Текст книги "Зимняя сказка (СИ)"
Автор книги: Stacey
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)
Глава 11
День перевалил далеко за вторую половину, наседая на Элжерона удивительной тяжестью от чрезмерного общения, к которому он не привык. Его прислуга знала, что не стоит беспокоить его по пустякам, и уж тем более не требовала от него диалога. Но сейчас, когда граф решил найти кого-то из них, чтобы узнать, как обстоят дела у Маргарет – никто не попадался ему на глаза. Словно замок вымер. В душевой стояла тишина, подсказавшая Элжерону, что банные процедуры баронессы на сегодня завершились, и он, решив, что было бы неплохо просто отдохнуть, направился в уютную тишину библиотеки.
Дверь притворилась за его спиной, и его укутало толстое покрывало успокоения. Книги, его безмолвные собеседники, сейчас были для него намного предпочтительней людей. Между шкафов граф заметил полупрозрачную фигуру Сэмюеля, но не придал ему значения и отправился к столу.
К своему удивлению он увидел здесь свою гостью. Маргарет склонилась над какой-то книгой. Ее волосы, еще влажные, собрались сосульками, и девушка то и дело поправляла их, но, похоже, они совершенно ее не беспокоили.
– Как Вы себя чувствуете? – произнес Элжерон. – Я не помешаю, если присоединюсь к Вам?
– О, все отлично, – кивнула баронесса. – Конечно, это ведь Ваша библиотека. Надеюсь, Вы не против, что я самовольно позаимствовала Вашу книгу?
– Отнюдь, – Элжерон улыбнулся, садясь напротив ее на стул с мягкой спинкой. – И что же Вы читаете?
– Вы знаете… – девушка неловко улыбнулась, – …я понятия не имею. Я взяла что-то с полки, пока не видел этот призрак, и сижу здесь тихонько, чтобы не привлекать его внимания. Я не спорю, что он ведет себя весьма дружелюбно, но факт его наличия меня несколько настораживает. А книга оказалась на французском. Мои познания в нем не столь сильны, как мне бы хотелось.
– Позволите? – Элжерон подвинул к себе раскрытый том и взглянул на его обложку. – О, это же "Орлеанская дева" Вольтера. Сатирическая пародия, исполненная вопиющим для тех времен вольнодумством и распутством. Если желаете, я мог бы найти для Вас ее перевод.
– Нет, пожалуй, не стоит, благодарю, – пролепетала баронесса, взмахнув руками. – Я лишь взяла, что подвернулось под руку.
– Я понимаю, – кивнул Элжерон. Он поднялся, чтобы поставить том на место. В шкафу рядом было свободное место, отмечающее, откуда же взяли книгу. – Вы не хотите чаю? Я мог бы принести его сюда, и Вам не пришлось бы покидать библиотеку и покровительство Сэмюеля. Вы ведь сбежали сюда от матушки?
– Как Вы догадались… – улыбка сбежала с лица Маргарет и она опустила голову. – Мне не хотелось сейчас выслушивать ее упреки по поводу прогулки, моей болезни… Вас…
– Не беспокойтесь, их я уже прослушал за Вас, – Элжерон тихо засмеялся. – Так что насчет чая?
Из шкафа вынырнул Сэмюель, подойдя вплотную к графу.
– Извините, Юэн, но Вы же знаете, что библиотека – не место для еды, и уж тем более напитков! – выпятив грудь изрек он, словно превратившись в рыцаря, защищающего своих подданных любой ценой. Элжерон вздрогнул и отшатнулся от него.
– Нет… – с грустью в голосе произнес мужчина. – Неужто… уже…
– Всегда так было! – провозгласил призрак. – Прошу, не приносите сюда чай. На кухне Вам с радостью его приготовят, а пить его можно и в гостиной, и в рабочем кабинете. Но прошу, не здесь!
Сэмюель развернулся и беззаботно проник обратно в недра шкафа.
– Простите, как он Вас назвал? – поинтересовалась Маргарет.
– Юэном… – ответил граф. Он уперся лбом в книжную полку, уставившись взглядом в толстые корешки, пахнущие дорогой кожей и старой бумагой. – Он начал путать меня с отцом. Просто не обращайте внимания, это наши маленькие перипетии, понятные только обитателям этого замка. Не забивайте голову еще и нашими проблемами. К тому же, это и не проблема вовсе, а так…
– …а так, лишь расстраивает Вас? – закончила Маргарет, подойдя к нему и осторожно коснувшись руки.
– Теперь я буду реже сюда заглядывать. Знаете, странное ощущение от этого. Понимание того, что я становлюсь все больше похожим на отца. Понимание, что время идет вперед, оставляя что-то позади. И что прошлое, наступившее на пятки настоящему, может принести необъяснимую боль…
– Прошу, граф, не думайте об этом. Мы можем отсюда уйти.
– А ежели наткнемся на Вашу мачеху?
– Сделаем вид, что это не мы! – улыбнулась баронесса. – Вы будете Юэном, а я… – она задумалась.
– Элизабет, – Элжерон усмехнулся.
– Прекрасное имя, мне оно нравится! Кому оно принадлежит?
– Принадлежало моей матери, – со вздохом объяснил граф. – Так Вы хотите чаю?
– О, нет, мне уже кажется, что моя кровь наполовину разбавлена этим чаем. Может, в Вашу комнату с подушками?
– Идемте, – пожал плечами граф. Он открыл перед своей спутницей дверь, пропуская в коридор, и огляделся, чтобы предотвратить встречу с Филиппиной. К счастью, ее здесь не оказалось, и путь до следующего пункта назначения был свободен.
Зайдя в комнату для медитаций, Маргарет тут же выбрала для себя самую большую подушку, расписанную турецкими мотивами. Граф, подумав мгновение, запер дверь изнутри, решив отгородиться от всего внешнего мира, и более не слышать и не видеть остальных, кто бы ни потребовал его внимания.
– Если пожелаете, я могу открыть окно, – предложил он, подходя к потухшему камину, над которым висел красивый яркий раскрытый веер. На полках стояла подставка для благовоний, которой Элжерон и занялся.
– Нет, благодарю, я так сильно замерзла сегодня, что я не перенесу еще больше холода…
– Мне так жаль каждый раз слышать о Вашей болезни и понимать, что я не знаю, как помочь Вам… – с грустью произнес граф, зажигая благовония. – Эта болезнь, страдания, холод, пожирающий Вас изнутри, что временно залечивается таким же холодом. Поразительно. Но знаете, что мне кажется? – Элжерон закончил с благовониями, которые начали распространять вокруг себя ароматный дымок, и присоединился к своей собеседнице, сев на подушку напротив ее. – Вы привели что-то злобное с собой. В мой замок.
– Я? – изумилась баронесса. – Кроме меня, матушки и охранника, которого Вы прогнали, с нами никого не было.
– Вы можете не видеть и не осознавать этого. Я не говорю о сверхъестественных сущностях. Я говорю об обычных людях. Зло творят именно они.
– И что Вы имеете в виду?
– Сегодня я выяснил, что моих лошадей изрезали. Ножом, украденным на кухне. На которой ночью ранее я встретил Филиппину. Я всего лишь сопоставил очевидные для меня факты. Мой совет Вам: попробуйте избегать ее. Уедьте от нее. Прогоните от себя.
– Ваши слова возмутительны! – Маргарет выпрямилась и надменно расправила плечи. – Вы наговариваете на моего единственного близкого человека, еще и предлагаете мне бросить ее! Только потому, что Вам что-то показалось! Вы мало общаетесь с людьми, это же очевидно, и любая сильная эмоция, проявленная в Ваш адрес, Вас попросту пугает, особенно если это неприязнь.
– Я насторожен и внимателен к деталям. Вы же ослеплены своим желанием угождать той, что навязала Вам чувство ложного долга.
– Значит, Вы предлагаете мне уехать? Сейчас?
– Отчего бы и нет? И Вы бы проверили мою теорию.
– А матушку куда прикажете девать?
– О… Пожалуй, об этом я не подумал. А если Вы предложите ей уехать?
– Граф, Ваши предложения смешны. Мне не поможет разделение с моей семьей, напротив, это угнетет мой дух, и я потеряю последние силы на борьбу.
Элжерон замолчал, не зная, какие еще правильные слова подобрать. Возможно, его подозрения были пусты и основывались на личной неприязни к Филиппине. Она была откровенно глупа, и вряд ли бы смогла найти способ привить Маргарет и ее отцу какую-то неведомую хворь, тем более, что они разительно отличались, даже были диаметрально противоположными.
– Вы просверлите во мне дыру взглядом, и я буду мерзнуть еще больше, потому что сквозь меня начнет гулять ветер, – сухо произнесла баронесса, предполагая, что ее собеседник придет в себя, но Элжерон неожиданно для себя еще больше стушевался, и отвел взгляд. Он скрестил ноги и уставился на блестящую колбу кальяна, обвитую тонким шлангом, украшенным резным янтарным мундштуком. – Вы курите этот кальян? – поинтересовалась Маргарет.
– Конечно. Иначе, зачем бы он мне был нужен?
– Я ни разу не курила кальян. Да что там, я его даже не видела вживую до этого. Очень любопытно узнать, как это, – Маргарет кокетливо улыбнулась, совершенно забыв о нанесенной ей мгновением ранее обиде.
– Я бы не советовал, – замялся граф.
– Отчего же? Я слышала, кальяны менее вредны, чем курительные трубки.
– В моем есть опиум. Небольшое количество.
Баронесса с непритворным испугом прижала к губам ладонь, затянутую в черную перчатку. Элжерону показалось, что она даже дышать перестала, но через мгновение она подалась к графу и заговорщически зашептала:
– Услышь Вас сейчас матушка, она бы мигом увезла меня отсюда, даже если бы ей противостояли все слуги этого замка. Это так… неправильно! Я слышала, опиум – ужасный наркотик!
– Если человек не в состоянии контролировать себя – это так, – фыркнул Элжерон. – Я нечасто его курю. В последний раз, полагаю, месяца два назад. Моя жизнь не настолько тосклива или нервна, чтобы мне хотелось уйти из этого мира в страну снов на постоянной основе. Но отчего в Ваших глазах я вижу интерес?
– Вы не представляете, как мне это любопытно, – с трепетом прошептала Маргарет. – Мне столько всего запрещено, я отказываю себе во множестве простых удовольствий. Я не могу даже выпить горячего чаю, придя с морозной улицы. Если это может на время дать мне забыть о болезни, могу ли я попробовать?
– Есть множество других способов о ней позабыть.
– Назовите хоть один, граф! Даже во сне меня преследуют кошмары, а в реальности происходит то, с чем Вы сами сталкивались уже дважды. Позвольте мне ненадолго помечтать наяву, очистить мысли от этого гнета, и просто отдохнуть. Мы никому не расскажем об этом, а от одного раза беды не приключится. Вы сами это сказали.
– Я не говорил…
– Вы ведь рядом, граф, – Маргарет сделала жалостливые глаза, из-за которых Элжерон почувствовал себя не в своей тарелке от необходимости отказывать девушке. – Вы же за мной присмотрите? А после я обещаю пойти спать и не беспокоить Вас до самого утра. Может, я даже не стану вновь гулять по Вашему замку ночью.
– Мы этого не знаем, – уклончиво ответил граф, уставившись на колбу кальяна.
– Но в любом случае мне станет лучше и спокойнее.
– Я мог бы приготовить для Вас отвар из трав, который неплохо бы успокоил Вашу нервную систему.
– Ах, увольте! Я пила десятки отваров! Десятки микстур! Порошков! И прочей дряни! Если не хотите разжигать кальян и Вы боитесь – пускай, тогда я пойду обратно в библиотеку читать что-нибудь на английском, пока не лягу спать. А завтра подумаю о том, чтобы покинуть это место. Ведь никаких подвижек в моем лечении нет, и я могла бы посетить еще парочку лекарей, пока мое время не подошло к концу.
– Вы вновь решили обратиться в свой фатализм? – раздраженно поинтересовался Элжерон, в то же время ощутив волнение от ее слов. – Что ж, ежели настолько хотите попробовать, пускай. Лучше под моим надсмотром, чем если Вы однажды сбежите от бдительного ока своей мачехи и сделаете это сами в каком-то сомнительном заведении.
Граф поднялся с подушек и отправился заниматься розжигом кальяна. Набрав угольков, он уложил их на их законное место и обратился к баронессе.
– Взгляните, я могу управлять не только снегом.
Он положил на угли ладонь, прислушиваясь к жару, таящемуся внутри них. Пара мгновений – и ему удалось разжечь внутри них искру, не воспользовавшись спичками.
– Ох, сколько в Вас талантов! – всплеснула руками Маргарет. – Но все же, огонь в мою сторону не мечите, договорились?
– Я не могу создать огонь без какой-либо основы, – наставительно ответил граф. – Но и, конечно же, я не стал бы подвергать Вас опасности. Если не учитывать тот факт, что прямо сейчас я делаю для Вас наркотическую курительную смесь. – Элжерон распутал трубку, садясь рядом с девушкой на подушку. – Лишь дайте мне слово, что Филиппине об этом не расскажете, – он сунул в рот янтарный мундштук, раскуривая смесь со сладким дымом.
– Это было бы подобно признанию в грехе перед апостолом Петром, которого я не совершала!
– С той лишь разницей, что мы сейчас его совершим, – ответил Элжерон, с удовольствием выпустив из себя пар. Он отдал трубку Маргарет, и она вцепилась в нее обеими ладонями. Граф заметил, что они подрагивают от волнения. – Не стоит, если не хотите. Но если почувствуете, что Вас тошнит, скажите, и мы уйдем отсюда.
Маргарет молча втянула в себя дым. На мгновение она удивленно округлила глаза, и затем выдохнула, даже не закашлявшись.
– А подействует скоро? – спросила она удивленно, отдавая трубку обратно Элжерону.
– Достаточно скоро, – улыбнулся тот, затягиваясь кальяном.
Граф уже начал ощущать действие опиатов на себя. В голове появилась приятная дымка, обволакивающая дурные мысли. Недавние тревоги начали отступать, а настроение – улучшаться. Некоторое время Элжерон и Маргарет провели в тишине, передавая друг другу трубку, заполняя пространство вокруг себя белым дымом. Его витки складывались в эфемерные фигуры, уносящие с собой все плохое. Они убеждали забыть настоящее и окунуться в призрачный мир наркотической полудремы.
Маргарет сдалась первой. Она тихо захихикала про себя, и улеглась на подушки на спину, раскинув руки.
– Это так хорошо, – мечтательно потянула она. – Мне так хорошо… И почему я раньше этого не пробовала…
– Это худший способ для достижения счастья, который можно было бы придумать, – ответил Элжерон. Он с удовольствием лег рядом со своей собеседницей, в очередной раз отдавая ей трубку.
– У Вас весь потолок в паутине, – полусонно произнесла девушка, указывая пальцем вверх.
– Франческа… – пробормотал граф, разглядывая паутинные узоры из-под полуприкрытых глаз.
– А давайте придумывать, что мы на нем видим? Как… с облаками? Я вижу… огромную черную паучиху…
– Франческа… – повторил Элжерон, следя за тем, как откуда-то из угла вылезла его питомица и, пофыркивая, спустилась к своему владельцу.
– Ты опять тут? – недовольно проскрипела она, останавливаясь рядом с его лицом. – Зачем ты зажег эту вонючку? Будешь же не в себе до утра теперь. Еще и гостье своей это дал. Зачем, спрашивается?
– Моя Фру-Фру, – ответил ей граф, подтягивая поближе к себе и прижимаясь к ее черному лохматому брюшку щекой. – Ты линяешь, как собака…
– У меня была в детстве кошка, – произнесла Маргарет. – По весне она линяла так, что я думала вязать из ее шерсти носки.
– Вот же наркоманы, – сердито пробухтела Франческа. Она вырвалась из объятий Элжерона и уползла обратно на потолок, скрывшись в недрах замка.
– Ну вот, даже паучиха меня бросила, – вздохнул граф, поворачиваясь обратно на спину. – Знаете, Маргарет, иногда я все же ощущаю одиночество. Столь всепоглощающее. Особенно зимой, когда я становлюсь для деревень чем-то вроде ненужного отверженного лесного духа. Бывают дни, когда единственный звук, что я слышу – это биение моего собственного сердца. Тук. Тук. Тук. И больше ничего. И время замирает, а я в нем будто гусеница в коконе, жду своего часа…
– Вы так много думаете, даже с опиумом, – захихикала баронесса. – А меня клонит в сон. Мы можем остаться тут и проспать до утра…
– Я погашу кальян, – вспомнил Элжерон. Он привстал и положил ладонь на угли, забирая из них пламя. – Не хочу сжечь тут все. Или… может, хочу?
– Нет, граф, не жгите, – проканючила Маргарет, садясь рядом и кладя ему на плечо голову. – Мне же нельзя быть рядом с горячим. Вы от пожара согреетесь, а я?
– Да, и вправду, погреться я могу и у камина, – кивнул ей Элжерон. – Но лучше, если Вы поспите у себя. Там окна заперты. И ключи у меня. Пойдете?
– О, граф, за Вами – на край света! – с радостью воскликнула Маргарет. Она тут же поднялась и, покачиваясь, проследовала к двери.
– Главное – не встретить Вашу мать, – буркнул граф, отправившись за ней, чтобы провести на ее этаж. Элжерон отпер дверь и безразлично выглянул в коридор, даже не запомнив, был ли кто-то снаружи, и, схватив Маргарет за руку, повел ее за собой в ее спальню.
– А что она нам сделает? – нараспев поинтересовалась баронесса. – Вы хотели замок сжечь? А она его разломает. Сделаете из руин достопримечательность. Поселитесь в деревне, а сюда будете устраивать экскурсии.
– Это прекрасная мысль, – кивнул граф, доходя до нужной двери и осторожно отпирая ее. – Чем жить в своем замке, лучше жить под открытым небом. Единым с природой. Ведь здесь, в каменном коробе, мои надменные речи о том, что я друид, лишь пустословство.
Элжерон вошел в комнату первым, помня, что нужно было проверить, выполнили ли слуги указ насчет окон. Ставни были плотно заперты, граф подергал их изо всех сил, но те даже не пошатнулись. За его спиной раздался тихий хлопок, и граф оглянулся на постель. Маргарет бухнулась на нее, раскинув руки и счастливо улыбаясь.
– Мне так хорошо, – потянула она. – Спасибо, что дали попробовать, граф.
Он пошел к двери, но на мгновение задержался у ее прикроватного столика, осознав, что видит на нем предмет, которого не должно было там быть. Граф взял с него складной нож и открыл его, увидев на лезвии размазанную кровь. Элжерон замотал головой, заставив опиум покинуть мысли, и наспех возвратил себе ясность ума.
– Откуда это здесь? – взволнованно спросил Элжерон, поворачиваясь к распластанной баронессе.
– Что – это? – переспросила она, одарив графа сияющей полусонной улыбкой.
– Нож, Маргарет! Откуда у Вас на столе нож? Им ночью изрезали моих лошадей! Я искал полдня того, кто сделал это!
– Ах, Элжерон, лошади… Люди важнее лошадей, верно?
– Что Вы несете! – возмутился он, складывая нож и пряча его в карман. – Я вернусь к Вам завтра, когда Вы придете в себя! И Вы расскажете мне, как этот предмет оказался здесь!
– Не уходите… – потянула девушка, переворачиваясь на бок и залезая выше, ложась на подушки. Она протянула к нему руки. – Лучше идите ко мне, граф! Послушаем биение сердец друг друга! Прогоним одиночество, которое гложет Вас настолько, что Вы отказываетесь в этом себе признаваться.
– Доброй ночи, – холодно обронил Элжерон.
Он вышел из комнаты и со злостью захлопнул за собой дверь. Нож, сжатый в руке, жег кожу болью животных, пострадавших от него. Почему он оказался в комнате Маргарет? Элжерон запер дверь на ключ, прогоняя от себя гневные мысли, и спустился на первый этаж. Зайдя на кухню, он встретил здесь кухарку, как обычно хлопочащую над кипящими котелками. Она обернулась к вошедшему, открыв было рот, чтобы поинтересоваться, что понадобилось графу, но так и замерла оттого, что он одним движением раскрыл нож и вогнал его лезвием в тяжелый деревянный стол.
– Твой нож. Нашелся, – прорычал Элжерон.
Он развернулся на каблуках и пошел обратно, на третий этаж, чтобы закрыться в своей комнате и просто поспать. Окунуться не в наркотический дурман, а в настоящий здоровый сон, единственный, способный подарить телу очищение и восстановление сил. Едва он открыл дверь в свою комнату, как к нему вышла Франческа.
– Ты уже пришел в себя? – поинтересовалась она брюзгливым голосом.
– Я не хочу сейчас с тобой общаться, – грубо ответил граф. – Ты ушла от меня, когда я желал общения, теперь же не проси от меня того же, – он скинул с себя пиджак с жилетом и расстегнул рубашку.
– Обниматься? – уже жалобно спросила паучиха.
– Нет, обнимать тебя я тоже не стану. Ты линяешь, мне не хочется снова снимать с себя твою шерсть. Она слишком жесткая и колется.
Граф потушил свет в комнате, забрав пламя из светильников взмахом руки, и в темноте улегся в кровать, накрывшись с головой одеялом.
– Меня сегодня все решили предать… – пробормотал он сам себе. – Я не могу доверять никому. Только себе.
– Я тебя не предавала, – обиделась Франческа. – От тебя просто плохо пахло. И в комнате плохо пахло. Я не люблю этот запах, у меня от него плывет перед глазами.
Элжерон почувствовал, как его кровать прогнулась. Паучиха, пожелав загладить свою вину, неслышно залезла на его ложе и забилась в самый угол, чтобы быть поближе к хозяину, но не дать ему повода ее прогнать. Граф вздохнул, промолчав. Паучиха от него зависела. Она была разумна, не как обычный питомец, и чувства ее были глубже, чем у прочих животных, так что они могли быть совершенно не такими как у них. Кто знал, любила ли она его как питомец, или потому, что была вынуждена это делать. Элжерон ощущал, что она нервничала, хоть и не шевелилась, замерев на его кровати черным полушарием. По крайней мере, ее волновало состояние их взаимоотношений.
– Спокойной ночи, Франческа, – тихо окликнул он своего питомца, желая успокоить и дать понять, что он не может долго на нее сердиться. Паучиха встрепенулась, тут же распустив подобранные ноги, и с ноткой радости в голосе проскрипела:
– Спокойной.
