Текст книги "Женщина приручает лаской, мужчина - терпением (СИ)"

Автор книги: Svetarinara

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

Ты только глянул на меня исподлобья, но необдуманного поступка не совершил.

Спокойно, стараясь делать вид, что ничего необычного не происходит, подошла к тебе, заученным жестом перекидывая одну руку себе на плечи, помогая подняться на ноги. Сколько раз за время войны я вот так помогала раненным, но никогда, ни разу такое незначительное прикосновение не отдавалось в душе щемящей нежностью, не вызывало по телу приятные мурашки вдоль позвоночника.

Думаю, ты был слишком сосредоточен на том, чтобы не выдать свою боль, поэтому ничего и не заметил. И даже попытался возмутиться. И почему мужчины так боятся выглядеть беспомощными?

Я исподтишка наблюдала за выражением твоего лица, чтобы не пропустить, если вдруг тебе станет плохо. Специально следила незаметно, чтобы не смущать тебя. Ведь я видела эти гримасы муки, сменяющие друг друга на твоем лице при каждом шаге, видела, как плотно ты стискиваешь зубы, пытаясь отвлечься от боли и сосредоточиться на каждом движении.

Я просто восхищалась твоей выносливостью, силой воли, твердостью характера. Несмотря на то, что это ты опирался на меня, я все равно ощущала себя в безопасности, как за каменной стеной. Забавно, правда?

Перед дверью в гостиную ты помедлил, замялся: нет, Северус, даже тогда я бы не бросила тебя. Сам бы ты явно не смог поразить Малфоя непринужденной походкой в тот момент.

Я заметила, как Люциус с беспокойством взглянул на тебя, стоило нам появиться на пороге, но, видно поняв, что ты относительно хорошо себя чувствуешь, тут же надел холодную, отчужденную маску.

Когда я помогала сесть тебе в кресло, мы с ним встретились взглядом: он будто пытался спросить у меня, что я успела тебе рассказать.

Но тут ты приказал мне уйти. Я опешила: как мне уйти, если тебе в любой момент может стать хуже? Как… Я даже попыталась возразить, но ты так громко рявкнул, грозно, с каким-то отвращением на меня посмотрел, что я тут же послушалась.

Пулей вылетела из комнаты и побежала к себе: почему-то глаза жгли слезы обиды. Нет, мне не нужна была твоя безграничная благодарность, не нужно было, чтобы ты чувствовал себя мне обязанным, но просто… просто вдруг эта твоя холодность, отчужденность, отвращение – все это болезненно резануло по сердцу.

Что бы я не сделала для тебя, ты никогда не сможешь относиться ко мне как к равной, как к достойной тебя. Понимаешь, на тот момент у меня не было даже мысли, что ты меня любишь…

Но теперь, милый, я все прекрасно осознаю… Ты приревновал, да? Я понимаю. После того, что было… Теперь я это прекрасно понимаю, а тогда даже мысли подобной не закралось в мою голову.

Сердце щемило от тоски. Чтобы заглушить в себе эту обиду, которой просто не должно было быть, чтобы отвлечься от своих невеселых переживаний, я в который раз забралась на подоконник и уставилась в окно.

На улице была противная осенняя погода: сильный ветер кружил в воздухе вереницу грязных, коричневых листьев, его порывы придавливали к земле гибкие деревья, дождь барабанил по стеклу. А я смотрела, как тонкие струйки катились с обратной стороны окна. Сама не заметила, когда такие же тоненькие дорожки заструились по щекам…

В тот момент, когда ты распахнул дверь, я вдруг осознала, что вообще-то нужно было помочь тебе подняться наверх, а не строить из себя обиженную, эгоистичную девочку.

Я слышала, как твои шаги становились все ближе, слышала, как ты шумно выдыхаешь, но не смотрела на тебя… боялась твоей реакции, ведь теперь ты все знал. Я ни на секунду не сомневалась, что Малфой уже все тебе рассказал о нашем подвиге. Хотя какой это подвиг…

Я даже не поняла толком, что произошло, как оказалась в кольце твоих рук, прижатой к твоей груди. Чувствовала жаркое дыхание у себя на макушке, с абсурдным счастьем наслаждаясь этой минутой единения, этим твоим порывом. Я не пыталась отвечать на внезапную ласку, просто растворялась в непередаваемых ощущениях. Если бы ты знал, любимый, как мне было на тот момент хорошо. Ты жив, ты рядом… большего для счастья и не требовалось…

Ты попросил прощения: я просто опешила, одеревенела от неожиданности. Честно, любимый, в тот день я ожидала чего угодно: твоей злости, раздражения за свою авантюру, ярости, но только не такой реакции. Никогда бы не подумала, что ты умеешь извиняться. Но реальность была таковой.

Вот только ты произнес эти слова про то, что ты обязан мне жизнью. Ты ничем не был мне обязан. Я сделала это, потому что по-другому не могла, потому что я эгоистка – я бы не смогла жить без тебя…

Перед глазам вновь возникли страшные картинки: твоя окровавленная рубашка, мертвецкий бледное лицо, закрывшиеся глаза… Разрыдавшись и уткнувшись носом тебе в грудь, я только и сумела, что выдавить свое небольшое признание.

Как же я за тебя испугалась…

Ты крепко прижимал меня к себе, успокаивал, не произнося ни слова. А я в который раз была тебе благодарна, что ты не требуешь от меня никаких объяснений. Просто все принимаешь, как есть.

Любимый, в тот день я была счастлива.

Следующие недели выдались такими спокойными, такими уютными, домашними, несмотря на то, что тебе почти все время пришлось провести в кровати. А может, именно благодаря этому.

Мне нравилось за тобой ухаживать, нравилось варить для тебя зелья, готовить еду по очереди с Тинки, выбирать для тебя книги в библиотеке. Нравилось слушать твое бурчание и наблюдать за наигранным недовольством по поводу чрезмерной заботы и внимания к твоей персоне.

Но еще больше мне нравилось замечать огонек благодарности и почти детской радости в твоих антрацитовых глазах… Северус, я никогда не устану повторять, какие у тебя удивительные глаза, слышишь? Никогда.

Мне безумно нравилось наблюдать, как ты читаешь, да и до сих пор я получаю от этого зрелища удовольствие, подмечаю все детали. Когда ты сосредоточен на тексте, твой лоб прорезает одна очень глубокая морщинка, так и хочется ее разгладить пальцами. Когда тебе в тексте кажется что-то смешным, ты иронично поднимаешь бровь. Правую. Когда тебе что-то кажется недостаточно убедительным или необоснованным, твои губы кривятся в усмешке, а ладонью ты потираешь подбородок, слегка задевая указательным пальцем нижнюю губу. Когда ты обдумываешь или анализируешь прочитанное, ты проводишь указательным пальцем по носу.

Но всему в этом мире приходит конец.

В тот день я видела, с какой тщательностью ты был одет: ни единой складочки на ткани, ни единой пылинки. Ты был сосредоточен и постоянно хмурился, будто анализируя что-то. Болезненно засосало под ложечкой: ты сегодня отправишься к Темному Лорду. Я за тебя страшно переживала, хоть и не выдала этого ни единым взглядом или жестом.

Стало хуже, когда ты ушел, даже не взглянув на меня. Я пыталась занять себя домашними делами: помогала Тинки с уборкой, готовкой, но не могла отбросить мысль, что ты сейчас где-то рядом с этим чудовищем.

Странно, да? Ведь раньше мне было все равно, раньше я даже мысли не могла допустить, что на подобных аудиенциях тебя может поджидать опасность. Но после той злосчастной ночи, я осознала, что даже великие ни от чего не застрахованы. А Волан-де-Морт слишком своенравный и жестокий, поэтому теперь я боялась за тебя.

Тебя не было целый день. Когда наступил вечер, я чуть не взвыла. И причиной уже был вовсе не ужас за твою жизнь… А ревность. Да, любимый, в тот вечер в моей голове мелькали образы вечеринок Темного Лорда, которые он так любил устраивать для Пожирателей.

Я почти орала от всепоглощающей боли, которая разъедала меня изнутри. Я понимала, что от одной только мысли, что ты можешь сейчас находиться рядом с другой женщиной, я почти схожу с ума. Мне не хватало кислорода. Распахнув настежь окно в своей комнате, я всматривалась в непроглядную ночь, наблюдала за танцем малюсеньких снежинок, вдыхала морозный воздух, не ощущая холода.

Первый снег в этом году…

Начинается зима.

Я услышала, как ты пришел домой.

Облегчение, радость и надежда смешивались с отчаянием, грустью и болью.

Да, ты вернулся. Да, теперь ты опять здоров, полон сил и энергии. Да, ты в милости у своего господина. Но что… что будет между нами? На что я могу рассчитывать?

Ответ бился в мозгу.

Ни на что…

Правая рука Темного Лорда не может полюбить или связать свою судьбу с грязнокровным отродьем. Это просто поставит тебя под удар. Да, я могу быть твоей игрушкой, твоей личной рабыней, но ничего большего.

Северус, прости меня, любимый, но я до сих пор боюсь, что однажды все может разрушиться между нами. И это сейчас, когда я знаю, насколько глубоки и искренни твои чувства ко мне.

А тогда я просто решила, что самым правильным будет вести себя, как и все эти месяцы. Немного отчужденно, замкнуто, позволяя себе наслаждаться твоей компанией по вечерам и крепкими объятьями ночью.

Лежа той же ночью в кольце твоих рук, ощущая жар твоего тела, слушая равномерное дыхание, я с тяжестью на сердце решила молчать и ни чем не выдавать свое истинное отношение к тебе. Пусть все остается, как прежде. Так будет проще.

Прости меня, любимый, за этот эгоизм. Прости. Теперь я понимаю, что мучила не только себя, но и тебя… Мучила не только физически, но и духовно.

Помнишь тот вечер, когда ты разрешил попросить, что угодно – все, что я пожелаю?

На самом деле я не собиралась ничего выпрашивать, ведь не считала тебя обязанным мне. Но ты был непоколебим.

Первой мыслью было попросить у тебя разрешения отправить письмо семейству Уизли, ведь уже как раз подходил срок. Но потом я вдруг осмелела, в голове мелькнула безумная мысль: а почему бы не попроситься в Нору на один день?! На один денек! На несколько часов!

Пойми, Северус, мне было хорошо с тобой все эти месяцы, честно. Я не собиралась сбегать или искать возможность уйти.

Я просто хотела увидеть их. Всех. Ведь несмотря на то, что меня много месяцев шантажировали мыслью об их убийстве, я нисколько их в этом не винила. Может, другой возненавидел бы за это ничего не подозревающих людей, обвинив их в причине своих несчастий и унижений, но… Я не могла.

Я любила их всех: Молли – как мать, Артура – как отца, Джинни – как младшую сестренку, а всех мальчишек Уизли – как братьев. Они были для меня почти родной семьей. Они помогли мне жить дальше после такого печального исхода войны.

На минуточку мне так захотелось оказаться в окружении этих милых, добрых людей. Оказаться в стенах того дома, в котором мы с друзьями, будучи подростками, смеялись, горевали, мечтали, строили планы, любили… В котором так беззаботно жили многие годы.

Но я увидела в твоих глазах холодный, злой огонек. На секунду в антрацитовых омутах полыхнула такая ярость, такая ненависть… Я даже испугалась.

Твой не терпящий возражений и пререканий отказ больно резанул по сердцу.

А потом меня накрыло разочарование: и на что я надеялась? На что рассчитывала? Слишком многое себе позволила, размечталась.

Молча уставилась в свою тарелку, продолжая трапезу. Мне кажется, ты ждал от меня другого ответа или просьбы, но я не произносила ни звука. Как и ты.

Старалась вести себя как обычно, не показывать своей обиды. Хотя за что было обижаться? Ты мне ничего не обещал, ничего не был должен. Но все равно это поганое чувство подтачивало меня изнутри.

Поздним вечером я сидела у себя в комнате, как всегда около окна, и рисовала. Разрушенная надежда на встречу всколыхнула желание запечатлеть любимые лица на бумаге. Уж если нет возможности увидеть их в живую, то хоть на картинке полюбуюсь.

Я услышала, как ты вошел.

Любимый, прости меня, прости! Я сама не понимаю, что тогда на меня нашло! Зачем решила тебя подразнить, бросить вызов! Зачем подтолкнула к этой грубости и вспышке ярости! Я же прекрасно осознавала, как тебе тяжело не срываться по ночам! Да, может, тогда я не допускала мысли о твоих ответных чувствах, но то, что я вызывала у тебя желание, в доказательствах не нуждалось.

За свою дерзость тут же пришлось поплатиться. Стоило увидеть яростную вспышку в твоих глазах, ощутить сильные, сжимающие мое тело пальцы, почувствовать грубый поцелуй, так разительно отличающийся от последних твоих проявлений нежности, и я будто перенеслась назад в публичный дом. Я снова ощутила себя той продажной девкой, которую ты так неистово брал несколько раз, которая отдавалась тебе практически добровольно. А потом в голове яркой искрой сверкнула одна мысль: вот она – моя роль. Роль девочки, которая должна удовлетворить все желания своего господина.

Пойми, Северус, в ту минуту я пыталась оттолкнуть не тебя, я пыталась выбраться из нахлынувших воспоминаний. Ощущая, как боль и разочарование запускают в душу свои отравленные когти, я осознала, что любому терпению приходит конец. Даже такому, как у тебя. Я чувствовала, как твои губы и пальцы действуют все жестче, яростнее.

И вдруг внутри поднялась волна страха: а вдруг, если я тебя сейчас оттолкну, ты выбросишь меня из своего дома? Из своей жизни?

Нет! Такого я не переживу! Я хочу быть рядом! И если для этого нужна физическая близость, то пусть так и будет.

Мои руки притянули тебя ближе к себе, побуждая к более активным действиям.

Но ты разорвал поцелуй и отошел от меня на шаг. Так тяжело дышал, с таким вожделением на меня смотрел. И это твое замечание. Оно заставило меня потерять остатки разума: бери! Возьми, раз тебе так это необходимо.

Слезы сдавливали горло, но я рвала на себе это чертово платье, даже не стараясь прикрываться. Видела, как твоя грудь все чаще вздымается, а глаза пожирают мое тело.

Но тут наши взгляды встретились: ты будто протрезвел, опомнился.

Твоя мельком брошенная фраза прорвала плотину моих сдерживаемых эмоций, напомнила, кем я была и кем остаюсь по сей день. Твоей рабой. Твоей личной шлюхой, которой ты до сих пор почему-то не воспользовался.

Прости меня, Северус. Я представляю, как мучила тебя своими ответами, своими действиями. Но в тот момент я просто не способна была мыслить рационально, не способна была видеть ничего дальше своего носа!

Прости, любимый, прости меня.

Немного отрезвил твой вопрос про Уизли. Северус, милый, как ты мог подумать, что я решила использовать твое неудовлетворенное желание, чтобы доказать свою преданность и таким образом выпросить эту встречу?

Поверь, у меня даже мысли такой не возникло.

Вот только я не успела ничего сказать: по щекам по-прежнему катились слезы, а ты так нежно утер их, твой голос вновь стал тихим, обволакивающим.

На секунду мне показалось, что ты успокоился, но вот ты опять спросил про Уизли. Северус, поверь, я уже тогда любила тебя, а Рон… Да, он остался в моих воспоминаниях и в моем сердце, без этого никуда, но это не то. Это уже не любовь. Это просто воспоминания о моем прошлом.

Но ты вдруг отстранился. На секунду я заметила, как твои руки сжались в кулаки. Любимый, я так сильно тебя разозлила и расстроила в тот вечер?

В ту ночь ты впервые меня не обнимал. А я лежала к тебе спиной и глотала слезы. Неужели своим порывом и нелепым пожеланием я все испортила? Я слышала, что твое дыхание так и не стало равномерным. Кажется, ты тоже не уснул…

Следующие несколько дней ты практически всегда меня игнорировал: мог бросить несколько незначительных фраз, и все… Я тоже молчала, не начинала разговоров и просто украдкой наблюдала за тобой.

В глубине души я боялась, что своими постоянными недомолвками и секретами надоела тебе, вымотала. Боялась твоего гнева и новой вспышки ярости. Боялась, что уже ничего не будет так, как раньше: не будет того маленького, уютного мирка, в котором мы жили эти месяцы.

Но ты не ругался, вел себя спокойно и уже в следующую ночь привычным жестом привлек меня к себе, крепко прижимая, не произнося ни звука… Северус, спасибо тебе за это. Я чувствовала себя так легко, будто камень с души свалился: кажется, ты начал оттаивать после той глупой, нелепой ссоры. Хотя это даже ссорой назвать сложно.

Через несколько дней за завтраком ты как бы невзначай обронил дату, когда отведешь меня в Нору. В твоих глазах был холод, губы сложены в ехидную усмешку… Честно? На мгновение мне показалось, что если вдруг решу не возвращаться, тебе будет все равно.

Я попросила сову, чтобы отправить им послание. Заметила, как ты чуть ли не скрипнул зубами. Я даже опешила: не поняла, что я такого сделала.

Но ты уже призвал сову. Знаешь, я так привыкла за эти месяцы, что все мои послания сканировались ехидным взглядом мадам Харрис, что искренне удивилась, когда ты не проявил никакого интереса к моему письму. В нем я просто написала о том, что приеду в определенный день проведать всех. Одна. И все.

Оставшийся вечер я ловила на себе твой задумчивый взгляд, иногда мне казалось, что я вижу в твоих глазах болезненный отголосок. Северус, теперь я все понимаю. Ты думал: я все это затеяла, чтобы встретиться с Роном. И опять ревновал? Милый, прости меня, я в который раз стала причиной твоей душевной боли.

В назначенный день ты перенес меня на опушку леса. Я обезумела от счастья, когда увидела знакомый холм. Да, несколько шагов – и я буду в Норе. Прости, я даже забыла с тобой попрощаться, не сказала ничего, а просто повернулась навстречу своей мечте.

Но ты вдруг резко притянул меня, крепко прижал к себе, нашел мои губы. Твой поцелуй был пропитан нежностью и какой-то обреченностью. Я чувствовала, как ты напряжен, будто борешься сам с собой. Милый, я собиралась вернуться. В любом случае. Я бы никогда не предала твоего доверия. Никогда… Я попыталась донести это до тебя и своим ответным поцелуем и объятием.

Последнее, что я увидела в твоих глазах прежде, чем отвернуться… надежду.

Уизли встретили меня не просто тепло. Жарко. Мы рыдали в голос, обнимались, целовались, задавали наперебой вопросы. Я ощущала себя дома, но ни на секунду не забывала о тебе. Клянусь.

Я почувствовала себя предательницей, и сердце резануло болью, когда все начали сокрушаться по поводу того, что из-за работы Рон не смог вырваться домой даже на денек. Молли не могла не сетовать по поводу того, что нашу свадьбу опять приходится перенести на неопределенный срок…

Я не знала, что им на это сказать. Только не правду. Понимаешь, я не хочу быть той, кто скажет им, что еще один из их любимых сыновей погиб… Я понимаю, что это трусость. Это мелочно и жалко. Но… не могу. К тому же я что тогда, что сейчас боюсь угроз Маклаггена: Уизли просто так не смирятся со смертью Рона, они докопаются до правды, узнают, из-за чего погиб их сын. И тогда Волан-де-Морт их покарает. Не пощадит.

Северус, может быть, ты считаешь это все жалкой попыткой оправдаться перед тобой, но я говорю правду. Я не прощу себе, если с ними что-то случится. Поэтому готова хоть всю жизнь быть лгуньей.

Если бы ты знал, как я тебе благодарна за то, что ты исполнил мое желание. Тот день навсегда останется в моей памяти таким: пропитанным нежностью от объятий Джинни, наполненным сладким ароматом домашней выпечки, исходящим от волос Молли, разбавляемый забавными рассказами Артура о его работе, неожиданно срабатывающими вредилками Джорджа – он таким образом демонстрировал нам новые разработки, легкими перепалками между Перси и Чарли, заканчивающимися дружными взрывами смеха, а еще… Я просто обезумела от счастья, когда увидела Флер и Билла: весь день наблюдала за тем, как он крепко прижимал к себе любимую жену, гладил и целовал внушительный животик, никого не стесняясь.

Но любой праздник, любая сказка, любой день подходит к концу. Не стал исключением и этот. Я сказала всем, что портал для переноса меня в Австралию заколдован на раннее утро: просто понимала, что в другом случае они захотят меня проводить.

Я сделала вид, что ушла спать: с неясной тоской и нежностью рассматривала до боли, до каждой трещинки знакомые стены спальни Рона – моего друга, бывшего возлюбленного, несостоявшегося мужа. Знаешь, несмотря ни на что, я его ни в чем не виню. Он был смел и храбр, он хотел добиться лучшей жизни для проигравших. Он не виноват, что все обернулось так…

Когда в доме погас свет, тихонько спустилась по лестнице, мысленно прощаясь со всеми домочадцами, и выскользнула на улицу.

Любимый, знаешь, несмотря на то, что я удивительно провела время, несмотря на то, что я почувствовала себя тут как дома, несмотря на легкую грусть от осознания, что я вряд ли еще раз всех увижу, я не испытывала ни малейшего сомнения или сожаления, когда почти бежала на заветную опушку. Больше всего боялась, что опоздаю, что ты не дождешься или еще хуже… не придешь.

Но ты ждал меня. Стоял спокойно, словно окаменевшая статуя. Хотя на секунду мне почудилось, что ты вот-вот готов сорваться с места.

Я подошла близко-близко, накрывая своей ладонью твою руку: такую холодную. Северус, сколько же ты прождал меня на морозе?

Оказавшись дома, я вдруг поняла, насколько я счастлива, хоть это счастье и горчило от той утраты почти годичной давности, от этой выматывающей недосказанности, от этого жуткого секрета. Я поняла, насколько сильно я тебе благодарна.

Я бросилась к тебе, прижимаясь всем телом, зарываясь пальцами в прядки волос, осыпая короткими, рваными поцелуями лицо, каждый изгиб, каждую морщинку, шепча твое имя… Впервые произнося его вслух. Пыталась своими действиями донести, насколько я тебе благодарна.

Время шло. Ты вел себя учтиво, трепетно, бережно, ни на чем не настаивая, ничего не требуя… Было опять так уютно. Так хорошо.

Вот только призрак надвигающегося Рождества портил всю идиллию.

Как я ни пыталась отогнать от себя образы годичной давности, они накрывали меня с головой, настигали во снах. Все чаще я, даже находясь рядом с тобой, ловила себя на мысли, что отвлекаюсь, задумываюсь, вспоминаю прошлое.

В груди все сильнее начинало щемить. А липкий страх опять пробирался в душу.

Но как бы я теперь ни ненавидела Рождество, как бы не мечтала вообще стереть с календаря этот, ставший для меня личным кошмаром праздник, я все равно не могла выбросить из головы мысли о подарке для тебя. Наверное, сказывалась многолетняя привычка.

Возможностей приобрести нечто грандиозное у меня не было, поэтому решила сделать подарок своими руками. А точнее карандашом. Твой портрет я давно начала и теперь, когда тебя не было дома, или когда я была предоставлена самой себе, продолжала, вкладывая в каждую черточку частичку своей души. Мне хотелось изобразить тебя таким, каким ты мне открылся. Ведь уже тогда я понимала, что лицо истинного Северуса Снейпа скорее всего созерцала только я.

Северус, прости меня, пожалуйста, за тот вечер, прости. Я понимаю, что ты очень старался сделать его волшебным, сказочным, просто чудесным.

Поверь, все было очень красиво, гармонично, завораживающе, но стоило мне увидеть наряженную елку и эти маленькие, кружащиеся в воздухе снежинки, как меня посетило дежавю. Я будто опять оказалась в своем небольшом доме в ту злосчастную судьбоносную ночь.

Я не могла сосредоточиться ни на чем, мои мысли блуждали где-то далеко, я опять переживала прошлогодние события, опять… Иногда, вырвавшись из плена навязчивых воспоминаний, я замечала, как ты внимательно меня разглядываешь, видела в твоих глазах недоумение и практически отчаяние.

Любимый, я не могла ничего с собой поделать. Не могла расслабиться, не могла не думать, не могла не смотреть на входную дверь, опасаясь, что и в этот раз все повторится. Так и видела: вот сейчас прозвучит взрыв – и на пороге я увижу человека, ставшего моим главным кошмаром.

Немного удалось отвлечься только при обмене подарками. Северус, я еще раз хотела сказать тебе спасибо: я ничего подобного не ожидала. Честно. Может, в тот вечер тебе показалась моя реакция прохладной, но поверь, я искренне, от всей души благодарила тебя.

Я сбегала за подарком для тебя: сердце выпрыгивало из груди и отбивало какой-то странный ритм, пока ты разворачивал пергамент. Я во все глаза следила за тобой, стараясь не пропустить реакции. Видела, как ты удивился. Ты явно не ожидал… И мне показалось, что ты смутился. Милый, я была права?

Но потом… потом я все равно начала нервничать: мне хотелось забиться в какой-нибудь дальний угол и орать не своим голосом, а еще лучше уснуть и проснуться утром, когда эта жуткая ночь пройдет.

Прости меня, Северус, я испортила тебе праздник.

Я чувствовала твой пламенный, недоуменный взгляд в спину, но не могла задержаться рядом, потому что жгучие слезы уже подступили к глазам, а сдерживаемые эмоции вот-вот готовы были вылиться в очередную истерику. Но я не хотела, чтобы ты видел меня такой… такой жалкой.

Оказавшись в комнате, я тут же бросилась на кровать: уснуть, нужно просто попытаться уснуть, побыстрее пережить этот чертов вечер, эту чертову ночь. Но сон не шел… А вот страшные образы пережитого застилали мне глаза и туманили разум.

В какой-то момент появилась мысль: если бы ты не забрал меня к себе, эта ночь стала бы для меня последней, ведь сегодня был бы ровно год, как мадам Харрис дала мне выпить заветное зелье. Вот она, та ночь, мыслью о которой я жила на протяжении почти восьми месяцев. Именно сегодня я могла бы от всего избавиться…

Я вскочила с кровати и как заведенная ходила из угла в угол. Я пропустила тот момент, когда по щекам покатились слезы, сама не поняла, когда вдруг стало катастрофически не хватать кислорода: распахнула настежь окно, высовываясь чуть ли не по пояс на улицу, ощущая ледяные капли дождя. Немного полегчало, но ненадолго… На меня давили стены, я себя ощущала в какой-то западне.

Я толком не осознавала, что творю: ноги сами понесли меня на улицу. Стояла под дождем, не чувствуя холода, не чувствуя катящихся по щекам слез… Меня сжирала изнутри боль пережитого…

Год. Прошел год. Целый год. Наверное, я шептала эти слова…

Я не заметила, как ты подошел, не слышала, как ты звал, все было как в тумане… Только вдруг ощутила, как мое тело оторвалось от земли, почувствовала себя в крепких объятиях… А потом вдруг накатила усталость, и я почувствовала тепло…

А до сознания наконец-то пробился твой вопрос.

Только тогда я оценила всю обстановку: ты так внимательно, сосредоточенно, нежно на меня смотрел. Я понимала, что ты спрашиваешь не из чистого любопытства, не из вежливости. Ты на самом деле переживал за меня.

Но я не могла, не могла тебе ничего рассказать! Да и зачем? Зачем тебе было знать о моем позоре? О моей личной трагедии? Зачем?

Уткнувшись носом тебе в грудь, заливая рубашку горькими, никак не желавшими прекращаться слезами, я чувствовала себя… странно. Пережитое не отпускало, но я искренне наслаждалась теплом и надежностью твоих объятий.

Ты что-то говорил и говорил… Честно? Я не слышала что. Просто наслаждалась твоим бархатным голосом: он завораживал меня, успокаивал… Плакать уже не хотелось…

Но тут мой воспаленный разум выловил знакомые слова: «повстанцы», «Маклагген»… Дальше я даже не пыталась ничего слушать: тело непроизвольно сжалось в пружину, и я вся затряслась от нахлынувшего с новой силой ужаса.

А ты вдруг задал вопрос, который отрезвил. Северус, неужели ты на самом деле подумал, будто я могла быть предводителем Повстанцев? Да я даже о них знать не знала!

Забыть. Твоя фраза про то, что мне нужно забыть пережитое, подняла в груди волну ярости, отчаяния, боли и… жалости к себе. Теперь ты понимаешь: как можно забыть, как на твоих глазах убивают того, кого ты любила? Как можно забыть, как твой любимый человек тебя обманул, не рассказал ничего? Возможно, объединив наши усилия и знания, мы бы смогли избежать настигнувшей нас участи.

Ты попросил разрешения задать мне два вопроса. А я… мне вдруг стало все равно.

Спрашивай.

Спрашивай!

Первый вопрос меня немного испугал: неужели ты догадался по моей реакции на ненавистное имя, что это он, Маклагген, – причина моего горя и позора? Но нет… Ты был слишком ослеплен ревностью по отношению к Рону, поэтому заподозрил его.

Второй вопрос был неожиданным ударом: вот что мне нужно было тебе ответить? Я решила сказать прямо: не знаю. Я ведь на самом деле не знала, что эти чудовища сделали с телом Рона…

Ты так пристально вглядывался в мое лицо… Любимый, ты искал признаки моей лжи? Но я говорила правду…

Но тебя не удовлетворил этот ответ, и ты задал следующий, более конкретный вопрос.

В ту минуту, пока я решалась, стоит ли отвечать правдиво, я в который раз пережила все пытки, которым был подвергнут Рон, в который раз видела остекленевшие, полные боли глаза…

Ты ждал, терпеливо ждал…

А мне вдруг захотелось сказать правду. Поделиться хотя бы крупинкой той тайны, которую мне пришлось оберегать.

Ты ошарашено, изумленно смотрел не меня.

Да. Рон мертв. Мертв.

Ну, вот. Я тебе и призналась.

Комментарий к Глава 24. – Воспоминания Гермионы Грейнджер: Скрывая чувства.

Чем ближе конец истории, тем тяжелее писать главы…

Огромное спасибо моей любимой бете, которая исправила в этой главе столько всего, что я сама ужаснулась от первоначального текста.

И спасибо Вам, дорогие читатели, за Ваши впечатления. Это помогает взять себя в руки и все-таки закончить работу.

========== Глава 25. – Воспоминания Гермионы Грейнджер: Что будет с нашей сказкой? ==========

После Рождественского признания наши отношения стали доверительнее. Думаю, все дело в том, что я облегчила душу, выдав тебе кусочек своей тайны, а ты наконец-то перестал меня ревновать к невидимой тени Рона Уизли, что стояла между нами.

Больше вопросов с твоей стороны не было. Тему Рождества и всего, что с ним было связано, мы не обсуждали. И я в который раз была тебе признательна за понимание и сдержанность.

Северус, любимый, после того, что сегодня случилось, я не знаю, что будет дальше, не представляю, как выпутаться из сложившейся ситуации, но если бы не Маклагген тем вечером, мы бы вряд ли с тобой переступили барьер, что сами возвели между собой. По крайней мере, так быстро. Мы такие глупые, только не обижайся! Столько месяцев находились рядом, мечтали об одном и том же и не могли решиться. Боялись…

Тот вечер остался в моей памяти смазанной картинкой.

Переступив порог дома, сразу направилась в гостиную, потому что знала: ты точно будешь там.

Я опешила, встала как вкопанная, когда увидела широкоплечую мужскую фигуру, а через мгновение – ехидную усмешку на лице Кормака, который с ненавистью и злобой на меня посмотрел. Я боялась пошевелиться, боялась даже слово произнести.

Вот он: человек, ставший моим самым страшным, самым худшим кошмаром. Из его рта посыпались недвусмысленные, пошлые намеки. Я чувствовала, как леденящий душу ужас сковывает меня от одного его взгляда.

Глазами искала твою поддержку. Пожалуйста, одним взглядом, каким-нибудь жестом, намеком дай мне понять, что я для тебя не просто девка, которую можно предложить в качестве развлечения своим гостям!