Текст книги "Заклинание, убивающее миры (СИ)"
Автор книги: Terry Tonks
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)
– Я помогу тебе!
====== Слабость ======
Ей показалось, или он действительно вздохнул с облегчением?
– Но я должна знать, что и зачем ты хочешь достать из Запретной секции.
Было бы глупо предполагать, что Грейнджер согласится просто так. Врать бесполезно. Если он сделает это сейчас, то потом не сможет использовать весь её потенциал при достижении цели.
– Я должен убрать некоторые последствия магии Тёмного Лорда. – пусть так. Недоправда. Но и не ложь.
– Какие последствия?
Драко снова начинал злиться. Что за манера выпытывать все подробности?
– Ты хочешь знать, не собираюсь ли я кого-нибудь убить? Или воскресить Того-Кого-Нельзя-Называть? – Драко постарался выдавить из себя улыбку. Вышел, скорее, оскал. – Нет, Грейнджер, я не планирую убивать таких как ты, вы сделаете это сами.
– Если ты решил, что я стану терпеть твои мерзости, то помощи можешь не ждать!
Ему надо успокоиться. Разговор не получится, если кто-то один из них не сделает шаг к примирению. Малфой понимал это, но привычная желчь уже начала просачиваться сквозь воспаленный разум.
Надо найти «слабое место» Грейнджер, надавить, и тогда она сама побежит в нужном ему направлении. Применить легиллименцию? Нет, после этого она точно не станет работать на него.
Значит, надо искать. Что же это? Дружки? Скорее нет, чем да. Поттер и Уизли всегда стараются защищать её сами. Уроки, книги, домовые эльфы… Для манипуляций и шантажа необходимо знание. Соберись, Драко, сейчас надо быть максимально собранным. У неё есть кот. Она не играет в квиддич. В Хогсмиде она всегда сидит у окна в Трех Метлах. Нет, это не то; всё мелко. Что же? На что она всегда реагирует ярче всего? Несправедливость, защита слабых. Ну нет, надо что-то личное, что-то, что она не выставляет напоказ. В голове быстро мелькали сцены их стычек… не то…
– Так что? – нетерпеливо прервала размышления Гермиона. – Ты собираешься рассказать мне подробности? Или мне идти по своим делам?
Мерзкая грязнокровная нетерпеливость. И это слово, мелькнувшее в голове Драко, вдруг расставило всё по местам. Грязнокровка. Грязная кровь. Кровь. Кровные узы… где сейчас её родители? Он знал, что на время побега троицы в прошлом году Гермиона спрятала маггловских родителей где-то в другой стране и, по слухам, стёрла им память. На платформе Хогвартс Экспресса осенью он видел рыжих родителей Уизли. Именно они провожали всю гриффиндорскую толпу. Магглов Грейнджер на платформе не было… кажется, он нашел её слабое место. Теперь надо придумать, как воспользоваться им. И мозг сам подсказывает решение:
– Мне надо убрать остатки магии, чтобы спасти свою семью. Тёмный Лорд ведь жил в у нас… там осталось слишком много следов его пребывания. Если находиться в мэноре долгое время – можно спятить… а отец не выходит из кабинета. Заперся там, будто затворник. И вся та мерзость, что не умерла с Лордом может его погубить. Мне нужна эта книга, чтобы спасти отца.
Его план сработал. Гермиона кивнула, соглашаясь. Тема родителей оказалась для неё более чем понятной. В конце концов, он ведь тоже человек, у него есть мама и папа. И он любит их. Пускай это и Малфои, но, видимо, они тоже умеют быть семьёй. Гермиона вспомнила, как они ютились втроём в Большом Зале после победы Гарри. Как Нарцисса оберегала Драко, хоть позже на судах Люциус применит это в защиту миссис Малфой, рассказывая, как она спасала Гарри в Запретном Лесу, соврав Лорду, что тот мёртв. Гермиона знала, что Нарцисса, нагнувшись к Гарри в ту секунду, спросила, жив ли Драко.
– Хорошо, что за книга?
– Говард Теолис «Пять Великих Магических Тайн», – при упоминании названия трактата Драко отчётливо почувствовал укол в предплечье, настолько сильно, что не смог удержать себя и зашипел от боли. Метка «жила» своей жизнью и точно не собиралась покидать руку хозяина.
– Я предупреждаю тебя, Малфой, я проверю каждое твоё слово. И не надейся, что книгу я отдам тебе. Все будет происходить под моим присмотром.
– Как угодно! – кинул он. Пускай найдёт фолиант, а дальше он придумает, как избавиться от неё.
Драко снова оттолкнулся от столешницы обеими руками, разворачиваясь к Гермионе спиной.
Она хмыкнула:
– На здоровье, Малфой! – и пошла к выходу.
Осознавая, что победил на этот раз, тихо радуясь маленькой удаче, Драко понял, что не хочет, чтобы это так просто и быстро окончилось. Слишком мало за последнее время в его жизни было поводов для радости.
– Ты не ответила на мой вопрос! – он окликнул Гермиону, желая задержать ещё ненадолго.
Остановилась. Развернулась.
– О чём ты?
– Откуда у тебя кровь на лице?
– Я же сказала… мандрагора на занятии по…
– Сейчас не сезон мандрагор, – спасибо, профессор Стебль, хоть что-то полезное из ваших занятий Драко смог применить в жизни. – Их пересадили месяц назад. Мне считать нашу дуэль недействительной?
– Я не хочу больше с тобой драться, – как-то очень грустно проговорила Гермиона, – оставь меня в покое с этой дуэлью, я прошу тебя. Ты победил. Ты едешь на Турнир. Практиковаться можешь на ком угодно, выбери себе любого оппонента, я уверена: пол Хогвартса захотят посостязаться с тобой. Я правда очень устала.
И эта сиюминутная, маленькая слабость, которую Грейнджер так легко позволила себе, вдруг поломала все планы Драко на триумф и дальнейшее злорадство. Вся пустота в её глазах, отрешённость и попытки казаться тенью своих звёздных друзей в миг выразились в одном простом: «Я правда очень устала».
Откровенность за откровенность, Грейнджер. Драко покачал головой, отгоняя желание рассказать ей правду о метке, о фолианте, о том, как мучают кошмары. О том, как молчит отец и плачет ночами мать. О том, что находиться дома можно всего несколько дней, после чего приходит Страх. О том, как в прошлом году он засыпал на Рождество в своей постели и слышал из подземелий дома доносящиеся вопли пленных, с которыми не справлялось даже Силенцио. О том, что в каждой новости Ежедневного Пророка он судорожно ищет свою фамилию, опасаясь новых разбирательств и судов.
Но говорить было нельзя! Никому и никогда. Это то, что останется с ним. Останется его прошлым, и, дай Мерлин, Малфой справится со всем этим дерьмом в будущем! А ты, Грейнджер, поможешь в этом.
– Я не хотел, – почти шёпотом проговорил Драко, в упор глядя на Гермиону.
Она смотрела на него ошеломлённо, кажется, даже не моргала. В первый раз в жизни она слышала от Малфоя что-то откровенное. Сначала рассказ про отца, теперь это. Мерзкий Хорёк с каждой минутой обретал лицо, постепенно более походящее на лицо человека.
– Я не хотел ранить тебя, Грейнджер. Убить – да, ранить – нет!
В мыслях Драко в этот момент властный голос ещё здорового отца громко произнес: «Ты должен презирать грязнокровок!». Драко мотнул головой, прогоняя видение, пытаясь осознать, что сейчас происходит здесь, а не где-то в его памяти давным-давно. Постарался сморгнуть иллюзию и увидел удивлённое лицо Гермионы. Она смотрела решительно, будто готова была услышать новую откровенность.
Она ждала, что Драко скажет и сделает дальше. А ему было так невыносимо понимать, то, чего его всю жизнь учили стыдиться, что презренно и омерзительно, и зовётся «грязной кровью», течёт по венам такой настоящей и такой открытой Грейнджер.
– Как же легко застать тебя врасплох, – пробормотал он, – как вас не грохнули с такой слабой защитой?
– Нам повезло…
Он стоит слишком близко. Поэтому после того, что он сказал и как он это сказал, правильным поступком было бы убежать и больше никогда не оказываться с ним рядом в одном помещении. Но уходить не хотелось. Ведь там, где не было Малфоя сейчас её ждало привычное одиночество. А здесь были его тепло и его запах, заполняя, похоже, всю библиотечную секцию. В какой-то момент ей просто стало тяжело дышать: воздуха вокруг почти не осталось, остался только жар, исходящий от него.
Драко поднял руку, убирая прядь волос, прикрывающую рану на виске Гермионы, провёл пальцами вокруг свежей, едва запёкшейся крови. «Грязная» кровь на виске Грейнджер. Кровь, которая наполняла её тело изнутри, заставляла жить. Презренная кровь маггла. На вид она ничем не отличалась от обычной крови, которую Малфой видел так часто за последнее время. Он даже привык. Но именно вид крови Грейнджер приводил его в исступление. Он просто должен оставить Гермиону. Просто должен уйти сейчас в свою спальню, и плевать на её кровь и на то, что Драко сам ранил её. Он должен. Но он не хочет этого.
Гермиона слегка отстранилась, прищуриваясь от неприятных ощущений на коже.
– Я не хотел, – повторил Драко, снова касаясь её виска. Аккуратно провёл пальцами по скуле, остановился у подбородка, приподнимая к себе её лицо. Если сейчас в глазах снова окажется эта чертова пустота, он будет вынужден действительно убить её.
– Посмотри на меня, Грейнджер! – его голос звучит, как гром, отражаясь от стен и стеллажей библиотеки. И он сам не верит в то, что это его голос. А ещё не верит в то, что собирается сейчас сделать.
====== По ту сторону баррикад ======
Открывать глаза страшно. Ведь, открыв глаза, Гермиона вновь удостовериться в том, что прикосновения, которые только что дарили столько тепла и надежды, на самом деле вправду были прикосновениями самого злейшего врага. Драко Малфоя. Человека, который каждый день их знакомства пытался помешать и разрушить все планы. И если б было возможно олицетворить её страх – у него было бы лицо Малфоя. Потому что он все годы был рядом, был частью мира «по ту сторону баррикад», но ходил с ней по одной школе, учился магии у тех же профессоров, обедал в Большом Зале, танцевал на Рождественских балах. Он все годы знал, что Тёмный Лорд воскрес. Он знал, где скрываются Пожиратели Смерти. Пытался разрушить мир, за который сражались они с друзьями… и при этом постоянно был рядом с ними.
Волдеморт существовал там: где-то далеко в огромном мире, в котором помимо Британии есть множество стран. Там можно укрыться, туда пока не добралась война. Но каждую осень Гермиона стремилась в Хогвартс, как в убежище, стараясь скрыться от ответственности, тяжёлым грузом свалившимся на её плечи, и встречала здесь жестокого Малфоя, как напоминание о том, что нет в мире места, где она может скрыться от своего страха.
Гермиона мечтала победить. Победить зло. Победить Волдеморта, Пожирателей Смерти, Малфоя. Победить свой страх.
И её страх сейчас был слишком близко. Потому что прикосновения к лицу не могли быть более нежными. Потому что парень, который стоял сейчас рядом с ней, который только что признался, что не хотел причинить ей боль, не мог быть Драко Малфоем. Потому что Драко Малфой всегда причинял ей боль. Потому что был «по ту сторону баррикад». Потому что был Малфоем.
Окажись кем-то другим. Стань Роном, Дином, да хоть Филчем – и черт бы с ним. Не будь больше Малфоем. Не будь Страхом… потому что она устала бояться. Потому что твои слова и твои прикосновения не причиняют боль, а вопреки, дарят надежду. Она не хочет больше бояться. Она хочет, чтобы ты продолжал прикасаться к ней, обнимать как несколько дней назад. Ведь в твоих объятьях нет места боли…
– Посмотри на меня! – полупросьба-полуприказ.
Его голос звучит требовательно, Драко действительно не хочет ждать, не хочет оттягивать миг, который, возможно, станет сейчас фатальным.
И в тот момент, когда Гермиона решается посмотреть на него, когда рушится в её воображении иллюзия придуманного только что «хорошего Малфоя», когда в лёгких снова появляется место для вдоха чистого воздуха; в этот момент Драко видит бушующий огонь в её глазах.
Терпению приходит конец. В этом пыльном, пустом, тёмном зале библиотеки нет места для его сомнений и её страха. Здесь нет места их одиночеству. И пускай они всего лишь спасаются от внешнего мира, сооружая хрупкую иллюзию. Но как же сладка эта иллюзия!
Её губы на вкус совершенно особенные. Но у него нет желания понимать, что именно это за вкус. Лишь одно сейчас действительно важно – она! Он жадно впивается в губы, будто дементор, в попытке вытянуть из неё все жизненные силы. Гермиона не сопротивляется, отдавая всё то, чего он так жаждет. Все свои эмоции до последней. А на место уходящему гневу, страху, одиночеству приходит ощущение защищённости. Почему-то ей очень спокойно и легко. И голова кружится вовсе не от усталости.
Будто в детстве на карусели в парке: пролетая мимо улыбающихся родителей, которые машут ей и смеются. И она смеётся беззаботно и легко. А деревянные лошадки несут по кругу то вверх, то вниз. И в этом мире нет Волдеморта. Нет войны. Нет умирающих друзей. Нет страха за Гарри и обиды на Рона. В этом мире есть только она – маленькая и счастливая девочка на карусели – и он, Малфой, который дарил ей эту странную сказку.
Драко приподнимает Гермиону, усаживая на столешницу. Его руки нетерпеливо блуждают по спине и бёдрам. Сердце стучит с бешеной, невероятной скоростью, как будто они бегут спринт. Он прижимает её к себе, чувствуя, как сдавленно девушка дышит. Все, с кем Драко был до этого, все его любовницы – все они были лучше или хуже. Ни одна из них не была особенной. Грейнджер не умеет того, что вытворяют многие девушки, ей далеко до Дафны, она никогда не сможет состязаться с Пэнси. Но только от чего-то именно её руки на его шее вызывают мурашки, только её губы целуют так, что хочется кричать…
====== Нокс ======
В один миг мир вокруг гаснет. Они не сразу понимают, что произошло, и первым вариантом приходит на ум, что они ослепли. Гермиона отстраняется, пытаясь увидеть хоть что-то вокруг, руки испуганно шарят в темноте.
Страх возвращается молниеносно, заполняя все уголки распахнутой настежь души. С недавнего времени она стала бояться темноты. В темноте скрывались страхи, в ней же могли таиться и призраки из прошлого. Боггарт Гермионы наверняка сейчас превратился бы в умирающих друзей или в сгусток темноты. Темнота окутала её со всех сторон, и паника тут же заполнила каждую клеточку мозга. Сейчас произойдёт что-то очень нехорошее… наверняка, это был только сон, и сейчас они на самом деле с Роном и Гарри в тёмном, холодном лесу, война ещё не окончена, Волдеморт жив и охотится за ними, а в руках всего один крестраж, уничтожить который они не могут…
На смену страху приходит паника.
Малфой среагировал первым. Даже не увидев в полной темноте, скорее, услышав и почувствовав, как она начала метаться, понял, что произошло. Не успев осознать, что именно так испугало Гермиону, перехватил на ощупь её руки, подтягивая назад к себе, не давая возможности вырваться.
– Спокойно, Грейнджер! – он прекрасно знал, как реагировать на истерику. В его доме было множество допросов, добиться реакции можно только приказным тоном. Она мотнула головой, пытаясь вырваться. – Грейнджер! – почти крикнул он, сильнее прижимая к себе. – Это всего лишь отбой!
Гермиона услышала его не сразу. Ещё несколько секунд паника в голове не желала давать места здравому рассудку.
– Это всего лишь отбой! – твёрдо повторил Драко, понимая, что слова подействовали. – В библиотеке всегда отключают свет после отбоя!
Дышать все еще было нечем. В глазах стоял кромешный мрак. Ладони вздрагивали, будто Гермиона снова пыталась вырваться. Но липкий страх, заполнивший её разум минуту назад, постепенно отступал.
«Это всего лишь отбой» – твёрдый голос Драко, дающий понимание – она не в лесу, она в Хогвартсе. Война окончена. Бояться больше нечего.
Гермиона тихо всхлипнула и обмякла в объятиях Драко. Слёзы подступили к горлу, удушая и не давая возможности вдохнуть. Он подтянул её к себе, как-то странно покачивая, будто пытался убаюкать.
Драко действительно не знал, как успокоить девушку. Что делать с истерящими пленниками, как отпаивать товарищей после пыток Круциатусом – пожалуйста! Как успокоить напуганную девушку – это задачка повышенной сложности.
– Ты чего так испугалась? – как-то невпопад спросил он. – Вы же все на Гриффиндоре славитесь своей смелостью.
Гермиона помотала головой, прогоняя подступающие слёзы, пытаясь выровнять дыхание. Руки продолжали дрожать, да и сама она вздрагивала, не в состоянии унять бушующие эмоции.
– Мне показалось, – она всхлипнула, – что война… что лес… что Рон ушёл…
…И она начала говорить. Выговаривая Малфою, которого она сейчас не видела (и хорошо, что не видела) всё то, что накопилось в душе за это время.
О том, как было страшно уходить. Как она стёрла память родителям, а вернуть не может до сих пор. Как прятались в доме Ордена, где со стен на них каждый день вопили ненавидящие их картины. Как их нашли, и пришлось убегать. Как прятались в лесу. Как было страшно пробираться в Министерство и как расщепило Рона. Она лечила его, но кровь была повсюду, и сделать Гермиона ничего не могла. И как боялась, что он умрет… А потом Рон, её Рон – преданный и такой надёжный – ушёл, оставив их одних. А с Роном ушла последняя надежда и ощущение защиты. Как она хотела, чтобы он вернулся, даже звала его, пытаясь догнать в лесу.
И как они уничтожили медальон, как Гарри чуть не утонул. И как вернулся Рон, но чувство защищённости не вернулось вместе с ним. Как она приняла его, но не может простить до сих пор.
А потом о том, как умирали друзья. Как было страшно сражаться с Беллатрисой. Как после Битвы Гермиона рыдала над Фредом и Римусом и Тонкс. Как они вернулись в Нору, и слонялись по этажам, будто призраки, неизвестно зачем. Как хоронили Фреда. И как Джордж до сих пор разговаривает сам с собой, машинально обращаясь к умершему брату. Как растёт малыш Тедди, а у него, знаешь, у него глаза Римуса…
Драко стоял рядом, крепко сжимая её трясущиеся плечи, и не знал, что делать. Как помочь или как заткнуть эту ненормальную девчонку. Перед глазами в полной мгле библиотеки мелькали картины, о которых она рассказывала.
– Спасибо за новые ночные кошмары, – пробормотал Малфой, когда Гермиона немного притихла, – мало мне своих…
Надо было что-то сделать. Или что-то сказать. Но слова не находились. Первый раз в жизни ему стало жалко эту гриффиндорскую выскочку. Он ведь никогда по-настоящему не задумывался о жизни Золотого Трио во время Войны. Он был благодарен за то, что они избавили его от Лорда, но никогда не думал о цене, которую они заплатили. И, честно говоря, ему даже сейчас было глубоко плевать на Поттера и Уизли, будь они неладны. Но то, что он только что услышал от Грейнджер, в корне меняло его отношение к ней. «У магглов, сквибов и грязнокровок нет души» – любил повторять Люциус. Наличие души у Грейнджер не вызывало сейчас сомнений. Отец не мог ошибаться, но только Грейнджер была настоящей и открытой, такой, какой не могут быть бездушные создания.
И сейчас хотелось сделать так, чтобы она наконец перестала дрожать и снова превратилась в ту огненную, страстную девушку, которую он целовал только что.
– Всё позади, – снова как-то сухо пробормотал Драко. Услышал свой голос и не узнал его. С рыком зарылся ей в волосы, презирая себя за слабость и бездействие.
Она молча уткнулась лбом ему в грудь, несколько раз шмыгнула носом.
Темнота вокруг оставалась такой же непроницаемой, и он был благодарен сейчас судьбе за этот подарок. Больше всего Драко сейчас боялся того, что мог бы увидеть в глазах Грейнджер.
– Всё будет хорошо, – его голос сухой, бесцветный, но уверенный и твердый, как всегда, – слышишь, Грейнджер?! Всё будет хорошо, я обещаю тебе…
Яркий луч прорезает темноту от произнесённого полушёпотом «Люмос». Драко морщится, пытаясь привыкнуть к свету. Несколько мгновений уходит на то, чтобы сообразить: они до сих пор в библиотеке. И среди мрака он видит Грейнджер: растрёпанную, заплаканную и совершенно беззащитную. Она смотрит на него и в ее глазах бушует огонь.
– Ты зачем это сделала? – он отводит в сторону её руку с палочкой и морщится.
– Хотела убедиться, что это не сон!
Драко хитро улыбается, снова крепко обнимая Гермиону, прижимая к себе. Снисходительно касается губами её виска, чуть выше оставленной им самим раны.
– Нокс! – шепчет он и их вновь окутывает темнота.
====== Неожиданное послание ======
– Он тебя использует! – настойчиво повторил Рон. Он не желал верить в то, что Малфой действует в интересах семьи. Пятый день подряд, после того как Гермиона рассказала друзьям о том, что Драко просил её о помощи, Рон твердил одно и тоже. Она рассказала друзьям не всё. Почему-то цели Драко показались ей слишком личными. Настолько личными, что она поведала друзьям лишь часть разговора.
– Гарри! – Гермиона закатила глаза, взывая к помощи друга. – Ну сделай же ты что-то!
– Я не буду вставать между вами! – Гарри примирительно поднял ладони вверх. Увидел требовательный взгляд Гермионы и продолжил. – Я верю тебе! Но Малфой действительно может что-то задумать…
Гермиона фыркнула, шумно захлопнула книгу и направилась в спальню.
– А ты говорила с Макгонагалл? – вслед крикнул Рон
– Ещё нет! Но я поговорю с ней. Завтра!
Придумать, как просить доступ в Запретную Секцию, не рассказывая директору подробностей их разговора с Малфоем, было больше, чем сложно. Друзьям Гермиона рассказала лишь часть. Название книги утаила. Но с директором так не пройдет. «Пять Великих Магических Тайн» оказалась не такой уж безобидной книгой. Это Гермиона выяснила на следующее же утро после разговора с Малфоем. Что бы не произошло между ними в тот вечер, Гермиона старалась сохранять трезвость ума. Слишком опасно было бы доверять Малфою такую серьёзную книгу, как бы хорошо он не целовался.
Целовался Малфой действительно отлично. Их поцелуй Гермиона вспоминала каждый день. Даже не сам поцелуй, а скорее то, что произошло после отключения света в библиотеке. Ещё никому она не открывала свои переживания. Друзья были рядом, прошли весь этот кошмар вместе с ней и имели свои ужасные воспоминания. Не хотелось напоминать и лишний раз рассказывать, как ей плохо, глядя на то, что каждому из них может быть тяжелее в сотню раз. Гарри почти умер в тот день. Рон потерял брата. Они редко говорили о прошлом, всё чаще строили планы и мечтали, как теперь всё будет хорошо.
А Гермионе хорошо было лишь в присутствии мерзкого Хорька – представителя всего того ужаса, с которым они боролись семь лет. И сейчас ей было очень стыдно перед друзьями за эти свои чувства.
Гермиона поднялась в спальню, переоделась, умылась и залезла под одеяло. Надо придумать, что делать. Она прочла описание книги, которую так жаждал получить Малфой, выяснив достаточно много. Помимо того, как избавиться от последствий заклинаний, там содержались и другие знания, связанные с тёмной магией. Верить ли Малфою? Она обещала помочь, но как избежать возможных последствий?
Тихий стук в окно заставил отвлечься от своих мыслей. На подоконнике с обратной стороны сидел белый филин. Сразу стало ясно – фамильный филин Малфоев взирал на неё укоризненно и нетерпеливо, как будто повторяя взгляд своего хозяина. К лапке был прикреплен свиток. Письмо? Малфой пишет ей письма? Гермиона справилась с удивлением, быстро открыла окно, впуская птицу. Вместе с филином в комнату ворвался осенний ветер, пронизывая до дрожи. Гермиона открепила послание и принялась разворачивать. Птица возмущённо ухнула, требуя вознаграждения.
– Ты пролетел вокруг замка! Чего ты хочешь? Чтобы я кормила тебя сладостями за этот «великий» полёт?
«Мисс Грейнджер!» – Ничего себе начало… «Смею напомнить о вашем обещании. Если вы забыли об этом или изменили своё решение, сообщите мне, неотлагательно! С уважением, Малфой Д.»
– «Малфой Д.» – Гермиона перечитала письмо ещё раз. Он издевается? Или это манера письма у них такая: всем писать высокопарными фразами?
Она перевернула его послание, обмакнула перо в чернила и быстро написала ответ, пытаясь оставаться как можно более спокойной:
«Уважаемый мистер Малфой Д.! Я ничего не забываю, у меня прекрасная память, на склероз не жалуюсь! Решение помочь вам не изменила. А если вы будете торопить меня – могу передумать! Доброй ночи! Грейнджер Г.»
Привязала записку к лапке и выпустила птицу. Вот нетерпеливый! И что это за манера – писать письма? Неужели нельзя спросить лично? Или это ниже его достоинства? Верно говорят: люди не меняются. Вот индюк! Как был надутым высокомерным балбесом, так и остался! Неужели Рон прав, и он всего лишь притворялся тогда в библиотеке? Но хорошо притворялся, мерзавец! Она ведь почти поверила ему, открылась, рассказала то, что никому и никогда…
Стук в окно прервал размышления Гермионы. Снова филин. Ничего себе! Он решил написать ещё что-то?
«Глубокоуважаемая Грейнджер Г.! Я очень рад, что вы не страдаете болезнями, хоть и не знаю, что такое “склероз”. Но очень надеюсь, что сия хворь минёт вас и в будущем. Не могу описать вам свой восторг, связанный с тем фактом, что ваша память в порядке! Буду ждать от вас новостей, относящихся к нашим договоренностям! Искренне ваш, Малфой Д.»
Он ещё и издевается, засранец! Филин выжидающе ухнул. Гермиона перевернула пергамент и расписала на всю страницу большим шрифтом:
«Мистер Малфой Д.! Прекрати отвлекать меня своими записками! Я всё помню и сделаю, как договаривались! P.S. Твой филин такой же невоспитанный, как и ты!»
Ответа не было долго. Гермиона даже успела представить, как Малфой бесится сейчас в своей слизеринской комнате и придумывает ей достойный ответ. Ты невоспитанный, как филин, Малфой! Нетерпеливый, невоспитанный, избалованный «золотой ребенок». Не всё в этом мире вертится вокруг тебя! Если жизнь тебя этому пока не научила, то я помогу! Ждал, наверное, что она броситься стремглав выполнять его просьбу, рисковать собой, своей репутацией перед директором. Ещё и торопит её. «Кусок бубентюбера» – сочинила она витиеватое оскорбление, понятное для Малфоя. Если он сейчас напишет ей, она обязательно назовёт его этим выражением. Оно ему очень идёт!
Стук в окно.
«Это сова, а не филин. И она любит цукаты. В следующий раз покорми сову, а то она обижается! Доброй ночи. P.S. Спасибо!»
Глупая улыбка поползла по лицу Гермионы. Она вытащила из ящика стола немного сушёных фруктов, протянула сове на открытой ладони. Птица взяла кусочек, неодобрительно ухнула и начала заглатывать лакомство.
– Ну прости, – пробормотала Гермиона, – предупреждать надо заранее. Нет у меня цукатов!
Ответ писать не стала. Выпустила сову в окно и села на край кровати. Если бы Гермиона не знала наверняка, кто писал последнее послание, никогда не поверила бы, что это Малфой. Очеловечивание Хорька продолжилось. «Как бы не пожалеть об этом?» – пронеслось в голове. Но мысли хотелось гнать прочь. Его последнее «P.S.» не походило на манеру Малфоя. В нём не было бравады и пафоса. В нём была искренняя благодарность. Благодарность от человека, который никогда никого не благодарил. Тем более, магглорожденную.
Гермиона залезла под одеяло, укуталась и закрыла глаза. Перед ней снова встала картина их недавней встречи в библиотеке, его прикосновения. И главное – звучащее в ушах: «Все будет хорошо, я обещаю!». В эту простую фразу так хотелось верить!
И уже засыпая, где-то на краю сознания, уверенный голос Рона проговорил в её голове: «Он тебя использует!»
====== Первый шаг ======
Ждать было невыносимо. Прошло уже больше пяти дней с того момента, как Драко, казалось, победил. Грейнджер согласилась помочь, а это означало, что в скором времени книга будет у него! Правда, это ведь всего лишь часть задачи – надо будет ещё исполнить заклинание, и никто не знает, как оно действует на самом деле. Это всего лишь теория. Но добыча книги будет половиной дела. Грейнджер согласилась достать книгу из Запретной Секции, и этот факт очень обрадовал Драко.
Но шли дни, а ничего не происходило. Главное, Грейнджер делала вид, будто ничего и не было. Драко честно ждал четыре дня. Наблюдал за Гермионой и ждал. Грейнджер ходила на уроки, болтала со своими дружками, обедала со всеми в Большом Зале. Почему она ничего не предпринимала? Почему молчала? Что собиралась делать? И собиралась ли делать что-то вообще? Драко злился на неё за то, что игнорировала его и его просьбу. Злился на себя за то, что ждал от неё чего-то, да и в принципе, что попросил помочь. Собственная слабость и бездействие Грейнджер бесило с каждым днём всё сильнее. Неужели он просчитался? Неужели Грейнджер обманула его? Воспользовалась его минутным порывом и выведала личное. Прав был отец, ничего хорошего от этих грязнокровок нельзя ждать.
Написать Грейнджер послание, отправив совой, было лёгким решением. Общаться лично не хотелось, да и Драко прекрасно знал, что не сможет сдерживать себя и обязательно нагрубит ей. А грубость сейчас не лучший из вариантов, ему ведь действительно нужно, чтобы она сделала обещанное.
Написать послание вечером, когда сову не заметят. Написать максимально сдержанно и культурно. Узнать про успехи и планы. Отчёт о проделанной работе, скажем так.
Когда сова вернулась с язвительным ответом, написанным на его же пергаменте с обратной стороны, Драко решил, что Гермиона издевается. В послании не было даже доли уважения, не то что элементарных норм этикета. Поэтому он написал второе сообщение, стараясь подчеркнуть своё пренебрежение к ней и её действиям. Поставить на место. Напомнить, что он – представитель древнейшего рода, а она всего лишь выползшая из грязи челядь, которой повезло, что Драко обратился к ней. Она должна быть довольна тем, что он снизошел до нее!
Второе послание Гермионы рушило все представления Малфоя о том, что она должна быть счастлива его вниманием или осознавала своё положение относительно него. Грейнджер переходила в переписке на «ты», оскорбляла фамильную сову и его самого, вместе с совой… да что там, сравнивала его с птицей!!!
– Ты, мерзкая, ничтожная выскочка! – пробормотал Драко сквозь зубы. – Невоспитанный, значит… Я покажу тебе своё воспитание.
Он три раза писал новое послание. И три раза выкидывал бумагу в огонь. Три письма, исписанные с обеих сторон, содержащие все подробности и краски отношения Драко к магглорождённым в целом и Грейнджер в частности!
Дописал. Перечитал. Видимо подсознательно сделал особенный акцент на фразу: «Ты должна руки мне целовать!» – И понял, что не будет отправлять это ей.
Хочет ли он действительно того, чтобы она осознала своё место и «целовала ему руки»?
Или хочет, чтобы она отвечала ему и делала то, что он сказал? Чтобы она не делала вид, будто ничего не произошло в тот вечер в библиотеке! Хочет, чтобы она была такой, как за секунду до того, как испугалась тогда. Чтобы у него была возможность целовать её в любой момент. Хочет, чтобы рядом с ней не вертелся Уизли, который, по её же собственным словам, предал её, а Гермиона простила. Хочет, чтобы она смотрела на него своим огненным взглядом, а не тем пустым, который возвращался каждый раз, стоило Драко перестать обнимать её.
