Текст книги "Зимняя сказка (СИ)"
Автор книги: Stacey
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)
Глава 19
Гостиная мягко прогревалась уютным камином, что похрустывал тщательно наколотыми поленьями. Элжерон сидел рядом с ним в кресле, рассеянно глядя пустым взглядом на шахматную доску, на которой не стояло фигур, и слушал, как в отдалении, на втором этаже, стучали инструментами рабочие. Граф нанял их в Абердине, и по их словам, еще несколько дней – и стена будет восстановлена, и получится даже лучше, чем старая. От Элжерона требовалась лишь солнечная погода, или хотя бы отсутствие осадков на время строительства. Впрочем, пока что ему не пришлось применять свои силы. Погода стояла ясная и теплая. Весна развернулась в полную силу, словно кто-то распахнул двери ее клетки, и теперь она вволю могла танцевать на заснеженных лугах, стаптывая остатки зимы до самой земли и пробуждая жизнь.
За последние два дня произошло так много всего, что Элжерон никак не мог это воспринять. Отец Андрес прибыл настолько быстро после гибели Ариадны и Филиппины, словно стоял под дверями замка и дожидался подходящего момента, чтобы войти. И по его глазам можно было прочесть, что он готов возложить на графа грех убийства женщины. Будто она сам развалил ту злосчастную стену, чтобы она пренепременно упала прямо на нее. Видимо, это было из-за выражения лица Элжерона, ведь он все еще был шокирован, но не смертью Филиппины, а тем, что он сотворил собственными руками с бедной Ариадной.
К удивлению графа, и Маргарет, и вся прислуга встали на его сторону. Когда прибыла полиция, все в один голос заявили, что это был несчастный случай, а про Ариадну и вовсе никто не упоминал, будто ее и не было никогда. С одной стороны, Элжерон был рад понять, насколько много близких и дружных людей его окружало, но с другой, он ощутил себя преступником, а всех окружающих – соучастниками преступления, что покрывали его. Вновь и вновь на него накатывала волна стыда и отвращения к самому себе, он проигрывал в голове это событие и думал, думал, думал… Размышлял, не лучше было бы пожертвовать, в конце концов, собой в этой ситуации. И не стало ли произошедшее актом крайнего эгоизма. Ведь он всегда был болезненно альтруистичным, и его поступок пошатнул его отношение к самому себе.
Похороны прошли быстро. Маргарет отчего-то пожелала захоронить Филиппину на кладбище церкви отца Андреса, а тот согласился провести отпевание. Власти Абердина пошли Элжерону навстречу и выдали все необходимые бумаги в связи со смертью женщины, которые позволили бы Маргарет вернуться в Лондон без каких-либо вопросов, подозрений и косых взглядов в ее сторону. Во время похорон она тихо плакала на плече графа, сминая в руках деревянные четки, а он молчал, поджав губы, чтобы не высказать то, что он думал насчет ее беспочвенной скорби. Все же, любовь имеет разные формы и проявления, и если ее была таковой, он не смел ей перечить.
Отец Андрес провел службу со всей старательностью на которую был способен, но по его глазам Элжерон видел, какое мнение он имел по поводу произошедшего. Кроме того, он заметил, как священник что-то нашептывал одному из полицейских, прибывших в замок, но судя по тому, как страж порядка кривился, его слова были для него лишены смысла. Да и никто не выдвинул ни одного обвинения в адрес графа, так что можно было считать, что происшествие не создало для него особых проблем.
Вернувшись с похорон, Элжерон сразу же отправился в жилище Ариадны. В одиночестве. Он никому не позволил идти с собой, и никому не сказал, куда он собрался. Едва войдя в ее дом, он залился слезами раскаяния. Здесь все еще стоял запах его владелицы. Эти травы у стен, дурацкий череп, из-за которого граф на мгновение задумался, надо ли его хоронить или нет, но в результате решил, что в этом нет нужды, остатки еды в котелке у очага.
Он обошел все три комнаты, тихо ведя беседу с Ариадной, прося у нее прощения, надеясь, что где бы она ни была, она бы его услышала. К сожалению, граф не нашел никаких книг, которые могли бы ему пригодиться. Элжерон застелил простую постель, покрытую мягкой сухой травой, и положил сверху остатки платья, что подобрал на полу танцевального зала. Ведь никто не должен был узнать, что у него была гостья, которая исчезла неизвестно куда. Элжерон аккуратно разложил платье, будто его собирались с минуты на минуту надеть, и, с трудом пройдя сквозь узкий лаз, запечатал его при помощи своих сил снаружи так, чтобы никто и никогда не смог его найти, скрыл под толстыми корнями деревьев, грудой камней и мягким зеленым мхом. Так он решил для себя, что создаст место упокоения Ариадны, ее гробницу. Ее подземный дом. Пристанище, в котором ее никогда не потревожат. Граф в последний раз проглотил слезы, попросил у дракона прощения – и вернулся в свой замок, где предпочел максимальное уединение.
Он избегал прислуги, почти не выходил из своего кабинета. Убийство, совершенное его руками, давило на него тяжелым гнетом, и он не знал, как скоро лечебное время поможет ему избавиться от этой тяжести на душе. Он решил просто подождать, а как будет пора – вновь заняться делами своих деревень. До тех пор у него не осталось ничего, что требовало бы его немедленного вмешательства.
Но главное – пришло время Маргарет уезжать…
В дверь гостиной настойчиво постучали и, не дожидаясь разрешения войти, распахнули ее.
– Сэр, вы не можете продолжать тут прятаться, – с укором в голосе произнесла Алиса.
– Я и… не прячусь, – отрешенно ответил Элжерон, взмахнув рукой и даже не повернувшись к своей горничной. – Если бы я хотел спрятаться… Я бы был в рабочем кабинете в подвале…
– Вы там были вчера.
– …или на чердаке у Франчески…
– А там Вы были позавчера с вечера и до самой ночи.
Элжерон рассеянно почесал макушку, не зная, что и ответить.
– Но теперь-то я в гостиной. Это довольно открытое место. С окнами. Без паутины.
– Сэр, я говорю о том, что Ваша гостья готова отправиться в путь. И она хотела бы с Вами попрощаться.
– Я не уверен, что это необходимо, – холодно произнес Элжерон.
– Мне передать ей, что она может уезжать?
– Нет! – воскликнул мужчина. – Скажи, что я выйду через пару минут. Мне нужно…
– Я думаю, она подождет, – с добротой в голосе произнесла Алиса. Дверь за ее спиной тихо притворилась, но Элжерон не смог остаться наедине со своими испуганными мыслями, поскольку из угла вылезла Франческа.
– Не сиди тут, сходи попрощайся, – сказала она. – Все же, она твоя гостья. Это так невежливо.
– Я не могу, – тихо произнес Элжерон дрожащим голосом. – Как я… пойду туда? Что я скажу? Прости-прощай, я был рад познакомиться, но хватит, езжай домой?
– Попробуй предложить ей остаться, – легко обронила паучиха.
– Ох, не говори глупостей, – пробормотал граф, поднимаясь со своего кресла. – Будь здесь, если ты не против. Она все же тебя опасается.
– Опасается? Мы с ней уже попрощались! – весело отозвалась Франческа, забегая на потолок.
– Как так? – удивился граф, уже стоя в дверях. – Она поняла тебя?
– Не думаю. Но сказала, что я необычная, большая и блестящая. И велела за тобой присматривать. Так что я пришла сказать тебе, чтобы и ты к ней сходил.
Элжерон покачал головой и вышел в коридор. До холла было не так далеко, граф отсюда услышал тихий голос Алисы и задорный смех Маргарет. Теперь она смеялась. И она делала это легко и открыто. Элжерон даже представить не мог, какое бремя она с себя сбросила после выздоровления. Он через силу, на негнущихся ногах вышел к своей гостье, готовой отправиться в обратный путь.
Маргарет тут же повернулась к нему и мило улыбнулась.
– Спасибо, что все же решили выйти, – произнесла она с долей насмешки в голосе. Будто ее забавляло то, что Элжерон не мог смириться с той мыслью, что она уезжает, что его это мучило по непонятной причине. Он подошел к девушке и отвесил ей легкий вежливый поклон, сохраняя каменное выражение лица.
– Надеюсь, пребывание в моем замке было не слишком неприятным для Вас, учитывая все обстоятельства.
– Ну что Вы, все, что я могу ощущать – это невероятную благодарность к Вам абсолютно за все, что Вы сделали. Вы первый человек, который так глубоко проникся моей проблемой, понял ее, поверил мне. Не буду спорить, ее разрешение стало печальным… – Маргарет на мгновение отвела глаза, теребя юбку черного платья, – но можно считать, что Вы открыли мне глаза. И я хотела бы поблагодарить Вас за организацию похорон, за оформление документов. Без Вас мне бы было сложно. Ведь Лондон так далеко. Что бы я тогда предпринимала? – девушка пожала плечами.
– Я рад, что мой замок стал для Вас крепостью, в которой Вы переждали самую большую бурю в Вашей жизни, – кивнул граф.
– Верно. Надеюсь, это и вправду было худшим, что могло произойти со мной. И только благодаря Вам я все обошлось. Я никогда не смогу найти слова, чтобы выразить Вам всю ту благодарность, что я ощущаю. Но, боюсь, пришла пора прощаться.
Маргарет подняла глаза и внимательно посмотрела на графа. Словно она чего-то ждала. Элжерон замялся, тут же разнервничался, ощущая в горле какой-то ком, не дающий выдавить из себя ни слова. И он ни за что не смог бы произнести тех слов, что на самом деле хотел, а не должен был, желая ей хорошо добраться домой. Маргарет внезапно вздохнула и отошла от него на шаг, сделав вежливый книксен.
– Счастливо оставаться Вам, граф МакЛавингтон, – сказала она.
– Доброго пути, – наконец, изрек Элжерон то, что обязан был, а не желал.
Девушка еще мгновение постояла перед ним, и граф, наконец, в отчаянии подался к ней, понимая, что это последние мгновения, что он ее видит, но баронесса отступила и едва заметно качнула головой, после чего развернулась и зашагала к двери, возле которой стояла крайне посмурневшая Алиса.
Взявшись за дверную ручку, девушка остановилась.
– И, Элжерон, – она на мгновение оглянулась на него, заставив его сердце пропустить удар.
– Да?
– Постарайтесь, чтобы Ваших почтовых голубей больше не ели, – с широкой улыбкой сказала она.
Элжерон только смог с трудом заставить себя кивнуть, и едва увидел, что девушка повернулась к двери, сам отвернулся и зашагал обратно в гостиную. Он не видел, как Маргарет прибыла в его замок. И не хотел видеть, как она его покинет, сядет в дилижанс, а тот растворится в дали. Словно это зрелище пошатнет его разум и самообладание, и он больше никогда не найдет для себя покоя. Он только услышал, что хлопок закрывшейся двери совпал с ударом его каблука по каменному полу. Граф ворвался в гостиную и запер ее, желая сейчас побыть один. Он потер лицо ладонями, чувствуя отчаяние и горечь. Стянул с себя пиджак, бросив его на кресло. Прошел по кругу комнаты несколько раз, не в состоянии заставить свои ноги остановиться. В конце концов, он упал на пол перед камином и уставился на его пламя, поджав губы и прикусив их изнутри, не позволяя себе сорваться.
– Уехала? – спросила Франческа, подойдя к нему и оперевшись о его бок теплым мягким брюшком. Элжерон нервно ей кивнул. – Ну и хорошо. Теперь здесь будет тихо и спокойно, как было раньше.
– И так же одиноко, как было раньше, – глухим голосом произнес Элжерон. – Почему… я раньше не ощущал этого? Не понимал этого…
– У тебя же есть я! – возмутилась Франческа, ткнув его в ногу острой конечностью.
– Ты паук, – напомнил ей граф. – Я одинок… среди людей. А ведь она приняла меня таким, каков я есть… – задумчиво добавил он.
– Вот уж проблему нашел! – его питомец встрепенулся и мигом взобрался на стены, а следом подобрался к шкафам с книгами, раскрыв их створки. – Просто почитай что-нибудь вот тут или… вот тут, – тонкая паучья нога начала один за другим вытаскивать тома с полок, с глухими хлопками сбрасывая их на пол. – Тут столько всего!
– Франческа, прекрати.
– Море бумаги, хоть она и пахнет невкусно, но ее много-премного! Неужели здесь ты не найдешь какого-нибудь заклинания, которое превратит меня в человека?
– Франческа! – не выдержав, прикрикнул на нее граф, отчего она, уловив ноты злости в его голосе, прекратила разведение разгордияжа. – Во-первых, это просто литература! Романы, повести – сочинения обычных писателей, которые я покупал в последнее время, и которые уже не помещаются в библиотеку! Во-вторых, не существует такого заклинания, которое могло бы обратить паука в человека!
– Но я же видела тогда, в зале…
– Нет! – крикнул Элжерон, не желая возвращаться мыслями к тому дню. – Не смей обсуждать со мной то, что произошло в зале! И ты не сможешь сделать того, что… могла она. Просто запомни это, и оставайся той, кем ты есть.
Граф судорожно вздохнул и лег на ковер возле камина, свернувшись калачиком. Он уставился на длинный бордовый ворс с геометрическим узором. У самого его края, подходящего к камину, были крошечные прожженные точки, видимо, появившиеся от искр, и Элжерон подумал о том, что стоило бы отодвинуть, в конце концов, этот ковер, чтобы однажды не устроить пожар.
Франческа с тихим шорохом спустилась к нему и ткнула в спину.
– Да ладно. Уехала – и уехала. Что ты раскис так. Не обеднеешь.
– Вот именно сейчас я чувствую себя совершенно обнищавшим…
– Только из-за того, что девушка, которую ты знал несколько дней, поехала домой?
– Может… я влюбился? – Элжерон пожал плечами, будто пытаясь оттолкнуть от себя эту догадку.
– О, сильное дело, любовь. Пришла-ушла – не велика потеря. Займешься своими ежедневными делами – и забудешь о ней.
– Нет, Франческа. Ты этого не поймешь. Любовь – это величайшее сокровище. Тот, кто ее найдет, никогда не будет беден. А я полностью опустошен.
– Поспи, – простодушно предложила паучиха.
– Фру-Фру, сон не восполнит эту потерю.
Элжерон вновь тяжело вздохнул. Давно он не чувствовал такого. Будто все его тело, и даже разум, онемели, и теперь гудели, подобно затекшей конечности, и не было сил избавиться от этого ощущения. Он почувствовал, как к нему со спины прижимается теплое тело его питомца. Паучиха перекинула через него длинные черные ноги и сжала его в жестком капкане, вжимая в себя, не давая улизнуть и замкнуться где-то в дальнем темном углу замка в собственном горе, оплакивая столько потерь, каждую из которых он упустил собственноручно.
– Знаешь, Фру-Фру, – тихо сказал Элжерон. – Я бы хотел тебя кое-о-чем попросить. – Паучиха что-то неразборчиво ему пробурчала, и он продолжил. – Не ешь, пожалуйста, больше голубей. Вдруг… Вдруг однажды…
– Хорошо, – проскрипела Франческа, поглаживая его одной ногой в том странном варианте утешительного жеста, на который она была способна.
Глава 20
За окном с большой скоростью мелькали цветущие деревья. Одно за другим, пропуская в промежутках яркие лучи солнца, слепящие глаза, но такие приятные. Мерный стук колес паровоза, везущего своих пассажиров по направлению к Лондону, почти убаюкивал.
В дверь купе постучали, и заглянул высокий проводник с пушистыми усами, одетый в синюю форму.
– Сэр, прибытие через пятнадцать минут, – произнес он.
– Благодарю, – вежливо кивнул Элжерон в ответ.
Дверь с щелчком закрылась, оставляя графа в уединении еще совсем ненадолго. Он осторожно вытащил из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо лист и развернул его, намереваясь в очередной раз перечитать написанное. Письмо прибыло пару недель назад, и было отправлено в церковь отца Андреса с просьбой передать его графу. К удивлению последнего и чести священника, он не вышвырнул его в камин, уничтожая послание назло нечестивцу, а отправил в замок курьера, и письмо достигло получателя целым и невидимым, с не сломанной круглой печатью из сургуча.
Ровные синие слова, написанные изящным женским почерком с милыми завитушками у удлиненных букв, Элжерон помнил уже наизусть.
"Дорогой граф".
Это невинное приветствие словно что-то переключило в голове графа, едва он его увидел впервые. Как будто в то время, что прошло с момента отъезда баронессы, его голова превратилась в бурлящий котелок с плотно закрытой крышкой, и ее письмо сорвало эту преграду, высвободив все то давление, которое не давало Элжерону жить спокойной жизнью и заниматься своими делами. Но только сейчас, подъезжая к Лондону, оно спало, выровнялось, и он внезапно начал задумываться: а стоила ли овчинка выделки? Ведь далее ничего не шлось о приглашении в гости или о том, что баронесса Кинсрайт была бы рада увидеть его в своем имении. С другой стороны, она ведь написала "дорогой". Не "уважаемый", и не просто "здравствуйте". Элжерон отчего-то сразу же решил, что за этим словом крылось много больше, нежели общепринятое вежливое обращение.
"Я благополучно добралась домой", – прочитал он.
По крайней мере, у нее все было хорошо, по ее же словам далее в письме. Пусть ее путешествие и было таким же затяжным, как и у Элжерона. Он уже сбился со счета, сколько дилижансов он сменил, и в скольки гостиницах останавливался. Это было его первое длительное путешествие, в абсолютном одиночестве. Элжерон нервничал, и с ужасом ожидал наступления каждого следующего дня и преодоления очередного отрезка пути. В какой-то из гостиниц он потерял свой чемодан, и он канул в Лету безвозвратно, сколько бы граф ни пытался выяснить, куда тот делся. В результате у него остался лишь дорожный кожаный саквояж коричневого цвета, благо в нем были деньги, документы и самые необходимые предметы одежды. Так что Элжерон подошел к этому происшествию философски и решил, что и налегке он сможет добраться до злосчастного Лондона. А припасенные деньги всегда помогут докупить то, чего ему не будет хватать.
Паровоз издал протяжный тонкий свист, и вагоны начали медленно тормозить, подъезжая к живописному лондонскому вокзалу. Граф в очередной раз подавил приступ паники, после чего начал поспешные сборы. Он тщательно сложил и спрятал письмо, набросил на плечи легкое темно-серое весеннее пальто и прихватил саквояж.
Коридор вагона оказался пуст. Похоже, сегодня мало, кто приехал в Лондон. Граф прошагал по нему, мельком заглядывая в пустые купе, и вышел наружу. Его мгновенно окружили шум и кутерьма огромного вокзала. Столько людей, звуков, запахов, ощущений – от всего этого у Элжерона закружилась голова, и в первое мгновение он растерялся и пошел наобум вперед, еще даже не начав думать о том, чтобы покинуть это место и отправиться дальше. Внезапно паровоз, мимо которого он проходил, изошелся белыми клубами пара и громко зашипел, резко вогнав Элжерона в панику. Он отшатнулся от механической громадины и нечаянно налетел на прохожего: высокого тучного мужчину в котелке. Тот повернулся к графу и возмущенно начал браниться, отчего Элжерон выпучил на него глаза, даже не в силах выдавить из себя извинения, и юркнул мимо него, прочь с этого вокзала, туда, где больше воздуха, пространства и, возможно, меньше людей. Он пулей вылетел наружу, очутившись на шумной широкой улице. Мимо сновала толпа, какие-то торговцы выкрикивали рекламу своих товаров, по мощеной улице цокали копытами кони, запряженные в дилижансы, и с грохотом проехало несколько автомобилей, издав гулкий гудок. У Элжерона, жителя тихой глубинки, голова пошла кругом: слишком много всего происходило разом вокруг него. Он почти бегом пронесся по улице и вжался в стену какого-то здания, прижимая к груди саквояж, метая взгляды вокруг себя, словно загнанный зверь. Нет, это была худшая идея из всех, что у него была. Лондон и вправду зловонная шумная дыра, перенаселенная людьми, животными, паразитами, крысами, которых Элжерон ощущал в подвалах зданий вокруг. Он не мог даже толком вдохнуть из-за тяжелого воздуха, наполненного какими-то странными и совершенно не знакомыми ему запахами. Зачем он вообще сюда приехал? Мог бы послать письмо. Мог бы изначально спросить, хотят ли его вообще видеть. Что он скажет Маргарет, когда заявится к ней? Поздоровается и провозгласит, что решил, что пришло время нанести ей ответный визит? Нет, это была отвратительная идея. Пусть письмо Маргарет и несло миролюбивый мотив, Элжерон, ослепленный собственным волнением, мог перепутать его с общепринятой вежливостью. И только сейчас встряска, вызванная длительным путешествием и резкой сменой обстановки, его отрезвила.
Элжерон заставил себя оторваться от стены, и обтрусил одежду, пытаясь прийти в себя и привести в порядок мысли. Он зашагал вниз по улице, оглядываясь на высокие здания, на людей, что спешили по своим делам. Нет, городская жизнь была определенно не для Элжерона. При всем своем желании он не смог бы здесь жить.
Он дошел до оживленного перекрестка и встал в растерянности. Куда ему было идти? Наверно, стоило поймать кэб и доехать до поместья Маргарет. Если она не будет рада его визиту, то скажет… то соврет. Придумает какую-нибудь правдоподобную ложь прямо сейчас. Граф свернул наобум и пошел дальше. Ходьба позволяла мыслям продолжать плыть, будто движение ног крутило шестеренки в его голове. Да, если Маргарет будет холодна, и встреча с ней разочарует Элжерона, он скажет, что приехал… приехал оформить документы. На замок. Подтвердить свой титул графа! Верно, отличная идея. И не оформить документы, а подтвердить право владения на него. Звучит довольно убедительно. И скажет, что остановился в гостинице. Не важно, какой. Или лучше, что собирается отправиться искать гостиницу, а к Маргарет заехал перед этим, чтобы проведать в первую очередь. Да, так звучит лучше всего.
Элжерон увидел стоящую у обочины открытую карету и подошел к ней, окликнув кучера. Тот размашисто вытер рукавом нос, отчего граф едва сдержал гримасу отвращения, и повернул к нему одутловатое лицо.
– Куда надо? – хриплым голосом спросил он.
Элжерон на мгновение замялся, но оглянувшись вокруг и не заметив ни единого свободного кэба, все же решил остановить выбор на этом и назвал адрес поместья.
– Знаете, как туда добраться? – на всякий случай уточнил он.
– Да как не знать, дом молодой баронессы, – крякнул кучер. – Садитесь, сэр, довезу с ветерком!
Граф покосился на запряженную лошадь. Она выглядела несколько уставшей, но по крайней мере молодой, так что Элжерон посчитал, что этот вариант ему подойдет и проворно взобрался в карету, вцепившись в свой саквояж, как в последнюю опору и связь с домом, что у него была в этом таком огромном, шумном и чужом для него городе. Кучер щелкнул кнутом животное, отчего граф поморщился, но решил не лезть в чужой монастырь со своим уставом, и лошадь потянула повозку.
– Далеко ехать, аж на окраину Лондона, – вздохнул кучер.
– Деньги – не проблема, – ответил Элжерон, но тут же прикусил язык. Вот уж не самое умное решение: говорить рослому незнакомцу, занимающемуся лошадьми, что у него есть деньги. Мужчина крякнул про себя.
– Не сочтите за назойливость сэр, но раз уж путь неблизкий, может, расскажете, что за дело у Вас к баронессе?
– Предпочту не отвечать на этот вопрос, – холодно произнес граф.
Кучер тихо рассмеялся, чем начал раздражать Элжерона.
– Только поглядите, и сама она такая странная, и гости у нее загадочные.
– Что в ней странного? – обронил граф.
– Что ж Вы, едете к даме, и не знаете ее историю? А впрочем, почему бы не рассказать. Слухи ходили, что подхватила баронесса какую-то неизвестную хворь. И покатила по великой стране нашей выискивать лекаря. И мачеху свою прихватила с собой в сопровождение.
Элжерон молча покивал на это. Ему даже стало любопытно выслушать версию событий, что ходила в Лондоне. Похоже, здесь тоже любили обсуждать жизнь знати, и Маргарет невольно стала источником сплетен.
– Так вот, ездила она, ездила, и приехала к колдуну!
– Колдуну? – не выдержав, воскликнул Элжерон.
– Слово даю Вам, сэр, она нашла настоящего колдуна! Кто бы мог подумать! Никто и не верил, что она выкарабкается, уж больно хворь была необычной, и слишком сильно девушка мучилась. Но этот колдун, бесовское отродье, согласился ей помочь в обмен на жизнь ее мачехи.
– Чего? – потянул Элжерон, не поверив своим ушам.
– Вот-вот, это немыслимо! Ведь кроме мачехи у нее никого не осталось! После того-то, как ее отец, барон Кинсрайт, сошел с ума и покончил с собой. Ну и семейка.
Кучер протяжно вздохнул и вновь щелкнул свою кобылу, направляя в сторону тихих переулков со множеством частных поместий, и где было заметно меньше людей. Элжерон почувствовал, что он вряд ли сможет завершить свою поездку спокойно, но стиснул зубы, заставив себя молчать.
– Вот так и вышло, что она вернулась одна, а от мачехи ее одни только бумажки остались. Документы какие-то. А баронесса теперь, значит, одна владеет своим поместьем. Но что толку в этом, ведь она разорена!
– Как так? – изумился Элжерон.
"У меня все хорошо", – пронеслись у него перед глазами строчки из ее письма.
– Да вот так. Кроме дома и каких-то жалких сбережений у нее ничего не осталось. Так только. Влачить тихую уединенную жизнь. И все ее знакомые и высший слой отвернулся от нее. Ясен пень, кому она теперь такая будет интересна! Титул-то есть, а за титулом – ровным счетом ничего!
"Я была рада вновь встретиться со своими друзьями и знакомыми", – врало письмо Маргарет.
– А все из-за этого колдуна! – продолжил неугомонный болтливый кучер. – Наверняка это был какой-то черный маг! Еще и разорил бедняжку.
– И это он сделал помимо убийства мачехи? – процедил сквозь зубы граф.
– Он вытащил из бедолаги все ее сбережения! Оценил, так сказать, свои услуги очень дорого.
– С чего Вы взяли?! – не выдержав, рявкнул Элжерон.
– Так весь Лондон об этом судачит, сэр, – кучер удивленно на него оглянулся. – Это же настоящее событие. Живой колдун, безнаказанный убийца. А знаете, что еще о нем говорят? Что он разговаривает с животными! Может приказать любой твари вцепиться Вам в глотку, и не отпускать, пока не заберет Вашу жизнь.
Граф опешил. Он уставился на этого мужчину, как он сам бы сказал, из низшего класса, который смел открыто обсуждать Маргарет, при этом перевирая каждое событие, и выставляя его самого каким-то сумасшедшим зверем!
– Говорю Вам, сэр, увидь я этого колдуна, я бы точно его распознал, – хмыкнул кучер. – Я человек богобоязненный, в церковь хожу регулярно, а такая нечисть, как он, наверняка даже подойти к хорошему человеку не смогла бы! А значит и сама баронесса была нечиста. Только такой человек обратится ко злу замест Господа нашего.
Лошадь внезапно запнулась, отчего кэб тряхнуло, и пошла шагом, что привело кучера в крайнее негодование. Он взмахнул кнутом и стеганул ее по спине так, что даже Элжерон вздрогнул, ощутив ее боль.
– Но, пошла, кляча проклятая! Не хочешь сдохнуть – так работай!
И граф не выдержал. Он схватил кучера за шиворот и дернул на себя, отчего тот взмахнул руками, выпуская вожжи и наклонился назад, испуганно уставившись ему в глаза. Лошадь, потеряв руководящую руку, тут же остановилась.
– Слушай меня, – прошипел Элжерон, вселяя страх в сердце этого дрянного человека. – Ты ни слова больше не посмеешь сказать в адрес баронессы Кинсрайт. Ни ты, ни те, кто распускает эти грязные слухи, не имеют ни малейшего понятия о том, что приключилось в моем замке!
Он оттолкнул от себя мужчину, поднимаясь во весь рост. Лошадь почувствовала его зов и с громким ржанием встала на дыбы.
– Эт-то… это был ты? – едва слышно пролепетал дрожащим голосом кучер. – Ты тот колдун? Ты приехал в Лондон?!
– Я друид, черт бы тебя побрал, необразованная бестолочь!
– К-как скажете, сэр, – икнул кучер.
Элжерон указал на его лошадь.
– Не будешь заботиться о животном – поменяю тебя с ним местами. Переселю твою душу в ее тело. Хочешь тварью бессловесной стать? Это я тебе организую, одним щелчком пальцев!
– Я все понял, – закивал мужчина.
– Отлично. Твои услуги больше не нужны, – сказал граф. Он подхватил свой саквояж и спрыгнул с кареты. Элжерон обошел транспорт и провел ладонью по боку лошади. Она покивала ему, и неспешным шагом, цокая копытами по мостовой, сама отправилась вниз по улице, увозя с собой своего огорошенного хозяина.
Граф дошел до перекрестка и остановился у указательного столба, читая его. К своему удивлению он обнаружил, что почти добрался до нужного ему места. Элжерон зашагал вдоль дороги и высокого красивого кованого забора, за которым, казалось, находился парк. Однако же, бросив на него взгляд, Элжерону показалось, что он был заброшен, и ему требовался тщательный уход. Деревья, покрытые весенним цветом, утопали в зарослях кустов, которые зеленели первыми листиками, а трава, растущая повсеместно, уже успела превратиться в зеленый ковер, подогреваемая теплыми солнечными лучами.
Элжерон увидел табличку и остановился, читая ее. Оказалось, что он уже добрался до владений семьи Кинсрайт, и те ворота, что он видел перед собой, должны были привести его к поместью. Граф окинул их сосредоточенным взглядом. Похоже, закрыты они были уже давно, и не было заметно ни единой души, кто мог бы их открыть или пришел бы на зов незваного гостя. Элжерон толкнул калитку рядом – и та со скрипом отворилась. Граф проскользнул внутрь, не забыв притворить за собой дверь, но чувствуя себя каким-то грабителем, вламывающимся в чужой дом без приглашения. Ведь его и вправду не было. Элжерон поджал губы и остановился на насыпной песчаной дорожке возле выможенной дороги, ведущей к виднеющемуся сквозь деревья поместью.
– Я спокоен, – произнес Элжерон вслух, пытаясь взять себя в руки. – Ничего плохого не происходит. Все будет замечательно. А если не будет…
– Сэр? Я могу Вам помочь? – прервал его неуловимо знакомый женский голос, заставивший графа ощутимо вздрогнуть и повернуться в сторону парка. Там на аллее стояла Виолетта в одеянии садовницы, с секатором в руках, и стригла розы. – Мистер МакЛавингтон? – изумилась она. По ее лицу даже скользнуло недоумение, а брови вскинулись вверх.
– Добрый день, – выдавил из себя граф. – А баронесса дома? – спросил он, тут же краснея от произнесенной невообразимой глупости. Нужно было вести себя более уверенно, а не мямлить себе под нос, будто он был в чем-то повинен.
– Конечно, мисс Кинсрайт сейчас отдыхает в саду… – компаньонка на мгновение осеклась и начала стягивать с себя садовые перчатки. – Я имею в виду, в той части, за которой у меня хватает сил следить. Позади поместья. Впрочем, что же это я. – Она пошла к Элжерону, и тот в панике сжал зубы, чтобы не начать молоть чепуху и дальше и не уйти вовсе. Эта женщина была очевидно довольно властной, и ее отношение к себе он не знал. – Я так понимаю, Вы только что прибыли? Пойдемте, я провожу Вас. – Мужчина кивнул и зашагал за ней по тропинке к поместью. – Прошу, не удивляйтесь тому, что у нас небольшой беспорядок. За время длительной поездки мисс вся прислуга разбежалась…
– Я знаю, – коротко произнес Элжерон. – Слухи. Не думал, что в больших городах любят сплетни так же сильно, как в деревнях.
– О, сэр, мне кажется, что здесь их любят даже больше, – печально покачала головой Виолетта. – Ваш приезд довольно неожиданный. Мы не получали от Вас писем.
