Текст книги "This one. Книга третья. Путь к бродяге (ЛП)"

Автор книги: theDah

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

Именно тогда Кеншин понял, что если даст даже номинальное подтверждение, все это прекратится. Хидеёси был верен своему слову, и он был тем человеком, чьим добрым мнением весельчак бы не посмел рисковать.

О боги, это было самое заманчивое предложение, которое Кеншин слышал в своей жизни.

Не будет больше домогательств, не будет больше неловких моментов, он снова уединится в своем пузыре бесчувственности, который позволял ему выжить до сих пор.

Но он больше не был бесчувственным, не так ли?

Он делал свою работу, обуреваемый болью в сердце, кошмарами и постоянными тревогами… но после, когда возвращался в свое подразделение, его постоянные «хвосты» ожидали его там. Он не мог сказать, что ценил большую часть болтовни Макото и Хидеёси или их попытки втянуть его в общение с другими. Честно говоря, он бы предпочел больше тишины и покоя.

Но в то же время…

– Нет, все хорошо. Сей недостойный может справиться с этим, вот что.

Мало-помалу он снова начал чувствовать себя живым.

Не сказать, что это был легкий или хороший путь, но напористая дружба Хидеёси и Макото действительно помогала ему.

К тому же, как ни неловко это признавать, иметь постоянного поклонника в лице Макото было лестно. Не то чтобы эти чувства были взаимны, конечно, нет. Но Макото… отличался. В нем не было ничего подобного ей, ни в личности, ни во внешности, ни в манерах, так что он не угрожал очернить память о ней, которой Кеншин дорожил. Не говоря уже о том, что частые прикосновения Макото, какими бы раздражающими и смущающими они ни были, помогали Кеншину узнать, как справляться со своим неприятием близости и прикосновений.

Может, этого окажется достаточно, чтобы однажды он перестал шарахаться от таких простых вещей?

– Правда? – Хидеёси был удивлен. – Я… Я не был уверен. Я имею в виду, что Фудзивара говорил что-то, что ты вроде… Но эти разговоры о твоей жене…

– Ты имеешь в виду слух, что сей недостойный предпочитает близость с мужчинами? – Кеншин не смог удержаться от усмешки. – Это случилось из-за недопонимания, вот что. Сей недостойный не понял, какое именно наставничество имелось в виду, и когда Фудзивара-сан спросил его, был ли ему наставником наш бывший начальник, он признал это, хотя на самом деле все, что между ними было, это несколько разговоров о кендзюцу.

– О… – Хидеёси выглядел таким растерянным.

Кеншин снова фыркнул, и уголки его губ поднялись в слабой улыбке.

– Кроме того, Макото умрет, если не сможет флиртовать, вот что. Лучше, если он будет это делать с тем, кто не будет бить его по лицу.

– Не в бровь, а в глаз, – рассмеялся Хидеёси. – О боги, ты даже не представляешь, сколько я видел заварушек, в которые Макото попал именно по этой своей привычке.

Теплая нежность разгорелась в груди, и Кеншин улыбнулся, на этот раз по-настоящему.

– Может, нам пора вернуться и уберечь весельчака от следующей передряги?

– Весельчака? – Хидеёси поднял бровь, но его взгляд был мягким. Искренним.

Кеншин покраснел и посмотрел в сторону.

– Оро, ну, так сей недостойный называет про себя Макото-сана, вот что.

– Мне нравится. А меня?

– Ах, эм… ну… Оро! – Кеншин начал заикаться, спрятав глаза за длинной челкой. – Надежным.

– Понятно. Ну, если Макото весельчак, а я надежный, то ты определенно странный, – фыркнул Хидеёси, и его ки потеплела. А затем он выпрямился и повернулся, показывая рукой в сторону двери.

Кеншин понял намек и последовал за ним.

Коридоры второго этажа гостиницы были пусты, но он ощущал несколько присутствий в дальнем конце, в приватных помещениях. Свет масляных ламп пробивался сквозь рисовую бумагу, слабые голоса доносились издалека, приглушенные расстоянием. Казалось, в гостинице было больше людей, чем было самураев на вечеринке в общей комнате.

Хотя возможно, некоторые просто устали и предпочли отдохнуть наверху. Неплохая идея, учитывая, что вечеринка становилась все более шумной.

Когда они спустились вниз, Кеншин понял, что его предположения оправдались – они опоздали, потому что способность Макото находить неприятности превзошла самые смелые ожидания. Так или иначе, пока он и Хидеёси отсутствовали, веселая вечеринка переросла в пьяную драку.

На самом деле это было удивительное зрелище. Все в комнате были заняты тем, что хватали, били, таскали всякого, кто попадался под руку, крича и хохоча в безумной эйфории. По крайней мере, никого не убили. Кеншин был уверен, что никто не умер – несколько людей лежали на полу без сознания, но крови не было, и все конечности наличествовали.

Было до ужаса просто отсечь чью-нибудь конечность, если ненамеренно, то просто по случайности. К счастью, никто не обнажил меча.

Кеншин не мог не смотреть на всю эту вакханалию с легким недоверием.

Макото был в самой гуще этого беспорядка и дрался с кем-то подозрительно похожим на хозяина вечеринки, Танаку-сана. О, да – это был Танака. Он был на несколько фунтов тяжелее высокого худого Макото, но оба были пьяны под завязку, и казалось, что весельчак решил так просто не сдаваться, потому что орал что-то бессвязное и сыпал беспорядочными ударами.

Хидеёси усмехнулся Кеншину и бросился в драку, чтобы помочь другу. Кеншин же не имел ни малейшего представления, что ему делать.

Честно говоря, драка не выглядела опасной. Больше похоже на дружескую свалку.

Не думая, он шагнул в комнату. Что ему сделать, чтобы положить конец этому безумию? Все здесь были при оружии. Если он выхватит меч, то скорее всего только ухудшит ситуацию. И он не хотел угрожать им своей ки. Это было таким редким умением, что все сразу догадаются, что перед ними Баттосай.

Но что еще он может сделать? В нем всего пять футов и немногим больше девяноста фунтов. Его раздавят в этой драке.

Может, ему закричать? В этом шуме? С его-то голосом?

К счастью, похоже, что Хидеёси не была нужна его помощь.

Слабая ки вспыхнула справа от него, и Кеншин обернулся, только для того, чтобы увидеть, как в его голову летит бутылка саке. Он едва успел увернуться и попал в самую гущу, снова увернулся, чтобы избежать удара кулака, и людей, и предметов, летящих в него. Думать времени не было, он мог только реагировать, опираясь на глубоко укоренившиеся рефлексы, оберегающие его от повреждений.

Это было почти… весело?

Конечно, риск получить травму был, но гораздо меньший, чем в сражении на мечах. Так что он уклонялся, подпрыгивал, крутился, танцевал, пытаясь пробиться к Хидеёси и Макото. Они оба были в самом сердце этого беспорядка, и, казалось, получали удовольствие, во всяком случае, их веселые ухмылки как раз об этом говорили. Весельчак был весь растрепан, из разбитой губы текла кровь, правый глаз заплыл. Однако его это, кажется, не останавливало…

– О, милашка! Ты здесь! – весело крикнул Макото.

– Мы должны выйти отсюда, вот что! – крикнул Кеншин в ответ, уворачиваясь от очередного кулака.

Макото, этот наглый идиот, просто подмигнул ему.

– Конечно-конечно, если сможем справиться с этим.

– Меньше слов, больше дела! – прорычал Хидеёси и отправил в нокаут еще одного самурая из Сацумы. – Давайте пробиваться к выходу. У вас все с собой?

– Да! – крикнул Кеншин. – Давайте уже!

Хидеёси ухмыльнулся и врезался в массу людей, как бык, расчищая путь для спотыкающегося Макото и Кеншина. Они уже почти достигли выхода, когда с лестницы раздался голос.

– Что, мать вашу, здесь происходит?! Вы, драчливые идиоты, прекратите! Я сказал прекратите!!

А затем вспыхнула волна ки – такой внезапно холодной, что даже самый духовно нечувствительный самурай мог это ощутить. Эффект был резким.

– Вот дерьмо!

– Блядь!

– Это Сакамото!

Все замерли – сацумцы, Кеншин, Хидеёси и Макото – все в комнате остановились где были и уставились на него.

Человек, выпустивший свою ки, был Сакамото Рёма – один из самых влиятельных людей в столице. Тот самый человек, при чьем посредничестве велись переговоры между Чоушуу и Сацумой. Его лицо покраснело, он тяжело дышал, его ки вспыхивала более интенсивно, чем все, с чем Кеншин сталкивался с тех пор, как покинул гору и Хико.

Затем Сакамото глубоко, немного нервно, вздохнул.

– Я не хочу знать, что вы делали. Правда не хочу. Но когда я уйду, эта драка – она закончена. Всем понятно?

Мужчины смотрели на него в ошеломлении. Секунда проходила за секундой, молчание затягивалось… и люди медленно выпрямлялись, расслаблялись, отпускали импровизированное оружие: подушки, бутылки из-под саке, даже ширму, которую схватил один парень. Те немногие, кто еще держал своих противников в захвате, тоже их отпустили. Никто не сказал ничего, но неловкость повисла в воздухе.

Сакамото-сан обладал достаточной властью среди кланов, которые боролись с повстанцами, так что неподчинение его прямой команде грозило позором не только непосредственным исполнителям, но и клану в целом. И что еще хуже, здесь все это знали.

– Хорошо. Теперь мне нужен человек, который сопроводит меня на квартиру, – громко объявил Сакамото-сан и пробежался взглядом по толпе.

Мужчины шарахались от его взгляда, стыдясь своего плачевного положения: лица у большинства были разбиты, одежда в беспорядке, промокшая от пота, грязи и саке…

Кеншин тоже смотрел в сторону, но по другой причине.

– Химура-сан? Что, черт побери, люди Чоушуу здесь делают?

Кеншин застонал и поднял голову.

Люди вокруг смотрели на него так, словно увидели призрака, и самые быстрые уже отступали, освобождая ему место.

– Ах, ну… – Кеншин сжался. – Сей недостойный…

– Независимо от того, что вы тут делали, – решительно продолжал Сакамото-сан. – В любом случае, вы как раз кстати. Вы выглядите достаточно трезвым. Держу пари, ни один из этих не способен к работе. И, полагаю, Кидо-сан не будет возражать, если я одолжу его меч на короткое время, не так ли?

– Оро… ну, нет. Нет, не будет, – ответил Кеншин, заикаясь.

Вокруг него зашептались.

– Химура?

– Чоушуу?

– Красные волосы?

– Вот черт, это же Баттосай!

Внутри все скрутилось от ужаса, и Кеншин повернулся к Хидеёси. Высокий юноша неловко пожал плечами, что само по себе послужило ответом.

Они оба знали, что Кеншин не мог отказаться от приказа. Даже если он сейчас был не в своей лучшей форме, он был в лучшей форме, чем любой из присутствовавших, а Сакамото-сан был слишком важным человеком, чтобы ходить без сопровождения. В конце концов, Сакамото-сан был одним из самых разыскиваемых Бакуфу людей, несмотря на то, что боевые действия сейчас прекратились.

Так что Кеншин стиснул зубы, сунул руку в рукав, выудил из него шнурок и распустил свои длинные волосы из пучка. Привычными движениями он убрал челку с лица, собрал волосы в обычный высокий хвост. Не оглядываясь, он поправил свои мечи на поясе и подошел к двери.

Никогда не знаешь, когда позовет долг, а он был верен делу.

Сакамото-сан почтительно кивнул ему, окинул оценивающим взглядом толпу и последовал вслед за Кеншином в ночь.

К счастью, укрытие Сакамото-сана было не слишком далеко, всего в нескольких милях от гостиницы, где находились повстанцы из Сацумы, в районе Каварамачи. По всей видимости, он остановился у продавца сои Омийя. Не самое лучшее место, но достаточно неприметное, чтобы Бакуфу не стало его там искать. Все, за кем Бакуфу охотилось, были вынуждены прятаться в подобных местах до тех пор, пока опасность не минует. Эти места были тайной, известной лишь избранным.

Друг по имени Накаока-сан ждал Сакамото-сана на складе.

– Какое счастье, что я встретил вас Химура-сан, – улыбнулся Сакамото-сан Кеншину. – Кажется, большинство моих друзей из Сацумы было слегка навеселе.

– Это не проблема, вот что.

Честно говоря, казалось, что Сакамото-сан сам был навеселе, если учесть покашливание, которое он издавал все то время, которое они шли. Неудивительно, впрочем, учитывая то напряжение, под которым он находился. Кацура последнее время тоже имел потрепанный вид.

– Ну, в любом случае, спасибо. Я ценю вашу помощь, – сказал Сакамото-сан. – Несмотря на то, что сёгун ушел в отставку, революция далека от завершения. Эта зима будет трудной для нас, и, боюсь, конфликт без крови не разрешить, несмотря на все наши усилия. Но я не буду задерживать вас больше.

Признавая это, Кеншин кивнул и повернулся, чтобы уйти, но бросил последний взгляд через левое плечо. Сакамото-сан последовал за своим другом на склад. Кеншин вздохнул и ушел.

То, что сказал Сакамото-сан, было правдой. Независимо от того, на что надеялись и он, и многие другие, формальная отставка сёгуна еще ничего не определяла. Токугава все еще были в силе, с людьми, которые прислушивались к ним, и многочисленными сторонниками.

А повстанцы… они все еще были повстанцами, а не лидерами нового мира.

На следующее утро, в пятнадцатый день десятого месяца, Кеншин проснулся поздно, с больной головой и усталостью, давящей на плечи. Словно ему вовсе не удалось поспать. Хуже того, его желудок восставал при одной мысли о том, чтобы подняться и куда-то двигаться. Он же не сильно напился, не так ли? Однако он ощущал знакомые симптомы похмелья, такие как неустойчивость и дикая жажда.

Прошлой ночью он вернулся в гостиницу незадолго до рассвета, и нашел Макото и Хидеёси в холле. Оба были побитыми, пьяными, дремали сидя, но ждали его. Это было так приятно.

Но теперь Кеншин жалел, что пошел на вечеринку. И почему он пошел туда, спрашивается? О, ну да, конечно – потому что никто не дал ему возможности отказаться.

Он должен был просто сказать нет. На самом деле должен был. Все лучше, чем сейчас страдать.

Хороший завтрак и теплый чай облегчили состояние его желудка, хотя ему и пришлось себя заставлять есть. Он сидел и смотрел прямо перед собой, стараясь сосредоточиться на еде.

– Доброе утро… – пробормотал Макото и зевнул. – Милашка…

Кеншин поднял голову, сонно моргая.

Лицо Макото было ужасно. Вся правая сторона распухла и была покрыта фиолетовыми синяками, а его разбитая губа смотрелась несколько отталкивающе. Ладно, весельчак проснулся, а где же его вторая половина?

А, вот.

Хидеёси с грохотом спустился по лестнице, нетвердым шагом направляясь к ним. Молча упал рядом с такой силой, что закачались чашки. Люди смотрели на них, даже не потрудившись скрыть интерес. Кеншин их не винил. Он, Макото и Хидеёси были сегодня весьма занятной троицей. К счастью, даже весельчак был слишком уставшим, чтобы вести разговоры в такое утро.

Маленькое благо.

Кеншин дремал и во время, и после завтрака, не слишком много внимания уделяя окружающим, когда у дверей раздался шум. А затем… о, черт, что Накамура делает здесь так рано утром? Тот шел прямо к Кеншину, широко улыбаясь, словно выиграл что-то.

– Химура! – крикнул он.

Кеншин прикрыл рукой ухо с той стороны, с негодованием поглядев на Накамуру. Серьезно, что за проблемы у этого человека? Но у него осталось еще достаточно чувства вежливости, так что он выпрямился, сел как следует и встретился с ухмылкой своего начальника.

– Есть вызов для вас, Химура, – громко объявил Накамура для всех присутствующих в комнате. – Кидо, Сайго и остальные члены руководства Ишин Шиши хотят услышать ваш рассказ о прошлой ночи.

Кеншин моргнул.

– Оро?

– Это еще зачем? – потребовал Макото, сидящий слева от Кеншина. – Мы ничего плохого не сделали! Просто чуть-чуть подрались с несколькими парнями из Сацумы. Никто даже не пострадал!

– Никто даже не пострадал, – насмешливо передразнил Накамура, а затем усмехнулся Кеншину. – Никто… за исключением Сакамото Рёма-сана. Прошлой ночью он был убит. И угадайте, что? По словам Сайго-сана, последним, кто видел его живым, были вы, Химура-сан.

Комментарий к Глава 38. Ночь воспоминаний

Арт: https://vk.com/photo-128853700_456239135

Автор просит прощения за то, что давно не выкладывала глав – была очень занята на работе – но обещает найти время во время своего летнего отпуска и переписать и выложить следующую главу.

========== Глава 39. Требование ==========

– Что случилось? Чего они хотели от тебя? О чем они тебя спрашивали? Что все это значит? Говори! Милашка, ты должен нам все рассказать! – потребовал от него Макото ответа, схватив за плечи, как только он вернулся в гостиницу.

Кеншин уже пребывал в растерянности из-за этой ситуации, но обеспокоенный взгляд медово-карих глаз Макото и нависший над ними встревоженный Хидэёси, их реакция просто ошеломили его. Им правда не все равно? Но… Но что он мог им сказать?

– Оро, то есть… Они хотели допросить сего недостойного о событиях прошлой ночи. У Сайго-сана присутствовал Танака-сан, и он засвидетельствовал, что сей недостойный сопровождал Сакамото-сана в одиночку, а затем Сайго-сан потребовал рассказать, что произошло. Он был зол, и больше чем обычно. На этот раз из его уст звучали угрозы. Он и руководство Сацумы предположили, что, возможно, сей недостойный убил Сакамото-сана. Сей недостойный, конечно, отрицал это и сказал правду о том, что произошло. Кидо-сан доверился слову сего недостойного, вот что.

Кеншин объяснял медленно, делая небольшие паузы, чтобы собраться с мыслями. Он пытался сделать все, чтобы все произнесенное воспринималось так, будто не имеет большого значения, что для беспокойства нет причин.

Казалось, этот маневр сработал. Весельчак освободил его от своей болезненной хватки и резко, почти судорожно, выдохнул. Хидэёси же просто кивнул, но его глаза все еще смотрели с подозрением.

Не идеальное, но наилучшее объяснение, которое смог дать Кеншин в данных обстоятельствах. Кацура-сан прикрыл его, пожертвовал лицом среди своих соратников и проблемных союзников, утверждая, что слову Кеншина можно доверять.

Но факт оставался фактом: из-за этого происшествия могли покатиться головы.

Убийство такой важной фигуры, как Сакамото-сан, стало серьезным препятствием на пути восстания и стало причиной нестабильности в их и так непрочном союзе с Тосой. Ситуация и так достаточно плоха, но если просочится хотя бы намек на то, что легендарный хитокири Баттосай Чоушуу несет ответственность за инцидент, он распространится как лесной пожар и посеет гнев и недоверие между Сацумой и Чоушуу.

Руководство Сацумы уважало Сакамото и отдавало предпочтение ему как посреднику. Он свел за столом переговоров самые непримиримые провинции, и в результате альянс Сацумы и Чоушуу считался его величайшим достижением. Слухи, особенно этот слух – и неважно, сколько человек это будет отрицать – рискует разрушить все, над чем они работали, и может повредить или даже расколоть альянс Сацумы и Чоушуу.

Без поддержки Сацумы революция может потерпеть неудачу.

Кацура-сан знал это. Кеншин знал это. И все же его лидер утверждал, что его слово заслуживает доверия, что этот опасный слух все еще может быть похоронен, едва родившись.

На встрече Накамура и довольно много лидеров Чоушуу держались непоколебимо, их присутствия ки роились, как мухи внутри их тел, но когда наступил перерыв для обсуждения, поползли шепотки. Кеншин сильно беспокоился из-за ситуации в целом и из-за более ранних слухов, утверждавших о его безумии, и усилил свой слух, подслушивая их взволнованные частные разговоры.

Среди руководства Чошуу слишком многие ставили под сомнение его авторитет, полезность и утверждение Кацуры-сана о его надежности.

Гнев Сайго-сана заставил их волноваться до такой степени, что не один, не два, а почти все они были готовы отдать хитокири Баттосая Сацуме для спасения лица, чтобы доказать, что Чоушуу не санкционировали убийство Сакамото-сана. Так что, если его признают ответственным, не было никаких сомнений в том, что он останется один.

В конце перерыва, когда Кеншин и его лидер как раз собирались пройти в зал заседаний, один из соратников Кацуры-сана, высокопоставленный человек из провинции, остановил их и выразил свою озабоченность:

– Кидо-сан, эта революция стоит больше, чем жизнь одного человека. Если Сайго-сан не удовлетворится вашим словом, отдайте ему своего хитокири.

Кацура-сан сделал паузу, а затем ответил:

– Я приму ваш совет к сведению.

Встреча продолжалась несколько часов, но в конце концов, когда компромисс был достигнут, никто не был рад этому. Кеншин должен будет вернуться в свой отряд, как будто ничего не случилось. Слухи будут подавлены в корне. А Сацума… нет – Сайго-сан и остальная часть присутствующих лидеров Сацумы потребовали доказательств и чего-то осязаемого, чтобы показать добросовестность Чоушуу, что привело к всевозможным материальным и нематериальным уступкам.

Чоушуу потеряли слишком много.

И еще: если бы Сайго-сан не успокоился благодаря холодной логике Кацуры-сана, заявившего, что такое убийство принесло пользу только Бакуфу, а обвинение хитокири Баттосая в этом убийстве это подарок, о котором можно только мечтать, и если бы Кацура-сан не был готов отдать так много ради возмещения ущерба, чтобы сохранить лицо и попытаться доказать свою благонадежность…

Вполне возможно, что Кеншин сейчас был бы на голову короче.

Или дезертировал.

Кеншин не знал, действительно не знал, смог бы принять смертный приговор за поступок, который не совершал, ради политики. Он не был самураем, что бы ни писали газеты и что бы ни говорили слухи. Он не верил в древний кодекс чести и убеждения самурая, и не похоже, что его смогли бы заставить совершить сэппуку, как это делали многие Ишин Шиши, когда это требовалось от них в первые дни революции.

Но опять же, если бы это был единственный способ спасти союз Сацума-Чоушуу, если бы Кацура-сан попросил его об этом… Что важнее, его жизнь или революция?

Ради чего ему осталось жить, кроме отчаянной надежды на то, что революция приведет к новой эре мира и счастья для простых людей? Он был виновен в стольких страданиях. Он уничтожил столько жизней, мечтаний о будущем, семье… он был убийцей, безусловным и простым. Бросит ли он единственное, что у него осталось, и станет дезертиром, чтобы спасти свою жизнь?

– Как они могли тебя подозревать? Ты и мухи не обидишь! Ну, если тебе не прикажет этот парень Кидо. И, кроме того, не похоже, что ты сумасшедший, по крайней мере, не более сумасшедший, чем я, – пробормотал Макото, необычайно мрачным тоном. – Ты так долго сражался, всегда делал то, что просили. Я не могу назвать ни одного человека, который готов к этой революции более, чем ты. И все же… в этом нет никакого смысла! Почему ты вообще хочешь сражаться за них, если они отплатили тебе таким малым доверием?

Кеншин вздохнул и уткнулся лицом в изгиб руки. Он не потрудился ответить Макото. Факты был таковы: это преследовало его с самого начала – наглые удары в спину, игры власть имущих и слухи среди руководства Ишин Шиши. Было очевидно, что для них он был не человеком, а ресурсом, инструментом, который можно было использовать и выбросить, когда настанет подходящий момент.

Особенно беспокоила злоба Накамуры на него. Она продолжала расти, принимая более темный, более серьезный поворот после каждого инцидента, каждой возможности, которая представлялась. Этот хорек был так зол, когда покидал собрание, его ки пульсировала мутной ненавистью, как болотная тварь, угрожая поглотить меньшие присутствия вокруг себя.

Когда влияние Накамуры возрастет до такой степени, что слова Кацуры-сана будет недостаточно, чтобы прикрыть его?

Он не мог забыть сжатые кулаки Кацуры-сана и ледяной холодный взгляд на остальную часть руководства Чоушуу. Это был ясный знак Кеншину: берегись и будь настороже. Его лидер мог защищать его лишь до определенного момента.

– Такое убийство… не может остаться без ответа. Кто-то должен будет умереть за это, – задумчиво заметил Хидэёси. – Поэтому Накамура был так доволен этим утром? Он надеялся, что наконец-то доберется до тебя?

Кеншин сжал рукав кимоно в кулаке. К черту все. Он надеялся избежать этого разговора. Он действительно не хотел обсуждать это, ни сейчас, ни когда-либо… Но его друзья… Они приклеились к нему с того момента, как появились здесь, поэтому, возможно, им будет лучше знать, на какой риск они идут, просто оставаясь рядом с ним.

Он глубоко вздохнул и признался:

– Да.

– Итак, позвольте мне прояснить. Начальство охотится за тобой, со всех сторон, а ты все еще дерешься. Это безумие. Я бы сбежал прямо сейчас, – сказал Макото, озадаченно поглядев на него. – Не похоже, что революция едет верхом на твоих плечах.

– Сей недостойный борется за новую эру, где все могут жить в мире, – прошептал Кеншин. – Неважно, что думают несколько человек в руководстве. Сей недостойный поклялся следовать за Кидо-саном и довести эту войну до конца. – Несмотря на то, что Кеншин старался сохранять голос напористым, решительным, по крайней мере, чтобы он звучал так, словно он верит в свою собственную риторику, слова казались пустыми.

– Накамура на этом не остановится, – задумчиво заметил Хидэёси.

Кеншин покачал головой, глядя на половицы и подбирая свободные нити рукавов. Это было правдой. Он волновался. Он так долго тихо беспокоился, слушая разговоры о хитокири, о бешеных собаках и заявления Накамуры о его безумии, но теперь даже ему пришлось признать, что ситуация начинает поворачиваться против него.

– Ну, Накамура ведь всего лишь командующий отделением, не так ли? У него не может быть столько власти. Я имею в виду, ты – хитокири Баттосай, живая легенда Чоушуу. Это, конечно, гораздо более ценно для дела, чем этот жалкий хорек, который думает, что он большой человек? К тому же, если Накамура станет угрозой, не бойся – я тебя защищу, милашка! Как и Хидэёси! Чтобы добраться до тебя, они придут за всеми нами троими! – заявил Макото.

Кеншин взглянул вверх, распахнув глаза… Макото ухмылялся, гордясь своими нелепыми словами. Даже Хидэёси кивал, решительно улыбаясь.

– Я согласен, – заявил Хидэёси. – В конце концов, мы надежный, весельчак и чудик, не так ли?

– Мы кто? – переспросил Макото.

И Кеншин не мог не улыбнуться этой парочке, недоверчиво качая головой. Он не понимал, как, но эти ребята всегда помогали ему почувствовать себя лучше.

Киото полнился слухами об убийстве Сакамото-сана.

Что было всем известно? Пятнадцатого числа десятого месяца был убит великий революционер Сакамото Рёма, а его спутник и телохранитель Накаока-сан смертельно ранен. Этот самурай держался на пороге смерти два дня после убийства, но даже лучшая медицинская помощь не смогла спасти его или привести в сознание, чтобы он мог подтвердить или опровергнуть любые подозрения о преступнике.

Так что никто не знал, кто виноват в этом ужасном поступке.

Это была настоящая тайна, и, что еще хуже, подходящее событие, из которого многие могли бы извлечь выгоду, что еще больше подстегнуло подобные спекуляции.

…и независимо от того, как это пытались сохранить в тайне, одной из наиболее популярных версий была та, в которой смерть Сакамото-сана оказалась следствием захвата власти Чоушуу в альянсе, ни больше, ни меньше, и кто еще мог совершить это убийство, как не легендарный хитокири Баттосай Чоушуу? Каждый раз, когда Кеншин подслушивал этот слух, он бледнел, как простыня.

Другими словами, решение руководства Ишин Шиши попытаться подавить слухи, лежащие в основе, оказалось тщетным.

Люди любят тайны, и у каждого, казалось, была своя любимая теория заговора о смерти Сакамото-сана. Кроме того, слишком много мужчин из Сацумы видели, как Кеншин уходил с Сакамото-саном в ту роковую ночь.

Чтобы опровергнуть этот слух и удержать его распространения, Чоушуу целенаправленно использовали своих агентов и информаторов для создания встречной теории: они утверждали, что Бакуфу больше всего выиграют от убийства. В качестве козлов отпущения были выбраны полицейские силы Шинсенгуми. Хотя они имели право задерживать повстанцев или даже убивать их по подозрению в мятежной деятельности, убийство не могло быть оправдано как метод поддержания мира, особенно преднамеренное убийство такого человека, как Сакамото-сан, который стоял слишком высоко по социальной лестнице, и слишком уважался всеми. Из-за этого лидер Шинсенгуми Кондо Исами был обвинен в том, что несет ответственность за убийство. Даже если он лично этого не сделал, это было его ответственностью. Этот человек еще не был осужден обществом, но обвинение быстро распространялось и вызывало хаос среди Бакуфу.

Встречные слухи работали до определенного момента, но не очень помогли Кеншину. Шепотки, утверждающие, что он причастен к убийству, все еще были у многих в головах, и Чоушуу не хотели рисковать, чтобы даже случайно противостоять Сацуме и Тосе. Из-за этого Кеншин не получал работы, которая требовала бы какого-либо взаимодействия, что, конечно, означало, что внезапно у него появилось гораздо больше свободного времени, чем он привык иметь.

Он чувствовал себя бесполезным.

Хуже того, это заставило его задуматься, по-настоящему подумать. Что толку ему было от революции на самом деле? Что он делал такого, что было настолько важным, настолько уникальным, что никто другой не мог этого сделать? Он был застрельщиком, как и все остальные в его отряде. Он работал телохранителем, но и многие другие тоже. Он был хитокири, но теперь у Чоушуу был другой хитокири. Он был мечником, хорошим мечником, но… насколько важным может быть один меч для революции, которая так или иначе затронула всю страну?

И, как ни странно, именно слова Макото постоянно возвращались к нему. «Не похоже, что вся революция едет верхом на твоих плечах.»

Было бы глупо утверждать обратное. Кеншин знал это, и все же… Разве он не думал об этом снова и снова? Отдавая ей все, рискуя, как никто другой, потому что, если он не преуспеет, революция потерпит неудачу…

Но так ли это на самом деле?

Или это было высокомерие молодого человека думать так, как однажды сказал ему Ито-сан?

И правда… он устал. Устал от войны, убийств, кошмаров о людях, которых он убил, которые преследовали его ночь за ночью, слухов, предательства и политики, от всего. Единственное, что удерживало его рядом с повстанцами, была его клятва Кацуре-сану и его обещание ей, что он пройдет эту войну до конца.

Но когда все закончится?

Он не знал, что будет, но эти мысли бегали в его голове и съедали его рассыпающуюся решимость день за днем. Что еще хуже, люди на улицах, в гостинице, на собраниях, куда бы он ни шел, все время смотрели на него и старались избегать его, как будто они могли как-то почувствовать, насколько он запятнан. Или, может быть, он был просто параноиком и боялся тени. Он ничего не знал. Он просто больше ничего не знал.

Его паранойя не толкала его на многое, лишь на то, чтобы заставить его остановиться и присмотреться к людям, которые продолжали таращиться на него, лишь задаваясь вопросом, как много времени им понадобится, чтобы повернуться против него, предать его силам Бакуфу или присоединиться к растущему отряду Накамуры, полагающего, что он безумен, и нужно усыпить его как бешеного пса, как говорили те, кто охотился на Удо Джинъе, как шептались о Шишио…