, да, – вздохнула Купер, улыбнувшись подруге: она была рада, что у Ронни все гладко на личном фронте, – И новости не самые радужные.

– Брось, Беттс: выкладывай, – Лодж ей подмигнула и сложила руки на груди, – Колись, твой Джонс заставляет уволиться? А ведь я предупреждала, Редж, так и будет…

– Нет. Я… Меня пригласили участвовать в шоу. В Чикаго, – кое-как смогла выдавить Бетти, признаваясь, наконец, хоть кому-то, кроме семьи. От учеников она отказалась на прошлой неделе, потихоньку прощаясь со своими подопечными. Но расставание с клубом оставила напоследок. Слишком тяжело. Тяжелей только обрубить последнюю ниточку.

– Серьезно?! – ахнула Ронни, всплеснув руками, – Блеск! Би, просто восторг! Ты невероятная умничка! – подпрыгнув на месте, она не удержалась и полетела к подруге, крепко обнимая ее за плечи и распространяя аромат своих лавандовых духов, – Безумно рада за тебя! Это же прямая дорога в Голливуд, малышка!

– Не торопи события, Ви, – засмеялась Бетти с облегчением, краем глаза наблюдая за реакцией Реджи, – Может, я им все-таки не понравлюсь и меня выпнут на следующий же день.

– Пусть только попробуют! Будут иметь дело со мной!

Шумно восторгающаяся Вероника не могла скрыть собой явно расстроенного хозяина клуба. Мантла устало потер переносицу, понимая, что его звездочку увели прямо из-под носа. Но все же прекрасно понимал, что она слишком талантлива, чтобы до старости развлекать местных пьянчуг.

– Что ж, поздравляю, Бетти, – улыбнулся Реджи, принимая информацию, что придется искать новую артистку, – Признаю, тебя вряд ли кто-то сможет заменить. Но ты правда, достойна гораздо большего. Когда отъезд? Дашь последний концерт?

– На самом деле, уезжаю через три дня, и хотела попрощаться сегодня. У меня и репертуар готов, – потупила взгляд Элизабет, так и не сумев выпутаться из рук Ронни. Та громко ахнула от возмущения:

– Вот же тихоня! И ни слова не сказала! С меня самый невероятный образ, какой только можно представить. Надеюсь, твой поклонник оценит, – она подмигнула, заставив Бетти передернуться. Улыбку сдуло с лица, и пришлось возразить:

– Я не думаю, что он придет сегодня. Много дел.

– Постой, – нахмурилась Ронни, – Ты ему что, до сих пор не сказала?

Конечно же, нет. Откладывала разговор изо всех сил. Слишком многое свалилось на Джагхеда после смерти отца. Пришлось принять все его дела, познакомиться с капитанами и солдатами в новом качестве. Придумать правдоподобную ложь, чтобы заверить всех, что больше Змеям ничего не грозит. Он снова жил в особняке Джонсов, теперь абсолютно пустом. И оттого еще более холодном. В комнате ЭфПи и Элис так и остались их вещи, никому теперь ненужные. Не было сил разгребать этот завал. Смит ушла из дома также, как и пришла, без ничего. Забрав с собой только воспоминания. По слухам среди прихожан местной церкви, ее видели у сестер милосердия, где она постоянно рисовала цветы.

В такой ситуации Бетти казалось ужасным сваливать на Джагхеда еще и новость о ее отъезде, ведь она представления не имела о сроках, на которые будет контракт. Возможно, несколько месяцев. А может, ей предложат что-то еще, и в Ривердэйл она больше не вернется. Как сказать об этом Джонсу… Как найти слова. Как объяснить, что она не бросает его, что разлука временная. Или нет…

T*v*K

За что Бетти больше всего любила сцену – она дает отвлечься. Развеять грустные мысли, не дать снова пытаться строить в голове предстоящий разговор с Джагхедом. Откладывать больше некуда, и сегодня, в свою последнюю пятницу в качестве Эльзы Смит, она хотела расставить все точки. Вероника постаралась на славу, соорудив высокую прическу с завитыми светлыми кудряшками и одолжив черное приталенное платье с пышными рукавчиками и лаковым пояском. Жаль только, среди зрителей, как и предполагала Бетти, не было Джагхеда. А может, сегодня наоборот, хотелось попрощаться именно с публикой, с друзьями и прошлой жизнью, которая скоро останется позади.