Текст книги "Святая Катерина (СИ)"

Автор книги: tapatunya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

– В смысле? – пробормотал он, дыша с открытым ртом.

– И она продолжает молчать, – Жданов отобрал у него бутылку и отхлебнул прямо из горла. – И собирается сделать его Зорькиным! И смотрит, главное, на меня такими честными глазами! Моя Катя Пушкарева меня обманывает, понимаешь?

– Нет, – ответил Малиновский. – Андрюша, ты главное перестань так вопить, ладно? Ты что хочешь сказать – что ты сделал ребенка Пушкаревой? Как это… как это вообще возможно, Жданов? – закричал он.

И этот крик неожиданно отрезвил, заставил успокоиться.

– Это было в конце октября… нет, в начале ноября. Да не помню я. Я вообще об этом до вчерашнего дня не помнил ничего!

– Как можно забыть о ночи с Пушкаревой? Это про красотку какую-то можно, а про этот ужас нельзя!

Жданов вспомнил прошлую ночь, и кровь бросилась ему в лицо.

То, что происходило с ними в Милане было вовсе не ужасом.

Ужасом было Катино упорное молчание.

– Лера подсыпала мне свои известные на всю Москву колеса, – объяснил он, морщась. – Мне поплохело, и я позвонил Кате, чтобы она отвезла меня домой.

– Скорая помощь имени Пушкаревой, – все еще ошалелый Малиновский взял у Жданова бутылку и разлил виски по стаканам. – И что? Она воспользовалась твоим невменяемым состоянием, коварно соблазнила тебя, а теперь требует денег?

– Нет, нет и нет, – рассердился Жданов. – Ты совсем не слышишь, что я тебе говорю? Это я почти набросился на Катю.

– Эко тебя торкнуло.

– Да не торкало меня, – снова завопил он. – Просто… просто мне было плохо. А рядом с Катей становилось легче. Как-то спокойнее, понимаешь? Я просто хотел, чтобы она осталась подольше… Но я же не умею с женщинами по-другому общаться!

– Ладно. Допустим. Лерины таблетки отрубили в тебе любовь к прекрасному, и ты возжелал Пушкареву. Допустим, вы переспали. Допустим, ты об этом забыл, с тобой такое уже случалось. Но почему Пушкарева так долго молчала?

– И молчит до сих пор. Как рыба об лед!

– И с чего ты вдруг решил, что это твой ребенок?

– Потому что я вспомнил наконец про ту ночь, и паззл у меня сложился, – объяснил Жданов раздраженно. Ромка сегодня прям очень медленно соображал.

– И что же вернуло воспоминания? – заинтересовался вдруг Малиновский. – Про Питер ты до сих пор не вспомнил.

– Назовем это чудом, – уклонился Жданов от ответа.

– Чудо-юдо, – задумчиво повторил Малиновский и почесал макушку, – и что теперь?

– Теперь я жду, когда она мне признается в том, что это мой ребенок.

– Слушай, но если она так упорно молчит, может, ей не в чем признаваться? Может, этот ребенок действительно левый?

– Контрафактный, как узбекские ткани! Малиновский, не говори ерунды.

– Давай мыслить логично. Почему женщина модификации Пушкарева не признается богатому, успешному, красивому начальнику в том, что она от него залетела? Что делает в такой ситуации стандартная секретарша? Немедленно уведомляет о своем положении. Что делает Пушкарева? Скрывает факт отцовства. Причины?

– Ромка, – жалобно проговорил Жданов, – может, она меня просто не любит?

– А при чем тут вообще любовь? – удивился Малиновский. – Слушай, а чего ты её не припрешь к стенке?

– Потому что, – нахохлившись, Жданов сложил руки на груди, молча уставившись в потолок, – Катя – человек, которому я доверил компанию своего отца. Свою жизнь! Я ей верил больше чем себе! И я думал… что могу рассчитывать на взаимность.

– А она знает, что ты сначала не помнил, а потом вспомнил? – перебил его Малиновский.

– Я понятия не имею о чем она знает, а о чем нет. Я совершенно запутался, Ромка. Мне одновременно хочется расцеловать её и придушить!

– Так, придушить – это понятно. А целовать-то зачем?

– Затем, – Жданов протянул руку и Малиновский вставил в неё стакан, – что у нас с Катей роман.

– Спятил? – скорбно спросил Ромка. – Одноразовый секс под веществами я могу понять. Но роман? Впрочем, к этому всё и шло, – махнул он безнадежно рукой. – Ты перестал интересоваться красивыми женщинами. Говоришь, что не любишь Киру, а еще недавно любил. У тебя глаз не горит! Эта страшила изменила твой взгляд на жизнь. Жданов, ты стал извращенцем.

– Это неправда. Оставь меня в покое, я устал, – и Жданов без сил уронил голову на стол, прижавшись щекой к твердому дереву.

– Я тебя только об одном прошу, – Ромка опустился рядом с ним на корточки, заглядывая ему прямо прямо в глаза. – Дотяни до совета директоров без срывов. Пару дней, Андрюха, без глупостей.

– Что ты считаешь глупостями? – Жданов зажмурился, чтобы не видеть Ромкиного серьезного и озабоченного лица.

– Просто держись от Пушкаревой подальше. Вы во всем разберетесь после совета.

Легко сказать! У Жданова разве вместо сердца камень?

Малиновский помолчал, а потом вдруг заговорил совсем другим тоном, манерно растягивая слова и кривляясь:

– Молодой человек, ну вот скажите мне как психологу, ну вот такая ситуация вдруг возникнет. Вот, например, приходит сюда Пушкарева. Она такая не одна приходит. Она вся такая с Кирой Юрьевной приходит. Ну, приходит, и вдруг они такое начинают делать! Вдруг они, вдруг так соблазняют тебя. Так все… на тебя кидаются…

И Малиновский, войдя в образ, даже по коленке Жданова погладил. Он неожиданности тот открыл глаза, и увидел на носу Ромки свои очки.

– Вот вы мне как психологу просто сейчас ответьте. Вот вы кому скорей сдадитесь? Вот просто так.

Неожиданно для себя Жданов заржал.

– Так, все, Малиновский! – взмолился он сквозь гогот.

– Ну пожалуйста, мне как психологу интересно, – не унимался Ромка.

– Ну Малиновский! Хреновый из тебя психолог, я тебе по-русски сказал: Катя ждет моего ребенка. Какая теперь к черту Кира.

– Не вздумай ляпнуть такое при людях! – посоветовал Ромка, снова становясь серьезнее. – А ты… ты совсем не боишься этого внезапного отцовства? Прощай жизнь, здравствуйте ужасы алиментов.

– Какие еще алименты? – дернулся Жданов. – Спятил совсем? Ты думаешь, я позволю своему ребенку стать Зорькиным? Разумеется, и он, и Пушкарева станут Ждановыми!

– Ты… ты… ты… – Малиновский схватился за сердце. – Господи, да у меня же инфаркт! Ты жениться собрался? На Пушкаревой?

– Само собой разумеется, – удивился Жданов. – А ты думал, что я позволю ей отойти от меня хоть на шаг?

– Капец, – резюмировал Малиновский. – Капец Зималетто, тебе, Жданов, и всему живому на этой планете. Кира организует ядерный взрыв. А что сделает Александр! Как-то сразу в Сибирь захотелось… Андрюх, ну ты хоть тест ДНК сначала сделай, прежде чем пускать всю свою жизнь под откос!

– Иди к черту, Ромка, – и Жданов снова потянулся к бутылке.

Вскоре приехал отец, и они отправились с ним на экскурсию по предприятию.

В мастерской Милко Жданов и сам не понял, как так получилось, что все куда-то делись, а он остался один в окружении моделей. Они вились и ласкались, и спрашивали его о свадьбе, и было так сладостно окунуться в тот прежний, беззаботный мир, в котором Пушкарева не торчала в его голове ржавым гвоздем.

– Я все тот же Андрей Жданов! Нежный, милый! Да, пожалуйста, я весь ваш, девчонки, – заверял он их, безнадежно понимая, что всё это ложь.

Тот да не тот.

– Мама звонит, – раздался бесстрастный голос Пушкаревой.

Жданов едва не застонал от досады. Это же надо было ей появиться именно в этот момент.

– Простите, – сказала она с самой крохотной долей ехидства, увидев его растерянный взгляд.

– Кать, – Жданов вскочил с подиума и, ухватив её за локоть, увлек к кулисам, – Ну, не обращайте внимания… ну, девчонки просто… Кать, вы действительно не устали после перелета? Вы не хотите домой?

– Мешаю? – спросила она куда более ехидно.

– Я просто переживаю, – ответил он.

Катя указала глазами на телефон и проговорила одними губами:

– Мама.

– Если вы почувствуете слабость, то я немедленно отвезу вас домой, – шепнул он ей на ухо.

Катя дернула носом, посмотрела на него удивленно и ничего не сказала.

Под руку с ней он и вернулся в свой кабинет.

Пока Жданов разговаривал с мамой, у Пушкаревой на столе зазвонил телефон.

– Коля, – обрадовалась она, разговаривая тихо-тихо, чтобы не мешать шефу. Ему приходилось прислушиваться, чтобы услышать, что именно она там говорит: – Колька, Милан такой красивый! Я тебе галстук привезла, вечером отдам. Малыш в порядке, я себя отлично чувствую. Что папа? Ну, Коленька, мы же с тобой уже это обсуждали! Мы… все как-нибудь образуется, вот увидишь.

– Андрюш, ты какой-то рассеянный, – сказала в трубку мама.

– Мне пора, – быстро сказал он, закипая от этого Катиного чириканья. При живом Жданове нежничать с Зорькиным!

– Нет, я совсем не устала. Я спала в самолете, представляешь? Вот такое вот… – Пушкарева осеклась и подняла взгляд на нависающего над ней Жданова. Округлила удивленно глаза при виде выражения его лица.

– Коль, я тебе перезвоню, – сказала она, положила трубку, взяла со стола свой мобильник и, не сводя глаз со звереющего Жданова, выскользнула в конференц-зал. Чтобы дальше общаться со своим Зорькиным!

В другой комнате!

Чтобы им никто не мешал!

Чертыхнувшись, Жданов рванул к бутылке.

Только он удобно устроился в обнимку с виски, как появился Малиновский.

– У-у-у… – оценил он происходящее.

– Чего тебе надобно, старче? – и Жданов влил в себя еще одну щедрую порцию.

– Рыбка моя золотая… С какой радости мы опять наклюкиваемся? – кисло уточнил Ромка.

– А я еще не пил… – объявил Жданов. – Оставь меня, старушка, я сейчас в печали.

– Ой да ладно, помоложе некоторых выглядим, – кокетливо оскорбился Малиновский.

– Да ничего особенного. Просто Катенька… поговорила с Коленькой…

– Да что вы говорите? И о чем?

– Да так. Пустяки. Сказала, что галстук ему купила. Что вечером покажет.

– Угу.

– Потом еще парочку ласковых… А главное: он спрашивает её, как малыш! Какое ему дело до моего малыша? Какого черта он ведет себя как папаша?

– Ты стаканчик мне отдай, надо трезво оценивать ситуацию, – попросил Малиновский.

– Не-е-ет, – захихикал Жданов, защищая руками бутылку.

– Отдай!

– Прости, трезвый я сейчас ничего не смогу… Вот. Так что ты иди, Ромка, к себе. Не мешай мне страдать, – и Жданов с большим удовольствием выпил снова.

Вернувшись, Катя выключила компьютер и стала кидать какие-то вещи в сумку.

– Андрей Павлович, – сказала она, – раз уж вы разрешили мне уйти пораньше, я, пожалуй, действительно пойду. Что-то у Кольки там с папой случилось…

Жданов рванул к ней так быстро, что мир вокруг покачнулся. Черт, ну что же этот мир такой нестабильный!

– Куда, Катюш? – спросил он, преграждая ей дорогу с улыбкой, которая разъедала губы. – Ведь вы никуда не спешили еще пять минут назад. До этого звонка.

– Я просто устала, – она пыталась говорить мягко и спокойно, как говорят с пьяными или маленькими детьми. Но ведь Жданов не был ни тем, ни другим! – Отпустите! Меня ведь ждут.

Катя попыталась обойти его, но он не позволил ей ускользнуть. Притянул к себе, обнял, как в танце, и даже слегка покачнулся в такт барабанов, звучавших в его голове.

– Да? Кто? Неужто наш великий и несравненный Николя Зорькин?

Катя вздрогнула и посмотрела испуганно, встревоженно.

– Я действительно устала, Андрей, – глухо сказала она, поддаваясь ритму странного танца, с податливостью, разжегшей пожар внизу его живота.

– Катюш, – прошептал он, распаляясь от её дыхания на своих губах, – однако вы не устали издеваться надо мной. У вас как-то на это хватает сил.

– О чем ты говоришь? – спросила она. – Ты изменился в последние дни. Что с тобой, Андрей?

На её запрокинутом к нему лице играли сложные тени.

Неужели она действительно не понимает?

Не видит, что медленно убивает его своей ложью?

– Что со мной? – повторил он, не слыша себя за грохотом пульса. – А как ты думаешь?

– Мы поговорим, – сказала она успокаивающе. – Но чуть позже. Не здесь. Мне надо идти.

– Ты останешься здесь, Катя. Со мной. Потому что я очень хочу с тобой поговорить, – взмолился Жданов, не представляя себе, как сможет выпустить её из рук.

– Нас могут услышать, – и Катя снова попыталась его оттолкнуть. На этот раз он позволил ей это, и даже сам отступил назад.

Раскинул руки – вот он я, весь перед тобой.

– А пускай слышат, Катюш, – ярость взметнулась под потолок и обрушилась на них вниз. – Мне плевать! Я сошел с ума, а сумасшедший человек может позволит себе делать все, что ему вздумается! Я хочу… – он потянул за её смешной шарф, и завороженная его неистовством Катя, словно на веревочке, шагнула к нему – наконец-то! Жданов ухватил её за шею, припадая с поцелуем, и Катя ответила с таким отчаянием, как будто стояла на краю пропасти.

Она целовалась сейчас, как будто с кем-то воевала, как будто его, Жданова, отвоевывала, и её ладони стискивались в кулачки на её спине, а у губ был привкус слез.

Хлопнула дверь, но даже тогда Жданов не сразу смог оторваться от Кати.

– Нас видели, – испуганно сказала Катя.

– Кто? – удивился он, пытаясь сфокусироваться, но все было так расплывчато. Так непонятно.

Она бросила на него растерянный взгляд, подхватила свою сумку и отскочила в сторону – очень вовремя, потому что вошли отец и Кира. Извинившись, Катя все же умчалась.

От Жданова.

К Зорькину.

За красной пеленой было плохо понятно, что говорит отец.

Слишком поздно?

Да щас!

Распаленный, неудовлетворенный, взбудораженный Жданов отвечал невпопад, мечтая, чтобы все они провалились сквозь землю.

Малиновский известие о хлопнувшей двери принял как-то совсем плохо.

– Нет, ну как так можно-то вообще? А если бы!

– Можно… Нужно было, – устало объяснил Жданов, не понимая из-за чего вся эта паника. Все равно скоро всё откроется, какая уж теперь разница, когда и как.

– Да кто бы там ни был, – продолжал кипятиться Малиновский. – Кто бы там ни был! Главное – что это не Кира, не Вика и не Маргарита. А вот, если бы это были они, вот тогда все! Андрюш, я тебя умоляю, ты можешь посмотреть реальности в глаза? Просто в глаза вот так вот взглянуть? У тебя еще на одну проблему стало больше! И на какую проблему.

– Если бы на одну, Малиновский…

– Ты можешь забыть о Пушкаревой? Я тебя просто прошу об этом! Как друг. По-человечески. Сейчас можно подумать только о совете директоров. Это сейчас главное. А ты должен сохранять присутствие духа, а не вот это…

И он невнятно замычал, кого-то там изображая.

– Послушай меня, головой я все прекрасно понимаю. Но не получается у меня… Ну не получается у меня ничего, Малиновский.

И Жданов без всяких сил уронил голову на стол.

– Ну что, Катенька, поговорим? Не хочешь? Ну и правильно, а что просто так то разговаривать? Щас выпьем, поговорим по душам… А?

Беретка, забытая Катей, кивнула и покачала головой, согласно движению руки Жданова. Он чокнулся с этой береткой.

– Не хочешь. Ну ладно… Не уважаешь? Я тебя не понимаю, Кать. Ты не хочешь меня? Я не достоин быть отцом твоего ребенка? Ты хочешь спрятать его от меня? Что мне делать, Катюш? Я не знаю… Заставить тебя? Кать, молчишь? Почему ты молчишь, Катя? Неужели этот Зорькин будет для тебя лучше, чем я? Я не могу в это поверить. Кать, верни мне мою Пушкареву, которая мне никогда не врала. Кать, пожалуйста…

Вздохнув, Жданов сложил беретку в карман, ну куда она помчалась с голыми ушами, зима же, и, пошатываясь вывалился из кабинета.

В коридоре он встретил Юлиану, которая сказала о том, что Олечке Вячеславовне стало плохо, и что все поехали к ней. Катя тоже?

А ведь как она спешила домой!

Что же, у Жданова наметилась вполне четкая цель.

Надо же отдать человеку головной убор, пока у неё окончательно в голове все не промерзло.

========== 34 ==========

В лифте Жданов вспомнил другой лифт – в котором они с Катей целовались в Миланском отеле, а следом хлынули воспоминания о сегодняшнем утре, которое, казалось, было уже сто лет назад. Безжалостная февральская Москва смяла под своими подошвами солнечную европейскую беззаботность.

Этим далеким сегодняшним утром Жданов проснулся в одной постели с Катей – теплой и сонной, смущающейся и трогательной. Он вспомнил, как долго и лениво целовал её пальчики и плечи, спину и руки, грудь и шею – просто так целовал, без ослепляющей вспышки страсти, приключившейся с ним ночью. Никак не мог оторваться от её гладкой кожи и родного запаха, и бормотал что-то путанно-нежное, и дышал в ямку у неё на ключице, и не было ему, до конца не проснувшемуся, в те минуты никакого дела до того, честна ли с ним Катя или нет.

А потом они поняли, что опаздывают, вскочили, как ошпаренные, хаотично бросая вещи в чемоданы, и доцеловывались уже в лифте, а потом в такси, а в самолете он спросил, отменит ли она теперь эту нелепую свадьбу с Зорькиным. А Катя ответила, что они обсудят это все чуть позже, и это её неизменное «позже» взорвалось у него в голове, в клочья разнеся все нежности.

Катя тут же заснула у него на плече, а Жданов пялился на равнодушные к нему облака и чувствовал себя неумолимо одиноким.

Стоя на обочине и время от времени помахивая рукой, чтобы поймать такси, Жданов безнадежно листал телефонную книжку – номера Ольги Вячеславовны там не было. Тогда он вспомнил про Милко. Буквы прыгали перед его носом.

Он обо всем поговорит с Катей – сегодня.

Он не будет больше тянуть и заставит её позабыть о всех её «позже».

Катя и ребенок принадлежат ему, и он прямо сегодня заберет их к себе домой.

Преисполнившись самыми решительными намерениями, Жданов услышал в трубке:

– Да, мой пупсик, мой сладкий пупсик?

– Какой пупсик? – возопил Жданов. – Ты что, с ума сошел? Ольгу давай!

Милко полопотал какие-то угрозы и передал наконец трубку. Осведомившись о здоровье Ольги Вячеславовны, Жданов взял быка за рога:

– А Катя-то там? Да Пушкарева, конечно, Пушкарева. Вы что, знаете еще одну Катю, что ли?

Не с первой попытки открыв дверцу такси, которая так и норовила увернуться из его рук, он плюхнулся на сиденье.

Екатерина Жданова, вот как скоро будут её называть.

Жданова!

Не Зорькина!

Это он молодец, что ждет Катю у подъезда. Проще будет чемодан из багажника изъять.

И ведь, главное, она ему что сказала? Что ей срочно домой надо. А сама что? Поехала навещать больную коллегу!

Снова вранье!

Но он положит этому конец.

Решительно и беспрторо… бесвопорно… бес-по-во-рот-но, вот!

Слово-то какое, трудное.

Распаляя себя все больше и больше, он совершенно беспричинно нахамил позвонившей Кире, которая ждала его на ужин с его же собственными родителями.

А он им Пушкареву туда, привезет, вот.

Здравствуйте, я ваша Катя.

Ношу ребенка для вашего мальчика.

Хотя нет, родители им сегодня ни к чему.

Они останутся только вдвоем, чтобы было так же сладко, как было в Милане.

Хватит тайн, Екатерина Валерьевна!

В общем, он смутно понимал, что происходило в квартире Ольги Вясеч… Вячесл… Ольги, короче. Оказалось, что там целый рассадник сотрудников – не только Пушкарева, но еще и весь женсовет.

– Ой, как вас тут много, – удивился Жданов. – Катенька! И вы здесь? Очень хорошо!

Она смотрела на него квадратными глазами, как будто он вел себя странно. А он не вел! Он был как обычно!

– А ты что, к Пушкаревой приехал? – спросил Милко.

– Да, к Пушкаревой приехал, – объявил Жданов, поймал её сердитый и строгий взгляд и поправился: – господи, что я говорю! Я же к Ольге Вячеславовне приехал!

И пока он проявлял свой президентский долг, справляясь о самочувствии сотрудников, Пушкарева тихо слиняла.

Не тут-то было!

Врешь, не уйдешь!

Он поймал её уже возле того джипа, который он выбрал для неё.

– Катя! Катя, подождите! Ну Катя! Я никуда вас не отпущу, сегодня вы поедете со мной! Я вас забираю к себе! Я тебя не оставлю, ты слышишь!

– Так, по-моему, он пьяный, – сказал кто-то совсем рядом, и между Пушкаревой и Жданов вырос Зорькин.

Кто пьяный? Где?

– Андрей, – попыталась успокоить его Катя, – что ты творишь? У тебя ужин с родителями!

Но Зорькин отодвинул её себе за спину и произнес напряженным, высоким голосом:

– Жданов, ты спятил? Катьке нельзя волноваться! Как ты себя ведешь с беременной женщиной!

– Да тебе-то какое дело, – закричал Жданов, – до её беременности! Тебя это совершенно не касается!

– А тебя, значит, касается? Зашаталось твое кресло, Жданов, вспомнил перед советом про Катьку?

– Коля, – попыталась было снова вмешаться Катя. – Подожди. Я поговорю…

– Да не будешь ты с ним разговаривать, – отрезал Зорькин. – Иди в машину! Ты думаешь, он почему суетится? Потому что как только вскроются все его махинации, ты останешься единственным человеком, от которого будет зависеть и компания, и его место в ней.

– Да какая компания? – завопил Жданов, возмущенный не столько ересью, которую нес Зорькин, а тем, что он говорил о нем так, будто его тут не стояло.

– Коля, – воскликнула Катя, – давай поговорим дома.

Дома? Ах, они поговорят дома?

– Катя, ты поедешь со мной!

– Да никуда она не поедет с таким пьяным животным!

– Коля, – Катя едва не плакала, – перестань.

– Оставь Пушкареву в покое, ты понял, – храбрым воробьем напрыгивал на него Зорькин.

– Да ты сам оставь её в покое, понял! Катенька, поддержите, пожалуйста, – и он вручил ей свои очки. – Катя моя, ты понял!

Наутро, вспоминая ту минуту, когда Жданов первый раз ударил Зорькина, он готов был убить себя за такое скотство.

Но в этот вечер он бил даже не Зорькина, а упорное нежелание Кати нормально с ним поговорить.

Почему она ускользает от него?

Прячется за этого смешного дрыща, нелепого в дорогом пальто и возле дорогой машины.

А ведь Жданов!

Хотел!

Просто!

Забрать!

Катю!

Бац!

Пощечина, не сильная, но до одури обидная, отрезвила Жданова.

Прочистила мозги в одну секунду осознания: Катя ударила его.

Она смотрела на него потрясенно, до смерти расстроенно, едва не плача.

Сзади набросился Федор, но Жданов стряхнул его с себя – да отвяжись ты!

Подошел Милко, чтобы сообщить, что драться в костюме от Джорджио – это варварство.

Но он видел только то, как Катя заботливо отряхивает Зорькина, вытирает ему разбитую губу белым платком, надевает на него очки. Наконец, она подняла с земли шарф Жданова и протянула ему, посмотрев прямо в глаза. И на её лице были сострадание, грусть и тревога, от которых стало совсем тошно. День, начавшийся так прекрасно, завершался самым диким образом.

– Знаешь, Жданов, – сказал Милко, – я был гораздо лучшего мнения о тебе. Иногда ты даже похож на очень приличного человека, – Катя села в машину к Зорькину, – может быть потому, что ты носишь очень дорогие костюмы. Но, пойми, одежда – это еще не все. Нужно, чтобы у тебя было что-то здесь и здесь, а у тебя там пусто.

Жданов не смотрел на Милко и понятия не имел, о каком «здесь» тот говорил. Сквозь лобовое стекло он смотрел только на Катю, а она смотрела на него.

Ни у одной беременной женщины в мире не должно было быть таких больных глаз.

И, когда машина с Катей уехала, Жданов зачерпнул рукой в перчатке горсть снега и протер им лицо.

Стоя в полном одиночестве посреди отвратительного февраля, он думал о том, что все его обиды и страхи, и ревность, и терзания не имеют никакого значения по сравнению с тем новым, что пришло в его жизнь.

Что впервые за все годы его существования мир перестал крутиться вокруг Жданова, и теперь пришла пора думать не о своих переживаниях – а о крохотной бесстрашной девочке, которая сегодня ударила его по щеке – и этим причинила себе куда больше боли, чем ему.

Что центр вселенной Жданова сместился и спрятался внутри Кати Пушкаревой.

И что вовсе не себя ему нужно защищать.

Крутилась детская каруселька под ним, крутилось вместе с нею небо.

Огромное и равнодушное.

– Да, Жданов, ты её ревнуешь, и как же сильно ты её ревнуешь…

Но это сейчас было совершенно неважно.

– Какой-то ты сегодня как Наполеон после Ватерлоо, – заметил Ромка, когда они вышли из лифта Зималетто.

– Угадал, – с мрачной торжественностью подтвердил Жданов, – дал бой и потерпел поражение.

– Ну вы даете господин президент… А подробнее? – перебирая корреспонденцию на ресепшен, осведомился Ромка.

– Да! Побоище не хуже Куликовской битвы! – захлебывающаяся от восторга Света спиной выскочила из лифта, за ней следовали такие же взбудораженные Шура с Амурой. – Так Жданов-то оказывается такой зверюга!

Ромка едва портфель от такого не уронил. Девицы уставились на начальников во все глаза.

– Ой, – затароторила Света, – а передача вчера была жуткая! Оказалось, что Жданов был главным Сталинским палачом!

Дождавшись, пока сплетницы уберутся вон, Малиновский повернулся к Жданову, изображая, что курит трубку.

– Поздравляю, – с грузинским акцентом процедил он. – Поздравляю, товарищ Жданов, вы вошли в историю. Думайте теперь, как из неё выйти.

Катя вошла в кабинет, приблизилась к столу и только потом увидела Жданова, сидевшего на диванчике за дверью.

– Привет, – сказал он, прилежно сложив руки меж колен.

– Доброе утро, – сухо сказала Катя, всем своим видом демонстрируя холодность и презрение. Но, бросив на Жданова мимолетный взгляд, она кинула свою сумку и подлетела к нему. Повернула лицо к окну, чтобы разглядеть след от пощечины. Жалобно дрогнули её губы.

– Ого! Прости, – сказала она, – я не знала, как тебя остановить. Федору ведь тоже досталось, не только Коле!

– Я заслужил. Это ты меня прости, Кать, – он перехватил её руку, поднес к губам, – мне очень стыдно. Я вел себя, как последняя скотина. Но я могу искупить свою вину, а главное, объяснить, почему я это сделал.

– Почему? – быстро спросила она. – Я всю ночь не спала, всё никак не ме могу понять, что с тобой такое.

Ну вот! А ей надо спать по десять часов. Скотина и есть!

– Вчера я не помнил себя от ревности, со мной такое впервые в жизни. Это ревность. Сумасшедшая ревность

– Кого? К кому? – не поняла Катя, и это её изумление было таким славным, что Жданов от облегчения рассмеялся и быстро осыпал короткими поцелуями её лицо.

– Тебя! Ко всем! Я хочу, чтобы ты была рядом все время. А ты уехала к Зорькину. Галстук ему купила. Вечер собралась с ним проводить!

Катя моргала в такт его словам. Потом неуверенно улыбнулась.

– Ты ревнуешь? Меня?

– Еще как, – заверил её Жданов.

– Бедный, – сказала Катя, – совсем распереживался из-за этого совета.

– К бизнесу это не имеет ни малейшего отношения, – рассердился Жданов, припомнив все обидные слова, сказанные вчера Зорькиным. Он что, внушает это Кате изо дня в день? Почему?

Она встала и принялась принялась разматывать свой шарф. Жданов с готовностью принял её пальто, погладил плечи, локти, поцеловал в ухо.

– Кстати, – напомнила Катя, – до показа нам надо пройтись по докладу. Почему вы до сих пор не прочли его, Андрей Павлович?

– Кстати, о показе. Ты идешь со мной.

– Я там буду нужна? – деловито спросила Катя, включая компьютер.

– Очень.

– Только не нападай больше на Колю, – вдруг сказала Катя, выглядывая из-за монитора. – Он мой лучший друг, и я даже тебе не позволю его обижать.

– Я больше не буду, – пообещал Жданов, стоя перед её столом, как школьник, навытяжку. – Прошу тебя, не вини меня за то, что я вчера сделал. Я и сам не понимаю, что со мной произошло. Я потерял равновесие.

Дверь открылась, и вошла Кира.

– Доброе утро, – сказала она с вызовом.

– Привет, – рассеянно ответил Жданов, не сводя с Кати глаз.

– Доброе утро, – ответила Пушкарева, утыкаясь взглядом в монитор.

– Как ты себя чувствуешь? – подходя ближе, спросила Кира.

– Хорошо, спасибо, – отчитался Жданов.

– Что с лицом?

– Подрался.

– Опять подстава на дороге? Ты хоть помнишь, с кем дрался?

Катя высунула один внимательный глаз из-за монитора.

– Да, конечно, – по-прежнему не поворачиваясь к Кире, отчеканил Жданов. – Это был Николай Зорькин, Катин… лучший друг.

Он никогда в жизни не сможет назвать этого щегла её женихом!

У него просто язык отсохнет.

– А причину драки ты тоже помнишь? – не унималась Кира.

– Разумеется. Я был пьян, и излишне грубо требовал, чтобы Катя поехала со мной. Даже собирался увезти Катерину в офис, – он говорил почти правду, и в этом был какой-то горделивый вызов и – неожиданно – удовольствие.

– В офис? Посреди ночи?

– Ну ты сама понимаешь, совет директоров на носу, я был излишне настойчив, а Николай не хотел её отпускать с пьяным начальником.

– А потом он тебя?..

– Нет, это я на него набросился. Ну, к счастью нас растащили.

– Ну что же. Это уже становится традицией, Жданов. Ты сначала напиваешься, а потом ищешь приключений на свою голову. Поздравляю тебя, – и Кира направилась к выходу.

– Ты знаешь, я решил твердо пересмотреть свое поведение, – сообщил Жданов Кате. – Вот и сейчас я пришел сюда, чтобы извиниться перед Катей и перед Зорькиным.

– А ты бы встал на колени, было бы убедительней, – посоветовала Кира и вышла вон.

– Я все правильно сказал? – спросил Жданов.

– Дурак, – сказала Катя ни с того ни с сего и улыбнулась. – Для чего ты злишь Киру Юрьевну перед советом?

– Да потому что мне надоело все время бояться совета, – объяснил Жданов. – Я чувствую себя земляным червяком!

Она засмеялась и, вскочив со стула, расцеловала Жданова в обе щеки.

– Ты мой бунтарь! – объявила она.

– Кать, мы можем сегодня поужинать вместе? После показа?

Она вздохнула.

– Ужинать я буду на работе, – сказала грустно. – За время нашего отсутствия накопилось множество бумаг. И я бы хотела еще раз пройтись по отчетам перед советом.

– Никаких ужинов на работе! Отдыхать, гулять, спать.

– После совета директоров, – ответила Катя. – Ты помнишь? Всё после совета директоров.

– Как мне всё это надоело, – вырвалось у Жданова.

После обеда пришли родители, и отец неожиданно шагнул к столу Катерины.

– Катенька, здравствуйте. От Андрея я все равно ничего не добьюсь, поэтому скажите честно, как наши дела?

Жданов поспешил было к ним, пока Катька не начала каяться – такое у неё стало виноватое лицо.

– Так, не мешай секретничать, – заметил его маневр отец.

– Катя, предупреждаю: он очень, очень хитрый, – попытался отвлечь внимание на себя Жданов.

– Президент, иди, поговори с мамой…

– Павел Олегович, отчет еще не совсем готов и цифры я вам прямо сейчас не скажу, но… – начала оправдываться Катя.

– Катя, вы знаете, я редко говорю такие слова, но должен признаться. Пока наше предприятие в ваших руках – я спокоен.

Контрольный.

В голову.

На Катю стало страшно смотреть.

– Спасибо, – выдавила она из себя, бледнея.

Завтра, – стиснув зубы, напомнил себе Жданов, – завтра все это закончится.

========== 35 ==========

– Андрюша, – мама воспользовалась тем, что в конференц-зале каким-то чудом находились одни Ждановы, и сразу принялась выполнять свой родительский долг. – Мы за тебя так волнуемся! Ты же хорошо себя чувствуешь, да?

– Просто небольшое недомогание на нервной почве, – объяснил он, чувствуя вину перед родителями за все это представление. – У меня аллергия на Киру!

– Что ты говоришь, – ужаснулась мама.

Отец молчал, постукивая пальцами по столу.

– Я говорю, что не собираюсь жениться на Кире, – объяснил Жданов. – Пока свадьба отложена, но я намерен её отменить.