Текст книги "Верь только мне (СИ)"
Автор книги: Тори Мэй
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)
Пойду-ка я отсюда…
Взываю к своей мудрости, чтобы остаться и поболтать с коллегами, вместе посмеяться над недоразумением. Но когда даже нового повара из столовой приветствуют на сцене, остатки моего юношеского максимализма поднимают бунт, и я решаю убраться вон. Меня это слишком задевает.
Лучше уйти, а будут доставать, скажу, что понос приключился. Голос обиды затмевает мой здравый смысл.
Наклоняюсь за своими пожитками под кресло.
–Прежде чем я скажу свое слово, – слышу в динамиках знакомый голос Романа, —Я должен устранить одну несправедливость.
Зал замирает.
Глава 12.1 Виолетта
Выглядываю из-за плеча сидящего передо мной мужчины.
–Приветствуя новых коллег, мы совершенно незаслуженно забыли о прекрасной девушке, – он делает паузу, ища мои глаза в толпе, —О молодом специалисте, которая в этом году заняла место Лисицына Павла Васильевича, моего отца, который не по своей воле был вынужден покинуть кафедру химии.
Сидящие передо мной активно кивают, очевидно, понимая, о чем идет речь.
–Если бы не эта девушка, мы бы не смогли довести наш проблемный четвертый курс до выпуска, – слово проблемный он выделяет особенно.
И снова по людям прокатывается реакция. Не успеваю считать общий настрой, потому что Рома объявляет: —Давайте поприветствуем Виолетту Александровну Кузнецову! – он отдает микрофон ведущему, пока тот растерянно листает свои подсказки.
Роман как джентльмен спускается, чтобы помочь подняться на сцену. В сиянии софитов со своей ровной осанкой и белоснежной улыбкой он снова выглядит точно как принц Дисней, протягивающий мне руку помощи.
Не помню, как я прошла между рядами под овации зрителей, не помню, как вообще заставила свои ноги идти, но вот я стою на сцене среди всех, оглушенная музыкой, аплодисментами и ослепленная фронтальным прожектором. Вот это я называю эмоциональные качели, а не то, что в интернетах пишут.
Чувствую себя максимально некомфортно, лучше бы три дополнительных пары перед студентами провела, чем тушеваться у преподавательского состава на виду. Зато справедливость восстановлена.
Ведущий парой шуток ловко выкручивается из ситуации, подсовывая микрофон мне в лицо, чтобы я сказала пожелания остальным новеньким и озвучила свои ожидания от нового учебного года.
И церемония продолжается, как ни в чем не бывало. Вот и всё.
Делаю небольшой шаг за спины впереди стоящих коллег, чтобы не стоять в первом ряду. На фоне одетых с иголочки коллег я в своем пятничном прикиде скорее всего выгляжу расхлябанно.
–Виолетта, мне очень жаль, что так вышло! – мягко шепчет мне в распущенные волосы Роман, который так же сдвинулся немного назад и наклонился поближе, чтобы быть услышанным среди музыки и голосов.
–Бывает, – наконец-то выдыхаю, —Спасибо тебе, что заметил.
–Я обязательно узнаю, кто составлял программу, – он выглядит обеспокоенно.
Переживает за меня. И за что Макс успел его невзлюбить? Тем более, если Роман новенький тут.
–Это ни к чему! Возможно, ведущий что-то напутал. И, честно говоря, я и не знала о празднике, – говорю с облегчением.
Он закатывает глаза: —Беспорядок! Извини, конечно, но я все же узнаю, как так могло выйти. А вообще я очень рад, что ты здесь. Тебе стало лучше?
Ауч! Чувствую укол совести, я ведь соврала ему вчера, что мне нездоровится.
Роман аккуратно и коротко касается длинными красивыми пальцами моего запястья. В другой ситуации меня бы это возмутило, но я считываю это как непорочный жест поддержки.
–Да, мне лучше, я сделала отвар из картошки, меда и чертополоха из видео, которые ты мне скинул вчера! – ну да, снова вру, просто хочу подчеркнуть его заботливость. —Поистине чудодейственное средство!
–Ромашки… Там была ромашка. – смотрит на меня хитро.
–Вот, да, с ромашкой! – заливаюсь краской, уже не замечая происходящее на сцене.
–И перо дракона! – подкалывает меня, пытаясь сдержать смех.
–И пчелиные коленки! – выдаю с абсолютно серьезным лицом, глядя в зал.
–Это ужасно, – Роман давится смехом, но все еще пытается держать лицо.
Ну наконец-то что-то человеческое в этом идеальном роботе, – он умеет смеяться.
–Знаешь, что еще было в этом отваре? – заговорщески шепчу ему в ответ.
–Не вздумай! – он сложил руки на груди, и одной из них гладит несуществующие усы, пряча улыбку в кулак.
–Ты пожалеешь, если не узнаешь…, – дразню его, оставаясь абсолютно серьезной.
–Виолетта! – кричит на меня шепотом, мы ведь все еще на сцене.
–В общем, слушай: там была картошка, чертополох, мед, пчелиные коленки и рыбья сиська! Двести грамм рыбьей сиськи.
Я вижу как он краснеет, становясь цвета своего костюма, и на его глазах выступают слезы от подавленного ржача. Да, даже самые тупые шутки становятся смешными в ситуациях, когда смеяться нельзя.
–Ты опасная девушка, – выдавливает из себя Рома, обмахиваясь своим нагрудным платком, как опахалом.
Он ловит воздух ртом и пытается не смотреть на меня, чтобы не взорваться. Мне даже кажется, что это физически больно – так сдерживаться. Но Роман кремень. Закидываю назад монетку, которую вытащила из его копилки вчера.
Нас наконец-то отпускают со сцены, и официальная часть с фанфарами и какими-то грамотами останется позади, уступая место фуршету.
В ВУЗе настало время преподавателей! Должно быть, к этому времени все студенты уже разбрелись по домам, а оставшиеся коптятся на факультативах.
Кстати об этом!
Аккуратно проталкивая себе путь плечом, я виляю между коллег и достигаю Оскара Каримовича, его крупную фигуру сложно не заметить в толпе, чтобы разузнать насчет свободных дней для дополнительных занятий.
Нужно убедиться, что другие вечерние пары не пересекаются, иначе часть студентов не сможет ходить, да и не будет подходящей аудитории. А точнее, лаборатории, потому что книжки мы читаем на парах, а я хочу натаскать моих студентов на практике.
–Можете смело брать среду либо четверг, – отхлебывая бурлящий кофе из пластикового стаканчика, басом отвечает мне Оскар Каримович. —Придется Вам выбрать один день, я боюсь, что финансирования на оба дня недостаточно, —причмокивает.
Ура-ура, хотя бы что-то!
–Долго Вы думали насчет курсов, Виолетта Александровна, все уже набрали себе часы, – он отворачивается за виноградной канапешкой, теряя дальнейший интерес к нашей беседе.
Если бы я вообще о них знала! Есть ощущение, что я в пребываю в информационном вакууме, и мимо меня проходят все важные новости, хотя исправно проверяю почту и чаты, хожу на все собрания, да и старших коллег расспросами дергаю.
Что-то идет не так и это расстраивает. Что ж, дополнительная вечерняя пара – и на этом спасибо.
–Хэй, —из-за увесистого коллеги появляется яркий Роман, он почти все мероприятие провел в окружении большого количества людей, очарованных его харизмой, иногда встречаясь со мной взглядом. —Как вечер?
–Все отлично, но мне уже пора бежать, – и это правда, я снова рискую оставить Кира без подарка на день рождения, и сдаться в руки охранникам без замка для подсобки.
–Неуловимая Виолетта, ну, тогда был рад повидаться, – мягко улыбается, отпуская меня.
Кажется после вчерашнего до него дошло, что чрезмерная активность меня только отпугивает.
–Ром, —чувствую, что должна что-то сказать, —Спасибо тебе еще раз за сегодня, правда. И спасибо за оборудование!
–Всегда рад, мне было весело сегодня, хоть и мало, – улыбается по-доброму.
Еще пару секунд просто пялимся друг на друга, окруженные снующими у столов людьми, звуками, ароматом шампанского, которое кто-то из учителей все-таки решился открыть.
–Знаешь, – он начинает первым, —Если ты захочешь, я буду очень рад пригласить тебя на осенний бал, который будет в октябре. Лично прослежу, чтобы ты не пропустила ни одного анонса.
Набираю воздуха, чтобы ответить, что не особо сильна в танцах.
–Не отвечай сразу, это не школьная дискотека, —уточняет он, —Это серьезное мероприятие со своей эстетикой, танцевальными постановками и особенной атмосферой. Наш университет всегда отличался любовью к красивым событиям, я скину тебе видео с прошлого года, тебе понравится, уверен.
Наш университет? Ты же новенький. Даже я пока не могу сказать «наш» на свое новое место работы. Роман представляется мне наследником королевского трона, который от отца перешел к сыну.
–Обещаю, будет здорово! – добавляет, подмигивая.
–Договорились, я подумаю, – соглашаюсь, он умеет загипнотизировать своей вкрадчивой манерой говорения.
–Тебя проводить к выходу? – вежливо предлагает Роман.
–К выходу можно не провожать, а вот принести мои бумаги очень нужно, мне некуда было их деть, и я спрятала материалы под кресло.
–Секунду, – Рома исчезает среди людей.
–Виолетта Александровна? – ко мне подходит наш ведущий. —Прошу прощения за такое недоразумение сегодня.
–Все в порядке, я иногда студентов своих отметить забываю, хотя каждый божий день с ними провожу. Бывает, – успокаиваю его.
–У меня, знаете ли, такой казус впервые, – признается мужчина.
–Виолетта Александровна уже уходит, ей некогда болтать, – снова появляется Роман, заботливо передавая мне мои бумаги и отгораживает спиной ведущего.
Неужели его так задело, что этот несчастный просто не назвал мое имя?
–Да-да, понимаю! Не буду задерживать Вас! – мужчина поспешно отступает, давая мне пройти.
–Все, я правда должна бежать, – легко машу рукой Роману и киваю ведущему.
С облегчением от того, что все закончилось, начинаю движение к выходу.
–И спасибо Вам, Роман Павлович, за помощь по сценарию, – слышу угасающий голос ведущего позади меня. —Вы такие подводки душевные про каждого преподавателя написали!– дальше звук обрывается, перекрываемый торжеством.
Резко торможу, оглушенная услышанным. Разворачиваюсь на Рому, который ледяным взглядом издалека смотрит мне в спину. Он подхватывает немой вопрос в моих глазах, медленно улыбается одним уголком рта и салютует мне бокалом шампанского.
Вот тебе и рыбья сиська…
Глава 13. Вильгельм
После обеда волна негодования улеглась, но я все еще взвинчен. Мигрень навалилась с новой силой, а я, разбрасывая наличку в порыве гнева на Макса, не учёл, что мне будет не на что купить таблеток. Всё бесит!
В чем долбанная причина того, что Макс не мог просто написать мне сообщение, мол, отец заболел? Зачем строить из себя обиженного, когда все решалось одним предложением?
Да, я был не самым лучшим другом с последнее время, но… Спотыкаюсь в мыслях, потому что снова собрался сказать, что я заложник обстоятельств.
Слова Макса о том, что я сам выбираю быть жертвой, застряли в голове, как острые ножи в рыхлом деревянном заборе. Кудрявый метнул их с такой силой, что невозможно выдернуть с первого раза.
Как давно наша дружба пошла по одному месту? И как оказалось, что в его вселенной я – причина всех бед?
Достаю телефон и набираю Макса. Конечно же, абонент недоступен. Какова вероятность того, что это был наш последний разговор?
Прокручиваю в голове свой поступок, и до боли закусываю губы внутри, не пускаю поднимающиеся чувства. Блять!
Мой бро, единственный человек, который принимал меня, и с кем мне было безопасно открываться, считает меня говном. Теперь-то точно.
На его месте сегодня я бы дал себе пизды. Но Макс – не я, он как дипломат решает все разговорами и строит отношения. Отношения, котороые я растоптал. И если Макс сказал «пошел ты», то это конец.
В тяжелых мыслях добираюсь до боевого клуба. Есть вероятность, что выпустив пар, мне чуть полегчает, меня всегда это отвлекало. Набить пару морд, и самому получить, как следует. Когда швыряешь мужиков через голову, дурные мысли вмиг рассеиваются.
Лучше сбросить напряжение до того, как меня снова накроет так, что я поеду в это долбанную кофейню выяснять отношения. А я уже наговорил Максу столько, что не отмоюсь до конца жизни.
Выпрыгиваю из трамвая недалеко от клуба. Это как раз то, что мне сейчас нужно. По пятницам всегда работает сам Ахмад, создатель и управляющий школы, и мой учитель.
–Даже не думай об этом, Вил, никаких спаррингов тебе сегодня, —Ахмад категорично машет седой бородой и отрезает мне дорогу в зал. —Ты себя видел, сын?
–Да, видел…,– ощущаю себя подростком, которого не пускают на дискотеку.
Засунув руки в карманы куртки и нацепив на себя самый убедительный вид, пробую еще раз: – Я в форме, правда.
–Нихрена ты не в форме, тебя сейчас любая девчонка по полу размажет, – смотрит на меня строго из-под густых бровей. —Я уже пустил авансом тебя в прошлый раз на свою голову, и что? Кровь твою с матов отмывал.
–Пусти хотя бы грушу побить, – предпринимаю еще одну попытку.
Мне очень нужно выпустить пар.
–Побить грушу можно на тренировках по расписанию во вторник, четверг и субботу. Когда ты в последний раз ответственно тренировался? М? Три месяца назад? Или уже полгода? – говоря со мной, он придерживает входную дверь и впускает в школу тринадцатилетних пацанов с огромными спортивными сумками.
Провожаю щеглов взглядом. Когда-то я так же пришел сюда учиться постоять за себя. И Ахмад принял меня как родного. Он научил меня бороться, драться, и многим другим важным вещам, которые нужно знать взрослеющему подростку, пока отцу не было до меня дела.
Единственное хорошее, что я додумался делать с деньгами, став старше, – это периодически помогал клубу закупать инвентарь типа матов, груш, лап, шлемов да всяких скакалок.
А сейчас мне нечего ответить.
–Мне твои набеги от отчаяния не нужны, я тебе не бывшая, которая примет с распростертыми объятиями, – стыдит меня. —Мой дом всегда открыт для тебя, Вильгельм, но в моем доме есть правила. Прошу их уважать.
Он смотрит на меня по-доброму, но без компромиссов. Видя мое замешательство, Ахмад подходит ближе, по-мужски приобнимает крепкими руками за плечи: —Из отчаяния ты пришел ребенком, а сейчас приходи из силы.Ты можешь, сын, я в тебя верю! Возвращайся, когда будешь готов.
Сердце ухает куда-то в пятки. Он по-отцовски хлопает меня по плечу и уходит в зал, собирая пацанят вокруг себя на занятие.
Выхожу на крыльцо. Никогда в своей жизни я не слышал таких слов: «Ты можешь, сын, я верю в тебя!». В груди сдавливает так, что на секунду мне кажется, что я сейчас разревусь, как девка.
Это очень важные для меня слова, пусть и с привкусом боли. Боли от того, что с момента ухода мамы и моих срывов я как-то автоматически стал считаться отморозком. Отец не верил в меня, учителя подавно. Да и я сам, стоя сейчас на крыльце холодным сентябрьским днём и не имея ничего за плечами, понимаю, что нихрена не стою.
Без заводов отца, без тачки, без золотых карточек, без билетов в Германию, без нормального образования, без друга и без клуба. Ободранная тряпка безвольно мотающаяся на флагштоке.
И надо как-то выбираться из этого дерьма, который я сам и намешал. Сканирую карманы в поисках спасительной сигареты, хотя бы ее. Пусто.
Закрываю глаза и договариваясь со своей гордостью.
Скитаться бродягой по улицам и подсобкам, однозначно, романтично, но из дома-то меня никто не выгонял.
Да, я не желаю встречаться с отцом, но мне нужны свежие вещи, мои таблетки и деньги, в конце концов. Еще можно успеть до его прихода.
Глава 13.1 Вильгельм
—Здравствуйте, Вильгельм Альбертович, – приветствует консьерж, стараясь скрыть удивление от моего появления дома. Хотя консьерж очень пафосное слово для нашего домоуправителя Федора.
–Отец дома? – кидаю находу.
–Альберт Карлович должен явиться через полчаса. На Вас накрывать?
–Лучше собери мне еды с собой, я тороплюсь, – взбегаю по лестнице дома наверх.
–Будет сделано, – отвечает сдержанно.
Поднимаюсь по лестнице, прямо по темному коридору и налево, в мою комнату. После того, как не стало мамы, я разлюбил наш огромный дом. Когда-то он был уютным, с красивой мебелью, цветущим садом и частыми гостями. Но уже давно эти коридоры и лишние комнаты выглядят блекло и безжизненно, навевая тоску.
Пересекаю свою комнату, не теряя времени, направляюсь в душ. Скидываю с себя куртку, которая уже приросла ко мне, отправляю в корзину кофту, джинсы и трусы.
Врубаю душ и встаю под холодные струи. Маленькая пытка перед большим наслаждением. Хочется закрыть лицо руками и дать выход эмоциям, но на это нет времени. Вскоре вода сменяется на теплую и затем почти на кипяток.
Мое перенапряженное измотанное тело просто стонет под горячими струями. Запрокидываю голову, давая воде проникнуть в волосы и скользнуть по груди и спине, касаясь каждой клетки. Блаженство!
Машинально хватаю с крючка большое полотенце, и вытираясь, смотрю на свое отражение в зеркале впервые за пару суток.
Круги под глазами, все еще припухшая скула, на бочине красуется внушительный синяк, а мои обычно расправленные плечи как-то осунулись. Да и побриться бы не мешало. В целом выгляжу как пес сутулый.
Фен включаю сразу на полную мощность и ладонью зачесываю шевелюру назад, этого достаточно, чтобы пряди легли в более-менее нормальную укладку. В спешке прохожусь триммером по лицу.
Открываю ящик комода в ванной: выгребаю оттуда таблетки, и без воды закидываю в себя сразу две штуки.
Возвращаюсь в спальню, в гардеробной натягиваю бельё, черную футболку, широкие штаны и первый попавшийся легкий свитер. В рюкзак сгребаю еще пару кофт и штанов, запихиваю зарядку и наушники.
Вбиваю код на сейфе в шкафу и достаю оттуда свою оставшуюся наличку и еще одну карту, которая не факт, что работает.
Накинув на плечи бомбер, я спускаюсь по лестнице. Горячие контейнеры уже стоят на консоли у выхода. Под внимательным взглядом Федора запихиваю и их в рюкзак.
–Вильгельм, Альберт Карлович уже прибыл желает Вас видеть, – указывая глазами на столовую, сообщает мне Федор.
–Передай ему, что я не желаю, – беру из шкафа шузы и обуваюсь.
–Оставьте нас, Федор, – грозная фигура отца появляется в фойе.
Не колеблясь он подходит ко мне и хватает за грудки, прижимая к стене. Мне не хватило каких-то тридцати секунд, чтобы сгинуть из дома.
–Я звонил тебе, а что положено делать, когда тебе звонят? – практически плюясь, цедит мне в лицо.
–Руки убери, – смотрю исподлобья в его налитые сталью глаза.
–Что. Надо. Делать. Когда. Тебе. Звонят? – выдавливает он по слову.
Я знаю эту привычку, он просто ждет послушного ответа.
Следом мне прилетает плоский удар по щеке.
Сглатываю. Комната мгновенно переносится во времени, и я вместе с ней. И вот мне снова двенадцать лет. Я вернулся ночью через окно с очередной гулянки, которая затянулась на все выходные. В темноте включается настольная лампа, точечно освещая неподвижное лицо отца.
Оказываюсь в комнате наедине с ним, мне хочется плакать, потому что убежать не удастся. И потому что мама не защитит, к тому времени она уже болела.
–Подойди ко мне, Вилли, – велит отец. —Когда ты должен был быть дома?
Я покорно подхожу сажусь на край кровати.
–В девять.
–А сейчас сколько, – отец демонстративно подкручивает часы на запястье.
–Не знаю… Двенадцать…,– мямлю в ответ.
–Сейчас три часа ночи, мать твою, – взрывается отец, которого раздражает сам звук моего голоса. —Я предупреждал тебя, Вильгельм?
–Да, – еле шепчу, вцепившись в покрывало.
–Ты вынудил меня! – он резко встает, возвышаясь надо мной.
Следующие несколько мгновений, когда отец ничего не говорит и смотрит на меня сверху вниз, кажутся мне вечными.
Последнее, что я помню, как он наотмашь отвешивает мне пощечину тыльной стороной ладони. По неосторожности разбивает мне губу, и я безвольно сползаю с кровати, утопленный в горечи беспомощности и унижения.
Потирая руку, он присаживается рядом на корточки: —Я тебе не мамочка, – говорит с презрением. —Я научу тебя слушаться.
Это был первый раз когда он поднял на меня руку. Затем был второй раз, когда я, будучи постарше, угнал и поцарапал его машину. А затем третий, четвертый и пятый. А затем и все последующие разы, когда сердце мамы не выдержало, и она умерла, а мне снесло башню, и я не мог больше сдерживать свою разрушительную энергию.
Я не знал, как адекватно проживать боль утраты. И так как отец не горевал по ней ни минуты, и после похорон буднично поехал в офис, я справлялся со своей дурью сам. Как мог.
А отец справлялся со мной. Тоже как мог. Унизительных затрещин, угроз вышвырнуть на улицу и морального гнобления вполне хватало моей неокрепшей подростковой психике, чтобы окончательно подавить волю.
Потом был период послушания. Даже в прошлом году после инцидента с профессором мне удалось пережить гнев отца без оплеух. Потому что я повиновался и не перечил. Спускал ему колкости в сторону мамы. А свою злость вымещал за пределами дома, нападая на других.
Фак, Макс прав, я просто копия своего отца….
Даже сейчас в двадцать три меня кроет от его жалкой пощечины так, что слова застревают в горле.
Наши физические силы нельзя сравнивать, я больше не тонкий подросток, и давно мог разгромить его так, что он бы не собрал костей. Но это мой отец. Я рос под его гнетом, и неповиновение жестоко наказывалось.
К нам вбегает обеспокоенный Федор, но и он не решается нас разнимать. Просто мельтешит вокруг, булькая губами.
–Ты не расслышал вопроса? – его кулак сжимается, сильнее натягивая одежду на моей шее.
Вижу, как его взгляд цепляется за звенья цепочки под моей футболкой, и как красноречиво меняется его лицо, видя это упоминание о маме. И на этот раз я не планирую терпеть этот пиздец.
Вспоминаю, как дышать. Перехватываю его запястье: —Это ты не расслышал! – распрямляюсь, и делаю шаг на него, отталкиваясь от стены, с силой сжимая его руку. —Еще раз приблизишься ко мне – размажу и глазом не моргну.
Губы отца искривляются от негодования. Еще бы, попробуй дернись! Я машина, очень сильная машина. Возможно, меня может разнести мой учитель Ахмад, но не какой-то другой мужик, уж тем более не мой жалкий старик, который ничего тяжелее пресс-папье в руках не держал.
–Как ты смеешь, сучонок? – скрипя от злости зубами выдает отец.
–Считай это уроком уважения, – с силой отпихиваю отца от себя.
Хватаю рюкзак с пола и уношу ноги из этого дома прочь. Надо успеть на ночевку в универ, пока не поздно, и охранники не шерстят коридоры.
Заплаканный маленький Вилли внутри меня, который все эти годы лежал калачиком на полу у кровати с разбитой губой, наконец-то приподнимается и садится, вытирая свои детские слезы.
Потирая щеку, набираю такси, сегодня могу себе позволить.
Глава 14. Виолетта
Постепенно темнеет. Рулю назад к универу и очень надеюсь, что это загадочное празднество уже рассосалась, и я просто отнесу ключи охранникам. Тащу с собой замок с комплектом ключей, лишь бы от меня отстали на проходной.
В конце дня чувствую себя, мягко говоря, оплеванной. Сегодня меня радует только то, что я смогла найти классный подарок Кирюхе.
Он очень хотел дрон для съемок, но я же знаю, что он сам не раскошелится на вещи «второй необходимости», так что я решила порадовать его. Я уже даже красиво упаковала в черную бумагу с золотой лентой. Да, придется немного ужаться в расходах в ближайшее время, но я не особо прихотлива.
Оставляю машину на практически пустой парковке, забираю пакеты с собой, и топаю к парадному входу.
Самой обаятельной улыбкой приветствую вечернего сменщика на вахте: —Я поднимусь в аудиторию ненадолго, мне нужно вещи оставить, – на всякий случай сообщаю, прикладывая пропуск к турникету.
Ни разу не была здесь так поздно. В здании царит полная тишина за исключением пары дальних аудиторий, где заканчиваются факультативы.
Захожу в свою аудиторию. Странно, что их не запирают на ночь. Смысл требовать с меня закрывать подсобку, если все остается на распашку? Но таковы правила, видимо.
Расстроенно выдыхаю. Наверное, это удел всех новичков: не понимать, что происходит и пытаться встроиться в чужую отлаженную систему, которая жует-жует, да выплевывает тебя.
Хочется снова в универ в качестве студента. Пиши, читай, выступай на конференциях пару раз в год, и будет тебе счастье.
Ничего, Виолетта, это просто первый месяц. Соберись и не ной! Успокаиваю себя внутренне. Давай хотя бы попробуем установить этот замок, и поедем домой.
Толкаю дверь в подсобку. Она заперта. Что?
Толкаю снова. Ничего.
Я в ярости! Опять закрыто! Что за пристанище все нашли в моем кабинете!
Стучу кулаком в подсобку: —Открывайте, немедленно!
Тишина. Ни дыхания, ни шагов, ничего.
–Я считаю до пяти! И буду вызывать охранников. Быстро на выход!
В подсобке тихо. Безуспешно пробую открыть снова.
–Одииииин, дваа…, – пока считаю в моей голове проносятся тревожные мысли.
Ведь я одна поздним вечером в большом здании пытаюсь как омоновец выкурить из укрытия нарушителей. Не слишком ли отчаянно?
Слышу за дверью движение и скрежет ножек моего стола по полу. А что, если там толпа… или…
Фишер?
–Не надо охранников, – дверь мне открывает взъерошенное чудо.
Теряю дар речи. Какого лешего он здесь забыл?
–Вы… что Вы тут делаете? – дрожащими руками отодвигаю студента, заслонившего собой весь проход.
Не дай бог он снова что-то натворил! Он же обещал уничтожить меня за кулон, не так ли? Просовываюсь в подсобку, ожидая увидеть пол в осколках, или разорванные документы, или пылающий диван….
Замираю, оглядывая стеллажи. Закусываю губу.
–Мне просто было скучно, – ухмыляется Вил и, засунув руки в карманы своих широких штанов, проходит вглубь и по-хозяйски и усаживается на диван. —Вроде неплохо вышло?
Не верю увиденному: Фишер аккуратно расставил по полкам содержимое двух многострадальных коробок со стекляшками. Он вроде как даже разобрал все по категориям, по крайней мере на держателях подвешены правильные вещи.
–Чего удивляешься, Виолетик? Я четыре года не только болванил: уж аппарат для дистилляции от кристаллизатора отличить могу, – читает мои мысли.
Это. Слишком. Подозрительно.
–Меньше всего мне хотелось расставлять старье от Лисицына, но я слишком задолбался об него спотыкаться, – резюмирует.
Я, честно говоря, тоже.
–Что за аттракцион неслыханной щедрости? И что Вы здесь делаете? – вскидываю бровь, все еще рассматривая полки.
–Говорю же, скучно было.
Потрясающие содержательные диалоги Фишер-эдишн.
Рассматриваю его с ног до головы. Человек привел в себя в порядок, это сразу бросается в глаза после стольких дней внешнего бунта, когда он ходил замученный и злой. Наконец-то опрятный и ароматный, заполнил всю подсобку своим селективным парфюмом. Но снова подбитый с раскрасневшейся щекой.
–Вильгельм, Вам нельзя здесь находиться! Спасибо, конечно, за… помощь, но Вам нужно уйти.
–Это вряд ли, – не утруждает себя объяснениями, —Только если ты снова за волосы меня оттаскаешь, – хищно улыбается, но я вижу, что эти понты даются ему особенно сложно.
Складываю руки на груди и смотрю с прищуром: —Вас сегодня совесть и так уже оттаскала. И не только за волосы. Я права?
Вил смотрит в мои глаза, и я вижу, что в них, как кадры мультика, мелькают разные эмоции. Жду, что начнет ерничать в ответ.
–Не то слово,– неожиданно соглашается Вил.
Он садится, уперевшись локтями в колени, и опустив лицо в ладони. Повелитель розового дивана Фишер принимает позу сожалеющего.
–Теперь Макс меня ненавидит,– слышу откуда-то из-под ладоней.
Громко вздыхаю, разделяя его чувства. Кажется, разговор затянется. Вряд ли Фишер совестливый фрукт, но я смею надеяться на остатки сознательности.
Присаживаюсь рядом: —Ненавидит вряд ли. Но то, что Ваш друг глубоко оскорблен – это факт, – отвечаю мягко.
–Я просто идиот.
–А Вы наблюдательный, – не сдерживаюсь.
Мне это мерещится от усталости, или самовлюбленней Фишер сейчас раскаивается? Незаметно щипаю себя, и меня осеняет. Я на секунду выхожу, и возвращаюсь со своей сумкой.
–Это Вам, —протягиваю озадаченному Вилу конверт с его деньгами, которыми он так феерично бросался. Макс принципиально отказался притрагиваться к ним, взяв только положенную за кофе часть.
–Что это?
–Ваше сегодняшнее поведение.
Раздвигает стенки пухлого конверта, заглядывает внутрь, и кивнув, откидывает его на диван. Снова опускает лицо и трет виски.
–Стыдно? – стараюсь звучать не язвительно. —Неприятное чувство, правда?
Косится недовольно. Да-да, ему стыдно.
Когда я увидела Вильгельма в дверях склада, я напряглась и ожидала новых стычек и угроз. Но на удивлении Фишер сегодня больше не игривый лось, который прижимал меня к стеллажам и донимал остротами.
–Мне тоже бывает стыдно, Вилли, но это проходит, если предпринимать правильные действия, – наталкиваю этого ухоженного барана на мысли о примирении.
В ответ снова тишина. Я наблюдаю пантомиму, как он теребит свой кулон, волосы, подушки от дивана. Думает о чем-то очень громко, но не решается сказать вслух.
Смотрю на время. Решаю блефовать.
–Я, пожалуй, пойду. Не буду мешать. Крушить имущество Вы сегодня не собираетесь, так что могу спать спокойно. Только в окно не курите, тут датчики задымления стоят, – объясняю как ни в чем не бывало.
Под внимательным взглядом Фишера направляюсь и выходу, наклоняясь забрать торчащую в стене зарядку для телефона, которую вчера забыла.
Распрямляюсь и практически врезаюсь в широкую грудь Вила, одетую в уютный свитер. В мои системы врывается его запах. Он пахнет кашемиром, теплом своего тела и едва уловимо чем-то мятным.
Мысли начинают бешеными частицами биться в моей опустевшей голове. Игривый лось вернулся? Надо было не поддаваться ему и сразу вызвать охранников!
Смотрит на меня с нечитаемой эмоцией, играя желваками: —Почему ты вернула кулон?
–Говорю же, мне тоже бывает стыдно.
–Макс рассказал, откуда он? – этот вопрос больше звучит, как утверждение.
Киваю, поскольку теперь слова застревают у меня в горле, когда он шагает еще ближе, практически касаясь меня всем телом.
Проклятье! Хотела сблефовать, чтобы разговорить его немого, а теперь мне правда лучше слинять отсюда. Протискиваюсь между Вилом и столом к двери.
Фишер он ловит меня за запястье своей большой горячей ладонью. Ловит мягко, не сжимая пальцев. Электрический импульс мгновенно пробегает вверх по плечу, разливаясь волной по груди и стекает истомой вниз живота.
–Не уходи, – требует мягкий мужской шепот. —Поговори со мной.
Так же мягко отвожу свою руку, потирая место касания, чтобы стереть его энергию со своей кожи. Все еще зажатая между дверью и Вилом, смотрю на него во все глаза.
–Зачем? – вырывается из меня. —Вы молчите, я не могу сидеть в ожидании чуда.
–Я не буду молчать.
–Извините, Вильгельм, но вряд ли я помогу Вам больше, чем извинения перед Максимилианом. Увы для Вашей гордости – это единственный рецепт, – говорю и делаю шаг в сторону, открывая дверь.
–Хорошо, понял, – отвечает подавленно, опираясь плечом в проход и наблюдая, как я навешиваю на себя сумку и пакеты.
–Парню? – спрашивает, указывая глазами на упакованный подарок.
–Брату, – отвечаю машинально и сразу прикусываю язык. Не его дело, есть ли у меня парень.
