Текст книги "This one. Книга третья. Путь к бродяге (ЛП)"

Автор книги: theDah

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

Несмотря на все усилия Кеншин не мог не чувствовать, что этих мер предосторожности недостаточно. Но что еще он мог сделать, чтобы не дать людям связать его с хитокири Баттосаем?

Леди Икумацу однажды рекомендовала ему подумать, о чем говорят слухи, и попытаться подорвать их истинность в корне, перенаправив взгляд людей в сторону, одеваясь и ведя себя иначе, нежели чем хитокири Баттосай.

Однако его варианты одежды были довольно ограниченны. И даже если он и может потратить деньги, чтобы что-то купить для выхода в город, то что это может быть?

Честно говоря, Кеншин не имел ни малейшего представления.

Почти вся его одежда была одинаковой: серые хакама, кимоно темных тонов из практичного хлопка или тонкого шелка. Все это было подобрано для работы, а не для отдыха. Да и если подумать, когда он выбирал одежду для себя? Что мужчины его возраста надевают на улицу? И как это поможет защитить его от узнавания?

О боги, почему его жизнь стала настолько сложной?

Кеншин сидел, ссутулившись, возле ее могилы, в отчаянии закрыв лицо руками. Если бы он не был таким упрямым, все было бы гораздо проще. Он застонал, а потом выпрямился, мрачно разглядывая свой хвост. Он светился красным в свете дня, как медь, на которую падали отблески пламени. Он был таким ярким, таким заметным, и теперь, когда волосы отросли до ягодиц, их длина на самом деле стала неудобной. Неважно, как он старался скрыть их под шляпой, некоторые пряди все равно выскакивали из пучка и падали на спину. Но несмотря на это, он не собирался обрезать их.

Ей нравилась их длина.

Кроме того, видеть солнечный свет было одним из немногих удовольствий, которые он мог себе позволить, так что спрятаться за шляпой было единственным выходом. Но что еще он мог сделать, чтобы замаскироваться?

Дилемма.

Так что неудивительно, что Кеншин снова обратился к леди Икумацу.

Она считала, что большая часть его проблем происходит из того, что он больше не похож на ребенка. Несмотря на то, что он все еще был достаточно коротким, чтобы сойти за мальчика, он потерял в весе, отчего черты обострились, делая его старше. Леди Икумацу также отметила, что он подрос и раздался в плечах. Кеншин не поверил, но она немедленно измерила его рост, и оказалось, что он и правда перерос пять футов, хоть и всего на один дюйм.

В некотором смысле было приятно услышать, что он вырос. Но с другой стороны, это было жалко. Ему уже семнадцать. Не так много времени осталось, чтобы вырасти, и большинство женщин было выше.

Но что толку оплакивать то, чего нельзя изменить? Он родился тощим и маленьким и, кажется, останется таким до конца жизни.

Что же касается способов лучшей маскировки…

Первым предложением леди Икумацу было покрасить волосы. Парики, которые она использовала в своей работе, были окрашены в черный цвет, так что было нетрудно достать для него черную краску. Разумеется, ему придется подкрашивать волосы каждые несколько недель, когда начнут отрастать корни. То же самое касается и бровей. Если он не хочет получить сильное несоответствие цвета, их тоже придется окрашивать. Или, возможно, ему захочется сбривать брови и рисовать их, как поступают многие гейши и майко.

Чем дальше она объясняла свою задумку, тем больше Кеншин сомневался. Кроме того, что все это было довольно утомительно в реализации, но также как ему быть, когда нужно будет выглядеть как Баттосай? Правда, сейчас он в отпуске, но что если Кацуре-сану потребуется телохранитель, несущий редкие и узнаваемые черты легендарного убийцы Чоушуу? И что потом? Когда он вернется к исполнению своих обязанностей, то хотел бы, чтобы его противники знали, с кем сталкиваются, просто для того, чтобы понимать, насколько велика угроза их жизни. Именно по этой причине он согласился, чтобы его внешность стала широко известной!

Так что на это предложение был только один ответ.

– Нет, – тихо ответил Кеншин. – Спасибо, но лучше бы иметь менее постоянное решение, вот что я скажу.

– Тогда… – Леди Икумацу заколебалась. – Химура-кун, насколько чувствительна твоя гордость?

Кеншин не знал, что ответить. В эти дни он не думал о себе как об особенно гордом человеке, и ему было все равно, что говорят о нем люди. Но когда леди Икумацу предложила либо использовать его женственность, либо демонстрировать глупое и эпатажное поведение, чтобы заставить людей пропускать мимо взгляда его внешность…

Что ж, он был не тем, кто умеет лгать, и не имел ни малейшего представления, что из себя представляет глупое поведение, так что, кажется, остался только один вариант. Нужно признать, что Кеншина он не слишком волновал. Он слишком хорошо знал, как люди, с которыми он делил жилье, воспримут это, кроме того, его и раньше принимали за девушку.

Так что, сказать по правде, это не должно сильно задевать его.

Леди Икумацу подарила ему кимоно. Не вполне женская одежда, но к нему прилагался более широкий пояс и полы были более закрытыми, чем у той одежды, которую он привык носить. Мужская одежда была более свободной в груди, так что горловина распахивалась сильнее. В этом кимоно было иначе. Или, возможно, все дело в более широком поясе?

В любом случае, оно не выглядело странным, даже если цвет был несколько ярким – лиловый фон был покрыт более светлым узором из листьев клена. Кеншин и раньше видел людей, одетых в такие цвета, но на нем это действительно выглядело по-девичьи.

Поэтому, когда Кеншин хотел навестить ее могилу или просто провести время в городе, он собирал волосы в пучок на затылке и закалывал гребнем или простыми украшениями для волос, что одолжила ему леди Икумацу. Более длинные пряди он оставлял вокруг лица так, чтобы они закрывали шрам на щеке, а затем надевал это дурацкое кимоно, высоко повязывая оби. Если люди ошибочно принимали его за девушку, или актера Кабуки, готовящегося к роли, или артиста из Шимабары на прогулке, ему все равно.

Хотя он носил с собой вакидзаси в рукаве, для безопасности и спокойствия.

Не только для того, чтобы защитить себя в том случае, если ситуация вдруг обернется неприятностями или какой-нибудь член Бакуфу попытается его арестовать, но и потому, что все больше и больше становился осведомленным о том количестве восхищенных взглядов, которые вызывал у людей.

Так что нет, он никуда не выйдет без оружия.

Что же касается людей, как мужчин, так и женщин, глядящих на него таким образом… Их реакция заставляла его чувствовать себя так, словно что-то неприятное ползло по коже. Он не был заинтересован в близости ни с кем.

Даже сейчас его сердце болело при воспоминании о ней.

Его новый внешний вид стал источником новых шуток у мужчин Чоушуу, с которыми он жил в гостинице. Но из-за того, что они знали его как… эм, того, кто желает отношений с другими мужчинами, они, кажется, думали, что его новая одежда и баловство с прической были просто еще одной его причудой, вроде старомодных оборотов речи, которые он настойчиво использовал, или его привычки спать сидя.

Самым печальным в этой авантюре было то, что она сработала. Следующие несколько недель Кеншин гулял где хотел и оставался в людных местах так долго, как только мог терпеть, и ни разу не заметил ни одного подозрительного взгляда, ни единого шепотка о нем как о хитокири Баттосае.

К концу лета Кеншина наконец сочли вполне здоровым, и он снова вернулся на работу, при необходимости сопровождая Кацуру-сана, а также защищая своих людей на миссиях и выполняя всякие разные другие поручения. Учитывая то, как мало проблем было у них в последнее время, Кеншин начинал верить, что революция наконец-то подходит к концу. Их мечта о новой эпохе сбудется, и наступит такой день, когда его меч больше не будет нужен.

Он понятия не имел, что будет делать, когда это случится, но самой мысли было достаточно, чтобы его сердцу стало легче.

Иногда, навещая ее, он даже осмеливался говорить вслух о своих неуверенных надеждах, о том, как скоро он сможет сдержать данное ей обещание никогда больше не убивать.

О, это будет чудесный день!

А потом, в начале девятого месяца, все изменилось, и не в лучшую сторону, когда публично было объявлено, что сёгун Токугава Иемочи умер от долгой болезни. После короткого периода хаоса в Эдо был выбран новый сёгун, Токугава Есинобу.

Новый сёгун не стал тратить время попусту и немедленно занялся переговорами об официальном прекращении огня в Чоушуу, таким образом закончив отчаянный гамбит Иемочи, который теперь называли вторым походом в Чоушуу. Со смертью лидера неудачной кампании Бакуфу удалось сохранить лицо и успокоить политиков в провинции и Императорский двор, к великому несчастью для повстанцев.

То есть через непродолжительное время после того, как все, казалось, продвигалось в пользу Ишин Шиши, и вкус победы уже был на устах, все вернулось на круги своя.

Мрачное настроение, казалось, захватило всех.

Политический хаос затронул и Кеншина, и тех людей, которые размещались в северной части Киото, хотя и более лично. Поскольку Ито-сана перевели обратно в провинцию на более легкие обязанности, у них не оказалось прямого начальника, который бы выводил их на миссии, распределял обязанности, следил за оплатой, заботился обо всем, что их могло касаться.

Теперь им наконец назначили замену.

Даже Кацура-сан сожалел об этом выборе.

– Я ничего не могу сделать с этим человеком. Он беспринципный тип, но, к сожалению, у него скользкий язык и тесные связи с верхушкой Ишин Шиши. Я могу вмешаться, но нужна веская причина. А сейчас Накамура подходит для этого поста. – Кацура-сан заметил тщательно скрываемую гримасу недовольства Кеншина и добавил, – Но если что-нибудь случится… Если ситуация действительно станет сложной, сообщи мне. Я что-нибудь сделаю.

Немногое мог бы Кеншин сказать на это, поэтому просто кивнул и пустил все на самотек. Он уже нарастил достаточно толстую кожу, и его вовсе не заботило, что говорят о нем люди. Но иметь человека, настолько мелочного, чтобы вынашивать обиду на него за их прошлое столкновение, в качестве своего непосредственного начальника?

Мог ли он не беспокоиться?

И хуже всего то, что он мог понимать высказывания Кацуры-сана достаточно хорошо, чтобы уловить тот факт, что по какой-то причине его лидер не мог опротестовать назначение Накамуры на этот пост без утраты собственных позиций. И Кеншин не мог требовать этого от своего лидера, ради собственного комфорта. Кроме того, все его сомнения и страхи основывались на прошлых прегрешениях. Он не знал наверняка, будет ли Накамура таким… трудным человеком, каким он его помнил.

Вполне может оказаться, что Накамура изменился, не так ли?

А если даже и нет, думал Кеншин с немалым отвращением, он может быть умнее и просто игнорировать нападки Накамуры и сосредоточиться на работе.

Меньше чем через неделю Кеншина и еще девятерых самураев, с которыми он прожил бок о бок почти год, назначили охранять собрание лидеров Ишин Шиши. Высокое собрание состояло из влиятельных людей трех провинций: Сацумы, Чоушуу и недавно присоединившейся Тоса. Это была не официальная встреча, а скорее попытка согласовать действия. Никого из ключевых игроков – Кацуры-сана, Сайго-сана, Окубо-сана, Сакамото-сана – на встрече не было, вместо них присутствовали их советники и посредники, что давало им шанс получше узнать друг друга.

Поскольку встречу организовали в северной части города, то обязанностью именно Накамуры было обеспечить безопасность. Честно говоря, некоторые его решения были чрезмерны для такого простого собрания, например, его настойчивое желание видеть рядом с собой Кеншина в самой комнате собраний. Большинство присутствующих сочли это излишней предосторожностью в связи с новыми обязанностями, но Кеншин так не считал.

Накамура относился к тому типу людей, которые любят демонстрировать власть.

Присутствие рядом с Накамурой и на самом деле напомнило ему о том, как часто Кацура-сан использовал легенду о хитокири Баттосае в своих целях. Даже эффектные выступления Кацуры-сана в подобном ключе беспокоили Кеншина, но его лидер по праву использовал его верность, и все это была тактика на благо общего дела.

Действия же Накамуры были… жалкими.

Но его начальник отдал ему приказ, и он не мог ослушаться. Кроме того, какая разница, где ему сидеть, в зале заседаний или за его пределами? Так что Кеншин только вздыхал и изо всех сил старался не обращать внимания на то, как все глазели на него, его волосы и его шрам, и то, как после каждого такого взгляда Накамура, казалось, еще больше раздувался от самодовольства.

Время близилось к полуночи, когда Кеншин почувствовал группу четко определенных присутствий ки, приближающихся к месту их расположения. Сегодня вечером повстанческие отряды не должны были появляться в этом районе, у гражданских не было такой определенной ки, так что это означало только одно – отряд Бакуфу в опасной близости. Провинциальные самураи редко передвигались столь организованно, Мимаваригуми не пойдут так далеко за пределы своего обычного патрулирования, так что остаются Шинсенгуми.

И черт побери, там было холодное присутствие, которое он мог бы узнать везде – капитана третьего отряда, Сайто Хаджиме. Кеншин поспешил замаскировать собственную ки. Положив пальцы на рукоять меча, он поднялся.

– Накамура-сан… мы должны уйти.

– Почему? – требовательно спросил Накамура.

– Шинсенгуми, третий отряд, – бросил Кеншин, напряженный, как тетива, все внимание сосредотачивая на мерцающей ки, приближающейся к ним.

– Хорошо. – Накамура кивнул, также поднимаясь на ноги. – Готовимся к отступлению. Я буду готовить людей к бою, Химура, вы сопровождаете наших гостей в безопасное место.

Кеншин уставился на него в недоверии. Но… это же не имеет никакого смысла! Я всегда прикрываю отступление!

– Накамура-сан, – запротестовал он. – Сей недостойный лучше подходит для защиты…

– Вы будете делать то, что я приказываю! – выплюнул Накамура. – В этой ситуации безопасность наших гостей имеет первостепенное значение. Вы здесь самый лучший боец, и меньшая группа при отступлении имеет больше шансов не попасть в засаду. Так идите же!

Секунду Кеншин не мог пошевелиться, ошеломленно замерев, слишком оглушенный тем гневом, который ворочался внутри оттого, что его мнение было отброшено просто из чувства протеста. А потом стало слишком поздно.

Накамура рявкнул на людей Чоушуу, приказав им создавать отвлечение, пока гости уходят. Это было чистым безрассудством. Кеншин знал совершенно точно, на что были способны бойцы третьего отряда Шинсенгуми, и выбранные самураи Чоушуу не смогут их победить. Хуже того, в группе Сайто было больше людей.

О боги! Что же ему делать?

Он не мог ослушаться Накамуры перед всеми этими людьми. Это ударит по репутации Кацуры-сана. Но там же Сайто! Один из лучших мечников в стране! Никто, кроме него, не сможет остановить Сайто, даже если они нападут всем скопом. Но Кеншину было приказано сопровождать группу гостей в безопасное место, и спорить времени не было.

Так что он только нахмурился и поспешил за уходящими людьми во главе с Накамурой, зная, что не может позволить себе оглядываться, чтобы сосчитать ки людей, которые умрут. Гнев от собственной беспомощности смешивался в нем с гневом настоящим. Нет, с яростью. Он не водил дружбу с этими людьми, но они уважали его и оставляли в покое. Они не боялись его, хотя и знали, что он является безумным убийцей, и не считали, что должны держаться подальше. Нет, для них он был просто еще одним мятежником, известным мечником, да, но и просто маленьким парнишкой со странностями и некоторыми причудами.

В некотором смысле эти люди были его товарищами.

И теперь они умрут, пытаясь сделать работу, которая должна по разуму и логике принадлежать ему.

Хуже всего то, что их побег прошел без накладок. Они не встретили никого из Бакуфу. Никого не было в засаде на их пути. Все гости попали в безопасное место без единого осложнения и, переведя дыхание, растворились в ночи, перед этим похвалив Накамуру за руководство и отличный план.

Кеншин и Накамура остались одни, чтобы дождаться своих людей, расхаживая по комнате как пара рассерженных кошек.

В такой ситуации было принято дожидаться остальных в безопасном месте, а не возвращаться и пытаться помочь. Защитники либо возвращались, либо нет. Если они умирали, некому было помочь им, если попадали в плен – то безвозвратно, потому что считалось слишком опасным нападать на отряд Бакуфу, чтобы отбить пленных. Только тогда, когда они знали точно, что были выжившие, они могли попытаться помочь.

Кеншину никогда, никогда не нужно было ждать других. Он всегда был последним, кто добирался до безопасного места и зачастую Ито-сан возвращался за ним. Беспокойство и беспомощный гнев бурлили внутри, угрожая прорвать хрупкую плотину спокойствия, за которую он пока цеплялся. Он не мог себе позволить потерять самообладание, не сейчас. Так что он встал у двери и сконцентрировался на дыхании, пытаясь удержать свои эмоции под контролем.

Его ки заострилась, готовая среагировать на малейшее раздражение. Ожидание и напряжение становились почти невыносимыми.

Накамура расхаживал в двух шагах от него. Пот тек по его лбу, он сцепил руки за спиной, стараясь выглядеть достойно, но при этом напоминая в лучшем случае бешеного хорька.

– Где они? Они должны быть здесь? – зарычал Накамура, вновь разворачиваясь на пятках.

Кеншин медленно выдохнул сквозь зубы. Он изо всех сил сжал ткань рукава, стараясь сдержать рвущийся изо рта ответ. Накамура уже на взводе. Никому из них не станет лучше, если Кеншин позволит своему мрачному настроению вырваться наружу. Наоборот, если они сейчас сцепятся, то это ничем не поможет тем, кого они ждут.

Но все-таки, ради бога, не мог бы Накамура прекратить ходить туда-сюда? Почему-то это простое нервное действие расшатывало нервы Кеншина как ничто другое.

Достаточно скверно для него уже то, что он прекрасно осознает, что происходит, когда эгоцентричный идиот, назначенный командовать ими, отправляет своих людей на верную смерть. Какая глупость! И как легко ее можно было бы избежать! Если бы только Накамура послушал его!

Кеншин закрыл глаза и сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. Я не могу потерять самообладание, не здесь и не сейчас. Это просто даст Накамуре больше аргументов против меня.

Но на самом деле ему просто следовало проигнорировать приказ Накамуры. Он же знал, что произойдет. Он знал, что их люди не выстоят против Сайто, а Шинсенгуми известны своей жестокостью. Тех, кого не убьют, захватят и будут пытать, чтобы получить информацию, и заставят предать товарищей.

Я должен быть там, а не здесь.

Он мог быть там, чтобы выиграть время для всех, а не только высоких гостей.

Но Накамура… почему он отдал такой глупый приказ? Что он получит от смерти своих людей? Кеншин напрягся под весом осознания. Что если Накамура не знал, как он сражается? Если он не знал, как использовать людей более выгодно? Что если Накамура принял такое глупое решение просто из невежества?

– Накамура-сан, – начал Кеншин. – Сей недостойный всегда прикрывает отступление. Даже против превосходящих сил противника или известных бойцов Шинсенгуми сей недостойный может выиграть достаточно времени, чтобы добраться до безопасного места, вот что. Однако ваши приказы…

Прежде, чем он успел закончить, лицо Накамуры исказила уродливая гримаса, и он подскочил к Кеншину.

– Заткнись! Ты, может, и пес Кидо, но теперь я держу поводок! – Накамура кричал, брызгая слюной в лицо Кеншина. – Ты не имеешь права подвергать сомнению мои приказы, не сейчас и никогда! Ты просто убийца, гребаный убийца, которого Кидо использует так, как ему нужно!

И Кеншин взорвался.

Гнев, бурливший внутри, перерос в раскаленную ярость, охватившую его, как пожар. Он задохнулся, его правая рука легла на рукоять меча, пальцы до побелевших костяшек сжали ее, его ки взметнулась вокруг него вихрем чистой энергии, круша пол, стены и рассекая вытянутую вперед руку Накамуры…

Высокий стон прорвался сквозь туман гнева вокруг Кеншина, и он распахнул в панике глаза, задыхаясь от запаха крови, проникшего в ноздри.

Кровь?

Откуда кровь?

Накамура лежал на полу, крича и прижимая к себе руку.

Что я наделал?

Понимание каменной глыбой придавило его к земле. Тяжесть его ошибки ударила его, паника потекла по венам. Один за другим Кеншин разжал пальцы, сжимавшие катану. Он чуть не обнажил клинок на собственного начальника. Он чуть не убил своего соратника по повстанческому движению. О боги!

Накамура смотрел на него, прижимая руку к груди, и глаза его наполнялись ненавистью.

– Безумец… – выдохнул он. – Ты сошел с ума! Бешеная собака! Как бешеная собака!

– Кеншин, это не должно повториться снова, – серьезно сказал Кацура-сан. – Я понимаю, что тебя спровоцировали, эм, бездумные слова Накамуры, и на самом деле ты не собирался обнажать меча, но вы виноваты оба. Мне было поручено вынести тебе порицание, и Накамура тоже получил свой выговор. Ему было приказано поручать тебе прикрывать отступление в подобной ситуации. Что же касается остального… об этом инциденте придется забыть, и вы оба должны работать вместе и дальше.

Кеншин слегка кивнул, спрятав глаза за длинной челкой. Он не мог вспомнить, когда чувствовал себя настолько пристыженным, как сейчас, когда сидел в сейдза перед Кацурой-саном. Больше никого не было, но впервые Кацура-сан смотрел на него с таким искренним разочарованием.

Мягкий вздох пронзил тишину.

Кеншин низко поклонился и прошептал:

– Сей недостойный может быть свободным?

– Завтра ты понадобишься мне в качестве телохранителя, – ответил Кацура-сан. – Но сейчас… да, ты свободен.

Кеншин поднялся, чтобы уйти. Он старался не встречаться глазами с Кацурой-саном, он не смел поднять глаз. Вместо этого просто отвернулся и сунул меч за пояс. Он уже взялся за створку двери, когда Кацура-сан окликнул его.

– Кеншин. Просто будь осторожен.

Эти слова эхом отдавались в его голове всю дорогу до гостиницы.

В Ишин Шиши были определенные проблемы, это было ясно как божий день, и каким-то образом они связывали руки даже Кацуре-сану. Кто продвигает Накамуру выше? Какой смысл в том, что Кеншина поместили под его командование? Почему Кацура-сан так осторожен? Почему он отступает и действует так, словно… ему нужно дистанцироваться от Кеншина?

Кеншин прикусил щеку, и беспокойство заворочалось внутри. Неужели Ишин Шиши начнут разборки друг с другом, потому что сёгун приобрел влияние?

Столкновение с людьми Сайто привело к тому, что только четверо раненых бойцов добрались до безопасного дома, и то Кеншину пришлось вмешаться, чтобы убить тех Шинсенгуми, которые их преследовали. Пятеро остальных погибли. То, что Накамура позволил половине своих людей погибнуть на первой же миссии, стало черной меткой в его личном деле, но других последствий не последовало. Все списали на его неопытность в качестве лидера и незнание людей, находящихся под его командованием, но никто не заявил о неправильно принятым решением – нет, его приказы были признаны логичными и обоснованными.

От смерти пятерых людей… просто отмахнулись и забыли.

Накамура будет лидером повстанцев в северной части Киото, и Кеншин будет работать под его началом. Обоим был объявлен выговор. Рана, которую получил Накамура, с одной стороны, была тривиально, а с другой стороны озадачивала – потому что все, что у него было, это порез на тыльной стороне ладони, и большинство людей, кажется, разделяли уверенность Кацуры-сана в том, что Кеншин никогда не вынимал меча.

Кроме того, это всего лишь царапина. Накамура кричал просто от страха, а не от боли.

Это не отменяло того факта, что Кеншин чувствовал себя скверно.

Он не мог позволить гневу управлять им. Она возненавидела бы его за это. Независимо от того, насколько он зол, он не мог потерять контроль, никогда более. Ему до сих пор снились кошмары про Лес барьеров, и он был зол только из-за этого.

Независимо от того, что принесет будущее, независимо от того, кем он стал, как грязен и сломлен… он отказывается быть жестоким и порочным. Снова.

Никогда больше.

К счастью, Накамура отстал от Кеншина и стал почти способным лидером. В некотором смысле. Казалось, ему никто не нравился, и он не имел такой легкой руки, какая была у Ито-сана, но он выполнял свою работу. Но когда Накамура встречался с Кеншином, он, как правило, вздрагивал. А иногда Кеншин ловил на себе его взгляд, полный ненависти и страха.

Из-за этого Кеншин не мог не испытывать чувства вины и стыда.

Повстанцы получили еще один серьезный удар судьбы, когда осенью умер Такасуги Синсаку. Хотя этого все ожидали довольно давно, Кацура-сан несколько недель был мрачен, хороня себя в работе.

Как и Кеншин.

Его жизнь захватила непростая рутина: он бегал с одной миссии на другую, и убивал, убивал и убивал. Он игнорировал шепотки и сплетни за спиной, взгляды, полные страха… или полные желания. Он хотел навещать ее могилу тогда, когда хотел, приносить ей маленькие подарки и просто говорить с ней.

И все труднее становилось идти вперед и верить в то, что они делают. Революция превратилась в теневую войну, которой, казалось, нет конца и края. Ничего не менялось – политики плели интриги и переговаривались, и ситуация, делая шаг вперед, отступала на два шага назад.

Кеншин становился все более эффективным, делая свою работу с меньшими усилиями. В те дни он вряд ли думал о том, что нужно делать – он полагался на опыт и инстинкты. Его не подавляло чувство стыда или вины. Он всегда оставался способен мыслить, но… сама тяжесть бессмысленного убийства притупляла его.

Может, поэтому он больше не мог наслаждаться поединками с блестящими мечниками Шинсенгуми Сайто-саном и Окитой-саном.

Или заметить одну совершенно очевидную проблему, которую приобрел.

– Вы не в форме, Химура, – заметил как-то ранним зимним утром кузнец, Араи Шакку-сан, когда Кеншин пришел снова сменить ножны. – Эта зубочистка слишком мала для вас. Вам нужно более тяжелое лезвие, и более длинное тоже.

– О… эм… – Кеншин начал заикаться, совершенно смущенный этим комментарием.

Кузнец одарил его усмешкой и кивнул на меч, который Кеншин держал в руках.

– Вы носите один и тот же меч все время, как я вас знаю. Но вы выросли, и ваши руки стали сильнее. Скажите, когда вы получили этот клинок? Лет в десять?

Кеншин замер, вспоминая.

– Мне было одиннадцать, – прошептал он, широко раскрыв глаза.

Неужели это было так давно?

Он все еще помнил день, когда Мастер подарил ему этот меч так, словно это произошло вчера. Это был подарок, которым он очень дорожил, знак того, что Мастер заботится о нем и принимает его. Он носил его много лет, несмотря на неудачи и неверный выбор, но теперь…

Кеншин посмотрел на меч и вынул его из ножен. Клинок был хорошо сбалансирован, но везде на стали были видны следы износа, говорящие о том, как на самом деле плохо с ним обращались. Он сделал шаг назад и начал медленно проходить ката, просто чувствуя движение, наблюдая за деталями.

Катана ощущалась больше продолжением руки, чем мечом, но он и вправду бессознательно поправлял свою стойку, чтобы компенсировать несоответствие меча своим параметрам. Он и на самом деле не замечал, но теперь в его позициях были пробелы, в стойках небольшие окна, которые большинство и не заметит. Его стиль все еще был хорош и уникален, и срабатывал хорошо – о, он мог бы подтвердить, насколько – но уже не был чистым.

Это было не то кендзюцу, которому Мастер научил его.

Но разве это так важно?

Кеншин вложил меч в ножны.

– Араи-сан, в ваших словах есть правда. Но сей недостойный… этот меч был подарком, вот что. Он был запятнан кровью и плохо использовался, но его достаточно для сего недостойного на время безумия революции, вот что я скажу.

Кузнец поднял бровь.

– Ну, как хотите, – наконец сказал Араи-сан. – Но это оружие не подходит для вас.

– Так-то оно так, – согласно кивнул Кеншин. – Но сей недостойный не будет обагрять кровью другой клинок. – Он закрыл глаза и отвернулся. – Когда революция закончится и достигнет цели… сей человек никогда не отнимет жизнь у другого. Нет никакой необходимости в другом клинке для сего недостойного. Катана – это душа мечника. – Кеншин провел пальцем по рукояти своего меча. – Этот меч… видел все. Он слишком короткий, это правда. И вес его слишком мал для сего недостойного, чтобы достичь совершенства в ката, но для работы этого достаточно.

– Никогда не отнимать жизнь? – усмехнулся кузнец. – Какие красивые слова для убийцы. Что ты будешь делать, когда наступит этот день?

Кеншин наклонил голову так, чтобы почувствовать слабое тепло зимнего солнца, но не удосужился открыть глаза.

– Сей недостойный не знает, что будет делать. У него нет никаких других навыков, кроме кендзюцу, и сказать по правде, он в душе мечник. Но он дал обет. Меч убийцы… Сей недостойный не хочет другого в тот день.

Когда Кеншин повернулся к Араи-сану, тот смотрел на него очень задумчиво.

А потом вдруг настоящая теплая улыбка расцвела на грубоватом лице кузнеца.

– Ну ладно, поживем – увидим. Прежде, чем настанет этот день, будет еще много битв. Но, Химура, давай выясним, что мы все-таки можем сделать с твоей зубочисткой.

Это предложение озадачило.

Все годы, что он знал самого лучшего кузнеца Ишин Шиши, этот человек был сдержанным и довольно грубым в своих словах и манерах. Этот мужчина никогда не любил его, не колеблясь, высказывал свое пренебрежение и ни разу не предложил сделать больше, чем требовалось. И даже тогда большинство их дискуссий сводилось к тому, что Араи-сан упрекал его за плохой уход за мечом.

Но после этого разговора Араи-сан впервые охотно предложил свою помощь. Он подумал над проблемой Кеншина, а затем наконец переоборудовал его меч другой рукоятью, более длинной, чем обычно, но более легкой, чтобы не сбивать баланс.

Если быть абсолютно честным, Кеншин не знал, что и думать. Араи-сан считался среди кузнецов кем-то вроде еретика, потому что придумал множество необычных, даже жестоких, мечей, которые никак не соответствовали тому, что подразумевалось под искусством меча.

До Кеншина доходили слухи, что нынешний убийца Чоушуу, человек по имени Шишио, использовал один из клинков Араи, причем совершенно мифический. Слухи утверждали, что он может вызывать огонь.

Однако несмотря на все сомнения, у Кеншина не заняло много времени привыкание к новой рукояти. На самом деле он быстро понял задумку Араи-сана. Это небольшое изменение было далеко от идеального решения, поскольку не меняло того факта, что меч был слишком легким для него. И неудивительно, ведь первоначально катана предназначалась ребенку. Но теперь, с парой дюймов дополнительной длины, половина проблем, о которых он даже не подозревал доселе, больше не была проблемой.