Текст книги "Зимняя сказка (СИ)"

Автор книги: Stacey

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

– Это довольно странно, – пробормотала баронесса. – Я так много сегодня увидела и узнала. Словно окунулась с головой в мир, о существовании которого никогда не подозревала, но в котором Вы чувствуете себя, словно рыба в воде.

– Кстати о новых знаниях, – встрепенулся Элжерон. – Мы ведь должны выбрать для Вашей матушки книгу. – Он остановился у одной из полок, на которых, как он помнил, стояла легкая развлекательная литература.

– Она очень любит Шекспира, – ответила Маргарет. – Считает его благочестивым, даже слишком, но обожает, когда я его читаю.

– Благочестивым?! – Граф не выдержал и рассмеялся во весь голос. Он вытер выступившие слезы эмоций, одарив насупленную Маргарет насмешливым взглядом и взял с полки небольшой томик автора, но так и не открыл его. – Что ж, вот Вам один из отличных примеров, – произнес граф и принялся цитировать "Венецианского мавра":

"Ад и дьявол!

У вас разгром. Опомнитесь, дружок.

Наденьте плащ. Как раз сейчас, быть может,

Сию минуту черный злой баран

Бесчестит вашу белую овечку.

Спешите! Мигом! Надо бить в набат,

Храпящих горожан будить. Иначе

Вас дедушкою сделают. Живей!

Спешите, говорю".

Пропустив пару строф, он добавил с бесстыдством в голосе:

"Я пришел сообщить вам, сударь, что ваша дочь в настоящую минуту

складывает с мавром зверя с двумя спинами".

– Это ли есть благочестивость? – язвительно поинтересовался Элжерон у порозовевшей в щеках баронессы.

– Вы нарочно вызубрили этот отрывок, дабы вгонять в краску юных дев? – поинтересовалась она, опуская глаза долу.

– О, конечно, нет, я просто помню многое из Шекспира. Только прошу: не говорите об этом своей матери. Коли она так его любит, как бы она не потребовала от меня чтения его в лицах.

– Она мне не мать, – внезапно резко ответила Маргарет, упрямо обойдя графа и отправляясь к выходу из библиотеки.

– Как же так? – изумился Элжерон, следуя за ней. – Ведь Вы всегда величаете ее матушкой.

– Это ее желание. Она моя мачеха. Отец женился на ней уже лет десять назад, ведь моя родная мать умерла, когда я была совсем маленькой. И я не могла воспротивиться желанию отца. У них не было совместных детей, потому я всячески старалась заменить ей дочь, которой у нее никогда не было, и уже не будет.

– Осмелюсь предположить, что ваши родные одарили вас лучшими чертами, что у них были, – тихо произнес граф, заслужив вежливый кивок Маргарет. – Значит, Филиппина тоже баронесса, – задумчиво потянул Элжерон, неспешно идя по коридору к одной из лестниц, что вели на первый этаж.

– Отнюдь, титул, поместье и состояние перешли мне. А я просто не смогла выставить ее после того, как долго мы прожили друг подле друга.

– Тогда отчего же Вы продолжаете жить с ней, коли она Вам, по сути, никто?

– Мы прожили десять лет рядом. Как же я могла выставить ее за порог, едва отца не стало? – пожала плечами Маргарет.

– Хорошо, допустим, этот Ваш душевный порыв я могу понять, – покивал Элжерон. – Но как Вы позволяете ей так с собой обращаться? Она помыкает Вами, как ей вздумается! Контролирует каждый Ваш шаг, и даже не гнушается грубить Вам при постороннем человеке! Я уже не говорю о том, как она открыто навязывает Вам какие-то свои взгляды на жизнь, даже не пытаясь задуматься, подходят ли они Вам.

Маргарет мгновение помялась, стискивая в пальцах юбку.

– Ваши слова столь грубы… – севшим голосом ответила девушка.

– Правда не всегда гладкая и блестящая, как влажная галька, – обронил граф, смерив свою собеседницу испепеляющим взглядом. – Не сочтите за невежливость, но сколько Вам лет?

– Этой весной будет 25. Если доживу, – печально добавила девушка.

– Сколько в Вас фатализма, – фыркнул граф. – Однако же, я всего лишь на год старше Вас! – он встрепенулся, обрадовавшись этому факту, словно нашел сообщницу для своих приключений, которая смогла бы разделить его взгляды, ведь они были почти одного возраста, и примерно одного сословия.

Он довел Маргарет до лестницы и ступил первым, подав девушке руку, помогая спуститься следом за ним. Ступени были скрыты под бордовым ковром, но Элжерон все же опасался, что баронесса могла оступиться, запутавшись в длинной юбке своего платья.

– Зачем Вы спросили мой возраст? – поинтересовалась Маргарет, крепко держа его за ладонь.

– О, простите, я и позабыл тему нашего разговора, – засмеялся Элжерон. – Мне лишь было интересно оценить, чем Вы руководствуетесь, столь слепо подчиняясь Филиппине. Увы, я так и не понял этого, – он выпустил ладонь девушки и отправился по длинному прогулочному проходу, который вел в оранжерею. Каменные стены этого коридора завершались примерно на высоте двух метров, а выше начиналась стеклянная арка, открывающая вид на сыплющийся с небес снегопад, и пускающая в проход естественное освещение. – Вы взрослый человек, способный самостоятельно мыслить, принимать решения и нести за них ответственность. Ради чего Вы беспрекословно продолжаете слушаться мачеху? Она говорит Вам далеко не самые умные вещи, и при этом давит на Вас. Более того, она полностью от Вас зависит, как я понял, но смеет пытаться контролировать Вас. Отчего же? – он повернулся к Маргарет, но она тут же отвела взгляд, стушевавшись.

– Но она – все, что осталось от моей семьи…

– И безропотно подчиняясь ей, Вы полагаете, что заслужите ее любовь? – догадался Элжерон. – Поверьте, любовь нельзя заслужить или купить. Тем более в семье. Которой, между прочим, Филиппина не является, – завершил он свою мысль, крайне возмущенный всплывшими в памяти моментами общения баронессы и ее мачехи.

Некоторое время они шли молча, и когда почти дошли до оранжереи, Маргарет подала голос:

– Какая любопытная прогулочная галерея, – произнесла она, оглядываясь. – Не встречала таких ранее.

– Я тоже не слышал о подобных пристройках, – признался граф. – полагаю, она носит лишь декоративный характер, соединяя основную часть здания с оранжереей.

– Мы идем в оранжерею? – встрепенулась девушка.

– Именно, – благосклонно кивнул граф.

– Должно быть, уходит колоссальное количество топлива на то, что обогревать ее в такую стужу.

– Я много, что могу, – лукаво улыбнулся Элжерон, распахивая перед Маргарет последнюю дверь. Маргарет тихо ахнула, заходя в душную теплую обитель тропических растений, которые Элжерон много лет с любовью собирал и взращивал с особой щепетильностью.

В помещении было очень светло. Лишь две его стены, что соседствовали с замком, были каменными, остальные же представляли из себя высокие стеклянные панели с узкими деревянными проставками, что открывали вид на заснеженный парк. Потолок также был изготовлен из стекла, и можно было снизу лицезреть на нем сугробы, наметенные за день суровой вьюгой.

– Поверить не могу, что Вы владеете столь красивыми растениями, и что они в состоянии пережить такие холодные шотландские зимы, – произнесла девушка, ласково проводя мимоходом ладонью по широкой лапе папоротника, словно приветливо протянувшейся в ее сторону. – Откуда же Вы берете саженцы, коли живете в замке и никуда не выезжаете? Откуда у Вас книги? И такие вещи, как кальян, к примеру? – девушка остановилась на дорожке, выложенной кремовой квадратной плиткой с чуть отколотыми от времени уголками и с мелкой паутиной трещинок, что рассекла геометрический темно-синий узор на ней.

– Это все жители деревень, – усмехнулся граф, подходя к невысокому плодовому дереву в широкой деревянной кадке со сформированной полукруглой кроной. – Они знают, что я люблю, и что меня интересует, и каждый считает своим долгом, отправляясь в Абердин, привезти мне оттуда какую-нибудь невидаль. Я слышал, в портах уже давно знают о подобной страсти деревенских, и многие торговцы заранее откладывают диковинки и новинки, дожидаясь своих особенных посетителей. В летнее время горничные не всегда успевают разбирать дары, которые местные без предупреждения привозят сюда и складируют в холле, даже не оставляя приписок, кто именно был дарителем. – Элжерон нашел среди листвы зеленый плод и, коснувшись его, даровал ему зрелость и сочный густой розовый цвет. Фрукт сам отделился от ветки и упал графу в ладонь. Он повернулся к Маргарет и протянул ей угощение. – Не желаете персик?

– Персик? – ошеломленно переспросила девушка, рассматривая пушистый плод. – Посреди зимы? Невероятно! – она взяла фрукт и, поднеся его к лицу, принюхалась. – Боже правый, как сладко пахнет, – простонала она, заслужив снисходительную улыбку графа. Маргарет прокусила мягкий бок, и едва успела подхватить потекшие капли сока. – Это восхитительно, – произнесла она, поднимая глаза на Элжерона. – Вы словно дали мне ароматный кусочек лета.

– А Вы знали, что на самом деле Змий, соблазняя Еву запретным плодом, делал это вовсе не яблоком? А персиком? – поинтересовался граф.

– Правда? – завороженно спросила Маргарет.

– Нет.

Элжерон громко рассмеялся от того, как лицо девушки вытянулось, а следом она обиженно насупилась. Он пошел дальше по дорожке, ведущей к круглому фонтану, украшенному в центре витиеватой колонной, из которой, во включенном состоянии, била вода, но на время зимы она всегда стояла без дела. Граф продолжил разговор:

– Впрочем, яблоком он также не был. Просто плодом. Древнейшая история претерпевала множество изменений, и конечный результат, что мы лицезреем, может значительно отличаться от того, что было изначально.

– Зачем же Вы это у меня спросили, если это неправда? – оскорбленным тоном осведомилась баронесса, семеня за ним следом, судя по торопливому стуку каблучков по плитке.

– Любопытно стало, в состоянии ли Вы критически мыслить, либо же я уже настолько очаровал Вас, что Вы берете на веру любое мое слово, – съязвил Элжерон.

– Очаровать? Меня? Но я же не паук, и не цветок, чтобы с восторгом заглядывать Вам в рот, – надменно хмыкнула Маргарет. Элжерон остановился, дойдя до фонтана, и повернулся к девушке. Она осторожно держала двумя пальцами косточку от съеденного персика, и граф забрал ее, отправившись к ближайшей клумбе, свободной от рассады хризантем, которую он планировал весной вернуть на улицу. – Что Вы делаете? – спросила баронесса, не сходя с места.

– Продолжаю то, что Вы начали, – ответил Элжерон. Он снял одну перчатку и наспех выкопал в клумбе ямку, куда положил косточку и присыпал землей сверху. – Теперь семя прорастет, – произнес он. – Далее я культивирую его, привью тот сорт, который захочу, либо же выведу новый. И у меня будет дерево, выросшее, благодаря Вам, – он оглянулся на Маргарет, но она, похоже, уже не слушала его. Девушка сидела на низком каменном бортике фонтана, с любопытством заглядывая в воду.

– У Вас есть золотые рыбки! – восторженно выдохнула баронесса, углядев их в воде. – Они исполняют желания? – она с надеждой подняла на Элжерона глаза, чем совершенно его огорошила.

– Это кои, – объяснил он.

– Кои? – непонимающе переспросила баронесса.

– Считайте, что это карпы желтого цвета, – добавил Элжерон, чувствуя себя неловко оттого, что девушка внезапно поникла. Ее плечи опустились, и она отвела взгляд, уставившись им в плещущихся блестящих рыб. – Они живут в пруду в саду, но они теплолюбивы, потому на зиму я их вылавливаю и селю сюда, в фонтан в оранжерее, ведь он все равно стоит без дела.

– Просто я подумала, что раз по Вашему замку разгуливает призрак и огромный паук… а Ваш отец даже встречался с драконом… то почему бы этим прекрасным созданиям не исполнять желания?.. – севшим голосом произнесла Маргарет.

– Мы сами исполняем наши собственные желания, – ответил граф. Он подошел к девушке и положил ладонь ей на плечо. – Знаете, почему нельзя просить этого у прочих?

– Почему? – Маргарет подняла голову и уставилась доверчивым взглядом в глаза мужчины. Он утешающе улыбнулся ей в ответ.

– Только мы сами знаем, чего именно мы хотим, и как исполнить это. Кем-то другим наше желание может быть искажено по его разумению, и мы получим не то, чего изначально хотели.

– Значит, карпы. Просто глупые карпы… – разочарованно вздохнула Маргарет.

– Рыбы отнюдь не так глупы, как Вы думаете, – парировал Элжерон, убирая руку и подходя к краю фонтана. Едва кои его заметили, как взволнованно подплыли к нему. – Скажем, у этих силуэт человека ассоциируется с кормежкой. Они хорошо помнят, что такая фигура у их водоема насыпет им корма, и они будут сыты.

Граф отправился к столу, уставленному садовым инвентарем, горшками, небольшими лопатками, ящиками и прочими предметами, и достал из одного из них коробочку с сухим кормом. Элжерон вернулся к баронессе и высыпал немного в воду, подняв восторженную бурю в фонтане.

– Не хотите сами их покормить? – предложил он девушке, что внимательно следила за его действиями.

– Увольте, такое развлечение не для меня, – улыбнулась Маргарет. Рыбы плескались рядом с ней, брызгаясь, и девушке пришлось убрать юбку подальше от них, а спустя пару мгновений она и вовсе встала с парапета. – По правде говоря, здесь так душно, и невыносимо жарко для меня…

– Это ведь оранжерея, здесь так и должно быть, чтобы растения чувствовали себя комфортно. Предпочтете вернуться в гостиную? Филиппина, полагаю, уже заждалась Вас с книгой, – граф указал взглядом на томик, который Маргарет все это время держала подмышкой.

– Да, на сегодня я увидела столько всего любопытного и непривычного, что я предпочла бы немного отдохнуть, вернувшись к чему-то более приземленному. Как чтение классики, к примеру.

– В таком случае, я провожу Вас обратно, – улыбнулся Элжерон.

Глава 5

Граф нехотя довел свою гостью до двери гостиной.

– Вы уверены, что уже хотите вернуться туда? – спросил он, кося одним глазом на ручку. За дверью стояла тишина.

– Да, ведь матушку охраняет огромный паук! Представляю, как она возмущена этим фактом, – баронесса тихо захихикала, кокетливо прикрыв улыбку ладонью.

– Франческа, полагаю, также не в восторге, что я вынудил ее так долго оставаться в одном месте, выполняя мое поручение, – усмехнулся Элжерон.

– Ох, все никак не приму тот факт, что у кого-то может быть столь необычный питомец. И что Вы еще и так его назвали.

– Красивому существу красивое имя.

– К сожалению, вряд ли я смогу по достоинству оценить красоту гигантского паука, – смущенно улыбнулась Маргарет.

– Это она меня некрасивой назвала?! Себя-то видела? Тощая, и всего две ноги! – раздался возмущенный скрип Франчески из-под потолка, и паучиха ловко выскользнула из какого-то своего прохода и спустилась на паутине прямо перед Маргарет, отчего девушка, потеряв самообладание, тоненько пискнула и бросилась на грудь Элжерона, ища спасения. – Не благодари, – проворчала Франческа своему владельцу. – Следующие три дня я точно не буду желать человеческого общества после общения с этой пришлой четой истеричек…

Паучиха громко фыркнула, поднялась на своей паутине обратно на потолок и не спеша уползла по своим делам. Элжерон проводил ее уничижительным взглядом и, наконец, опустил глаза на Маргарет. Она тоже следила через плечо за передвижениями Франчески, и расслабилась только когда та скрылась из виду. Баронесса выдохнула с облегчением и подняла глаза на Элжерона. Их ясный и чистый цвет гипнотизировал, но в то же время казалось, что они были сделаны из чистейшего льда, такого же холодного и безжизненного. Маргарет вздрогнула и отшатнулась от графа, тихо бормоча себе под нос извинения. Не успел тот и слова произнести, как дверь гостиной распахнулась, и в проем с громким шорохом ярким пятном вылилась Филиппина.

– Маргарет! – тут же воскликнула она, заставляя Элжерона закатить глаза. – Где тебя носило так долго!

– Матушка, я… – растерянно произнесла юная баронесса.

– Это еще что? – Филиппина вдруг шумно принюхалась. – А ну иди сюда, – она нахально схватила девушку за руку и затащила за собой в гостиную. Элжерон, почувствовав себя неспокойно, зашел за ними следом. Филиппина же, усадив Маргарет на тахту, возмущенно воскликнула: – От тебя что, разит алкоголем?!

– Это настойка, – хором ответили Элжерон и Маргарет. Граф прокашлялся и продолжил под удивленные взгляды женщин. – Я просто дал Маргарет настойку для общего укрепления организма. У средства резкий запах, поскольку у многих лекарственных средств спиртовая основа, которая усиливает действие активного вещества.

– О, тогда… – Филиппина на мгновение замолчала, словно пыталась понять, что ей сказали, но никак не справляясь со своей задачей. – Ладно! – она махнула рукой и плюхнулась на тахту. – Выпей чаю, может, забьешь этот жуткий запах! – поморщилась она, пододвигая фарфоровую чашечку от сервиза ближе к Маргарет, которая села рядом с ней. – Чай уже ледяной, как ты вечно предпочитаешь, – пробурчала напоследок Филиппина. Девушка под уничижительный взгляд хозяина замка покорно взяла чашку от отпила из нее. – Где можно было ходить полдня! – продолжила тираду Филиппина. – Я уже не знала, куда себя девать! Еще и Ваше чудище словно стерегло меня! – Женщина обратила свой гнев на графа, но тот никак на это не отреагировав, сохранив самообладание. – Признайтесь, мистер МакЛавингтон, Вы науськали своего монстра на меня?

Маргарет внезапно кашлянула. Филиппина бросила на нее раздраженный взгляд, словно злясь за то, что громким звуком она прервала ее гневную тираду. Но Маргарет закашлялась вновь, уже сильнее, истошнее. Ее руки задрожали, и ослабшие пальцы выпустили чашку. Та упала на пол, тут же со звоном разбившись на мелкие кусочки.

– Вот же бестолочь, ты разбила чашку! – взвилась Филиппина. – Ты можешь себе представить, сколько стоит столь красивый сервиз? А без одной чашки он теперь потерял свою ценность!

– Маргарет, Вы в порядке? – обеспокоился Элжерон, бросившись к девушке. Та заходилась непрерывным кашлем. Она схватила графа за руку, сжав ее до боли. – Встаньте! – крикнул он на Филиппину. Та неожиданно повиновалась, подскочив, и Элжерон уложил Маргарет на тахту. У девушки был землистый цвет лица, ее кашель стал лающим, она словно задыхалась, и каждый следующих вдох давался ей с трудом.

– Она что, подавилась? – спросила Филиппина.

– Нет… – пролепетал Элжерон, внутренне холодея. – Не может быть. Это же яд!

Маргарет внезапно выгнулась на тахте, и ее начала бить крупная дрожь. Ее тело дергалось от судорог, пока она оглашала комнату громким кашлем. Граф положил ладонь ей на лоб, обращаясь к ее организму и замедляя метаболизм, дабы яд не растекся еще быстрее и не проник в кровь.

– Это замедлит процесс, – произнес он. – Держите ее! – приказал Элжерон Филиппине, вскакивая и бросаясь к двери. – Я сейчас вернусь!

Он выбежал из гостиной, налетев на удивленную Алису, и стремглав бросился в подвал. Это был яд его паучихи, яд Франчески. Он имел именно такое действие, но его можно было остановить, вовремя приняв противоядие, и у графа оно было, всегда хранилось в его кабинете на случай непредвиденных обстоятельств. Элжерон дернул на себя дверь подземелья, и поспешно спустился вниз по лестнице, поскользнувшись на последней ступеньке и едва удержав равновесие. Счет шел на секунды, нельзя было медлить. Элжерон ворвался в свой кабинет и бросился к стеклянному шкафу. Он распахнул его дверцы, наспех перебирая бутылочки и флаконы, роняя со звоном бьющегося стекла некоторые на пол, но даже не обращая на это внимание, пока не нашел нужную – с наклейкой, на которой был нарисован паук.

– Вот оно, – прошептал он, сжимая в руке заветный флакон.

Элжерон ринулся обратно. Сердце ухало в груди, ноги отказывались переставляться так быстро, как ему хотелось бы, а гостиная словно теперь располагалась на другом конце мира. Но вот и заветная комната с распахнутой дверью, из которой доносились взволнованные голоса и хриплый едва различимый кашель Маргарет. Граф подбежал к тахте, отталкивая Алису и Филиппину, и обхватил посеревшую Маргарет за затылок.

– Как Вы смеете! – воскликнула Филиппина, пытаясь оттащить его. – Это все Ваш проклятый замок и Ваши шарлатанские настойки! Вы хотите убить мою дочь! Я не позволю Вам вливать в нее еще какую-то дрянь!

– Отойдите! Вы мешаете! – прикрикнул на нее Элжерон, грубо оттолкнув от себя.

Алиса, его услужливая Алиса, все поняла и подхватила женщину под руки, не давая приблизиться. Зубы Маргарет были стиснуты судорогой, и Элжерон с трудом разжал их, тут же поднеся к ее губам открытый флакон. Он вылил все его содержимое, и Маргарет кашлянула, брызнув им, но граф закрыл ее рот, заставляя проглотить средство, после чего обнял ее за шею, приподнимая и прижимая щекой к своей груди, как делал, когда Франческе было плохо, и она искала его защиты и помощи.

– Сейчас все закончится, сейчас подействует лекарство, – тихо произнес он, бездумно поглаживая Маргарет по макушке, прислушиваясь к тому, как ее организм борется с ядом, принимая антидот. Почувствовав, что все идет хорошо, он ускорил метаболизм девушки, позволяя ему вернуться в норму. Еще несколько мгновений, и Маргарет начала расслабляться. Элжерон коснулся ее лба и погрузил ее в сон, после чего поднялся и повернулся к своей горничной и ее пленнице.

– Что Вы наделали! Что произошло! – заверещала Филиппина, наконец, вырываясь из хватки Алисы.

– Отравление, которое я предотвратил. Я спас ее, – ответил Элжерон, после чего обратился к Алисе. – Отнесите баронессу в ее комнату и уложите спать. Я подойду позже и дам последующие распоряжения.

– Да, сэр, – коротко ответила горничная.

Элжерон размашистым шагом вышел из гостиной. В его груди бурлил гнев. Как Франческа могла так поступить? Сколько раз он твердил ей одно и то же, сколько объяснял, что она не имела права использовать свой яд на каждом, на ком ей захочется, грозил удалить ей ядовитые железы – и вот она отравила Маргарет! Когда она успела это сделать? В какой момент? Когда спрыгнула с потолка? Но тогда девушка ощутила бы укус, да не только бы ощутила, а завопила бы не своим голосом от боли. И яд, попав в кровь, подействовал бы намного раньше.

Элжерон дошагал до холла и остановился перед входной дверью, ведущей в зимнюю пургу. Он воздел глаза к каменному многовековому потолку и воскликнул, выплескивая своей речью все то негодование, что клокотало в его груди.

– Доколе! – Его голос подхватило безразличное эхо, тайком унесшее вскрик в потайные каменные карманы крепости. Граф набрал воздуха в легкие и всплеснул руками. – Доколе в моем замке будут твориться подобные бесчинства?!

После этого он развернулся и крикнул в глубины замка, зная, что паутина Франчески донесет до нее его голос:

– Фру-Фру, немедленно иди сюда!

Но паучиха не торопилась показываться. Прислушавшись к ней, Элжерон ощутил исходящий страх, панику, трепет провинившегося питомца, знающего, что хозяин уже обнаружил его проделку, и через несколько мгновений последует наказание.

– Не заставляй меня тратить остаток дня на поиски твоей трусливой тушки! – произнес граф и отправился за Франческой.

Она, как обычно, пряталась там, куда хозяин никогда не заглядывал: на чердаке, на четвертом этаже, где была ее негласная территория, и где она могла создавать свой собственный паучий интерьер, а прислуге строго запрещалось подниматься туда без предварительного согласования с графом и без его личного сопровождения. Элжерон взлетел на третий этаж и преодолел длинный коридор, ведущий к самой дальней старой лестнице, что втыкалась в пол четвертого этажа.

– Я уже поднимаюсь за тобой, негодное насекомое! – предупредил он, упираясь рукой в люк, но тот так просто не поддался, открывшись лишь на пару сантиметров, являя взору графа толстый слой паутины, которой Франческа в страхе запечатала вход. Элжерон одной рукой выудил из кармана перочинный нож, который всегда предусмотрительно носил с собой, и в несколько размашистых движений освободил себе проход тонким лезвием. Тяжелый люк с грохотом упал на чердаке, и граф ворвался в оплетенную белой паутиной обитель, увитую танцующими пылинками.

– Я паукообразное! – донесся до него испуганный скрип, благодаря которому Элжерон тут же определил, где именно прятался его питомец.

– Я прекрасно об этом осведомлен, мерзопакостное ты создание, – прорычал мужчина, снимая с себя пиджак.

Он не спеша пошел к дальнему углу просторного помещения. Подошвы ботинок липли к слою паутины, скрывшему пол, подобно сероватому ковру. Пушистые космы, свисающие с потолка, без труда удерживали обломки старой мебели, собранные в причудливые фигуры ради развлечения паучихи, украшенные костями, мелкими, птичьими, и крупными, по-видимому, украденными владелицей чердака из кухни.

– Фру-Фру, немедленно вылезай, пока окончательно не разозлила меня!

Элжерон дошел до места, где Франческа свила свое гнездо. Огромный кокон паутины занимал пространство, равное примерно размеру его спальни. Но внутри граф не увидел своего питомца, и пошел вдоль конструкции, высматривая паучиху. Дойдя до угла чердака, он обнаружил темное дрожащее пятно под потолком, и решительно подошел к нему. Франческа, едва почувствовав, что ее обнаружили, распрямила ноги, и словно изо всех сил вцепилась в свою паутину.

– Укушу! – тихонько пискнула темнота в углу, зашевелив длинными ногами.

– Ах, укусишь? – Граф одним резким движением скрутил свой пиджак в жгут и сложил его вдвое. – Укусишь меня, дрянь?! – крикнул он, замахнувшись и хлопнув получившимся свертком по боку паучихи. – Ты смеешь угрожать мне, своему хозяину, после того, как отравила мою гостью, ни в чем не виноватую девушку, которая слова плохо не сказала в твой адрес?!

– Я ничего не делала! – простонала Франческа обиженно, вжимаясь всем телом в потолок. Элжерон прекрасно знал, что эти все шлепки никак не повлияют на паучиху, она даже толком их не ощущает, но он понятия не имел, как наказывать это существо так, чтобы это возымело эффект. Лишь гнев и раздражение хозяина могли хоть как-то действовать на нее.

– Ты еще и, глядя мне в глаза, смеешь лгать? – разозлился Элжерон пуще прежнего. – Ты! Ты отравила бедную Маргарет, но, к твоему несчастью, я успел ее спасти!

– Почему ты мне не веришь! – прохныкала Франческа.

– Может потому, что мы только недавно говорили о твоей неоправданной ревности? И после того, как ты с легкой руки назвала Маргарет моим питомцем, я внезапно обнаруживаю ее бьющейся в предсмертных конвульсиях под действием твоего яда?! Немедленно рассказывай, когда ты это сделала и как! Не было укуса, я уверен, он у тебя болезненный!

– Да не трогала я твою девчонку замерзшую! Я вообще к ней не подходила! Сидела в гостиной, как ты и сказал, пялилась на эту мерзкую старуху! А потом она начала рваться в коридор, лезла ко мне, крестила, причитала что-то! Я всего лишь макнула ей в чай хелицеры, просто чтобы надокучить – и все!

– Ты испортила ей чай? – переспросил Элжерон, так и замерев с занесенной рукой и зажатым в ней пиджаком.

– Да-а-а, – заныла Франческа, окончательно втискиваясь в свой угол и будто уменьшаясь в размерах. – Ну может капнула ей немного яда, но случайно! Я не нарочно это сделала! Сначала хотела лапу макнуть, но решила, что так она больше впечатлится и, наконец, прекратит присербывать так мерзко этот свой гадкий чай!

– Получается… Филиппина знала, что он отравлен? – сказал Элжерон сам себе, отворачиваясь от паука и задумчиво отправляясь к выходу. – Она знала, и дала ей выпить этот отравленный чай! – Граф резко остановился, осененный догадкой. Сзади в него ткнулась Франческа.

– Ты больше не злишься? – заискивающе спросила она

– Не злюсь… – тихо ответил Элжерон. – Я просто в ярости! – крикнул он, поспешно продолжив свой путь. – Ты – сиди здесь до завтра, ты наказана! – бросил он через плечо своему питомцу. – Чтобы до утра ты с чердака не слезала, и на глаза мне не попадалась!

Элжерон чуть ли не кубарем скатился с лестницы на третий этаж, услышав, как Франческа сама осторожно закрыла за ним люк. Он завернул за угол, и увидел Алису, на которую наседала Филиппина, что-то тихо ей говоря. Граф поспешил на выручку своей горничной.

– Алиса? – привлек он внимание прислуги, и когда та с надеждой подняла на него глаза. Элжерон ткнул ей в руки свой пиджак, покрытый паутиной и утыканный короткой шерстью Франчески. – Это – в прачечную, – приказал он.

– Да, сэр, – кивнула ему Алиса.

– Еще. В моем кабинете в подвале полно осколков. Убрать только в прочных перчатках, стекла руками не касаться. Я не знаю, что именно я разбил, и не опасно ли содержимое колб. После промыть пол дважды. Всю использованную утварь сжечь на улице.

– Поняла, – повторила горничная.

– Уложили Маргарет? – поинтересовался Элжерон.

– Да, но только… – Алиса глазами указала на Филиппину и сникла.

– Нечего Вашей прислуге крутиться вокруг моей дочери! – выступила женщина, хмурясь так, что ее брови почти сошлись в единое целое.

– Она не Ваша дочь, – холодно ответил Элжерон, и вновь повернулся к Алисе. – Приготовь мне ланч, – продолжил он. – Сегодня я буду присматривать за Маргарет. К девяти вечера свари мне крепкий кофе и сделай несколько сэндвичей. Как будет готово, принесешь в спальню, выделенную для мисс Кинсрайт.

– Но… – растерянно сказала горничная.

Элжерон сделал круговое движение пальцем и указал ей на коридор, в сторону лестницы.

– На кухню, Алиса.

– Да-да, конечно, сэр, все будет исполнено, – пролепетала она и, прижав к груди его пиджак, засеменила исполнять свою работу.

– Позвольте-позвольте! – вновь вмешалась Филиппина. – Это кто Вам дал право оставаться в спальне моей дочери ночью?! – возмутилась она.

Элжерон повернулся к ней, нависнув, и прищурился.

– Я дал себе это право. Это мой замок. Я здесь хозяин. И я решаю, в какой комнате я буду проводить свое время!

– Это возмутительно! – взвизгнула Филиппина. – Вы нарушаете морально-этические нормы, ведя себя столь постыдным образом! Мы немедленно покидаем это ужасное, мрачное, холодное и опасное место!

– Вынужден Вас огорчить но дирижабль до Абердина прибудет в лучшем случае в следующем столетии, – хмыкнул граф. – А на своем экипаже Вы засядете в снегу, едва покинув пределы моего замка!

– Мы все равно уедем отсюда! – женщина топнула ногой, и Элжерон вспылил.

– Вы лично можете катиться на все 4 стороны! Но Маргарет не уедет отсюда, пока она сама не примет это решение!

Мужчина резко развернулся и ушел по коридору. Он спустился на этаж и отправился в библиотеку. Ему нужно было как-то скоротать время, которое он собирался провести подле Маргарет, присматривая за ее здоровьем, и было бы неплохо почитать что-нибудь о проклятиях и волшебных существах.

Элжерон дернул на себя дверь библиотеки, погружаясь в тишину книжного мира. Из-за шкафа неслышно выплыл Сэмюель, вежливо улыбнувшись посетителю.

– Юный граф! Чем могу Вам услужить сегодня?

Элжерон сел на кресло у стола посреди библиотеки и закинул ногу на ногу, задумчиво затарабанив пальцами по столу.