Текст книги "Святая Катерина (СИ)"

Автор книги: tapatunya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

Ткаченко пришел, когда Федор, малость обалдевший от такого задания, уже покидал кабинет.

– Иван Иванович! – приветствовал его Жданов.

– Михаил Михайлович, – поправил его тот.

– И это просто отлично. Михаил Михайлович, нам снести вот эту стену.

– Снести стену? – почесал затылок Ткаченко.

– Снести стену? – повторила Пушкарева, выскакивая из каморки.

– Ой, – испугался Ткаченко, не ожидавший такого явления.

– Здрасти, – сказала Катя.

– Все бы вам ломать, – проворчал Ткаченко, – люди специально эту стену воздвигали, старались. Как сейчас помню, пришел ко мне Павел Олегович, да и сказал: только ты мне, Михалыч, можешь помочь…

– Стену сносить будем? – почти ласково спросил Жданов.

– Не будем, – уперся тот, – потом придет новый президент, и что? Заново ставить?

– Я вам покажу нового президента, – осерчал Жданов. – Посмотрите на этого человека, Михалмихалыч, – он схватил Пушкареву за узкие плечи и поставил её перед Ткаченко.

– Господи помилуй, – вырвалось у завхоза.

– Вот именно, – поддержал его Жданов. – Личико бледное, губки синенькие.

– Ну знаете ли, – возмутилась Пушкарева и попыталась сбросить со своих плеч тяжелые ладони.

– А все почему? – напирал Жданов.

– Почему?

– Потому что вы отказываетесь сносить стену! – завопил он.

– Да что её сносить-то, это гипсокартон, – подал назад Михалмихалыч. – Раз такое дело… Два раза плюнул, три раза дунул, и готово.

– Вот дуйте и плюйте. Только дверь оставьте.

– Как это? – обалдел Ткаченко.

– Очень просто, – Жданов неохотно выпустил Катю. У неё были теплые округлые плечи, хотя казалось, что остренькие. – Вот этот кусок стены, где дверь, оставьте на месте.

– Зачем? – хором спросили Пушкарева и Ткаченко.

– Ну чтобы у Екатерины Валерьевны всегда была возможность ею хлопнуть.

Он едва не расхохотался, увидев лицо Кати – смесь изумления, оскорбленного достоинства и веселья.

– Серьезно, Кать. Эта дверь будет как бы разделителем между моим и вашим кабинетом. Вы будете в неё входить и выходить, её открывать и закрывать…

Ткаченко крякнул.

– Во дурдом, – резюмировал он.

Михалмихалыч обещал все сделать от обеда и до рассвета, Катя уткнулась в свои бумажки, и, помаявшись от безделья, Жданов отправился к Малиновскому.

– Хочешь персик? – предложил он, входя в его кабинет.

– Персик? – задумчиво переспросил Ромка, что-то чиркая на листочке.

– Или грушу?

– Жданыч, а на солененькое тебя не тянет?

– Кстати, мы с тобой обедаем сегодня в «Карамели».

– А, нас тянет на сладкое!

– Вместе с женсоветом.

– О как, – Малиновский поднял на него глаза. – Ты нашел себе новых друзей, да?

– Просто небольшое извинение за задержку зарплаты, – Жданов откусил персик и бросил Роману грушу.

– Демократичный вы наш! – восхитился тот. – Кстати, как там наша мымра?

– Застряла сегодня посреди дороги, потому что у неё кончился бензин.

– Пушкарева работает на бензине? – обрадовался Малиновский. – А я думал – на батарейках!

– А при чем тут Пушкарева? – не понял Жданов.

– А что, у тебя завелась еще одна мымра?

– Ты бы, мой друг, сменил риторику.

Малиновский покрутил в руках грушу и засунул её зачем-то в карман.

– А то что? – спросил он. – Тоже подашь на меня в суд? Я вообще не понимаю, почему ты так расслаблен. Компания принадлежит…

Жданов встал и направился к выходу.

– Ты заберешь Ольгу Вячеславовну, Шуру и Амуру. Я Катю, Светлану, Татьяну и Машу.

– А без Маши никак?

– Без Маши никак.

– Палыч, Палыч, а Кира знает, что ты везешь женсовет в «Карамель»?

– Как тебе сказать, – замялся он.

– Могу предложить тебе политическое убежище под моим столом, – посмеиваясь, сказал Малиновский. – Ты ведь помнишь, что было, когда ты провел женсовет на показ?

– Глупости всё это, – подумав, решил Жданов. – Я имею право пригласить сотрудников на обед. В этом нет ничего предосудительного.

– Ну все, Новосельцев, ваше дело труба.

«Карамель» была известна на всю Москву своими десертами, и Катя, часто планирующая деловые встречи Жданова, назначала там обычно переговоры с партнерами-женщинами.

Он редко здесь бывал: модели не жаловали сладкое, да и сам он его не любил. Но сейчас, глядя на то, как Пушкарева упоенно разделывается с «Анной Павловой», облизывая ложечку едва не со сладострастием, ему вдруг тоже захотелось безе.

Он сглотнул и перехватил смеющийся взгляд Малиновского.

Ромка блистал на этом обеде, включив дежурное обаяние. Сыпал шутками и комплиментами, и осторожно подкатывал к Кате. Она была доброжелательна и вежлива, но держалась отстраненно.

Впрочем, женсовет был таким шумным и говорливым, что вряд ли у Пушкаревой был шанс вести себя иначе.

Жданова раздражал этот бесконечный стрекот и хохот, но винить было некого. Он сам на это подписался. Зачем-то.

Зачем?

– Андрей Павлович, – обратилась к нему Амура. – А давайте я вам погадаю… ну в знак благодарности за то, что вы нас привезли в такое чудесное место.

– А давайте, – подхватил Малиновский. – А то у Андрея Павловича будущее столь не определенно. На вас вся надежда, Амурочка.

– Не надо, – сказали Жданов и почему-то Катя.

– А вот и надо, – не унимался Ромка.

– Надо-надо, – замитинговали девицы, и Жданов равнодушно пожал плечами. Чем бы женсовет не тешился…

– Ой, – сказала Амура, посмотрев на карты, – вас ждет такое! Да у вас вся жизнь перевернется.

Ну точно попрут из президентов.

– Закончится что-то большое и начнется нечто новое, прекрасное. Но тут кочки-кочки, препятствия и все такое. А потом большое человеческое счастье.

Счастье так счастье.

– Катя, подождите минутку, – попросил он, когда девочки выпадали из его машины на стоянке Зималетто.

Она послушно осталась сидеть на своем месте.

Дождавшись, пока женсовет отойдет подальше, он напомнил:

– Кать, у нас в кабинете сейчас штатный дурдом. Было бы неразумно сейчас туда возвращаться.

– Проедемся по банкам?

– Лучше, – хмыкнул он, снова заводя машину, – прогуляем школу.

Он забыл мобильник в своем кабинете.

Вот оно счастье.

========== 10 ==========

– Мы кого-то ждем? – спросила Пушкарева через пять минут. Они все еще торчали на стоянке Зималетто.

– Малиновского, – ответил Жданов, – он ставит машину на подземный паркинг.

– Конечно, – пробормотала она удрученно.

В принципе, исполнять политическое завещание Малиновского и окружать Пушкареву вниманием было не так уж и сложно, как Жданову поначалу показалось. Она была неприхотливой, как сорняк, и никаких диких прихотей не выказывала. Вот и сейчас предпочла молча замкнуться в себе, не возражая против неприятной ей компании.

– Катя, – произнес Жданов, – а наберите пожалуйста этого вашего Зорькина. Пора познакомиться с нашим финансовым директором лично. Устроим выездное совещание, раз уж из нашего кабинета нас временно изгнали.

– И куда его пригласить? – спросила Пушкарева после паузы.

– В… Впрочем, где он сейчас территориально?

– В моей спальне.

– Простите? – опешил Жданов.

Катя усмехнулась.

– Ну или в офисе Никамоды, если вам так угодно. Это, впрочем, одно и то же.

К счастью, в этот момент Малиновский открыл заднюю дверь и плюхнулся на сиденье, давая Жданову прийти в себя от таких новостей.

– Вперед, мой женераль, – провозгласил он.

– Дай Кате свой телефон, – ответил Жданов, – ей позвонить нужно.

Ромка послушался – что удивительно – молча.

Жданов тронулся, рассеянно слушая, как Пушкарева препирается по телефону – «мам, ну какие еще перья, дай Колю, пожалуйста. Ах, павлиньи перья, это, конечно, все меняет. Да, к ужину буду дома, а можно теперь с Колей поговорить».

От этой бессмыслицы у Жданова моментально свело зубы. Наконец, Пушкарева прорвалась к своему Зорькину:

– Коля, Коленька… нет, не кружилась… Коля! Нет, не падала. Коля, да послушай ты меня… господи, да всё со мной в порядке. Что ты купил? Акупунктурный браслет? А что это такое? В каком журнале? Коля! Сосредоточься! Мы за тобой заедем через полчаса, ты, пожалуйста будь готов. Ага. Всегда. Мы – это Андрей Павлович и Роман Дмитриевич. Тот самый, да. Они хотят познакомиться с таким финансовым гением, как ты. Нет, галстук не нужен. Пирожки тоже, мы же не на пикник едем. Все, Коля, я позвоню, когда тебе нужно будет выйти.

По мере её болтовни, настроение Жданова все быстрее падало вниз.

Он вдруг понял, что это для него Пушкарева неприхотлива, как сорняк. А вот для всяких зорькиных она трепетная роза, вокруг которой надо хлопотать и о которой надо волноваться.

Акупунктурный, мать его, браслет. Знать бы еще, что это вообще такое.

Николай Зорькин, так сильно взволновавший сердца зималеттовских великих комбинаторов, оказался щупленьким цыпленком, действительно похожим на Пушкареву как брат-близнец. Он был неловким и странным, точно так же, как неловкой и странной была Пушкарева.

– Здрасти, здрасти, – пробормотал Зорькин, вползая на заднее сиденье рядом с Малиновским.

Катя развернулась, заглядывая назад.

Берет с помпошкой залихватски съехал на бок.

– Это Николай Зорькин, – зачем-то объявила она, как будто были другие варианты. – Коль, рядом с тобой Роман Дмитриевич Малиновский.

– Угм, – неодобрительно буркнул Зорькин, который очевидно был в курсе истории с медкартой и не обладал сдержанностью своей подруги. – Взяточник и проныра?

– Да, – отозвался Малиновский, ошарашенный такой хамской прямолинейностью, – именно так меня и называют в кругу друзей.

– Ну, Андрей Палыч за рулем, – продолжила знакомство Пушкарева.

– Здрасти, – снова сказал Зорькин.

Жданов даже обрадовался, что его миновали емкие характеристики этого цыпленка. А потом обиделся – Пушкарева про него вообще ничего не рассказывала?

Интересно, что он мог бы услышать про себя?

Человек, который называл Катю Клавой, например.

Или начальник, который забыл свою секретаршу на всю ночь в кладовке.

Или тот тип, который то и дело орет на неё.

– А куда мы едем? – спросил Зорькин.

– В клуб, – ответил Жданов. – Поговорим в спокойной обстановке. Вы играете в бильярд, Николай?..

– Антонович, – быстро подсказала Пушкарева.

– Спасибо, Екатерина Валерьевна, – вежливо поблагодарил он её.

– Да я чемпион по бильярду, – заявил Зорькин. – Правда, я играл в него только на компьютере.

– Какая прелесть, – не удержался Малиновский.

– А зачем мы туда едем? – не унимался Зорькин.

– Познакомиться, обсудить стратегию взаимодействия наших фирм и еще ряд вопросов.

– В клубе?

– Вы что-то имеете против? – с трудом сдерживая раздражение, процедил Жданов.

– Нет-нет, я только за, – поспешно согласился Зорькин.

– Кать, позвоните в клуб и скажите, чтобы нам подготовили домик.

Пушкарева, все еще державшая мобильник Малиновского в руках, спросила:

– Роман Дмитриевич, а как записан этот клуб в вашем телефоне?

– Клуб, – ответил он с недоумением, – «Лошади и кони».

– А у Андрея Павловича как «Овсов, банк», – весело сообщила Пушкарева. – Лошадиная фамилия! Алло? Приемная господина Жданова, – затараторила она в трубку, – нам нужно подготовить домик… что? Андрей Павлович, домик для веселья или размышлений?

– Второе.

– Для размышлений. Мы будем…

– Через полчаса.

– Через полчаса. Кого? Андрей Палыч, нам Вася нужен?

– Пока не знаю.

– Мы пока не знаем. Держите Васю наготове, – распорядилась Пушкарева и завершила звонок. – А кто это?

– Лучший банщик Москвы. Вы париться любите?

– Ей нельзя, – вмешался Зорькин. – Вы нас в сауну, что ли везете? Ну и нравы в этой вашей Зималетте! Пушкарева, выходим, а то как мне потом Валерию Сергеевичу в глаза смотреть? Хотя уж смотри не смотри…

– Это клуб, – пояснил Малиновский, – там есть сауна, но в неё можно не ходить. Там есть бильярд, но в него можно не играть. Там есть спортзал, но в него…

– А горки там есть? – перебил его Зорькин с важным видом, – очень я люблю на ватрушках кататься…

– Екатерина Валерьевна, – спросил Малиновский, не слушая его, – а как в телефоне Андрея Павловича записан, например, Синицкий?

– Цыганов, «Инфестфондкапитал», – ответила та, не задумываясь. – Ну цыгане, медведи, ассоциации.

– А ночной клуб «Бабочка»?

– Газманов, менеджер.

– Потрясающе, – пробормотал Малиновский. – Жданов, а код от твоего сейфа она тоже знает?

– Если бы у меня был сейф, – ответил тот, посмеиваясь, – то Катя, конечно же, знала бы код от него.

– И как это все в вашей голове только умещается, Катенька, – подивился Ромка.

– А она очень умная, – встрял Зорькин, – Кать, а дай мне свою руку?

– Опять предложение будешь делать? – спросила она весело.

И оба захихикали.

Жданова мороз продрал по коже от этих ужасных звуков.

Господи, мало ему одной Пушкаревой!

Так их теперь двое!

Катя снова закрутилась на сиденье, чтобы протянуть руку назад. Её локоть заехал Жданову по уху.

– Браслет верности? – заинтересовался Малиновский.

Зорькин не счел его достойным ответа.

– Катя, да сядьте вы уже нормально, – прикрикнул Жданов.

– Простите, – пробормотала она.

– Значит, Николай Антонович, вы сделали Екатерине Валерьевне предложение, а она вас отвергла? – Малиновского не так-то просто было игнорировать.

– А вы пишете её биографию?

– А вам есть что скрывать?

– А вы слышали про неприкосновенность частной жизни?

– Они сейчас подерутся, – сказала Пушкарева. – Коля, не обижай Романа Дмитриевича.

– Малиновский, отстань от Николая Антоновича, – велел Жданов.

– Пушкарева, не отрабатывай на мне свои педагогические приемы, – снова разворчался Зорькин и опять полез цепляться к Малине: – а я, между прочим, был против того, чтобы Катька претензионное письмо забирала!

– Да, я так сразу и подумал, как вас увидел. – откликнулся Малиновский. – У вас на лице написано: Зорькин против.

Пушкарева снова закрутилась на сиденье, заглядывая назад:

– Коля, ну что ты хочешь от Романа Дмитриевича? Он честных людей только в кино видел, да и то в детстве.

Жданов закатил глаза. Рядом с Зорькиным его Пушкарева тоже становилась невыносимой.

Клуб «Лошади и кони» находился почти за МКАДом и занимал просторную территорию бывшего пионерского лагеря.

– Андрей Павлович! – расплылся в улыбке охранник на въезде, – ваш любимый домик номер семнадцать, ключи в двери.

Жданов уверенно въехал на внутреннюю территорию.

Они остановились возле деревянного двухэтажного коттеджа.

– Выгружаемся, – скомандовал Жданов.

– Пушкарева, дыши полным ртом, – велел Зорькин. – Смотри, тут сосновый бор. Только в обморок не хлопнись от переизбытка кислорода – после твоей кладовки немудрено.

У Жданова даже кулаки зачесались.

Спокойно, – сказал он себе, – Пушкарева терпеть не может твоего лучшего друга, а тебе неприятен её. По нулям.

Малиновский в шутливом легком поклоне открыл перед ними дверь.

– Зималетто приветствует Никамоду, – объявил он.

Войдя внутрь, Жданов стянул с Пушкаревой пальто, скинул свое и привычно рухнул в удобное кресло у камина.

Зорькин и Катя оглядывались по сторонам с видом людей, попавших на вражескую территорию.

Диваны, бильярдный стол, бар, наполненный алкоголем, шкаф с книгами, – благочинность и респектабельность. Зорькин, то ли с разочарованием, то ли с облегчением заключил:

– И никакого порока. А что на втором этаже?

– Несколько спален и ванных комнат.

– Значит, это домик для размышлений? А что в том, который для развлечений?

– Джакузи и шест для стриптиза.

Зорькин взволнованно вспыхнул – типичный, вечно озабоченный ботаник.

Жданову сложно было представить, какой мужчина мог бы понравиться Пушкаревой и какому могла понравиться она, но в Николае еще так мало было от мужчины и так много от цыпленка, что все подозрения в его коварстве и лицемерии показались сейчас смешными.

– Николай Антонович, да вы присаживайтесь, – предложил он. – Хотите выпить?

– Да, – сказал Зорькин.

– Нет, – сказала Пушкарева и пояснила: – Коля плохо переносит алкоголь.

– Значит, много наливать не будем, – усмехнулся Малиновский, – я Николая Антоновича и трезвого-то боюсь.

– Ну перестаньте уже, – взмолился Жданов, принимая из рук Романа рокс с виски. – Катенька, сока, чая, воды?

Она замотала головой, отказываясь от всего сразу и осторожно села в кресло рядом с ним, сдвинув носки ботинок.

– Первым делом мне хотелось бы обсудить ваши зарплаты, – начал Жданов.

– Так их уже понижать-то некуда, – испугался Зорькин.

– Зато повышать есть куда. Дело в том, Николай Антонович, что я уже несколько раз просил Екатерину Валерьевну повысить самой себе зарплату, но до сих пор это так и не было сделано. Также мне хотелось бы увеличить и вашу зарплату тоже – скажем, пока вдвое. Пожалуйста, проследите за этим.

Зорькин молча сделал большой глоток виски, и у него сморщилось лицо, как у младенца, которому вместо молока дали горькую воду.

– Он проследит, – усмехнулась Катя.

– А мне бы хотелось узнать, как именно вы добиваетесь того, что денег на счетах Никамоды становится все больше.

– А если Зималетто перестанет залезать в карман Никамоды, их станет еще больше, – со слезами на глазах отозвался Зорькин. Он дышал с открытым ртом.

– К сожалению, мы пока не можем себе это позволить. Но если у вас есть предложение, как выстроить финансовые отношения между компаниями эффективнее, я готов их выслушать.

– О, у меня полно предложений, – оживился Зорькин.

========== 11 ==========

– Понимаете, – разглагольствовал Зорькин, – чем больше вы вытаскиваете из Никамоды, тем меньше в итоге Никамода зарабатывает.

– Понимаю, – согласился Жданов, – но чем мне платить зарплаты?

– Все эти костыли временное решение. Зималетто нужен качественный прорыв. Дополнительные доходы без расходов, понимаете? Катька, скажи им!

– Говорю, – согласилась она.

– Доходы без расходов – это свежо, – обрадовался Малиновский. – Лично я очень такое одобряю, хоть и не представляю.

Жданова ужасно раздражало, что Зорькин так много знал о финансовом состоянии компании, а особенно о той её части, о которой Пушкарева обещала никому не рассказывать.

Это было неприятным открытием – что и у его Катерины оказался довольно длинный язык.

А он-то считал, что его тайны в пушкаревских руках находились в полной безопасности.

В итоге, она знала о нем всё – но это вовсе не значило, что Жданов хотел бы, чтобы это всё знал еще и Зорькин.

И пока тот разглагольствовал о правительственных субсидиях, госпрограммах и льготных системах кредитования, Пушкарева то и дело бросала озабоченные взгляды на своего шефа, и это самым злорадным образом грело его душу. Конечно, Катенька, вы виноваты, причем виноваты дважды – с учетом этой крайне несвоевременной беременности – вот теперь и терзайтесь беспокойством. Видите же, что шеф хмур и печален, и все это по вашей милости!

– Жданов, ты лицо попроще сделай, – посоветовал Малиновский, – а то выглядишь как Иван Грозный на канале Дисней.

И утащил Зорькина в сауну.

Чтобы напоить окончательно и выяснить все секреты этой сладкой парочки.

А Жданов остался, почти трезвый и оскорбленный.

– Андрей Павлович, а можно мне домой поехать? – спросила Пушкарева. – А то рабочий день уже закончился. А Зорькина я могу вам оставить в качестве заложника.

Так вот о чем она беспокоилась, а вовсе не о душевном равновесии Жданова!

– Нельзя, – отрезал он. – Катя, вы ничего не хотите мне объяснить?

– Вы злитесь на меня? – наконец, догадалась она. – Из-за Коли?

– А вы как думаете? – со всей возможной язвительностью, спросил Жданов. – Кажется, мы договаривались об абсолютной конфиденциальности.

Она молчала, опустив глаза.

И это тихое упрямство стало последней каплей в чаше ждановского терпения. Ему захотелось вытряхнуть из неё раскаяние любой ценой.

– Катя, вы понимаете, что подорвали мое доверие?

– Коля принес вам много денег, – произнесла Пушкарева тихо, – и он может быть очень полезен…

– Однако это не повод посвящать его во все нюансы наших финансовых взаимоотношений, – повысил голос Жданов.

– Я рискую ради вас всем, что у меня есть, – тоже закричала вдруг Катя, – и если для вас кажется диким, что у меня есть человек, всего один человек в целом мире, который выслушает меня и поймет, и поможет советом и будет рядом, даже когда я нарушаю закон, то вам придется с этим смириться! – и две крупные слезинки прокрались из-под очков на её щеки и устремились к подбородку.

– У меня, кажется, тоже есть уши! – продолжал неистовствовать Жданов, решительно не обращая внимания на эти слезы. О, он знал им цену – все женщины применяют это оружие, когда виноваты. – Однако вы не спешите мне хоть что-то объяснить!

– Что вам объяснить? – вдруг испугалась она.

Откуда вообще взялся этот внезапный ребенок, например.

Но он не мог задавать ей подобных вопросов.

Это было совершенно не его дело, вот что бесило сильнее всего.

Пушкарева решительно стерла свои две слезинки и вдруг сделала вот что: пересела со своего кресла на подлокотник кресла Жданова и положила руку ему на плечо.

– Пожалуйста, не переживайте из-за Зорькина. Ему просто некому рассказать о наших махинациях, кроме меня. Мы с ним разговариваем только друг с другом, – и она усмехнулась.

Запрокинув к ней голову, Жданов пытался поймать выражение её глаз, но очки бликовали в отблесках огня в камине.

– Что я буду делать, когда вы уйдете в декрет, Катя? – спросил он.

– Ну до этого еще полгода, – утешила она его, – к тому времени Зималетто как раз должна выйти из кризиса.

– Я спрашиваю не о Зималетто, – ответил он устало и откинулся на спинку кресла, прикрыв глаза.

– Я найду на время своего отсутствия хорошего помощника, – успокаивающе проговорила Пушкарева и сжала его плечо чуть сильнее.

– Не хочу другого помощника, – раскапризничался Жданов, купаясь в её сочувствии, – я открою ясли в Зималетто, вот увидите. Будете сдавать своего ребенка при входе Потапкину!

– Нет незаменимых людей, – ответила Катя тихо. – К тому же, к тому времени вы уже будете женаты…

– Катя, ну при чем тут это!

– И, возможно, вы с Кирой Юрьевной будете ждать своего собственного ребенка.

Он крупно вздрогнул и выпрямился.

– Что еще за кошмары на ночь?

– Разве вы не хотите ребенка? Разве люди женятся не для того, чтобы растить детей?

– Это немножко сложно, Катя, – ответил Жданов, морщась, – возможно, когда-нибудь, через несколько лет, когда мы перестанем ссориться с утра до вечера.

– Вы же знаете, что нужно сделать, чтобы эти ссоры прекратились, – вздохнула она и тут же спохватилась: – Простите, Андрей Павлович. Вы вовсе не нуждаетесь в моих советах. Я позволила себе лишнее.

– Не извиняйтесь, Катя, – отмахнулся Жданов. – Наверное, я кажусь вам ужасным бабником?

– А вы, разумеетесь, им не являетесь, – кивнула она, пряча улыбку.

Встала, прошлась по комнате, разминая ноги. Посмотрела на часы.

– Пойдемте на ужин, Катя, – предложил Жданов, – здесь отличный ресторан. У них есть собственные пруды с зеркальными карпами, и они изумительно их готовят.

– А Коля?

– Я думаю, они с Малиновским взрослые мальчики.

– Зорькин и Роман Дмитриевич? Взрослые? – с сомнением переспросила она, но на карпов все-таки согласилась.

Возвращались уже совсем поздно, и Зорькин оправдывался по своему мобильнику:

– Валерий Сергеевич, Катя со мной, не волнуйтесь. Скоро она будет дома…

Хмель почти выветрился из него под воздействием веников великого Василия, и он говорил почти четко. Пушкарев что-то клокотал и клокотал в трубку, а Зорькин его все успокаивал и успокаивал.

Это могло длиться вечно.

У Пушкаревой были какие-то дикие отношения с родителями, но, кажется, её устраивала эта туго натянутая пуповина.

Высадив их возле Катиного подъезда, Жданов отвез Малиновского, который уже почти спал, и поехал к себе.

Ему не хотелось, чтобы Кира думала, что они и вправду живут вместе.

Ему нужно чаще ночевать в собственной постели.

Он набрал невесту с домашнего телефона:

– Привет, любимая. Не разбудил?

– А ты думаешь, что я могу спать? – со слезами в голосе ответила она. – Ты оставил невнятное сообщение про какое-то выездное совещание, ты бросил свой телефон на столе, ты разнес свой кабинет, ты целый вечер шлялся неизвестно где, ты… почему ты поехал к себе?

– Потому что я тут живу.

– Это все, что ты можешь сказать? Я с ума сходила от беспокойства, я не знала, где тебя искать, Малиновский не брал трубку!

– Зачем тебе понадобилось меня искать? Ты же знала, что я с Ромкой и Катей.

– Целый вечер? Ты на часы глядел?

Жданов вдруг ощутил себя Зорькиным, оправдывающимся перед сердитым Пушкаревым, и это сходство было так отвратительно, так жалко!

– Любимая, давай поговорим завтра, – сказал он и повесил трубку. И даже шнур телефона из розетки выдернул.

Перед сном Жданов так и сяк крутил предложения Зорькина по госпрограмам и субсидированиям, что вдруг отчетливо понял, что им надо обсудить это еще раз, в более деловой обстановке.

Пушкарева права – от этого цыпленка мог быть толк.

Возможно, именно ему придется заменить Катю через полгода. Не самая дикая мысль, если приглядеться к ней поближе.

Ну вдруг Пушкарева откажется отдавать своего ребенка Потапкину. Он слышал, что молодые матери бывают неоправданно привязаны к своему потомству.

Спал Жданов так крепко, что опоздал на работу.

Когда он появился там наконец, то Зималетто штормило.

Потапкин предложил уходить сразу огородами, Федор – ключи от своего мотоцикла, Мария – валерьянку, а Клочкова с такой поспешностью схватилась за телефон, что можно было не сомневаться в скором явлении Киры.

Пройдя этот кордон из собственных подчиненных, Жданов наконец очутился в своем кабинете и обомлел.

Без стены он казался куда просторнее, а Катино место – со стеллажами и рабочим столом, выкрашенное в тот же цвет, что и остальной кабинет, казалось необыкновенно уместным.

– Доброе утро, – сказал он, удовлетворенный увиденным.

Она вынырнула из-за компьютера и указала на дверь, которая очаровательной бессмыслицей торчала сама по себе вместе с остатком стены.

– Простите, – спохватился Жданов, подошел к этой двери, коротко постучался и, приоткрыв её, вошел. – Доброе утро, Катенька.

– Доброе утро, Андрей Павлович, – она одарила его ослепительной улыбкой, состоящей из брекетов и благодарности. – У меня отличные новости, кажется мы сможем выплатить зарплату пораньше. Я готовлю ведомости вам на подпись. Ваш сотовый разрядился, и я поставила его на зарядку.

– Катя, пусть Зорькин подробнее подготовит свои предложения, хорошо? Мы рассмотрим их.

Тут она и вовсе просияла.

– Вы не пожалеете, Андрей Павлович, – пылко заверила она.

– Как вы добрались сегодня до работы, Катя? Я проспал все на свете, как школьник, и забыл, что вы временно не можете пользоваться общественным транспортом.

– Все в порядке, – заверила она его, – я вовсе не жду, что вы будете выступать в качестве моего шофера.

– Не шофера, – заметил он, невольно улыбаясь в ответ на исходящее от неё сияние. – Возможно, я бы назвал себя вашим другом.

Она мучительно покраснела и торжественно кивнула.

– Спасибо, Андрей Павлович, – господи боже, неужели снова слезы? Второй день подряд? Найти бы того мерзавца, который испортил ему ценного сотрудника и оторвать ему ноги. – Я так вам признательна. За все. Вы такой добрый, – зашмыгало носом это чудо-юдо, – такой заботливый, такой внимательный…

– Катя, не смейте реветь! – прикрикнул он.

– Не будууууууу…

– Катя, ну что мне с вами делать? – Жданов присел возле неё на корточки, взял её за руки, – я рассержусь, если вы будете себя так вести.

– Я не будуууууу…

– А что тут происходит? – ледяной голос.

А вот и Кира.

Жданов пружинисто поднялся, вышел через дверь и только после этого посмотрел на невесту.

Плохо.

Все очень плохо.

Она смотрела на исчезнувшую стену словно на место преступления.

– Значит, так ты решил вопрос с отдельным кабинетом для Пушкаревой? Андрей, ты в своем уме? Во что ты превратил кабинет президента! Это же уродство и безобразие!

Определенно, она имела в виду Пушкареву, и та тоже отчетливо это поняла.

– Простите, – воскликнула Катя и опрометью бросилась вон, ушибившись коленом о красное кресло.

Кира посторонилась, пропуская её.

– Итак, вчера ты отправился с этим… с этой…

– С Катей, – подсказал Жданов. Он снял пальто и пристроил его на вешалку, после чего сел в свое кресло, надеясь, что стол послужит ему надежной защитой в случае метания тяжелых предметов.

– В этот твой лошадиный клуб, и половина Москвы видела, как вы там ужинали и мило чирикали!

– Прям уж половина Москвы? – усомнился Жданов. – Всего-то парочка бездельников.

– Без всякого Малиновского!

– Он был занят. Кира, я поужинал своей помощницей в ресторане. Мы обсуждали дела. Я не пил, не кутил, никому не изменял. Почему ты так злишься?

– Допустим. Допустим, что ты теперь появляешься со своей неформатной Пушкаревой в приличных местах…

– Ну, если бы я появлялся с ней в неприличных местах, ты бы рассердилась еще сильнее.

– Ты ломаешь эту стену, демонстративно забываешь мобильник, ночуешь дома…

– Я по-прежнему не вижу состава преступлений ни в одном из этих поступков.

Кира прошлась по кабинету, пытаясь успокоиться и не срываться в крик.

– Издеваешься?

– Ты надо мной, – возразил Жданов. – Кира, тебе не кажется, что это скандал ради скандала? Вид спорта какой-то, а не нормальные человеческие отношения.

Она остановилась. Посмотрела на него внимательным взглядом.

– Почему ты опоздал на работу?

– Проспал.

– Почему ты ночью выключил телефон?

– Не хотел ругаться с тобой до утра.

– Почему ты не приехал ко мне вчера?

– Не хотел ругаться с тобой до утра. Кира, ты не видишь, к чему ты сводишь любое наше общения?

– Значит, это я виновата?

– Лично я ничего плохого не сделал. Аб-со-лют-но, – с удовольствием пропел Жданов, крутясь в кресле.

– Поклянись, – она стремительно приблизилась, обхватила ладонями его лицо, вглядываясь в глаза.

– Клянусь, – с совершенно чистой совестью ответил Жданов.

Кира крепко поцеловала его в губы.

– И ты мне еще не объяснил вчерашний обед с женсоветом, – произнесла она с укоризной.

– Господи, Кира, – простонал Жданов, – ну почему ты не пошла в прокуроры?

Она растрепала ему волосы.

– Ты такой напряженный… Пообедаем сегодня вместе?

– Чтобы ты меня весь обед пилила? Я боюсь несварения, Кира.

Она отстранилась.

– И что это значит?

– Что я не могу дышать, – честно ответил Жданов. – У меня от тебя приступ клаустрофобии, любимая!

Кира горько засмеялась, запрокинув голову.

– А от твоей Пушкаревой, которую ты повсюду таскаешь за собой, с который ты вместе с утра до вечера и ради которой ты даже снес эту стену, у тебя нет приступа клаустрофобии? С ней ты чирикаешь?

– С Катей я работаю, – спокойно ответил Жданов. Он вообще был очень спокоен весь этот разговор, хотя еще вчера уже разошелся бы в крик, пух и прах. Но образ Зорькина с телефоном продолжал маячить на периферии сознания, и Жданов точно знал, что не хочет превратиться вот в такое вот вечно оправдывающееся существо. Где-то надо остановиться, выдохнуть и начать все сначала. – Кира, давай отойдем друг от друга, пожалуйста, хотя бы на шаг. Я не могу проводить все свое время в скандалах.