Текст книги "Зимняя сказка (СИ)"
Автор книги: Stacey
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)
– Один день? – дрожащим голосом прошептал Элжерон ей вслед. – Как же?.. Всего один день? Уже?
Отчаяние, которого он не ощущал со времен затяжной болезни матери, цепко ухватилось за его горло, не давая вдохнуть некоторое время, и просочилось куда-то в грудь раскаленными болезненными потоками. – Всего день… – пролепетал он, вставая. Не почистив себя от снега, он на ходу потрепал по загривку дворового пса, вышедшего его проводить. Невидящим взглядом уставился на собственные следы, оставленные в снегу. Одна цепочка – его. Глубокая, с отпечатками подошв. И две – маленьких ботинок Маргарет. Две цепочки: одна вела к нему, вторая – от него, назад, туда, откуда баронесса явилась в его замок. Туда, куда ей было должно вернуться, как только она захочет. И она приняла это решение.
Элжерон неспешным шагом вывернул из-за угла на дорогу, где его дожидались сани.
– Сэр, Вы в порядке? – к нему тут же вышел взволнованный Томас, очевидно, готовый помочь и поддержать графа, если потребуется. – Что стряслось?
– Ничего, – коротко ответил Элжерон. Он взобрался на сани под вопросительный взгляд конюха. – Езжай в замок. Пришли завтра кого-нибудь сюда за счетом за товары. Полагаю, завтра я буду слишком занят для того, чтобы приехать лично? – граф обратился к Маргарет, сидящей рядом с ним. Она виновато ему улыбнулась и кивнула.
– Так нужно, граф, – тихо произнесла она.
– Как пожелаете, – холодно ответил Элжерон.
Томас с кряхтением забрался на козлы и щелкнул языком Августу, который тут же потянул сани домой.
– И еще, подготовь на завтра лошадей, на которых прибыла баронесса, – добавил Элжерон.
– Вы уже уезжаете? – удивился Томас, поворачиваясь к девушке.
– Да, – та кивнула. Элжерон не удержался и хмыкнул вслух, все же выказав свое недовольство.
– Эх, эти молодые, – громко вздохнул Томас, устраиваясь удобнее на козлах.
Глава 15
Всю дорогу до замка Элжерон молчал. Решение Маргарет об отъезде окончательно выбило его из колеи. Он даже не мог решить, злиться на нее или нет, ведь когда она уедет, это уже не будет иметь значения. Сани плавно вкатились в ворота замка, когда граф бросил косой взгляд на свою спутницу. Она задумчиво глядела вдаль. Наверно, размышляла о том, как вернется к себе домой, в Лондон, и даже не будет вспоминать об этой поездке, о каком-то графе, живущем далеко от нее, в Шотландии.
Томас подвел сани к самой лестнице, ведущей в замок. Элжерон спустился с них и поднялся к двери. В холле замка было тепло. Приятный запах родного дома, такой уютный и хорошо знакомый. Блестящая паутина под потолком, яркие сияющие светильники. Но атмосфера была какой-то не такой, как всегда. Угнетающей, тревожной. Со стороны кухни вышла Алиса, когда Элжерон уже снял с себя пальто, а Маргарет зашла в холл следом за ним, так и не дождавшись помощи в спуске с саней.
– С приездом, сэр, – взволнованно произнесла горничная.
– Что случилось? – напрямую спросил граф, отдавая ей в руки свою верхнюю одежду.
– Нашей гостье, миссис Кинсрайт, очень нездоровится, – пролепетала Алиса. – Ее служанка…
– Виолетта? – перебил ее Элжерон.
– Да, Виолетта. Она весь день в комнате мисс. Та не выходит, и очень плохо себя чувствует.
– Что?! – воскликнула Маргарет. Она подскочила к Алисе, услышав ее слова, и тут же бросилась к графу. – Пожалуйста, пойдемте, посмотрите, что с ней, скорее!
– Хорошо, – холодно ответил Элжерон.
Девушка побежала на лестницу, поторапливая его за собой, но он шел неспешно. Его осенила одна простая мысль: Филиппина заболела. Ей придется остаться здесь до тех пор, пока не она не поправится, поскольку возвращаться в Лондон в больном состоянии – ужасная идея. И все это время, пока она будет выздоравливать, Маргарет также будет в замке.
– Ну что же Вы еле идете! – с отчаянием в голосе выкрикнула она, подбегая к комнате, где жила ее мачеха. Девушка распахнула дверь, на ходу стянув с себя пальто, и юркнула внутрь.
Элжерон вальяжным шагом зашел за ней следом и прикрыл дверь.
– Добрый день, граф, – произнесла Виолетта, вставая с кресла и откладывая книгу. – Миссис Кинсрайт нездоровится, со вчерашней ночи.
– Понимаю, – кивнул Элжерон.
– Вы можете что-то сделать? – спросила Маргарет. Она села на кровать к Филиппине, укрытой несколькими пледами, и взяла ее за ладонь.
– Маргарет, – слабо пролепетала та, улыбнувшись ей.
– Позвольте взглянуть.
Граф сцепил руки за спиной и подошел к больной, прислушиваясь к ней. Элжерон тут же ощутил, что особой опасности не было. У Филиппины было лишь небольшое малокровие и общее недомогание, вызванное этим. Она выглядела уставшей и крайне бледной. Элжерон, несомненно, мог бы привести ее в чувство, активизировать силы ее организма, и к завтрашнему дню она вновь была бы в норме. И Маргарет смогла бы спокойно уехать, как она и запланировала.
– Ничего особенного или опасного, – произнес он, отступая от кровати и становясь рядом с Алисой, которая прибежала за ними следом. – Лишь легкое малокровие. Лечится постельным режимом, покоем и правильным питанием. Думаю… дней пять-семь будет достаточно, чтобы силы миссис Кинсрайт восстановились, и она встала на ноги. Моя прислуга предоставит Вам должный уход, – он кивнул Филиппине, поднявшей на него глаза, и она слабо улыбнулась.
– Спасибо, граф… Простите, что доставляю Вам столько неудобств… Старость, понимаете…
– Все в порядке. Поправляйтесь, – ответил он.
Элжерон вышел из комнаты, и следом за ним вышли Алиса и, к его удивлению, Маргарет, чей вид отчего-то был крайне недовольным. Граф повернулся к своей горничной.
– Нагрей, пожалуйста, ванну, – приказал он.
– Для кого? – захлопала глазами женщина.
– Алиса. Для кого? – скрипнув зубами переспросил Элжерон. – Иди и нагрей ванну для меня, Алиса. И живее, я замерз в этой чертовой поездке. Так что пошевеливайся.
Горничная кивнула ему и убежала исполнять указание.
– Зачем Вы нахамили бедной женщине? – выступила Маргарет.
– Я просто отдал распоряжение своей прислуге, – ответил граф, глядя поверх головы своей собеседницы. – Вас что-то в этом не устраивает?
– Очень даже! – возмутилась та. – Например то, что Вы никак не помогли моей матушке!
– Мачехе, – поправил ее Элжерон.
– Матушке! – настойчиво повторила баронесса. – Я видела, на что Вы способны, о, Вы не преминули много раз продемонстрировать мне свои умения, и сейчас внезапно Вы решили, что моя матушка этого недостойна? Не пытайтесь убедить меня, что Вы ничего не в состоянии сделать в случае недомогания и малокровия после того, как на мне же заживляли ожоги без единого шрама!
Элжерон промолчал. С потолка медленно упала паутинка, блеснув в свете одинокого солнечного луча, дотянувшегося сюда из самого окна, и граф подумал, что нужно проверить, как там его Франческа. Она даже не вышла его встретить.
– Это чтобы я не уезжала? – произнесла Маргарет, заставив Элжерона вздрогнуть. – Вы решили пустить все на самотек, чтобы я осталась здесь еще на несколько дней?
– С Филиппиной все будет хорошо. Ей просто нужен отдых. Возможно, на нее повлиял чистый воздух, а может – отсутствие прогулок, ведь все то время, что она была здесь, она сидела в стенах замка. Может, она перенервничала из-за Франчески. А возможно просто также, как и Вы, разнервничалась из-за Вашего положения. В деревнях есть пара фельдшеров, но они не слишком высококвалифицированы, и могут предоставлять только основную срочную помощь. Чаще всего, пока не подоспею я. Но в Абердине живет неплохой врач. Если Вы сомневаетесь в моем диагнозе, я бы мог отправить кого-нибудь за ним, но уже близится вечер. И сегодня воскресенье. Смертельной угрозы для жизни Вашей мачехи нет, так что вряд ли он сорвется из своего дома, бросит семью и примчится сюда, зная, что здесь нахожусь я. Но вот завтра, с утра…
– Вы самодур! – выкрикнула Маргарет, заставив Элжерона изумленно охнуть. Он не успел ничего ответить, как девушка пересекла коридор и зашагала в свою спальню, громко хлопнув дверью напоследок.
– Подумать только, – надменно фыркнул Элжерон.
Он также решил отправиться по своим делам. Все же, это была его маленькая победа. Вот такая странная, которую он получил не действием, а наоборот, бездействием. Не приложив никаких усилий, решив не помогать женщине, которая его откровенно ненавидела, он получил еще несколько дней общения с Маргарет. Она побудет в этом замке. Может, за это время графу удастся ей помочь. Но что если нет, и так он эгоистично украл ее время, которое она могла бы потратить на поиски лекарства от своего недуга? Хотя нет, это, конечно же, ерунда, ведь ни один лекарь не мог определять болезни и лечить их так, как Элжерон. И никто не верил в те силы, которыми обладал он, и что довлели над юной баронессой. Ей будет лучше здесь, в замке. Тут, под защитой графа, она была в большей безопасности, нежели она считала.
Элжерон дошел до своей ванной комнаты, где его уже ждала горячая ванна. Алиса подошла к нему и услужливо улыбнулась.
– Желаете еще чего-нибудь?
– Если можно, ужин через час. Лучше даже через полтора, – ответил Элжерон, смягчаясь. – Спасибо за ванну, – добавил он вслед удаляющейся горничной. – И попроси никого меня не беспокоить, пока я здесь.
– Конечно, сэр, – улыбнулась Алиса.
Элжерон запер дверь изнутри, и только оставшись в полном одиночестве, наконец, смог спокойно вздохнуть. Все же Маргарет его раскусила. Неужели его намерения были столь очевидны, что нежелание помочь Филиппине выглядело не как его решение, а как обычный каприз? Граф покачал головой. В любом случае, он выиграл немного времени. Для себя. Для того, чтобы попытаться помочь Маргарет. Или просто провести с ней время? Элжерон решил подумать об этом позже, когда она вновь пожелает с ним общаться.
Граф разделся, аккуратно развесив одежду на стойке, и окунулся в горячую воду. Он любил эту большую мраморную ванну, стоящую на массивных металлических ножках, изогнутых, словно лапы какого-то диковинного зверя. В ней можно было вытянуться во весь рост, наслаждаясь горячей водой. Элжерон не сразу понял, что можно было не заставлять Алису возиться с ванной, ведь он сам мог нагреть воду, но уже было поздно сожалеть о своих словах. В конце концов, в этом Маргарет была права. Не стоило так отчаянно пропускать через себя каждую эмоцию других людей.
Элжерон глубоко вдохнул и окунулся в ванну с головой, ложась на ее дно. Мир мгновенно потерял все свои звуки и формы. Вода окутала его приятным жаром со всех сторон, а единственным звуком остался стук его сердца в ушах. Граф открыл глаза, глядя сквозь воду на чуть колышущийся потолок. Неплохо было бы остаться здесь, на дне, в тишине и покое, словно в коконе. Может, оттого сом из деревенского озера не поднимался вот уже несколько столетий? Но Элжерон, к сожалению, не был рыбой, потому вскоре был вынужден вынырнуть за глотком воздуха. Он стряхнул капли с лица и откинул назад волосы. Найдя мягкое полотенце на столике рядом, он подложил его под затылок и устроился в ванне поудобнее, решив проверить, умеет ли он еще делать одну забаву.
– Водная гладь, что зеркальная твердь, – произнес он, касаясь поверхности воды. – Позволь, что хочу я, сейчас мне узреть.
Он провел ладонью по кругу несколько раз, создавая маленький водоворот, и в его центре, покрывшись мелкой рябью, появился образ. Элжерон убрал руку, позволяя воде утихнуть, и самодовольно ухмыльнулся. Давно уже ему было не интересно наблюдать за обитателями замка, но теперь эта потеха получила новый вкус.
Поверхность воды замерла, показав Элжерону часть комнаты Маргарет. Девушка сердито расхаживала по кругу, похоже, что-то бормоча себе под нос и возмущаясь. Граф был почти уверен, что прочел по губам ее очередное "самодур", и улыбнулся этому зрелищу.
– А что ты там рассматриваешь? – донесся до него скрипучий голос из-под потолка.
– Ничего! – воскликнул Элжерон, тут же хлопнув ладонью по водной поверхности, подняв сноп брызг. – Я ничего не рассматриваю, просто задумался! – добавил он, подняв голову на Франческу. Она черным пятном сидела прямо посреди потолка, крепко вцепившись лапами в его поверхность.
– Почему ты ко мне не зашел? – обиженным тоном спросила она, зашевелившись. Паучиха медленно спустилась с потолка на пол и положила две лапы на бортик ванны.
– Ты сама ко мне не вышла, – напомнил граф. – Я бы нашел тебя позже, закончив принимать ванну. Я устал за сегодня и хотел немного передохнуть.
– Как ты можешь отдыхать без меня?
Франческа закопошилась, и Элжерон с подозрением покосился на то, как она начала перевешиваться через край ванны, очевидно, намереваясь залезть внутрь.
– О, нет, Фру-Фру, стой, не лезь, – недовольным тоном заворчал он, тщетно пытаясь оттолкнуть тяжелого питомца.
– Но я хочу, – проканючила паучиха, настойчиво перевалившись через край и громко плюхнувшись в воду, окатив графа с головой и залив весь пол вокруг.
Франческа вынырнула и начала устраиваться на Элжероне удобнее. Две передние ноги она вытащила из воды и положила их на бортик ванны, куда-то за голову мужчины, а прямо ему на плечо, над водой, пристроила хелицеры. Ее тяжелое брюшко улеглось ему на живот и ноги, лишая возможности пошевелиться. Элжерон кое-как выпростал руки и положил их на своего питомца. Франческа тихо заурчала ему на ухо, словно огромное пушистое животное. Граф медленно провел ладонью по ее лохматой спинке. Среди щетинок затесались пузырьки воздуха. Потревоженные его прикосновением, они взлетели на поверхность воды, начав лопаться с тихим шипением.
– Ты просто вся пузыришься от счастья, – засмеялся Элжерон.
– Тут тепло, – промурлыкала паучиха. – Люблю сидеть с тобой в ванне.
– Но мне хотелось провести хоть часок в одиночестве. В тишине. И ты вдруг свалилась на меня с потолка. Чудовище ты лохматое, – заворчал граф.
– Я твой паучок, – захныкала Франческа. – Твой маленький паучок.
– Конечно, конечно, – ответил граф, почесывая ее под лапами. – Маленький паучок. Под которым я уже с трудом дышу. По весу ты скорее хороший кабанчик, а не маленький питомец.
– Ну и ладно, – буркнула Франческа.
– Что ты думаешь насчет Маргарет? – спросил Элжерон. Кому, как не своей паучихе он мог довериться.
– Почему ты меня спрашиваешь? – пробулькала Франческа, чуть не сползая под воду. Элжерону пришлось подхватить ее и, закряхтев, потянуть повыше.
– Она обозвала меня самодуром. Представляешь? – граф не выдержал и засмеялся.
– А что это? Очень плохое? Я всегда могу ее укусить.
– Нет, это не так уж и плохо. То есть… Это означает, что я совершаю некоторые действия, основываясь только на своей прихоти.
– Но это так и есть, – постановила Франческа.
– Вот уж спасибо, – хмыкнул Элжерон. – Теперь я граф-самодур. И так считает даже мое домашнее животное.
– Паукообразное.
– Домашнее паукообразное, как скажешь, но факта это не меняет. Она рассердилась, что я не захотел лечить Филиппину, чтобы она…
– Хочешь оставить ее тут на подольше?
– Ну… может… – промямлил Элжерон.
– Скажи ей, что хочешь, чтобы она вообще осталась. Что в этом такого?
– Во-первых, что ты против нее, – ответил Элжерон.
– Я не так уж против, – Франческа уперлась тремя лапами в одну сторону ванны и перевернулась на бок. Ее четвертая острая нога уперлась графу в щеку. – Это я последняя из вида. Ты – нет. И это значит, что ты не обязан тоже всю жизнь сидеть здесь, в замке, один.
– Во-вторых, она из Лондона, – напомнил Элжерон, осторожно убирая от своего лица острую твердую черную ногу. – Мы из разных миров. Я здесь, посреди леса, занимаюсь делами деревень. Она из индустриального огромного города. У нее наверняка много друзей. Знакомых. В конце концов, какие-то дела и обязательства.
– Как много у тебя отговорок, – проворчала Франческа. – Если бы ты вправду хотел, чтобы она осталась, ты бы нашел способ убедить ее. Или ты просто боишься это сделать?
– Наверно… – Элжерон прижал паучиху к себе покрепче, поглаживая мягкую шерсть. – Ты же знаешь. Я замкнутый. Нелюдимый. Плохо нахожу общий язык с людьми. И еще хуже общаюсь с женщинами…
– Со мной ты отлично общаешься.
Элжерон тихо рассмеялся.
– Я вырастил тебя чуть ли не с самого яйца. Ты мой любимый питомец, пусть и женского пола. Но ты моя паучиха, а не женщина. Не кто-то из моего рода.
– Тебе с ней трудно общаться?
– Нет… совсем нет, – граф улыбнулся, глядя в стену напротив себя. – Наоборот, хочется много-много с ней беседовать. Обсудить ее любимые книги. Я так и не спросил, что она любит читать. Послушать, может, о жизни в Лондоне. Проводить вечера, вроде этого, у камина. Или, может… да боже, может даже в ванне, вместо объятий с паучихой? Ах, да, помочь ей. Избавить от жуткого проклятья. Эта ее болезнь… – Элжерон застонал, подняв голову. – Я не знаю, как ей помочь, это так мучит меня. Я смотрю, как страдает она, и мучаюсь сам. Я бесполезен…
– Может, сходишь… спросишь? – предложила Франческа.
В душе графа тут же поднялась буря негодования.
– Нет, нет, Фру-Фру! Я не пойду туда! Ни за что! И ты не вздумай соваться! Если узнаю, я ох как тебя накажу, ты даже не представляешь, как!
– Ладно, я никуда не пойду тоже, – буркнула паучиха.
Она внезапно подобрала под себя лапы и встала в ванне. С ее брюшка потек целый водопад, но Франческа переступила через край и вылезла на пол. Она вцепилась в него всеми ногами и тщательно обтрусилась, окончательно забрызгав всю комнату. Элжерон внезапно обнаружил, что воды в ванне осталось едва ли половина, и этого уже было совершенно недостаточно, чтобы дальше наслаждаться банными процедурами.
– Ну вот, ты мне все испортила, – обреченно вздохнул граф. Он тоже вышел из ванны и начал вытираться полотенцем, что ранее лежало у него под головой.
– Пошли ужинать? – предложила Франческа. Она настойчиво потрогала его ногу и начала толкать мокрым боком в сторону двери.
– Сначала мне нужно тебя обсушить, – улыбнулся тот. Он коснулся шерсти паучихи и провел по ней ладонью. Вода крупными каплями мгновенно стекла с нее на пол, создав еще одну большую лужу. После этого он обсушил и свои волосы. Однако же тело он все равно предпочитал вытирать полотенцем. Элжерон рассеянно почесал своего питомца и начал одеваться.
– Бедная Алиса будет теперь долго здесь убирать, – пробормотал он себе под нос. – Может, додумается не как обычно "все сама", а отдаст часть работы младшим горничным, той же Сесили. В ней-то энергии побольше будет. – Элжерон вздохнул, причесываясь у большого туалетного зеркала. – Мне приходится каждый их шаг контролировать и говорить, что делать. Почему Алиса сама не хочет рационально распределять объемы работ, а пытается все делать самостоятельно, если в этом нет нужды, и я готов нанимать ей подмогу?
– Это она тебе так выказывает свою любовь, – подсказала Франческа.
– О, расскажи мне, большая паучиха, как ты разбираешься в людской любви, – фыркнул граф.
– Я могу запросто сказать, что ты ужасно не любишь ту, вторую женщину.
– Кстати, Филиппина ничего сегодня не делала? – поинтересовался Элжерон.
– Нет, она пролежала всю ночь и весь день в кровати. Никуда не ходила. К ней бегала еще одна чужая женщина. И Алиса.
– Значит, ничего подозрительного? – граф присел рядом с Франческой, ласково гладя ее чистый черный бок.
– Нет совершенно, – она покрутилась, подставляясь под его ладонь.
– Тогда пойдем ужинать?
– Да, да, ужинать! – обрадовалась паучиха. Она побежала по полу, резво вскочив на стену и дальше на потолок.
– Ты заслужила хороший ужин, – усмехнулся ей Элжерон.
Глава 16
Ночь неспешно опускалась на статный замок, одиноко возвышающийся на холме. Белые поля вокруг отражали тусклый свет звезд и молодой луны, уговаривая всех поскорее лечь спать и насладиться одной из последних зимних ночей, холодных, тихих и таких спокойных. Жители замка давно разбрелись по своим спальням, отдыхая после очередного дня, наполненного тревогами и ежедневной рутиной, и только его хозяин продолжал блуждать по коридорам, исполненный тревожного ожидания чего-то, чего он и сам не знал.
Элжерон заглянул на кухню, окинув взглядом черный стол, скрытый под какой-то материей, чье наличие, очевидно, позволило кухаркам сегодня комфортнее за ним работать. В столь поздний час здесь уже никого не было. Граф ощутил исходящие от печи остатки тепла, уютные и приятно пахнущие угольками. Элжерон расстроенно вздохнул из-за сожженного стола и постарался отогнать от себя мысли о том, что сотворил сегодня у плотника в мастерской. Он даже не знал, что страшнее: счет, который должен был скоро прийти, или пересуды, которые наверняка расползлись по деревушке в тот же день, едва кто-то прошел мимо мастерской, из всех щелей которой тянулись молодые зеленые побеги. Элжерон дернул губами, пытаясь изгнать из мыслей свой стыд, и отправился дальше в обход своих владений. Каждая качнувшаяся тень, каждый случайный шорох или непривычно отразившееся от стен эхо заставляло его сердце нервно ухнуть в груди, напоминая о вчерашней встрече, о том, как он столкнулся с жутким духом, или черт знает, кто это был. Элжерон, как обычно, начал с подвала. Там было сыро и очень холодно, но тихо. Первый этаж также был пуст, и, пройдя сквозь второй этаж, Элжерон уже неспешно дошел до своей спальни на третьем. Сперва он подумал о том, чтобы заглянуть к Маргарет, но по словам Алисы, она легла спать рано, и ее компаньонка присоединилась к ней, так что вломиться в спальню молодой девушки было бы уже слишком.
Граф зашел к себе, бросив внимательный взгляд в верхний угол. Франческа сидела там, где он ее и просил, трогая ногой одну из нитей, едва видимых в отблеске светильников.
– Хозяин, – тут же произнесла паучиха.
– Да, что, мой паучок? – спросил Элжерон. Он снял с себя пиджак и аккуратно повесил его на стойку для одежды.
– Молодая девушка. Она опять вышла из спальни и ушла.
– Что?! – Элжерон обернулся к своему питомцу. – Где она? Когда успела? Я ведь только что обошел по кругу весь замок, и не встретил ее!
– Она сейчас в оранжерее. Не двигается, просто стоит.
– Проклятье, неужели опять то же, что в первый день, – прорычал мужчина. Он схватил с кровати плед и стремительно зашагал к двери. – Не ходи за мной, – добавил он, – в прошлый раз тебе было слишком плохо, и я не знаю, что будет в этот. Не хочу, чтобы ты пострадала.
Элжерон сбежал на первый этаж, пронесся через длинную прогулочную галерею и остановился только перед дверью оранжереи. Граф наспех отдышался и медленно открыл ее. Он сразу же увидел Маргарет. Она стояла у одного из панорамный окон и будто смотрела во мрак ночи, но граф знал, что она наверняка вновь ходит во сне, и, возможно, кто-то ее вел за собой. Элжерон заметил на ней длинное ночное платье и вздохнул с облегчением.
– По крайней мере, сегодня ты решила прогуляться одетой, – усмехнулся он, осторожно подходя к девушке. Он развернул плед и растянул его, словно собирался поймать в сеть дикого зверька, не навредив ему. – Думаю, если я осторожно укутаю тебя в одеяло и отведу обратно в спальню, с тобой ничего плохого не произойдет, вроде того, что случилось в прошлый раз, верно?
– Уверена, что это так, – ответила Маргарет, поворачиваясь к графу. Тот так и замер с пледом в руках, уставившись на нее в растерянности. – Я не сплю, – улыбнулась девушка. – А Вы, я погляжу, вышли на охоту за мной? Неймется, что кто-то в Вашем замке не соблюдает распорядок дня?
– О, я, простите, я подумал, что Вы вновь гуляете во сне, и я… переволновался… извините… – Элжерон начал аккуратно складывать одеяло. – Вы в первую ночь так меня напугали, а еще я перед сном обошел весь замок, и нигде Вас не видел. И вдруг Франческа сказала, что Вы тут. Я уж было и решил… Но что Вы здесь делаете? Неужто Вам не спится в такой поздний час?
– Не волнуйтесь так, – Маргарет отошла от окна и приблизилась к графу, отчего тот невольно отшатнулся, но девушка прошла мимо и села на бортик выключенного фонтана. – Да, мне не спалось. Знаете, в болезни самое тяжелое – это одиночество. Не то, когда никого нет рядом. А когда ты остаешься один-на-один с самим собой. Со своими мыслями. Они роятся и роятся в голове, не давая уснуть, и ты не можешь никак избавиться от них и погрузиться в спокойный сон. Разве что пойти прогуляться, чтобы глаза отвлекли голову, и было что-нибудь другое, о чем я могла бы подумать, кроме своего бедственного положения.
Элжерон в нерешительности смял в руках одеяло и отложил его на край клумбы.
– Вы себя плохо чувствуете? Вам нужна помощь? Может, приготовить чаю?
– Ох, Элжерон, да какой чай, – тихо вздохнула баронесса, чем смутила мужчину еще больше. В оранжерее повисла неловкая тишина. Граф не знал, нужно ли ему что-то сказать, или ему стоит отправиться в постель, либо же лучше сперва убедить девушку отправиться спать, чтобы она более не блуждала по замку без присмотра. Маргарет осторожно расправила края своего белоснежного ночного платья, что сливалось с цветом ее волос, и вновь заговорила: – Скажите, граф.
– Да? – встрепенулся тот. Он подошел к Маргарет и остановился рядом с ней, решив не садиться на каменный парапет. Рыбки в фонтане медленно и сонно плавали, даже не тревожа поверхность воды, в которую баронесса опустила ладонь, предварительно сняв с нее перчатку.
– У Вас была женщина? – внезапно спросила Маргарет.
– Что? – опешил граф. – О чем Вы…
– Вы прекрасно понимаете, о чем я, – баронесса кокетливо засмеялась, прикрыв улыбку ладонью. – Но учитывая, что цвет Ваших щек почти сливается с цветом волос… – на этих словах Элжерон невольно приложил ладонь к пылающей от смущения скуле, – …да и беря во внимание Ваше окружение и стиль жизни, уверена, что нет.
– Я… право слово… – дрожащим голосом произнес Элжерон. – Вы задаете… такие вопросы…
– И мне тоже не повезло, – бесхитростно ответила девушка, совсем по-ребячески мотнув головой. Элжерон невольно отступил на шаг, пряча глаза, не представляя, что ему на это ответить. – Знаете, как говорят, – продолжила Маргарет, и не требуя от него ответа, – что люди, которые знают, что им недолго осталось, пускаются во все тяжкие. Стремятся успеть сделать то, чего не делали раньше, попробовать что-то необычное. А я не смогу. Если прикосновение к моей коже оставляет на ней язвы и ожоги, Вы можете представить, что со мной бы произошло, если бы я рискнула? – Маргарет расхохоталась, каким-то неестественным смехом, который показался Элжерону крайне нервным. Постепенно ее смех начал меняться, и уже через несколько мгновений он сменился истеричными рыданиями. Граф окончательно растерялся и заметался по оранжерее, думая, пойти ли на кухню за водой, либо же как-то утешить девушку, чьи рыдания отчего-то перемежевывались с ойканьем. – Я не могу поехать, куда мне бы хотелось, хоть у меня и есть деньги, – продолжила она, – Во многий местах мне жарко, от переездов мне плохо, в гостиницах не понимают, что мне нужен холод, а не хорошо натопленный камин. Я не могу есть любую еду, какую мне захочется, потому что почти вся она подается горячей, и весь ее вкус и достоинство именно в этом. Я не могу носить одежду, которая мне нравится, поскольку вынуждена выбирать то, что закрыто, чтобы никто не коснулся меня. Я не могу общаться с мужчинами, потому что… – Маргарет икнула и поднесла дрожащие ладони к глазам. Элжерон не выдержал и подошел к ней, сев рядом. Девушка опустила руки, и граф увидел на одной из ее перчаток отблеск. Элжерон с удивлением понял, что она плакала льдинками. Крошечными кусочками льда, в которые превратились ее слезы, и, по-видимому, они так резали ее глаза, что она тихо охала от боли физической, что смешивалась с болью ее души.
– Вы в порядке? – взволнованно спросил граф, бережно взяв девушку за запястья, скрытые под тканью свободных манжетов платья.
– Нет, Элжерон, я не в порядке! Как, глядя на меня, можно решить, что я в порядке?!
– Извините… – пробормотал граф, отпуская ее. Маргарет глубоко вдохнула, очевидно, пытаясь успокоиться, и заговорила уже более ровным голосом:
– Это началось не так давно, где-то месяц назад. Слезы превратились в крошечные кусочки льда. С тех пор я старалась держать себя в руках и не выплескивать эмоции, поскольку… это очень больно. И от ощущения боли хочется рыдать еще больше, но и она становится сильнее… Замкнутый круг, в который лучше просто не вступать. А еще… Вы знаете, весь мой организм будто остановился.
– Остановился? О чем Вы?
– Я больше не хочу есть. Не хочу пить. И… мне это стало не нужно. Холод вытесняет из меня все мои естественные потребности, замораживая меня, будто какую-то тушку в глубоком погребе, – Маргарет горько усмехнулась и повернулась к мужчине. – Будь я здоровой, а Вы не столь робким… осмелились бы Вы?..
– Ч-что осмелился? – он внезапно заикнулся, и нервно сглотнул.
– О, ну конечно, нет, – Маргарет нежно ему улыбнулась и ласково провела ладонью в перчатке по щеке, отчего Элжерон окончательно закостенел от замешательства и смущения. – Вы так наивны и бесхитростны, что стеснение – неотъемлемая Ваша часть. Вы не способны на импульсивные поступки, такие, что могли бы раз и навсегда изменить Вашу жизнь не известным Вам образом. Но перед приближающейся смертью я поняла одно: наше стеснение, робость, оглядки на других людей, постоянное принятие во внимание их мнения и взглядов строят перед и вокруг нас непреодолимые стены, за которые мы прячем то, чего мы на самом деле хотим. Или даже сами от этого прячемся, не желая признаваться себе, и боясь того, что эти желания встретят чье-то осуждение, а наше решение приведет к событиям, что в дальнейшем нам не изменить. Но если не пробовать, не решаться разрушить эту стену – Вы останетесь, как я, в тишине, пустоте, в окружении лишь своих мыслей о том, как когда-то давно Вы могли бы поступить, и насколько все вышло бы иначе, не рискните Вы вытащить из своей стены хотя бы один кирпич и взглянуть, что находится за ней, ведь эти стены для Вас формируют отнюдь не уютный и безопасный дом, как Вы привыкли думать.
– Мой дом для меня… скорее как нора для зверя, – выпалил Элжерон, чтобы наконец произнести хоть что-то, отстраненное от печальных и тяжелых размышлений юной баронессы.
– Ну что Вы, граф, – Маргарет мило засмеялась, очевидно, чтобы окончательно отогнать от себя слезы. – Какой же Вы зверь? Когда мужчину сравнивают со зверем, представляется некто огромный и дикий, похожий на медведя или тигра.
Элжерон в негодовании вскинул брови. Баронесса откровенно умаляла его достоинства.
– Вы пытаетесь отомстить мне за сравнение с кошкой? Поверьте, я тогда не подумал, и был излишне встревожен, оттого неудачно пошутил.
– Я вовсе не сержусь на Вас за те слова. Просто мне подумалось, что Вы скорее…
– …паук, Вы уже говорили когда-то. Считали, что я ночью превращаюсь в рыжего паука, оттого живу один, и у меня столь непривычный питомец.
