Текст книги "Сто имен (СИ)"

Автор книги: sweet_mademoiselle

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

– “Пожалуйста”, – сказал он, усаживаясь поудобнее. – Она сидит здесь каждое утро и полчаса повторяет одно и то же: “Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста”.

По дороге на следующую встречу Китти потирала виски, неуверенность одолевала ее. Человек,который слышит чужие молитвы? Она могла отказаться от него прямо сейчас, забыть об Арчи, заняться другими людьми из списка. Нормальными людьми. Надвигался дедлайн, Пит дышал ей в затылок, наверное, разумнее всего было бы поступить именно так, но не она составляла этот списка, а Констанс. Китти вспомнила себя прежнюю – господи, она мечтала о встречах с такими людьми, как Арчи, мечтала выслушивать подобные истории. Ей припомнились наставления Констанс: именно такую историю та захотела бы напечатать. Такую историю двадцатитрехлетняя Китти, только что из колледжа с восторгом принесла бы на первую встречу с главным редактором, и Констанс откликнулась бы на нее: ее привлекало все необычное, нетрадиционное, она бы постаралось, докопаться до самой сути. Сердце Китти билось все чаще, когда она прикидывала возможность что, если Арчи слышал молитвы Мэри-Роуз, Берди, Эвы или Эмброуз? Быть может, он и есть связующее звено? Она обязана во всем разобраться. Слева, почти бессознательно выведенные ее рукой на листке блокнота, бросились Китти в глаза:

Номер 67: Арчи Гамильтон.

Заголовок: Человек молитвы.

Преступный – преследуемый – просвещенный.

========== Глава 19 ==========

До назначенного Питом дедлайна осталось меньше недели, новых наводок не появляется, в Китти нарастает паника. Она позвонила Арчи и убедилась что ни с кем из списка он не знаком. “Нет”, – резко и нетерпеливо повторял он после каждого из списка. И тех, чьи молитвы он слышит, он тоже не знает лично, сколько раз повторять, не знает их имен. Китти удалось прочесть всего восемь имен, прежде всего Арчи положил трубку. Попробуем рассуждать здраво: допустим, он слышал в этом списке и просто не знает их имен. Но тогда как узнала об этом Китти? Ответ: никак. Если есть связующее звено, оно не в том, что Арчи слышал их молитвы.

Нужно встретиться с другими, решила Китти. Найти еще какие-то наметки, ключи. Она присела на ступеньку с краю площади Темпл-бар позвонила четвертому номеру.

– Мистер Высотски, меня зовут Китти Логан, я пишу для журнала “Etcetera” и обращаюсь к вам связи с…

– Вы получили пресс-релиз? – взволнованно прокричал человек с иностранным акцентом.

– Прошу прощения?

– Пресс-релиз. Мы только вчера разослали. Как я рад, что вы его получили. Приедете на пресс-конференцию? – Он был так взволнован, так счастлив, трещал без умолку.

– Конечно, мистер Высотски, но…

– Зовите меня Ендрек!

– Ендрек, где состоится пресс-конференция?

– Там же написано! Сегодня в полдень. Клуб ГАА* на Эрин-айл. Не пропустите, хорошо?

– Нет-нет. Я буду вовремя.

– Обещаете? Мы накроем чай, кексы. Все будет хорошо, да? Миссис Высотски очень прекрасно печет.

– Я приеду, Ендрек. – Она положила трубку, улыбаясь. Вот и еще один чудик прибавился к собранию и без того странных персонажей.

Непростой выбор: раньше она договорилась увидеться с Эвой Ву за бранчем в “Четырех сезонах”, где Эва должна была впервые встретиться с семейством Джорджа Уэбба. Китти поспешно набрала номер Эвы и отменила встречу с ней. Затем она достала визитку, врученную ей Салли, и позвонила по этому номеру.

– Здравствуйте, я звоню по поводу вакансии преподавателя телепрезентации. Ваш номер дала мне моя подруга Салли.

В клубе ГАА на Эрин-айл Китти добралась к четверти первого, на пятнадцать минут опоздав к началу пресс-конференции. Путь лежал через Финглас, территорию Колина Мерфи, так что в автобусе Китти ехала, низко опустив голову, чтобы ее никто не узнал, и вместе, того с тем все время исподтишка бросала взгляды по сторонам, высматривая Колина. Дверь клуба Китти приоткрыла осторожно, хотела проскользнуть незаметно, чтобы никому не помешать, но ее план не сработал: за дверью оказался вытянутый в длину зал, в глубине его за большим столом сидели двое мужчин, ряды стульев перед столом оставались пустыми, лишь в первом ряду сидел единственный зритель, а фотограф, повесив камеру на шею, отошел к накрытому столику и угощался пирожными. Все четверо уставились на Китти.

– Простите за опоздание, – извинилась Китти, пробираясь под из взглядами к стульям. – Я – Китти Логан из “Etcetera”. Мы с Ендреком говорили по телефону.

– Да-да! Мисс Логан! – Мужчина-колобок выкатился из-за стола. По голос и по напору Китти сразу признала того человека, который пригласил ее на пресс-конференцию. Лет пятидесяти с небольшим, ростом невелик, пузо как на сносях. Голова брита наголо, но рот окружен темной бородой. Он подкатился к Китти, протягивая ей навстречу руку, ухватив ее ладонь, сдавил в своих крепких пальцах, принялся яростно трясти. – Добро пожаловать, мисс Логан.Я знал, что вы приедете, – с энтузиазмом повторял он. Большущий блаженный будда. Он ткнул пальцем ей в лицо, как бы говоря: “Попалось!” – и Китти расхохоталась, до того заразительна было его непосредственность. – Аленка! – окликнул Ендрек женщину,стоявшую у стола с пирожными. – Налей нашему корреспонденту чаю или кофе.

– Кофе, если можно.

– Садитесь, садитесь! – Он обхватил ее за плечи и только что не силой усадил на стул.

Голова Китти шла кругом. Она покосилась на сидевшую рядом с ней журналистку.

– Вы – Кэтрин Логан? – подозрительно прищурилась тут.

– Да. – Китти проглотила комок. – А вы?

– Шейла Рейли из ” Нортсайд пипл”, – поспешил представить журналистку Ендрек. – А это ее фотограф Том, – махнул он рукой в сторону фотографа, и тот, закрасневшись, так и замер под прицелом всеобщего внимания с сэндвичем в зубах. Пробормотал что-тоне разборчивое, помахал рукой. – Мисс Рейли, вы знаете ее? Она пишет о знаменитостях? – взволнованно допрашивал Ендрек, глаза его так и сверкали.

– Ээээ… – неуверенно протянула Шейла. Китти выстояла под ее взглядом, гордо вскинула голову. – Да. – Она что-то еще неразборчиво пробормотала и предоставила инициативу Ендреку.

– Замечательно! Замечательно! – хлопал в ладоши Ендрек. – Мисс Логан, познакомьтесь вот с этим человеком. Это Ачар Сингх.

Сверстник Ендрека, сикх в ярко-оранжевом тюрбане, кивнул и улыбнулся Китти. Дружелюбная полька подала Китти кружку кофе и большой кусок пирога.

– Моя жена Аленка, – радостно представил Ендрек и ее тоже. – Лучшая повариха во всей Польше.

Стол ломился от еды, судя по этим припасам и множеству стульев, здесь ждали наплыва журналистов, но, хотя от прессы явилось всего трое представителей, организаторы пресс-конференции не тушевались. Стоило Китти оторваться от процедуры обмакивания домашнего печенья в кофе и поднять взгляд, как она убедилась, что все выжидательно смотрят на нее. Она поспешила закрыть рот, и печенье так и осталось ненадкусанным. Размокшая его половинка упала в кружку, немного жидкости по закону Архимеда выплеснулось на подбородок. Китти утерлось.

– Извините. Мы еще кого-то ждем, прежде чем начать?

– Уже началось, – заявила репортерша из “Нортсайд пипл” и грозно поднялся. – И закончилось. Мне пора возвращаться в редакцию, так что прощу прощения. – Мужчины поднялись и протянули ей руку, репортерша пожала им ладони и пожелала ей удачу. – До скорого, Том! – попрощалась она фотографом, и тот приподнял кружку, словно в тосте.

– Когда выйдет статья? – крикнул й вслед Ендрек.

– Э…ну… Сперва надо поговорить с редактором. Будем на связи, – торопливо добавила репортёрша и прикрыла за собой дверь. Мужчина горестно переглянулись и сосредоточили своё внимания на Китти.

– Окей, – сказала Китти с сожалением пристраивая отлично заваренный кофе на стул и доставая бумагу и ручку. – Ваш пресс-релиз я не получала. Я связывалась с Ендреком по другому поводу, но мне интересно знать, что тут происходит. Вы не против посвятить меня?

Ендрек, говоривший от имени двоих, явно не был против.

– Я приехал из Польши, а мой друг Ачар – из Индии. Мы оба переселились в Ирландию в поисках лучшей жизни и нашли её. К несчастью, мы остались без работы, когда наша компания, покинула Дублин. За месяц тысячу сотрудников лишилась места. Нас было очень трудно найти другую работу.

– Какая у вас профессия?

– Компания занималась обслуживание самолетов. Мы чинили внутренние детали турбинных деталей, меняли лопасти на винтах, ремонтировали и проверяли двигатели больших коммерческих самолетов. Компания находилась в Дублинском аэропорту. Она потеряла большие контракты и налоги в нашей стране, очень большие, – они сказали, что не видят для себя будущее в Ирландии. А наше будущее – здесь. Наши дети, наши семьи счастливы здесь, дети ходят в школу, хорошая жизнь. Сын Ачара – лучший игрок в молодежной команды по хёрлингу. Поэтому нам позволили устроить пресс-конференцию в зале клуба.

У Ачара вид был гордый. У возникшего в дверях сторожа – скучающий. Он выразительно побренчал ключами.

– Поздравляю, – сказала Китти.

– Спасибо.

– Итак… – Китти пыталась нащупать суть. – Вы хотите сделать заявление? О своей сложной ситуацией? – Горестей этих людей не оставили Китти равнодушной, но с профессиональной точки зрения… только не ещё одна печальная повесть о рецессии.

Мужчины переглянулись, снова уставились на неё.

– Если надо, – без особой уверенности заговорил Ендрек. – Если, по вашему, это поможет… Но мы бы предпочли рассказать о постановке.

– О постановке? Вы готовите спектакль?

– Нет! – Ендрек перегнулся через стуле, глаза его засияли. – Постановка рекорда. Мы хотим попасть в Книгу Гиннеса как самая быстрая мужская пара в гонке на что метров в педальной лодке, и нам нужно поддержка публики – чтобы пришли и поддержали нас и болели за нас. Стране нужны позитивные примеры, мы тренируемся каждый день, если только Ачар не занят – он водит такси, – мы тренируемся уже девять месяцев. Местный яхт-клуб представил нам лодку, и мы очень хотим поставить свой рекорд. Мы продавали выпечку, устраивали гаражные распродажи, всякие другие мероприятия, но собрали только четыреста двадцать один евро и девять центов. Этого не хватает, придётся делать постановку одним, но нужны зрители.

– А зачем вы собирали деньги?

– Судьи стоят от четырех до пяти тысячи евро в день в зависимости от места. Пришлось бы везти судью из Лондона. Мы поняли, что денег не хватит, и будем делать это сами.

– Разве присутствие судьи не является обязательным?

– Нет. Мы можем сделать попытку без него и послать им сообщения, но тогда они не отвечать.

– Но в четверг в Ирландии будет один судья, – заговорил Ачар. – Наш друг в Корке сообщил, что там будет постановка рекорда, на который присутствует судья.

– Ачар, мы об этом обсуждали, – отрезали Ендрек. – Нельзя предлагать судье другую постановку. Так не делается.

– Я говорю: можно хотя бы попробовать, Ендрек.

Теперь они уставились друг на друга.

– Обсудим позже, – твердо заявил Ендрек и вновь занялся Китти. – Итак. Вы напишите нашу историю, мисс Логан.

Китти оглянулась на Тома-фотографа. Тот закинул в рот вишневый пирожок и высматривал, что бы еще ухватить. Он вообще слышал, о чем тут идет речь?

– Давайте уточним, – предложила Китти. – Вы двое – инженеры по самолетным двигателям, три года назад вы лишились работы, другой найти не смогли, и теперь вы пытаетесь попасть в Книгу Гиннеса, установив рекорд в гонках на сто метров на педальной лодке?

– Все верно, – торжественно подтвердил Ендрек.

Китти расхохоталась.

– Я так и знал, что она будет смеяться! – в гневе поднялся Ачар.

– Нет! Погодите! Простите, что я засмеялась. Вы меня неправильно поняли. Я смеюсь потому, что счастлива, взволнованна, мне хорошо! – Улыбка расплылась по лицу Китти. – Я очень хочу написать о вас.

– Правду? – недоверчиво переспросил Ачар.

– И я считаю, вам нужно сделать попытку на этой недели, в Корке.

– Я же тебе говорил! – Ачар глянул на Ендрека, но тут не разделял его энтузиазма. – В чем дело, Ендрек? Ведь ты на это рассчитывал?

Ендрек, сощурившись, всматривался в Китти:

– Мисс Логан сказала, что не получила нашей пресс-релиз и сюда приехала по другому поводу. Прежде чем я разрешу ей писать о нас, я должен знать, что привело ее сюда.

Ендрек занял свое место в лодке и оглянулся на ту журналистку. Всего двое представителей прессы соизволили явиться на их конференцию, а они-то разослали приглашение по всем журналам, газетам и радиостанциями Ирландии. Теперь эта журналистка стоить на берегу устья реки Бродмедоу в Малахайде, и лебеди донимают ее, требуя угощения. Она отмахивается от длинношеих и что-то говорит в мобильный телефон.

– Ну как? – спросил Ачар друга. – Вроде бы она заинтересовалась нами?

– Да, – рассеяно ответил Ендрек. С кем-то она там спорит, похоже, со своим редактором, и, по мнению Ендрека, это плохой знак,хотя Ачара лучше сейчас не волновать. Она твердила, что все расскажет в пятницу, и ни днем раньше. Хорошо, что она так отважено борется за них, думал Ендрек. Пора бы уже удаче повернутся к ним с Ачаром лицом. Но эта леди борется еще за что-то, это уже он видит. Ачар с тревогой посмотрел на Ендрека:

– Она хочет, чтобы мы управились до конца недели. Мы сможем подготовиться за три дня?

– Ачар, мы давно готовы. Сколько мы уже тренируемся, мой друг?

– Девять месяцев.

– Сколько тренировок в неделю?

– Не меньше пяти.

– Вот именно. И разве мы пропустим хоть одну тренировку – в дождь или ветер, под снегом или градом?

– Нет, Ендрек.

– И даже во время болезни. Помню, как мы с тобой сидим в лодке, у обоих грипп, кашель, температура. Каждую свободную минуту мы тренировались. Наши родные, друзья, ребята из паба, и из клуба, и из яхт-клуба – все за нас. Мы готовы, Ачар.

– Да, Ендрек! – Ачар выпрямил спину, развернул плечи, казалось, древнее искусство левитации приподняло его на полметра над землей.

Ачара настроить нетрудно, а Ендрек – мастер пламенных речей, он согревался собственным красноречием длинной холодной зимой, когда друзья усомнились в своем призвания, а гады-подростки поломали их лодку и не было надежды ее отремонтировать, – тогда Ендрек устроил сбор средств и отремонтировать лодку, и они продолжили тренировки. Три недели потеряли, но от своего не отступились.

Многим, как догадывался Ендрек, их затея казалось пустой и нелепой, но для двух друзей это не просто забава. У Ендрека уже три года нет нормальной работы. Дипломированный инженер, он привык честно зарабатывать деньги для семьи – у него трое детей. Он любил свою работу, дружил с коллегами и был доволен своим жизненным предназначением – обеспечивать семью. Работа для него была не только долгом, но и радостью, и, лишившись ее, Ендрек пал духом, утратил смысл жизни. Он чувствовал обузой для близких, он разочаровался в самом себе, неделю за неделей обивая пороги в поисках работы. В профессиональной сфере ему ничего не светило, но Ендрек далеко не сразу это осознал. Он впал в депрессию – теперь-томон и сам это понимал, но тогда стоило кому-нибудь намекнуть на его состояние, и депрессия сменялась яростью. С ним стало невозможно иметь дело – постоянные перепады настроения, раздражительность, он только и высматривал, с кем бы подраться, весь мир был против него, любое замечание выводило его из себя. И все-таки он продолжал искать свое место в жизни, пытался вернуть себе привычную роль отца и опоры семейства.

Кто-то из соседей посоветовал ему – не со зла, искренне – вернутся на родину, раз в Ирландии перспектив нет. Этот человек не понимал: здесь его родина. Ендрек прожил в Ирландии четырнадцать лет, все трое его детей родились здесь, у низ ирландские паспорта они даже по-польски говорят с акцентом. Дети учатся в школе, обзавелись с друзьями, не мыслят себе жизни вне Дублина. Никто из них не считает своей родиной Польшу. Да и другие родственники поразъехались: брат в Париже, сестра в Нью-Йорке, родители умерли, домашний очаг угас, не осталось ничего кроме их с Аленкой воспоминаний, и эти воспоминания они постарались передать детям, оживить их, регулярно проводя летние каникулы в Польше. Однако старшенький, тринадцатилетний, уже бунтовал против навязанного паломничества в места, которые не хранили для него никаких воспоминаний, никакого смысла и чувства. Впрочем, в последние три года и денег на поездки не было. С семейным отпуском покончено, покончено с поиском корней.

Вскоре после того как Ендрек лишился работы, он устроился под Рождество в супермаркет – раскладывать по ночам товары. Ему было стыдно, он никому не говорил об этой работе, но вскоре, к своему облегчением, обнаружил среди товарищей довольно известного архитектора – и этот человек забыл о гордости и видел смысл своей работы не в ее престижности, а в том, что таким образом кормит семью. Это знакомство помогло Ендреку, лучше понять своё положение, но, когда жена устроилась на работу в несколько богатых домов – уборщицей, прачкой, – чувство вины едва не убило Ендрека и чуть не разрушил его брак. Жена была само терпение. Им не раз приходилось переживать тяжелые времена, и часто выходило, что, когда у одного из супругов дела не ладились, у другого начинался подъем. Такой вот брак-качели: все время кто-нибудь висит на воздухе.

За подработкой в супермаркете последовали другие временные занятия – Ендрек водил грузовик, перевозил мебель, но не было ни постоянной работы, ни возможности приметит свои знания и опять или хотя бы вздохнуть с облегчением: все, семья обеспечена. Девять месяцев что-то в нем повернулось. Девять месяцев назад Ендрек встретился со своим другом Ачаром в клубе на Эрин-айл, и давно угасшая в нем искра вдруг вновь ярко разгорелось.

Ачар был его коллегой по работе, и эта встреча словно пробудила их обоих – по двум причинам. Во-первых, восстановилась их прежняя дружба семьями, дети у них были ровесниками и с удовольствием играли вместе, радость вернулась в дом, жены тоже нашли общий язык, и повседневная жизнь сделалась более сносной. Во-вторых, беседы с человеком, переживавшим такие же невзгоды, ободряли и укрепляли дух. Прежде Ендрек не мог толком объяснить, что с ним твориться, теперь же говорил с тем, кто его понимает. И вот когда оба семейства отправились на пикник, устроенный яхт-клубом Малахайда, Ачар и Ендрек привлекли к себе внимание досужих зрителей, собравшихся на берегу в тёплый денёк: двое разномастных отцов обошли всех, с ветерком покатав сыновей на педальной лодке. Другие мужчины вызвали их на соревнование – Ендрек и Ачар обошли их. И с лёгкостью побили всех, кто бросил им тогда вызов. То, что началось как забава в погожий денёк, вдруг стало для этих двоих чем-то существенным: оказывается, они что-то умеют делать лучше других, они чего-то достигли, близкие могут ими гордиться. У них обнаружился талант, и талант требовал признания. Времени у обоих хватало, обоих терзала потребность в одобрении чужих людей, а не только собственных жён. Да, эта “постановка рекорда” стала для них не просто игрой.

Китти наконец закончила разговор с редактором. Вид у неё был замученный – Ендрек хорошо знал, как выглядит человек, на плечи которого давит весь мир.

– Готовы? – спросил он.

– Простите, что задержала, – ответила она, глядя на секундомер. – Готова.

– На счёт три, – скомандовал Ендрек, и они с Ачаром уперлись ногами. – Раз, два, три, – сосчитал он, и оба принялись сгибать-разгибать колени.

Домчавшись до буйка, отмечавшего стометровую дистанцию, они обернулись. Журналистка скакала на месте, ликуя, большие пальцы вскинуты в воздух. Ендрек и Ачар счастливо рассмеялись и тоже показали большие пальцы.

В автобусе Китти с трудом могла усидеть на месте: адреналин бушевал в крови, впору скакать, пуститься в пляс по широкому проходу. Но, сдержав себя, она вынула блокнот и записала:

Номер пять: Ендрек Высотски.

Заголовок: Книга рекордоа Гиннеса.

Комментарий к Глава 19

ГАА – Гэльская атлетическая ассоциация поддерживает ирландские традиционные виды спорта, прежде всего хёрлинг.

========== Глава 20 ==========

Из-за двери палаты слышался шум фена. Приоткрыв дверь, Китти увидела, как Мэри-Роуз трудилась над чей-то прической, на полу уже собралась гора состриженных светлых волос. Заметив Китти, парикмахерша выключила фен.

– Вот и моя помощница подоспела.

Женщина выглянула из-под свесившихся на глаза прядей. Огромные карие глаза, несоразмерные изнурённому лицо. Китти на миг сделалось дурно. В растерянности она улыбнулась, потом – за то, что машет молча. Вроде тех людей, которые не умеют разговаривать с детьми, Китти теряла дар речи, оказавшись рядом с больным, – не могла подобрать слов, не находила общих для умирающего и живого тем, ум

твердил одно: “Ему плохо, плохо, плохо”.

– Даяна у нас – красавица невеста, – похвасталась Мэри-Роуз.

Что на это ответить? Поздравить? Уместно ли? Эта женщина выходит замуж, а сколько ей осталось жить и с чем ее поздравлять? Китти выдавила из себя: “А!” – и закивала.

– Пока ещё не красавица, – закапризничала Даяна, – буду, когда Мэри-Роуз сделает своё дело.

Китти все молчала.

– Подержи, пожалуйста, шпильки, – вручила ей коробку Мэри-Роуз.

Слава богу, нашлось чем занят руки. Пристроившись позади невесты, чтобы не смотреть ей в лицо, Китти изо всех сил старалась помочь, подавая Мэри-Роуз шпильки, когда у той ещё две были зажаты во рту, а третью она вонзала в причёску Даяны.

Со шпильками в зубах Мэри-Роуз продолжала болтать, не чувствуя ни малейшей неловкости, словно то был самый что ни на есть нормальный день и никто не собирался умирать.

– Кто будет подружкой? – спрашивала Мэри-Роуз сквозь зубы и шпильки.

– Моя дочь Таня. Жду ее с минуты на минуту. Она тоже делает прически. Ей шестнадцать, она в восторге.

– Ещё бы! – сказала Мэри-Роуз. – Мама выходить замуж. Я и то волнуюсь.

В восторге? Китти только могла пожалеть бедную девочку, которая вот-вот осиротеет.

– Я и сама волнуюсь, – рассмеялась Даяна. – Не понимаю, почему мы с ее отцом давным-давно этого не сделали.

– Речь будете произносить? – поинтересовалась Мэри-Роуз, и Китти в очередной раз упрекнула себя: почему ей не приходить естественные вопросы? Она ведь журналист, ей по профессии положено уметь задавать вопросы, но ее мозг пуст – впрочем, это для неё уже не новость.

Мэри-Роуз брала в руки прядь за прядью, перемещала их, сгибала, укладывала, придавала прическе вид свободный, непринужденный, живой. Ловкость, с которой она пристраивала каждую прядь, прежде чем заняться следующей, завораживала.

– Если смогу, скажу, – сказала Даяна. – Таня тоже хочет произнести речь.

– Славная девочка.

– Отважная. – Короткая пауза, Китти вновь стало не по себе, но тут Даяна рассмеялась: – Она мне предложила помочь мне выбрать гроб – представляете?

– Надеюсь, выбрали что покрасивее? – засмеялась Мэри-Роуз.

От таких разговоров Китти замутило.

– Новая мода – гробы на заказ, тему выбираешь по своим интересам: эмблему футбольного клуба и так далее.

– Что же вы взяли?

– Она мне советовала взять “Закат” – море, пальмы, пляж. Я увлекалась серфингом.

– Здорово.

– Жалко было бы сжигать мой гроб, – пошутила Даяна. – Меня ведь кремируют.

– Могут кремировать, а гроб оставить на память, – предложила Мэри-Роуз.

Китти своим ушам не верила, смотрела на них в ужасе. Как можно шутить со смертью?

– Перестань? – взмолилась Даяна, вытирая уголки глаз. – У меня макияж потечет.

– Наложу новый, – посулила Мэри-Роуз. – Одна клиентка говорила мне, что выбрала темный дуб под цвет своих глаз.

И они опять залились смехом. Дверь приоткрылась, взволнованная медсестра доложила, что прибыла подружка невесты.

– Родная моя! – Даяна мгновенно оборвала смех при виде дочери в простом красивом платье для свадьбе в узком кругу. – Ты такая красивая!

– Полно, мама! – смутилась Таня. – Мы договорились не плакать сегодня, ты не забыла? – Она подбежала к матери и крепко ее обняла, а Мэри-Роуз отступила на шаг, чтобы им не мешать. Отступила и Китти. Но, как только мать и дочь, утирая слезы, разомкнули объятия. Мэри-Роуз вернулась к своему занятию. Теперь она работала молча и быстро, чуть ли не превратилась в невидимку.

– Еще чуть-чуть, – сказала она наконец, протягивая руку за очередной шпилькой. – И последняя шпилька.

Намотав на палец прядь волос, она искусно закрепила ее так, что шпилька была полностью скрыта даже от внимательного взгляда.

– Ого! – восхитилась Китти.

– Хочу посмотреть! – взволновано потребовала Даяна

– Подержи зеркало, – попросила Мэри-Роуз Китти. Сама она зашла спереди с другим зеркалом, чтобы Даяна смогла разглядеть и свое лицо, и затылок.

Женщина молчала, ее глаза все сказали за нее. Руки очень медленно поднялись к волосам, но не коснулись их, бабочками запорхали у лица. Пока пряди торчали во все стороны, исхудавшее лицо терялось среди них, теперь же оно проступило во всей своей красоте и осмысленности.

– Это прекрасно! -выдохнула Даяна.

– Мама! – напомнила ей Таня.

– Я не буду. – Она мужественно боролась со слезами. – Но это так похоже…

– На что похоже? тревожно переспросила Китти.

– На то, какой я была раньше.

Наконец-то и Китти поняла. У них на глазах с лицом Даяны творились какие-то загадочные перемены, и трудно было догадаться, что еш она хотела бы сказать, о чем думала. Кто может разгадать мысли человека в такой момент? Мэри-Роуз сумела.

– Все в порядке, сейчас снимем.

– Вы столько трудились.

– Бог с ними, с моими трудами. Это ваш день. Хотите снять?

Даяна оглянулась на дочь.

– По-моему, тебе замечательно идет, ма, но решай сама.

Даяна усердно размышляла.

– Просто это… это мои прежние волосы, а лицо другое… это как-то неправильно.

– Сейчас исправим, – сказала Мэри-Роуз, стягивая парик и обнаружила лысую голову.

Даяна вздрогнула. Контраст между лицом с макияжем и бледной кожа черепа бросался в глаза.

– Пустим в ход нашу волшебную кисточку, – прочирикала Мэри-Роуз – Предупреждаю: будет щекотно.

Дана улыбнулась, Таня вовсе рассмеялась

– Помочь?

Китти отступила еще на шаг и смотрела во все глаза, как Мэри-Роуз и Таня пудрят и подкрашивают лысую голову Даяны и все трое хохочут.

– Ну вот и закончили, – удовлетворенно заявила Мэри-Роуз, когда Таня на каталке повезла мать в актовый зал больницы, навстречу предстоящей свадебной церемонии, и дверь за ними захлопнулась. Медсестры спешили следом, радуясь, что в отделении для безнадежных больных состоится столь жизнеутверждающее события.

– Сколько ей осталось? – спросила Китти.

– Несколько месяцев, наверное. – Мэри-Роуз принялась собирать свои инструменты.

– Как ты это делаешь? – Китти в изнеможении присела.

– Это нелегко, но не так ужи скверно… Раньше я не верила в брак. Мама с папой разошлись, когда я была ребенком, да они и никогда не ладили, так что хорошего примера я в детстве не видела. Но теперь мои подруги одна за другой выходить замуж и обычно просят меня сделать им прическу. Невесты всегда нервничают, больны они или здоровы. Тут главное понять, хотят ли они поболтать с парикмахером или предпочитают помолчать. Вся разница в том, что мои подруги волнуются, потому-что это “навсегда”. Им предстоит прожить с этим мужчиной всю жизнь. А Даяна грустить оттого, что ее “навсегда” такое недолгое. Но, когда я выйду замуж, я хотела бы, как Даяна, что верить вопреки всему, верить в “навсегда”.

Раз в неделю Мэри-Роуз привозила мать город пообедать. Она поддерживала эту традицию, невзирая на состояние здоровья матери, и на этот раз выбрала торговый центр “Пауэрскорт”, располагавшийся в георгианском особняке на Графтон-стрит. Когда-то там давали балы виконт Ричард Уингфилд, третий по счету носитель титула, и его жена Амелия, теперь горожане приходили сюда за покупками и вкусной едой. Посредине накрытого навесом внутреннего двора под балконами основного здания был устроен просторный ресторан. Где-то рядом негромко играли пианино. Китти, и так уже в тот день насмотревшейся на больных, пришлось сесть за стол с женщиной, чью речь почти не удавалось разобрать – одна сторона лица у нее была парализована. Переводчиком, как и в больнице, служила Мэри-Роуз. Китти пыталась объяснить ее матери, какие у нее планы на Мэри-Роуз, когда их разговор прервал громкий мужской голос.

– О, нет! – тихо вскрикнула Мэри-Роуз, увидев на главной лестнице, ведущей в торговые ряды, Сэма с микрофоном в руках.

– Дамы и господа, минуточку внимания, прошу вас! – Он постучал по микрофону, и все затихли. – Я отниму у вас немного времени. Понимаю, что все вы пришли сюда отдохнуть, но тут находится важный для меня человек, и я хочу сказать ей кое-что очень важное.

Уже знакомая Китти волна приятного возбуждения прокатилась по толпе.

– Маргарет Посслуэйт, ты слышишь меня?

Мэри-Роуз застонала.

– Мэгги, ты тут? – настаивал Сэм.

Мать Мэри-Роуз подтолкнула ее под локоть, и рука девушки непроизвольно взметнулась в воздух, в то время как другой рукой она закрыла себе лицо.

– Вот она! – воскликнула Сэм. – Мэгги, я должен задать тебе вопрос перед всеми этими людьми.

Кто-то уже повизгивал от возбуждения, кто-то, наоборот, затаил дыхание, одни восторгались, другие насмешливо подмигивали. Сэм подал знак пианисту, тот заиграл “Лунную реку”.

– Помнишь эту песню, Мэгги? Под нее мы танцевали на первом свидании.

Дружным вздохом отозвался на это прекрасное воспоминание ресторанный зал. Сэм спустился по ступенькам, напевая первые строчки песни.

– Господи, господи! – причитала Мэри-Роуз.

Ее мать засмеялась.

–С того первого танца на первом нашем свидании я знал, что хочу быть с тобой. А ты соблазняла меня меренге и ча-ча-ча, когда мы встречались в танцклубе молодых христиан.

Мэри-Роуз фыркнула и закрыла лицо руками, с трудом удерживаясь от смеха.

– Но сальса… – Он сделал выразительное движение бедрами, и все радостно приветствовали его. – Сальса, вот что меня добило. Тут уж я понял, что хочу провести всю жизнь с тобой.

Снова восторженные крики.

– Маргарет! – Он подошел вплотную к ним, прихватив по дороге розу с чужого стола, и под бешеные аплодисменты публики опустился на одно колено перед Мэри-Роуз. – Маргарет, моц Гекльберри, ты выйдешь за меня?

Лишь Китти сидела настолько близко, что расслышала фырканье: девушка изо всех сил сдерживала истерический смех.

– Да, – еле выдавила она, но толпа так шумела, что ее ответа никто не расслышал. Кто-то зашикал, другие подхватили, торговый центр затих.

Мэри-Роуз и Сэм только что не соприкасались носами.

– Я не расслышал? – заявил Сэм в микрофон и поднес к губам девушки.

Та сердито глянула на него, но Сэм расплылся в умильной улыбку.

– Да! – сказала Мэри-Роуз в микрофон, и торговый центр “Пауэрскорт” взорвался.

Молодые люди обнялись, к ним уже спешил администратор ресторана с праздничным меню.

– Напитки за счет заведения, – посулил он.