Текст книги "This one. Книга третья. Путь к бродяге (ЛП)"

Автор книги: theDah

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

– Ты даже не знаешь, о чем я хотел спросить! – Он наклонился ближе, прищурившись. – Ты точно не заинтересован? Я неприятный тип или плохо выгляжу? Разве не может быть между нами хоть какой-то солидарности или дружбы? Фудзивара сказал мне, что ты тоже предпочитаешь мужчин, и раньше у тебя даже был наставник! Я не старый и не настолько выдающийся, как некий морщинистый лысый старикашка, но я могу делать абсолютно безнравственные вещи своим…

Черт побери! Кеншин стиснул зубы и посмотрел вниз, пряча глаза за длинной челкой. Неважно, что он ему говорил, казалось, не было никакого способа заставить этого идиота поверить ему. Что ему сделать, чтобы поставить точку? Кроме убийства и нанесения тяжких телесных повреждений он уже перепробовал все! А теперь еще Фудзивара-сан пошел и рассказал этому дураку о слухах насчет Ито-сана и его!

Лучше прояснить все сейчас, пока он не растерял последние остатки своего терпения. Голосом, полным угрозы, Кеншин прошипел:

– Макото-сан, сей недостойный не заинтересован в отношениях ни с кем. Вообще.

– Что? Ни с кем? Вообще? Что, черт побери, с тобой? – Макото был несказанно удивлен. Он сделал глубокий вдох, словно собирался продолжать свою болтовню, но вдруг вместо того, чтобы начать, сглотнул и ударил себя по щеке. – Нет! Я не позволю тебе снова отвлечь меня! Я хотел попросить тебя о чем-то важном! Не то чтобы стремление к твоей любви было неважным для меня, но… Ах, я о Хидеёси.

Кеншин поднял голову, заморгав как сова. Макото, веселый непочтительный Макото, стоял сейчас прямо, как ружейный шомпол, избегая его взгляда и сжимая руки в кулаки. Он снова делал глубокий вдох, а потом затараторил:

– Хидеёси первый раз убил сегодня ночью, и теперь он со мной не разговаривает! Он даже не хочет находиться рядом со мной! Я не знаю, что с этим делать! Я имею в виду, что никогда не имел шанса убить кого-нибудь их этих собак Бакуфу, так что откуда мне знать, что сказать ему? Но потом я вспомнил, что из всех людей, которые здесь находятся, Хидеёси любит тебя. И ты знаешь все об убийствах. Я имею в виду, что ты стал практически легендарным из-за того количества людей, которых убил, и своей ледяной выдержки на работе. Так что на самом деле нет никого, кто бы лучше всего рассказал Хидеёси о том, какая чушь его ненужный драматизм, и встряхнуть его. Кроме того, я сегодня хотел пойти в город, но не хочу идти один, так что…

Кеншин так и сел там, где стоял, пытаясь разобраться в тираде Макото, но потерпел оглушительную неудачу. Этот идиот ссылается на миссию по охране, на которую их отправили прошлой ночью?

Прошлой ночью… их отряду и двум другим было поручено охранять важное совещание между Сайго-саном, Кацурой-саном и Сакамото-саном, которое проводилось в поместье Сузу-я, но отряды Айдзу устроили на них засаду. На раннем этапе схватки Кеншину пришлось иметь дело с хитокири из Айдзу, так что он потратил довольно много времени, чтобы разделаться с ним в бамбуковой роще, окружавшей усадьбу. Ему не удалось увидеть, как остальные справились со своими схватками, но, судя по всему, все закончилось вполне благополучно. Повстанцы потеряли только пятерых – двоих убитыми и троих ранеными – и ни одного из их отряда.

Хидеёси убил кого-то и плохо это перенес?

Кеншин нахмурился, пытаясь вспомнить. Когда произошло его первое убийство? Это должно было быть довольно давно, когда он не был настолько нечувствительным, что убивал легко. Память раздражающе напомнила: самураи и горящая деревня, и защита кого-то. Кеншин потер лоб, пытаясь вспомнить. Это было так давно. Сколько ему было? Одиннадцать? Да, что-то около того.

Это слишком… рано.

Как он отвратителен! Даже будучи ребенком, он уже был убийцей!

Чья-то рука схватила его за плечо.

– Эй, милашка! Ты здесь или нет? Я просил тебя…

Дрожь пробежала по позвоночнику, и Кеншин распахнул глаза. Макото прикасался к нему! Он с шипением отпрянул назад.

– Не трогай меня!

– Хорошо-хорошо! О боже, успокойся! – Макото поднял руки в знак капитуляции. – Я не буду трогать тебя. – Он усмехнулся. – По крайней мере, пока ты сам не захочешь.

Кеншин сделал глубокий вдох и закрыл лицо руками, пряча глаза и румянец смущения, заливший щеки. О боги! Неужели он настолько сломлен, что простое прикосновение или шаг в его сторону так сильно действует на него?

Он покачал головой. Это не имеет значения. Просто еще одна сумасшедшая история, которая с ним произошла, и ничего больше.

– Что вы хотите, чтобы сей недостойный сделал? – спросил он, сдаваясь. Он не хотел, чтобы Макото заострял внимание на его глупом поведении. Последнее, что ему нужно, чтобы его проблемы стали известны остальным повстанцам, а весельчак нисколько не фильтровал то, что говорил всем подряд.

– Я подумал, что ты мог бы поговорить с Хидеёси, помочь ему преодолеть его печаль, – сообщил ему Макото. – Это просто убивает меня. Что такого особенного случилось? Мы сражаемся за революцию, так ведь? Убийства должны быть данностью для всех нас.

Слушая эти логические выкладки, Кеншин не удивился тому, что Хидеёси не захотел говорить с Макото, и сам того не желая, наклонил голову.

– О! Здорово! Спасибо! – Макото был в восторге. – Я обещаю, что прощу тебя за то, что ты обыграл меня в кости, если ты поможешь моему другу! – А потом, ни о чем не задумываясь, он весело убежал.

Какого черта? Кто, дьявол побери, может говорить такие вещи с таким бесстрастным лицом? Как этот идиот всегда раздражает его, заставляя чувствовать себя так неловко и неуютно. Кеншин смотрел ему вслед совершенно смущенный.

А потом его настигло осознание.

О нет!

Он уткнулся лицом в сгиб руки. Ему хотелось кричать и плакать. Он сделает все, все, что угодно, только бы вернуть назад последние две минуты своей жизни и не обещать того, что он, видимо, только что обещал.

Хидеёси был во дворе. Он сидел на крыльце и глядел в пустоту. Он выглядел так, что сразу становилось понятно, что ему не нужна компания или пустые разговоры. Его ки ощущалась слабой, но нестабильной, сигнализируя о том, что что-то темное творится на душе у этого человека.

Кеншин был знаком с таким настроением. Так он чувствовал себя довольно часто. Но что он знал о разговорах с людьми или, тем более, о способах ободрить их?

Абсолютно ничего.

К тому же он познакомился с Хидеёси всего две недели назад. Он почти ничего не знал о нем или о его жизненных обстоятельствах. Однако даже ему было понятно, что с Хидеёси что-то не так. Эта задумчивость, угрюмый взгляд… это было так непохоже на сильного, надежного Хидеёси.

Может, нашелся бы кто-то более способный, чтобы взять на себя эту задачу? Но никто не знал этих новобранцев особенно хорошо. Странная парочка проводила время исключительно с ним. Ну, они больше доводили его до точки кипения, но…

Он пообещал помочь.

И, к тому же, даже если Кеншин ничего не понимал в разговорах с людьми, он был абсолютно уверен, что Макото еще меньше подходил на эту роль. Так что он вышел из дверей, откуда наблюдал за Хидеёси, и присел неподалеку от него.

Оперевшись на колени, Кеншин уставился в траву, пытаясь придумать, что ему сказать.

Хидеёси опередил его.

– Выражение его лица расстраивает меня больше всего, – сказал он низким рычащим тоном. – Знаешь, он побеждал. Усмехался, потому что был уверен в победе, а потом посмотрел вниз и увидел меч, торчащий из груди. Он выронил свою катану и попытался схватить мой клинок. Я не знаю, зачем. А потом он понял, что уже мертв. Он знал, что назад дороги нет. Его охватил страх, и его глаза… они были такими безнадежными…

Кеншин закрыл глаза и тихо выдохнул. Он точно знал, о чем говорит Хидеёси. Он тоже ненавидел этот взгляд. Но в его случае его противники погружались в пучину отчаяния в ту секунду, когда видели его волосы, его шрам, и слышали, как их товарищи шептали слово «Баттосай».

Он не знал, что делать со своими руками. Его пальцы дрожали от необходимости схватиться за что-нибудь, направить куда-то свою нервную энергию. Мечи были на поясе, слишком высоко, так что он принялся теребить рукав.

– Это не станет легче, – сказал он наконец. – Если же станет… значит, с тобой что-то не так.

Это была правда. Никто не должен был быть способен убивать как он, холодно и бесстрастно. Словно это так легко.

– Убивать людей необходимо. Чтобы революция стала успешной, чтобы мы смогли построить новый мир. Жизни наших врагов – это жертвы, принесенные ради этого дела. Но они тоже люди, и мы никогда не должны забывать об этом. – Кеншин пытался облечь свои беспорядочные мысли в слова. – Кендзюцу это искусство убивать, несмотря ни на что. Так что пока ты борешься за свои убеждения, по достойной причине… можно научиться терпеть боль, которую приносит меч, вот что.

– Не думаю, что я смогу, – прошептал Хидеёси, и его голос сорвался.

Ссутулившись, чтобы стать меньше, Кеншин ожесточенно сжал ткань рукава. Какой из него помощник! Он только делает все хуже!

Хидеёси задышал отчаянно, резко и сильно вдыхая и выдыхая. Молчание между ними накалялось.

Кеншин чувствовал себя подавленным только от того, как слышал, как юноша боролся со своими эмоциями. Он не мог вымолвить ни слова!

– Знаешь, я всегда был неудачником, – резко сказал Хидеёси. – Четвертый сын купца, бездельник на замену. Моих братьев учили основам бизнеса, а я не заслужил ничего, кроме базового образования. А потом, в один прекрасный день, мой старик вернулся из поездки с каким-то самураем, охранявшим его. Уважаемым и известным мечником. Отец хотел, чтобы я стал его учеником, но только одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что я не смогу. Отец никогда не давал мне забыть об этом. Он говорил, что я должен был убедить его, что я легко смог бы получить такого известного мечника в качестве учителя и занять место его единственного ученика. – Хидеёси усмехнулся, наполовину сердито, наполовину весело. – Знаешь, много лет я действительно ревновал к этому ребенку. Я научился кендзюцу ему назло. Я мечтал, что когда-нибудь встречусь с ним и докажу, что я так же хорош, как и он.

Кеншин не знал, что ответить, так что просто пожал плечами и начал вытягивать нитку из рукава. Такие истории были обычным явлением. Кендзюцу можно было научиться либо с Мастером, либо присоединившись к какому-нибудь додзё. В крупных городах часто было несколько конкурирующих школ, а в сельской местности легче было найти обучение один на один.

– Думаю, что я потерпел неудачу даже в этом, – самоуничижительно усмехнулся Хидеёси. – Я убил одного человека и превратился в развалину. Может, мой старик был прав, сказав, что я ни на что не годен.

Напрасная критика, подумал Кеншин.

– Не стоит говорить, что ты неудачник. Но причины для борьбы… вот что важно, – сказал он мягко, в первый раз ощущая, что наконец-то говорит что-то осмысленное. – Причина, по которой сей недостойный совершил первое убийство, заключалась в том, что несмотря на то, насколько это было больно, он знал, что это было правильно, вот что.

Тогда он убил, чтобы защитить. Это была хорошая причина. Это было правильным поступком. Но, оглядываясь назад… Если бы он не вмешался…

Кеншин нахмурился.

– Или он так думал, – добавил он машинально.

– Так что насчет твоего первого убийства? – спросил Хидеёси. – Я имею в виду, что впервые услышал слухи о Баттосае года два назад, но ты говорил, что уже четыре года в Ишин Шиши.

– В то время сей недостойный был просто невежественным учеником и подрался с двумя самураями. Он убил из обоих, чтобы защитить девочку, но сейчас, оглядываясь назад… вероятно, он сделал ее жизнь труднее своим поступком.

– Как ее зовут?

Кеншин не видел смысла скрывать это, так что ответил.

– Мия.

Ки Хидеёси упала от мутного слабого ощущения к морозной холодности.

– И теперь ты жалеешь об этом? – Его голос был напряженным и нервным, почти злым.

Кеншин не задумывался, почему. Потому что, делая подобный плохой выбор, он тоже был зол сам на себя. Хорошо, что Хидеёси понял, каким неудачником был и он сам.

– Иногда, – признался он. – Не о том, что защищал ее, нет. Но о глупости и несправедливости, которая стала причиной стычки? Действительно жалею.

Тишина, повисшая между ними, затянулась надолго, пока Хидеёси не нарушил ее.

– Этот мальчик, которому я завидовал. Я на самом деле пошел искать его. Это было первое, что я сделал, когда покинул Хиросиму. Было нелегко найти слухи о нем, но я искал и, наконец, нашел других людей, которые видели его. А когда я наконец встретился с ним, то понял, что не могу злиться или ревновать. Мальчик, которому я завидовал, вырос, но был таким несчастным. Талант и великий учитель не принесли ему в жизни ничего хорошего. И когда я увидел его, то понял, что я могу быть лучше и отпустить мою неприязнь к нему. – А потом, по какой-то непонятной причине, ки Хидеёси стала теплее. – Спасибо за напоминание, Химура-сан.

Кеншин взглянул на Хидеёси, озадаченный неожиданным поворотом его настроения.

– И спасибо за твою мудрость в поиске причин для борьбы. Я уже почти забыл это, но у меня тоже были причины присоединиться к революции. Я только что чуть не заблудился в своих воспоминаниях и старых страхах.

– О… – Кеншин уставился на него.

– Знаешь, я солгал рекрутеру о своем имени, – улыбнулся Хидеёси. – Я не самурай, не принят в клан. Я просто сын купца, и эти люди начали бы смотреть на меня сверху вниз, если бы узнали. Но Макото решил сжульничать и настоял, что я не должен позволить такой мелочи, как моя несчастная семья, остановить меня от борьбы за лучшее будущее. Революция даст равные права всем, положит конец бессмысленным самурайским привилегиям. Это все устарело. Кроме того, у меня есть девушка, которую я встретил в Осаке, когда охотился за слухами, – подмигнул Хидеёси. – Я бы хотел вернуться героем и бросить все к ее ногам.

Поднявшись на ноги, Хидеёси подошел и протянул ему руку.

– Давай, пойдем. Я умираю от голода.

Кеншин с опаской посмотрел на протянутую руку. Он не знал, какого рода прикосновения могли вызвать в нем тревожные чувства, и не хотел рисковать, так что поднялся сам.

Улыбка Хидеёси слегка дрогнула. Поняв свою ошибку, Кеншин сделал рукой жест, означающий «только после вас», надеясь успокоить юношу. Хидеёси оживился.

– Да, верно, маленькие шаги, я могу это сделать.

Почему такая мелочь может иметь такое значение, Кеншин не понял. Честно говоря, он не знал, почему Хидеёси это так волнует. Они не были друзьями. По крайней мере, Кеншин не считал их друзьями – он не хотел ни с кем дружить. Было гораздо лучше быть одному, чем беспокоиться о других.

Но после этого разговора он начал уважать Хидеёси.

Что же касается Макото…

Как, черт побери, два таких разных человека могут быть друзьями?

Они добыли на кухне немного еды, и Хидеёси уже одолел половину, когда Кеншин наконец решился спросить об этом.

– О, этот идиот со мной на протяжении многих лет, – нежно сказал Хидеёси. – Мы обучались кендзюцу в одном додзё, там, в Хиросиме, и с тех пор вместе, и в радости, и в беде. И если ты думаешь, что сейчас Макото ужасен, то представь его в пятнадцать лет!

Может, это и объясняет что-то, но…

Нетерпеливый окрик прервал его размышления.

– О, милашка! Ты привел в чувство моего приятеля! Я знал, что могу доверять твоим выдающимся знаниям в деле кромсания людей на куски. Ты выяснил, что с ним не так! Как и обещал, я прощаю тебя за то, что ты побил меня в кости, и вообще всю твою раздражительность!

Ради бога! Кеншин быстро зарылся лицом в сгиб руки. У него не было никаких приличных слов для этого надоедливого идиота! Ему хотелось кричать, но он произнес только слабое «Орооо.»

А когда позже вечером Накамура объявил о миссии по охране контрабанды оружия для трех бойцов, Макото вызвался добровольцем…

И Кеншин не возражал.

Комментарий к Глава 37. Нет, спасибо, мне не нужны друзья

Ну, этот кадр все помнят: https://vk.com/photo-128853700_456239113, а это “милашка”: https://vk.com/photo-128853700_456239114 (тоже все видели)

Как только появится следующая глава, так сразу я ею займусь. Следите за обновлениями.

========== Глава 38. Ночь воспоминаний ==========

Честно хотела выложить главу к 4 августа – юбилею выхода второй части – но была в таком диком восторге от того, что она вышла (к слову, предыдущую автор выложила 25 октября 2016 года), что перевела ее в турбо-режиме и выкладываю сегодня. Наслаждайтесь))

С юга дул ласковый ветер, принося с собой запах моря и ладана. Воздух становился острым, ранняя зимняя свежесть колола ноздри при каждом вдохе. Но еще не было и намека на белый цвет на ее могиле, была только лишенная жизни темная грязь.

– Ну, это лучше, чем снег, – размышлял Кеншин вслух – это вошло у него в привычку. – Когда весна снова придет, сей недостойный принесет тебе цветы, вот что.

Ее могильный камень своей тяжестью удобно расположился за его спиной, и он прислонился к нему, наслаждаясь тишиной кладбища. Неподалеку монах подметал граблями газон, кроме него поблизости никого не было.

Солнце ярко светило в безоблачном небе. Кеншин закрыл глаза и вдохнул прохладный зимний воздух. Какое прекрасное утро.

– Новая эра, о которой сей недостойный мечтал, она на самом деле близко, потому что Сёгун ушел из власти. – Кеншин остановился, пытаясь облечь путающиеся мысли в слова. – Но, однако… это странно. Все меняется. Да, это так. Сей недостойный бывает на собраниях, слушает выступления людей, находящихся у власти. Но когда выходит на улицы и слушает людей… кажется, ничего не изменилось.

Когда он впервые услышал об отставке сёгуна, то почувствовал подъем и надежду. Теперь же, следуя за Кацурой-саном повсюду и наблюдая за людьми, с которыми его лидер вел переговоры и споры, он понимал, что не все так просто.

Официальная отставка Сёгуна Ёсинобу оставила во власти некий вакуум в высших эшелонах чиновничества Бакуфу, состоявших из провинциальных князей, но семья Токугава пока еще весьма значительно влияла на каждый указ, каждый закон, каждое принимаемое решение. Кацура-сан был осведомлен об этом и высказал мнение, что революция не закончится, пока правительство не будет полностью реорганизовано и высшая власть не вернется к Императору.

Так что сейчас повстанцы пытались решить вопрос с политическим рычагом. Если это не срабатывало, появлялись слухи, что верхушку Ишин Шиши нужно уговорить применить силу. Были также разговоры о том, чтобы еще раз попытаться захватить Императорский дворец.

Кеншин не мог сказать, что увлекся этой идеей. Он слишком хорошо помнил, как плохо это стремление закончилось в прошлый раз.

Кацура-сан был с ним согласен и, вместе с Сакамото-саном, твердо настаивал на более мирной тактике. Однако неприятная правда заключалась в том, что никто не мог знать точно, как долго продлятся эти политические игры, и повстанцы теряли терпение.

– Последнее, чего бы хотел сей недостойный, это усиления кровопролития, но в то же время… страшно ждать, что все станет еще хуже, – размышлял Кеншин вслух. Мгновенная мысль пронеслась в голове, и он прикусил щеку изнутри, прежде чем твердо покачать головой. – Нет. Сей недостойный обещал продолжать борьбу до тех пор, пока все не закончится, и он будет продолжать. Скоро, уже скоро все закончится, и тогда сей недостойный сможет оставить убийства.

– Но что ему делать после? – Вопрос осел горечью на языке. – Он помнит обещание, что дал тебе, что найдет способ защитить счастье простых людей, не убивая. Но как ему это сделать? Он не знает ничего, кроме меча, и… он запятнан и сломлен. И устал.

Он потеребил потертый рукав. Ему нужно купить новое кимоно. Легкомысленное лиловое, что ему подарила леди Икумацу, уже совсем износилось. Однако было что-то приятное в этой одежде, теперь, когда он привык к ней. Эти яркие цвета разительно отличались от его рабочего одеяния, и уже за одно это Кеншин любил это кимоно. Но также он заметил, что когда надевал его, люди не относились к нему всерьез, а вместо этого воспринимали как обычного молодого человека на улицах города. Иногда иллюзия была настолько велика, что даже он сам забывал, что он кровавый убийца.

– Было довольно трудно улизнуть от Макото и Хидеёси и прийти сюда одному. Эти двое… Сей недостойный не знает, что и думать о них, вот что. Они настаивают на том, чтобы находиться рядом, даже во время работы. Ни один из них не боится его, и это… что ж, это хорошо, вот что. Может, это означает, что сей недостойный не так опасен, как о нем говорят слухи?

Еще одна мысль пришла в голову. Румянец смущения окрасил его щеки, но он все равно рассказал ей об этом.

– На самом деле, что-то не так с Макото, вот что. Нет другого пути для этого человека, кроме как быть таким… таким… ненормальным!

Он покусал губы, раздумывая над тем, как это звучало. В конце концов, она была дамой. Она бы точно не одобрила подобной вульгарности Макото. Но в то же время она сама поощряла его быть с ней откровенным и делиться всеми своими тревогами.

– Хм… ну, на прошлой неделе Макото попытался, хм… он попытался дотронуться снова. Он делает это достаточно часто, так что это не то, о чем следует шуметь, вот что. Но в этот раз он сделал это по-другому… на этот раз по бедру…

И что еще хуже, Макото сделал это лениво, походя.

Может, поэтому Кеншин и удивился так. Он не ожидал. Он просто проходил мимо Макото, и весельчак провел рукой от бока до бедра, вплоть до паха, медленно, словно смакуя. Конечно, Кеншин был возмущен и гневно прошипел что-то в адрес этого идиота, но дело в том, что…

– Это было так странно, вот что. Сей недостойный понимает, что это было наглым и грубым жестом, словно неотесанный мужлан облапал дешевую юдзё в самом захудалом углу Шимабары. Это должно быть отвратительным и вызывать дрожь во всем теле, но… не вызвало… – Он закусил губу, прежде чем поспешно исправиться. – Не больше, чем любое другое прикосновение, которым весельчак одаривает сего недостойного. Не то чтобы ему понравилось, конечно, нет, но все же это прикосновение должно было ощущаться по-другому, нежели чем прикосновение к руке, плечу или спине. Сей недостойный хотел бы ненавидеть весельчака за это, быть расстроенным тем, что Макото постоянно распускает руки, но нет, его это не расстроило, не больше, чем все остальное, что делает этот глупец.

Даже произнесенные вслух, слова об инциденте и его чувствах не обрели смысла.

– Быть так близко к людям уже не так сложно, как раньше, – признался Кеншин. – Повседневные касания других людей в гостинице, случайные прикосновения незнакомцев на улице, они уже не столь отталкивающие, какими имели обыкновение быть. Сей недостойный больше не паникует. Руки Макото так часто тянутся в сторону сего недостойного, что он привык к ним, вот что.

И как ни неловко было это признавать, но это была правда. В некотором смысле, это было даже хорошо. Даже он смог это понять, потому что в последний раз, когда они играли в кости, и Фудзивара-сан хлопнул его по спине, чтобы поздравить с победой над Макото, он не уклонился от прикосновений другого человека, а наоборот, почувствовал себя лучше. Он ощутил себя принятым, как еще один человек в их группе, а не безумный убийца на грани сумасшествия, от присутствия которого все страдают.

А иногда казалось, что и остальные люди в гостинице начинают это понимать.

– Но чаще всего сей недостойный разговаривает с Хидеёси. С ним просто проводить время. В отличие от весельчака он не извергает никаких грубостей в каждом предложении, не пытается касаться или что-то в этом роде. Он просто рядом. Просто есть. Слушает, пытается понять. Кажется, что если сему недостойному будет нужен настоящий друг, Хидеёси мог бы им стать. – Кеншин фыркнул. – Конечно, куда бы ни пошел Хидеёси, Макото следует за ним, так что это спорный вопрос.

А еще был тот факт, что Кеншин никак не мог понять, почему Хидеёси, похоже, не против возмутительного поведения Макото. Почему сумасшедшие выходки этого идиота его не раздражают? Не выводят из себя? Не расстраивают?

На все случаи откровенного флирта, затянувшиеся взгляды на посторонних людей обоего пола, грубости, которые Макото произносил, даже не останавливаясь, чтобы убедиться, что его никто не слышит… на все это Хидеёси редко, если вообще когда-либо, реагировал. Несмотря на то, что у Кеншина с Хидеёси образовалось что-то вроде дружбы, уравновешенный и спокойный юноша только тогда вставал между ним и Макото, когда Кеншин действительно расстраивался.

Да.

Кеншин моргнул, и кусочки головоломки встали на место.

– Или, может быть… Хидеёси не думает, что Макото вредит кому-то своими сумасшедшими выходками, и останавливает его только тогда, когда становится очевидным, что Макото зашел слишком далеко? Может так быть, не так ли?

От этой мысли ему стало немного лучше. Хотя он на самом деле до сих пор не понимал мотивов этой столь разнохарактерной пары, три месяца спустя после их первой, ужасно неловкой встречи, даже он не мог отрицать, что они дали ему что-то, к чему можно было вернуться после ночей его ужасной работы. Хотя и произошло это довольно поздно.

Он не мог сказать, как много времени провел в ее компании, но, должно быть, несколько часов. Он поднялся на ноги и запахнул грязные полы кимоно.

– Любовь моя, сему недостойному пора идти, вот что. Помни, что он скучает по тебе, каждый день. – На прощание он с нежностью погладил ее надгробие. Потом выпрямился и повернул лицо к ветру, наслаждаясь тем, как он смахнул длинные пряди с его лица.

Хорошо. Освежающе.

К сожалению, приятные ощущения продлились недолго. Как только он вернулся на улицы в центре города, то сразу почувствовал, что за ним наблюдают. И не было в том ничего удивительного: люди опять смотрели на него. Неважно, что он надевал, как убирал волосы, как по-девичьи выглядел, люди все равно его замечали. Хуже, того, они его запоминали. Его бросающиеся в глаза волосы привлекали внимание, и, скорее чаще, чем нет, людские глаза искали его лицо, словно в поисках шрама.

И хотя сейчас ему пришлось бы приложить усилия, чтобы во время своих коротких вылазок найти проблемы на свою голову, которые могли бы окончиться насилием, похоже, беда была неизбежна, и это было лишь вопросом времени.

Слухи о Баттосае больше не были пустыми разговорами или преувеличенными сказками. Нет, здесь, в столице, все знали, что чудовище по имени хитокири Баттосай бродит по улицам города. Волосы, окрашенные в цвет крови его жертв, глаза желтые, как у зверя, меч быстрый, как молния, один удар, который срубает пять жертв сразу – Баттосай на самом деле был худшим из худших, монстром, настолько страшным, что люди видели его только тогда, когда уже были приговорены им к смерти.

Кеншин понимал по большей части, откуда взялось это описание. За исключением желтых глаз. Это ставило его в тупик. Его глаза были странными и бледными, нездорового голубоватого оттенка… фиалкового? Вроде того. Этот цвет он видел в летних цветах и иногда в женской одежде, но никогда у людей. Странно и тревожно было то, что цвет отличался от того, какой фигурировал в слухах. Чем же вдохновилась это выдумка?

Даже Макото и Хидеёси гадали на эту тему не однажды и потратили много времени, придумывая разные сумасшедшие теории о происхождении этой легенды. Как обычно, идеи Макото варьировались от глупых до смешных, как и теория, что «божественная скорость» Кеншина это что-то, связанное с магией, и глаза его меняют цвет в зависимости от того, использует он эту самую магию или нет. Кеншин едва сдержал недоверчивое хмыканье, когда услышал это предположение.

Одна из теорий Хидеёси оказалась довольно правдоподобной.

– В основном мы работаем по ночам, и люди ходят с фонарями, которые дают желтый свет. Он хорошо отражается в твоих бледных глазах и делает их почти желтыми.

Это имело смысл. Он, конечно, не носил с собой зеркало, чтобы это проверить, но, по крайней мере, этот вариант был достаточно правдоподобным.

И, конечно, более реалистичным, чем идея Макото, что он использовал магию, или распространенный слух о том, что лунный свет раскрывает истинную демоническую сущность Баттосая.

Кеншин тихо вздохнул, пытаясь морально подготовиться к той тираде, которую ему придется выслушать, как только вернется в гостиницу. Макото непременно начнет комментировать его выбор одежды и тот факт, что он ушел один…

Как по заказу, лицо Макото высунулось из двери гостиницы.

– Милашка! Что это на тебе надето!? Не пойми меня неправильно, ты выглядишь очень мило, но… но… это же не ты! Ты же огонь и нежность, опасность и красота, слившиеся воедино! А твои волосы! Ты не должен так завязывать волосы! Как насчет того, чтобы я помог тебе расчесать их, привести в порядок? Я только рад помочь! Какая прекрасная идея, не так ли, милашка? И почему ты ушел один? Я так скучал, ожидая тебя, и мне совершенно нечем было заняться, кроме как надоедать Хидеёси! Кроме того, я хочу выяснить, что ты делаешь, когда уходишь один, одетый в это кимоно, с цветами в руках. Может… О, нет, нет, у тебя не может быть женщины на стороне! Или, может, ты уже занят, и поэтому я недостаточно хорош для тебя? О нет, не говори мне! Это невозможно!

– Успокойся, Макото. – Урчащий голос Хидеёси прорезал бессвязный бред Макото. – Дай Химуре-сану немного места, хотя бы чтобы дышать, ладно?

Кеншин облегченно выдохнул, наблюдая, как Хидеёси ухватил Макото за ворот кимоно и вернул чрезмерно увлекающегося юношу назад. Кеншин слегка кивнул ему в знак благодарности и прошел мимо них обоих, направляясь наверх, чтобы переодеться. Он оценил вмешательство Хидеёси. После одиночества на кладбище выслушивать и выносить трескотню весельчака было особенно трудно.

К сожалению, он знал, что это не продлится долго.

Сегодня был редкий день, когда он, как и остальные люди в его группе, были свободны. Накамура не смог найти для него ни одного поручения, что говорило о величине того тупика, в котором они оказались вместе с Бакуфу.

Обе стороны выжидали, чем окончится политическая борьба при Императорском дворе. Для обычных солдат это означало отсрочку от боевых действий. Конечно, всегда был шанс, что дела пойдут катастрофическим образом, и их помощь понадобится, но сегодня это казалось далеким от возможного.

На данный момент делать было нечего.

Кеншин не мог не чувствовать беспокойство. Он ничего не имел против людей своего подразделения, даже Хидеёси или Макото, но они находились взаперти много месяцев, играя в азартные игры и пересказывая друг другу истории и анекдоты, и это становилось… не скучным, не совсем, но… просто война продолжалась уже так долго, что Кеншин чувствовал, что встретился со всеми ее участниками, с обеих сторон. Даже лица людей Бакуфу были ему знакомы.