Текст книги "Monster in me (СИ)"

Автор книги: StrangerThings7

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 30 страниц)

– Юнги, – тихо зовет Намджун. – Не бойся. Они тебя больше не тронут.

Мин громко всхлипывает, но все равно прячет голову в локоть. Кайл поднимает с пола камеру и, забрав ее с собой, выходит в коридор.

– Юнги, – еще мягче произносит альфа. – Какого черта ты перекрасился? – не скрывает улыбку Намджун.

Омега напуган, и вообще альфа не знает, как себя вести с тем, о ком думает без остановки сутками напролет. Не знает, что ему сказать, и как подойти, лишь бы не брыкался и не закрывался. Он же дикий. Дикий котенок, и в руки не дастся. Надо лаской, только лаской. Жаль, что Намджун так поздно это понял. Но он продолжает отвлекать омегу и потихоньку подходить.

– Мне нравились твои черные волосы, – продолжает альфа и делает шаг вперед. – Но с белыми ты тоже красивый.

Мин хмыкает и поднимает полный боли взгляд на альфу. Лед тронулся.

– Потом я в зеленый перекрашу, – Юнги размазывает слезы и смотрит на альфу.

– Нет, пожалуйста, только не в зеленый. Я этого точно не вынесу, – улыбаясь, говорит альфа и уже стоит напротив забрызганного чужой и своей кровью омеги.

– Перейдем в другой номер и смоем с тебя кровь этих уродов, – уже почти шепотом говорит Ким.

Юнги только кивает и сам протягивает руки, когда Намджун, раскрыв объятия, берет его на руки и выходит из номера. Он несет омегу в соседний номер бережно, словно у него в руках самый ценный и, главное, уникальный экземпляр из сокровищницы мира. Кайл тем временем запускает в номер непонятно откуда взявшихся двух альф и оставляет им его на «зачистку». Сам Кайл спускается вниз за одеждой для омеги.

Намджун сидит на постели в номере и вертит в руках свой же пистолет. Юнги в душе. А Намджун его охраняет. Когда альфа вошел в тот номер, он думал, что сожжет к чертям весь отель, что будет сантиметр за сантиметром отрезать плоть у этих уродов и смотреть, как они истекают кровью. Потом найдет их семьи и бросит их своим собакам. Монстр внутри выл, рвался превратить номер в мясорубку, сжечь, порубить, развеять прах по ветру. Защитить свое. Отомстить. Намджун с трудом остановил свой секундный порыв. Нельзя. Не здесь, не рядом с омегой. Юнги и так напуган, спасибо этим тварям. Нельзя пугать его больше. Поэтому он просто их застрелил. Но, Господи, они трогали его омегу.

Намджун вертит пушку в руке и не может подавить чувство неудовлетворенности внутри. Они напугали его омегу. Если бы Чимин не сказал… Намджуну страшно даже представить. Они неслись сюда со всей скоростью. Всю дорогу Намджун нервничал и переживал. Боялся не успеть. Боялся найти вместо Мина или труп, или сломанную куклу. Кажется, так страшно никогда не было. И именно сегодня вечером он все понял. Ким Намджун никого и ничего не боится. Не боялся, пока не встретил Мин Юнги.

Джин за это ответит. Это ему Намджун с рук не спустит. Он посмел посягнуть на то, что принадлежит ему, и похуй, что Мин Юнги сам так не думает. Джин кровью ответит. Он опробует на себе все то, что приготовил для брата, но в более болезненной форме, в более извращенной. Намджун ему это устроит. И только после этой мысли чувство неудовлетворенности малым количеством пролитой крови немного отпускает.

Кайл заходит, передает Юнги одежду через дверь и докладывает боссу, что все вопросы улажены, и трупы вывезены.

Мин выходит из душа и на несколько секунд застывает у двери, смотря на двух альф.

Намджун не врал в том номере. Юнги красивый и с белыми волосами. Да и с зелеными он будет красивый. Для Намджуна он просто не может быть некрасивым. После всего, что омега пережил, после всего того ада, который он прошел, благодаря альфе, он также прекрасен, и глаза его также блестят. Может, не так ярко, как тогда, в первую встречу. Но если присмотреться, этот огонек никуда не делся. Он все там же, на дне карих и любимых глаз. Намджун забывает, как дышать. Зависает на картине и не может оторвать от него взгляд. Не слышит, что там дальше докладывает Кайл. Хочется встать и обнять омегу, прижать к груди, а потом медленно коснуться губ, втянуть этот ни с чем несравнимый запах и забыть обо всем. О том, что было, и о том, что еще будет.

Любить Мин Юнги больно. Невыносимо больно. Будто кто-то распарывает кожу и поливает плоть раскаленным жидким железом. Каждый взгляд на Юнги —боль, каждый его вздох, каждое слово, слетевшее с его губ. И Намджун готов терпеть эту боль. Терпеть что угодно, лишь бы иметь возможность видеть его так близко. Ведь боль говорит о том, что альфа жив. Все те дни без этого омеги он думал, что мертв. Он готов платить эту цену, лишь бы чувствовать себя живым. Таким, как сейчас в этом номере.

Юнги подходит к Кайлу и, приподнявшись на цыпочках, целует альфу в щеку. Кайл привык, что Мин его целует всегда при встречах, но при боссе неудобно, и его бледное лицо вмиг становится пунцовым.

Намджун только усмехается, в душе, правда, совсем немного и обижается, хотя знает, что не имеет права. Встает, убирает оружие за пояс.

– Спасибо, – не отрывая взгляда от пола, говорит Намджуну омега.

– Не за что, – отвечает Ким и нехотя добавляет: – Кайл отвезет тебя домой.

Юнги, так ни раз и не взглянув на альфу, следует за Кайлом в коридор. Юнги не знает, что еще сказать, – хотя хочется так много – он не знает, как себя вести. Он же должен его ненавидеть. Должен проклинать. А вместо этого, стоило Намджуну появиться на пороге комнаты, как Мин сам себе прошептал «Мой монстр». Стоило альфе подойти, Мин сам к нему потянулся, сам потом зарывался лицом в его шею, сам обнимал, гладил его плечи и сильнее сжимал в объятиях. Не хотел, чтобы Намджун его отпускал. Даже в душ бы не пошел. Лишь бы еще немного побыть в его руках. «Это не нормально. Это на уровне инстинктов. Все нутро тянется к нему. Тупое, никчемное и не контролирующее себя сердце», – бесится Мин на себя.

***

– Слушаю, – говорит Намджун собеседнику на том конце трубки. Ким только садится в машину, как ему звонит Техен.

– Я выяснил, что это было за затишье перед бурей. Они договорились с наемниками, и те уже стягиваются. Каким будет наш ответ? – говорит Техен другу. Намджун молчит. Думает.

– Значит господин президент все-таки сделал неправильный выбор, – после долгой паузы отвечает Намджун. – Собери наших, пусть будут готовы. Я скажу свое решение в ближайшие часы.

Ким отключает телефон, откидывается на спинку сиденья автомобиля и прикрывает глаза. Он видит Мин Юнги. Омегу, которого любит. Омегу, который скоро будет оплакивать своего отца, убитого Намджуном. От этих мыслей дурно. Альфа приоткрывает окно и впускает свежий ночной воздух.

***

Уже в машине, по дороге домой, Кайл рассказывает Мину, как пришел Чимин, и что он сказал Намджуну. Юнги злится. Впивается ногтями в свою же ладонь, до белых полос вжимает их в плоть и представляет, что это горло Джина. Омега решает, что сразу, как приедет, он сломает челюсть брату и заставит его проглотить свои же зубы. Но дома Джина не оказывается. Юнги проверяет его комнату: постель не разобрана. Мин отмахивается от вопросов проснувшегося Ши Хека и идет спать, решив, что слишком много чего он пережил за последние часы. Правда, заснуть не удается. Омега ворочается по постели, скидывает подушки и даже считает овечек, но бесполезно. Хочется на ручки. Притом на определенные. Покрытые красивыми витиеватыми рисунками, такие сильные и крепко держащие. Словно никогда не отпустят. Но отпускают. Все равно раз за разом. Или отталкивают.

У Юнги мозг уже кипит от Намджуна. Он слезает с постели и выходит на балкон, покурить. «Заебало. Неужели я всю жизнь проведу, мечтая об этом уроде?» – Юнги вновь возвращается в комнату и валится на постель.

Омега засыпает только под утро, и стоит ему перейти в фазу крепкого сна, как его будят истошные крики папы снизу. Мин срывается с постели, задевает бедром тумбочку и, хватаясь за раскалывающуюся от боли голову, спускается вниз.

Омега застает странную картину в гостиной.

Джин сидит на полу в лохмотьях, которые когда-то были дизайнерскими шмотками. Лицо омеги изуродовано кровоподтеками и синяками. То тут, то там следы запекшийся крови. Пока Чжун вызывает скорую, а Ши Хека пытается успокоить проснувшаяся прислуга, Юнги подходит к брату вплотную и смотрит на него. От омеги несет альфами, потом, кровью и спермой. Мин отшатывается назад. Джин поднимает мутный взгляд на Юнги, кривит рот в улыбке и морщится. Юнги видит, как больно брату шевелиться.

– Ты, значит, и вправду его омега. Он выставил меня на ринг, – еле шевеля губами, покрытыми засохшей кровью, произносит Джин.

– И ты проиграл, – не скрывая горечи в голосе, говорит ему Юнги и, обойдя брата, идет на кухню, чтобы выйти в сад и покурить.

Уже в саду, затягиваясь второй сигаретой, Юнги ловит себя на чудовищной мысли: ему Джина не жаль. Нисколько. Намджун наказал его так же, как и Джин собирался наказать Юнги. Только Намджун дал ему шанс бороться, а Юнги этого шанса не давали. Джин проиграл и на собственной шкуре понял, каково это, когда тебя пускают по кругу. Юнги докуривает сигарету, возвращается в гостиную и, даже не поворачиваясь в сторону стоящих у брата родителей, поднимается к себе. Спать дальше.

Джина забирают в больницу. Омегу сильно порвали, и придется накладывать швы. Чжун, пробыв в больнице полчаса, оставляет там Ши Хека и едет в офис на экстренное совещание, которое сам же созвал. Ждать больше нет сил. Президент меняет планы. Нападение произойдет завтра же. Больше Чжун Монстра терпеть не намерен. Он искалечил его детей, сломал им жизни, и он пьет кровь его народа. Все закончится завтра же. Двадцати четырех часов для подготовки будет достаточно.

Комментарий к Your addiction

Последняя глава, где можно подышать. Буду рада отзывам :)

========== Your nightmare ==========

Комментарий к Your nightmare

Пожалуйста, прочитайте главу внимательно – это важно.

Так тяжело, кажется, мне до сих пор ничего не давалось.

Music:Bastille – Requiem For Blue Jeans

https://soundcloud.com/circleover/requiem-for-blue-jeans

Music2:Sunday Girl – Where Is My Mind (The Pixies cover)

https://soundcloud.com/xilef-cassand/sunday-girl-where-is-my-mind-the-pixies-cover

***

– Юнги-я, пожалуйста, слезь с динозавра и перестань лупить этого мальчика по голове! – Чонгук сидит на скамеечке в детском развлекательном парке и уже минут пять пытается отозвать сына. – Иди играть в чаепитие с мальчиками внизу! Господи, что ты за омега такая неправильная! – выкрикивает в сердцах Чон и больно прикусывает язык.

Выражение «неправильная омега» вновь раскрыла так и не затянувшуюся рану в груди. Снова там кровоточит и пульсирует. Будто и не прошло пяти лет, будто время даже и не пытается лечить. Только вспарывает кожу, заливает внутрь горящую смолу и делает все больнее. С каждым прожитым днем, с каждой ночью, проведенной на пару с кошмарами.

– Юнги, – уже устало тянет Чонгук. – Пошли домой уже. На сегодня твоих ран и ссадин достаточно, – ребенок не реагирует на папу и продолжает стучать пластиковой лопаткой по голове какого-то мальчика. – Ким Юнги! Клянусь, я лишу тебя десерта! – Чонгук поднимается со скамейки и идет к сыну. Стаскивает малыша с динозавра и, взяв на руки, идет к машине.

– Обязательно должен был на отца быть похож! Только и знаешь, что тумаки всем раздаешь. Так никто с тобой и дружить не будет, – выговаривает Чон сыну, пока несет его к ждущему на обочине автомобилю.

– Мой папа лучший! – визжит ребенок и пытается сползти на землю.

– Аха, лучший, – грустно подтверждает его слова Чонгук и пристегивает ребенка к детскому сиденью. Достает сок и, отдав малышу, садится на сиденье водителя.

– Будем кататься! – кричит малыш с заднего сиденья.

– Хорошо, покатаемся, только аккуратнее с соком, не пачкай машину, – Чон пристегивает ремень и выезжает.

По дороге домой Чонгук забегает в маркет, покупает продуктов и оплачивает коммунальные услуги. У омеги сегодня выходной, и как всегда по выходным, весь день он проводит с Юнги. В будние дни за ребенком смотрит няня. Чонгук работает администратором в небольшой кофейне в центре. Первые два года Чону было очень сложно устроиться, пришлось учить чужой язык, да и Юнги был младенцем, поэтому первое время омега жил на деньги, которые скопил на родине. Просить помощи у родителей был не вариант – Чонгук боялся, что Техен поднажмет на них и найдет его. Если вообще ищет. Сам Чон все время роется в интернете, внимательно читает новости, и сердце каждый раз замирает, стоит увидеть в информации, поданной поисковиком, такое родное и такое уже чужое имя. Техен жив, и это – главное. Юнги никогда не встретится с отцом. Чонгук не позволит. А Техен никогда не узнает, что у него есть сын. Чон так и не успел ему сказать о беременности до войны, а потом уже сам не захотел.

Чонгук принял это тяжелое решение пять лет назад, стоя напротив залитого кровью альфы. Залитого не чужой кровью, а кровью брата Чонгука, его друга, кровью того, чье имя сейчас носит его сын. Чонгук этого не простит. Никогда. Поэтому он и ушел тогда. Он знал, что носит под сердцем его ребенка, знал, что будет трудно, очень трудно, но ушел. Потому что такое не прощают. Потому что Ким Техен не просто убийца. Он убийца Мин Юнги. И сколько бы времени не прошло, Чон скучает по другу. Он оплакивает его каждый день. Он даже назвал сына его именем и горько улыбается, замечая насколько повадки малыша похожи на повадки того Юнги. Любимого, гордого, острого на язык парня, который через столько всего прошел, столько всего пережил, и все-таки дошел до своего предела. Юнги боролся со своими страхами и своим Монстром один на один. Не плакал, не умолял о пощаде и не просил помощи. До последнего стоял на ногах и рухнул на пол только от руки Ким Техена, так хладнокровно вонзившего нож в его горло и в сердце Чонгука.

Чон нарезает овощи на кухне и незаметно для малыша утирает вновь выступившие слезы. Кажется, прошлое никогда не отпустит. Кажется, это будет повторяться изо дня в день также, как и сейчас. Он будет вспоминать и будет плакать. Юнги носится по кухне с машинкой и путается под ногами. Омега не выдерживает и грубо кричит на сына, требуя прекратить. Юнги замирает и смотрит на папу с немым вопросом в глазах. Чонгук оседает на пол, притягивает сына к себе и прижимает к груди.

– Прости, малыш, я не на тебя злился, – говорит Чонгук и гладит ребенка по голове.

– Ты на папу злился? – бормочет Юнги и ладошками обхватывает лицо Чона. – Расскажи мне еще про него, ну, пожалуйста, – просит Юнги, и Чонгук рассказывает.

В сотый раз врет ребенку, как его отец работает в джунглях и защищает животных от браконьеров. Как он любит своего сына, но не может приехать к нему, так как тогда ведь животные погибнут. Рассказывает, незаметно для как всегда внимательно слушающего его Юнги утирает слезы и продолжает лгать. Потому что Юнги маленький для правды, да и вообще – такая правда ему не нужна.

***

Президент выполнил угрозу. Нападение на картель произошло на следующий же день. То, что Чжун хотел представить как сюрприз, таковым не оказался. Источники в правительстве уже доложили Намджуну о штурме. Альфа собрал людей и был готов к незваным гостям. Намджун лично контролировал и обеспечивал защиту своих стратегически важных объектов в столице, и частично следил за северными регионами. Остальные шесть регионов контролировал Техен. Ким выслал Техена из столицы и войну в центре решил вести лично сам. Техен должен был отвечать за безопасность источников дохода (плантации) и людей на местах. Чжун понял, что поторопился, когда уже в первый же день Намджун сделал ход конем и перевернул все планы Ли, удалив Техена из центра и взяв все под личный контроль. Достать Техена сейчас казалось нереальным, никто точно не знал, из какого региона он ведет контроль. А поиски бы заняли слишком много времени. Так что план лишить Намджуна правой руки не сработал.

***

Юнги узнал о войне только на следующий день после ее начала. Сперва омега удивился, не застав отца на семейном ужине, а потом еще больше удивился, когда охрана запретила ему покидать особняк. «Война» – коротко сказал ему на все это Ши Хек. Джин из комнаты так и не выходил, а Юнги к нему ни разу и не зашел. Ши Хек все время плакал и почти ничего не ел.

Мину пришлось коротать дни под вишневым деревом в саду и ждать, когда это закончится. Омега много курил и постоянно смотрел новости. Он очень сильно переживал и боялся за отца, но в то же время он даже думать не хотел о том, что с Намджуном что-то случится. Патовая ситуация. Мин буквально разрывался на две части. Каждое утро, после пары часов сна, омега включал новости и ждал. Он все боялся, что услышит то, после чего уже не встанешь. Когда «армия» Намджуна начала наступать, Мин дозвонился до отца, который с начала боевых действий так домой и не вернулся. Юнги просил Чжуна быть осторожным, умолял сесть за стол переговоров и отозвать армию. Но Чжун пообещал, что он эту битву выиграет и не сдастся. Юнги хотел даже поговорить с Намджуном, но, вспомнив тот ледяной тон и то выражение лица, когда Мин просил его за отца тогда в кабинете, он передумал. Намджун бы обозвал его попрошайкой и выгнал. Так что Юнги бросил идею звонить альфе. Омега знал, что победа – это чья-то смерть, но искренне надеялся и верил, что альфы, оказавшись друг напротив друга, решат вопрос мирным путем. Мин надеялся на трезвый ум Чжуна и милосердие Намджуна. Особенно после того, что было. Особенно после всей той нежности, в которой Юнги буквально захлебнулся в объятиях альфы. Тех коротких прикосновений и тех долгих поцелуев тогда, в то время, когда все было пусть и не хорошо, но нормально. С Намджуном у Юнги никогда не было хорошо. Но было плохо до разрывающей нутро боли. Омега харкал кровью от этой боли. И было прекрасно. Настолько, что Юнги буквально растворялся в этих ощущениях. Ни в чьих руках и ни с кем рядом он не чувствовал себя настолько хорошо и… правильно. Словно Мин Юнги создан, чтобы дышать и жить только рядом с Намджуном. Он любил и любит его, пусть и прикрывается маской ненависти. Он хотел даже родить ему ребенка, если бы тот позволил. Он хотел жить с ним, спать и просыпаться в объятиях Монстра. Хотел делить с ним одно дыханье на двоих. И Намджун пришел в тот отель. Спас омегу. Ничего лишнего не сказал, не язвил, не обижал, а напротив, снова посеял это крохотное семя надежды. Надежды на то, что все может быть хорошо. Позволил снова в это поверить. А теперь война. И Юнги надеется, что в ней не будет проигравших. Отец и Намджун – два самых главных мужчины в жизни омеги, и он не готов терять ни одного из них.

***

Техен вернулся в столицу на пятый день боевых действий. Все силы противника были сконцентрированы в городе, и, оставив в регионе свое доверенное лицо, Техен ослушался Кима и все-таки приехал помочь. Население страны решило занять выжидающую позицию и в войну не вмешивалось. Если не считать изображающих из себя героев некоторых альф, которые обычно погибали в первый же час вступления в бой. Главной целью Намджуна было здание президентской администрации, если бы он захватил его, то вышел бы победителем. Именно администрацию, где сейчас и сидел Чжун, охраняли усиленнее всего. Число наемников катастрофически убывало, как оказалось, Техен привез с собой еще людей с регионов, и по численности Чжун стал проигрывать так же, как и по вооружению. У Намджуна было самое современное оружие. Это потом, в ходе боевых действий, президент еще и выяснил, что большая часть вооружения, стоящая на счету минобороны, была перепродана альфе, и в ходе боев это оружие постоянно всплывало. Потери у Кима были тоже большие. Особенно в живой силе. Территории он все также держал под контролем. Основные бои шли на границах города и вокруг здания администрации. Те, кто по ротации переходил воевать в центр, рассказывали, что почва на границах была окрашена в красный. Правительственные войска не брали в плен. Убивали подряд, словно приказ буквально был «уничтожить». Намджун был в этом уверен. Милосердие картель тоже не проявлял, но в сдавшихся не стрелял.

Метр за метром люди картеля продвинулись к самому центру, и правительство стало отступать. Многие сами побросали оружие, отказавшись воевать дальше за то, что уже казалось потерянным. Те, кто не сдался, сконцентрировались у администрации и до последнего защищали президента и его ближайших соратников.

На восьмой день боевых действий – администрация пала. Вся страна наблюдала за этим в прямом эфире, когда на крыше администрации спустили флаг. Намджун с Техеном буквально пошли на таран, и не смотря на то, что правительство уже вывело на улицы города тяжелую бронетехнику, заработать она не успела. Альфы прорвались в администрацию, и, следовательно, контроль над вооруженными силами автоматически перешел Намджуну.

***

После сильного грохота, оповещающего, что в здание ворвались, Ли, до этого сидящий напротив президента, первым вскочил на ноги и выбежал в коридор, правда, в следующую секунду альфа пал от рук Ким Техена. Техен засунул нож ему прямо в сердце и, разок крутанув, выдернул. Ли не успел даже поднять руку с пистолетом, альфа вытер нож о свой пиджак, зашел в кабинет, двумя выстрелами уложив двух альф, охраняющих президента, встал в смиренную позу у двери. За ним прошел сам Намджун.

– Не вижу, что вы рады мне, – усмехнулся Ким. Несмотря на вроде безупречный внешний вид, по нему было видно, что он также, как и Чжун, не спит все эти ночи и сильно устал.

– Значит, ты победил, – говорит Чжун и нервно сжимает в руке под столом пистолет.

– Ну что, стоило это все жизни тех, кто положил свои головы, чтобы удовлетворить ваши амбиции? – Намджун проходит к столу и останавливается напротив президента. – Стоило ли это того, чтобы привлечь наемников? Я уверен, вы им не только деньги обещали. Что, рискнули суверенитетом страны? Они у нас военную базу поставят? Это же смешно. Вы стольким рискнули, чтобы убрать меня и избавиться от гнета, чтобы попасть под зависимость от третьей стороны? Где логика? – срывается на крик Ким. – Что за глупый подход? Что ты, блять, натворил?

– Ты, может, и выиграл эту битву, может, выиграешь и следующую, но долго этот народ терпеть не будет. Я сегодня проиграл, но найдется тот, кто остановит тебя. И жаль, я этого не увижу, – устало говорит Чжун.

– Все кончено, господин президент. Отныне страной будет править мой человек. И вы мне работу подбросили, конечно, с этими наемниками. А вообще, я бы очень хотел, чтобы вы увидели моего человека на престоле, ведь нет ничего больнее, чем сидеть и смотреть на обломки своих грез, – усмехается альфа.

– К твоему разочарованию, я этого не увижу, – говорит Чжун и, резко подняв пистолет, целится в альфу, но он не успевает спустить курок, как получает пулю прямо в лоб. Даже Техен не успевает среагировать. Намджун убирает пистолет обратно за пояс и, медленно повернувшись, идет к двери.

***

Новости застали Юнги в своем любимом саду. Омега сидел под деревом и даже немного задремал, когда его из царства Морфея вырвал истошный вопль Ши Хека. Мин сразу понял, что все кончилось. Юнги замер не в силах сделать и шага. Он знает, что стоит войти в эту дверь, и ничто не будет как прежде. Он знает, что эти последние секунды в неведении – это счастье, но омега сбрасывает оцепенение и бежит на крик папы. Юнги застает его стоящим на коленях перед человеком в форме. Ши Хек вопит и все время повторяет имя отца.

Тело вмиг немеет, отказывается подчиняться и слушаться. Юнги кажется, будто грудь перетянуло железными обручами – не вдохнуть, не выдохнуть. Хочется кричать, но крик застрял в горле, клокочет, не прорывается дальше. Словно вмиг все остановилось. Юнги будто в вакууме, но он не надежный вовсе. Даже тут, стоя за его стенками, он все равно знает правду. Знает почему Ши Хека размазало по полу гостиной. Знает и отказывается принимать. «Не может быть», – шепчет одними губами Мин и, приложив нечеловеческие усилия, подходит к папе. Садится с ним рядом и не знает, что делать, что сказать, а главное, верить ли вообще. «Не может быть», – повторяет омега, обхватывает свои колени и прячет лицо. «Этого просто не может быть. Отец не умер. Он не может умереть. Так не бывает», – сам себе говорит Юнги и кусает руки. Но кажется, так бывает. И кажется, это правда, и пусть мозг Юнги эту правду не воспринимает, но отец умер. Отец убит. Правда впивается в кожу, рвет плоть на куски, кромсает омегу изнутри. Юнги резко сгибается, пытается вдохнуть, но будто давится своими же внутренностями. Захлебывается в собственной же крови. Юнги не плачет. Хочет. Очень. Может, немного бы отпустило, может, полегчало бы, да хоть дышать бы было легче. Но слезы высохли. Он просто сидит рядом с Ши Хеком, который то плачет, то смеется. У папы, кажется, помутнел рассудок. Дом заполняют люди. Много людей: кто они, откуда они, уже не имеет значения. Они обходят сидящего на полу Мина, берут папу под руки и подводят к дивану. Кажется, вызывают врачей. Обрывками Юнги слышит что-то о теле, то ли его привезут, то ли увезут, Мин не соображает. Вроде ловит информацию извне, но не принимает. Снова запирается в вакууме. Пытается договориться со своей болью. Но не выходит. Она жестокая. Жизнь – жестокая. Омегу не слушается собственное тело, что говорить о той силе, разносящей к чертям и превращающей в хаос нутро. Встает и с огромным усилием идет на кухню, выходит в сад, падает на колени перед деревом и, кажется, начинает понимать. Осознание того, что отец мертв, приходит медленно. Миллиметр за миллиметром пробирается под кожу. Реальность сперва окутывает, потом просачивается в поры, проходит внутрь, доходит до того самого пульсирующего сгустка и сжимает его со всей силы. Он честно пытается дышать, как рыба ловит ртом воздух. Не может. Юнги кажется, что в следующую секунду его разнесет так, что в живых никто не останется. Обнимает себя, пытается удержать. Ложится на сырую землю, бьет ее кулаками и отказывается отдавать ей отца. Он должен быть дома, должен пить чай, сидеть в гостиной и укоризненно качать головой, при виде рваных джинсов Юнги, а вместо этого его закопают. В эту сырую землю. Юнги не понимает, как такое может быть. Не понимает, насколько эгоистичными должны быть высшие силы, и насколько они слепые, что позволяют такому случиться. Как они могут молча смотреть на это? Как они могли такое допустить? Юнги кажется, что он кричит, требует ответы на свои вопросы, на самом деле Мин просто хрипит, комкает в руках грязь и пытается заверить себя, что это сон. Что он проснется. Совсем скоро. Но его не будят, сам он не просыпается. И спит вообще-то сейчас не он. Запах сырой после дождя земли забивается в легкие и словно доказывает, что это все реальность. Ненужная, мерзкая и черная реальность, которую Юнги отрицает.

Мина зовут в дом. Что-то у него спрашивают, но он не может даже головы повернуть. Но его требуют, так как Ши Хек не в состоянии решать хоть какие-то вопросы. Мин вползает в особняк, усиленно притворяется, что слушает секретаря отца, но ничего из того, что тот говорит, – ни про морг, ни про похороны – омега не понимает, скорее не пропускает в сознание. Ши Хек лежит на диване и будто спит, но глаза у него открыты. Ему вкололи успокоительное. Мин подходит к папе, берет в руки его ладонь и просит быть сильнее. Забавно, он просит кого-то быть сильнее, когда сам буквально расходится по швам, ходит, путаясь в свои ошметки, не может собрать себя воедино.

Мину приходится поехать в морг с родственниками. Как единственному из семьи, кто на ногах. Он даже не знает, сказали ли Джину, что вообще там с Джином. Он просто кивает и следует к ждущей его машине. Уже в морге, смотря на бледное и так сильно любимое лицо, омега понимает, что нет, это точно не сон, и тут проснуться – не вариант, можно скорее уснуть навсегда. Он слышит, как за спиной обсуждают смерть отца, слышит имя того, кто это сделал. Юнги и так знает. Он это знал еще в тот момент, когда Ши Хек закричал. Сомнений быть не могло. Намджун убил его отца. Но Юнги не чувствует ничего. Сейчас все его чувства сконцентрированы вокруг боли от утраты, он оплакивает своего отца. Он хочет помнить его живым, но теперь перед глазами только бледное лицо с дырой во лбу. Кажется, этот образ никогда не исчезнет, кажется, если Юнги и это переживет, то до конца своих дней он будет помнить Чжуна именно таким – мертвым. От этой мысли хочется сдохнуть. Но нет – Юнги не умирает, так же стоит в морге, терпеливо слушает, что ему говорят эти люди, просто делающие свою работу.

Чжуна хоронят в закрытом гробу из-за того, что стреляли в лицо. На похоронах было почти все население города, несмотря на то, что произошло, и на то, как Чжун рискнул гражданами своей страны, президента в последний путь провожали все. У многих в памяти Чжун остался как политик, ведущий борьбу с коррупцией, и, конечно же, поднявший экономику. О его терках с картелем, закончившихся потерей его же жизни – решили не вспоминать. Ши Хек все время был под уколами, как только разум омеги прояснялся, он начинал выть и биться. Джин все время был рядом с ним, и он был единственным, кому Ши Хек позволял поддерживать себя, и вообще, на кого опирался. На похоронах его решили оставить в сознании, но передумали сразу же, увидев, что омегу невозможно оттащить с гроба мужа. После похорон Джин привез Ши Хека домой, Юнги вошел сразу за ними в пустой, казавшийся теперь таким чужим и таким холодным дом. Все родственники и знакомые, еще раз выразив соболезнования, покинули особняк, оставив там трех подавленных своим горем омег. Действие лекарств уже прошло, и Ши Хек сидел на диване, со стеклянным взглядом смотрел вперед и, кажется, даже не слушал Джина, пытающегося приободрить папу. Юнги попробовал подойти к папе и даже попросил его быть терпеливее. Но Ши Хек будто смотрит сквозь сына, встает и, сказав, что хочет полежать, поднимается наверх. Мин проходит на кухню за водой и оставляет Джина в гостиной. Потом Юнги долго стоит в саду, прижимает к груди вынутое из семейного альбома фото отца и сотый раз с ним прощается. Когда Мин возвращается в гостиную, то Джина он там не застает. Юнги отпустил прислугу и только сел на диван, как заметил спускающегося по лестнице Джина. На омеге лица не было. Он остановился напротив Мина, и Юнги видит, как брат крупно дрожит и шевелит губами, но Юнги не может разобрать, что он говорит.

– Что случилось? Что с тобой? – уже не контролируя свой голос, кричит Мин.

– Папа… Папа повесился, – говорит Джин и безвольной куклой оседает на пол.

Юнги срывается с места, бежит наверх и, ворвавшись в спальню родителей, застывает у порога. Джин был прав. Ши Хек повесился. На собственными руками сделанной из простыни веревке. Юнги кое-как стаскивает тело вниз и раз сто проверяет пульс. Омега мертв – сомнений нет. Но Юнги продолжает щупать пульс, продолжает просить его открыть глаза. Обещает быть «правильной» омегой, обещает любить и заботиться, лишь бы папа проснулся. Но Ши Хек не реагирует. Он уже сам все решил: он ушел за мужем, за тем, ради кого жил, и тем, кем вообще дышал. Мин закрывает лицо руками и кричит. Кричит, пока не срывает голос. Потом сидит на полу, покачивается и хрипит.