Текст книги "Заклинание, убивающее миры (СИ)"

Автор книги: Terry Tonks

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

– Импедимента!

В попытке остановить сумасшествие, происходящее уже вовсе не в рамках дуэли. В попытке не начать снова войну, Гермиона ведь так этого боится. Пара мучительных секунд тишины. Словно затишье перед бурей. Она помнила такую тишину, слышала её звон в ушах каждую ночь, которую они провели в коттедже «Ракушка» на берегу моря. Когда Добби спас их из дома Малфоя. Пока Гарри хоронил маленького домовика, молча копая песок и землю руками, не применяя магию. Когда постепенно отступала боль от круциатуса. Когда долгие месяцы они с мальчишками разрабатывали план ограбления Гринготтса. Когда тишина становилась вязкой и чувствовалась на ощупь, а затем приходил шторм и ураган с моря. И тогда они боролись со стихией, запирали окна, усиливали стены и двери. Они вспоминали, что надо идти дальше, что надо добиваться победы, что если остановиться и опустить руки, то буря сметёт коттедж. Сметёт их самих и весь их привычный мир. Буре надо давать отпор. Иначе ты погибнешь. Иначе не было никакого смысла начинать это всё.

Был ли Малфой бурей, с которой сражалась Гермиона сейчас? Скорее нет. Стал ли Малфой причиной того, что Гермиона решила снова бороться? Скорее да.

Но прятаться за обломками и ждать, какое ещё заклятие он швырнет она не собиралась больше. Это ведь из его дома они аппарировали в «Ракушку». Из темниц его поместья их вынес фамильный домовой эльф, отдавший жизнь за спасение посторонних людей, в которых верил своим маленьким сердцем. Кинжал, убивший Добби запустила тётка Драко. Малфои были причастны ко всем преградам на пути к Победе! И пускай сейчас Гермиона ненавидела то, во что превратился мир после победы. Пускай цель, которой она жила восемь лет, оказалась всего лишь яркой оболочкой, выдумкой, политической интригой и игрой старых магов. Но простить Малфою его роль в этой истории Гермиона не могла.

И в тот же миг, когда Драко прервал тишину магическим выпадом, рассекречивая своё местоположение, она, собрав всю накопленную боль и злобу, швырнула в Малфоя атакующим заклятием. Его затрясло в конвульсиях, будто от удара маггловского электрошокера, который используют полицейские. Он еле устоял на ногах, приходя в себя и стараясь разглядеть девушку через пелену дыма. И только благодаря этой короткой задержке Гермиона смогла переместиться ближе к выходу, спрятавшись за грудой хлама. Надо всего лишь ещё раз попасть в Малфоя, выиграть время и скрыться за дверью. В замок он за ней не побежит. При преподавателях дуэль не продолжится.

– Ну как, Грейнджер, нравится? – все еще немного заплетающимся языком проговорил Драко. – Давай ещё разок! Только в этот раз я предложил бы тебе что-то посильнее. Круциатус не желаешь попробовать? Для этого надо ненавидеть своего врага. Это просто… Выходи, я покажу, как это!

Зачем он заговорил? Зачем дал шанс понять, что перед ней не символ всех бед, а простой Малфой. Злой, обиженный мальчишка в разорванной на груди школьной форме. Такой же, как она сама – простая обиженная на весь мир девчонка. Она должна ненавидеть его. Но вместо этого Гермиона ненавидит мир, превративший их в это жалкое подобие врагов. И она не хочет больше драться и что-то доказывать. Она хочет, чтобы за звенящей в ушах тишиной не наступала снова буря. Она хочет спокойствия. Но почему-то за спокойствием всегда приходит одиночество, и не поймешь: что хуже? Бушующая буря или смертельная тишина в ушах…

Дуэль надо заканчивать. Нападать Гермиона больше не хотела и, наверное, не могла физически. Оставалось только одно – сдаться. По правилам дуэли Малфой должен остановиться после её поражения, если в голове у него остались хоть капли здравого рассудка.

– Ты выиграл, Малфой, хватит! Дуэль окончена!

Гермиона собралась с духом, сделала шаг из своего укрытия и подняла руки, показывая, что сдаётся.

Драко остановил занесённую палочку, выругался и отступил. Ноги подкашивались, пальцы сжимались в кулаки, но сделать он ничего не мог. Она сдалась. Дуэль окончена.

– Ты ли это, Грейнджер? – как можно более спокойно проговорил он, пытаясь скрыть на отголосках самообладания пылающий гнев. – Ты сдалась?! Ты проиграла! А где же твоя пресловутая гриффиндорская смелость? Ты – героиня грёбенной войны! Оплот и надежда магического мира!

Гермиона смотрела. Прямо. Гордо. Смело, вздёрнув подбородок. Смотрела своим привычно пустым взглядом.

– Чего ты добиваешься, Малфой?

Он не железный. Он человек, чёрт возьми! Он имеет право на маленькие радости и победы. Победа в этой дуэли, возможность представлять Хогвартс на Турнире, побеждённая Грейнджер, попранная честь ненавистного Гриффиндора. Почему же сейчас он не радуется? Почему нет даже намёка на удовлетворение от того, что добился цели, добился своего? Злость подступает волнами, как тошнота, и он уже не может с ней бороться.

Яркая вспышка. Заклинание летит в Грейнджер, отталкивая назад и разбивая оставшиеся защитные чары. Малфой тяжело дышит, делает шаг в сторону. Удар, ещё удар, она отбивается. Почему она не нападает? Чего ждёт? Драко уже не видит её глаз за яркими вспышками огня, и в какой-то момент понимает: ещё немного, и он просто потеряет контроль. Гермиона пытается защищаться, похоже, даже что-то кричит. Но в его голове уже нет места для здравого смысла. Он отправляет очередное боевое заклинание, хотя за завесой огня и света уже не видит, где она стоит. Чертит круг, пытаясь очистить воздух, и чувствует, что палочка упирается в препятствие.

Драко не сразу понимает, что это препятствие – Грейнджер, он подошёл слишком близко, и что раз она стоит, значит отступать ей уже некуда. Малфой вытягивает две руки вперёд, упирается ими в стену. И в этот момент ощущает, как что-то тупое и холодное вонзается ему в шею.

Чары постепенно развеиваются, но он всё ещё ощущает только её дыхание, и то, как палочка упирается сильнее в его кожу. Драко не видит сейчас ни Гермиону, ни её глаз, но под промокшей насквозь от пота, разорванной форменной рубашкой чувствует, как с бешеной силой колотится сердце.

– Даже не вздумай, – слышит он сдавленный шёпот где-то в районе своей скулы.

Ощущения взлетают на небывалый уровень. В её шёпоте он слышит всю ту ярость, которая была заключена в этой девчонке много лет назад. Он прищуривается, пытаясь уловить её лицо. Черты проступают сквозь развеивающуюся пелену дыма, и Драко видит, как глаза её горят Адским Пламенем.

– Убери руки, Малфой! Иначе я убью тебя! – Твёрдо повторяет она, усиливая нажим палочки, второй рукой упираясь ему в плечо, стараясь оттолкнуть. Так по-девичьи. Так по-маггловски.

Он молчит, пытаясь собрать в кулак последние остатки самообладания. Внутри ликует и празднует триумф тот самый Малфой, который очень хотел её гнева. Но тот, который сейчас стоит, прижав Грейнджер к стене, казалось, хочет уже совершенно иного. Грязное, постыдное желание разворачивается в душе, будто символ его древнего факультета. Кольцами затягивает пружину терпения. Грейнджер загнана в тупик, побеждена, но пока ещё не сдаётся. И это вовсе не та храбрость, присущая всем студентам гриффиндорского магического дома. Это что-то иное. Что-то очень женское, очень личное. И он хочет стать на секунду частью этого «чего-то».

Он резко подаётся вперёд, впиваясь в девичьи губы своими. Прижимая её всем телом к стене, не давая возможности вырваться. Её палочка, похоже, вот-вот проделает дыру в его шее. Он хватает её губы, сминая до боли. Желание разорвать на части смешивается воедино с тугим желанием обладать. Грязная, презренная, униженная – но в этот момент она только его! Его личная победа. Его личная Грейнджер.

Гермиона отвечает на поцелуй не сразу. Сперва пытаясь оттолкнуть Драко и что-то яростно мыча себе под нос. А в мыслях стучит набатом всё то, чего она так боялась. Все страхи и ночные кошмары, мелькавшие перед глазами в пылу их битвы. Каждое заклятие, которое могло принести ещё одну смерть.

Но почему-то сейчас, в объятиях самого ненавистного ей человека в мире, все те страхи, которые окружали ее в последние годы и не давали спать ночами, которые душили и шептали в ухо о том, что надежды уже нет, отступают на задний план. Сейчас здесь есть только он: отвратительный, мерзкий, ненавистный Малфой. Олицетворение всех её бед. Человек, принёсший множество неприятностей и боли за все годы обучения в Хогвартсе. Сейчас он прижимает Гермиону к стене и целует так, как ни разу в жизни её не целовал ни один парень. И от этого поцелуя кружится голова. А в воздухе витают запахи разбитых стен, смешиваясь с запахом зубной пасты, свежескошенной травы, и чего-то там ещё. Он крепко держит её, и, может быть, именно это заставляет её покориться, ответить на поцелуй, поддаться сиюминутному порыву и стать наконец слабой. Дать себе шанс на короткий миг не быть героиней войны и победительницей зла. Просто быть беззащитной в объятьях человека, принимающего её боль и страх. Пускай «по ту сторону баррикад», но он тоже многое потерял. И в их поцелуе, в их близости они делят эту боль утраты на двоих.

Драко перехватывает ладонь Гермионы, продолжающую держать палочку у его шеи, и нажимает сильнее.

– Убей, – на выдохе шепчет он, сжимая её руку. – Ты ведь хотела убить меня… убей!

Мгновение они в исступлении стоят не двигаясь, глядя друг на друга полным ненависти взглядом. Одно короткое заклинание – и она свободна. Одно слово, может даже ментальный приказ. Жизнь Драко Малфоя сейчас зависит от того, какое решение примет Гермиона Грейнджер.

Он – символ зла, с которым она боролась всю свою сознательную жизнь. Он – надменный Хорёк, лицемер и подхалим. Он был и будет таким всегда. Он никогда не разделит её точку зрения и не увидит мир по другую сторону своей иллюзорной жизни, в которой достоинство человека измеряется количеством его чистокровных праотцов. Он достоин смерти?

Гермиона разжимает пальцы и древко палочки с характерным стуком падает на пол под ноги. Решение принято. Драко Малфой будет жить.

Он вновь яростно впивается в её губы, сильнее прижимая к себе. Металлический привкус крови во рту как напоминание, что он сейчас целует грязнокровку. Но в этом привкусе только его триумф. Только чувство всесильности.

Драко вымещал весь свой гнев, всю ненависть и отчаяние в одном этом надрывном поцелуе, впервые за несколько лет чувствуя себя по-настоящему живым.

Гермиона впитывала каждый его вдох, словно заполняя пустоту внутри себя частичками его души. И наконец была действительно слабой, покоряясь желанию быть собой, покоряясь Малфою.

====== За закрытыми глазами ======

Наваждение уходит медленно, уступая место привычным эмоциям. Гермиона всё ещё в раскуроченной их дуэлью комнате, всё ещё в западне. Малфой по-прежнему преграждает путь, упираясь руками в стену по обе стороны от её плечей. А разрушенные декорации иллюзии вокруг кричат: они чуть было не убили друг друга в пылу ярости. И сейчас смерть кажется им куда более желанным исходом дуэли, нежели то, что произошло несколько мгновений назад.

Губы Гермионы так близко, что он снова может дотронуться до них. Драко чувствует, как тяжело она дышит, то ли от сражения, то ли от их сиюминутного безумия. Глаза плотно закрыты, она не желает открывать их. Видеть и понимать, что произошло только что. Если хватило пространства, она наверняка бы сейчас отошла, да что уж там, аппарировала в другое место. Туда, где нет надобности открывать глаза. Где нет страха.

Но такого места не было в мире.

Драко продолжал стоять близко, при каждом вдохе Гермиона ощущала его тепло, и это пугало сейчас гораздо больше, чем возможность умереть в этой комнате от кинутого им Авада Кедавра.

Малфой смотрит чуть сверху, видя и чувствуя каждый удар сердца от вздрагивающей артерии, каждое движение ресниц, прячущих её глаза. Он готов поклясться, что за секунду до того, как поцеловал её, он видел! Видел то, чего ему так не хватало всё это время. И за возможность увидеть это снова он готов даже забыть, что Грейнджер шпионила за ним со своими дружками вчера. Готов забыть многолетнюю вражду, желание указать ей на своё место. Готов даже забыть о её грязной крови.

– Посмотри на меня! – приказным тоном говорит он, не меняя позы. Гермиона трясёт головой, пытаясь спрятать лицо под растрёпанными волосами, хаотично выбившимися из хвоста. – Посмотри на меня, Грейнджер! – он встряхивает девушку, как тряпичную куклу. Её голова запрокидывается, чуть не ударяясь об стену.

Взмах её ресниц напоминает медленно открывающиеся створки крематория в родовом поместье, Малфой пытается прогнать от себя это сравнение, не желая видеть сейчас чёртову пустоту в глазах Грейнджер.

Страх.

Она смотрела на него испуганно, как тогда, в мэноре, когда Беллатриса притащила парня опознать сокурсников. Тогда он увидел этот страх в глазах Грейнджер впервые. Сейчас она снова поддалась.

– Твою мать… – рычит Драко, отталкиваясь всем телом от стены и делая несколько шагов назад.

Под ногами хрустит бетон и стекло, он спотыкается о валяющийся на полу камень, опирается на остатки какой-то мебели. Гермиона продолжает стоять на месте. Её поза почти не изменилась, только опустила руки. Стоит. Гордая, прямая, как струна. И только глаза выдают, что эта смелость – лишь напускное.

Драко огляделся вокруг, пытаясь собрать в кулак силу воли, и не рвануться обратно к ней. Сознание орало в ушах, заставляя уйти, молча, гордо, как он уходил всегда. От каждой из своих многочисленных любовниц, получив от них то, чего хотел. Но тело не слушается. Ноги не желают нести к двери, его, кажется, парализовало.

Ни один страх в мире никогда не заставлял его мешкать. Он видел смерть и страдания много раз. Отец так учил его и заставлял пытать пленников. Да что там, Драко и сам оказывался под действием Круциатуса: Лорд считал это лучшим из наказаний. Множество раз он видел панику в глазах людей за секунды до того, как мелькала зелёная вспышка Авада Кедавры.

Страх, который он увидел в глазах Грейнджер, не был похож на привычные эмоции пленников. И это ему не нравилось. Грейнджер не боялась его. Не боялась умереть. Совершенно новый и непонятный ему страх, который он не желал больше никогда видеть.

Он оттолкнулся руками от остатков маггловской иллюзии и пошёл к выходу. И уже покидая комнату, услышал тихий звук. Обернулся. Гермиона сползла по стене вниз, присаживаясь на корточки среди развалин и мусора, подняла палочку. Драко подавил желание остаться, пнул ногой дверь и, продолжая мысленно ругать себя за этот чёртов поцелуй, вышел из комнаты.

====== Больше никогда ======

Дверь с шумом закрылась, оставляя Гермиону одну. Накопившиеся чувства: ярость, страх дали о себе знать. Она всхлипнула, но сдержала слёзы. Гермиона не плакала с похорон Фреда и тогда пообещала себе, что будет сильной. Слёзы не должны больше никогда мешать ей жить. Она наплакалась вдоволь, и никто больше не заставит её пройти через это. Даже сейчас у мерзкого Хорька это не получится, как бы он не старался. Драко хотел отомстить. Он сделал это. Унизить её ещё больше Малфой не смог бы, наверное, никогда. Почему он поцеловал её, почему не отошёл, привычно кривя губы? Что заставило надменного слизеринца переступить через принципы и дотронуться до неё? Гермиона попыталась представить себе все мотивы Малфоя, прогоняя мысленно свои эмоции и желания. Неужели он хотел показать, что даже в таком личном и сокровенном он имеет право делать то, чего хочет без её согласия? Ответ был только один, и он очень не нравился.

Грейнджер не позволит никому решать за неё. Никто никогда не станет указывать ей, что делать, ни Малфой, ни Министр Магии, ни сам Мерлин! Она решает, кто и когда будет её целовать, и это ни в каких бредовых фантазиях не может быть Малфой. Пусть только попробует ещё хоть раз прикоснуться к ней, и Гермиона уничтожит его. Произнесёт-таки заклинание, прижимая палочку к его горлу. Больше никогда его презренные губы не прикоснутся к ней, как бы ему не хотелось!

И плевать, что ей действительно понравился вкус его мерзких губ и то странное спокойствие, которое окружило её на мгновение, пока он был рядом. Пока его руки преграждали путь и казалось, что нет другого выхода: только покориться. Плевать, что за его пылающими глазами она увидела нечто такое, что заставило поверить на секунду, что, поддавшись, она будет в безопасности. Его поцелуй и его близость дарили мнимое ощущение вовлечённости. Пускай через ненависть и презрение, но казалось, что Малфой – единственный во всём мире, кому не все равно, существует ли Гермиона Грейнджер на самом деле.

Так нельзя! Она понимала это и гнала от себя мысли. Малфой просто хотел унизить её. Это была обычная животная страсть, если хотите… И надо убедить себя в этом, не пуская в голову мысли о его участии в своей жизни.

Приди в себя, подумай трезво, как ты любишь! Проанализируй его действия.

Малфой разозлился, напал и победил. Победа далась слишком просто, и он решил умножить свой триумф грязным поцелуем. Но эйфория развеялась быстро, как только он отпрыгнул от неё как ошпаренный.

«Ну что же, Драко Малфой. Как тебе на вкус грязная кровь?»

Гермиона снова тряхнула головой, прогоняя наваждение. Это всего лишь Малфой. Всего лишь ползучий гад, который не нашёл иного способа для того, чтобы заставить её чувствовать себя более ничтожной. И больше у него не будет такой возможности!

Она встала, собирая по полу остатки своих вещей. Комната сама примет вид спортивного зала через несколько минут после того, как девушка покинет её.

– Больше никогда! – пробормотала Гермиона и вышла.

====== Третьи сутки ======

Гермиона старалась избегать любую возможность встречи с Малфоем. Даже специально опаздывала на ужин в надежде на то, что он уже ушёл из Большого Зала. Совместных лекций за эти пару дней не было. Дуэльное занятие она пропустила, уверяя профессора, что у неё слишком много домашнего задания. Малфой не попадался на глаза ни в коридорах старого замка, ни в общих залах.

Рону и Гарри она ничего не рассказала. Было бы жестоко сказать им, что Малфой знает о слежке. Ей не хотелось отбирать у ребят эту маленькую интригу. За последние пару дней Гарри ожил. Он снова стал проявлять интерес к происходящему вокруг. Друзья словно вернулись в те времена, когда были нужны этому миру. Война для них оказалась слишком необходимой. Стала их жизнью и смыслом. Гермиона не могла отобрать у мальчиков возможность снова почувствовать этот азарт и вкус жизни. Они собирались в гостиной, обсуждали планы и поведение Малфоя, высказывали предположения по его мотивам. И в эти моменты казалось, что всё как прежде.

Но наступал вечер. Двери спальни старосты девочек закрывалась, и в комнату проникало осознание: это просто попытка укрыться от реальности. Реальности, в которой война закончилась. В которой они никому не нужны. А их символы несут на рекламных плакатах, воспевая Министерство Магии, наплевав на то, за что они на самом деле сражались. За что погибали друзья…

Через два дня создалось впечатление, что Малфоя вовсе нет в Хогвартсе. Гермиона прогнала от себя навязчивые мысли о Драко, стараясь убедить себя, что ей совсем не интересно, где он находится и как будет вести себя. Линию своего поведения она выбрала ещё в ту ночь, в которую просидела в темноте до утра, прорабатывая варианты и продумывая, как ответить ему при встрече. Одно она знала наверняка: она больше никогда не позволит ему так издеваться над собой. Пусть он будет так же приятно целоваться и так же вкусно пахнуть. Спорить было бессмысленно: поцелуй ей понравился. Понравился до такой степени, что, уснув под утро, она до подъёма видела красочные, яркие сны, в каждом из которых был Малфой. Она старалась убедить себя в единственно правильной мысли: он всего лишь воспользовался её беззащитностью, но Грейнджер впредь никогда не подарит ему такой возможности. Только, видимо, сознание предательски думало иначе.

Малфой не пришел на ужин и на третий день.

Ноги сами понесли Гермиону в библиотеку. Ближе к любимым книгам, к тишине и спокойствию, которые дарили древние стеллажи, хранившие вековые знания. Почему-то именно в этот момент она вспомнила, что Малфой пытается проникнуть в Тайную секцию, что-то ищет там, и, может, они встретятся именно в библиотеке.

Подозрения оправдались. Он сидел в дальней части секции по Колдомедицине. Гермионе не нужно было сюда, но она решила заглянуть, чтобы удостовериться, что его там нет. Он там был. Гермиона увидела его белобрысый затылок и отпрянула назад, натыкаясь спиной на торец шкафа. Книги зашатались и посыпались вниз. Пока она доставала палочку, приготовилась к падению сверху старых рукописей. Этого не произошло. Малфой слевитировал книги в полуметре от её головы, сориентировавшись быстрее. Они стояли так несколько секунд, после чего Драко всё же опустил палочку, отправляя предметы на пол. Ни один из них так и не задел Гермиону.

– Потеряла что-то, Грейнджер? – спросил он, отворачиваясь и пряча то, что читал. – Или ты снова решила шпионить за мной?

– Не льсти себе, – пробормотала Гермиона, поднимая упавшие на пол книги и водружая их назад на стеллаж. – Мне надо подготовить доклад.

– Да что ты говоришь! – он ехидно улыбнулся. – И ты не нашла лучшего времени, как за полчаса до отбоя. Я думал, все гриффиндорские заучки соблюдают правила. Но ты решила почитать перед сном не в теплой кроватке, а здесь. И мешать мне.

– Я и не думала мешать тебе. Я вообще о тебе не думала! – она отвернулась и пошла к выходу. Ей не стоило даже предполагать, что он станет общаться как-то иначе.

– Что у тебя с лицом? – окликнул её Малфой.

В свете тусклых фонарей библиотеки при попытке поймать книги он явно разглядел запёкшуюся кровь на виске. Она, видимо, пыталась спрятать рану под волосами, возможно, даже наносила чары. Однако Драко заметил.

– Не твоё дело!

Скажи, что упала с лестницы, что уронила на себя что-то тяжёлое… и я поверю. Скажи, что подралась с кем-то из своих дружков… и я уничтожу их. Только не говори, что это моих рук дело, иначе убить придется себя.

За эти три дня Драко спал всего несколько часов. Первую ночь не мог унять гнев и после, в желании забыть этот чёртов день и их дуэль, напился огневиски с Блейзом в комнате старост Слизерина. Пропустил занятия, даже ходил к мадам Помфри за лекарством от похмелья. Старая лекарша смерила его презрительным взглядом, пробормотала что-то о нынешней молодёжи и былых временах, но снадобье дала. Ему полегчало. Похмелье прошло, а мысли – нет. В воображении снова всплывали её огненные глаза и вкус мерзких, ненавистных губ.

Помочь забыть губы Грейнджер могла, наверное, Пэнси. Безотказная боевая подруга. Человек, готовый даже стать девушкой Драко, но они оба давно знали, что судьба Пэнси связана обещанием о её договорном браке. Им было хорошо вместе. Изредка. Когда это было необходимо. Сейчас был именно такой момент. Секс с Пэнси должен был помочь не думать о грязнокровной Грейнджер. Но постыдные мысли лезли в голову всё время, и, видит Мерлин, он не хотел, но представлял себе Грейнджер на месте Пэнси.

Сегодня шли уже третьи сутки. Третьи сутки Драко толком не спал, а значит – не снимал магическую повязку с предплечья. На утро боль оказалась столь невыносимой, что он содрал повязку в душе, подставляя руку под ледяную струю. Вода сильным напором била его, охлаждая тело, но не смягчала жжение метки. Надо перестать думать об этой чёртовой Грейнджер и заняться наконец-то важным делом. Иначе магия Лорда погубит его, а вместе с ним и отца. Мать не переживёт этого, и тогда… Тогда рухнет все то, что они так бережно хранили. Он должен не думать о Грейнджер. Должен зарыться с головой в доступные книги в библиотечной секции по колдомедицине и искать ответ.

Драко просидел там целый день, вороша и переворачивая старые страницы. Ответа не было. Голова начала гудеть, и он уже очень туго соображал. Буквы сливались воедино, а боль в руке мешала думать.

Резкий звук падающих книг оторвал Драко от его занятия. Он среагировал автоматически, колдуя левитацию… Ну конечно, кто же ещё это мог быть. Грейнджер, собственной персоной!

– Что у тебя с лицом?

– Не твоё дело!

Усталость, головная боль, жжение метки под повязкой. Малфой вздохнул, опираясь о письменный стол, стараясь не злиться. Гермиона подняла книги, поставила их на место и пошла к выходу.

– Стой! – окликнул он её. – Я задал вопрос!

– А с каких пор тебя это волнует? – огрызнулась она.

– С тех самых пор, Грейнджер, когда я победил тебя в дуэли. Если у моего оппонента есть повреждения, дуэль считается недействительной! Поэтому я повторю свой вопрос и надеюсь: на этот раз в твоей светлой голове не возникнет идея припираться со мной! Что. У тебя. С лицом?

Она подняла голову. Чёртова пустота в глазах. Чёртова гордость. Чёртова Грейнджер.

– Это не дуэль, – кинула она, – это мандрагора на занятии по травологии. Дуэль была честной. Ты выиграл. Есть ещё вопросы?

– Врёшь… – прошипел он.

– Что ты хочешь услышать, Малфой? – она устало вздохнула.

– Правду, Грейнджер! – тупой мазохизм. Он ведь знает, откуда у неё кровь.

– Ты поражаешь меня, – она удивленно подняла брови, – несколько дней назад решил поговорить, сейчас требуешь правды… Зачем это тебе? Тебе что-то нужно от меня… что?

====== Необходимое одолжение ======

Вот он – его шанс. Момент её сиюминутной слабости, вызванной интересом, аферой, авантюрой. Да кто знает, что вообще творится в головах этих ненормальных борцов за справедливость? Ей хочется почувствовать себя великодушной? Или она решила спасать очередную заблудшую судьбу? Что бы это ни было, этим надо пользоваться. Сейчас. Иначе потом момент будет потерян, и Грейнджер не даст снова такую слабину. Просто подарок судьбы! Только почему-то в этот миг слова застревают в горле, не желая звучать вслух. Драко должен закончить то, что начал. Должен дожать её любопытство, воспользоваться тем, что она сама попалась в его ловушку. Надо вспомнить всё то, чему его учил отец. Надо идти к своей цели напрямик, и плевать, что кто-то пострадает. Ведь раньше его никогда это не смущало. Раньше он мог вершить судьбы других людей во имя своего блага, не обращая внимание на их жизнь и интересы. Грейнджер была самым ярким представителем средоточия всего того, что презирал и ненавидел Драко. Сейчас она сама шла в его сети, затягивая незримую уздечку на шее. Ещё немного, и она сделает, что от нее нужно, а потом Грейнджер можно будет выкинуть, как ненужную вещь…

…Но у некоторых «вещей», как оказалось, есть глаза… и эти глаза смотрели сейчас на него не моргая. Будто пытаясь разглядеть что-то скрытое глубоко в душе Драко – человека, прекрасно владеющего легилименцией. Он закрывал сознание от Рудольфуса и тётушки, презирая их, от Тёмного Лорда, панически страшась. Все они были старше, сильнее, опытнее. Но закрываться Драко научился за считанные мгновения, только почувствовав липкие прикосновения чар к своему сознанию. А сейчас Драко понадобилось несколько мучительных минут для того, чтобы закрыть сознание от любопытных и до безумия проникновенных глаз Грейнджер. Это была не легилименция – он владел заклинанием в совершенстве, он отличил бы его от любого другого. Что делала Грейнджер? Пыталась залезть в его голову, не применяя заклинаний? Драко на всякий случай восстановил барьеры. Чёрт возьми, что происходит? Он закрывается от грязнокровки. Мир сошёл с ума.

Драко сжал кулаки, впиваясь в кожу ногтями и пытаясь не смотреть в лицо Грейнджер. Боль, как тупым раскаленным ножом, пробралась от горящих ладоней вверх, к левому предплечью, туда, где под магической повязкой скрывалась метка. Казалось, только боль сейчас могла заставить его говорить.

– Мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделала… – на одном дыхании выпалил Драко.

Сознание само подсказало эту фразу, выудив откуда-то из закромов затуманенного разума. Он просто воспользуется её связями и знаниями. А потом выкинет из своей жизни. Главное, не смотреть в проклятые глаза. Главное, не поддаться на жалость, не думать о ней, как о чем-то живом. И ему почти удалось убедить себя в этом.

Гермиона несколько раз моргнула, смахивая ресницами удивление.

– Что, прости?

– Мне надо повторить? – Драко устало откинулся руками на столешницу.

– Ты просишь меня о помощи? – то ли спрашивает, то ли утверждает.

– Об одолжении, скорее, – уклончиво ответил он, практически машинально подняв руку к лицу. Сообразив, на что похож этот жест, продолжил движение и помассировал гудящий висок.

– Мне нужно достать одну книгу… из Запретной Секции библиотеки.

Просить о помощи Грейнджер. Действовать напрямик, в лоб. Сейчас у Драко не оставалось иного выхода. Он достаточно много раз пробовал сделать это самостоятельно. И все попытки заканчивались провалом. Сейчас или никогда: твой ход, Грейнджер!

Любопытство боролось в Гермионе со здравым смыслом. То, что она знала о Малфое. О чём говорили друзья. Все то, что писали в Ежедневном Пророке. Каждое слово о нём было правдой. Самоуверенный, напыщенный эгоист. Золотой мальчик, воспитанный родителями в атмосфере собственного превосходства над миром. Что же сделала с ним война, раз он в отчаянии обращается за помощью к магглорожденной?

– Акт милосердия… – пробормотала Гермиона.

В её голове, как маленькие частички пазлов, складывались слова директора, действия Малфоя, подозрения друзей. Именно подозрения Рона не давали ей сейчас права ответить. Не исключено, что Рон прав. Малфой мог действовать вне закона, мог творить чёрную магию… Разум говорил, что это возможно!

И только где-то в душе тихо и настойчиво твердил слабый голос надежды, уверяя её: «Это не так! Ему действительно нужна моя помощь!». Гермионе хотелось верить, что она нужна. Нужна еще хоть какому-то живому существу в этом проклятом мире. Пускай это существо – порождение зла. Пускай в его словах ни капли правды – она сможет докопаться до сути, вывести его на чистую воду. Одиночество затягивало девушку в свои тиски, и с каждым днём казалось, что даже самым близким друзьям она была вовсе не нужна.

В словах Малфоя, в его действиях, в его просьбе о помощи Гермиона почувствовала себя необходимой, и это сломало последнюю преграду логики и здравого смысла.

Слова Макгонагалл пришлись сейчас как нельзя кстати. «Акт милосердия» – прекрасное описание тому, что она собралась сделать. Но вот только по отношению к кому сейчас было это милосердие? Впору стать милосердной к себе самой, позволить немного расслабиться, стать снова наивной девятнадцатилетней девушкой, а не воином света в первых рядах армии добра… стать девушкой, которая хоть кому-то нужна.

Отчаяние Малфоя откликнулось в душе Гермионы голосом собственного отчаяния.