Текст книги "Женщина приручает лаской, мужчина - терпением (СИ)"

Автор книги: Svetarinara

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

Любимый, прости меня, прости за то, что я допустила такую мысль.

Но ты смотрел холодно, отчужденно, твой тон был пропитан ехидством и безразличием. Прости, теперь я понимаю, что ты не хотел показать свое истинное отношение ко мне. Это было слишком опасно и могло принести много бед…

У меня внутри все скрутилось от боли, ужас сдавил грудь тугим обручем. До моего поплывшего сознания донеслось заявление Маклаггена.

Нет! Только не это! Не отдавай меня! Не нужно!

Я готова была тот час броситься к твоим ногам, рыдать, молить о пощаде. Если ты меня отдашь ему…

Но тут до моего обезумевшего разума добрался твой приказ. И я выбежала из гостиной. Забилась в самый дальний угол своей комнаты, трясясь от ужаса, от навязчивых мыслей: а вдруг ты решишь, что я тебе не нужна? А вдруг согласишься на щедрое предложение Кормака? Зачем я тебе такая…

Опомнилась только, когда услышала скрип двери: даже не заметила, сколько времени прошло. Слышала, как ты быстрыми, легкими шагами пересек комнату, сел рядом. Совсем близко. Начал что-то говорить, но я не хотела слушать: боялась принятого решения.

В который раз за эти месяцы бросилась тебе на шею: нет, не потому что хотела вызвать жалость, а потому что только так я чувствовала себя защищенной.

Не отдавай меня! Пожалуйста!

Ты попытался отстраниться, а меня это действие будто ледяной водой окатило, заставляя еще крепче вцепиться в сюртук, уткнуться носом в шершавую ткань и тихонько скулить от страха, от чувства безысходности, надеясь на то, что все же я тебе дорога… Хоть чуть-чуть…

Твой ответ превзошел все мои ожидания, все самые сокровенные и несбыточные мечты, тайные желания.

Любишь…

Ты любишь меня.

Любишь!

Вот когда мое сердце запело от счастья, вот когда для меня рухнул последний барьер. Любишь…

Не в силах произнести ни слова, я накрыла твои губы своими, углубляя поцелуй, пытаясь донести этими действиями ответное признание.

Кажется, это было впервые, когда я самостоятельно поцеловала тебя… по-настоящему…

Ты ответил на мой порыв со страстью и отзывчивостью, но уже через минуту отстранил от себя, глядя на меня так… что я забывала, как дышать…

В твоих глазах было столько надежды, тепла, любви – теперь я нашла объяснение тому прекрасному огоньку, что часто замечала в антрацитовых омутах. Ты в который раз пытался сдержать свое слово. Но… Я сама этого хотела. Сама!

Ведь я люблю тебя!

Я видела, как ошарашено ты на меня смотришь… Любимый, неужели не поверил? Неужели засомневался?

Сколько в твоем взгляде было страсти, желания… Эти чувства просто сжигали меня, заставляя сделать еще один шаг навстречу, заставляя наконец-то тебе открыться…

Северус, милый, я столько месяцев тебя мучила, столько месяцев ты сдерживал себя, но несмотря на это, ты был трепетным и бережным, таким нежным… Ты будто боялся навредить мне, раздавить, сделать больно. Несмотря на обуревавшее тебя возбуждение, ты все равно в первую очередь думал обо мне… Не только в этот раз, но и в последующие. Всегда. Мои чувства, мои ощущения были для тебя на первом месте. Наверное, так заботиться о своей женщине может только по-настоящему любящий мужчина.

Ты не пропускал ни единого участка моего тела, воспламеняя, туманя разум, обостряя все чувства и ощущения.

Я старалась не отставать: слыша твои рваные выдохи, глухое рычание и стоны неприкрытого желания, чувствовала себя самой счастливой, желанной…

Я скользила кончиками пальцев по твоему лицу будто слепая. Сейчас пальцы были моими глазами. Сколько раз я исподтишка любовалась каждой черточкой: и этой морщинкой на лбу, и маленьким, едва заметным шрамом на левой щеке ближе к уху, упрямым изгибом тонких, но невероятно манящих губ, горбинкой носа…

Ты перехватил мою ладонь, осыпая поцелуями каждый палец, словно благодаря за только что подаренную ласку. А язык игриво прошелся вверх к запястью, запуская по телу своими невинными касаниями волны желания.

Внизу живота притаилась сладостная нега: с каждым нежным, трепетным, но невероятно страстным поцелуем это пленительное ощущение нарастало, заставляя терять голову от предвкушения.

Я хочу тебя

Безумно хочу.

Сейчас же.

Пальцы теребили пуговички на сюртуке: несмотря на то, что меня просто потряхивало от возбуждения, руки еще подчинялись…

Ощущая под своими ладонями твой обнаженный торс, чувствуя, как перекатываются под пальцами напряженные мышцы, слыша как бешено бьется твое сердце и тяжело вздымается грудь, чувствуя, как твои горячие ладони скользнули мне под свитер, а ногти слегка оцарапали поясницу, оставляя сладостно-саднящие ощущения, последние крупицы разума были сметены желанием и страстью.

Я крепко обвила тебя за шею, провела ладонями по широким плечам, прижимаясь еще теснее. Мои губы с жадностью нашли твои. Языки боролись друг с другом, затевая невероятный, жаркий танец страсти, каждым движением, каждым касанием отдаваясь почти болезненным жаром между ног…

Я помогала тебе освободить себя от одежды: долой эти барьеры! Хочу почувствовать тебя всего! Хочу быть твоей! До конца! Полностью! Каждой частичкой, каждой клеточкой!

Ты подхватил меня на руки, усаживая на подоконник, шепча своим бархатным, низким голосом какие-то слова. Я растворялась в твоих ласках, прикосновениях, шепоте. Твои глухие стоны доводили меня до исступления, заставляя почти воспламениться, заставляя кричать в ответ о своем желании.

Я хочу тебя.

Быстрее, милый! Пожалуйста!

И было плевать на боль от резкого начала. Зато теперь ты мой, теперь я наконец-то твоя! Теперь мы одно целое!

Мне все равно было хорошо: боль смешивалась с желанием почувствовать тебя глубже, теснее! Яростные толчки, но при этом невероятно мягкие прикосновения пальцев к шее, спине, ласковые поцелуи, сладостные укусы – все это побуждало двигаться тебе навстречу, прося большего, желая ощутить тебя в себе до предела!

Ты вдруг покинул меня, оставляя саднящую пустоту: неудовлетворенное желание искрами боли заполыхало внизу живота, вырывая из глубин души разочарованный всхлип.

Но ты сразу это исправил: твои пальцы, губы, язык – они творили что-то невероятное, заставляя меня кричать от удовольствия, скручивающего в тугой узел все внутри, вынуждая рвано хватать ртом воздух, а пальцами зарываться в твоих волосах, болезненно сжимая, притягивая тебя к себе, непроизвольно требуя еще теснейшего контакта.

Чувствовала, как внутри все начинает дрожать, как яркие огоньки один за другим вспыхивают в моем затуманенном от удовольствия мозгу, как волны сладостного экстаза пробегают под телу, срывая с губ стон восхищения…

Северус.

Мой любимый.

Мой Северус…

Не успело звучание твоего имени раствориться в моем очередном стоне, как ты уже накрыл мои губы нежным, бережным поцелуем, опять оказываясь во мне, продлевая наслаждение, запуская по телу новую восхитительно-тягучую волну удовольствия…

После яркой, насыщенной кульминации ты долго осыпал мое лицо короткими, но нежными поцелуями. Время будто остановилось.

Подхватив на руки, унес меня в кровать, крепче прижимая к себе, укутал нас одеялом. Мы ничего не говорили: все признания уже были сказаны вслух.

Мы смотрели друг другу в глаза: я растворялась в твоих омутах, в той неприкрытой любви, которая плескалась на дне. Ты нежно гладил пальцами мое лицо, обводя каждый изгиб, а я зарывалась ладонью в твои волосы, пропуская шелковистые прядки между пальцами, гладила твои плечи, сильные руки…

Да, теперь мы признавались в своей любви жестами и взглядами…

Именно тогда, именно в ту ночь я наконец-то почувствовала себя по-настоящему нужной и любимой…

Северус, ты помог мне вернуть себя, зажить полноценной жизнью, ты помог мне узнать, что я все еще способна любить…

Шло время…

Для меня это все из уютного, маленького мирка превратилось в личную сказку. В нашу сказку.

Честно? Я так расслабилась, что совершенно позабыла об инциденте с Маклаггеном, наверное, именно поэтому то злосчастное утро настолько меня потрясло.

Я увидела, как ты нахмурился, увидела, как что-то тревожное промелькнуло в твоем взгляде: что же написано в этой статье?

Руины дома, который восемь месяцев был для меня своеобразной золотой клеткой, узнала сразу…

В голове зазвенел тревожный колокольчик: и эта трель, этот навязчивый перезвон сложился в имя – Кормак Маклагген. Даже не сомневалась, что он стоит за этим внезапным поджогом и за смертью всех невинных жертв.

Нет, я не испытывала теплых чувств к мадам Харрис. Да и откуда им было взяться? Но даже такая, как она, не заслуживала настолько страшной, мучительной смерти.

Господи, а все девочки…

Это же все из-за меня! Так Маклагген попытался намекнуть, припугнуть, напомнить, что за любую мою оплошность будут расплачиваться другие…

Эта чертова газета заставила меня очнуться, вспомнить, с кем я имею дело.

В голове яркими буквами полыхали его слова, которые Кормак произнес той памятной ночью: Месть должна быть изощренной. Такой, чтобы ты получал удовольствие… О, как это будоражит, как это распаляет, когда ты строишь комбинации, когда перекрываешь все пути к отходу, когда загоняешь жертву в капкан… а жертва все понимает, чувствует мое дыхание у себя за спиной, но ничего не может поделать, потому что глупее…

А вдруг он уже успел навредить Уизли? Успел им сделать что-то? Вдруг? Тогда об этом обязательно напишут!

Я вырвала из твоих рук эту газету, даже не задумываясь над тем, что ты подумаешь, не задумываясь, что нужно будет как-то отвечать за свои действия, объяснять этот всплеск!

В голове стучала мысль, пронзающая острой, отравленной иглой мое сердце, туманя отчаянием разум, сковывая ледяной коркой ужаса!

А вдруг он их тоже убил? Вдруг?

Я листала чертовы страницы, цепляясь взглядом за каждый снимок, за каждый заголовок. Если бы ты знал, какое облегчение я испытала, когда поняла, что все спокойно.

Живы.

Но страх не отпускал: да, сегодня этот зверь до них не добрался, а что будет завтра? Что будет послезавтра? Что я найду в утренней газете? А вдруг именно сейчас он врывается в их дом? Вдруг именно сейчас дорогие мне люди мучаются, умирают? Вдруг?!

Северус, я чувствовала твои объятия, чувствовала, как ты старался прижать меня к себе, приободрить, но на тот момент я практически выпала из реальности.

Липкий ужас сковывал, чувство неминуемой беды разрывало изнутри, не давая дышать, не давая рационально мыслить.

Я понимала, что еще немного – и заору, вымещу на тебе всю свою боль, все свое отчаяние! Но ты не должен был видеть мою муку, мою слабость! Не должен был узнать, что случилось… не должен, не должен…

Я твердила эти слова, как молитву, пока с самым невозмутимым лицом одевалась на неожиданную прогулку, стараясь игнорировать твой обеспокоенный взгляд. Да, любимый, я все видела, все заметила, поэтому и подошла, обняла, поцеловала…

Не ты причина моего горя. Не ты.

Ты мое счастье, которым я так безоблачно наслаждалась все это время, позабыв о нависшей над нами опасности, позабыв об охотнике, который всегда загоняет свою жертву в капкан. Медленно. Ловко. Но верно.

И я опять была в капкане. В его искусно расставленных сетях.

Оказавшись на улице, последние крупицы терпения покинули меня, улетучились: я неслась по хорошо знакомой тропинке, не заботясь, успевает ли за мной Тинки, не замечая сбившегося дыхания и застилающих глаза слез отчаяния.

Уйти подальше, убежать глубже в лес, чтобы никто ничего не услышал. Чтобы никто не узнал, как внутри у меня все разрывается от боли и безысходности!

Я слышала, как мой крик растворяется в кронах деревьев, в шелесте только-только пробивающихся листочков, они будто впитывали мои эмоции, забирали себе…

Слезы градом струились по щекам… Но мне было плевать, плевать, плевать… Мне просто нужно было как-то выплеснуть не покидающие меня чувства, справиться со своим душевным состоянием, принять решение.

Что делать дальше? Что? Ведь он не пощадит, не забудет, не успокоится, пока не отомстит!

Имею ли я право тебе все рассказать? Какая-та часть меня мечтала открыться, переложить на тебя свои проблемы, уткнуться носом в грудь, спрятаться от всего внешнего мира и надеяться, что ты все решишь, развеешь все страхи, разберешься со всеми проблемами.

Как это жалко и эгоистично.

Но в голове билась мысль: а что ты сможешь сделать? Чем ты сможешь помочь? Чем? Спрячешь все семейство? А с какой стати? Уизли тоже нуждались в объяснении…

Мои мысли путались, доводя меня до безумия!

Я ничего для них не могу сделать! Ничего! Написать Уизли, чтобы они были осторожнее? А с чего бы могло возникнуть такое беспокойство? На пустом месте…

Вот они, ловко расставленные Маклаггеном сети, скрутившие меня, опутавшие, не дающие и пальцем пошевелить!

Я могу только быть сторонним наблюдателем, ждать, надеяться на то, что он пощадит. Не доберется…

А потом меня пронзила еще одна болезненная, сводящая с ума мысль: а что, если теперь его целью будут не Уизли, а… ты?

Или я…

За себя мне не было страшно. Ни капельки.

Но ты, ты…

Что если он доберется до тебя? Навредит! Подставит! Убьет!

Нет!

Нет!

Я едва справилась с истерикой. Тинки заботливо помогла очистить одежду от грязи и листьев, чтобы у тебя не возникло лишних вопросов.

Я шла назад с твердой уверенностью, что предупрежу тебя обо всем, расскажу, попрошу быть осторожным, попрошу держаться подальше от Маклаггена…

Но так и не смогла…

Не сегодня…

Спросишь: почему? Северус, любимый, я не знаю, что тебе ответить… Не смогла, не решилась…

В тот день я уяснила для себя одно: нужно жить и наслаждаться дарованным счастьем каждую минутку, каждую секундочку, каждый миг… Если мне суждено тебя однажды покинуть, то перед этим я отдам тебе каждую частичку своей любви.

С того дня каждое утро, каждый день, каждая ночь для меня были, как последние.

Я ведь не умею заглядывать в будущее. К сожалению…

Нет, за себя я не боялась. Страх за Уизли тоже начал постепенно отступать: шло время, а ни одной страшной или подозрительной статьи в газете не появлялось.

Но за тебя я боялась до безумия…

Если бы ты знал, сколько раз я порывалась начать разговор, признаться, вцепиться тебе в рубашку и кричать не своим голосом: «Будь осторожен»! Особенно в те минуты, когда ты уходил на зов Темного Лорда. Ведь там будет этот ужасный человек, который не ведает пощады, который не забывает нанесенных обид…

Но… каждый раз слова будто застревали в горле: чтобы предупредить об опасности, нужно рассказать все с самого начала. А я не хотела видеть жалость в твоих глазах.

Прости меня, любимый.

Возможно, не будь я такой трусихой, такой идиоткой, сегодняшних событий не произошло бы!

Какая же я дура!

Нужно было все тебе сразу рассказать!

Когда ты ушел, я не находила себе места. Я долго бродила по двору, надеясь услышать хлопок трансгрессии, увидеть твой силуэт в надвигающихся сумерках, ощутить твое присутствие… Знать, что ты в безопасности.

Тинки что-то щебетала, пыталась напоить меня горячим чаем с мятой и накормить сдобным печеньем – видела, что я сама не своя и хотела отвлечь от горьких мыслей. Я была благодарна за внимание. Ее постоянное присутствие рядом не давало сойти с ума.

Я уже собиралась идти спать, как вдруг услышала характерный треск за дверью.

Вернулся! Ты вернулся!

Не помня себя от счастья, рванула к двери, которая вдруг резко распахнулась…

На пороге стоял Кормак Маклагген.

Наши глаза встретились, и он… засмеялся. Громко, безумно, запрокинув голову, практически сотрясаясь в истеричном хохоте.

Вот тот зловещий вечер, которого подсознательно я ждала столько месяцев.

Кормак сделал это: он настиг меня. Жертва попалась в капкан охотника, прекрасно осознавая свою ничтожность, свою обреченность.

Ужас сковал меня. Чувствовала, как перед глазами все закружилось, сердце отбивало рваный, бешеный ритм, грудь будто зажало в тиски – я не могла ни вдохнуть ни выдохнуть. К горлу подступил комок, а к глазам – слезы.

Ну почему это опять со мной происходит? Почему? Почему Кормак никак не оставит меня в покое? Неужели мало того, что он уже заставил меня пережить?

Внутри все оборвалось, оставляя высасывающую пустоту и чувство безнадежности… Я ощутила себя беспомощной и жалкой…

Но тут позади себя я услышала тихий щелчок: развернувшись, увидела, как Тинки колдует с сосредоточенным личиком и непоколебимой решимостью в глазах.

Одним неуловимым движением пальцев Тинки выдернула ковер из-под ног Кормака, заставляя того потерять равновесие и упасть на спину, хорошенько припечатавшись затылком об пол. Кормак тут же перестал смеяться. Думаю, сам не ожидал, что ему могут оказать сопротивление.

Раздался треск и скрежет.

В следующее мгновение в Маклаггена полетели все кухонные ножи, что были в доме, ровным, практически идеальным строем. Он выставил щит, злобно, с ненавистью шипя ругательства, когда холодная сталь резанула по руке – один из ножей все же достиг цели.

Это внезапное ранение окончательно его взбесило.

Их борьба была недолгой, но яростной. Я попыталась помочь Тинки: в голове всплыла картинка из далекого, сумбурного сражения в Малфой-Мэноре… Сама удивилась, когда мне все же удалось невербально сорвать люстру и швырнуть ее в обидчика.

Ты бы видел его лицо! Такого изумления на этой физиономии не было даже на шестом курсе, когда я незаметно запустила в него Конфундусом!

Но… Маклагген быстро опомнился и озверел. От него исходили практически осязаемые волны ненависти.

Как в замедленной съемке, я видела: яркий алый луч поразил несчастную домовую, что так яростно и отчаянно пыталась меня защитить, уберечь от этого монстра!

Мы остались с Кормаком один на один.

Как в ту злосчастную ночь в моей прошлой жизни, которая все никак не хотела меня выпустить из своих отравленных щупалец.

Северус, я говорила, что мне не было страшно за себя, но… не теперь.

Ведь… сейчас мне есть, что защищать.

Теперь я в ответе не только за свою жизнь…

Любимый, я должна сделать последнее признание: поверь, я хотела сказать это не так, не при таких обстоятельствах!

Я хотела сделать это сегодня вечером, хотя должна была уже давно открыться…

Думаю, ты заметил мое странное поведение…

Знаю, что заметил… Видела по недоуменным взглядам, по твоим поджатым в немом неодобрении губам. Понимала по отчаянным попыткам поговорить…

Честно, я даже не сразу сообразила, что со мной происходит: откуда эта навалившаяся усталость и постоянно подкатывающая тошнота, откуда внезапно возникшая непереносимость запахов в лаборатории во время работы…

Сразу я все списывала на свою нервозность, плохой сон, беспокойство – ведь не могли они пройти, не оставив никаких следов…

Осознание пришло внезапно, накрыв меня волной щемящей радости…

Я сидела во дворе: вдруг по моему лицу скользнул яркий солнечный лучик, заставляя зажмуриться и улыбнуться. В голове почему-то проскользнул образ Мэрри, наш последний разговор… Да, когда-то эта девушка стала для меня лучиком света, помогая мне справиться с адом, а теперь… Теперь один лишь ее образ помог вдруг все понять… Рука сама метнулась к животу…

Северус, любимый, я…

У нас скоро будет малыш…

Прости, что не сказала тебе раньше, прости, прости!

Я боялась твоей реакции, боялась, как ты воспримешь это известие, ведь… я все прекрасно понимаю. Наши отношения всегда можно прикрыть взаимодействием хозяин-рабыня. Это общественность воспримет с энтузиазмом и радостью.

Но ребенок… Его не утаишь, не скроешь…

Что скажет Темный Лорд, когда узнает? Он же будет в ярости! В бешенстве! Это ведь подставит тебя под удар!

Северус, что теперь будет? Что?!

Мне страшно об этом думать, но я хочу, чтобы ты знал… Я ни о чем не жалею: не жалею об этих месяцах счастья, не жалею о той маленькой жизни, что растет внутри меня…

Я люблю тебя.

Люблю.

Спасибо, что создал для меня эту сказку.

Только вот… что с ней теперь будет, с нашей сказкой?

Комментарий к Глава 25. – Воспоминания Гермионы Грейнджер: Что будет с нашей сказкой?

Спасибо всем, кто выдержал эти главы.

Извините за длительные задержки. POV Гермионы я переписывала заново, поэтому на это уходило много времени и сил.

Ну, что же… Осталось совсем немного.

Думаю, Вы прекрасно понимаете, что теперь мы переходим к возмездию)

========== Глава 26. – Правосудие. ==========

Мы долго сидели обнявшись. Гермиона тихонечко всхлипывала у меня на груди, а я баюкал ее словно маленького ребенка.

Все будет хорошо, девочка моя. Все будет хорошо.

Когда ее дыхание выровнялось и стало глубоким, я переложил любимую на кровать. Невольно засмотрелся на ее личико: милое, слегка осунувшееся от пролитых слез, такое печально-невинное. Даже во сне ее не отпускали переживания и тревоги.

Не удержавшись, осыпал поцелуями лоб, отодвигая налипшую на него прядку, поцеловал прямой, маленький носик, бледные щеки. Невесомо коснулся губ, слегка подрагивающих в такт дыханию. Видел, как она вдруг улыбнулась и даже во сне подалась всем телом навстречу моим рукам. Пальцы очертили любимый овал лица, зарылись в шелковистых, мягких локонах…

Вот теперь у меня есть время подумать.

Моя девочка, сколько же тебе пришлось пережить, через что пришлось пройти и не сломаться! Остаться такой доброй, храброй, искренней… настоящей…

Ты смогла открыть свое сердце мне, смогла полюбить, смогла найти в себе силы жить дальше… смогла принять мою любовь.

– Спи, Гермиона, спи, – шептал я.

Перед тем, как укрыть любимую одеялом, я не выдержал: взявшись за край, приподнял кофту и осыпал поцелуями живот. Где-то там внутри растет новая, маленькая жизнь – мой сын или дочь – моя частичка. Плод нашей любви, страсти, желания.

Итог нашей сказки.

А уж я постараюсь, мои любимые, чтобы эта сказка не закончилась.

Вот только разберусь с одним отвратительным чудовищем, чтобы от него мокрого места не осталось.

О, он дорого заплатит и за свое прошлое злодеяние, и за сегодняшнюю попытку навредить моей семье!

***

Я зашел в соседнюю комнату: оглушенный, связанный Маклагген не шевелился, но, судя по равномерно вздымающейся груди, чувствовал он себя превосходно.

Ничего. Это ненадолго.

Я с ненавистью рассматривал эту мразь.

Ярость сжигала изнутри, но я ее подавлял, как мог: нет, убивать сейчас, Маклагген, я тебя не буду!

Это не интересно.

Ты не заслужил легкой смерти во сне, как многие мои вынужденные жертвы.

О нет, специально для такого выродка у меня припасено нечто интересное. Я не зря столько лет посвятил черной магии. Я не зря считаюсь правой рукой самого злого волшебника всех времен и народов.

Нет.

Ты будешь умолять прикончить тебя. Но прежде чем сдохнуть, ты хорошенько помучаешься. Уж это я тебе обещаю!

Еще раз перепроверив все наложенные на Маклаггена заклятия, я вышел из комнаты, запечатав дверь. Даже если он вдруг оклемается раньше времени, сбежать не получится.

Призвав Тинки, отдал ей приказ находиться рядом с Гермионой. Когда она проснется, нужно объяснить, что я отправился на покинутое задание. От меня не укрылось, как домовая скользнула обеспокоенным взглядом по запечатанной комнате.

– Не волнуйся, – холодно бросил я, подавляя ярость, которая тут же всколыхнулась в моей душе, стоило подумать об оглушенном подонке, – скоро «этого» здесь не будет.

Можно было не уточнять: умная Тинки все поняла.

Все, больше я не мог задерживаться. Время и так играло не в мою пользу.

***

Судя по тому, как Люциус резко подскочил в кресле, он дремал. Но многолетняя практика сказалась: когда он услышал хлопок трансгрессии, от его сонливости не осталось и следа.

Малфой всегда был проницательным, да и меня слишком давно знал, поэтому ему хватило одного взгляда, чтобы понять: я не просто так отсутствовал несколько часов.

– Что случилось? – я проигнорировал вопрос, собираясь с мыслями.

Мне в очередной раз нужна была его помощь, точнее, небольшая услуга.

– Все нормально? – хоть Люциус и оставался беспристрастным, я видел, как он весь напрягся: попрошу ринуться в бой – и он, не задумываясь, ввяжется в сражение.

Хорошо, когда в целом мире есть настоящий друг. Но я не хотел рассказывать Малфою, что именно собираюсь сделать, и уж тем более, кто станет моей жертвой. У Люциуса есть один недостаток, одно слабое место – легко пробиваемый ментальный щит.

– Люциус, – наконец проговорил я, – мне нужно в твое поместье.

– В Малфой-Мэнор? – удивленно приподнял он бровь. – Да хоть сейчас…

– Нет, – отрезал я и, резко выдохнув, проговорил: – Мне нужно в Бруней.

Да, вот оно – мое решение возникшей проблемы.

Бруней – небольшая, неприметная, не порабощенная Волан-де-Мортом страна. По крайней мере, пока… Вся магическая активность, все ритуалы – все, что будет происходить на этой свободной территории, останется только там. Темный Лорд никогда ничего не узнает. Не узнает, что именно я буду причастен к исчезновению Кормака Маклаггена.

Никто, кроме меня, не знал, что у Люциуса в Брунее есть небольшое поместье: он приобрел его давно, еще во время первой магической войны… Чтобы было, где укрыться. Этот хитрый лис всегда продумывал несколько путей отхода.

На долю секунды на лице Малфоя отразилось удивление, но он тут же пришел в себя и, хитро прищурившись, лениво растягивая слова, проговорил:

– И кого ты сегодня собираешься прикончить? Кто посягнул на честь будущей миссис Снейп?

– Это неважно, – холодно бросил в ответ. – Я могу рассчитывать на гостеприимство твоей подпольной обители?

Я говорил спокойно, хотя мой взгляд то и дело метался к циферблату настенных часов.

Заметив, как я нервно слежу за временем, Малфой перестал изображать из себя саму задумчивость.

– Конечно, ворота моего поместья всегда для тебя открыты.

Тихо выдохнул. Замечательно. Место есть. Теперь осталось решить вопрос с орудием пытки.

– И еще… мне нужна…

– Можешь не продолжать, – перебил Люциус. – Ты знаешь, где хранятся волшебные палочки. Выбирай любую.

Все. Вот теперь можно уходить. Но осторожность и маскировка превыше всего. Нельзя, чтобы ярость затуманила мне разум. Холодный расчет – вот, что должно двигать мною сейчас, если я хочу отомстить.

– Люциус, ты меня прикроешь?

– Сколько тебе нужно времени? – когда Малфой хотел, он мог соображать быстро, без всяких подсказок.

Я посмотрел на часы: до официальной встречи оставалось не больше четырех часов. Мало.

– Шесть часов, – принял решение.

Глаза Люциуса хитро блеснули.

– Есть у меня одна идейка по поводу того, как нам выйти сухими из сложившейся ситуации. Эх… А я только собрался стать верным мужем.

Все, дальше он справится и без моего присутствия.

– Но помни, Северус, не более шести часов!

Утвердительный кивок – и я трансгрессировал.

Наш дом встретил меня звенящей тишиной.

Значит, Гермиона спит. Хорошо, ей нужно восстановить силы.

Быстро спустился в лабораторию. Да, иногда я считал себя параноиком. Да, у меня в тайнике имелось море заготовок для различных запрещенных зелий, которыми мне никогда и не суждено было воспользоваться.

Но именно сегодня, именно сейчас для моей мести такая запасливость оказалась не просто козырем – джокером.

Быстро, но бережно собрал все необходимые заготовки и ингредиенты, не забыв прихватить бодрящее зелье – осознавал: после того, как я расквитаюсь с Маклаггеном, бессонная ночь обязательно аукнется.

Сняв всю защиту с запертой комнаты, вошел внутрь. Кормак по-прежнему был без сознания.

Очень хорошо.

Твое пробуждение, зарвавшийся подонок, будет последним в этой жизни.

Но мне еще нужно было кое-что подготовить.

Хлопок. И мы закружились в водовороте очередной трансгрессии.

***

Поместье Малфоя встретило нас зловещей тишиной. Создавалось впечатление, что в доме нет ни единой живой души, но я прекрасно понимал, что здесь есть парочка домовиков, которые следят за порядком и уютом. Хотя они никогда не вмешиваются в дела ни своего хозяина, ни гостя. Так что моей тайне ничего не угрожает: эти свидетели останутся глухи, слепы и немы, что бы ни произошло.

Безвольное тело я отлевитировал в подвал: в такой мрачной, древней постройке просто не могло не быть темницы. Многовековые традиции как-никак.

С помощью чар придал Маклаггену сидячее положение, прислонив спиной к стене. Обездвиживающее заклятие так и не снял.

Я действовал четко, точно по намеченному плану, не испытывая ни капли жалости или сомнения.

Вот теперь можно заняться подготовкой.

Сперва я отправился в библиотеку – именно там у Люциуса находится важный тайник. Хорошо, что в свое время самолично приложил руку к нанесению охранных чар. Теперь обезвредить их с разрешения хозяина не составило труда.

Вот они: самые разные, отобранные в бою волшебные палочки, признавшие в победителе хозяина. Я знал, какая именно нужна мне…

Сжимая в правой ладони непривычно узкое, шершавое древко, приготовился к осуществлению дальнейшего плана.

Свою палочку я положил во внутренний карман мантии, подумав со смешанным чувством злорадства и облегчения, что даже если Темный Лорд решит просканировать ее на подозрительные проклятия, придраться будет не к чему…

Быстро спустился назад в темницу. Нужно было нанести древние, черномагические защитные заклятия: такими во всем мире владеет несколько человек. Благодаря Волан-де-Морту, я попал в число избранных, кто был удостоен великой чести их изучать. Эта защита понадобится в самом конце моего линчевания Маклаггена.

Я старался не потерять чувство времени: в моем распоряжении оставалось чуть больше пяти часов.

Значит, пора переходить к последнему этапу. Почти бегом ворвался в маленькую лабораторию. Хорошо, что она вообще есть в доме хозяина, который последний раз зелье варил на ТРИТОНах.

Быстро разложил на столе прихваченные с собой ингредиенты. Я не люблю работать в чужих лабораториях, но необходимое зелье слишком темное. Оно оставляет отголосок в месте изготовления.

Спустя полчаса, я сжимал в руке флакон с небольшой порцией зелья. Совершенно прозрачная, неприметная жидкость, на один глоток, но ее действие будет весьма… забавным для меня и очень болезненным для Кормака.

А теперь…

***

Маклагген уже пришел в себя.

Отлично. Очень вовремя.

Наши взгляды пересеклись. В его – ненависть, злоба, непонимание и… огонек страха.

Очень хорошо. Бойся, мразь. Бойся.

Молча смотрел на Кормака. Думаю, кроме ненависти и отвращения, он ничего не нашел на моем лице.

Я не спешил нарушить тишину: нет ничего хуже неопределенности, неизвестности. Даже не сомневаюсь, что сейчас юнец лихорадочно пытается понять: во-первых, где он находится – видел, как его взгляд пробегает по каменным стенам темницы, а во-вторых, как далеко я способен зайти.

Тебя, подонок, ждет разочарование. Я пойду до конца. Из этого дома выйду только я. А от тебя ничего не останется. Даже воспоминание рассеется со временем.

– Где мы? – хрипло выдавил из себя Маклагген.

Не выдержал.

Замечательно. Но я не собирался удовлетворять его любопытство, продолжая молча буравить ледяным взглядом.