Текст книги "This one. Книга третья. Путь к бродяге (ЛП)"

Автор книги: theDah

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

И война все не заканчивалась.

Разумеется, как он сказал Томоэ, он знал, что Ишин Шиши наконец добились прогресса. Он занимался охраной Кацуры-сана по несколько часов каждую неделю, так что был в курсе всех успехов, которые были достигнуты за последние несколько месяцев. Восставшие войска продвигались к столице, вооруженные западным оружием. Он несколько месяцев помогал переправлять оружие в столицу, на случай, если им прикажут атаковать город, когда война перейдет из теневой в открытую.

Но несмотря на то, что он знал, какой прогресс достигнут, на самом деле он не чувствовал, что происходят хоть какие-нибудь изменения.

Что хорошего все эти сражения и убийства принесли простым людям?

Кеншин начинал опасаться, что ответ был – ничего.

Однако он дал слово, что будет до конца сражаться в этой безумной войне. Дал слово Кацуре-сану.

И он сражался. Убивал. Ночь за ночью, пока рушились его убеждения, пока он нес груз своей вины, которая грозила поглотить его полностью, часть за частью.

Остальные бойцы его подразделения, похоже, не разделяли его проблем. Их настроение было весьма приподнятым. Даже «малыш» подразделения, двадцатилетний Хидеёси научился сражаться так же, как лучшие из них, и был способен ощутить радость от своих достижений в бою. Макото тоже доказал свою ценность.

Так что Кеншин оказался единственным, кто больше не видел в этом смысла.

Может, потому, что он просто сражался дольше их всех.

Может, он просто постарел.

Ему было всего восемнадцать, меньше всех в их подразделении, но он чувствовал себя древним.

Люди не поняли, что он на самом деле моложе Хидеёси на два года. Даже Макото этого не понял. Он все еще думал, что Кеншину примерно столько же, сколько и ему – двадцать два или двадцать три. Это заблуждение служило источником развлечения для Кеншина, своего рода игрой, чтобы отвлечь внимание и привести весельчака к неправильным выводам.

Правда, он был не единственным, кто говорил неправду, и все еще был вынужден отвечать на прямые вопросы, но это не означало, что он не мог выбирать, какую правду говорить, а какую нет. К тому же любая неприятность, которую он мог доставить весельчаку, была полностью оправданной.

– Я умираю! – громко объявил Макото. – Умираю, просто дохну от скуки! Хидеёси, милашка, вы должны помочь мне! Вы же не хотите, чтобы я умер, правда?!

– Хм, сложный вопрос, – протянул Хидеёси, делая вид, что задумался. – Я не знаю, а что ты думаешь, Химура-сан?

– О… эм… – пробормотал Кеншин, а потом сдался и неловко пожал одним плечом.

– Грубияны! Какие вы грубияны, ребята! Что я вам сделал? – хмыкнул Макото. – В любом случае, как я уже сказал, здесь скучно. Здесь ничего не происходит. Вообще ничего. Я хочу чего-нибудь новенького. Хей, я знаю! Хидеёси, помнишь того парня, Танаку, которого мы охраняли на прошлой неделе? Он тогда хвастался своим мастерством в игре в кости. Как насчет того, чтобы пойти и очистить его карманы от мелочи? Я имею в виду, что против меня и милашки у него не будет шансов.

– Танака… – Хидеёси нахмурился. – Танака-сан сейчас в гостинице возле Сандзе Дори, верно?

Кеншин моргнул. Трескотню Макото он перестал слушать еще на полпути, но сейчас… в глазах Хидеёси мелькнул интерес, а его губы уже изогнулись в предвкушающей улыбке.

Даже он заинтересован?

– Да, именно! – Макото понимающе кивнул. – Итак, что думаете? Мы можем взять милашку с собой, не так ли? Уже достаточно поздно, и это одно из наших мест, так что проблем быть не должно. Кроме того, подумай! Новое место, новые лица, новые пухлые кошельки, которые можно опустошить… Это прекрасно, вы так не думаете? Нет ничего, что могло бы нас остановить!

Кеншин сглотнул.

– Оро… сей недостойный не уверен, что это хорошая идея, вот что, – сказал он, хотя понимал, что его слова вряд ли будут иметь какое-то значение.

Макото был настолько увлечен своей идеей, что просто не станет его слушать, особенно теперь, когда Хидеёси выглядит так, словно тоже…

– Почему нет? – улыбнулся Хидеёси. – Мы все равно сходим с ума здесь, и для нас в любом случае ничего не запланировано, я имею в виду, Химура-сан, даже ты сегодня свободен. И если это не означает, что ничего не происходит, то я не знаю, что это означает. Мы знаем, как Накамура наседает на тебя, и если он не может найти для тебя ни одной миссии, значит, их просто нет.

Ну… Кеншин не мог этого отрицать. Может, идея не так уж плоха?

Так и решили. Неважно, насколько глупой была идея, они втроем собрались посетить другое подразделение Ишин Шиши ради игры. Кеншин не знал, в какое именно подразделение они направлялись, но, учитывая тот факт, что визит будет неофициальным и не связан с его работой, он не хотел быть узнанным. Поэтому он расчесал длинные пряди, закрывающие шрам на левой щеке, а остальные волосы собрал в рыхлый пучок на макушке с помощью гребня, подаренного леди Икумацу. А поскольку он уже убрал таким образом свои волосы, глупо было останавливаться на полпути, так что он переоделся в фиолетовое кимоно. Однако ему не хотелось, чтобы его ошибочно приняли за девушку, так что он надел свои серые хакама и сунул мечи на привычное место.

Комбинация была… своеобразной.

Но шрам не был виден, и он был вооружен, так что уловка должна сработать.

– Ты действительно не похож на Баттосая, когда собираешь так свои волосы, – прокомментировал его действия Хидеёси. – Независимо от того, как глупо это выглядит.

Кеншин посмотрел в сторону.

– Это больше не слишком хорошо работает, вот что. Цвет слишком редкий.

Они ждали Макото у выхода. Весельчак запаздывал. По всей видимости, искал свои счастливые кости.

– Что касается цвета волос, как такое случилось? – спросил Хидеёси. – Я имею в виду, что с красными волосами я видел только иностранцев. Мог быть кто-то из них в твоем роду?

– Оро… сей недостойный не знает, – признался Кеншин после паузы. – Он был единственным странным.

– Как необычно. – Хидеёси нахмурился. – Может, тебя усыновили? Какой-то иностранец отказался от тебя маленького, а твои родители приняли?

Кеншин не знал, как ответить на этот вопрос. В словах Хидеёси была логика, и эта версия многое объясняла… кроме того факта, что Кеншин помнил ту деревню, в которой родился. Обрывочно. И она была слишком отдаленным местом для любого иностранца, чтобы попасть туда даже по ошибке. Но, с другой стороны, как он мог знать наверняка? Его семья могла переселиться туда после его усыновления.

Эта мысль была обескураживающей.

Если бы это оказалось правдой, то ему не суждено узнать имена своих предков. Это бы закрепило его одиночество. Ни семьи, ни клана, ни настоящего имени. Нет никаких корней. Только он один, в одиночку дрейфующий по ветру времени.

Может, это к лучшему.

Такой человек, как он, может принести только позор родственникам.

– Я нашел кости! – радостно воскликнул Макото. – Пойдем, ребята! Пойдем уже! Пора ободрать Танаку и его людей!

– Оро… оро… это совсем не хорошая идея, вот что, – пробормотал Кеншин, широко раскрыв глаза, после того, как насчитал более двадцати самураев в общей комнате гостиницы, пьющих, играющих друг с другом, рассказывающих анекдоты и разные истории. В довершение к огромному количеству присутствующих большая часть уже была пьяна, и было несколько… эм, дам, прислуживающих им. Их волосы были уложены в сложные прически, лица выкрашены белым. Они могли бы сойти за гейш или майко, но Кеншин достаточно хорошо знал леди Икумацу, чтобы видеть разницу.

Нет, эти женщины лишь подражали искусству гейш, но сильно от них отличались. Их тонкие шеи были обнажены, они показывали бледную кожу запястий, на губах мелькали застенчивые улыбки, и манера, с которой они прикасались к своим спутникам, дразня и приглашая к…

Кеншин сглотнул, ощутив слабость.

– Почему это плохая идея? Сам Танака пригласил нас. – Макото улыбался, явно довольный собой.

Весельчак налил им всем по полной чашке саке и улыбался так, словно это был лучший день в его жизни.

Даже Хидеёси, кажется, не понимал, в чем проблема.

Ради бога! Кеншин наклонился к Макото и прошипел ему в ухо:

– Эти люди из Сацумы!

– И? – спросил Макото, сбитый с толку. – Мы из Аки, в чем проблема? Успокойся, милашка, и отдыхай. Это будет веселая ночка!

Кеншин уткнулся лицом в сгиб правой руки, выпустив приглушенное «оро». Несмотря на все попытки сохранять спокойствие, его пальцы сжались на рукояти катаны, которую он поставил возле левого плеча. Разумеется, крикливый идиот не помнил, что Кеншин не из Аки.

Слава богу, что четыре года, проведенные в плавильном котле Киото, сгладили его провинциальный акцент, к тому же процесс облегчило его увлечение архаичной речью, используемой старыми самураями.

Но все же все знали, что хитокири Баттосай из Чоушуу.

Ему действительно, на самом деле нужно уйти. Он должен был уйти в ту секунду, как только понял, что гостиница под покровительством людей Сацумы, но он был слишком потрясен, чтобы реагировать. А теперь как ему уйти, не привлекая внимания?

– Ах, Макото! Ты пришел навестить нас, как и обещал, и привел с собой друзей! Добро пожаловать, добро пожаловать! – немолодой самурай, примечательно объемный в талии, с широкой улыбкой на лице, подошел к ним. – А вы, ребята, готовы показать свое мастерство в игре в кости?

– Ты поспорил, Танака! – громко объявил Макото и ухватил Кеншина за плечо очень знакомым жестом. – Пожалуйста, садитесь с нами! Я и милашка готовы очистить ваши карманы!

Неожиданное прикосновение заставило Кеншина сесть прямо, как шомпол, и дрожь отвращения пробежала по спине. К счастью, Хидеёси, сидевший с другой стороны, заметил это и ткнул Макото в бок. Не говоря ни слова, Макото отпустил его плечо и зарылся в складки кимоно, вытаскивая свои знаменитые счастливые кости.

– Какой энтузиазм! – рассмеялся Танака-сан. – Вы, ребята, безусловно можете попробовать.

Итак, игра началась, и в целом проходила неплохо. Макото сделал из нее отличное шоу, развлекая группу даже тогда, когда выиграл целую серию. Кеншин развлекал себя, пытаясь предсказать, как лягут кости, достаточно часто угадывая, чтобы выиграть больше денег, чем проиграл.

В некотором смысле, Кеншин мог понять, почему люди находили такого рода вечеринки привлекательными. Медленно, но верно даже он начал расслабляться. Эти люди его не знали. Они его не боялись. Скорее всего, они думали, что он… эм, компаньон Макото. По крайней мере, если учесть взгляды, которыми они его награждали, когда весельчак говорил что-то кокетливое или прикасался к нему.

Кеншину не нравилась эта идея, но она позволила мужчинам здесь рассматривать его как что-то несущественное и заставляла их игнорировать его сходство с самой известной страшилкой Киото. Так что он отчаянно пытался не допустить, чтобы привычная фамильярность Макото вывела его из себя.

К сожалению, саке, которое им предлагали, кажется, не заканчивалось, и Макото с энтузиазмом пользовался возможностью бесплатно выпить. Учитывая компанию, Кеншин не мог отказаться от выпивки, не оскорбив хозяина. Он старался пить медленно, крошечными глотками. И что с того, что люди думали, что он странный и женственный?

Он не собирался напиваться в столь непредсказуемой ситуации. Это, конечно, не сильно помогало, поскольку прошли годы с тех пор, как он последний раз напивался, к тому же из всех людей на вечеринке он был самым маленьким.

Малопьющий, как насмешливо заявил Макото, когда он оправдывал свое неспешное питье.

– Скажите, хорошенький маленький друг Макото… как ваше имя? Я плохо его расслышал, – спросил Танака с доброжелательной улыбкой на лице.

Сердце Кеншина екнуло. Это был первый раз, когда его спрашивали напрямую, и он не мог отказаться от ответа. Что ему сказать? Среди повстанцев хитокири Баттосай был известен как Химура Баттосай. Хм, да…

Пытаясь улыбнуться, он тихо прошептал:

– Сего недостойного зовут Кеншин, вот что.

– Кеншин? Как «преданность»? Хорошее имя. Подходит вам. – Танака рассеянно сделал еще один глоток саке. – Скажите, вы тоже сражаетесь за общее дело? Потому что, клянусь, я видел вас где-то, но хоть убейте, не помню, где.

– Оро… – Кеншин напрягся. – Ну, хм… сей недостойный много работает телохранителем, вот что. Легкая работа, в основном ждать и выглядеть шикарно. Господин Танака мог видеть сего недостойного во время этой работы, вот что, – объяснил он, пытаясь отвлечь внимание. Последнее, что ему было нужно, это быть узнанным и вынужденным сражаться, так что чем меньше эти люди будут думать об этом, тем лучше.

– Выглядеть шикарно? – Танака испустил насмешливый смешок. – Видел я таких маленьких хорошеньких штучек, как вы. А если вы еще можете использовать эту зубочистку как меч, это, вероятно, срабатывает как эффект неожиданности.

Кеншин старался продолжать улыбаться и не дать своему растущему раздражению прорваться наружу. Выражение его лица, вероятно, было ужасно фальшивым, но…

– О, Танака, заткнись. Милашка чертовски хорошо владеет мечом. Его просто ужасно перегружают работой в нашем подразделении. Хотя это глупо. Я мог бы сделать большую часть той работы, которой грузят милашку. Это очень несправедливо, что начальники дают одним больше работы, чем другим, как считаете? Мы получили этого хорька в качестве начальника, и он очень любит усложнять нашу жизнь. Он постоянно гоняет нас, и нам редко удается отдохнуть. Можете представить, каково иметь такого начальника?

К счастью, вмешательства Макото оказалось достаточно, чтобы привлечь внимание Танаки к любимому занятию всех солдат – обсуждению начальства. Самурай из Сацумы охотно заглотил наживку, и разговор перешел в другое русло, мало нуждаясь в участии Кеншина, за исключением нескольких кивков и согласного или несогласного мычания время от времени.

Однако слушая и наблюдая, как разворачивается разговор, Кеншин начал медленно понимать кое-что о Макото. Независимо от того, насколько грубым, несдержанным и громким был весельчак, он не был глупым. На самом деле как раз наоборот.

Всякий раз, когда люди пытались втянуть Кеншина в разговор или спросить о чем-то, а он не знал, как ответить, Макото вмешивался и прерывал их, отвлекая и направляя разговор в другое русло.

Словно… все драматические и громкие действия Макото были не чем иным, как игрой. Кеншин просто до сих пор этого не понимал.

Конечно, большая часть этого театра одного актера была подлинной. Никто не может так симулировать всю личность, тем более так последовательно и в течение такого долгого времени. Но это было похоже на манеру Ито-сана. Он так тонко смешивал ложь и полуправду, что люди не понимали, где заканчивалась ложь и начиналась правда.

Нахмурившись, Кеншин посмотрел на Хидеёси, который с улыбкой наблюдал за представлением Макото. Он, по всей видимости, был единственным, кто мог видеть, где Макото начинает действовать по правде, где начинается удобная ложь, и что является подлинным. Очень похоже на то, когда Кеншин и Ито-сан были захвачены теми новичками из Мимаваригуми, и Кеншин был единственным, кто мог уловить истину в речах Ито-сана.

Но здесь и сейчас – честно говоря, даже в их подразделении – все, что люди видели в Макото, это громкого и наглого молодого человека, за чьим возмутительным поведением было интересно наблюдать. Они воспринимали его как безобидного дурачка, а не того, от кого следует держаться подальше, и это позволяло Макото идти куда угодно, разговаривать с кем угодно, даже с теми, до кого ему не было никакого дела. И Хидеёси говорил, что именно Макото обманом протащил его в повстанческие войска, несмотря на то, что он не был самураем.

Кеншин прикусил изнутри щеку. Не это ли предлагала леди Икумацу, чтобы безопасно выходить в город?

Именно… не так ли?

Если посмотреть на все происходящее с этой точки зрения, действия Макото завораживали. Самураи, которых он обыгрывал, отбирая с трудом заработанные деньги с помощью своей возмутительной удачливости, были из Сацумы. И неважно, что Макото и Хидеёси были родом из Аки, они присоединились к силам Чоушуу. По здравому смыслу и логике это должно было стать причиной проблем. И вдобавок Макото и Хидеёси втянули в эту авантюру Кеншина, что само по себе было примечательным. Но здесь никто не обратил внимание на очевидные вещи. Сацумцы должны были иметь на них зуб, хотя бы по ассоциации. Но нет. Вместо этого они весело приняли их на своей вечеринке, делились выпивкой и едой с тремя незнакомцами, не задавая никаких вопросов.

Однако Кеншин был не уверен, что сможет делать так же, как Макото. Он просто не был таким… открытым. Говорить легко, по первой мысли, не задумываясь о весе каждого слова? Для него вещь невозможная. Но это и не главное, верно?

Суть действий Макото в том, чтобы быть громогласным, и, следовательно, невидимым. Если бы Кеншин научился делать что-то подобное, если мог заставить это работать на него, это бы решило многие его проблемы. Так что Кеншин оторвался от своих раздумий и, впервые до настоящего времени, обратил серьезное внимание на весельчака.

– …но самое уморительное, что я когда-либо видел, это когда Баттосай искупал в реке целый отряд Шинсенгуми. Я имею в виду, все знают, что он сделал этот прием целым искусством: пара быстрых, как молния, взмахов, и бум! Мост распадается на части, и все, кто на нем был, принимают освежающую ванну! Но черт побери, когда я увидел это собственными глазами, это было просто… прекрасно! Этот момент я буду хранить в памяти до самой моей смерти! Видите ли, поступая таким образом, Баттосай заставил целый отряд объяснять свой провал командирам. Я имею в виду, я бы предпочел убить их всех, на самом деле, но с другой стороны… унизить их таким образом еще лучше! – На протяжении всей истории Макото размахивал руками, и его медово-карие глаза искрились весельем.

Кеншин напрягся. Что, черт возьми, делает Макото? Нет худшей темы для разговора!

– По правде, я не стану утверждать, что меня сильно заботит Чоушуу и их излишне оцененный убийца, – сказал Танака. – Я пробыл в столице достаточно долгое время, и ни разу даже мельком не видел этого легендарного хитокири. Держу пари, слухи о нем сильно преувеличены.

– О, не знаю, – Макото усмехнулся. – Я видел Баттосая. Эй, не смотри на меня так. Я на самом деле видел его, и этот парень… черт, как он сражается. Он так быстр, что его движения невозможно увидеть. В один момент он здесь, а в другой уже на другой стороне улицы, и дюжина парней мертва. Я не знаю, как он это делает, но это поразительно. Многое бы я отдал, чтобы узнать, как делать то же самое, – проворчал Макото, а в следующую секунду воскликнул: – ага, я снова выиграл! Платите, хвастуны!

Весельчак наклонился, чтобы собрать свой выигрыш, сопровождая это глубокими поклонами и преувеличенно вежливыми жестами, которые были настолько чрезмерны, что граничили с насмешкой. Но никто не оскорбился. Никто даже ухом не повел. Мужчины пропустили оскорбление мимо ушей и с улыбками отдали деньги Макото.

А затем одна из… дам, которая… эм, развлекала гостей, решила перейти к их группе. Мужчины приветствовали ее веселым свистом, и она приветливо улыбнулась, принимая с изяществом их энтузиазм, осматриваясь, где бы присесть…

– Эй, красавица, – обратился к ней Танака. – Думаю, самое лучшее для тебя место здесь, рядом с молодым другом Макото. – И он указал на пустое место, которое Кеншин кропотливо создавал между собой и ближайшим самураем из Сацумы. Именно туда он отодвигался, когда Макото становился слишком навязчивым, но теперь…

– Спасибо! Мне приятно посидеть с вами, благородные господа, – ответила дама и осторожно присела рядом с Кеншином, расправляя свое затейливое кимоно так, чтобы на нем не было ни одной морщинки.

Ее хорошо контролируемые отточенные движения, даже ее вишневые духи, сразу навеяли воспоминания. И они не были приятными. Нет, манеры, духи, тщательно выбранное одеяние были так далеки от естественной элегантности Томоэ, что разница была резким, почти яростным отличием от того маленького кусочка счастья, что Кеншин хранил как драгоценность в своем сердце.

Его Томоэ… она была изящной, но сдержанной. Настоящей леди. А эта девушка была весьма откровенна в своих намерениях.

Кеншин выпрямился, стараясь не показывать свое отвращение. Макото наклонился к нему, шепча на ухо.

– Скажи, милашка, если тебе действительно не нужно мое внимание, то как насчет нее? Каждый мужчина должен получать некоторое удовольствие. Все то время, пока я тебя знаю, ты ни разу не смотрел на красоток. Это ненормально.

Дыхание у Кеншина перехватило, и он повернулся к Макото. Вместо того, чтобы говорить дальше, тот резко взглянул на него, кивнул в сторону девушки рядом с ним и поднял в ожидании бровь.

Вес вовсе не прозрачного намека Макото, ситуация, в которой он оказался, ожидания общества в этом отношении… Боги! Он чувствовал себя так, словно удавка сжималась на его шее, все туже и туже. Все вокруг улыбались и наслаждались компанией, играми, разговорами и бесплатным алкоголем. А он на грани паники только потому, что люди сидят по обе стороны от него.

Нормальный?

Он какой угодно, только не нормальный. Кеншин был хорошо осведомлен об этом.

Любой здравомыслящий человек должен быть в состоянии справиться с этим. Правда, он не был ярким примером здравомыслия даже в его лучшие дни, но и не был сумасшедшим. Не был! Не таким, каким его пытается выставить Накамура.

Так что в словах Макото есть смысл?

Все мужчины, которых Кеншин когда-либо слышал, отзывались о физической близости как о лучшем, что с ними случалось.

И тогда, в Оцу… Кеншин тоже делал эти вещи, с ней.

Сейчас любое прикосновение, независимо от намерений, отталкивало. Даже когда он мог остановить себя от того, чтобы уклониться от случайных прикосновений, то, конечно, не чувствовал от них никакого удовольствия. И да, он всегда мог сказать, что когда весельчак прикасался к нему, это не в счет – в конце концов, весельчак был мужчиной, а Кеншина не волновали мужчины, не в этом смысле – но, конечно, он должен быть в состоянии любить женское внимание?

Или нет?

Кеншин бросил осторожный взгляд на девушку, что сидела слева от него. Она выглядела и вела себя так, как следовало ожидать от девушки ее статуса и профессии. Ее манеры не были изысканными и элегантными, ничего подобного тем утонченным куртизанкам, которых он видел, когда сопровождал Кацуру-сана на встречи руководства Ишин Шиши, или тем гейшам или майко, которых видел, когда собирался навестить леди Икумацу.

Эта девушка была… проста в проявлении своего внимания. Ее улыбка была кокетливой, ее взгляды оценивающими, ее жесты приглашающими, и любые ее прикосновения не несли никакого особого значения для нее, были лишь средством для достижения цели.

Так что, пока игра в их группе продолжалась, и девушка слева начала двигаться поближе к нему – наклонилась, провела пальцами по его левой руке – Кеншин позволил ей касаться себя. Он ничего не говорил, не давал даже намека на протест, даже когда она подобралась ближе.

У него не было к ней никакого интереса.

Как ни жестоко это было с его стороны, но он только хотел узнать, сможет ли терпеть ее прикосновение. Посмотреть, сможет ли она вызвать в нем хотя бы намек на волнение или желание.

В их маленьком раю с Томоэ близость была такой легкой, такой естественной… самой совершенной на свете вещью. Боги, как он скучал по этим моментам близости с ней, когда ее темные глаза расширялись, а молочно-белая кожа блестела от пота. И ее груди – о, он так любил ее груди: ласкать их, ощущать их мягкость, целовать и покусывать ее дерзкие соски, когда они блестели от его слюны, покрасневшие и твердые.

Мягкий изгиб груди прижался к его левой руке, и Кеншин прикрыл глаза, пытаясь сосредоточиться на ощущениях.

Тогда ему немного нужно было, чтобы жидкий огонь потек по его жилам. Все, что было необходимо, это ощущение ее мягкой кожи или ее сбивающееся от желания дыхание.

– Вы очень красивый мужчина, благородный господин, – хрипло прошептала девушка ему на ухо. Ее теплое дыхание щекотало его шею, ее пальцы пробежали по его плечу, скользнули по спине, а затем она обвила его рукой, заключая в объятия. И вдруг желчь поднялась к горлу, омерзительные мурашки побежали по коже, и крохотные волоски на загривке встали дыбом.

Это было в сто раз хуже, чем от самых смелых попыток Макото. Кеншин сглотнул, пытаясь удержать дыхание, пытаясь сдержать чувство отвращения.

О боги, почему так? Почему намного хуже, чем с Макото?

Он думал, что может справляться с домогательствами весельчака, потому что его никаким образом не привлекал этот идиот. Прикосновение мужчины должно быть более отталкивающим, чем прикосновение женщины, не так ли?

– Скажи, милашка, мне интересно, есть ли у тебя девушка в городе, или кто тот человек, кому ты носишь цветы? – спросил Макото, сидящий справа от него, и наклонился ближе.

Кеншин хотел вздохнуть, но горло словно что-то перекрыло, блокируя дыхание…

А люди смотрели на него, ожидая его ответа.

Холодный пот потек по лбу, пока он старался подавить волну паники, угрожавшую захлестнуть его с головой. Дыши! Просто дыши! Ты не можешь потерять разум! Ты не можешь!

Но почему, черт его побери, Макото решил вспомнить о ней сейчас?

Ярость всколыхнулась в нем, он обхватил пальцами рукоять катаны, ища что-то жесткое, за что мог бы зацепиться. У него не было никакого намерения делиться своими драгоценными воспоминаниями ни с кем из этих людей.

– Оро, так, ничего, – пробормотал он, пряча глаза за длинной челкой, пытаясь казаться бесстрастным. – Просто кое-кого сей недостойный старается посещать так часто, как возможно, вот что.

– Вы покупаете вашей подруге цветы? О, как романтично! Вы бы купили цветы для меня? – Девушка потянулась, чтобы отвести его длинную челку в сторону, и обхватила его левую щеку.

Так же, как всегда делала она.

Чувство отвращения стало настолько сильным, что Кеншин не выдержал и вскочил на ноги, освобождаясь от ее липких объятий, и зарычал:

– Она была моей женой, и она умерла!

Все словно остановилось в этот момент.

Девушка смотрела на него снизу вверх, распахнув потрясенные глаза.

– Этот шрам…

– Жена?! – воскликнул Макото. – Ты был женат?!

А Кеншин… не мог справиться с эмоциями. Просто не мог. Все смотрели на него так, словно он сошел с ума. Ему нужно было уйти. Но он не мог. Не было возможности скрыться. И он закрыл лицо руками и пытался справиться с дыханием: вдох и выдох, вдох и выдох… отчаянно стараясь отрешиться от мира и взглядов, прикованных к нему.

Но потом он почувствовал ки Хидеёси, слабую, теплу, но взволнованную.

– Кеншин, ты в порядке?

И этого присутствия кого-то хорошо знакомого оказалось достаточно, чтобы собраться, сбить панику, достаточно, чтобы поднять взгляд на друга.

Хидеёси был рядом. Кеншин был не один.

– Я… я прошу прощения, – прошептал Кеншин, заливаясь краской стыда. Сейчас он действительно мало напоминал нормального человека. Но присутствия Хидеёси было достаточно, чтобы он смог сориентироваться и осознать, что лицо все залито холодным потом. Он насухо вытер его рукавом, онемев от смущения и стыда.

– Все нормально, – заверил его Хидеёси и сделал шаг назад, давая ему возможность подняться. – Пойдем. Давай передохнем.

Они нашли тихий угол на балконе второго этажа гостиницы и без лишних слов прислонились к перилам. Балкон выходил на задний двор, но с его высоты можно было видеть оживленную улицу города за забором. Зимняя ночь была холодной, диск луны висел в безоблачном небе. Неподалеку блики от фонарей плясали на темных крышах.

Понемногу Кеншин выровнял дыхание.

За инцидент в общей комнате ему следовало извиниться. Особенно перед девушкой. Он так грубо ее оттолкнул. Он мог причинить ей боль! Это же не ее вина, что он был уродцем, неудачником и, в довершение ко всему, эгоистичным идиотом.

Просто те вопросы Макото разбудили худшие его страхи и сомнения, вот и все.

Хидеёси неловко откашлялся, прерывая его меланхолию.

– Итак, твоя жена умерла?

Кеншин закрыл глаза, тихо выдохнул и прошептал:

– Да. Прошло почти три года.

Прошли годы с момента ее смерти, но рана все еще кровоточила. Даже простое напоминание ранило.

Ему не хотелось говорить об этом, но ему было стыдно за свою вспышку, к тому же Хидеёси всегда был разумным. Его ценность была в том, что он просто находился рядом с людьми, которые в этом нуждались.

– Это так печально. Я соболезную твоей потере, – сказал Хидеёси. – Тебе, должно быть, трудно продолжать борьбу после такой потери? Я имею в виду, что я сражаюсь ради девушки. Я сражаюсь, чтобы сделать этот мир лучше для нее… и после того, как все закончится, я найду ее. Я ничего не ожидаю, но было бы хорошо, если бы она нашла для меня место в своем сердце, если бы я смог завоевать ее расположение. Поселиться вместе с ней, иметь дом и семью. После войны…

Было трудно побороть ревность, вспыхнувшую в сердце при виде картины, нарисованной Хидеёси. В конце концов, они были не столь отличными от тех неуверенных надежд, которые питал Кеншин… целую жизнь назад. Для него эта прекрасная мечта была недосягаемой. У него был шанс, и он разрушил его самым худшим из способов.

Кеншину было отдаленно известно, что большинство людей были в состоянии попробовать еще раз, преодолев ужас настоящего и надеясь на что-то лучшее. Кто-то был способен отпустить свою печаль и найти другую любовь…

Так что эта мечта вовсе не была невозможной, во всяком случае, в теории.

Но для него?

Слишком большой вопрос.

Правда, в течение этих трех лет он тоже задумывался о жизни после ужасов войны, когда ему не придется больше убивать. Проблема в том, что у него не было никаких других навыков, кроме кендзюцу. Все, что он знал, это войну.

Разве это важно?

Как прекрасно было бы отказаться от меча. Оставить все, что он знал, осесть где-нибудь в глуши, где люди никогда не слышали о Баттосае, об Ишин Шиши, и ничего не знают о войне. Там даже такой неудачник, как он, смог бы начать все сначала и жить в мире, стремясь помочь другим.

Это была бы хорошая жизнь.

Она одобрила бы то, что он ищет искупления своих грехов, помогая другим.

Эта мысль раздражала, как соль открытую рану, и Кеншин вздохнул, быстро моргая, чтобы прояснить глаза.

– Когда нашел самого лучшего в мире человека, а потом потерял его, как можно когда-нибудь думать о другом? – услышал он собственный голос.

Хидеёси не ответил. Кеншин не стал оборачиваться на него. Ему не нужно было смотреть, чтобы знать – в глазах Хидеёси сейчас сопереживание и сострадание. В этом был весь он.

– Я скажу Макото, чтобы он прекратил флиртовать с тобой.

– Оро?

– Все хорошо. Он послушает меня, – мягко сказал Хидеёси. – Но ты же знаешь, что он не имеет в виду ничего плохого.