Текст книги "Святая Катерина (СИ)"

Автор книги: tapatunya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

– Безалкогольное шампанское это лимонад? – Катя с таким интересом тоже пыталась заглянуть в пакет, что даже забыла стесняться постели и пижамы.

Жданов извлек бутылку и поставил её на столик, аккуратно повесил свое пальто, подумал, и пиджак тоже снял. Катя не спускала с него глаз.

Она же не ожидала, что он на неё набросится в порыве страсти?

В последнее время её мозги малость размякли, конечно, но не до такой же степени.

Он еще не настолько озверел от Киры, чтобы набрасываться на неформатных и беременных пушкаревых.

И снова привычное гадание царапнуло затылок: Потапкин? Федор? Кто был тот неведомый герой, забивший мяч в ворота Катерины?

Что он чувствовал, целуя эти скобки и что он обнаружил, развернув бабушкины наряды?

Разлив шипучий напиток по бокалам, Жданов вернулся к Кате и протянул ей один из них.

– Поздравляю вас, Катя, – он старался, чтобы его голос не звучал с неестественной торжественностью, какая бывала на скучных юбилеях. Надо добавить теплоты и доброты, велел он себе и растянул губы в улыбке. – Я очень счастлив, что вы однажды пришли в Зималетто. Даже не знаю, как я бы справился со всем без вашей помощи. И вы должны знать, что я очень ценю вашу помощь и то, на что вы пошли ради спасения компании. Вы удивительно верный, умный и честный человечек, Катя, и мне бы хотелось, чтобы вы всегда могли рассчитывать на меня также, как и я на вас.

Уф.

Вроде получилось, как надо. Душевно и по делу.

Они чокнулись и сделали по глотку приторно сладкого, сильно газированного напитка.

Мда.

Это вам не виски.

– Спасибо, – ответила Катя, с детским удовольствием выпив эту гадость. – Я вам так благодарна, что вы со мной в этот день… Это такой подарок… правда, спасибо вам.

– Кстати о подарках, – оживился Жданов и снова нырнул в пакет. В магазин с белецким кружевом, расположенным прямо напротив гостиницы, он заглянул ради Милко – тот обожал всевозможные традиционные промыслы. Но бело-серая пелерина с фантазийной картиной подводного мира словно сама просилась: «купи меня». Стоила она каких-то диких денег, и продавщица объяснила, что это авторская работа, победившая на международном конкурсе. Почти произведение искусства, а может и не «почти».

Торжественно накинув на оранжевую пижаму Пушкаревой эту пелерину, Жданов прикрыл один глаз, оценивая увиденное, удовлетворенно кивнул и отмахнулся от благодарного лепетания.

– Катя, я в душ, – объявил он, украдкой зевая и сочтя торжественную часть закрытой.

Она кивнула и зарылась лицом в пелерину.

Федор, который собирал ему вещи в дорогу, как обычно ориентировался на вкус Киры Юрьевны и заботливо упаковал брендовые декоративные шмотки, абсолютно неуместные в этом клоповнике. Вздохнув над несоответствием внутреннего и внешнего и пожалев, что у него нет удобной и со всех сторон приличной оранжевой пижамы, Жданов натянул слаксы и джемпер и покинул ванную.

Катя дремала, обнимая пелерину, как плюшевого мишку. Телевизор что-то тихо бормотал, верхний свет был погашен, и только прикроватные светильники освещали комнату, ставшую вдруг не такой неприятной, как раньше.

Жданов осторожно лег со своей стороны, выключив светильники и оставив телевизор, и разноцветные пятна замельтешили по комнате.

Вопрос, который мучил его с того момента, когда он решил ехать в Тулу, а может быть и раньше, не оставлял в покое. Что, черт возьми, он вообще творит?

Каким образом он оказался в одной постели с Пушкаревой, и почему это не кажется таким диким, как должно казаться?

– А хотите я кое в чем признаюсь? – вдруг спросила Катя, по-прежнему не открывая глаз. – Только вы обещайте, что не рассердитесь.

– Что за детский сад, – вздохнул Жданов, – я никогда на вас не сержусь, и тем более не стану этого делать в такой день.

– Ну да, – пробормотала она, – никогда.

– Вы можете признаваться совершенно спокойно, обещаю не ставить вас в угол.

– Я специально сказала на ресепшен, что мне нужно прилечь, чтобы мы не уехали отсюда.

Бог знает, что он ожидал услышать. Возможно, одну из фамилий, наконец, Федор или Потапкин, но не такое безыскусное откровение.

– Почему? – спросил Жданов, ошарашенно рассматривая спокойное лицо, которое без очков выглядело невинным и милым, и только трепет ресниц выдавал смятение.

– Если бы мы уехали в другую гостиницу, – сказала Катя, – то там было бы два люкса. А мне хотелось побыть сегодня с вами вдвоем. Не в том смысле…

– Я понял, – быстро сказал Жданов, – в каком смысле.

Он действительно понимал.

Катино коварство не вызвало в нем негодования, а только мирная теплота, похожая на парное молоко, разлилась в груди.

Когда они оставались вдвоем, мир начинался казаться довольно симпатичной штукой.

Между ними не было соперничества, непонимания, споров или секретов…

Впрочем, один огромный-огромный секрет Катя все-таки хранила в себе.

– Расскажите мне, пожалуйста, – попросил Жданов, и она, умница, сразу поняла, о чем он просит.

– Вам так важно это знать? – спросила она, мигом расстроившись и зарывшись носом в пелерину. – От этого зависят наши отношения?

– Нет, Кать, нет, – воскликнул Жданов, ругая себя ослом. Зачем он лезет к ней с расспросами, как будто не видит, что они каждый раз причиняют ей боль? – Простите, это совершенно бестактный вопрос. Я сам не понимаю, зачем я вам его задал. Всё, простите, ничего не отвечайте.

Катя молчала так долго, что он решил, что она заснула.

– Этот человек…

– Кто он? – жадно спросил Жданов и снова попытался одернуть себя. – Простите, я не имею никакого права задавать вам такие вопросы.

– Он благородный, умный, он звезда, а я… – Катя говорила совсем тихо и словно бы самой себе. – Он не видит во мне женщину. Просто однажды он был очень расстроен, я оказалась рядом. А любовь она… она не всегда взаимна, и он ведь совсем не должен меня любить, потому что я этого очень хочу, – печальный изгиб губ, горькая усмешка над собой, над судьбой.

– Он просто идиот, – с чувством произнес Жданов. – Идиот, который не видит, какой вы удивительный человек.

– Вы так думаете? – она приоткрыла глаза, глядя на него с ласковой иронией.

– Уверен, – заверил её он.

Разные чувства бушевали в его голове. Он был возмущен – Катя действительно влюблена в какого-то придурка! Ему было жаль её – глупая девица, которая втюрилась в очередного прохвоста или мажора. Звезда, ну надо же! Как пить дать – беззаботный циник, переспавший с Пушкаревой и даже не вспомнивший об этом наутро.

– Катя, давайте забудем об этом мерзавце, – повелел Жданов, не выносивший, чтобы мысли его помощницы были заняты посторонними вещами. Он едва привык считаться с тем, что теперь она больше всего на свете заботится о крошечном эмбрионе внутри неё. Но делить её с каким-то там прохвостом?

– Давайте, – легко согласилась Катя. – И как это сделать? Клин клином?

– Что? – обалдел Жданов. – Никаких клиньев, вы вообще… в вашем положении… Работа – вот лучшее лекарство.

Теперь она уже откровенно смеялась.

– Андрей Павлович, вы тиран, деспот и эксплуататор! А беременность влюбленности не помеха. Вот возьму и правда начну строить глазки Потапкину!

Этого еще не хватало. Потапкин и так был не семи пядей во лбу, а домогательства такой женщины, как Пушкарева, могли и вовсе его заикой сделать.

Катя меж тем, совсем расшалившись, перевернулась на спину и уставилась в потолок.

– Вы подали прекрасную мысль, Андрей Павлович. Я-то ведь как рассуждала? Не везет в любви – так и нечего пытаться. Такому страшилищу, как я, не нужно даже и мечтать о взаимности. Но может быть мне просто надо выкинуть… как вы сказали?.. этого идиота и мерзавца из головы и найти себе нового.

– Тоже идиота? – буркнул Жданов. – Катя, ну вы же серьезный человек, а рассуждаете, ну как моделька какая-то!

– Спасибо за комплимент, – захихикала она.

– А это вовсе не комплимент. И перестаньте хихикать!

Приподнявшись на локте, она удивленно заглянула в его лицо.

– Вы действительно злитесь? Почему?

– Терпеть не могу, когда умные женщины говорят глупости!

Пальчиком она попыталась придать его губам форму улыбки. Жданов вздрогнул от неожиданности этого легкого прикосновения.

– Если бы я была умной женщиной, – назидательно сказала Катя, – то не лежала бы сейчас в одной постели с почти женатым начальником и не готовилась бы стать матерью-одиночкой.

– Зачем вы напомнили мне про эту женитьбу, – простонал Жданов и накрыл её ладонью свои глаза, – я как подумаю о свадьбе с Кирой, так мне хочется удавиться!

– Ну так не женитесь, – спокойно ответила она. – Можно подумать, что у нас средневековье.

– Если бы все было так просто!

– Тогда не жалуйтесь.

Такая безжалостность была неприятна.

Он тут носится с ней, а она что? Даже пожалеть его не может?

Катя отдернула его ладонь и наклонилась ниже, глаза в глаза. Её дыхание коснулось его щеки, когда она спросила:

– Отчего вам так плохо, Андрей Павлович?

– Не знаю. Но я чувствую себя пленником, которого со связанными руками ведут на эшафот. И я все время жду, что кто-то из толпы крикнет: это ошибка! Этот мужчина не заслуживает виселицы!

– Кто-то из толпы, – задумчиво повторила Катя. – Кто-то незаметный. Как бы ваше лекарство не оказалось ядом.

– О чем вы говорите?

– Ни о чем, – ответила она и вернулась головой на подушку. Сладко вздохнула.

– А хорошо, правда?

– Правда, – озадаченно отозвался Жданов.

Непонятно, нелогично, глупо, но – хорошо.

========== 19 ==========

– Жданов, но она же тебя хомутает!

– Я разве лошадь?

В оранжевом свитере с ромбами Малиновский был похож на лыжника-фантаста.

Ужасно возмущенного к тому же.

История про их пионерскую ночевку что-то взорвала в Ромкиной голове, и теперь его раздирало на части от желания уберечь Жданова от цепких когтей Пушкаревой.

Такая трактовка пронзала до глубин души. Ну он же все понятно объяснил: про то, что Кате просто хотелось побыть вдвоем, что это было тепло и невинно, и что они всего лишь шушукались до поздней ночи, как школьники в летнем лагере.

Но, кажется, чем больше он плутал в словах, тем больше у Малиновского глаза на лоб лезли.

– Еще немного – и ты будешь бегать за памперсами для чужого ребенка и тайком от жены гулять с коляской, – зашипел Ромка, – ты вообще соображаешь, что делаешь? Беременные они же все как пиявки, только и думают, к кому присосаться.

– Пиявка твоя Клочкова, – отразил удар Жданов. – А моя Пушкарева приличная женщина.

– Моя Клочкова идиотка, а твоя Пушкарева с этой её детской непосредственностью уже и под одеяло к тебе пробралась. Ах, я такая наивная, такая несчастная, пастушка с овечками на зеленом лугу, только этот луг – трясина.

– Образно, – оценил Жданов. – Тебе бы сценарии для фильмов ужасов писать. Катя просто… ну как тебе объяснить-то? Смешная и трогательная женщина…

– Ты в Пушкаревой женщину разглядел?

Он поморщился, испытав вдруг острый приступ тошноты от этого разговора. Жданову не хотелось вслушиваться в слова лучшего друга и в то же время он не мог от них отмахнуться.

Итак ведь было понятно, что с ним что-то неладное. Прав Ромка, ненормально так носиться со своей секретаршей, и ладно бы еще хоть красоткой она была какой-нибудь.

– Знаешь… знаешь, что меня настораживает? – продолжал Малиновский едва не с ужасом. – Ты говоришь о Пушкаревой с таким упоением, словно о любимой женщине.

– Так и есть, Малиновский, – медленно и задумчиво отозвался Жданов. – Я действительно испытываю к ней очень нежные чувства, как к родному человеку, который всегда рядом, который никогда не бросит, не предаст, придет на выручку в сложную минуту.

Когда он думал о Кате, становилось легче. Что за чертовщина?

– Тебе нужно отдохнуть, – решил Малиновский, тоже не нашедший вразумительных объяснений. – И всё пройдет. Я уверен! Конечно!

– А вот я не уверен. Новый год на носу, пора подводить итоги, и не только на работе.

– Ну, здесь-то у нас уже всё в порядке.

– Ну конечно, конечно, всё в порядке. Вот только в личной жизни полный разлад, – а вот при мыслях о Кире становилось хуже.

– Но ведь с Кирой мириться-то надо, – напомнил Ромка о президентском долге перед Зималетто.

– Надо, – неохотно согласился Жданов. – С Кирой мириться надо. Я ведь её еще не видел, как приехал.

– А они вчера с Клочковой рано уехали из компании, – сообщил Малиновский. – Пришлось сажать Шуру на телефон в твоей приемной. Тылы остались оголены!

– Этого еще не хватало! И куда их унесло?

– Да кто же их знает.

В его кабинете Кира стояла перед столом Кати, а та показывала на документы и спокойно объясняла:

– Это очень выгодная сделка для Зималетто, Кира Юрьевна…

– Катя, но вы же не предлагаете на полном серьезе нам перенести производство в Подмосковье! – с неприязнью отвечала Кира.

– Не предлагаю. Но это хорошее приобретение. Если все пойдет удачно, мы сможем со временем открыть в Туле производство аксессуаров.

– Какое смелое предложение! Однако вы здесь вовсе не для того, чтобы размышлять над развитием компании, для этого есть совет директоров.

– Привет, любимая, – вмешался Жданов.

Кира стремительно оглянулась. У неё были тени под глазами, как будто она плохо спала.

– А давно ли мы устраиваем сотрудников в номерах хостельного типа? – спросил он и прикусил язык, вспомнив, что намеревался мириться.

– Но ведь ты сам настаивал на экономии! – возразила Кира. – Да и Екатерина Валерьевна во время подготовки к последнему показу чахла над каждой копейкой.

– Кирюш, ты у меня такая красивая, когда не злишься, – с тоской проговорил Жданов, – а мы можем поговорить в твоем кабинете?

– Ну вот, тебя уже и из собственного кабинета выставили. Была у зайки избушка лубяная, а у лисы ледяная…

Он подхватил Киру под локоть и увлек за собой.

– Почему ты бесконечно цепляешься к Пушкаревой?

– Потому что меня бесит эта женщина! Она с такой уверенностью рассуждает о производстве аксессуаров, как будто здесь полная хозяйка!

– Виктория! – притормозил Жданов, уже почти покинув приемную. – Через час я жду от тебя объяснительную записку о причине твоего вчерашнего отсутствия на рабочем месте.

– Андрюш, – бросилась на защиту обомлевшей Клочковой Кира, – это я её попросила пройтись со мной по магазинам.

– В таком случае зарплата за это время будет выплачена из твоего личного кармана, а Виктория получит выговор.

– Что за мелочный деспотизм? – презрительно сощурилась Кира. – Андрей, я тебя не узнаю в последнее время.

– А ты считаешь нормальным выдергивать сотрудников с рабочего места только потому, что тебе захотелось новых шмоток?

– Ну ты же где-то шляешься со своей Пушкаревой в рабочее время!

– При чем здесь вообще Катя? – завопил Жданов, плюнув на все свои благие намерения.

Кира вспыхнула, развернулась и помчалась к себе.

Клочкова вскочила и поспешила за ней, по пути снеся со стола свою сумочку.

– Ой!

Виктория присела на корточки, собирая свой хлам, и какой-то смутно знакомый квиток привлек внимание Жданова. Наклонившись, он выхватил его буквально из рук Клочковой.

Талончик на платную парковку у тульского «Рэдисона».

Дата – вчерашняя.

Красное марево заволокло все вокруг.

Не видя ничего перед собой, Жданов рванул к кабинету Киры.

Она подпрыгнула в кресле, когда он с силой грохнул кулаком по столу, пригвождая к нему талончик.

– Ты совсем… как же можно так низко… Кира!

Язык тяжело ворочался во рту, а тошнота вызывала какие-то рези в области желудка.

– Андрей, что с тобой?

– Что ты ожидала увидеть, Кира? – наконец, он вспомнил, как разговаривать.

– Андрей, а что я должна была думать? Ты отдаляешься от меня! Мы не спим вместе! Не разговариваем. Ты как будто на другой планете, Андрей. Послушай, – тональность сменилась, и теперь Кира прильнула к нему с объятиями, – прости меня. Ты действительно провел все время, осматривая здание и у тебя был деловой ужин. Я только не поняла, почему ты остался в этой дурацкой гостинице и не нашел нормальную.

– Потому что я устал, – равнодушно ответил Жданов. Ему даже хотелось, чтобы Кира узнала сейчас, что Катя провела всю ночь в его номере, возненавидела бы его, и все бы закончилось.

– И к тебе никто не приезжал этой ночью…

– Ты расспрашивала портье? – Катя так и осталась зарегистрированной на своём койко-месте, а уж что там и как, мало кого волновало.

– Андрюш, но это всего лишь глупая женская ревность.

Всего лишь.

Он кивнул, выпутываясь из её объятий.

– Послушай, – да Малиновский ведь убьет его! – давай проведем новогодние каникулы порознь. Мне надо… отдохнуть.

– Андрюш, – она снова обвила его руками за шею. – Я обещаю тебе, у нас всё будет хорошо. Всё наладится. Честное слово, вот увидишь. В новом году Кира Воропаева превратится в совершенно другого человека. Ты сам в этом убедишься.

Он молчал, разом возненавидев всех их – Малиновского с его циничными измышлениями, Киру с её дикой ревностью, да и саму Пушкареву со всеми проблемами, которая она ему принесла.

– Конечно, – сказал Жданов, – все наладится.

И он вышел из её кабинета, чтобы забрать свое пальто, сесть в машину и поехать в аэропорт.

Да пошли они все к дьяволу.

========== 20 ==========

Катя купила ему билеты на Мальдивы, и целых три дня Жданов лежал в полном одиночестве на белом песочке да гонял крабов по берегу. Лениво рассматривал красоток в бикини и выбирал, за кем бы ему приударить. Но даже приударять за красотками ему было лень.

Потом ему стало скучно, и он полетел-таки в Лондон, чтобы успокоить родителей и Киру.

Кира прекрасно понимала, что переборщила со слежкой и допросом портье, поэтому вела себя так мирно и спокойно, что Жданов даже умудрился получить какое-то удовольствие от пребывания в Лондоне.

Москва и Пушкарева ушли на дальний план, и сейчас он и сам удивлялся странностям своего поведения, и даже отчасти соглашался и с Малиной, и с Кирой. Действительно, не обязательно было так плотно приближаться к Кате, со стороны это должно быть казалось отчасти ненормальным.

Изнутри…

Изнутри это было само собой разумеющимся.

Когда тебе встречается человек, который абсолютно тебя понимает, принимает и ни за что не осуждает, то это ведь естественно – с ним общаться?

Но Ромка был прав – Катя могла все не так понять и теперь смотреть на Жданова с определенными надеждами, которые он никогда не сможет оправдать.

Пообещав себе вернуть их отношения в более-менее рабочее русло, он наконец ощутил, что готов возвращаться в Москву.

Малиновский был свеж и бодр, и видно было, что лишние думы не терзали его светлую голову во время его итальянских каникул.

– А что родители, ты им уже признался, что у нас… всё плохо? – первым делом спросил он, устроившись в кресле для посетителей.

Жданов, мрачно рассматривающий пустое пушкаревское рабочее место, ответил:

– Чтобы их удар хватил? Хорошенький подарок на Новый год.

– Ладно, скоро всё изменится. Коллекция продается великолепно. На ура! Кстати, последний рывок – и мы выберемся, если, конечно, секретное оружие не подкачает.

И он тоже озадаченно посмотрел на Катин стол, словно бы только сейчас заметил её отсутствие.

– Секретное оружие изволит где-то шляться, – пожал плечами Жданов.

– Ой, ой, а что это мы так расстроились-то? – заухмылялся Малиновский. – Признайся, ты скучал по ней, да?

– Мне просто не нравится, когда сотрудники моей компании проводят рабочее время в курилках.

– Ой, ой, бровки наморщил, глазки сверкают. Шеф карающий да и только. Как бы Пушкарева не родила с перепуга.

– Малиновский, ну ты соображаешь вообще, что ты несешь!

– Не всегда, – честно и беззаботно отозвался тот. – Не гневайся, всемогущий!

Дверь открылась, и вошла Катя.

Жданову казалось, что беременные женщины должны круглеть, но Катя почему-то похудела, однако выглядела умиротворенной и довольной.

Оранжевое платишко, серый кургузый пиджачок, неизменная тощенькая косичка.

– Доброе утро, – с ясной улыбкой произнесла она.

Памятуя о том, что теперь он будет соблюдать рабочую стандартную дистанцию, Жданов попенял ей приветливо, но с некоторой официальностью в голосе:

– Где вы ходите, Катенька? Ну, я надеюсь вы хорошо отдохнули и готовы приступить к работе?

– Конечно, – ответила она с крошкой удивления во взгляде. – Я уже посмотрела отчеты, за последние две недели наши продажи очень выросли.

– Отлично. Но у нас есть проблема, которую можете решить только вы, – самым директорским голосом произнес Жданов.

Улыбка покинула Катино лицо, как испуганная птичка.

– Что вы имеете в виду?

– Катя, ну надо составить отчёт для ближайшего Совета акционеров, – перехватил мяч Малина, – с несуществующими данными.

– Я что, должна опять подготовить липовый отчет для акционеров? – её голос охрип, и у Жданова выступили мурашки на коже.

– Со слегка видоизмененными, а не липовыми данными, – уточнил он. – В последний раз.

– Я займусь этим, – расстроенно пообещала Катя и села за свой стол, спрятавшись от них за монитором.

И у Жданова тоже немедленно испортилось настроение.

Совещание началось с традиционного Милко:

– Куколка моя, может ты быстренько сбегаешь и позовешь Киру? – обратился он к Кате. – Только одна нога здесь…

– Милко, не хами! – перебил его Жданов.

– А что? А что я сказал? Разве эта красотка у нас не для побегушки? – ненатурально удивился тот.

– Милко!

Но Катя сказала что-то успокаивающее и пошла за Кирой.

– М-да, Милко, – покачала головой Юлиана. – Единственное, что осталось у тебя от мужчины – это шовинизм по отношению к женщине.

– Что же, главное событие наступившего года – собрание акционеров, – начал было Жданов совещание, но Кристина его перебила:

– Ты чё, заработался дядька? Ну, собрание – это ерунда. Самое главное – это ваша с Кирой свадьба.

– Еще же не скоро, – попытался увильнуть от этой темы Жданов.

– Как это «нескоро», когда всего через два месяца, – обиделась Кира. – Ты что, забыл?

Господи, два месяца!

Уму непостижимо, как быстро его жизнь летит под откос.

Да он даже жить еще не начинал, а тут вдруг и закончит.

Пусть на гранитном памятнике напишут: «Он жил и умер во имя Зималетто».

– Андрюша, – позвала его Кристина, – ты что, заснул?

– Вечным сном, – мрачно буркнул он.

Малиновский – предатель – бурно включился в обсуждение подготовки к свадьбе. Он радовался как дитя тому, что Жданов с Кирой снова вместе.

Катя что-то рисовала в своем блокноте, опустив голову. У неё было простое и уверенное лицо человека, который все в своей жизни делает правильно.

Он даже позавидовал этой простоте – вот Пушкарева, живет себе и крепко спит по ночам. Смотрит в будущее без страха, а в прошлое без упрека. И никакие сомнения её не терзают.

А он тут как уж на раскаленной сковородке.

День понесся по нарастающей. Приехал Сашка, Милко провел закрытый показ своей новой коллекции, от обилия будущих родственников у Жданова разболелась голова. Ему казалось, что он задыхается.

Свадьба которая до этого маячила каким-то будущим смутным событием, вдруг начала приобретать пугающе четкие очертания.

– Катя, когда моя жизнь превратилась в кошмар?

Она, сосредоточенно работающая над отчетами отделов, подняла голову.

– По какому поводу сегодня наша греческая трагедия? – спросила чуть хрипловато.

Когда её голос становился таким, что-то переворачивалось в груди Жданова. Появлялось некое тягучее ощущение.

– Расскажите мне, как вы провели каникулы, – попросил он только для того, чтобы продлить эти интонации, но Катя уже стряхнула их и ответила обычно:

– Нормально. В бесконечных разговорах с родителями о том, как нам жить дальше.

– Ваш отец перестал сердиться?

– Скорее, он разочарован, – в голосе Кати не было печали. Она по-прежнему производила впечатление человека, который свободно смотрит вперед.

– Вы хорошо себя чувствуете?

– Гораздо лучше.

Больше вроде говорить было не о чем, но тут она произнесла со странной усмешкой:

– Вы женитесь, Андрей Павлович.

– Катя, женюсь. Женюсь, Кать, – подтвердил он, прислонившись лбом к столу. – А ведь когда-то мне казалось, что я действительно люблю Киру.

– Вы действительно любите Киру, – ответила она мягко, – просто капризничаете, как упрямый ребенок. Что именно вас так пугает в предстоящем событии?

– То, что Кира поехала за нами в Тулу, а потом допрашивала портье о том, кто приходил в мой номер.

Катя порозовела.

– Она…

– Нет-нет, за внутренними перемещениями постояльцев администраторы не следили. Но вы только представьте!

– Андрей Павлович, – спросила Катя, моментально успокоившись, – а вы когда-нибудь ревновали?

Снова эта завораживающая хрипотца!

– Ревновали так сильно, что вам нечем было дышать? Что у вас даже кости ломило от безнадежности и отчаяния? Ревновали так, что вам хотелось бы умереть в эту самую минуту?

– О чем вы говорите? – спросил он непослушными губами.

– О том, что Киру Юрьевну так легко понять, – ответила она грустно. – Андрей Павлович, я хотела извиниться за то, что сделала в Туле. Мне не следовало забывать свое место.

И хотя он думал о том же самом и пришел точно к такому же выводу, но все равно возразил:

– Какое еще место, Катя? Что за глупости?

Она потянулась и выключила компьютер:

– Я пойду домой. Общий отчет по отделам закончу утром.

– Я отвезу вас, – не веря себе, сказал Жданов.

Нет, ну ты вообще нормальный?

– Ни к чему, – ответила она невозмутимо. – Я действительно хорошо себя чувствую.

– Но ведь и я, Катя, не Скорая помощь…

Он схватил с вешалки её пальто – старенькое, не то, которое он ей покупал, – и помог Кате надеть его.

– Мне почему-то не по себе, – признался он в её воротник, – да еще эта свадьба! Да еще вы как будто совсем чужая.

– Я не своя и не чужая, я нейтральная, – напомнила она, – наемный сотрудник Зималетто.

– Но ведь…

Она так резко повернулась к нему, что её тощая косичка мазнула его по лицу. Круглые очки оказались перед самым его носом.

– Не надо меня отвозить, – твердо произнесла Катя. – Ни к чему злить Киру Юрьевну перед свадьбой. Это ведь самое счастливое время в жизни женщины – быть невестой. Шить себе свадебное платье. Планировать медовый месяц. Представлять, какой будет ваша семейная жизнь. Не лишайте её всего этого. А вы перестаньте драматизировать. Вас ждет счастливое будущее.

С этими словами она привстала на цыпочки, чтобы поцеловать его в щеку невинным утешительным поцелуем. Однако Жданов все еще пытался что-то ей объяснить, поэтому повернул голову, и поцелуй пришелся на его губы.

Самое мощное ощущение дежавю накрыло его с головой.

Он готов был поклясться, что за мгновение до прикосновения её губ знал, какими они будут на вкус, ощупь и запах.

– Простите, – сказала Катя и выскочила за дверь, а Жданов остался стоять возле её стола оглушенный и ничего не понимающий.

========== 21 ==========

Под веселую трескотню Киры – приглашения на свадьбу, медовый месяц, покупка квартиры – Жданов молча лежал на кровати и разглядывал потолок.

Хороший такой потолок, вполне себе белый.

Катины губы, сухие, прохладные, быстрые. На нижней вертикальная складка, по которой, наверное, так приятно проводить языком. Если положить руку на тонкое горло, то можно будет ощутить, как по нему ходит вверх-вниз взволнованный шарик. Катя целуется пылко и горько, и её поцелуи пахнут вареньем и солью.

Почему он представляет себе всё это так ярко? Придумал вот только что для себя? Ну нельзя же всерьез поверить, что они действительно целовались – например, в прошлых жизнях.

Она всего лишь пыталась чмокнуть его в щеку, нечто между дружеским благословением: иди и женись; и приободрением: все наладится.

Катя точно не имела в виду ничего пылкого, и ждановским фантазиям не из-за чего было разгуливаться, однако они разгулялись, и теперь его снедало любопытство и жгучее желание узнать, действительно ли её поцелуи такие, какими он себе их придумал.

Это были тайные, стыдные мысли, о которых немыслимо было рассказать даже Малиновскому – если все это озвучить в слова, то получится либо какая-то пошлятина, либо бред сумасшедшего.

Надо просто сосредоточиться на том, что говорит Кира.

Кира всегда прибивает к земле.

Рабочее утро началось с шокирующего события: Клочкова пришла на работу вовремя.

– Хорошо вам, богатым, спится на сытый желудок, а вот я никак заснуть не смогла, – огрызнулась Виктория в ответ на всеобщее изумление.

Ах, что бы ты, Клочкова, знала про бессонные ночи!

Катя была погружена в какие-то расчеты и рассеянно поздоровалась, когда они с Малиновским ввалились в кабинет.

– Катюш, а вы уже сходили к Ольге Вячеславовне, предупредили ее о том, что надо обсчитать новую коллекцию? – с порога спросил Жданов, которого как-то сразу разозлил её спокойный вид, как будто ничего не произошло. Он тут всю ночь не спал, а она, видите ли, считает с утра пораньше! Катя неохотно отвела взгляд от монитора.

– Я планировала позвонить… – начала она, нахмурилась, внимательнее рассматривая шефа, и тут же поправилась: – уже иду, Андрей Павлович.

– Идите, Катюш.

Едва за Пушкаревой закрылась дверь, как Малиновский спросил:

– Слушай, Жданыч, а признайся – ты сколько раз за день называешь её «Катенька»?

– Катенька?

– Катенька.

– Столько, сколько нужно. Quantum satis. Между прочим, – самым беззаботным голосом произнес Жданов, не в силах пережить такое потрясение самостоятельно, – мы с ней вчера поцеловались.

– Ну, этого и следовало ожидать… – тут до Малиновского дошло, и он натурально подпрыгнул на месте. – Что? Как? Зачем?

– Случайно.

– Прямо по-настоящему? Она на тебя набросилась, да? Господи, Жданов, но ты выглядишь как живой!

– Это был случайный мимолетный поцелуй. Секундное прикосновение.

Малиновский рухнул в кресло напротив и во все глаза уставился на друга.

– Обычный чмок? И что? Она превратилась в лягушку?

– Понимаешь, – Жданов протер лицо, собираясь с мыслями, – это было словно… как будто… похоже на… ну ты понял, да?

– У тебя шок, – кивнул Малиновский, – твой эстетический вкус оскорблен. Тебе нужна немедленная реанимация. Я сейчас же соберу экстренную команду девочек, будем тебя возвращать к жизни.

– Какие еще девочки! Кира и так не верит, что у меня нет другой женщины. Я почти уже привык к тому, что мы постоянно втроём: я, Кира и её вымышленная соперница.

– А по-моему, впятером. Ещё я и Пушкарёва.

– Ну Катя-то тут при чем!

– А зачем ты её целуешь?

– Ну… в общем… это она меня.

– А Пушкарева молодец, – с непонятными интонациями протянул Ромка. – Нет, я понимаю, что тебя Кира довела до ручки, но ты выбрал довольно экзотический способ самоуничтожения.

– Кира… С Кирой все настолько плохо, что я даже не могу заставить себя… это просто каторга какая-то. Я физически не могу, понимаешь?

– Надеюсь, что нет, – осторожно ответил Малиновский. – Это ведь не то, о чем я подумал?

– Мы живем как соседи по коммунальной квартире.

– Нет, ну ты меня пугаешь! Ты сначала без наркоза целуешься с Пушкарёвой, потом не можешь заниматься любовью с собственной невестой, – произнес Ромка потрясенно. – Но с этим надо что-то делать.