Текст книги "Заклинание, убивающее миры (СИ)"
Автор книги: Terry Tonks
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)
Драко перехватил её взгляд. По голосу Гермионы, по интонации, он вдруг понял, что сейчас увидит в её глазах всё ту же ненавистную ему панику. Гермиона не боялась войны, не боялась Тёмного Лорда, она не боялась умереть. Она попёрлась с Поттером и Уизли в Министерство, пила оборотное зелье, сражалась с Пожирателями Смерти. Она не боялась Круциатуса и василиска, не боялась стирать память родителям. Но каждый раз, когда она говорила про одиночество, её охватывал страх за все эти события вместе взятые.
Драко ненавидел эту панику, заполняющую её взгляд, и казалось, захлестывающую её с головой. Ненавидел себя в этот момент, потому что не знал, как помочь.
– Ничего не закончится! – уверенно проговорил он, аккуратно перехватывая её руки.
Страх плескался в её карих глазах, и было понятно, что надо что-то говорить. Просто говорить, потому что иначе она сейчас поддастся панике.
– Слушай меня, Гермиона, ничего не закончится! Я ещё не знаю как, но обязательно придумаю.
Она горько ухмыляется, стараясь всеми силами бороться со своим внутренним страхом. Надо всего лишь поверить в его слова. Надо всего лишь поверить в то, что у этой истории есть продолжение.
– Я обязательно придумаю как быть дальше. Всё будет хорошо.
Он говорит и видит, как страх постепенно отступает, уступая место всё той же привычной усталости и грусти. Её взгляд становится мягче, понемногу угасает.
– Пошли спать, – он встаёт, аккуратно тянет её в сторону дивана, – тебе нужно отдыхать, а мне готовиться к заклинанию. Мы найдём какого-нибудь специалиста в области языков инков. А если такого нет, то переведём это чёртово слово по слогам. Я буду свободен и ничего не закончится.
Драко делает шаг, и в тот момент, когда ожидает, что она пойдёт за ним, чувствует лёгкое сопротивление. Гермиона не встаёт, продолжая сидеть, глядя на него как-то странно.
– Всё закончится, Драко, – очень горько говорит она. И сейчас во взгляде уже нет паники. Только чёртова пустота. – Мы с Гарри и Роном семь лет верили в то, что, когда мы победим Волдеморта, всё изменится. Что всем станет лучше жить. Что мир станет лучше. Мы верили: когда закончится война, закончится и боль. Война закончилась. А боль не прошла… Я тебе даже больше скажу, до войны, пока были живы Тонкс и Римус, до похорон Фреда, мы верили, что всё будет хорошо. Но стало только хуже. Мы спасли мир, и вдруг оказалось, что лучше бы мы не делали этого, может тогда все остались бы живы. Я больше не верю, что всё будет хорошо. Потому что так не бывает…
Исступление и злость начинают подниматься по венам Драко, закипая где-то в районе сердца, пульсируют в висках. Меньше всего на свете он ожидал, что Грейнджер разуверилась в своих силах. Чёртова война сломала почти всё, что любила эта огненная девчонка. И Драко действительно не знал, как сделать так, чтобы она вновь поверила. Поверила в его слова. Поверила, что всё будет хорошо.
– Слушай меня, – Драко нетерпеливо обхватывает её за локти. – Я знаю, что ты через многое прошла. Ты многих потеряла. Знаю, какие вещи тебе приходилось делать. Ты видела смерть, и сама чуть не умерла. Я всё это знаю, Грейнджер. Но если ты перестанешь верить, ты не выживешь. Это самый лучший подарок для твоих врагов. Ты семь лет сражалась не для того, чтобы в конце сломаться! Ты же победила!
– Я знаю, – она кивает и даже слегка улыбается, – я победила. Только кому это всё нужно?
– Это нужно миру, ты ведь за это боролась. Ты боролась за справедливость, за то, что никто не будет убивать магглов, за безопасность твоих родителей…
Тонкие струйки слёз градинками стекают по её щекам, оставляя на уставшем лице мокрые дорожки.
– Они в безопасности, – всё так же тихо говорит она, – только они не помнят о том, что у них есть дочь. Будто у меня нет родителей… у меня никого нет, понимаешь? До войны у меня была семья, были друзья. У меня были Рон и Гарри, Фред и Джордж и Джинни. У меня были Мистер и Миссис Уизли. У меня были Тонкс и Римус. А сейчас у меня нет никого… Я победила… Всё хорошо… – она тихо всхлипывает, стараясь бороться с подступающими к горлу слезами.
– У тебя есть я, – Драко аккуратно протягивает руку, вытирая мокрый след на её щеке. Оказывается, очень сложно это сказать. Но сейчас, наверное, надо сказать хоть что-то, он вновь понимает, что она права. Гермиона кивает, прикрывая глаза, а из уголков под ресницами вновь вытекают проклятые градинки слёз.
– У меня есть ты, – шепчет она, – но, как и всё остальное, это скоро закончится…
Злость накрывает Драко очередной волной. Он близок к тому, чтобы закричать, хоть понимает, вряд ли он сможет криком добиться от Гермионы того, чтобы она его услышала.
Он аккуратно сжимает её плечи, пытаясь привлечь внимание, подчеркнуть важность своих слов. Он злится на неё, себя, на весь этот чёртов мир. Злится на то, что в её словах он слышит правдивый и жестокий приговор.
– Грейнджер, – требовательно произносит он, – всё закончится, если ты хочешь, чтобы оно закончилось. Либо ты веришь мне, либо надо заканчивать это всё прямо сейчас. Каникулы скоро пройдут, приедут твои друзья. Ты сможешь всё вернуть как было. Помириться с Уизли, снова войти в его семью. Я уверен, что папаша твоего рыжего дружка сможет добиться в Министерстве разрешения на восстановление памяти твоих родителей… Если ты действительно хочешь, чтобы это всё закончилось, то я знаю короткий путь к дому твоего друга! Через каминную сеть из кабинета директора… Ты этого хочешь?
Вся злость, которая хранилась в Драко, сейчас выплескивалась в жестоких словах. Потому что он должен знать. Потому что без этого знания ему самому будет не за что дальше сражаться. Потому что в желании стать свободным Драко зашёл уже слишком далеко, но его свобода была тесно связана теперь с судьбой Грейнджер. И если она действительно хочет закончить их отношения, вернуться к Уизли – он должен об этом знать.
– Ты этого хочешь? – вновь жёстко и чёрство спрашивает он, – Я не слышу, Грейнджер, ты хочешь, чтобы это всё закончилось?
Она распахивает глаза, вскакивает со своего места, опрокидывая стул, и смотрит на него взглядом, полным отчаяния.
– Иди к чёрту, Малфой! – кричит она.
Гнев. Возможно это именно то, что спасёт сейчас ситуацию, спасёт каждого из них. Он не может убедить её, а она не может поверить. На смену этой огромной пропасти, которая норовит сейчас оказаться между ними, приходит гнев. Это эмоция, которую они привыкли испытывать друг к другу. И сейчас они спасались гневом, потому что не знали другого решения.
– Ты хочешь этого? – ещё громче спрашивает Драко. – Хочешь?
– Хочу!
Гермиона выплёвывает это ему в лицо, разворачивается, в надежде как можно скорее покинуть комнату. Она ещё не успевает понять, что в холодных коридорах замка она не укроется от своего страха. Но ноги уже несут её к люку. Сбежать, спрятаться. Остаться там, где не будет этих вопросов, потому что она врёт, отвечая Драко. Потому что злится. Потому что боится выйти из этой комнаты и больше никогда не вернуться в неё.
Рука Малфоя обхватывает запястье Гермионы, резко дёргая назад. Она не успевает даже открыть люк, не то что выйти через него.
– Пусти, – она вырывается, пытаясь забрать руку.
Но Драко гораздо сильнее, он перехватывает её за плечи, прижимает к себе. Как в первый раз в библиотеке, когда выключился свет. Она несколько раз снова пытается вырваться, бьёт кулаками ему в грудь, бормочет какие-то маггловские проклятия.
– Успокойся, Грейнджер! – Властно повторяет Драко, ещё крепче держа её, не давая возможности сбежать.
Как в библиотеке с выключенным светом. Что тогда помогло ей успокоиться?
– Нокс! – громко произносит Драко, погружая комнату в кромешный мрак. Только в камине продолжают тлеть угольки, распространяя тёплые отголоски света.
Гермиона вздрагивает от неожиданности и прекращает свои отчаянные попытки вырваться. Но на этот раз страх не приходит с темнотой. Потому что в темноте не так страшно быть собой. Не так страшно, что Драко увидит её глаза и всё поймет. Потому что правильно сейчас будет соврать ему и действительно вернуться к Рону, прекратив всю эту временную агонию и безумство, которые они считают отношениями. Потому что им нельзя быть вместе. Потому что…
– Всё, – резко говорит Драко, пользуясь тем, что она перестала вырываться, – хватит! Я не верю в то, что ты хочешь возвращаться к Уизли. Не ври мне! Ты хочешь быть со мной, – и сейчас вновь непонятно, спрашивает он или утверждает. Но Гермиона кивает, прижимаясь к нему. Её плечи продолжают вздрагивать, она прячет лицо у него на груди.
– Я люблю тебя, Драко…
В комнате повисает тишина. Не слышно, как догорает огонь в камине, не слышен шум ветра за окном. Не слышно, как они дышат. Кажется, что все звуки мира умерли вместе с её словами. Только где-то далеко стучит сердце, пропуская несколько ударов.
Они оба ещё не верят в то, что только что случилось. Они оба не знают, что говорить и как вести себя после этого. Они стоят в тишине и кромешной тьме маленькой комнаты, стены которой становятся свидетелями их истории. И именно в этот момент они оба хотят, чтобы эта история никогда не заканчивалась.
Драко первый нарушает тишину, шумно выдыхая, со всей силы прижимая Гермиону к себе. И они оба знают, что если он сейчас не ответит, то история действительно окончится. Потому что в этой ситуации нельзя молчать.
Ответить – значит переступить через себя, через всё, во что он верил, через всё, чему его учили. Признаться в любви магглорождённой, признать её равной себе. Он давно сделал это в душе, но слова застревают в горле, а гордость шепчет, что надо молчать.
Она сделала это. Гермиона призналась ему в любви. Она сказала то, чего боялась, наверное, ещё больше, чем одиночества. И если сейчас он не ответит, это будет означать, что одиночество по-прежнему с ней.
– Я тоже люблю тебя! Ты мне веришь? – Драко говорит это, наступая на горло собственной гордости. Перечеркивая этими словами все девятнадцать лет своей жизни.
И в эту же секунду в комнату возвращаются все звуки мира, врываясь сквозь глухие стены. Треск поленьев в камине, шум ветра за окнами, скрип половиц и их дыхание. Сейчас у них одно дыхание на двоих. Через надрывный поцелуй, через прикусанные до боли губы.
Гермиона на секунду отстраняется и на выдохе, запрокидывая голову, позволяя ему целовать себя, полустоном шепчет:
– Я верю тебе. Ничего не закончится!
Привычный мир умер минуту назад. Новый не успел родиться. Они застряли где-то между мирами, где-то в альтернативной вселенной, в которой существует эта маленькая комната над старым кабинетом. Где есть Драко Малфой и Гермиона Грейнджер, и они только что сказали друг другу слова, которые не могут звучать ни в одном из миров. Эти слова повисают в воздухе, не зная, куда деваться. И в каждом их вдохе, в каждом стоне звучат отголоском три простых слова, вместе превратившиеся в заклинание, убивающее миры!
====== Призрак из прошлого ======
Набраться сил перед заклинанием оказалось довольно просто. Время поджимало, через несколько дней оканчивались каникулы, Хогвартс наполнится студентами, выполнять условия заклинания будет небезопасно. Поэтому, на свой страх и риск, они решились начать как есть.
Первым этапом в борьбе с чёрной магией являлась, непосредственно, подготовка. Это было нечто, похожее на медитацию. Полное расслабление, чтение странных повторяющихся слов заклинания, больше похожих на мантру.
Расслабиться очень долго не получалось. Всё время отвлекали какие-то шумы, в голову лезли странные мысли. Драко даже выгнал Гермиону из башни в надежде на то, что её присутствие на самом деле его отвлекало.
Несколько часов, проведённых в одиночестве. Несколько попыток уснуть за чтением нужных слов, и вот в конце концов Драко почувствовал, что расслабляется. Он лежал на полу в башне и с открытыми глазами смотрел в потолок, пытаясь в очередной раз войти в описываемое в книге состояние. Больше всего раздражало то, что он не понимал и не знал, какое именно состояние должно наступить. Драко собрался, в который раз прочитывая однотипные повторяющиеся слова заклинания, и вдруг почувствовал, что летит. Даже не летит, а скорее стремглав падает вниз, как будто пробивая спиной десятки этажей старой башни. Голова закружилась, отправляя воображение в полёт, сопровождающееся калейдоскопом сменяющихся странных картинок. Если бы он не знал, что это действие заклинания, он наверняка подумал бы, что состояние это похоже на, так называемые, «вертолёты», которые очень любили наступать после второй бутылки огневиски.
Драко чётко помнил, что должен говорить и делать, поэтому начал яростно повторять в голове слова заклинания. Калейдоскоп повторился, отправляя его в очередную петлю сказочных образов. Перед глазами мелькали пятна света, перекликаясь со странными геометрическими фигурами.
Когда Драко был маленький, он как-то упал с лошади во время конной прогулки с родителями. Тогда, падая вниз, он осознавал своё состояние, и сейчас оно было чем-то схожим. Он летел в неизвестность, стараясь не цепляться руками за пол, понимая, что это всё равно невозможно. Весь полёт происходил в голове.
Перед глазами вспыхнула яркая молния, будто разрезая его голову пополам. И где-то там, в той части сознания, которая оставалась по-прежнему в старой башне, уверенный голос Драко читал странную мантру заклинания. Но здесь, в новой части его воображения, он будто оторвался от своего тела. Стараясь не впасть в панику, постоянно убеждая себя в том, что это действие заклинания.
– Ты готов? – голос Люциуса. Его голос Драко не спутал бы ни с кем другим.
– Отец! Где ты?
– Я здесь, – голос разделился на множество отголосков, звуча со всех сторон. Драко крутанул головой, пытаясь отыскать его, но вокруг по-прежнему лишь закручивались калейдоскопом странные фигуры.
– Это только у меня в голове…
– Всё только у тебя в голове. И твоя боль в голове. Попрощайся со своей болью.
– Как? – Драко кричит, пытаясь найти среди жутких картин отца, стараясь понять, что именно он хочет сказать ему.
– Ты знаешь ответ… Твоя боль. Смирись с ней. Оставь всё как есть. Твоя боль уйдёт, как только ты перестанешь с ней бороться. Метка не болела, пока ты не стал её сводить…
– Я не могу оставить метку на руке. Это небезопасно.
– Ты прятал её целый год. Сможешь делать это и дальше. А иначе эта книга убьёт тебя! Ты сейчас здесь и не сможешь вернуться назад, пока не пообещаешь мне, что прекратишь свои попытки! – голос звучал властно, как всегда, но что-то в интонации Люциуса очень смущало Драко. Казалось, он подбирал слова. Отец никогда не тратил на это свои силы.
– Покажись! Хватит прятаться! Если ты действительно тот, о ком я думаю!
Туман, клубясь от ног, формируясь из очередной причудливой картины, принимает образ Люциуса. Молодого, здорового Люциуса. Такого, каким хочет помнить его сын. Он улыбается, протягивает руку, касаясь плеча Драко. Прикосновение ощущается почти на физическом уровне, и от него становится очень тепло на душе. Отец аккуратно гладит его, притягивая к себе. Такое простое проявление отцовской нежности, о которой Драко помнил из детства, когда они с родителями не знали ещё о скорой войне, а в их доме не поселился страх. Как долго Драко жил с надеждой на то, что однажды сможет обнять его, сможет почувствовать одобрение и поддержку, сможет почувствовать себя вновь сыном. И пусть так. Пусть это лишь иллюзия. Но объятия туманного Люциуса дарят ощущение спокойствия – именно то, чего хотел Драко уже очень давно.
– Перестань свои попытки справиться с этим! – голос почти нежный, успокаивающий.
– Ты сделал всё, что мог. Больше ничего сделать нельзя! Перестань и тогда ты сможешь приходить сюда, когда пожелаешь, я буду ждать тебя…
– Я не могу…
Драко первый раз в жизни перечил отцу. И пускай это был лишь вымышленный персонаж, произведённый его воображением и заклинанием. Драко очень хотел поверить в его реальность. Поверить и принять. Согласиться. Прекратить попытки в борьбе с меткой, в обмен на эфемерную возможность видеться с отцом. Таким отцом, какого Драко всегда мечтал иметь.
– Ты можешь делать всё, что хочешь! Я поддержу любое твоё действие. Ты – мой сын. Мой наследник. Ты – Малфой! А Малфои всегда делают то, что хотят!
– Я не могу… ты лжешь…
– Неужели тебе мало моих слов? Неужели ты перестал верить мне? Что с тобой случилось, Драко?
– Кое-что изменилось… – как же хотелось верить в слова призрачной иллюзии. Как хорошо было думать, что слова, произносимые духом, могли когда-нибудь стать вновь словами Люциуса. Но «кое-что изменилось». И это «кое-что» в корне меняло привычное устройство мира.
– Что изменилось? – призрачный дух продолжал уговаривать, звуча всё так же умиротворяюще. Будто пытался убаюкать, усыпить. – Ты можешь доверять мне! Доверять любое своё волнение. Тебе надо всего лишь перестать бороться с меткой, а я останусь здесь. Я буду тебя ждать. И когда тебе будет нужна моя помощь, ты сможешь приходить… я всегда буду на твоей стороне! Всегда поддержу. Всегда…!
– Ты лжёшь, – бормочет Драко, стараясь изо всех сил бороться с желанием верить порождению заклинания.
– Я буду с тобой! Ты можешь делать то, что ты сам хочешь…
– Ты лжёшь!!! – кричит Драко, отталкивая призрачный образ Люциуса, развеивая туман в том месте, где только что были его руки. – Если я могу делать, что хочу, значит тебе придётся смириться с тем, что я сплю с грязнокровкой!
Образ Люциуса щурится, будто вновь подбирая слова. Он наверняка сейчас формировал образы из головы Драко.
– Ты предал меня… – бормочет он, – ты не достоин того, чтобы называться Малфоем! Ты очернил наш род, как твоя грязная тётка Андромеда! Ты будешь проклят… – туманный Люциус срывается со своего места, наступая на Драко, вытянув руки, будто в попытке задушить.
– Спасибо, – Драко трясёт головой, прогоняя от себя наваждение. Туманные руки проходят сквозь него, оставляя на теле чувство холода и пустоты. Ни одно привидение Хогвартса, ни один родовой дух не приносил никогда подобных чувств. Будто в том месте, где туман коснулся кожи, остались отверстия, а через них уже струится ледяной ветер. Иллюзия проскальзывает мимо, вновь собираясь в почти материальный образ Люциуса. Он скалится, превращая красивое аристократическое лицо в жуткую гримасу.
– Будь ты проклят, Драко! Ты больше не сын мне!!!
Сражаться с призраком в собственной голове – это напоминало безумие. Продолжить в том же духе, и он скоро окажется в Мунго. Или запертым в старом доме в компании домовиков и лекаря, как его предок-историк, переводивший руны инков. Возможно, именно так он и сошёл с ума, потому что не вспомнил вовремя, что туман не убьёт тело, но если не прекратить это безумие, то разум будет сломлен. И дальше уже про Драко будут говорить, что это он «ненормальный родственник, которого надо сторониться и стесняться».
Надо было оставаться в сознании, заставить себя понимать, что это всего лишь в голове, всего лишь действие заклинания. Но, чёрт возьми, каждое из движений, каждый жест, каждое слово призрака были очень реальны. Надо было прогнать его. Поверить в его нереальность.
Каким бы Драко не хотел видеть Люциуса, но ожидать от него поощрений, узнав про Грейнджер, было бы глупо. Туман, представившийся отцом, был всего лишь порождением магии, попыткой сбить его с пути, отговорить. И как сладко было бы ждать того, что, прекратив борьбу с меткой, Драко мог бы приходить в этот эфемерный мир, в котором его ждал бы понимающий и сочувствующий отец… но это было невозможно даже в его воображении.
– Пошёл прочь!
Драко делает очередной вдох и всё также, стараясь не напрягать мышцы тела, повторяет странную мантру. Калейдоскоп перед глазами убыстряется, отправляя его в очередной штопор. Тело начинает зудеть, он чувствует явную боль в метке. Нельзя сжимать кулаки, нельзя напрягаться. Это всё только в голове. Он должен закончить этот яростный полёт, не сорвавшись, не останавливая безумия перед глазами и боль в руке. Глубокий вдох, и он вновь повторяет заклинание-мантру. Перед глазами последний раз вспыхивает жуткий калейдоскоп. И замирает.
Драко всё также лежит на полу в башне. Ничего не изменилось вокруг. Только страшно болит рука, а тело не желает слушаться.
Одно Драко понял наверняка. Отец даже под воздействием магии никогда не примет этого его решения. Решения быть с Грейнджер. И тут ничего не поделать.
Драко встаёт, слегка пошатываясь, и тут же ослабленный падает на колени и снова валится на спину. Если это только начало, то ещё несколько таких «чудных» испытаний, и выводить чёрную магию будет не с кого…
Шрам горел. Но сейчас добавилось ещё что-то. Руку выкручивало, и будто в неё врезались множество мелких иголочек. Перед глазами плыло, а на душе стало пусто. Драко полежал несколько минут неподвижно, привыкая к ощущению, смешанному с дикой болью в теле. Странное чувство, граничащее с мазохизмом. Ему было плохо и от того невероятно хорошо!
Начало положено. Так, значит, будет происходить прощание с меткой. Через боль. Через безумие и страх. Драко был готов на это.
====== Физический страх ======
Ещё два испытания в книге говорили о том, что должен сделать Драко перед последним, непереведённым.
Он должен был преодолеть физический страх и победить в неравной борьбе. Для выполнения второго испытания нужен был оппонент. Драко не сомневался в себе, но было очевидно, что победить надо человека, более сильного. Сильного магически или имелась в виду сила человеческая. Книга не давала никаких комментариев. Грейнджер предложила Дуэльный Турнир, на который Драко должен был вскоре ехать, защищать честь школы.
Значит, неравная борьба откладывалась на несколько дней.
Со страхом было немного проще. В книге написано, что страх этот должен быть физическим. Это не мог быть дементор, дементор высасывал силы, но не мучил тело. Это не мог быть Тёмный Лорд даже с условием того, что Драко безумно боялся его и много раз испытывал физическую боль от заклинаний, отправленных в его сторону. Тёмный Лорд умер, справиться с этим страхом ему уже не удастся.
Драко боялся смерти родителей.
А больше, казалось, он не боялся ничего…
Он не боялся высоты, прекрасно летая на метле. Он не боялся утонуть. Он не боялся тварей, которых показывали ему на уроках по уходу за магическими созданиями. Может быть, подошли бы драконы. Но книга требовала, чтобы человек преодолевал именно физический страх.
Драко опёрся руками о столешницу, нависая над бумагами. Признаться себе в том, что ты чего-то боишься, было, наверное, страшнее самого страха. Богарт на третьем курсе на занятии по Защите от Тёмных Искусств принимал форму гиппогрифа. Позже Драко, наверное, посчитал бы своим страхом профессора Грюма. Где бы сейчас найти богарта?
Драко покачал головой. Он видел в своей жизни такое количество жутких вещей, делал столько страшных дел. Пытал пленников, на его глазах Тёмный Лорд убивал неугодных ему людей. Он помнил, как хохотала его безумная тётка. Он помнил запах крови в холле Малфой-мэнора. Драко видел смерть, но не боялся больше убивать. Он не смог убить Профессора Дамблдора. Старый профессор не заслуживал смерти… но были люди, которых Драко смело прикончил бы своими руками! Он убедился в этом, избивая в сарае Теодора Нотта. Если бы Гермиона не остановила его тогда, он наверняка воспользовался бы палочкой и если не убил, то по крайней мере очень сильно покалечил бы Тео…
Смерть не была больше его настоящим физическим страхом. Скорее нет. Крики пленников, запах крови, зелёные вспышки, вылетающие из палочек Пожирателей Смерти. Это всё приходило по ночам в кошмарных снах. Но ни один из этих образов не был физическим страхом…
…Искать свои страхи в ночных кошмарах…
Оживить в воображении всё то, что снилось ему последние годы. Найти в этих ужасных образах самое страшное, справиться с этим и иди дальше. Сможет ли он когда-нибудь справиться со всеми своими ночными кошмарами? Нет… Такое вряд ли забывается.
В кошмарных снах был Тёмный Лорд, были дементоры, была смерть.
В кошмарных снах умирали родители.
В кошмарных снах убивали Грейнджер…
А ещё в кошмарах по ночам все еще приходил Кребб, падающий в Адское пламя. Скользкая от крови и пота рука, грузное тело товарища, тянущее их обоих вниз. Его душераздирающий предсмертный крик и языки огня, лижущие тонкую ткань мантии, захватывающие Винсента в жуткие объятия. Наверное, ни один крик пленника, умирающего от брошенного Авада Кедавра, не сравнился бы никогда с предсмертным криком Кребба.
Драко позволил ему упасть. Он позволил своему школьному товарищу сорваться с метлы и стать частью огромного, пожирающего всё вокруг пламени. Драко знал тогда и знал сейчас, что мог бы, наверняка, спасти Винсента. Но он не сделал этого. Он испугался. И, возможно, именно то, что он не удержал Кребба на метле, то, что позволил ему упасть, произошло вовсе не от того, что они не смогли бы спастись вдвоём. Драко всего лишь испугался, что он сейчас сам упадёт в Адское пламя.
Люди не боятся высоты. Люди не бояться глубины. Люди боятся упасть или утонуть.
Драко знал, что смерть от непростительного заклятия наступает быстро. Крики пленников обрывались молниеносно, и в ушах звучало лишь эхо, отбивающееся от стен. Кребб кричал иначе. Его крик пронизывал комнату ещё очень долго. Он мучился, умирая медленно. И приходя в кошмарных снах по ночам, Винсент Кребб винил Драко именно в том, что Драко не добил его, падающего в огонь.
Физический страх вырисовывался в голове довольно чёткой картинкой. Драко боялся огня.
Когда Драко был ещё совсем маленьким, мама отправилась с ним через каминную сеть куда-то. Он тогда раскапризничался, дёргал маму за платье, требовал внимания. Мама отвлеклась, неверно произнеся пункт назначения. И Драко полетел по каминной сети один. Маленький, напуганный ребёнок, оказавшийся в одну секунду в объятиях пламени, несущего его неизвестно куда одного, без мамы. Нарцисса нашла сына очень быстро. Он не успел даже толком понять, что произошло. Но путешествие каминной сетью он недолюбливал всю свою оставшуюся жизнь. Если была возможность, он выбирал любой другой способ перемещения. Шагнуть в огонь камина было для него нестерпимым.
Именно поэтому год назад, выпуская из ладоней руку Кребба, Драко не боялся умереть. Он боялся тогда, что смерть от языков пламени будет мучительной и долгой. Что в момент своей смерти он будет одинок и напуган, как в детстве.
Драко развернулся, яростно сверля глазами комнату. Они с Грейнджер провели в этой комнате много дней. И каждый раз, когда нужно было разводить огонь в камине, это делала она. Каждый раз, когда они засыпали на диване перед камином, закутавшись в плед, он старался отодвинуть ткань подальше от огня. Огонь не согревал, не дарил тепло и свет. Огонь приносил только мучение и смерть. Физический страх, который предстояло преодолеть Драко, находился прямо перед ним, пылая в камине старой башни.
Молниеносное решение, движение руки, сопровождающиеся безумием в голове. Он не дал себе даже несколько секунд на то, чтобы подумать, осознав свой страх, глядя на него в упор. Если он сейчас немного помедлит, то не сможет сделать это уже никогда. Преодолеть страх. Сделать это для того, чтоб спасти родителей, спасти себя, дать надежду на жизнь.
Он обернулся к огню, протянул руку и, не давая себе опомниться, сунул ладонь в угли.
Ужасающая боль пронзила пальцы, обжигая кожу, пробираясь под тонкие ткани тела. Драко отдёрнул руку, отскакивая на несколько метров назад. Боль не прошла, она казалось, начала расползаться выше по руке. Драко взвыл, перехватывая обожжённую ладонь другой рукой, стараясь как можно больше остудить её. Распахнул окно, сгреб горсть снега, и погрузил обожжённую ладонь в холодную, спасительную субстанцию. На мгновение стало легче. И даже показалось, что боль ушла. Но уже через несколько минут начала возвращаться, всё также распространяясь выше по коже, доползая до Метки.
Надо было попасть в Больничное крыло. Надо было показать руку Мадам Помфри. Но для начала он должен был понять, выполнил ли он условие заклинания. Драко сгрёб ещё одну горсть снега, стараясь держать руку в холоде. Быстрым шагом вернулся к столу, заглядывая в листок, который дала ему Грейнджер.
Взглянуть в глаза своему страху, преодолеть его на физическом уровне. Боялся ли Драко огня как прежде? Да. Однако теперь он знал, что это больно, но это не убивает, если вмешаться вовремя.
Можно ли считать, что он выполнил второе условие книги? Можно…
С пониманием пришло мимолётное облегчение. А следом Драко снова ощутил все ту же колючую боль в предплечье. Как удар копьём, будто разрезая плоть, выпуская наружу покалеченную душу. Драко закричал, упал на колени посреди комнаты, прижимая к себе руку, разрываемую чёрной магией и обожжённую в огне. Магия покидала его тело, не желая расставаться с пристанищем на его предплечье. Ещё немного, и он просто сдастся. Терпеть такое еще минимум два раза – смерти подобно. Но боль отступала, а в душе по-прежнему сохранялось ощущение пустоты и свободы. Значит, он всё делает верно. Значит, это скоро закончится.
Драко поднялся. Нетвёрдой походкой подошёл к столу, заглянул в бумаги. Медитация и страх: он поставил напротив первого и второго пунктов заклинания галочки, чертя дрожащими пальцами.
Ему оставалось всего два пункта заклинания, и он будет у цели.
====== Сгореть дотла ======
Гермиона была в бешенстве. Её глаза метали молнии, и выглядела она так, будто готова была сейчас разорвать его на клочки. Видит Мерлин, как он любил, когда она была такой, а вовсе не когда погружалась в себя. И каждый раз, когда её гнев был направлен на Драко, он будто впитывал это, казалось, самой кожей.
– Почему ты сделал это сам? Почему не дождался меня?
– Я понял, что должен делать. Это решение было спонтанным. Если бы я ждал тебя, я бы, скорее всего, передумал.
– А ты уверен, что именно это является обязательным условием выполнения второго пункта заклинания? Или может быть, ты просто так сунул руку в огонь и покалечил себя. Я же говорила тебе, я должна быть рядом! А если бы тебе стало плохо…
– От чего бы мне стало плохо? От того, что я потрогал угли рукой? Да ладно, Грейнджер, прошу тебя, это ведь всего лишь угли.
– Да, но никто не знает, как будет реагировать Метка на эти действия. Ты сам говорил, она чувствует, что ты пытаешься её убрать. И она всеми силами будет мешать тебе сделать это.
– Но ведь ничего не случилось, правильно? Значит, я прав. Значит, выполнил уже два пункта заклинания. Осталась ещё неравная битва и то, которое мы не можем перевести. Всё, Грейнджер, успокойся.
