Текст книги "Святая Катерина (СИ)"

Автор книги: tapatunya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

– Андрей! – ахнула мама и беспомощно посмотрела на папу. – Паша, ну скажи ты ему.

– А что я должен сказать? – грустно ответил папа. – Андрей уже, кажется, вырос из моих советов. Я только об одном прошу – не обижай Киру.

– Я постараюсь, – ответил Жданов серьезно. Ему действительно не хотелось никого обижать. Кира ведь не виновата, что с ним приключилась Катя.

– Нет, я не могу понять, чего тебе не хватает! – расстроено воскликнула мама. – Умная, красивая, ты в неё сто лет как влюблен!

– Был, – лаконично поправил он маму.

– Это какое-то ребячество! Должна же быть хоть какая-то причина…

– Что-то Катя задерживается, – рассеянно пробормотал Жданов, – я же просил её поприсутствовать…

– Андрей!

– Мам, я сейчас, – он чмокнул её в щеку и встал. Порывисто шагнул в свой кабинет и замер на пороге, остолбенев от хлестких слов Киры:

– А понять вы сможете, понять, Катя, что ни при каких обстоятельствах вы не имеете права ударить президента компании и вашего работодателя! Вы ведете себя, как хозяйка, а вы здесь никто! Вам это понятно?

– Да, – почти крикнула в ответ Катя. Они были так поглощены друг другом, что не видели Жданова, а тот словно окаменел от бешенства.

– Вы ударили его при всех, – продолжала отчитывать Катю Кира, и никогда прежде он не видел, чтобы она вела себя столь отвратительно. – И теперь на каждом углу будут говорить, что Андрея Жданова ударила его собственная помощница! Вы ведете себя по-хамски с руководством, вы портите людям репутацию и думаете, что вам все дозволено…

– Достаточно, – сказал Жданов и сам себя испугался. – Кира, выйди, пожалуйста вон, иначе я за себя не ручаюсь.

Она обернулась к нему, бледнея от ярости и бессилия.

– Андрей, как акционер я не могу позволить, чтобы репутация… – начала было она, но Жданов не дал ей договорить.

– Катя, – проговорил он, и от сдерживаемого крика его губы дрожали, – может поступать со мной так, как ей заблагорассудится. И это никого из вас не касается. Это понятно, Кира? – все-таки он повысил голос, и бывшая невеста отшатнулась.

– Понятно, – крикнула она в ответ. – Ты все время ее защищаешь, а она тобой манипулирует! Мало того, что она дала тебе пощечину при всех, так ты снова на её стороне! Прекрасно!

– Ну, честно говоря, она правильно сделала, что дала мне пощечину, – вспомнив вчерашнее выражение Катькиного лица, Жданов совладал с собой. И теперь говорил медленно и тихо. – Катя, если хочешь знать, этой пощечиной оказала мне услугу.

– Услугу? – фыркнула Кира. – Интересно. А какие еще услуги тебе оказывает Катя? А я ничему не удивлюсь, Андрей!

Ну невыносимо же!

– Сейчас, – прорычал Жданов, – меня останавливает лишь то, что я пять минут назад пообещал отцу не ругаться с тобой из-за отмены свадьбы.

– Отмены? – переспросила Кира и поднесла руку к губам.

– Ты все слышала, – ответил он, ощущая нечто вроде удовлетворения.

Наверное, он был плохим человеком, но пролитая кровь снизила градус сотрясавшей его злобы. Услуги! Катя! Оказывает! Привыкла Кира к своим дешевым подругам!

И ему действительно было плевать сейчас, как она проголосует завтра.

Малиновский его прибьет за такую несдержанность, ведь стоило подождать всего один день.

Но Жданов не ощущал даже тени раскаянья.

Кира глянула на него диким, пустым взглядом и молча вышла.

За все время этой перепалки Катя даже не пошевелилась. Неподвижная, как статуя, она упорно смотрела прямо перед собой.

Жданов посмотрел на пушкаревскую прямую спину и вдруг принял решение.

– Кать, – велел он, стараясь говорить спокойно, – давай-ка ты на завтра возьмешь выходной. Я… сам представлю доклад.

– Да ты его даже не открывал! – ответила она устало.

– Я очень способный, – Жданов подошел к ней и положил руки на её окаменелые плечи. – Ты даже не представляешь себе, на какие подвиги я способен. Я, например, умею читать и знаю цифры.

Она посмотрела на него и слабо улыбнулась.

– Нет уж, – за бликами её очков мелькнула нежность, – я вас, Андрей Павлович, одного не брошу. Как президента компании и своего работодателя, чью репутацию я подмочила.

Что за стойкость храброго оловянного солдатика!

– Сама подмочила – сама и восстановишь. Как честная женщина, – он легко коснулся губами её щек и лба. – Кать, прости. Кажется, мне вообще не стоит отходить на тебя ни на шаг. Ты как?

– Нормально, – ответила она, подумав. – Кира Юрьевна тоже права. Особенно… после Милана. Я во всем перед ней виновата.

– Глупости, – рассердился Жданов. – Если уж искать виноватых, то ты здесь вовсе не при чем. Не ты же встречалась с Кирой. Всё, Катюш, не расстраивайся. Я больше никому не позволю тебя обижать. Сейчас мы пойдем в конференц-зал, а потом на показ…

– Но у меня куча дел, – слабо возразила она.

– Плевать, – отмахнулся Жданов. – Кстати, родителям я тоже сказал об отмене свадьбы.

Катя прерывисто вздохнула.

– Что будет, если завтра Воропаев решит продать свою долю акций?

– Папа ему не позволит, – с уверенностью, которой он вовсе не чувствовал, ответил Жданов.

– Коля прав, – задумчиво сказала Катя, и в грудь Жданова от этих слов воткнулась ледяная игла, – если все пойдет наперекосяк, решения придется принимать мне, как владелице Никамоды.

– Катя!

– Не кричи, – нахмурилась она, сосредоточенно кусая губы.

– Так, – сказал Жданов и схватил с вешалки её пальто. – До показа у нас есть пара часов. Давай скатаемся к нотариусу и оформим генеральную доверенность на управление Никамодой на меня. Выведем тебя из-под удара. Звони своему Зорькину, пусть везет документы.

– И что нам это даст? – Катя не пошевелилась.

– По крайней мере, им не в чем будет тебя обвинить.

– И что нам это даст?

– Катя, считай что это моя начальственная придурь, – он натянул на неё пальто, накинул свое и за руку потянул её к двери. – Я же у нас всеми признанный тиран и деспот… Вика! Скажи всем, что мы с Катей уехали на час-другой.

– Так ведь Воропаев приехал…

– Ну так предложи ему кофе!

– Ты это… прости, – от неловкости Жданов почти выронил портфель с документами, который ему протягивал Зорькин, – я вчера выпил лишнего, ну и в общем. Вспылил.

Катя с таким вниманием разглядывала план эвакуации, вывешенный на стену в коридоре, что можно было не сомневаться в том, что она подслушивает.

– А вы бы, товарищ Жданов, валерьянку принимали, – с достоинством поправляя очки, ответствовал Зорькин.

– Обязательно воспользуюсь вашим мудрым советом, Николай Антонович, – смиренно склонил голову Жданов. Он оглянулся на Катю и оттащил Зорькина в уголок. – Слушай, уговори Катю не приходить завтра на совет, меня она не слушает. Беспокойно мне.

– Я все равно приду, – сообщила плану эвакуации Катя, – можете не шушукаться.

И Жданов с Зорькиным синхронно закатили глаза.

На показе Жданов не терял Катю из поля зрения ни на минуту и даже на подиум попытался вместе с ней подняться, но Пушкарева уперлась упрямым осликом, и ему пришлось выпустить её локоть из своих пальцев.

Точно. Рано Катерине пока на подиум. Не поймут.

– Добрый вечер! Говорят, женщины всех времен соглашаются с утверждением: нечего носить. Зималетто утверждает обратное! Носить есть что! Сегодня наш гениальный дизайнер, известный всем Милко сотворил чудо. От женщин, одетых в его одежду невозможно оторвать глаз. Итак – новая коллекция Зималетто!

Буквально слетев вниз, Жданов спросил у отца:

– Ну, как сказал?

– Сказал хорошо, посмотрим, как сделал.

Рассмеявшись, Жданов повернулся к Кате:

– Устала?

Она покачала головой.

– Все в порядке.

– Не проголодалась? Слушай, давай дождемся окончания показа и свинтим отсюда, – и наткнулся на внимательный отцовский взгляд, снова улыбнулся ему и перевел взор на моделей.

У него было отличное настроение.

Показ ожидаемо был великолепным, родители были довольны, Юлиана одобрительно покачивала головой, Воропаева с кем-то увлеченно трепался, а Кира тихо напивалась в баре и никого не беспокоила.

Все было хорошо.

– Все отлично. Правда, отлично. Появилась надежда на новые контракты, на возможность расплатиться с долгами, так что… у нас всё, Кать, получится.

Подперев рукой щеку, она смотрела на него с легкой улыбкой.

– Что? – забеспокоился Жданов. – Почему ты не ешь?

– Ты как будто светишься сейчас, – сказала Катя. – Ты такой… такой Андрей Жданов.

Они ужинали в очередном ресторане, и при мысли о том, что придется Катьку везти домой, легкая тень накрывала безоблачный ждановский триумф.

– Ты тоже очень похожа на Екатерину Пушкареву, – ответил он, улыбаясь. – Будущая Екатерина Жданова.

– Что? – Катя выпрямилась, глядя на него с изумлением.

– Прости, – он легко поцеловал её руку. – Я знаю, что дурак, и так предложения не делают. Я исправлюсь в самое ближайшее время.

– Предложение? – повторила она с недоверием.

– Кать, – Жданов подвинулся ближе. – Катюш, завтра в это время все будет закончено. Совет пройдет, и у меня будут развязаны руки. И тогда, – он погладил её ладонь, – тогда у нас с тобой все будет иначе, правда?

– Ты… – она облизнула пересохшие губы, – хочешь жениться на мне, несмотря на… несмотря ни на что? На мне?

– Ты говоришь об этом с таким потрясением, как будто я собрался лететь на луну, – с нежностью упрекнул её Жданов. – Кать, ты была права – отчет придется представлять Екатерине Валерьевне Пушкаревой. Потому что шеф влюбился и потерял остатки разума.

Она смотрела на него завороженная, покоренная, восхищенная. И это пробуждало в Жданове неведомые доселе чувства.

Что-то очень-очень теплое.

– Кать, ты самый близкий, самый родной мне человек в целом мире, – продолжал Жданов, увлеченный непривычными ощущениями, – я даже не представлял раньше, что можно быть к кому-то так близко. Я всегда тебе верил, больше, чем кому бы то ни было.

Катя вскочила.

– Мне пора, – смятенно воскликнула она. – Мне надо домой. Я очень устала.

– Конечно, – согласился с ней Жданов, мрачнея. – Вам надо домой, Катя.

Кажется, и сегодня Пушкарева продолжит свои игры в молчанку.

Ослепший и оглохший от поцелуев, которые с прощального чмока в щечку затянулись на добрых полчаса, Жданов сидел в машине под Катиными окнами и бесцельно следил за работой дворников.

Вправо – боль и обида. Влево – тепло, растекающееся по груди парным молоком. Вправо – Катино вранье. Влево – будущий маленький Жданов, крохотные ручки, крохотные ножки. Вправо – страхи и беспокойства. Что день грядущий нам готовит? Влево – Катька на его стороне, а значит, нестрашно. Вправо – страшно за Катьку. Влево – он никому не позволит.

Что его – то его.

– Ты влюбился, – сообщил он сам себе без всякого удивления. – Жданов, ты первый раз в жизни влюбился! Отлично! По уши. В Катю Пушкареву.

И засмеялся от очевидности происходящего.

========== 36 ==========

– Добрый день, Катенька! Вы видели, какое солнце сегодня на улице! Катюш! Катя! Катюш, вы сегодня замечательны! Ну просто обворожительны! Ну потрясающи!

Катя, еще в пальто, стояла спиной к дверям и смотрела на него как на сумасшедшего.

Не в силах оставаться неподвижным, он схватил её в охапку, легко покружил по комнате, вспомнил про ребенка и поставил на место, выглянул в приемную, обнаружил отсутствие Клочковой, вернулся и расцеловал. Стянул с неё пальто, поправил оборки на блузке, пригладил воздушные волосы, выбившиеся из тугого узла и снова поцеловал.

– Андрей, – выдохнула ошалела от этих нежностей Катя, – что с тобой?

– Я люблю тебя, – объявил он с превеликим удовольствием. – И я счастлив.

Катя порывисто, как ребенок, бросилась к нему на грудь. Обхватила крохотными ладошками его плечи, прижалась, вздохнула и отпрянула. Едва сдерживая сияющую улыбку, напустила на себя строгий вид, но уголки её губ сами собой тянулись вверх.

– Вы хоть доклад прочитали, Андрей Павлович?

– Прочитал. Все равно не мог уснуть – всю ночь мечтал о вас, Екатерина Валерьевна.

Катя смущенно вспыхнула и спряталась за монитором.

– Мне надо подготовиться к совету, – раздалось оттуда. – Идите прогуляйтесь, вы мне мешаете.

Вот так Жданова и выставили из кабинета.

– Да, Малиновский, будет скандал. Даже будут жертвы! Но ты не представляешь, какое это счастье!

– А я видел, между прочим, сегодня Кирюшу. Скажем прямо – она в похмелье и ярости. Так что на твоем месте я бы запасся бронежилетом и каской.

– Да черт с ней, с Кирюшой. Сейчас главное – это Катюша.

– Выходилааа песнюю завоодилааа, – затянул Малиновский. – Жданов, ты мне надоел! Я не знаю, кем ты себя чувствуешь последнее время, но выглядишь ты как персонаж из книги «Идиот» под редакцией нашего курьера – Федора Михайловича Короткова. Жданов, послушай меня в последний раз. Твоя жизнь – это Зималетто. Впрочем, как и Кирина, и Сашкина, и твоих родителей. Они, между прочим, отчисления получают. А ты что, в одночасье хочешь, ради своей прихоти, все финансовое благополучие под откос пустить? Прекрасно! А чем они жить-то будут? В дворники пойдут?

– Если бы у меня была возможность прожить эту жизнь хотя бы дважды, я бы принес себя в жертву! Но знать, что совершаешь ошибку, и не пытаться её исправить – это глупо! Поэтому я вчера всем сообщил об отмене свадьбы, – безмятежно ответил Жданов, полностью довольный собой.

– Всем – это кому? – насторожился Малиновский. – Тебе и твоим множественным личностям?

– Всем – это родителям и Кире.

– Во дурак-то! – схватился за голову Ромка.

Не в силах оставаться на месте, Жданов сорвался с кресла и рванул в сторону комнаты с ксероксом. Вдруг испугался, что папки окажутся слишком тяжелыми для Кати.

– Андрей… Павлович? – удивилась она.

Он забрал стопку бумаг из её рук.

– Кать, а когда станет известно пол ребенка? – спросил он. – Ну в смысле, девочка это мальчик. Ужасно любопытно.

Катя бросила на него изумленный взгляд.

– Вам любопытно? – спросила она.

– Ну разумеется. А над именем вы уже…

– Вот вы где, – заглянула Кира. Она плохо выглядела – бледная, темные круги под глазами, голос на грани нервного срыва. – Акционеры собираются в конференц-зале, вы изволите появиться?

– Конечно, Кира, – с готовностью подтвердил Жданов. – Вот сейчас допечатаем отчеты и придем.

– И с каких пор президент компании стоит за ксероксом? – прищурилась она. – Ты теперь всю работу за Пушкареву будешь выполнять?

– А что, – воодушевился он, – я могу.

– Как долго ты будешь продолжать этот цирк?

Жданов демонстративно принялся раскладывать бумаги по папкам.

– Андрей Павлович просто волнуется перед показом, – объяснила Катя.

– А я, кажется, вас ни о чем не спрашивала, – высокомерно обронила Кира.

– Кира! – возмутился Жданов.

– Не смей на меня орать из-за Пушкаревой, – выпалила та и унеслась прочь.

– Извините, Катя, не в себе человек, – посетовал Жданов.

– Разумеется, не в себе. Вы вчера отменили её свадьбу! Вы хоть представляете себе, как это больно? – обрушилась на него Пушкарева. – Вы должны поговорить с Кирой Юрьевной. Как-то успокоить её.

– Как? – кротко спросил Жданов.

Катя только вздохнула.

– Ну что посмотрим, что вы там сочинили на пару с нашим общим другом, – приветствовал их Александр.

– Все хорошо, не сомневайся, – заверил его Жданов, раздавая папки. – С сочинениями у меня всегда было все в порядке.

– Так, не превращайте собрания в петушиные бои, – вмешался отец.

Клочкова принесла остывший кофе, и все с удовольствием на неё нарычали за это.

Катя, очень спокойная, собранная, бросала быстрые взгляды на собравшихся, словно пытаясь понять, чего от кого ждать.

Жданов подмигнул ей, пытаясь подбодрить, и улыбнулся как можно беззаботнее.

– Приступим? – предложил он, желая быстрее закончить этот совет.

Акционеры потянулись к папкам. Некоторое время царило молчание, потом Воропаев отбросил от себя отчет, встал и зааплодировал.

– Блестяще, Андрюша, – провозгласил он, – впрочем, мои похвалы не по адресу, – и он повернулся к Пушкаревой. – Изумительная подделка, Екатерина Валерьевна. Очень правдоподобная. Я бы даже смог поверить, если бы не это, – и он бросил на стол «Вестник регистрации юридических лиц».

Выражение Катиного лица не изменилось, лишь спина стала еще более прямой, да кровь отхлынула от лица.

– Что это? – спросил отец.

– Это, – торжествующе протянул Сашка, – вся правда о настоящем состоянии компании. Можете не тратить время на чтение отчета – он все равно липовый.

– Что ты говоришь, – рассердилась мама, а отец распахнул журнал по заботливо приклеенной закладке.

– Катенька, – чужим, неестественным голосом произнес Жданов, у которого сердце, кажется, совершенно перестало биться. – Вы можете быть свободны. У вас еще полно дел.

– Что? – изумилась Кира.

Воропаев, коршуном круживший вокруг стола, опустил ладонь на плечо Кате.

– Катенька, – издевательски прокаркал он, – не может быть свободна. Ей еще предстоит дать нам отчет о ваших махинациях.

Эта рука на Катином плече заставила ждановское сердце биться заново.

– Руку убрал, – процедил он.

Катя дернула плечом, скидывая с себя чужую ладонь. Жданов наконец перевел взгляд на отца.

– Ты заложил Зималетто? – спросил тот очень спокойным, очень серьезным голосом. – Компания заложена, а члены совета акционеров не знают об этом?

– Я все объясню, – быстро сказал Жданов, мучительно соображая, как увести отсюда Катьку.

– Не трудись, – вмешался Воропаев, – я сам объясню. Поскольку мне небезразлична судьба компании, нашего общего дела и, в частности, моего капитала. Так вот, я навел некоторые справки и выяснил, что всеми любимый Андрей Жданов заложил Зималетто. И заложил очень сомнительной организации под названием Никамода.

– Паш, тебе плохо? Воды! – всполошилась мама.

– Нет, все в порядке, – медленно отозвался отец, – пусть Андрей объяснит.

– Ну Андрей! Что ж ты молчишь! Что происходит, наконец! Это правда? Что это за Никамода? Что ты молчишь?

– Владелицей Никамоды является – тадам! – наша верная помощница, наш серый кардинал, Екатерина Валерьевна Пушкарева, – злорадно провозгласил Воропаев.

– И генеральная доверенность на управление Никамода оформлена – тадам! – на Андрея Жданова, – вмешался Жданов. – Катя, принесите доверенность.

Хоть бы она додумалась не возвращаться!

Катя не пошевелилась.

– Ты развалил такую большую компанию, за такой короткий срок. Жалкий, бездарный неудачник! Простите, Павел Олегович, – продолжал надрываться Воропаев.

– Если бы ты потрудился бы вникнуть в документы…

– Все, во что было нужно вникнуть – я уже вникнул. Вот документы, отражающие ваши махинации. Зачитать?

– Довольно, – тяжело проговорил отец, – Ответь мне на один вопрос: ты потерял компанию?

– Нет, не потерял, но в настоящий момент компания Зималетто принадлежит Никамоде. Но это только формально, – Жданов и сам понимал, что сейчас никто не сможет даже услышать его, не то что понять.

– Как ты мог? – выкрикнула Кира. – Андрей! Как ты мог отдать нашу компанию в руки чужого человека? Катя, что вы с ним сделали? Катя!

У Кати что-то сломалось в лице, и тогда Жданов действительно испугался. Больше, чем когда Воропаев кинул «Вестник» на стол.

– Катя, – сказал он с нажимом. – Немедленно уходите отсюда. Идите домой.

– Катя никуда не пойдет, – отозвался отец, – пока нам все не объяснит.

Её губы белели на глазах, а черты лица становились все резче. Лед разливался по ждановской груди.

– Катя, – не слыша себя отчеканил Жданов, – ждет твоего внука, папа. И если с этим ребенком что-то случится…

Поднялся какой-то гвалт, но он видел только потемневшие, огромные глаза, в которых сверкнуло что-то острое, как лезвие ножа.

Её губы шевельнулись, и слова терялись в общем хоре голосов, но Жданов услышал:

– Когда ты узнал?..

– В Милане, – ответил он. Сейчас казалось, что кроме них двоих нет никого в этом помещении. А может быть и в целом мире не было.

– Значит, вчера… когда ты предлагал… это все из-за ребенка?

– Катя!

Она замотала головой, не желая его слышать. Слепо встала и вдруг пошатнулась, заваливаясь в руки Малиновского, который был ближе всех.

И вот тогда Жданов понял, что значит – настоящий ужас.

Скорая, услышав, что плохо беременной, приехала в какие-то рекордные десять минут, подхватила белую Катю и поглотила в свои недра.

Жданов, который не мог вообще ничего, молча следил за её габаритными огнями, пока Малиновский вел машину. Они ехали следом, потому что Катя оттолкнула его от себя, когда он пытался помочь ей сесть в Скорую.

– Я умру, – сказал он вдруг, – если с ними что-то случится.

– Ничего не случится, – затараторил Малиновский. – Сейчас медицина знаешь какая? Они мигом Пушкареву на ноги поставят. Она просто перенервничала, Жданов, просто нервы. Даже у меня сердце прихватило! Что уж говорить о Пушкаревой. Она у нас, конечно, железная леди, но ведь тоже живой человек. Жданов, да не трясись ты! Пушкаревы просто так не сдаются!

А он даже не понимал, что говорит Ромка.

Слова сливались в какой-то однотонный мерный звук.

В приемный покой их не пустили, велели ждать. Ждать Жданов был не в стоянии, поэтому он хватал за руки всех, кто был хоть немного похож на медиков, и заверял их, что Кате нужна лучшая палата, лучшие лекарства, лучшие врачи. Наконец, одна из медсестер сжалилась над ним и пообещала узнать, что там с Пушкаревой.

Вернулась она через несколько минут, которые показались ему вечностью.

– Все в порядке, – сказала медсестра с улыбкой. – Матка немного в тонусе, давление подскочило. Сейчас положим вашу Пушкареву под магнезию, и будет как новенькая.

От облегчения у Жданова ноги подкосились. Он буквально рухнул на шаткий больничный стульчик.

– Все в порядке? – переспросил он. – И с ребенком?

– И с ребенком, и с мамочкой. Её сейчас в отделение поднимут, полежит у нас с недельку.

– У неё обычно низкое давление, – пробормотал Жданов.

– Ну, а сейчас высокое, – терпеливо объяснила медсестра. – Идите в кассу, раз решили платную палату оформлять. И привезите мамочке халат, ночнушку и тапочки.

– Понял, – сказал Ромка, – касса, тапочки. Я пошел.

– Я могу увидеть Катю? – спросил Жданов. – Я заплачу!

Медсестра рассмеялась.

– Увидите, – пообещала она, – дайте хоть оформить человека!

И Жданов остался один. Телефон в его кармане разрывался, и он взял трубку.

– Как Катя? – спросил отец.

– Её положили на сохранение, – голос дрогнул, и что-то перехватило горло, как в детстве, когда он поверял родителям все свои беды, и становилось легче.

– Когда ты сможешь вернуться в компанию? – сухо спросил папа.

– Не знаю. Я не могу сейчас ни о чем думать, кроме Кати.

– Ты понимаешь, что ты нам очень многое должен объяснить?

– А ты понимаешь, что моя любимая женщина сейчас в больнице? – закричал Жданов.

Отец помолчал.

– Ну хорошо, – сказал он наконец, – мы поговорим, когда ты успокоишься.

Уже знакомая медсестра, решившая сегодня быть доброй феей, снова появилась – с бахилами и белым халатом.

– Сдавайте свое пальто в гардероб, папочка, – распорядилась она, – и облачайтесь.

У Жданова дрожали руки, и он никак не мог попасть в рукава, и тогда медсестра просто накинула халат на его плечи.

Они поднялись по лестнице, прошли узким коридором.

– Только не болтайтесь по отделению, – наставляла его медсестра, – у нас тут мужчины не водятся. Разве что по пожарной лестнице просочиться какой-нибудь неугомонный супруг… Но для платников другие условия. Сюда.

Палата была крохотная, но Жданов видел только Катю – она уже была под капельницей, накрыта пестреньким одеялом, а на белой подушке прямо возле её лица был напечатан черный больничный штамп.

– Катя!

Она смотрела на него серьезно и грустно, и от этого взгляда становилось не по себе.

========== 37 ==========

– Катя… Катюш, – Жданов, неловкий, как слон, в этой крошечной палате, шагнул вперед и остановился, боясь прикоснуться к ней, чтобы не потревожить систему, прикрепленную к её руке. – Как вы?

– Нормально, – ответила она беспокойно, – дай мне твой телефон.

Он растерянно протянул ей мобильник, уверенный, что она хочет позвонить родным. Катя, знакомая с его телефоном лучше, чем с собственным, быстро пролистала список контактов и набрала какой-то номер.

– Павел Олегович? Это Пушкарева.

– Кать, – взмолился Жданов, – это подождет.

Она сверкнула на него глазами.

– Ничего не подождет, я не успокоюсь, пока все не объясню… Слышите, Павел Олегович? Мне нужно вам все рассказать… Нормально я себя чувствую. Вы можете меня выслушать? Спасибо. Это началось из-за самого первого бизнес-плана, который я написала для Андрея Павловича. Уже тогда было понятно, что мы не сможем расширить производство без сокращения расходов. И мы решили сэкономить на тканях…

Жданов слушал её спокойный, бесцветный голос, возвращаясь вместе с этим голосом в ту осень, когда жизнь еще казалась такой легкой, и когда он еще мог спокойно спать по ночам.

Пустая, скучная жизнь.

Её голос успокаивал его и обжигал глаза слезами.

Как так получилось, что Катька даже на больничной койке решает проблемы?

Почему эта крошечная невыносимо упрямая девочка такая бесстрашная?

– Коллекция провалилась, и мы скрыли масштабы этого провала от акционеров. В поисках решения мы пытались найти самые лучшие ткани по самой дешевой цене. И заказали их в Узбекистане. Ткани оказались контрафактными. Мы потеряли деньги. Вот тогда и появилась Никамода – как костыль для Зималетто… Я понимаю и признаю всю неэтичность нашего поведения, Павел Олегович, но сейчас у меня нет сил на раскаяние. Я просто передаю вам всю информацию для того, чтобы вы могли принять верное решение. Никамода была создана и поглотила Зималетто. Мы будем вынуждены оставаться в этой ситуации еще минимум полгода. Да хоть сто юристов, Павел Олегович! Менять руководство Зималето сейчас – неразумно. Выгонять меня на улицу неразумно тоже, наши банковские взаимоотношения завязаны на моей персоне, какой бы неприятной она вам не казалась. Поэтому я предлагаю вернуться к переизбранию президента через полгода. Ну, если вам конечно не безразлична судьба компании… Нет, это не наглость, это здравый смысл. Сейчас у меня на реверансы здоровья не хватает. Это всё, что я хотела вам сказать. Думаю, что юристы повторят вам то же самое. Но решение, конечно, за вами, я готова положить на стол заявление в любую минуту. Как наемный служащий Зималетто я подчинюсь вашему решению, как владелица Никамоды – буду настаивать на том, чтобы Андрей Павлович остался на своем посту. Исключительно в интересах компании. Да, много ошибок, но на ошибках учатся. До свидания.

Она нажала отбой и длинно выдохнула. Слабо улыбнулась.

– Как гора с плеч свалилась, – произнесла она тихо.

– У меня тоже, – признался потрясенный Жданов и осторожно пристроил себя на колченогий больничный табурет. – Кать, я страшно испугался.

Она прикрыла глаза ресницами.

– С вашим ребенком, Андрей Павлович, все в порядке, – сообщила она едко.

– Ах вот как, Екатерина Валерьевна, – немедленно рассердился он, так зацепила его эта едкость, – теперь это мой ребенок. Еще недавно он был ребенком какого-то придурка-мимокрокодила! Ты пыталась сделать моего ребенка Зорькиным!

– Не кричите, вы все-таки в больнице, – осадила его Катя, – а я все-таки пациент. Совести у вас нет.

– Кать, – Жданов сбавил обороты и придвинулся ближе. – Почему ты мне не сказала?

– Я пыталась! Перед поездкой в Милан, когда поняла, что ты на полном серьезе ничего не помнишь. Но тогда не было времени, рассказать тебе в самолете – значит, вызвать бурю на весь салон. А потом, в Милане, помнишь, что ты сказал?

– Что я сказал? – испугался Жданов. Очевидно, очередную глупость он сказал, а Катька приняла всерьез!

– Ты сказал, что главное для тебя – продержаться до окончания совета директоров без всяких катаклизмов. И я решила, что расскажу тебе после совета. Не стану обрушивать на тебя такую бомбу перед таким важным событием.

– Что? – ему показалось, что он оглох. Значит, все то время, пока он метался, не помня себя от подозрений, обиды и злости, Катька просто напросто продолжала исполнять его пожелания?

Господи, какой же он идиот!

В палату вошла медсестра.

– Ваш друг передал пакет с вещами, – сказала она, подкрутила капельницу и вышла.

Жданов потянул за торчащий из пакета шелковый пояс и извлек на свет божий полупрозрачный пеньюар.

– Роман Дмитриевич рехнулся, – сказала Катя. – Мне нужна ситцевая ночнушка и махровый халат, а не вот это все!

– Я скажу, – Жданов взял телефон из её руки и вышел на лестницу. Ему нужно было успокоиться.

Руки тряслись, когда он поднес телефон к уху.

– Ситцевый халат и махровая ночнушка, Рома, – сказал он.

– А, – насмешливо отозвался Малиновский. – Пациент скорее жив, чем мертв, раз капризничает. Значит, Кате лучше?

– Настолько лучше, что она позвонила моему отцу и распорядилась не лишать меня президентства, а то хуже будет.

– Узнаю нашу Катеньку, – расхохотался Малиновский. – Слушай, Жданов, женись, я тебя благословляю. С такой женой тебе сам черт будет не страшен.

– Тебя забыли спросить! И принеси мне что-нибудь из одежды тоже, я останусь пока здесь.

– Надолго?

– Пока не выгонят.

– Ну-ну. По крайней мере, после того, как меня уволят из акционеров, я смогу работать курьером.

Сделав еще несколько глубоких вздохов, Жданов вернулся в палату.

Катя задумчиво следила глазами за медленными капельками в капельнице.

– Кать, ты чего-нибудь хочешь? Воды? Еды? Мандаринов?

– Ну, воды мне точно не хочется, – фыркнула она.

– Мы можем поговорить? Ты не устала? Не слишком слаба?

– Андрей, я сделала, все что могла. Теперь остается ждать, что решит Павел Олегович.

– Да не об этом, – он вернулся на свой табурет, – а о ребенке. С самого начала.

– С самого начала? – она вздохнула. – Однажды в один московский модный дом пришла неформатная Клава, которую удобно расположили в каморке.

Он засмеялся, вскочил, обошел кровать и присел с той стороны, где не было системы.

– Можно, Кать? Мне тяжело быть далеко от тебя.

– Андрей, сейчас нет смысла притворяться. Твой ребенок никуда от тебя не денется. Можешь не напрягаться с романтикой.

– Идите к черту, Екатерина Валерьевна, – выдохнул он страдальчески и осторожно пристроился на краешке узкой кровати, уложил её голову на свое плечо. – Я затащил вас в постель еще до того, как узнал о собственном отцовстве. Потому что умирал от желания, а не потому, что строил какие-то там козни. Вам придется смириться с этим, Катя. Я, Андрей Жданов, люблю именно тебя. Отдельно тебя, отдельно ребенка и отдельно вас вместе. Вот такой я любвеобильный.

Она подняла на него недоверчивый взгляд.

– Я… в это сложно поверить. Я ведь мечтала об этом с самого начала.

– С какого самого начала? С той ноябрьской ночи?

– С того дня, когда я едва не провалила показ, появившись на подиуме, а ты меня не уволил.

– Послушай, но ведь это было сразу после того, как ты пришла в Зималетто. Кать, ты что, влюбилась в меня уже тогда? – поразился Жданов.

– Возможно, – ответила она уклончиво.