Текст книги "This one. Книга третья. Путь к бродяге (ЛП)"

Автор книги: theDah

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

– Хорошо, – серьезно сказал Кацура. – Мы согласны.

Командир Бакуфу, блестящий переговорщик, Катсу Каишу, поклонился низко и встал, чтобы уйти. Возле выхода из палатки он остановился, взглянул через плечо и коротко сказал:

– Хорошая игра, Кидо-сан.

Глядя, как он уходит, Кацура с облегчением выдохнул, на мгновение позволяя себе расслабиться. Так или иначе, они сделали это. Они действительно сделали это. Какая ирония, что спину бумажного тигра сломала рука, вернее, милосердие его убийцы.

Кацура усмехнулся.

Почти забавно то, как такое маленькое действие может изменить так много, думал он, возвращаясь в лагерь Кихетай. Командир, которого Кеншин пощадил на флагмане Бакуфу, был одним из самых убежденных противников конфронтации – и после того, как стал свидетелем подлинной решимости, сдался и отдал приказ об отступлении войск Бакуфу, сражавшихся на побережье, а теперь собирался помочь в переговорах о перемирии. Так или иначе, одним единственным своим действием Кеншин спас больше жизней, чем можно представить.

Хотя война далека от завершения.

У Бакуфу все еще была большая армия, окружавшая Чоушуу на трех других фронтах, но Такасуги весьма успешно отбил юго-восточные острова. Армия, надвигавшаяся из Хиросимы и военно-морской арсенал, сосредоточенный Бакуфу в Хиконе, казалось, не горели желанием усиливать свои ресурсы больше, чем требовалось для демонстрации силы. Опасность оставалась только со стороны южных проливов Кюсю. Ямагата и его часть Кихетай уже собирались, чтобы двинуться к Симоносеки и там встретиться с людьми Такасуги. Вопреки всем ожиданиям, Чоушуу держало свои позиции, не отступая ни на дюйм.

Все это показывало, насколько Сёгун Иемочи полагался на свой блеф, надеясь, что, собрав огромную армию, сможет подавить сторонников популистских идей, которых больше не мог игнорировать. В этой войне Бакуфу продемонстрировал все свои возможности, вытащил всех тузов из рукава… но, когда ценные военные суда были захвачены, а сухопутные отряды раздавлены вооруженным куда лучше и непоколебимо решительным Кихетай, даже лучше подготовленные войска Бакуфу поджали хвост и бежали.

О да, сегодня было выгодно быть бунтарем.

Если Чоушуу смогут удержать позиции, лето покажет всем, что восстание не просто прихоть кучки радикально настроенных юнцов, накаливших страсти ради ускользающей мечты, а реальность, с которой стране придется считаться. Чтобы Япония стала сильной, им всем нужно объединиться – и не под началом Бакуфу. Необходимо новое мышление и новое руководство, которое приведет страну к новой эпохе.

Палатка командира Кихетай замаячила впереди, люди торопливо бегали взад и вперед, собирая и упаковывая вещи. Сегодня они уйдут к Симоносеки. Останутся только раненые под присмотром нескольких врачей и медсестер, самурайских женщин-добровольцев. Неудивительно, что мысли Кацуры были горькими, и от них все в животе скручивалось от беспокойства. Один из людей Кихетай принес Кеншина сквозь битву на побережье, без сознания, полумертвого от огнестрельного ранения в левой части живота. К счастью, пуля не застряла там и не повредила жизненно важные органы. Кроме того, армейскому хирургу удалось вовремя остановить кровотечение.

С того момента прошло пять дней, и никто не знал, выживет ли мальчик. Кеншин потерял ужасающее количество крови. Хуже того, врачи до сих пор опасались, что он может получить заражение крови от грязи, которая могла попасть в рану. Если это случится, не останется ничего, кроме как прекратить страдания мальчика.

Нет! Нет, ты не можешь так думать! У него есть шансы! Нужно только дать ему время.

Кацура глубоко вздохнул и потер переносицу, пытаясь прогнать головную боль от усталости.

Это была действительно трудная неделя, для них для всех.

В общей сложности Кихетай потерял около ста пятидесяти человек. Самураев Чоушуу потеряли около сотни. Число раненых было гораздо больше, что отнимало много ресурсов. Потери Бакуфу были до сих пор неизвестны, но количество должно быть в несколько сотен убитых и множество раненых.

Что же касается людей Кихетай, сопровождавших Кеншина на миссии, из пятнадцати отличных солдат вернулось только шестеро, и большинство из них с ранениями. Например, человек, который принес Кеншина, прекрасный офицер с блестящей карьерой в будущем, был ранен настолько сильно, что его пришлось уволить из армии.

Печально.

Однако если бы не смелость этого человека, Кеншин остался бы умирать, и это стало для Кацуры достаточной причиной вмешаться и обеспечить ему некоторую компенсацию в качестве благодарности.

Громкий голос с нотами заботы выдернул его из размышлений.

– Кидо-сан! Вы проведали Химуру?

Это был Ямагата-сан. Кацура склонил голову.

– Да, собираюсь.

– Присоединюсь к вам, – заявил вице-командир, ныне исполняющий обязанности командира Кихетай, и пошел рядом.

После отъезда Такасуги Ямагата Кёске продемонстрировал замечательные способности к руководству. Не теряя спокойствия, он столкнулся с превосходящими силами противника на побережье и повел войска к решающей победе. Правильно и логично было поставить его в качестве командующего Кихетай после Такасуги, когда придет время… но Кацура не мог не желать, чтобы все было по-другому.

– Как вы думаете, как долго Такасуги сможет продолжать командовать Кихетай? Только скажите честно, пожалуйста, – мягко спросил Кацура.

– Я сомневаюсь, что что-то удержит его от этой войны, но он не переживет зиму. Болезнь зашла слишком далеко. Мы знали это уже очень давно. – Ямагата нахмурился и, вздохнув, добавил, – Кихетай перейдет под мою ответственность, когда он уйдет.

– Я не знаю лучшего человека, который смог бы продолжить дело Такасуги, Ямагата-сан. Битва на побережье была вашей победой, – сделал комплимент Кацура. Он не особенно благоволил Ямагате, но пока не составил о нем окончательного мнения, лучше было играть осторожно.

В конце концов, слово похвалы не стоит ничего, а пользы от него много. Особенно учитывая то, как Ямагата расходится с ним во мнениях. Кацура заметил это в ночь военного совета в Хаги и много раз после этого – небольшое противодействие или протест там, где его не ожидаешь. Конечно, он понимал, что не может так безусловно доверять Ямагате, как доверял Такасуги, но некоторые трения между ними… тревожили. Ему необходимо было доверие и сотрудничество Ямагаты в будущем, и чтобы получить его, нужно было что-то дать, а дать можно было не так много.

– Кихетай выиграл только часть битвы, – возразил Ямагата. – Настоящую победу принесли Баттосай и люди, сопровождавшие его на корабли. – Он перевел взгляд на палатку для раненых. – Ясу сообщил мне, как прошла миссия. Простите, что я сомневался, Кидо-сан. Ваш человек Химура – настоящий герой.

– Кеншин не смог бы сделать это в одиночку, – ответил Кацура мягким, как мед, голосом. – Требовательность Такасуги, с которой он подбирал ему команду, и ваша мудрость в выборе правильных людей для выполнения этой задачи обеспечили большую часть их успеха. Я бы сказал, что каждый, кто принимал участие в этой миссии, заслуживает того, чтобы называться героем.

– Истинные слова, – губы Ямагаты искривились в довольной улыбке. – Однако, я должен сказать, что Химура в столице впустую проводит время. Такой воин, как он, не должен ограничиваться заказными убийствами или охраной политиков. У вас есть и другие люди, менее достойные, для такого рода задач. Так что, в знак нашей дружбы, вы не оставите Химуру в Кихетай? Он когда-то был одним из нас. Я бы с удовольствием нашел ему место среди моих людей.

– У меня нет никаких сомнений в способностях Химуры к войне. Уверен, что он сможет сделать блестящую карьеру в Кихетай. – Кацура улыбнулся приятной улыбкой, незаметно сжав до побеления пальцы в рукаве. – Если он оправится от ран, можете предложить ему перейти к вам. Если он захочет, я дам свое разрешение. Однако у меня есть большая потребность в его талантах и уникальной репутации в столице.

Ямагата удовлетворенно улыбнулся.

– Спасибо, Кидо-сан. Я так и поступлю.

– Всеми средствами, – ответил Кацура, тщательно сохраняя нейтральное выражение лица.

О, Ямагата-сан может пробовать любые средства, чтобы сманить его лучшего человека, но есть одна вещь, которой Кацура мог доверять – это верность Кеншина. Однако позволить Ямагате попробовать… было важно для их будущих рабочих отношений.

К сожалению, было ясно, что Ямагата вовсе не второй Такасуги. Нет, Ямагата был мыслителем и хитрым человеком, великолепным тактиком и командующим армией, но он не разделял те взгляды, с которыми Кацура и Такасуги выросли под руководством Ёсиды Сёина.

Шаль Томоэ была испорчена.

Токая бледная голубая ткань протерлась в местах, окрашенных в грязновато-коричневый цвет, от усиленной стирки, но, несмотря на это, пятна крови все еще были видны. Нити ее красивой вышивки ослабли и кое-где распустились. Но она все еще была ее вещью, одной из немногих вещей, которые ему остались от нее, и сейчас она спасла ему жизнь. Словно через годы и мили, из своей могилы, Томоэ снова пожертвовала чем-то своим и снова спасла ему жизнь.

Это заставило его чувствовать себя недостойным.

Кеншин потер грудь, пытаясь облегчить боль, которую принесла эта мысль. О боги, как он скучал по ней!

Но… он не умер. И не был уверен, почему.

По здравому смыслу и логике он должен быть мертв. Он превысил свои пределы и потерял сознание в самый неподходящий момент, когда военное судно село на мель. Он не должен был выжить в бою на побережье и проснуться через неделю в полевом госпитале.

Но вот он, живой, хоть и очень слабый.

Он потерял много крови и был бледен настолько, что, как заметил врач, сошел бы за придворную даму или майко безо всякого грима. У Кеншина не было сил протестовать, но судя по тому, как мертвенно бледна была кожа на его руках, может, в словах доктора была своя правда.

Его живот был закрыт бинтами, но он видел маленькое сморщенное пулевое отверстие с левой стороны, когда медсестра меняла их. Как странно, что такая небольшая рана может привести к таким серьезным неприятностям. Она не выглядела угрожающе, как некоторые из тех травм, от которых он страдал раньше, но то, что он видел, было далеко от реального повреждения. С молниеносной быстротой пуля прошла сквозь его тело, с легкостью разрывая кровеносные сосуды и мышцы. Чуть правее, и задеты были бы внутренние органы, и разные жидкости тела просочились бы в брюшную полость, отравляя его изнутри.

Пугающая мысль.

Кеншин погладил живот, пытаясь представить себе это… потом вздрогнул и поднял левую руку.

Его большой палец был туго перебинтован, но врач предупредил его, что его хватке больше нельзя доверять. Скорее всего, сустав всю оставшуюся жизнь будет свободно выскакивать при нагрузке. Это не доставит много трудностей в повседневной жизни, Кеншин сможет совершать все привычные действия, может, даже управляться с мечом после того, как большой палец заживет, но больше он не сможет доверять хвату левой руки так же, как правой. С другой стороны, если ему когда-нибудь придется снова высвобождаться от пут, вывихнуть палец нарочно будет проще.

Что же касается остального… Кеншин пребывал в неведении. Он очнулся два дня назад, но все, что ему говорили, это не волноваться и дать своему измученному телу время поправиться. Однако судя по количеству слабых вспышек ки вокруг него, и по тому, как люди двигались, остались врачи, медсестры, несколько самураев Чоушуу и их женщин. Кеншин предположил, что Кихетай и остальная часть войск собралась и ушла.

По всей видимости, он поучаствовал в войне один день, а потом валялся без сознания остальную часть времени.

Как странно.

Ну, скорее всего, Кацура-сан дал бы ему знать, что ему от него требуется, письмом или как-нибудь иначе.

Кстати, о письмах. Как раз сегодня утром врач передал ему одно, очень странное. Очень вежливо сформулированное, наполненное восхвалением «подвига» Кеншина, пожеланиями «такой многообещающей военной карьеры» и сообщением, что «Кацура-сан согласился отпустить его, если он сам того пожелает». Даже если бы Кеншин не имел проблем с пониманием изысканных словесных конструкций, то письмо все равно было бы путанным. Все, что сделал он, было не особенно героическим. И это возвращение в Кихетай? С какой стати ему хотеть военную карьеру?

Еще большее недоумение у него вызвало то, что, по всей видимости, письмо поступило непосредственно от Ямагаты-сана, как исполняющего обязанности командира Кихетай. Последний раз, как он помнил, Ямагата-сан не особенно радовался встрече с ним. Так что же изменилось? Или что-то случилось, пока он валялся без сознания? Командир наверняка получил по голове, если начал высказывать такие бредовые идеи.

Полог палатки внезапно распахнулся, но вместо врача или медсестры в проеме показалась внушительная фигура Ясу-сана.

– О, гляди-ка! Наша спящая красавица наконец-то проснулась.

– О… э… – Кеншин застопорился на выборе слов для приветствия, но прежде чем он смог сообразить, что ответить, Ясу-сан проскакал внутрь на костылях, и взгляд Кеншина упал на раненую ногу мужчины и ниже, ниже колена, где… не было ничего. Кеншин побледнел.

– Что произошло?!

– А, это? – Ясу посмотрел вниз, а потом сухо фыркнул. – Не забивай свою хорошенькую головку. Врач отрезал ее. Сказал, что иначе я умру от лихорадки. Грязь попала в рану или что-то вроде этого. Я не виню его. Я видел людей с гниющими ранами. Плохая смерть.

– Но… но… – Кеншин не мог отвести взгляд, его глаза распахнулись от ужаса.

Это… это было выше его понимания. Разумеется, ему же никто ничего не сказал. Единственная информация, которую он узнал о последствиях их вылазки это та, которую изложил в письме Ямагата-сан, но тот только превозносил его как героя всей операции, не сообщив ничего важного, например, того, что случилось с остальными. Врачи и медсестры тоже сыпали подобными пустыми комплиментами. Как они могли называть его героем, если такова была цена его упрямства? Он вспомнил рану, которую получил Ясу-сан. Там, на четвертом корабле, она была для мужчины не более чем помехой. Из-за нее не стоило отрезать ногу. Так что что-то случилось позже, и это значит, что человек, притащивший его обратно через битву на берегу, это…

– Это вы. Вы спасли мне жизнь.

Ясу отвел глаза в сторону.

– Кто-то должен был это сделать.

–Как вы можете такое говорить! – ахнул Кеншин, и сердце отчаянно забилось в груди. – Ваша нога… вы потеряли ногу из-за меня!

– Нет, не так. – Ясу повернулся к нему, и его голос приобрел рычащие нотки. – Не обманывайся, сынок. Я сделал то, что должен был сделать, так же, как и ты – и именно благодаря твоему упрямству мы взяли последний корабль. Все говорят, что именно это перевернуло ход битвы, именно поэтому мы победили… Мы победили, против невообразимого превосходства, но победили. И если моя нога была ценой, то я с радостью заплатил за это.

– Но… – Кеншин медленно сглотнул, чувствуя себя маленьким и ничтожным. – Но я… гм, то есть… Что же будет с вашей жизнью? С Кихетай? Что вы будете делать?

– Кто знает? Я что-нибудь придумаю, – отмахнулся Ясу. – Я жив, и это больше, чем я ожидал. Черт, это гораздо лучше, чем та участь, которая постигла большинство моих друзей, пропавших в пучине вод. Кроме того, мне больше не придется работать. Я получил хорошую пенсию и место в Хаги. Это тот шикарный политик, Кидо-сан, пристроил меня в знак благодарности.

– О… он это сделал? Это хорошо, – согласился Кеншин, несколько ошеломленный новостью. С облегчением он откинулся на спину, что, конечно же, не пошло на пользу его ране в боку. Он зашипел, прижав руку к ней.

– Тч, – цыкнул Ясу и заковылял к нему, неловко присаживаясь на стул, который врач оставил рядом с кроватью. – Тебе на самом деле нужно научиться видеть вещи в перспективе, сынок. Беспокоишься о других, а сам бледный, как привидение.

Кеншин слегка покраснел от этого комментария.

– Сей недостойный не так уж плох, вот что.

– Что ты опять начал – сей и вот что. И что с этим делать? – поднял бровь Ясу.

– О… эм… – Кеншин моргнул. – Эм… А что не так?

– Ни один твой ровесник так не разговаривает. – Ясу бросил на него взгляд. – Единственный, от кого я когда-либо слышал такую архаичную речь, был старый самурай, который пришел забрать мою ферму в счет долгов.

Это объясняло некоторые вещи. Главным образом моментальную антипатию Ясу к нему, когда они встретились впервые, но…

– Просто так проще, вот что. – Кеншин опустил взгляд вниз, на свои колени и затеребил одеяло. – Сей недостойный не самурай, и никогда им не был, но мне легче быть сим недостойным и использовать вежливое обращение, чем смотреть людям в глаза, вот что.

Тишина повисла между ними, а потом Ясу устало застонал.

– Опять ты начинаешь говорить ерунду. Черт меня побери, если я понимаю хоть половину из того, что ты бормочешь, заворачивая все таким образом, мальчик.

Кеншин поднял голову, но Ясу не стал уточнять. Вместо этого он повернулся к пологу палатки и тени за ней.

– Ю, это ты? – крикнул он. – Входи уже. Парень очнулся и в своем уме – то есть, почти в своем уме. Может, ты сможешь вразумить его?

– О? – весело отозвался человек и вошел внутрь. Он с четвертого корабля? – Привет, Химура-сан. Ты наконец очнулся.

– Эм… привет, – несколько неуверенно ответил Кеншин.

– Не вполне, Ю, – вмешался Ясу. – Половина того, что он говорит, звучит как запутанная чушь, обернутая в красивые слова. – Потом он повернулся к Кеншину. – В любом случае, мне и Ю есть о чем поговорить с тобой. Во-первых, ходят слухи, что Ямагата-сан предложил тебе место в Кихетай.

– Хм, да? Он оставил сему недостойному письмо, вот что. – Кеншин поколебался немного, но все же решился. – Очевидно, что сей недостойный не примет это предложение.

– Но почему? – Ю уставился на него. – Разве это не самое лучшее, что может с тобой случиться?

Кеншин знал, что это хорошее предложение и частично понимал, почему и Ясу, и Ю так сбиты с толку. Но дело в том, что Кеншин ни на секунду не задумывался о нем.

– Сей недостойный… ненавидит убивать, – сказал он наконец, избегая смотреть на них. – Мой лидер, Кидо-сан, это знает и уважает, вот что.

– То есть ты предпочитаешь работать хитокири? Убивать людей для одного незаметного политика? – недоверчиво усмехнулся Ясу. – Знаешь, сперва я подумал, что ты, прославленный убийца, тот, с кем носятся с младых ногтей. Но там, на кораблях, ты сражался тяжелее, чем кто бы то ни было. Ты спас моих людей, ты принес нам победу. Есть и потери, это правда – но потери на войне есть всегда. Одно компенсирует другое. И что с того, что я потерял ногу? Зато мой приятель Ю получил звание. Так что подними голову и гордись, или я надеру тебе задницу и разукрашу твое хорошенькое личико, пока ты не поймешь очевидного.

Ясу закончил свою тираду, с гордостью стоя на костылях и выпрямив спину, как король, объявляющий свою волю владениям, и его ки полыхала вызовом.

– О… Эм… – Кеншин смешался. Ему не удавалось найти слова, он сглотнул, закрыл глаза, а затем приложил все силы, чтобы сесть прямо и посмотреть прямо Ясу в глаза. – Сей… Я, ах… Мне очень жаль, вот что. И спасибо за все.

Ясу улыбнулся. Потом приковылял поближе и хлопнул Кеншина по плечу, как товарища. От этого удара Кеншин чуть не улетел, но каким-то чудом сохранил равновесие.

– О, парень… посмотри на себя! – расхохотался Ясу. – Ужасный Баттосай, сокрушитель сотен и разрушитель черных кораблей, слабый, как котенок.

– Ясу, дай мальчику расслабиться, – Ю, со своей стороны, усмехался почти с любовью. – Он чуть не умер. Ты был на ногах почти сразу, а он очнулся всего два дня назад.

– Конечно-конечно, Ю, – ответил Ясу. – Но не думай, что я не видел, как ты смеялся.

Кеншин покраснел, но тем не менее снова попытался сесть прямо. Было так унизительно показываться настолько слабым в присутствии других людей. Последнее, чего ему хотелось, это дать им понять, насколько он болен на самом деле.

Ближайшая к нему ки полыхнула любопытством, и Кеншин поднял голову, несколько напуганный. Это был Ю, и по какой-то неизвестной причине друг Ясу смотрел на него несколько странно, будто хотел задать вопрос.

– Что-то не так? – спросил Кеншин.

– Нет, ничего, – покачал головой мужчина, но потом пожал плечами и спросил, – просто… прости мне мое любопытство, но как человек веры я не мог не заметить, что ты используешь ки внутри – или я ошибаюсь?

– … это правда. – Кеншин заморгал, весьма озадаченный. Как Ю узнал об этом? И человек веры… Какое это имеет отношение к делу?

– Сам я не использую ки. У меня никогда не было к этому способностей, и я боюсь, – поспешил объяснить Ю. – Но там, в монастыре в горах Миюне в Тоса, некоторые люди разбираются в ки. Ни один из них не использует ее так, как ты, но я видел, как люди укрепляют с ее помощью оружие. И несколько раз я видел, как кое-кто занимался и внутренними манипуляциями с ки, чтобы выполнить почти невозможные вещи, но когда они теряли контроль над потоком… – Ю поморщился. – Страшное зрелище. У людей разрушались органы. А ты используешь ее так небрежно, так легко, просто как еще одну способность. Я бы поставил хорошие деньги на то, что секта будет заинтересована в твоих знаниях.

Кеншин нахмурился.

– К сожалению, тот способ, который сей недостойный использует с ки, является единственным в своем роде, вот что. Сомнительно, что кто-то сможет повторить его, даже если попытается, вот что я скажу. – Он замолчал, а потом продолжил извиняющимся тоном. – Кроме того, его логика базируется на принципах моего стиля меча, и эти секреты не мои, так что их нельзя передавать, вот что.

Несмотря на очевидное замешательство, бывший монах не стал настаивать, согласно качнув головой. Кеншин вздохнул с облегчением. Даже сейчас он всем сердцем верил, что способ использования ки стиля Хитен Мицуруги принадлежит только двоим: учителю и ученику, и будет использоваться только на благо людей, а не теми, кто учит или пользуется именем какого-либо вероучения. И хотя Кеншин отказался от своего Мастера и присоединился к Ишин Шиши, чтобы сражаться за то, во что он верил, за лучший мир для всех людей… даже после всех неудач и ужасного выбора, который он совершил во имя этой веры, он не мог предать принципы Хитен Мицуруги.

А еще, кроме всего прочего… он понимал, что всего лишь ученик. Он не достоин того, чтобы передавать свои знания. Это право принадлежит Мастеру.

– Ну ладно. – Ясу неловко откашлялся. – Оставим ваши религиозные трали-вали побоку. Что ты собираешься делать дальше, сынок?

– О… эм… – Кеншин заколебался, но был благодарен смене темы, и пожал плечами. – Скорее всего, останусь здесь, пока Кидо-сан не приедет, вот что.

– Понятно, – кивнул Ясу. – Тогда поблагодари его за меня, ладно?

– … хорошо. – Кеншин пораженно заморгал.

– Эй, не расстраивайся так, – улыбнулся Ясу. – Я достаточно здоров, чтобы уйти, так что нет никакого смысла в том, что я торчу здесь дольше, чем нужно. Благодаря этому твоему Кидо у меня есть деньги на выпивку и женщин… и подходящее местечко, чтобы приткнуться, если я уже буду не в состоянии пить дальше.

Ясу лениво отсалютовал ему, прежде чем заковылять к пологу палатки, который Ю придерживал для него. Там он остановился и в последний раз бросил на Кеншина взгляд через плечо.

– Сынок… постарайся заботиться о себе, ладно? И если у тебя будет возможность, навести меня в Хаги. Я устрою тебе самую отвязную ночь в твоей жизни!

Наступившее лето обернулось одним большим победным маршем для Чоушуу и всех Ишин Шиши. Всего одной битвой в нужное время Чоушуу сокрушил армию Бакуфу по четырем фронтам, демонстрируя не только хитрость лидеров, а также решительность и боевую доблесть Кихетай, но и слабость сёгуната Токугава. И теперь, когда Сацума и Чоушуу заключили союз, другие провинции тоже выразили заинтересованность в коалиции. Все это привело к тому, что Кацура-сан был доволен до чрезвычайности, но также и до чрезвычайности занят – слишком занят, чтобы съездить в провинцию и забрать своего раненого телохранителя.

Так что в конце июня, после того, как Кеншин окончательно поправился и стал интересоваться, должен ли он отправиться в Хаги вместе с медицинским корпусом, он получил письмо от Кацуры-сана с распоряжением возвращаться в Киото. Кацура-сан организовал все необходимое для поездки – деньги и проезд на корабле от Хаги до Осаки.

Кеншин мог не спешить с возвращением. Врачи настоятельно рекомендовали ему уделить выздоровлению оставшуюся часть лета, прежде чем даже задумываться о возвращении к своим обязанностям, но неприятным фактом стало то, что в последнее время Кеншин становился все более беспокойным. Сидеть и ждать казалось ему неправильным.

И хотя он мог бы остановиться в Хаги и найти Ясу… он не сделал этого.

Почему, он не был уверен.

Разве им было что праздновать? Они выстояли, это правда, но еще не выиграли. Несмотря на все их успехи этим летом, Бакуфу еще не был побежден – несмотря на неофициальную договоренность о прекращении огня переговоров о перемирии еще не было. Войска Бакуфу лишь перестали давить числом.

Кеншин миновал Хаги, остановившись только затем, чтобы поесть и найти корабль, который Кацура-сан нанял для того, чтобы доставить его в Осаку. Оттуда он решил добираться до Киото пешком, а не верхом. Учитывая его общую слабость, не слишком подходящий способ путешествия, но, по крайней мере, он сам может установить темп передвижения, а не полагаться на капризы вьючного животного.

Он прибыл в Киото в начале седьмого месяца без особой помпы. Коническая тростниковая шляпа, которую он купил в гавани, закрывала его приметные волосы от посторонних взглядов, а изношенная шаль Томоэ прикрывала шрам. Вероятно, он был похож на нищего ронина, потерявшего удачу и отправившегося в столицу в поисках лучшей доли.

Учитывая то, что ни один из самураев Бакуфу, дежуривших на всех дорогах не остановил его для допроса, как они поступали с каждой подозрительной личностью, приходящей в город, его неряшливая маскировка оказалась лучше, чем он думал.

Однако, когда даже Кацура-сан побледнел, увидев его… возможно, он просто был слишком жалок.

Врач, которого Кацура-сан пригласил для осмотра, заключил, что пулевое ранение заживает так хорошо, как можно было ожидать. Швы удалили еще в полевом госпитале, и сейчас остался просто некрасивый красный шрам на боку. Однако его главной проблемой была анемия и недоедание. Отвратительная диета, которая должна была восполнить кровопотери, напрочь отбила аппетит, и он сильно похудел.

Так что, сказать по правде, было неудивительно, что он чувствовал себя таким слабым.

К сожалению, никакой возможности решить эту проблему не было. Кеншин всегда был разборчив в еде и хотя старался есть побольше, это оказалось не так-то просто. На вкус вся пища казалась пеплом и кровью, и после определенного момента он просто не мог заставить себя проглотить ни куска, иначе желудок восставал.

Другой тревожной вещью – которой он не делился с врачом или Кацурой-саном – было то, что его перерасходованная ки чрезвычайно медленно восполнялась, и его сожженные ки мышцы до сих пор отдавались болью. Это было его собственной проблемой, и по сравнению с остальными его травмами, не таким уж и большим делом.

К сожалению, пока он не поправился, он не мог ничего сделать для Ишин Шиши или Кацуры-сана, так что Кацура-сан взял себе другого телохранителя и велел Кеншину выздоравливать и оставаться в гостинице, которой покровительствовала Чоушуу, в той же, в которой разместились люди Ито-сана.

Он был встречен там с почтительными поклонами и последовавшими затем мимолетными взглядами, отмечавшими и слабую дрожь в его руках, и его бледность, и впалость щек. Это немного кололо его самолюбие. Он не инвалид! Он получил пулю в живот и почти истек кровью, но все еще на ногах, не так ли? И последнее, что было ему нужно, это их жалость, черт побери!

Было и кое-что положительное в той непростой ситуации с прекращением огня в Чоушуу – столица стала удивительно мирным городом, для тех, кто не был достаточно важным. Весь императорский двор и вся политическая арена в целом находились в растерянности после позорного поражения Бакуфу. Все боролись за благосклонность императора и пытались сохранить лицо, но все эти политические дрязги проходили мимо обычных людей, самураев и таких, как Кеншин, ожидавших вызова от своих господ. Правда, все были настороже. Ситуация все еще могла ухудшиться, но в данный момент Бакуфу оказалось слишком занятым внутренней борьбой, чтобы обращать внимание на повстанцев.

Что же это означало на практике? То, что впервые за несколько лет у Кеншина было много свободного времени, которое нечем было заполнить. Ему не особенно хотелось оставаться в гостинице, но все, чем он обычно занимал свое время, например, тренировки с мечом, находилось для него под запретом.

Так что, просидев несколько дней внутри, отдыхая и питаясь так плотно, как только мог, Кеншин решил, что с него достаточно. Надев свою дрянную маскировку, он вышел в город, купил цветы и отправился к ее могиле.

Это было глупо и безрассудно… и в то же время остро ему необходимо.

И несмотря на опасность, Кеншин повадился навещать ее ежедневно.

Он понимал, что коническая тростниковая шляпа и шаль Томоэ – не лучший вид маскировки, даже при самом благоприятном исходе они ненадолго отвратят подозрения людей. Люди уже начали обращать на него внимание, и учитывая репутацию кровавого Баттосая, а также его достижения в произошедшей битве, которые только подливали масла в огонь, ему на самом деле нужно было придумать что-то получше.

Частично проблема заключалась в том, что все возможные варианты, которые он уже опробовал, не особенно успешно скрывали его кричащую внешность. Даже когда он убирал волосы в неряшливый пучок на затылке, шляпа не скрывала все. Шаль Томоэ была настолько грязной и изношенной, что просто кричала: «посмотрите на меня, я что-то скрываю.» Даже когда он оставлял ее в гостинице и выходил как обычный молодой человек, одевшись в летнюю юката и не захватив никакого видимого оружия… никто ничего не говорил ему в лицо, но свою порцию оценивающих взглядов он получил. Хуже того, учитывая то, как часто он посещал продавцов цветов или останавливался, чтобы купить что-нибудь поесть, завсегдатаи рынка начали вспоминать его, приветствовать и спрашивать о делах.

Кеншин ясно понимал, на какой тонкий лед становится.

Как много времени пройдет, пока кто-нибудь сложит два и два? Цена за голову Баттосая все еще была назначена.

Паранойя заставила Кеншина поменять маршруты и поискать других продавцов. Киото был большим городом, духовным центром страны, со множеством храмов, и в нем не было недостатка в продавцах цветов или лавках, в которых продавали еду и напитки в сезон изнуряющей летней жары. Маленькие покупки облегчали его кошелек, но он долго копил жалованье, так что мог позволить себе эти капризы, хотя бы для того, чтобы оставаться в здравом уме.