Текст книги "Верь только мне (СИ)"
Автор книги: Тори Мэй
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)
Сделки с будущими партнерами шли весьма удачно, потому что я азартно включился в игру «Освободить Вилли», и прогибал всех под себя, увеличивая будущую прибыль нашей мусорной империи. Теперь стоит дождаться, когда подписанные контракты начнут трансформироваться и в мой заработок в том числе. А пока я открыл депозиты в валюте в двух банках, а другую часть средств планирую вложить в одно дельце. Я не собираюсь надолго задерживаться на иждивении у тети.
Как только оформлю все нужные документы и страховки – займусь вопросом приобретения жилья. Его тоже гуглю. Листая рекламные фотки жилых комплексов и частных домов, то и дело натыкаюсь на баннеры с рекламными счастливыми семьями. Улыбающиеся белобрысые дети, которые босиком бегают по лужайке частного дома, а на фоне обязательно в садовых раскладушках сидят неестественно довольные родители в клетчатых рубашках. Картинка счастливой семьи, которую я видел только на картинках.
Не знаю что именно щелкает во мне в этот момент, дело к двенадцати ночи, но я знаю, что отец точно не спит в это время, поэтому набираю ему:
–Фишер, – стандартно представляется отец, будто у него не подписан мой номер.
–Пап, —сам не верю, что из меня прозвучало именно это слово.
–Слушаю, – все так же холодно, но более настороженно говорит отец.
–Давай сделаем повторный ДНК-тест.
–Если ты думаешь, что это как-то сможет уберечь тебя от работы, то ошибаешься,– произносит с насмешкой, но я перебиваю его.
–Работа мне как раз нравится, если ты заметил по результатам.
–Заметил! Я тебе всегда говорил, что любой болван может достичь результатов, если постарается.
Делаю вид, что не слышал этой своеобразной похвалы от отца: —Я доделываю заключительные сделки, и только я вернусь, то мы сделаем тест.
–В этом нет необходимости, – отец начинает раздражаться.
–Это был не вопрос, – говорю твердо.
–Мне плевать, Вилли, результат ничего не изменит. Хоть завтра пришлю к тебе людей для забора материала.
–Мне подходит, жду завтра, – поступаю как Виолетта, и первым кладу трубку.
_____
*Нико сокровище мое, иди сюда, тут Вильгельм звонит!
**Смотри, у меня новая фигурка Лего! Когда ты приедешь?
***Милый, сокровище, в целом ласковое обращение.
Глава 30.1 Вильгельм
Когда после обсуждения рабочих вопросов довольный владелец сети супермаркетов, в которых мы планируем устанавливать аппараты по приему использованной тары, потащил меня в баню, я не стал отказываться.
–Ты че, никогда не парился? Типа реально никогда? – мужик был в диком восторге, желая стать для меня первооткрывателем «мужской» традиции.
–Ни разу в жизни, у нас в Германии и бань-то не было, – вру, с улыбкой глядя ему в глаза.
–Да ты, бля, как так-то? Паш, ты слышал? Надо срочно в баню! Звони нашим, пусть подготовят!
Довольно наблюдаю за заведенным партнером. Попался в паутину. Глядишь, выпьет пару тройку рюмок между парениями, еще что-нибудь подпишет.
В эту же секунду в кармане вибрирует телефон, и у меня аж пульс ускоряется. Уже вечер, неужели Виолетик? Бешу сам себя, потому чувствую, как предательски ускорилось сердце.
–Вы извините меня, я на минутку, – выхожу из офиса.
Достаю телефон и мои глаза округляются еще больше: Максимилиан.
–Макс?
–Вил, не знаю, где тебя носит, но тут творится какой-то пиздец, – Макс звучит очень напряженно, – Тебе лучше притащить сюда свою жопу, где бы ты ни был!
–В смысле, бро? Объясни подробнее?
–У Виолетты твоей большие проблемы: у неё сгорел кабинет…
–Что?
–А еще ей разбили машину. Прям, блять, на следующий день после пожара на парковке универа.
–Какого хрена? – говорю, а ноги уже сами несут в сторону выхода.
–Про тачку не знаю подробностей. А вот с пожаром, кажется, на нее штрафы пытаются навесить за несоблюдение ТБ. Весь универ на ушах стоит, часть корпуса закрыли из-за гари от возгорания. А еще… —Что еще?
–Еще мне кажется, что ее накрутили, что это все учинил ты, бро, – Макс осекается на привычном обращении, но продолжает. —На нее еще и коллеги давят, там какая-то заваруха с этими камерами, на видео ты к ней по вечерам наведывался….
–Пиздец! Как она? – сажусь за руль.
Перед партнерами потом извинюсь, пусть парятся без меня.
–Хреново, Вил, на мумию усопшую похожа: столько стресса за два дня. Сегодня менты были в корпусе, типа или она дает показания о том, кто бывал в подсобке и мог быть причастен, или ей хана в виде штрафов. Только она не колется. Ну, типа прикрывает тебя.
–Думает, что это я, но все равно прикрывает? – вскидываю брови.
–Походу дела! Ты еще и так подозрительно уехал, поэтому и все преподы и вся наша обиженная группа ссылаются на тебя.
–И ты?
Макс тяжело вздыхает: —Ты, конечно, ебанутый, Вил, но не отморозок. Тащись сюда!
–Уже! – выгуливаю на магистраль. —И Макс…
–Да?
–Спасибо тебе!
Пиздец! Пока я тут лелеял свою ущемленную гордость, мою, блять, Виолетту, там на куски эти собаки разорвали. И я не лучше – оставил нежного Олененка среди этих змей и своими двусмысленными ответами потворствовал ее недоверию.
Пока я выделывался, ее против меня накрутили и все красиво обставили. Только зачем? Ладно, возгорание могло теоретически произойти, но кто разбил ей машину? Найду и урою. Живьем закопаю! Всех в этом блядском ВУЗе. Кажется, что он нарастающей ярости у меня треснут зубы, – настолько я сжимаю челюсть.
Неудивительно, что всех собак на меня спустить планируют, кто же еще виноват во всех грехах универа, —естественно, я. Виолетту в расход как пешку пустили. Нужно будет снова наведаться в деканат к Юричу, напомнить ему кое о чем.
Дождись меня, Олененок. Выгребем!
Глава 31. Вильгельм
Прилетаю в город только к вечеру следующего дня и сразу несусь в универ, Макс написал, что сегодня у них вечерние занятия.
Стою у лаборатории Виолетты, где проходят вечерние занятия. Она находится в другом корпусе, теперь все ее лекции перенесли сюда, поскольку пострадавшую после пожара часть отмывают и красят.
Нахожусь прямо под камерами – мне плевать, я ничего не делал. Минуты до конца занятия длятся мучительно долго. Разряды нервных вспышек простреливают хребет насквозь. Я пиздец как нервничаю, ожидая увидеть ее. Специально проскользнул мимо администрации, чтобы сначала поговорить с ней. Посмотреть в глаза. Что она пережила за эти дни, страшно представить.
Наконец вялые студенты начинают покидать кабинет, и я будто возвращаюсь в среднюю школу: каждый выходящий из кабинета смотрит на меня с нескрываемой ненавистью, некоторые и вовсе ускоряют шаг, будто я сейчас их поджигать начну. Срать! Продолжаю спокойно стоять у подоконника, сложив руки в карманы.
Вылавливаю из толпы взгляд Милены, но она в отличие от остальных, сразу прячет глаза и ускоряет шаг, скрываясь за спинами одногруппников, мало похоже на нее. Вот, кого нужно колоть!
Последним выходит Макс и кивает мне на дверь, чтобы я заходил. Хлопаю его по спине и заставляю свинцовые ноги идти в кабинет. Тихо встаю в проходе, глядя, как Олененок собирает стеклянные пробирки со столов.
Виолетта стоит ко мне спиной, и я некоторое время наблюдаю за ней. Она одета в белый лабораторный халат, волнистые волосы собраны в неаккуратный хвост. Выглядит осунувшейся. Совсем не тот ретивый Олененок.
Виолетта замирает у одного из столов, опираясь на него двумя руками, будто ища опору, чтобы не упасть. И до меня доходит, что она плачет. Тихо плачет, раскладывая оборудование по местам. Непривычно заторможенные движения для шустрой Виолетты, будто скорость воспроизведения видео снизили наполовину. Девочка моя.
Коротко стучу костяшками пальцев об косяк, чтобы не напугать ее как обычно.
Она резко оборачивается, стирая слезы и я вижу, о чем говорил Макс. Из нее будто выпили всю энергию: она выглядит безжизненно белой, сливаясь с халатом, под припухшими от постоянных рыданий глазами большие синие круги, даже щеки болезненно впали.
Смотрит сквозь меня, как сквозь прозрачное стекло, абсолютно отсутствующим взглядом.
–Маленькая моя! – бросаюсь к ней и сгребаю в объятия.
Прижимаю к груди, крепко обхватив за плечи и голову. Она не истерит, не отбивается, не сопротивляется, но и не подается навстречу. Словно обнимаю манекен, вроде бы осязаемый, но не живой.
–Оленёнок, – поднимаю ее лицо ладонями, заставляя посмотреть мне в глаза, —Все будет хорошо, слышишь?
Молчит.
–Я этого не делал, Олененок! Мы разберемся, что это было, слышишь?
Но она смотрит сквозь меня, расфокусировав взгляд, будто я привидение.
–Поговори со мной! – держу ее лицо в руках.
На лице никаких эмоций. Лучше бы она орала, как ненавидит меня и слала на все стороны. Назвала бы сволочью, обвинила во всем. Но не этот отсутствующий взгляд и молчание. Мне даже в какой-то момент кажется, что она не дышит. Что это голограмма. Она под успокоительными что ли? Как она занятия-то ведет?
Она делает медленный шаг назад, освобождаясь от меня, и продолжает так же неспеша собирать свои чашки Петри.
–Виолетта, – подхожу к ней вплотную, —Милая, Олененок мой, я знаю, что тебе пришлось пережить! Я никогда не прощу себя за то, что не был рядом.
Ноль реакции.
–Тебе не придется ничего восстанавливать. Я завтра всё решу, – шагаю за ней по пятам.
–Нарешал уже, – слышу за спиной Кирилла. —Поехали домой, систр.
Видимо, теперь он забирает ее с работы. Он проходит и берет Виолетту за запястье, выводя из аудитории как безвольную куклу:
–Жди в машине!
Кир делает шаг назад и прикрывает дверь: —Чтобы я тебя и близко с ней не видел, сучонок! – цедит зло.
И, блять, я его понимаю.
–Кир, я не поджигал долбанный кабинет и машину я не трогал, меня даже в городе не было!
Он усмехается: —Ну ты явно не своими руками действовал.
–Башку включи, нахрен мне это надо?– раздражаюсь.
–Я щас твою выключу! – делает шаг мне навстречу.
–Давай попробуй, может получится вправить твои мозги, чтобы ты понял, – тоже шагаю навстречу, и мы стоим лицом к лицу как два быка.
Он хватает меня за грудки и встряхивает, я не сопротивляюсь, потому что из нас двоих я явно превосхожу его физически.
–Понял что? Что ты сестру мою уничтожить собрался? – давит мне в лицо.
Кирилл разжимает ладони и отпихивает меня от себя и смотрит оценивающе.
–Пиздабол ты! Запудрил ей мозги! Она даже ментам не стала рассказывать про твои ночевки на розовом диване, от которого один пепел остался, про ключи от обсерватории, через которую ты в универ проникаешь, когда тебе надо! Про то, как ты разбил ее стекляшки и уничтожить обещал за гребнную цепочку. Как сказал, что она пожалеет о последствиях ссоры с с тобой! Она рассказала мне все!
Глупая моя девочка. Себя подставляет. Но это не её игра.
–Это было в начале, все изменилось, мы с Виолеттой вместе…
–Надо же как интересно! Вы с Виолеттой вместе, а штрафы повесили на нее одну: за нарушение техники безопасности, за восстановление подсобки и кабинета, за ремонт части корпуса, – Кир продолжает практически плеваться мне в лицо. —Она прикрывает тебя, Вил! Ценой, блять, себя.
–Я сказал, что я разберусь!
–Будь мужиком, сознайся, что это ты! Прибил бы тебя, гниду, если бы сестре не пообещал говно не трогать! Держись от нее подальше, а то сам тебя сдам, – бросает мне нервно и выходит из аудитории.
Глава 32. Вильгельм
В твердой решительности вершить правосудие приезжаю к универу утром пораньше.
–А ну-ка, стоять, – хватаю за рукав куртки только что прибывшую Милену и тащу ее в сторону своей бэхи.
–Отпусти меня, придурок! – она упирается ногами, но они разъезжаются по мокрой щебенке нашей парковки.
Запихиваю ее в машину, сажусь в водительское кресло и блокирую двери.
–У тебя четыре минуты, чтобы рассказать всё мне, – ставлю таймер на телефоне и резко выгуливаю на основную дорогу.
Бью по газам на полную, и машину ведет креном так, что мы чудом не вылетаем на встречку. Отлично!
–Фиш, ты что творишь! – визжит Попова.
Смотрю на нее безумными глазами и улыбаюсь.
–Нравится? У нас еще три с половиной минуты, прежде, чем мы улетим в какой-нибудь кювет, – хватаю ее за руку и неловко дергаю рулем, и нас снова заносит. —Ты и я, пока смерть не разлучит нас, да, Милена?
–Ты больной! – она пытается упереться в пол и потолок машины, но я веду настолько отвратительно, что сам еле сижу в кресле.
Мы несемся на бешеной скорости за город.
–Не нравится кататься? Тогда открой свой рот и расскажи, как ты устроила все это дерьмо для Виолетты! А то найдут нас с тобой в овраге, мне терять нечего, – снова выкручиваю руль, и машину нехило разворачивает по влажному асфальту прямо в противоположную сторону.
–Ты блефуешь! – шипит на меня зло.
Конечно, блефую! Мне еще пизды всем раздать надо, да и тачку свою я слишком люблю.
Поднимаю брови, глядя на нее: —Ну тогда звони своим клиентам на ноготочки и отменяй записи, скажи, что сегодня не сможешь. И завтра, да и вообще больше не вернешься, – улыбаюсь ей во все свои 32 «винира».
Мы летим сто восемьдесят навстречу одинокой фуре, которая едет по своей полосе, и я демонстративно перехватываю руль покрепче, подмигиваю позеленевшей Милене.
–Молиться умеешь?
–Вил, мне нечего тебе рассказать! – разрывается Милена.
–У тебя осталось полторы минуты, Попова.
–Прекрати, пожалуйста! Мне крышка, если я рот открою! – воет она.
–Тебе крышка, если ты его не откроешь.
И когда мы практически сравниваемся с фурой, я надежно фиксирую руль левой рукой, и под оглушительные вопли Милены делаю резкое движение правой, будто собираюсь вильнуть навстречу.
Естественно, мы мирно пролетаем по своей траектории, но этого хватает, чтобы Попова начала прощаться с жизнью.
Когда матерящаяся и визжащая Милена открывает глаза, и понимает, что я издеваюсь, ее крики переходят во всхлипывания.
–Фиш, ты больной! Больной, тебе лечиться надо! Мы же могли умереть!
–В твоем пожаре люди тоже могли умереть! Время вышло, кстати. Следующая фура будет нашей, – снова вдавливаю педаль в пол.
–Не поджигала я ничего! Все, хватит! – сквозь слезы молит она. —Остановись!
–О, нет, дорогая, мы будем ехать, пока я слушаю твой рассказ, заодно и решим, останавливаться или нет.
Милену трясет, вся кожа покрылась красными пятнами.
–Мне конец, зря я связалась с этим уродом…, – заикается она.
Волосы на позвоночнике дыбом встают, когда я догадываюсь, о ком она говорит. На секунду даже жалко ее становится, куда полезла, тупица.
Меняю гнев на милость:
–Расскажешь, как было, – помогу тебе выбраться из дерьма, в которое ты вляпалась. Соврешь или скроешь что-то – пеняй на себя.
–Останови, пожалуйста, – Милена не на шутку испугана, поэтому я съезжаю на первую попавшуюся обочину и глушу перегретый движок.
–Я жду! – припечатываю.
–Я не знала, что эта штука активируется, – сквозь слезы и сопли давится Милена.
–Давай, Попова, соберись, рассказывай по порядку. Я тебе не Лисицын, подставлять не буду.
Она резко поднимает на меня раскрасневшиеся глаза: —Откуда ты знаешь?
Попал. Я знал. Чувствую нарастающую ярость. Надо было мочить эту тварь еще когда только узнал, что он в универе нарисовался. Скоро увидимся, блять!
–Когда я заставала вас с Виолеттой в кабинете тогда, то я не сдержалась и...,– мнётся она.
–Пошла стучать,– добавляю.
–Ты бросил меня ради неё! – выпаливает она.
–Мы и не встречались никогда, мать твою, Милена!
Смотрит на меня, поджав губы. Возразить нечего.
–Плевать! А она хороша, да? Училка, которая ноги перед студентами раздвигает.
Собираю в кучу остатки самообладания, чтобы не заткнуть её грубо, – мне нужна информация. Завожу машину, видимо, нужно еще покататься. Видит это и дергается к двери. Хрен там, закрыто.
–С темы не съезжай.
–Я пошла к Роману Павловичу, рассказала про вас. Надеялась, что её выкинут на следующий же день! – говорит с подавленной агрессией. —Но он сказал, что у него есть идея получше.
–Сжечь универ? – ухмыляюсь.
–Он сказал, что понимает мои чувства, и мое желание мстить! Но что нам могут и не поверить, и что это не будет веским поводом для увольнения. Что у тебя дурная слава и вряд ли кто поверит, что вы с Виолеттой действительно вместе. Скорее скажут, что ты ее донимаешь….
–И что этот гондон предложил тебе?
–Вил! Клянусь, я бы никогда ничего не поджигала, – по ее щекам снова начинают катиться крупные слезы раскаяния.—Знаешь, он был таким спокойным и… правильные вещи говорил, что за свое нужно бороться, что он поддержит меня…, – шмыгает она.
–Милена, блядь! Слишком долго! Мое терпение закончилось! – тянусь к зажиганию.
–Он сказал, что чтобы ее уволили, нужны доказательства! – вцепляется когтями в мое запястье. —Например, сфоткать вас или записать интимный разговор. Он сказал, что обо всем позаботится! Только ему нужна моя помощь!
–Ему какой интерес?
–Он сказал, что Виолетта не достойна занимать место его отца. Тем более теперь, когда он понял, что Виолетту уже ты натягиваешь….
–Много позволяешь себе! Еще одно подобное слово в ее сторону! – разворачиваюсь к ней разъяренно.
Раскатал бы, не будь она девочкой. Она недовольно сглатывает, но хвост свой прижимает.
Версия с тем, что Виолетта недостойна – хрень полная. Это версия для ушей Милены, она и повелась. Это не игра Виолетты, это наши с ним старые счеты.
Попова смотрит, часто моргая, прогоняет слезы: —В тот вечер он всучил мне старый кнопочный телефон с приделанной к нему херней тяжелой. Сказал, что это прослушка и надо ее поставить в подсобку. Я подумала, что это диктофон такой или датчик, —ее голос дрожит. —После одного из занятий по химии я выловила момент и запихала это все под диван у нее на складе. Роман Павлович сказал сделать так, чтобы на камерах это не смотрелось странно, будто я просто выходила с занятия.
Делаю вдох-выдох, сдерживая раздражение, сжимаю руками руль так, что аж пальцы белеют. Ядерщик сранный.
А потом ее прорывает водопадом: —Только вот нифига не прослушка это оказалась, Фиш, понимаешь?! Эта дрянь как-то взрывалась или зажигалась, я не знаю, но активировалась звонком на этот телефон! Он псих!
–Это пиздец! Ты башку свою почему не включила?
–Фиш, не знаю, я как загипнотизированная была! Он говорил все так уверенно, – хлюпает. —Скажи, как я могла подумать, что он способен моими руками поджег организовать? Я теперь в преступлении замешана, – трясется и воет Попова. —А если бы кто-то пострадал? Я не сплю с той ночи!
–Ты вляпалась, конечно….
–Когда утром нас не пустили в корпус и оказалось, что кабинет сгорел, я чуть с ума не сошла! Фиш, я бы никогда так не поступила! Это я виновата! Он убедил меня, что мы только запишем ваши встречи, – она откровенно рыдает в ладони.
–Надо прижать этого гондона, – завожу машину.
–Нет-нет! Не вздумай! Он пообещал, что обставит все так, что это я сожгла подсобку! Когда нас допрашивали, он подошел ко мне и с таким же спокойным милым видом заявил, что если я вздумаю рот открыть – всю вину повесит на меня. И тогда меня в лучшем случае отчислят, а в худшем – посадят! Сказал, заткнуться и успокоиться, мол, это и была часть его плана, ведь за порчу имущества и несоблюдение ТБ Кузнецову точно уволят. У него в глазах какие-то сумасшедшие огни плясали, он по-моему одержим этой идеей.
–Он сам скоро присядет!
Про увольнение Виолетты тоже чушь. Зная Лиса, это было бы слишком простым мотивом. Ничего, говнюк, я до тебя доберусь.
–Машину зачем испортила? – добиваю.
–Я не хотела! Сказала, ему что не буду этого делать! Но за непослушание он снова припугнул сдать меня! Я собиралась только колеса проколоть, но он сказал, что этого мало, и я ничего лучше не придумала, как выбить ей стекла…
–Ты в своем, блядь, уме? Если он завтра скажет ей в лоб выстрелить?
–Это ужасно, я знаю, ненавижу себя за это, – захлебывается от осознания своей вины. —Он запугал меня, Вил! Мне было не к кому пойти! Что мне делать теперь?
–Разберемся.
Мне нужно понять, что делать с этим. Хуй что докажешь, не подставляя Милену. Он дура, конечно, но это не ее намерение. Знаю, как Лис мозги пудрить умеет, тем более тем, кого они напрочь отсутствуют.
Даю по газам и выскакиваю на дорогу в направлении универа, надо ехать назад как можно скорее.
–В пожаре нашли что-то? – свожу брови в попытках понять, как действовать.
–Да разве кто-то что-то скажет? Следаки нас всех опросили, территорию опечатали. Но подсобка дотла сгорела, думаю, никто ничего не нашел, иначе до меня бы уже добрались, – говорит все еще заикаясь от рыданий.
–Какой итог? Ты же все сплетни знаешь, тем более те, в которых замешана, – давлю на чувство вины.
–Расследовать это вроде как никому неинтересно. Многие думали на тебя, но версию с тобой отмели, так как Виолетта тебя своей задницей прикрыла,—говорит, и сразу прикусывает губу понимая, что грубит. —Списали на нарушение норм пожарной безопасности: старая проводка, неподобающая мебель. Обещай, что не сдашь меня, Фишер! Моя мама не переживет этого, Вил, умоляю тебя! Поклянись!
–Клянутся те, кто без клятвы слов не держит.
Глава 33. Виолетта
Который день тщетно пытаюсь воскреснуть. Приподняться хотя бы на локти. Не получается. Все выжжено внутри, будто в вместе с моей подсобкой сгорела часть души.
Хорошо, хоть успокоительные держат на плаву, иначе я бы просто пошла ко дну в океане собственных слез.
Сначала было больно, потом невыносимо больно, а затем к боли прибавился страх. Липкий противный выедающий нутро страх. Он появился, когда ночью мы Кириллом сорвались и поехали в универ, глядя, как тушат полыхающее окно аудитории химии. Когда я, стоя ночью в пижаме под дождем, молилась, чтобы никто не пострадал. Когда меня трижды допрашивали о том, что случилось. Когда я проклинала себя за то, что связалась с Фишером
Этот шар противоположных эмоций раздувался и раздувался, не давая дышать, пока он не лопнул в диких мучениях и я не перестала чувствовать вообще что-либо.
На следующий день после того, как огонь потушили, нам в сопровождении разрешили пройти в наше крыло, меня всю трясло при взгляде пепелище, которое осталось от моей подсобки. Кабинет тоже частично пострадал, но, к счастью, охранники вовремя вызвали пожарных, а ведь мог сгореть весь корпус. Стены коридоров покрыты копотью, в здании удушающе воняет гарью. Ремонт влетит в копеечку. Мне.
Вил расхреначил мою веру в людей вдребезги. Как он мог? Сдать бы его с потрохами, и закончить эту историю. Но я не могу. Мое тупое сердце вопреки очевидным фактам сопротивляется свидетельствовать против долбанного Фишера. Мы повздорили накануне, и он не заставил себя долго ждать. Или это не он? Кому еще упёрлась эта подсобка?
Унизительные допросы и огромный штраф, с которым со своей зарплатой я не расплачусь в ближайшие пару лет точно, – убедительное напоминание о моей непростительной ошибке.
–Доча! Чай остывает, хочешь, я тебе наверх принесу! – кричит с кухни мама.
–Нет, мам, я иду.
Им с папой нужно отдать должное: тотальная поддержка, никаких лишних вопросов…. Представляю, что они, должно быть, на самом деле думают о своей непутевой дочери. Мама сразу бросила все дела и приехала пожить у нас с Киром, пока заваруха не уляжется, а я не научусь вновь функционировать.
Я контужена. Обесточена. Ничего не чувствую. Все события и лица вокруг будто сквозь толщу воды воспринимаю. Голоса приглушены, лица размыты, движения даются с трудом.
Правду о том, что это был Вил, знает только Кирилл. Он был разъярен не на шутку, когда в ту ночь под дождем во дворе универа я в слезах рассказывала ему о ночевках Вилли в подсобке, о нашей ссоре, о его угрозах при первом же знакомстве.
Фишер ведь обещал уничтожить меня за кулон. Сдержал обещание. Изощренно уничтожил. Сначала заставил поверить в свои чувства, а потом выкорчевал с корнем.
И я не могу об этом рассказать кому-либо еще, потому всплывет еще бОльшая проблема – мои отношения со студентом. Как он еще по универу плакаты не расклеил? Не удивлюсь, если он и к этому методы прибегнет. Кто знает, что можно ожидать от Вила.
Меня, к счастью, не уволили. Хотя, глядя на осуждающе-отстраненные лица коллег, лучше бы уволили. Я ходячий позор, ходячая угроза. Невыносимо приезжать на работу.
Только Рома меня поддерживает. Он и был тем, кто долго беседовал с руководством о том, чтобы мне дали шанс и не увольняли из-за несчастного случая…. А еще он теперь возит меня на работу, пока я без машины.
Поклялась себе, что выдержу! Не знаю как, но я не сбегу оттуда. Не из-за Вила. Не из-за штрафов. Не из-за отношения других преподавателей и студентов ко мне.
Это мое наказание за слабость. За то, что поддалась. За то, что влюбилась.
Чувствую, как в глазах снова начинает жечь, но слез так и не появляется. Глаза физически болят от того количества соли, которое через них прошло за эти дни. Организм на стоп-системе: я не ем и практически не сплю.
–Систр, у нас на работе психолог классный для команды нанят, давай к ней разочек? – в который раз предлагает мне Кирилл.
Он винит себя в том, что «в первый же день не прихлопнул покемона». Вилу как-то быстро удалось втереться в доверие нашей семьи. Брат на полном серьезе воспринимал его дружбаном. Кир даже не был против того, что мы встречаемся. Но это не вина Кира, а моя. Брат слишком опекает меня….
Он был взбешен, когда Вил явился на мои вечерние занятия. Я, наверное, тоже была бы взбешена, если бы ощущала хоть что-то.
–Ты не представляешь, чего мне стоит, не прокатить его мордой по партам! – чертыхался Кир, когда мы ехали после вечерних занятий. —Еще раз подойдет, я хер забью на твои просьбы не трогать его!
–А вдруг это не он? – выдает мое замутненное сознание.
–Сис! Ты слишком добрая! Слишком, блин! – смотрит на меня разочарованно.
Так на меня сейчас смотрят все.
–Прибежал, и ты поверила? – нервничает Кирилл.
–Я не знаю, Кирюш, не знаю, – из груди к горлу подкатывает ком.
Брату жалко меня, и он замолкает, не решается давить дальше. Я просто не выдержу. На последних процентах своей красной батарейки я веду пары, которые никто не отменял.
Мне нужно время. И подработка, чтобы возвращать долг. Не посмею взять денег с родителей, хотя они их настойчиво предлагают. Пусть лучше на Сашку тратят, я уже самостоятельная.
Самостоятельная, ага. Незаметно прикусываю щеки внутри, больно, почти до крови.
«Милая, Олененок мой, я знаю, что тебе пришлось пережить! Я никогда не прощу себя за то, что не был рядом.» – вспоминаю, с каким трепетом он прижимал меня к себе, когда ворвался вечером.
Мне настолько плохо, а голова отказывается соображать, что я не могу поверить в то, что Вилли, которого я успела близко узнать, мог устроить такое.
–Доча, мне кажется, Роман приехал, – мама выглядывает из окна. —Точно не хочешь взять больничный? На тебе лица нет, – она с сожалением сводит брови.
–Лучше так, – выдыхаю. —Пережить это здесь и сейчас, чем прятаться.
–Коллеги сильно давят? – мама смотрит на меня, не отрываясь.
–Мамочка, пожалуйста…, – заторможенно надеваю пальто потеплее и нащупываю на вешалке зонт.
–Все-все, не буду! Перемелется – мука будет! Ты не виновата, – она обнимает меня у порога. Вон, какая у тебя поддержка, – кивает в сторону выхода, намекая на ожидающего у ворот Лисицына.
Глава 34. Виолетта
Принц Роман, одетый в кремовое пальто и такую же идеальную рубашку, галантно открывает мне дверь.
–Доброе утро! Такси подано, – улыбается мне. —Удалось поспать?
–Доброе, удалось, – вру.—Спасибо, что снова выручаешь!
–Ерунда! – он заводит машину, и мы вместе едем на работу по едва просыпающемуся городу. —Мне приятно.
Мы неловко молчим, а затем Роман выдает.
–Виолетта, знаешь что меня печалит во всей этой ситуации?
Опять «эта ситуация». Из меня уже всю душу вытрясли обсуждениями «этой ситуации».
–Что ты очевидно выгораживаешь Вильгельма Фишера, – неожиданно выдает Роман, он выглядит обеспокоенным.
–Мы уже говорили, что….
–Что он приходил к тебе за оценками, да, я это помню, – перебивает меня. —С пожаром ситуация мне ясна – переложим вину на проводку, но что насчет машины? Не оценки ли так расстроили твоего студента?
Даже через броню успокоительного чувствую нарастающий внутри шторм. Это не его дело. Он, конечно, университетская ищейка по долгу службы, и с Фишером у него личные проблемы из-за отца. Но таков мой выбор. Прицепился клещом.
–У меня много студентов, которые не особо довольны предварительными рейтингами, Ром.
–Ясно, – произносит одними губами с нечитаемой интонацией. —Значит, выбираешь путь остальных коллег, которые его прикрывали? Вот поэтому безнаказанность и процветает! И такие опасные ублюдки продолжают себя комфортно чувствовать в стенах учебных заведений.
Все сжимается внутри.
Да, получается, что так!
Я прикрываю его выходки, как и в прошлом году прикрыли его выходку по отношению к Павлу Васильевичу. Только вот они делали это за деньги и подачки от его отца, а я еще и сама за это плачУ.
Горько ухмыляюсь.
–Он больше сломанный, чем опасный, —заключаю. —А в пожаре виновата только я, нечего было самодеятельность с мягкой мебелью в подсобке устраивать. Не стояло бы там ничего, кроме железных стеллажей, – гореть было бы нечему.
–И машину ты сама себе разбила…, – Рома продолжает давить на больное.
–Слушай, Ром, давай уже сменим тему, а то я подумаю, что ты влюбился в него безответной любовью, – говорю резче, чем планировала.
Вижу, как он поджимает губы и не моргая смотрит на дорогу. Да уж, прокатились до работы.
–Хорошо, ты права, – вдруг выдыхает он, проявляя самообладание. —Прости, что докучаю. Тебе и так досталось. Давай о приятном! Завтра ведь бал!
–Я не пойду! – отрезаю поспешно, чем он снова умудрится меня перебить. —Не в том я состоянии, чтобы развлекаться.
–Понимаю, Виолетта, но подумай о том, что нельзя вечно ходить в трауре из-за собственных ошибок, – интонационно особенно выделяет последние слова, и я чувствую заливающий щеки и уши стыд. —Нужно простить себя и дать себе развеяться. У тебя уже глаз не видно…
–Спасибо, Ром, уговорил так уговорил, – выдыхаю с нескрываемой, а у самой нутро скручивает.
Раскачивает. Вот что я чувствую, когда общаюсь с Романом. Качели. Разгон от слов заботы до завуалированных слов унижения – одна секунда. Становится не по себе.
–Да и потом, Ольга Владимировна уже подала списки, – продолжает прохладно, будто бы и не слышал моего упрека.
Да плевать на списки! На бал! На все плевать!
–Это же твой шанс наладить отношения с коллегами в непринужденной атмосфере. Придешь и покажешь им, что ты адекватный человек, можешь даже не танцевать, – с невероятным упорством продолжает уговаривать меня Роман.
–Роман Павлович, спасибо за Вашу заботу, но я не пойду на бал, – смотрю на его профиль, он не поворачивает ко мне лица.
–Смотри сама, Виолетта Александровна. Твой выбор. Но я только о тебе забочусь, – говорит он вкрадчиво. —Ты не слышала, что говорят о тебе на кафедре, – режет меня без ножа.
