Текст книги "Monster in me (СИ)"

Автор книги: StrangerThings7

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 30 страниц)

– Я так не хотел, – еле выговаривает слова Юнги.

– Не хотел? – альфа делает шаг вперед. – Ребенком меня шантажировать собрался? Его жизнью?

– Я не хочу от тебя детей! Я вообще от тебя ничего не хочу! – Мин не сдерживается, переходит на судорожные рыдания и размазывает по лицу слезы, мешающиеся с кровью.

– Ну, конечно, не хочешь. Ты заигрался, малыш. Все твои приемы и замашки я уже изучил. Ты самая лживая дрянь из всех, которых я встречал. Ты поставил на кон жизнь ребенка! Моего ребенка! Сейчас мне даже кажется, что ты хуже своего братца, и, может, это он здесь жертва, а не ты! – срывается на крик Ким.

Юнги уже рыдает в голос, не в силах слышать эти слова. Рыдает от осознания того, что он потерял ребенка. И пусть он сам собирался на аборт. И пусть ему не суждено было жить. Но все равно больно. Мин обхватывает свой живот, обнимает сам себя и воет. Истошно, как потерявший самое дорогое, что у него было в жизни. Плачет уродливо и не сдерживаясь. Только судорожно двигает губами и повторяет: «мой малыш». А Намджун только добивает. Смотрит на жалкого, растекающегося по кушетке в поисках непонятно чего омеги, и хочется сделать больнее. Хочется упиться его болью в надежде, что своя отступит, своя отойдет.

Каждое слово Намджуна больно бьет. Юнги и так еле дышит, еле держится, чтобы не осыпаться, а альфа только добивает. Лучше бы уже пустил пулю в лоб, и все бы закончилось, терпеть это нет сил.

– Я не хотел так, я хотел этого ребенка, но я был записан на аборт. Я бы никогда не воспользовался им, – кричит Юнги и обхватывает руками голову.

– Заткнись! – Намджун подходит вплотную, омега машинально дергается назад. – Не говори ничего. Ты свою роль сыграл. Свое дело сделал. А теперь моя очередь. Я думал окрасить твоей кровью двор особняка, а останки скормить моим псам. Но знаешь, нет. Ты достойный противник, было бы неправильно с моей стороны так тебе ответить. Ты заставил меня убить моего ребенка. Ты убил моих людей. Лишил меня крупной партии героина. Поставил под угрозу всю мою империю, моего брата. Твоя смерть – это избавление. Я не позволю этому случиться, – альфа протягивает руку и больно давит на ранку на губах омеги. – Я искупаю тебя в крови. Не в твоей. А в крови тех, кого ты любишь. Ты будешь жить с мыслью, что ты убил своего ребенка. Ты останешься один в этом мире, и я тебе в этом помогу, – Намджун хватает омегу за локоть и рывком тянет к себе, тащит слабого, все еще не пришедшего в себя, парня к выходу из больницы и пихает в машину.

Юнги плохо, то ли от выкидыша, то ли от еще до конца не отошедшего наркоза, он сам не знает. Вокруг один мрак. Альфа давит до упора на газ, куда-то мчится, но Мину уже все равно. Он плохо слышит, не реагирует на цвета вокруг и почти ничего не чувствует. Кроме страха. Он видит этот мрак, он даже ногами забирается на сиденье бентли и вжимается в спинку. На улице два часа дня. Но Юнги видит ночь. Темнота подбирается ближе, лижет голые пятки, и Мин собирает ноги под себя. Но она не останавливается, все ползет к нему. Ползет, и Юнги кричит. Он думает, что кричит, на самом деле он просто судорожно ловит ртом воздух и хрипит. Намджун всю дорогу молчит. Видит, что омега на грани срыва, но не реагирует.

– Ты сам себя наказал. Самое большое наказание ты уже получил, – говорит ему альфа и выруливает на знакомую омеге улицу. Мин раскрывает веки и понимает, что альфа привез его домой. Туда, где Мин вырос. Кортеж Намджуна бесцеремонно въезжает во двор президента и разносит шлагбаум. Ким выходит из авто и, схватив Мина за локоть, тащит внутрь. Выбежавшая к гостям охрана не смеет шевельнуться под прицелами людей картеля. Волоча за собой омегу, Ким открывает дверь и входит.

– Надо же, вся семья в сборе! – театрально восклицает альфа и с силой тянет на себя дернувшуюся в сторону омегу. Чжун и семья сидят на диване и пьют кофе, когда президент решает встать и посмотреть, что за шум на дворе, но он не успевает. Намджун уже на пороге.

– Ничего не потеряли, господин президент? – издевательски тянет альфа и швыряет под ноги Чжуну Юнги. – А то я тут подобрал одного. Утверждает, что ваш.

Юнги видит выражение шока и ужаса на лице папы и брата, а на Чжуна глаз поднять не смеет. Он даже на ноги встать не сможет, если ему не подадут руку. Живот скручивают спазмы, словно лишний раз напоминая, насколько там сейчас «пусто». Омега сгибается, весь собирается и часто дышит, пытаясь унять боль.

– Что здесь происходит? – первым в себя приходит Чжун. Подходит к Юнги, протягивает ему руку, но омега не подает свою в ответ, дергается назад и кричит:

– Не трогай меня. Не прикасайся!

Намджун неосознанно делает шаг вперед, с все еще не отпускающим, тупо ноющим в груди чувством защитить, но замирает и переключает внимание на президента.

– Что ты с ним сделал? – уже рычит Чжун и идет на Кима.

Намджун зарывается пятерней в волосы, громко смеется и сам делает шаг к президенту:

– Ничего такого страшного. Попользовался и вернул. Мне жаль, что ваш план не сработал, а в услугах этой шлюхи более не нуждаюсь, – Намджун с отвращением на лице смотрит на сгорбившуюся на полу фигуру и идет к двери.

– Да, чуть не забыл, – альфа снова поворачивается к президенту. – Первого числа ты выступишь по национальному телевидению и заявишь о своей отставке. Иначе, – альфа подходит вплотную к президенту. – Ты умрешь. Вы все умрете. Я объявлю войну. Хватит с меня игр. Единственное твое оружие дало осечку и не сработало, – усмехается альфа и кивает в сторону Юнги.

Чжун замахивается и бьет Намджуна по лицу, альфа только усмехается, стирает выступившую на губе кровь и идет на выход. Чжун, схватившись за сердце, оседает на пол. Стоит Намджуну выйти за дверь, как Ши Хек подбегает к мужу и кричит Джину вызвать скорую. Чжун от скорой отмахивается и, опираясь на супруга, подходит к Мину. Юнги так и сидит на полу, обхватив себя поперек живота, и делает неудачную попытку встать.

– Все-таки вызови скорую, – кричит Джину уже отец и садится на пол напротив сына. – Что у тебя болит? Он бил тебя? – президент осторожно гладит сына по лицу и не знает, как вообще себя вести с собственным ребенком.

– Мне плохо. Мне очень плохо, – снова срывается на рыдания Мин и позволяет отцу прижать к груди его голову.

Джин демонстративно покидает гостиную и уходит к себе. Ши Хек приносит воды Мину и отходит к дивану. Чжун так и сидит на полу рядом с Юнги до приезда врачей. Врач долго разговаривает с омегой, прописывает обезболивающие, успокоительные и укладывает в его комнату спать.

– Ему нужен покой, – говорит уже потом врач Чжуну. – Он перенес огромный стресс. После того, как здоровье поправится, лучше еще оказать ему специализированную помощь. Парень только что пережил выкидыш. Притом, видно, не только его. Не каждая омега может сам с этим справиться.

Чжун несколько секунд удивленно смотрит на врача, потом провожает его до двери и возвращается к капающему себе в воду успокоительное Ши Хеку.

– Я не хочу говорить об этом, – говорит омега, выпивает воду и морщится.

– Я тоже, – отвечает президент и устало опускается на диван.

***

– Как ты смеешь? – Чонгук так и застывает с чашкой, в которую собирался налить кофе. Техен стоит невдалеке, облокотившись на шкафчики, и смотрит на омегу.

– Смею! Он предал нас! Я не пущу тебя к нему, даже если придется привязать! – Техен говорит именно тем тоном, когда Чон знает, что лучше не спорить. Но только не в этот раз. Омега отшвыривает чашку в сторону и вплотную подходит к альфе.

– Ты серьезно думаешь, что я послушаюсь? – шипит он в лицо альфе. – Мне плевать на все, что он сделал или не сделал. Я уверен, что он не виновен! И он мой друг! Он был у меня раньше, чем ты! Ты не имеешь права! – кричит омега.

Техен перехватывает Чонгука поперек, поворачивает к шкафчикам и вжимает в них.

– Мы из-за него чуть все не потеряли. Намджун проявил милосердие и не убил его! Я бы ему голову отрубил! – альфа срывается, искренне не понимая, почему Чон этого не принимает и считает поведение Юнги нормальным.

– И мне? – вдруг спокойно спрашивает, смотря в глаза напротив, Чонгук. – И мне бы ты голову отрубил, будь я на его месте?

Техен ошарашено смотрит на омегу и отвечает, не думая:

– Да. Сразу же. А потом пустил бы пулю себе в висок, – Техен проводит ладонью по волосам Чона и притягивает его к себе. – Прости, малыш, тебе запрещено видеться или говорить с ним.

Чонгук вырывается из объятий и отходит. Альфа идет к окну и прислоняется к стеклу лбом.

– Чонгук, он плохой. Я знаю, что ты не поверишь в это, он ведь твой друг. Но он забеременел, хотел шантажировать Намджуна ребенком, но вот только ребенка он потерял. Он оказался очень подлым, – Ким вновь возвращается к шокированному омеге. – Если бы его план удался, то я бы или сел за решетку, или бы был мертв.

– Юнги ждал ребенка? – Чонгук проходит к столу и устало опускается на стул. – Господи, какой же я плохой друг. Я ведь не знал даже.

– Почему ты настолько слеп? – Ким снова выходит из себя. – Ты опять винишь себя и жалеешь его! Зачем по-твоему ему еще ребенок? Как вообще можно заводить ребенка с главой картеля и с человеком, который погряз в преступном мире! Неужели для того чтобы жить долго и счастливо? Нет! Чтобы использовать его в своих целях!

– А ты сам? Ты бы не хотел ребенка? Того, кто продолжит твое дело? Наследника, в конце концов? – спрашивает его омега.

– Причем тут я! – злится альфа, но смягчается, увидев потерянный вид омеги. – Мы же не ждем ребенка? – вдруг испуганно спрашивает он.

– Нет, – слишком резко отвечает Чон. – И, походу, никогда ждать и не будем, – уже грустно добавляет он.

Техен садится рядом, кладет голову на плечо парня и сжимает под столом его ладонь.

– Не ходи к нему и не звони. Умоляю тебя. Я не хочу применять насилие и сажать тебя в клетку, но подпускать тебя к нему – я не хочу еще больше. И еще, я боюсь, вдруг Намджун будет и тебя в чем-то подозревать. Пожалуйста, хотя бы один раз послушайся меня.

– Аха, – говорит омега и, встав, идет к холодильнику за водой. Техен не остается. Картель стоит на пороге войны, и у альфы слишком много дел. Чонгук провожает его до двери, подставляет щеку для поцелуя, сам в ответ не целует. Стоит автомобилю Техена отъехать, Чонгук бежит с балкона обратно в дом, наспех одевается, берет ключи от машины и идет на выход. Вот только открыв дверь, он сталкивается с двумя громилами.

– Сукин сын, Ким Техен! – кричит омега на весь подъезд и возвращается внутрь.

«Прости, маленький, но твоя безопасность мне важнее всего, и твои истерики я как-нибудь переживу», – думает Техен, выруливая на дорогу к клубу, где его ждет друг.

***

– Как ты? – Техен знает, что вопрос не к месту, но спросить надо. Альфа опускается на диван напротив друга в абсолютно пустом Pacifico.

– Не знаю, – честно отвечает Намджун и вновь прикладывается к бокалу, словно янтарного цвета жидкость способна заглушить боль. Словно вообще что-то в этом мире на это способно.

Прожить столько лет, успешно править целой страной, столькими людьми, и быть не в силах управлять собственным сердцем, желаниями и своим же монстром. Намджун не жив будто. На автомате выполняет пару дел, отвечает на звонки, сидит и пьет виски, вроде с виду все как всегда. Но внутри зияющая бездонная дыра, по краям которой висят куски плоти. Потому что нутро разворотило, как после чудовищного взрыва, разнесло на куски. Намджун потерял в один день все, чем и так не обладал. Но почему же тогда так херово. Будто Намджун стоит над обрывом, и впереди зияющая бездонная темнота. Остается только сделать шаг. Дальше ничего нет. Ни завтра, ни послезавтра. Будто Намджун кончился. Умер. В тот день, когда узнал про Юнги от Хесына. Когда сам убил своего так и не родившегося ребенка. Когда смотрел в эти полные лжи глаза. Хотя нет, скорее он умер в ту ночь в этом же клубе, когда столкнулся с безумно красивым омегой, перевернувшим всю его жизнь. А сейчас ничего нет. Ему принадлежит весь мир и ничего. На деле оказалось, что мир этот и не нужен. Оказалось, что ничего не нужно, кроме этих шепчущих ложь губ. Кроме этого вечно вздернутого носика. У Намджуна больше ничего нет, как и желания идти дальше. Он прикрывает глаза, откидывается на спинку дивана и слушает. Впервые альфа так внимательно слушает своего монстра. Слушает, как воет зверь внутри и харкает кровью, и где-то ему завидует, потому что он хоть может выразить свои чувства. Облегчить свою боль своими стонами и кровью. Намджун не может. Запирает ее внутри и давит, показывает всем вокруг, что все нормально. Но нихуя не нормально. Мин Юнги плюнул в душу, оставил после себя руины и ушел. И альфе впервые не хочется ничего. Просто сидеть здесь, слушать эту тихую, ненавязчивую музыку и упиваться своей болью. Она острая, кромсает, сжимает, рвет, доводит до исступления, и у Намджуна больше нет сил с ней бороться. Образ Юнги не исчезает. Сутки Намджун прокручивает в голове его лицо, жесты, разговоры, и Господи, он его не отпускает. Его улыбка, его пусть и фальшивая улыбка. Его нежные прикосновения и эти слова, даже когда он кричал о ненависти… любое слово Юнги сейчас проигрывается в голове альфы, как заезженная пластинка, и он снова и снова ее крутит и делает себе больно. Сжигает сам себя дотла. Это его личная пытка. Это его личное наказание – жизнь без Мин Юнги. И сколько бы не был виноват омега, эту вину можно поделить на двоих. И альфа это знает. Также, как и знает, что он должен оправиться, довести дело до конца и вернуть на место свое уже атрофированное сердце. Так обжечься холодом в самый жаркий месяц в году. Какая ирония.

Техен молчит. Он все понимает. Он выполняет ритуал, положенный истинным друзьям. Он пьет с Намджуном виски и молчит.

***

Уже неделя, как Юнги не встает с постели, не ест и вообще не реагирует на окружающий мир. Иногда заходит Чжун, пытается вывести его на разговор или хотя бы вызвать хоть какую-то реакцию. Мин не отвечает. Лежит, смотрит на потолок и молчит. Даже Джин заходит один раз. Долго говорит о своей ненависти к брату, и о том, какая он лживая дрянь. Но Мин все равно не слушает. Омега уже почти сливается с постельным бельем: такой же бледный, прозрачный. Первые дни отец угрожал вызвать врачей и ставить питательные капельницы. Мин отца не слушает, все равно пищу не принимает и эмоций не выражает. Чжун угрозу выполняет, и омеге начинают ставить капельницы, но он даже не морщится, не сопротивляется. Ничего. Он просто лежит и смотрит на все невидящим взглядом. Мин на все молчит. Мин вроде живой, дышит, и даже глаза вечно открыты, но он не видит ничего и не слышит. Он сутками смотрит на белый потолок и видит там то, чего другим не дано увидеть. Он видит зеркало, два сплетенных обнаженных тела и монстра с красными глазами. Монстра в жизни Юнги больше нет. Не зовет, не ждет и не защищает. Живет отдельной жизнью. Снится все время, но не подходит. Просто сидит в углу темного помещения и скулит. Так истошно и так больно, что Мин просыпается покрытый холодным липким потом и кричит. В такие моменты прибегает Чжун. Долго гладит сына по голове, рассказывает сказки, которые омега любил в детстве, и так, пока он снова не отключится, и уходит. Если ночью омега кричит, то днем он плачет. Но об этом уже никто не знает. Юнги плачет внутри. Не истерит, не рыдает, а так тихо, забившись в угол, поскуливает и плачет. Оплакивает своего ребенка. Оплакивает свою погибшую любовь. Оплакивает свои несбывшиеся мечты и молит о смерти. Еле шевеля сухими губами, уставившись невидящим взглядом в потолок, молит Монстра о смерти.

========== Your strength ==========

Комментарий к Your strength

Новый Юнги

http://s009.radikal.ru/i307/1704/08/d6057891ea1f.jpg

http://s020.radikal.ru/i716/1704/56/3659a1817e40.jpg

http://s019.radikal.ru/i612/1704/0d/ae68c8548e6c.jpg

ВиГукки

http://s016.radikal.ru/i334/1704/56/22773a492537.jpg

Music: https://soundcloud.com/pbrxb/the-weeknd-the-zone-ft-drake

***

– Так что поменялось-то? Я не верю, что какой-то альфа смог тебя сломать. Я отказываюсь в это верить, – Чжун сидит на кресле рядом с постелью Юнги и уже полчаса разговаривает с ним. Точнее с самим собой. Президент уверен, что сын его не слышит, но альфа все равно приходит каждый день на протяжении уже двух недель и пытается поднять сына с койки. Это уже превращается в своего рода ритуал.

– Ты ведь самый сильный из всех нас. Еще с детства, другие дети рыдали над разбитыми коленками, а ты молча ждал, пока папа завяжет бинт, и снова лез на то же дерево, с которого только свалился. Всегда. Ты никогда не сдавался. Да, ты не типичная омега. Но я-то знаю, почему, и ты знаешь. Потому что твоей силе позавидовал бы любой альфа, и речь сейчас не о физической силе. Ты всегда умел собрать себя заново: и в школе, и в колледже, и потом. Неудачи никогда не останавливали тебя. Раз за разом ты вставал после каждого падения и твердо стоял на ногах. Я всегда восхищался этим. Что бы там не случилось с Намджуном, я знаю, что ты не виновен. Я знаю, что ты попал к нему из-за меня. Ты виновен только в одном – что полюбил его. Я, может, и обвинял тогда в этом только тебя, но потом я понял: чувства ведь не контролируются. И с кем не бывало. Любовь не смотрит на то, плохой ли человек или хороший. Она просто приходит. И вот к тебе она пришла точно так же. Без спроса, без разрешения. Но это пройдет, если уже не прошло. Чувствам свойственно умирать без подпитки. Его в твоей жизни больше нет и не будет. И твоя любовь к нему умрет. Юнги, встань на ноги. Перестань убивать себя из-за человека, который не стоит даже волосинки с твоей головы. Посмотри на себя. Посмотри, во что ты превратился. Из-за кого? Из-за какого-то урода, возомнившего себя Богом? Серьезно? Ты позволишь ему уничтожить себя? Будешь лежать тут и ждать смерти? Так вот я тебя расстрою: не выйдет. От депрессии ты вряд ли умрешь, а от истощения я тебе не дам. Поэтому хватит уже. Вставай и верни мне старого Юнги. Я лучше буду скандалить с тобой из-за твоей внешности или очередного альфы, чем смотреть, как ты угасаешь перед моими же глазами. Прошу тебя. Я устал терять тебя, и без разницы по своей же вине или по твоей. Я больше так не хочу. Я хочу обратно свою семью, и она не будет полной без тебя.

Чжун нагибается к сыну, целует его в лоб и покидает спальню. Но Чжун ошибся, когда думал, что Юнги не слышит. Мин слушает, как и всегда. Он слушает все, что за эти дни говорят у его постели. Начиная с медсестер, ставивших капельницы и жалующихся на избалованного ребенка лидера страны, который сделал из депрессии болезнь, заканчивая проклятиями, мило посылаемыми в его адрес братом. Но встать и начать жить желания нет. Да и сил тоже. Намджун не отпускает. Он везде, куда не повернет голову омега, его запах пропитал каждую клетку тела Мина, его руки все еще на его теле, и ожоги свежи. Также, как и все раны, оставленные альфой. Мин поворачивает голову к окну и прикрывает веки. Такое ощущение, что альфа никогда не вылезет из него. Он сидит под грудной клеткой, и в каждом вдохе и выдохе его имя. Первое, что видит, просыпаясь каждое утро, Мин – это его лицо, весь день его голос в голове раздирает мозг на частички, а по ночам Мин сидит в темной комнате в противоположном от Монстра углу, и они молчат. И эта тишина выворачивает наизнанку, заставляет скрести ногтями по собственному лицу, раздирать кожу и надеяться проснуться уже в следующую секунду. Вот только Намджун в голове Мина сейчас – это не любовь. Сейчас Мин его ненавидит. Все эти дни Мин взращивал, поливал и любовно ухаживал за этим ростком жгучей, темной ненависти. И сейчас этот куст разросся в огромное дерево и уже не помещается внутри. Ненависть полностью заполняет омегу и уже даже пробивается наружу. Обволакивает тело уродливыми сплетениями, врастает в кожу, ее яд отравляет кровь.

Хватит. Это утро последнее. Больше Юнги изображать жизнь не будет. Он будет жить. Этой ненависти вполне достаточно, чтобы встать на ноги и назло ему же жить, назло ему дышать. Показать ему и всему миру, что отец прав: Мин Юнги нельзя сломать. Пусть в его жизни уже и нет смысла, но для врагов он будет твердо стоять на ногах и улыбаться. Будет выворачивать их протухшее, зловонное нутро одной своей улыбкой. Потому что Юнги сильный. Потому что он «ненормальная» омега. И он с гордостью будет носить это звание.

И Юнги встает. С трудом сползает с постели и на еле держащих его ногах идет в ванную. После душа он долго смотрит на метку в отражении и брезгливо морщится. Сакура разрослась, частично ее ветви прикрывают всю левую грудь омеги. Словно показывают, доказывают Мину, что от него не убежать. Что он – собственность Ким Намджуна. Как бы он не боролся, и как бы не отрицал, сквозь эти ветви не прорваться, не вырваться на свободу. Мин с отвращением смотрит на черный и витиеватый рисунок и первым делом решается избавиться от него. Также, как и от хозяина, создателя, того, кто этой меткой его наградил. Ничто больше не должно напоминать Юнги о Намджуне. Мин медленно, держась за перила, спускается вниз и сразу же просит у Ши Хека его планшет. Ши Хек, разинув рот, смотрит на сына, который все эти дни не то чтобы из комнаты, а даже с постели встать не мог, и молча протягивает ему планшет. Мин копается пару минут в интернете, потом, вновь воспользовавшись мобильным папы, назначает себе время в тату-салоне. Пока до рандеву с мастером есть время, Мин заказывает себе новый номер и мобильный, съедает целую тарелку супа на кухне и даже успевает вернуть в свою комнату свои же вещи, «любезно» убранные папой в кладовку. Самочувствие после плотного обеда заметно улучшается. Юнги снова развешивает любимую одежду, раскладывает по полкам обувь и просит семейного шофера отвезти его в салон.

Мастер внимательно слушает пожелания Мина набить ему рисунок, который закроет метку, а потом показывает ему альбом с эскизами. Юнги ничего не нравится, и он вообще не хочет тату, ему без разницы, что будет набито на груди и ключицах, лишь бы это закрыло метку. Поэтому он просит мастера набить, что тот пожелает, и ложится на кушетку. Спустя долгие четыре часа татуировка готова. Мин с удовольствием разглядывает свежий и пока красный по краям рисунок и остается доволен результатом. Сакура закрыта пересекающимися черными геометрическими фигурами.

Мин из тату-салона заходит в кофейню, пьет кофе, закусывает сэндвичем с лососем и едет к своему любимому мастеру по волосам. Парикмахер Мина долго фыркает на отросшую почти до губ челку и на непонятный, уже выцветший, черный цвет волос. Юнги требует блонд и запрещает состригать длину волос, только подправить кончики. Парикмахер долго сетует, что перекрашивать черный в белый – чревато, но Мин настаивает. Из салона Юнги выходит платиновым блондином и едет домой.

Уже в машине Юнги задувает воображаемую свечку на кексе, прихваченном еще в кофейне, и поздравляет себя со вторым днем рождения.

– Надо же, перекрасил волосы в белый, и теперь ты у нас ангелочек? – язвит Джин, стоит Юнги только войти в дом. Родители, видимо, отсутствуют, а Джин стоит с двумя омегами в гостиной и выбирает из кучи привезенной для него одежды из своего любимого дизайнерского магазина. Привилегия быть сыном президента – из новой коллекции одежду сперва выберет себе Джин, потом она уже пойдет в магазины.

– А ты, я смотрю, белым и пушистым уже родился. Вот только корни пора осветлить, – не остается в долгу Юнги и проходит к столику, на котором графин с холодным чаем.

– Ну что, закончилось твое театральное страдание? Вернулся наш старый любимый Юнги? – с презрением в голосе выдает старший.

– Да, вернулся, – Мин подходит вплотную к брату, натягивающему на себя новый пиджак. – Так что поберегись, сука, крови я у тебя еще выпью. Ты мне за все ответишь, – угрожающе шипит Юнги в лицо ошарашенному Джину и, подарив застывшем в шоке омегам очаровательную улыбку, идет на кухню.

Чжун единственный, кто искренне радуется тому, что Юнги собрал себя воедино. Правда, ему совсем не нравится выглядывающее из-под ворота футболки сына и уродливое по его мнению тату. Впервые за долгое время семья ужинает за общим столом и почти не грызется, если не считать уничтожающих взглядов, которыми одаривают друг друга братья. Мин весь ужин молчит, в разговор отца с папой не вмешивается. Доев, он извиняется и отпрашивается на вылазку в город. Чжун долго не хочет отпускать сына, потому что такой Юнги его немного пугает, и президент не знает, что от него ожидать.

– Ты только пришел в себя, выйдешь, столкнешься с тем, с кем не надо, и все вернется. Отсидись пока дома, – скорее просит, чем настаивает президент.

– Не столкнусь, – резко отвечает Юнги. – Я не собираюсь мелькать там, где он. Не беспокойся. И вообще, твоя излишняя забота немного неуместна.

Юнги, схватив ключи от своей машины, которую он попросил прислугу подготовить еще с утра, идет на выход.

– Кто бы сомневался. Наверстает теперь упущенное за две недели. Шляться поехал, – не удерживается Джин.

– Перестань, – устало говорит ему Чжун. – Дай брату время. Он многое перенес.

Джин откладывает десертную вилку и, поцеловав Ши Хека в щеку, поднимается к себе.

– Как ты сам? Новости совсем не радуют, – говорит Ши Хек мужу и подливает ему чая.

– Ужасно. Он озверел. Теперь они ничего не стесняются. И днем и ночью орудуют. Он убивает всех, на ком хоть какое-то подозрение. Сегодня утром перед парком, недалеко от моего аппарата, раскопали новую братскую могилу. Отсеивает всех: и тех, кто на меня работал, и тех, кто из вне. Мы еле успели последних отозвать. Но он их находит сразу же и казнит семьями. Вся полиция страны занята охраной, вместо своей работы, но и это не помогает. Их больше, и они как будто ничего не боятся. Я поражаюсь его людям. Они преданны до мозга костей, и на них нет управы. Это ад какой-то. Я уже не знаю просто, Ли прячется, и если так пойдет, я все-таки подам в отставку. Я просто не хочу про него около Юнги говорить, – Чжун просит у прислуги кофе и продолжает. – Меня пугает Юнги. Будто он стал другим. И этот Юнги хуже того, кто вышел из этого дома пару месяцев назад. Не знаю, но я за него переживаю.

– Не стоит. Думай о своем враге. Юнги сам разберется. И он такой же, как и был: дерзкий, наглый и не считающийся ни с кем. Это, видно, его вариант борьбы с самим собой. Пусть лучше так, чем изображать труп наверху, – Ши Хек подсаживается ближе к мужу и обнимает его за плечи. Чжун с благодарностью принимает теплоту и заботу.

Домой Юнги возвращается под утро. Всю ночь омега провел в новом для него баре, алкоголя из-за свежего тату он не употреблял, зато много флиртовал и даже обменялся номерами с парой альф. А еще подружился с двумя симпатичными омегами. Мин много шутил, смеялся и, вообще, будто того черного отрезка в его жизни и не было. А если и было, то это было с другим Юнги. Мин вспомнил свои беззаботные времена и то, что где бы он не появлялся, то привлекал внимание и становился душой компании. Уже сняв макияж и раздевшись до гола, чтобы зайти в душ, Мин замирает на секунду перед зеркалом, проводит подушечками пальцев по свежему тату и чувствует, как в груди, там где раньше было сердце, скручивается тугой комок. Он сжимается, заставляет Юнги даже прогнуться от спазма, тянет вниз, к кафельному полу. Мин стирает тыльной стороной руки одинокую слезу, скатившуюся по щеке, с вызовом смотрит на свое отражение и пытается потушить все еще тлеющие угольки былой любви внутри.

– Ты не смеешь любить его. Не смеешь даже думать о нем. Ты не расклеишься. Ты сильный. Пожалуйста, назло всему миру, назло ему живи. Докажи, что тебя не сломать. Он же ест, пьет, гуляет, топит город в крови. Ему плевать на тебя. Плевать, что убил твоего ребенка. Почему тогда ты думаешь о нем? Почему ты не забываешь его ни на секунду? Умоляю, имей гордость, перестань. Пожалуйста… – шепчет Мин своему отражению и, проглотив подкативший к горлу комок, заходит под душ.

Весь следующий день Мин гуляет по магазинам с новыми друзьями, усиленно держит маску «все хорошо, и мне на все похуй» и даже созванивается, и мило щебечет с одним из альф, с которым познакомился в баре. Часам к шести Мин прощается с друзьями и заскакивает в свою любимую кофейню выпить латте. Мин говорит свой заказ, оплачивает его и проходит к столику, как видит вошедшего и застывшего на пороге Чонгука. С Техеном.

Чон теперь редко видит своего альфу, который вечно или с Намджуном, или на заданиях, или вообще выслан в регионы. Сегодня после двух дней отсутствия Ким заскочил к омеге на кофе, но его у Чонгука не оказалось, поэтому пара решила сходить в кофейню и немного пообщаться. Техен долго извинялся, объяснял, что времени у него не больше часа, а потом его ждет босс. К Юнги альфа Чонгука так и не пустил. Чон сбегал из дома—тюрьмы два раза, но оба раза был пойман и снова заперт на засов. Именно поэтому Чонгук все эти дни с Техеном холоден и больше только кивает, чем говорит. Альфа бесится, что, каждый раз нагибаясь поцеловать омегу в губы, ему достается его щека. Но Техен терпит, считает, что Чонгук перебесится и успокоится. Подпускать друга к Юнги Ким все еще не собирается.

А сейчас они стоят в кофейне, и за столиком напротив сидит сам Мин. Техен не успевает перехватить свою омегу, который сразу подбегает к вставшему с места от неожиданности Юнги и прижимает его к себе. Благо кофейня почти пустует, и мини-драму наблюдать, кроме персонала, некому.

– Господи, как же я скучал! Как я рад тебя видеть! – тараторит Чон и сильнее прижимает к себе Мина. Чонгук замечает, что друг его в ответ не обнимает и молчит. Чон делает шаг назад и непонимающе смотрит на Юнги.

– Не могу сказать, что тоже скучал, – холодно отвечает Мин и не отрывает взгляда от остановившегося напротив Техена. Потом Юнги поворачивается к Чону, внимательно его осматривает, цепляет взглядом метку и убеждается, что запах Чонгука поменялся, и кофе так сильно пахло именно в его объятиях, а не потому что они в кофейне.

– Ну что, вас можно поздравить? – нарочно тянет слова Мин. – Что у вас там дальше по плану? – уже обращается омега к Техену. – Свадьба? Ребенка завести? Хотя свадьба – лишняя трата денег и времени, переходите сразу к детям, – язвит он.

– Мин Юнги, – выдыхает Чонгук. – Что с тобой?

Техен задвигает Чона за себя и подходит к Мину вплотную.

– Какие-то проблемы? – альфа сужает глаза и смотрит так, что Мин даже ежится. – Он так тебе рад, а ты ведешь себя по-свински.

– Мне вот только твоих нравоучений не хватало, – Юнги смотрит с вызовом в глаза напротив.