Текст книги "Аромат лимонной мяты. Книга первая (СИ)"
Автор книги: spring_twister
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 34 страниц)
– Туни, это же, наверно, как приседания. Я вот могу присесть 10 раз, а потом весь день буду лежать пластом. Если Пчелка(1) будет тренироваться каждый день – как зарядку делать, – у нее и энергии будет меньше и контролировать это она сможет лучше.
С того дня Петуния частенько, играя вместе с Мелиссой, говорила: «А теперь, Лисса, подними в воздух два кубика. А теперь три. А теперь покружи их».
В принципе, Вернон и Петуния действовали верно. Единственное, что они не учитывали: им попросту повезло с характером их племянницы. Она была активной, подвижной девочкой, но при необходимости могла успокоиться и сосредоточиться. И поддерживать уровень необходимой концентрации, необычный для маленького ребенка, достаточно долго. С любым другим ребенком-волшебником они могли остаться у разрушенного дома.
И, тем не менее, с каждым днем у Мелиссы получалось все лучше и лучше. Сначала ее хватало лишь на пятнадцать минут активных целенаправленных манипуляций, потом на полчаса. После того, как ее резерв увеличился до часа без перерыва, Дурсли успокоились и перестали контролировать процесс.
В общем, жили они счастливо. Особенно сейчас, когда после трех лет супружества они ждали своего первого ребенка.
Петуния, понявшая, что беременна, сразу потребовала от Вернона поклясться, что он по-прежнему будет любить Мелиссу. Тот, оскорбившись, что жена так плохо о нем думает, надулся как мышь на крупу. Петуния, так и не дождавшаяся клятвы, тоже обиделась. Так они и сидели на диване, отвернувшись друг от друга, пока у каждого из них перед носом не зависло по большой шоколадной конфете. Это их племяннице надоело, что тетя и дядя сидят грустные, и она решила их порадовать, отлевитировав из вазочки с кухонного стола сладкий подарок.
Помирившиеся Вернон и Петуния в очередной раз признали, что волшебство, пожалуй, не так плохо. И весьма вкусно.
Этот январский воскресный вечер, семья Дурслей проводила в гостиной перед горящим камином. Вернон читал газету, уютно устроившись в кресле, и периодически недовольно хмыкал, комментируя неудачные, по его мнению, решения правительства, а Петуния сидела на диване с Мелиссой и пыталась изобрести малышке очередную прическу. У почти трехлетней девочки волосы уже были достаточно длинными для экспериментов. Петуния обожала возиться с ней, как с куклой, наряжая и причесывая.
В этот момент раздался звонок в дверь.
– Я открою, Туни, – сказал Вернон, нехотя вылезая из мягкого кресла и направляясь в прихожую. – Интересно, кого черти принесли?
– Да мало ли, могли ошибиться домом, – сказала Петуния, продолжая плести сложную косу.
Через минуту ее муж вернулся в гостиную и произнес странным, искусственным голосом:
– Туни…
Она подняла голову и тут же судорожно прижала к себе ребенка:
– Нет.
На пороге гостиной стояли Лили и Джеймс Поттеры.
– Тунья, мы пришли забрать девочку, – сказала Лили.
– Я сказала, нет. Она тебе не игрушка, когда вздумалось, бросила, когда передумалось, подобрала.
– Петуния абсолютно права! – заявил Вернон. – Ей уже почти три года. За все это время ты даже ни разу ее не навестила, Лили. Лисса останется здесь, у себя дома. А вам лучше удалиться. Вы знаете, где дверь!
В этот момент Джеймс, пробормотав: «Мерлинова борода, как же меня достали твои родственнички, Лили!», выхватил палочку и запустил в Вернона отталкивающим заклятием. Полный мужчина отлетел как перышко и должен был, вероятно, сильно удариться о стену, но этого не произошло. Буквально в дюйме от нее он как будто налетел на воздушную подушку, которая самортизировала удар. В следующий момент подобное заклятие полетело и в Петунию, но даже не коснулось ее. Между ней и Джеймсом словно барьер появился. Заклятие срикошетило в Лили, и она еле увернулась.
– Лили, это невозможно. Она поставила полноценный щит, – прошептал Джеймс, показывая пальцем на девочку, сидящую на коленях у Петунии. – Но ни один ребенок не способен в таком возрасте на целенаправленные магические действия, только на стихийные выбросы.
– А вот наша девочка может! – заорал Вернон, приходя в себя. – Она все может: и чашки ловить, и конфеты в воздух поднимать, и дядю с тетей от всяких защитить!
Лили примиряюще подняла руки:
– Давайте поговорим спокойно. Джеймс, сядь. Петуния, Вернон, поверьте мне, что девочку мы сегодня все равно заберем. Ради вашей и ее безопасности.
– Поясни, – холодно сказала миссис Дурсль.
– В магическом мире идет война. Как это ни пафосно, война между добром и злом. Между светом и тьмой.
– Ну, ты-то, конечно, на стороне добра, – Петуния поджала губы.
– Естественно, – не обратив внимания на иронию сестры, продолжила Лили, – а темная сторона поставила перед собой цель убить меня и всю мою семью. Только волшебную ее часть. Вы им не интересны. А вот девочка даже очень. Как только мы заберем ее, нашу семью скроют под чарами, и мы все будем в полной безопасности. И можете мне поверить, люди, которые охотятся за нами, не брезгуют никакими методами.
– Можно подумать, вы брезгуете, – пробормотал Вернон.
– Я просто погорячился, приятель! – выступил Джеймс.
– Я тебе не приятель! Ты явился в мой дом и подло напал на меня и мою жену. Чем ты лучше них?
Тем временем Лили продолжала:
– И она все-таки моя дочь. Ей будет лучше с мамой, папой и братиком, который появится летом.
– Ты беременна? И при этом участвуешь в какой-то войне? – Петуния, казалось, ушам своим поверить не могла. – Ты просто ненормальная!
– Туни, это моя гражданская позиция. Я не могу остаться в стороне, когда такие люди, как те, с кем мы боремся, пытаются захватить мир!
– И что может им сделать беременная женщина? А? Съесть все их мороженое? Заблевать их до смерти? А-а-а, или через пару месяцев животом перекроешь им дорогу? No pasaran!
– Петуния, это бессмысленно обсуждать! Я вижу, ты тоже ждешь ребенка. Неужели вы с Верноном станете подвергать его опасности из-за нее.
– Она тоже наш ребенок, – тихо сказала Петуния, а Вернон добавил. – И мы тоже можем уехать все вместе и спрятаться.
Джеймс хмыкнул:
– От них не спрячешься вашими магловскими способами. В общем, ребята, давайте по-хорошему. Соберите ей немного вещей, и мы уходим. Видит Мерлин, я на взводе, а девчонка в силу возраста не сможет долго вас прикрывать. А поскольку, судя по всему, она вас любит, то все кончится ее магическим истощением и смертью. Впрочем, тогда ей действительно ничего не будет угрожать.
– Джеймс, – возмутилась Лили, увидев шокированные лица сестры и ее мужа, – прекрати. Ты этого не сделаешь. Туни, я обещаю, что когда все это кончится, и если вы все еще будете этого хотеть, мы вернем ее.
Петуния молча взяла племянницу на руки и поднялась с ней на второй этаж. Следом пошел мрачный, как грозовое небо, Вернон. Через полчаса они спустились. Мелисса была одета для выхода. В руках у Вернона был чемодан.
– Здесь ее документы, вещи, на всякий случай, на все сезоны, любимая книжка, кукла и плюшевый медвежонок, с которым она всегда спит, – сказал он, передавая чемодан Джеймсу.
– Пищевой аллергии у нее ни на что нет. Все прививки для ее возраста сделаны. Просыпается она всегда рано, поэтому, если вы любите поспать, положите рядом с ее кроваткой пару книжек, и она вас не разбудит до завтрака, – вторила ему Петуния. – И имей в виду, Лили, что если бы ей не грозила опасность, мы бы никогда ее вам не отдали. И мы, естественно, ждем ее возвращения в родной дом.
Петуния поставила девочку на пол и сказала ей:
– Пчелка, ты поживешь какое-то время у мамы и, – она покосилась на Джеймса, – папы. Они тебя очень любят и очень по тебе скучали. Ты будешь их слушаться и будешь нашей хорошей девочкой. Мы тебе обещаем, скоро ты вернешься к тете Петунии и дяде Вернону. Мы тебя очень любим и будем по тебе скучать.
Они оба обнимали малышку, даже не замечая, как по лицу текут слезы, пока перед их носами не зависли вновь две шоколадные конфеты, как уже было однажды.
Девочка размазала их слезы ладошками по щекам и сказала:
– Я тоже вас люблю.
В этот момент Лили решила прервать столь затянувшееся трогательное прощание, подхватила девочку под мышки и, сопровождаемая Джеймсом, вышла из дома № 4 по Тисовой улице.
Уже выйдя за дверь, они услышали крик Петунии: «Могла бы и другой подарок поискать себе на день рождения, Лили!», после чего аппарировали в Годрикову Впадину.
***
Джеймс Поттер метался по гостиной из угла в угол. Он нервничал. Да что там – он был просто в панике.
– Сохатый, сядь. Не мельтеши! – попытался урезонить его Сириус Блэк, лучший друг на протяжении долгих лет. Удобно развалившись на софе, он потягивал из бокала огневиски. – Давай-ка, я тебе плесну на два пальца – сразу отпустит.
– Бродяга, ты все-таки мерзавец. Не понимаешь, что сегодня – самый важный день в моей жизни. У меня ребенок родится. Он уже рождается. Мордред! А я ничем не могу помочь.
Сириус глянул на друга: «Сам на себя не похож. Неужели все так переживают? И я так буду психовать, если когда-нибудь решусь? Черт, я – отец. Да это невозможно представить даже в страшном сне!»
– Все будет отлично. У мадам Помфри огромный опыт. Она прекрасный целитель.
– Огромный опыт в чем? Коленки мазать? Переломы лечить? Простуды? Ожоги от взорвавшихся зелий? Она все-таки в школе работает, а не в родильном отделении больницы Св.Мунго.
– Профессор Дамблдор, хоть Вы ему скажите, – Сириус обратился за помощью к директору Хогвартса, который, уютно устроившись в глубоком кресле, попивал ароматный чаек с карамельками.
Весь его вид говорил о том, что он искренне наслаждается ночным чаем в компании своих бывших студентов. И только в глубине глаз, под очками-половинками, застыло какое-то тревожное ожидание. Но чтобы заметить эту тревогу, нужно было бы быть кем-то другим, никак не пофигистом Сириусом Блэком и не взъерошенным Джеймсом Поттером.
– Мой мальчик, Сириус прав. Не забудь, Лили уже рожала однажды – все прошло прекрасно.
– Не напоминайте мне об этом! – взорвался Поттер. – Это, хвала Мерлину, сегодня закончится.
Он махнул рукой куда-то в сторону. Блэк и Дамблдор машинально проследили направление и увидели на пороге гостиной маленькую девочку лет трех-четырех в ночной сорочке цветов Гриффиндора.
С виду это был прелестный ангел с огромными темными, почти черными глазами, обрамленными густыми ресницами. Длинные волосы цвета воронова крыла были спутаны после сна.
– Папа, маме плохо, она кричит! – взволнованно сообщила девочка.
Джеймс с раздражением посмотрел на ребенка и выплюнул:
– Я не твой…
– Джеймс! Думай, что говоришь, – прервал его директор.
«Этот мальчишка все испортит. Надо его попридержать!»
Дамблдор с неохотой поднялся из удобного кресла и подошел к малышке.
– Детка, с мамой все в порядке, а к утру у тебя появится прелестный братик. Ты же ждешь братика? – он посмотрел ей прямо в глаза, по привычке пытаясь прочитать разум, но неожиданно не смог этого сделать. Он оказался перед огромной тяжелой сейфовой дверью. Дверь была заперта. Нужно было либо прорываться, либо отступать.
– Да, сэр, я очень хочу братика. Я его уже люблю. Мама решила назвать его Гарри, а папа – Карлусом. Мне больше нравится имя Гарри, думаю, мама победит. Папа всегда уступает, – искренне ответила девочка.
– Вот и хорошо. Ты можешь остаться здесь, посидеть вон там, в уголке, и подождать с нами, – погладил ее по голове Дамблдор.
Подождав, пока девочка усядется на маленький детский стульчик рядом со своими игрушками, Альбус повернулся к своим собеседникам, подошел к ним поближе и наложил чары неслышимости.
– Джеймс, ты решил все испортить в последний день? Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты относился к ребенку нормально?
– Я не могу, сэр. У меня все внутри переворачивается, когда я ее вижу. А уж когда слышу, как это отродье называет меня папой, еле сдерживаюсь… Как я выдержал эти месяцы – не знаю. Но сегодня ведь все кончится, ведь так, директор?
– Да, Джеймс! – устало проговорил Дамблдор. – Только держи себя в руках! Мы на финишной прямой.
– У меня до сих пор в голове не укладывается, как Лили могла с этим монстром! Если бы она не была Обретенной, я бы никогда не принял этого, директор, что бы Вы мне не говорили!
– Джеймс, мы это уже обсуждали! Лорд был под личиной. Он мастер подобных вещей. Никто бы не смог определить, что перед нами Волдеморт.
– Даже Вы, директор? – позволил себе легкое сомнение Поттер.
– Да, мой мальчик! – вздохнул Дамблдор. – Дороги и пути темной магии неисповедимы. Она многогранна и изменчива. Познать ее до конца невозможно, а он прошел дальше всех. О многих таинствах и ритуалах не знаю даже я.
«Знал ли я о том, что это Том? Ну, разумеется, знал. Пути темной магии, конечно, неисповедимы, и Томми, без сомнения, очень продвинулся, но знакомый мне магический фон я определить еще в состоянии. Даже под оборотным зельем. Еще из ума не выжил, мальчик мой!» – размышлял великий светлый маг, ласково, с пониманием глядя на Поттера.
– Я боюсь ее, директор! – вдруг признался Джеймс.
– Сохатый, ты сбрендил? Ты боишься трехлетней крохи? – Сириус в изумлении уставился на друга.
– Посмотри на нее, – только ответил Джеймс.
Сириус и Альбус обернулись и застыли.
Девочка, сидящая на низеньком стульчике, подняла в воздух три разноцветных пластиковых магловских кубика и жонглировала ими, просто глядя на них. Дамблдор пришел в себя первым.
– Давно она так может, мальчик мой?
– Мерзкая сестрица моей женушки говорила, что как только из колыбели вылезла.
– Это не стихийный выброс, – задумчиво произнес Альбус. – Она все контролирует. Уровень концентрации велик: три предмета.
– Ну, и что? Кубики легкие. Это пластик. Ребенок может поднять и унести в руках штук пять-шесть, – заметил Сириус. – Так что поднять Левиосой всего три не проблема.
– Бродяга, ты идиот, – устало вздохнул Джеймс. – Какая, к хренам, Левиоса! У нее нет палочки. Она даже не жестикулирует. Только смотрит. Я и вообразить не могу, что бы случилось с домом, если бы она позволила себе стихийный выброс. Ты представляешь – беспалочковая невербальная магия!
– Зато уже сейчас можешь быть уверен, что твой пацан тоже будет крутым, как яйца золотого сниджета(2), которые часов пять варили в котле. Вот что значит кровь Обретенной, да, профессор? – ободрил друга Сириус.
– Несомненно. Малыш будет сильным колдуном.
«В ваших мечтах, мальчики мои. Кровь Обретенной так усиливает только первого ребенка. А Обретенность Лили хотя и признана, но под большим вопросом. Томми не дурак. А у крошки просто наследственность неплохая! – размышлял директор. – Какой прекрасный шанс!»
– Кстати, Джеймс, – небрежно, как бы случайно вспомнив, спросил Дамблдор, – Вы как-то работали над ее разумом? Может, ставили защиту? Или на ней есть амулеты, блокирующие считку сознания?
– Вы о чем, профессор? Конечно, нет, зачем нам играть в такие игры. Мы с Лили до смерти ее боимся.
– Значит, наследственные способности к окклюменции. И весьма немалые. Она не пустила меня в свою голову. А ведь я не последний человек в этом деле, мальчик мой, – задумчиво сказал Дамблдор: «Интересно, а Северусу удалось бы? Тут он посильнее меня будет, хотя, хвала Мерлину, мальчик и не подозревает об этом! Комплексы – великая вещь!»
– Еще и это! Профессор, когда мы сможем убрать ее отсюда? Я не желаю, чтобы она и лишней минуты оставалась рядом с моим ребенком!
– Терпение, Джеймс.
В этот момент на лестнице раздались усталые шаги Поппи Помфри. Она медленно спустилась в гостиную. Дамблдор незаметным движением развеял чары, а Джеймс метнулся к целительнице:
– Что? Мадам Помфри, что?
– Поздравляю. Мальчик.
Джеймс ринулся вверх по лестнице.
– Поппи, дорогая, тебе надо возвращаться в Хогвартс и отдохнуть, – заботливо произнес Дамблдор. – Ты устала.
– Да, Альбус, пожалуй, ты прав.
Мадам Помфри кивнула всем на прощание, затем вышла за дверь, и через какое-то время находящиеся в гостиной услышали хлопок аппарации.
Дамблдор повернулся к Блэку и сказал:
– Что ж, мальчик мой, не будем терять ни минуты!
Директор сел в кресло и взмахом волшебной палочки придвинул к себе кофейный столик. Легким движением извлек из рукава мантии дощечку и, положив ее на стол, с помощью атама(3) стал наносить на нее руны.
Блэк без особого интереса наблюдал за ним. Руны были для него темным лесом. На эту область магии он, стараясь дистанцироваться от семьи, забил еще в детстве.
А вот Мелисса, подойдя ближе, заинтересовалась появляющимися на дощечке знаками. Заметив ее, директор сказал:
– Хочешь знать, что это, девочка моя? – спросил Дамблдор и, дождавшись ответного кивка, добавил. – О, это твоя возможность спасти своего братика. Ты же любишь его?
Что, кроме «да», могла в этой ситуации сказать трехлетняя малышка?
_____________________________
(1) Имя Мелисса в переводе в греческого означает «пчела». Кроме того, мелисса – это медоносная трава с сильным запахом лимона (лимонная мята).
(2) Золотой сниджет – редкий, охраняемый вид птиц, которых волшебники использовали для игры в квиддич и почти полностью истребили. Отсюда пошло название «снитч».
(3) Атам – ритуальный нож.
========== ГЛАВА 4. За мальчика-который-выжил! ==========
Не помня себя, он добирается до своих комнат, падает в кресло перед неработающим камином и закрывает глаза. Где-то внутри, то ли в груди, то ли в животе спиралью закручивается дикая боль. С каждым вдохом легкие, кажется, разрывает на части.
Не в силах больше сидеть спокойно, он вскакивает и мечется по комнате, беспорядочно выдвигая ящики и заглядывая в шкафы, выбрасывая из них не те, не нужные сейчас, вещи.
«Зелья. Снова зелья. Книги, мантикора их раздери. Пергаменты. К Мордреду! Да! Огневиски!»
Глоток. Еще глоток прямо из горла.
«Упиться вусмерть. Чтобы ни одной мысли!»
Внезапный спазм желудка, и вот он уже падает на колени чуть ли не в собственную рвоту. Взмах рукой, и пол снова чист. Опять впивается губами и зубами в горло бутылки. Словно она – враг, которого нужно загрызть до смерти. Он буквально стесывает зубы о стекло, вливая в себя жидкий янтарный огонь. Глотает и захлебывается. И снова глотает.
Тепло разливается по венам. Бутылка вываливается из рук и разлетается о каменный пол. Он падает в осколки, сворачивается клубком, подтягивая колени к подбородку и замирает, не в силах пошевелиться. Но голова не отключается. Не хочет отключаться.
Перед глазами вспыхивают и проносятся образы и картинки прошлого. И даже те, которые раньше приносили облегчение, сейчас мучают сильнее Круциатуса. И звуки. Кажется, прислушайся чуть-чуть и услышишь, как наяву. Как шепот. Громкий, оглушительно громкий, как грозовые раскаты.
Рыжая девочка взлетает на качелях и прыгает, словно парит. А он смотрит. Не может насмотреться.
– Ты волшебница! Как и я!
Вот они сидят на мостках у реки и болтают голыми ногами в воде.
– Расскажи мне о Хогвартсе. Он, правда, есть?
Красный паровоз выпускает клубы дыма. И они в купе, голова к голове.
– Мы ведь едем! Мы едем в Хогвартс!
Картинки, мелькающие перед глазами, убыстряются. Мелькают, еле уловить. Сливаются в световой луч. Бах! Взрываются фейерверком…
– Грязнокровка!
Снова взрыв!
– Прости меня! Я не хотел!
– Можешь не трудиться!
Так и не простила!
Вершина холма. Холодный ветер.
– Вы мне отвратительны!
– Так спрячьте их всех! Спасите ее… их! Прошу вас.
– А что я получу взамен, Северус?
– Взамен? Все что угодно.
И все, все было напрасно!
– Вы обещали мне спасти их! Это были ваши люди!
– Я обещал попытаться!
Он оглушительно кричит.
Хочется послать к дьяволу клятву! Клятву, под которую он снова подставился. Сам подставился! Выпить яд! За него, за мальчика-который-выжил! Просто сдохнуть. Сквибом. В корчах. У него больше ничего нет. И никого. У него все отняли.
Маленькая девочка обнимает его за шею.
– Ты спас меня. Спасибо! ..
Два больших черных глаза смотрят на него.
– Мы еще встретимся? Я бы хотела…
– Тогда мы увидимся через несколько лет…
Вот оно! Он обещал. Слово он держит. Да! И еще книги. Он обещал прислать ей книги.
Он лежит на полу среди осколков, закрыв глаза. Мысли, наконец, затуманиваются. Пол качается, унося его по реке забвения.
И как отголосок эха:
– Ты самый лучший!
***
В кабинете директора Хогвартса Альбуса Дамблдора никогда не было тихо. Многочисленные магические приборы на хрупких столиках с резными ножками как всегда старались перещеголять друг друга: одни постоянно трещали, другие звякали, третьи пыхтели и выпускали струйки дыма.
Как это не раздражало самого хозяина кабинета – загадка. Однако посетители редко могли сосредоточиться. Особенно студенты, особенно проштрафившиеся. А когда из-за спины директора, царственно восседающего на кресле-троне, на тебя косит глазом феникс, изредка загадочно курлыкая, это было практически невозможно. Плюс чай с каплей веритасерума, плюс лимонные дольки, пропитанные зельем доверия, – и все были перед директором, как на ладони.
Но Северус Снейп не был нашкодившим мальчишкой. Он никогда ничего не ел и не пил в этом кабинете. Соблюдал диету, полностью исключающую любые меняющие сознание биодобавки. Поэтому сейчас его лицо, и без того редко выражающее сильные эмоции, было похоже на ледяную маску. Он спрятал свою скорбь глубоко внутри и не собирался ее кому-нибудь когда-нибудь показывать.
Альбус Дамблдор с явным недовольством посматривал на профессора зельеварения. Уже с полчаса он толкал душеспасительную речь, но реакции не поступало никакой. Вежливое, ледяное внимание. Только когда речь зашла о Гарри, о его будущем, собеседник соизволил выказать слабый интерес.
– Как вы поступите с сыном Лили?
– Гарри будет жить со своей тетей, Северус. Там безопаснее.
С минуту Снейп молчал, оценивающе глядя на директора, а потом неожиданно лениво произнес.
– А с дочерью?
Дамблдор жестко и холодно посмотрел на профессора зельеварения.
«Значит, я прав. Хм, меня сразу убьют или сначала кастрируют? – устало подумал Снейп, вспомнив присказку своего отца. – Давай, Альбус, хотя бы память сотри. Напрочь. Чтоб лежал я себе овощем в Мунго, пускал пузыри из слюней, а из-под меня красивые медиковедьмы выгребали г…»
– И откуда вам об этом известно, позвольте спросить?
– Ну, мы же были друзьями, – Северус язвительно выделил интонацией последнее слово. – Думаете, я мог не заметить, что шестой курс она заканчивала под паршивого качества иллюзией, будучи «немножко» беременной?
У директора еле заметно дернулся уголок губ, но от Снейпа, следящего за каждым жестом собеседника, это не ускользнуло.
«То есть, Альбус, иллюзию ставил ты сам. Топорная работа, рассчитанная на уровень среднего мага! Хотя если не приглядываться?» – подумал Северус и продолжил.
– Кроме того, мы были соседями. Жили в маленьком городке, где все друг друга знали. И беременность юной девицы до брака – сами понимаете. Вкусная новость. Обсасывали ее долго.
«Кому какое дело, что я после пятого курса там и не появлялся. Все фигуранты мертвы: и мои родители, и ее родители, и даже она сама», – от этой мысли, казалось, утихшая боль вернулась с новой силой.
Дамблдор, тоже внимательно наблюдающий за собеседником, с удовлетворением увидел едва заметный проблеск отчаяния в его глазах и вполне миролюбиво ответил.
– Что ж, Северус. Вы правы. Девочку спрятали в магловском приюте. И там она и останется. Вряд ли сестра Лили обрадуется перспективе повесить на себя еще и девочку. Гарри – важнее.
– Это бессмыслица, директор! Девочке ничего не грозило. В пророчестве она не фигурировала.
– Лили тоже, не так ли. Но это ее не спасло. Это было решение Лили, Северус, его нужно уважать. Она пыталась защитить дочь, – Дамблдор печально покачал головой.
– Предположим. Но сейчас? Она никому не нужна. Она не победитель Темного Лорда, оставшиеся ПСы на нее охотиться не будут. Приют – не лучшее место для ребенка. Тем более для ребенка-волшебника. Ей можно найти опекуна, нанять гувернантку, наконец. Не промотал же Поттер все родительское наследство? Вполне хватит обоим детям, – он встал и прошелся по кабинету, заложив руки за спину, еле сдерживаясь от возмущения.
– Северус, – Дамблдор вздохнул, – девочка не имеет никаких прав на эти деньги. Она не упомянута в завещании.
Снейп, резко обернулся:
– Что? Почему?
– Она не дочь бедного Джеймса. Лили… оступилась. Кто в молодости не ошибался, не увлекался, не принимал страсть за любовь. Джеймс, благородный, чуткий мальчик, понял, простил во имя любви и принял ее и ребенка.
Северус застыл как соляной столп.
«А я-то все гадал, почему они не поженились сразу, как Джеймс стал совершеннолетним, чтобы, как это называется у кумушек в Куокворте, прикрыть грех. Он, похоже, сомневался, а стоит ли его вообще прикрывать. А могли и родители активно протестовать. Зачем им приблудыш в семье?
Свадьба состоялась после весьма своевременной и поразительно одновременной смерти старших Поттеров от драконьей оспы. Что ж, понятно, почему Мелисса носит фамилию Эванс, почему она в приюте. И вот теперь не поверю ни на секунду, что Поттер это сделал, чтобы защитить девочку, следуя высоким благородных порывам! Ему просто было невыносимо ее видеть!»
– Принял девочку?! – уголки губ Снейпа сардонически приподнялись. – Да он ее с рук сбыл, как только собственный ребенок родился! А теперь выясняется, что еще лишил и средств к существованию! Как благородно. Истинно по-гриффиндорски!
– Не вам осуждать его, – Дамблдор сверкнул глазами. – Вы не забыли, кто рассказал Темному Лорду о пророчестве?
Снейп дернул бровью, сел на стул и замолчал, сжав губы. Все краски схлынули с его лица.
«Браво, Альбус! Карманный ПеС посмел не согласиться, позволил себе иметь собственное мнение. Поставим его на место. Ну, хоть не стал настаивать на этой бредовой версии, что Мелиссу поместили в приют, чтобы спрятать!» – пронеслось в его голове.
– И кто же отец? Или это тоже секрет ради общего блага?
– Северус, вы забываетесь! – окатил его холодом Дамблдор.
Откинувшись на спинку кресла, он в упор смотрел на Снейпа.
– Закончим с этим. Этот ребенок – не ваша забота, у вас и так достаточно обязанностей. Наша договоренность касается только и исключительно Гарри. Если захотите, сможете приглядывать за этой девочкой, когда она приедет в Хогвартс, но не в ущерб основной задаче.
«То есть ты, старый козел, решил, что будешь определять список всех моих забот и привязанностей? В служебное и внеслужебное время? А морда не треснет? – подумал Снейп, сатанея, но поинтересовался тусклым голосом:
– Я могу быть свободен?
Дамблдор пожевал губами и медленно произнес, слегка растягивая слова, как бы размышляя, стоит говорить или нет.
– Еще одну минуту, Северус. Я понимаю, что у нас обоих были тяжелые дни, но мне крайне необходима консультация по Темным искусствам. Вы же в них весьма сведущи, не так ли?
Снейп молчал, ожидая продолжения.
– В каких случаях может не сработать рунный ритуал?
Профессор зельеварения саркастически приподнял бровь.
– Это такая шутка, директор? Искажение формулы – вот ответ на ваш вопрос. Это задачка для третьекурсника.
– Формула верна.
– Ошибка в активации. Не тот порядок, не та стихия.
– На этом этапе ошибки не было.
– Чем активировали?
– Кровью, мальчик мой, кровью. Иначе я бы у вас не спрашивал.
Снейп чуть прищурился: «Да ты активно практикуешь магию крови, Великий светлый? Силен!»
– Так на каком этапе был сбой, директор? – поинтересовался профессор зельеварения.
– На заключительном. Процесс был запущен, что говорит о правильном выполнении начальных этапов, но обращен. Что может его обратить, Северус?
«Только, пожалуй, волшебник, вроде меня. Обладающий достаточной магической силой, вроде моей. Знающий и умеющий применять древние заговоры сидов (1), вроде произнесенного мной вчера. Чтобы одна маленькая девочка не встретилась на тучке с Мерлином – старичком с бородой, вроде тебя. Возможно, из-за ритуала магии крови, вроде только что тобой упомянутого», – подумал Снейп, потерев рукой переносицу.
– Боюсь, так сразу в голову ничего не приходит, директор. Было бы неплохо взглянуть на формулу, чтобы понять от чего мы вообще пляшем.
Дамблдор сокрушенно развел руками, показывая, что вот как раз это он обеспечить и не может.
«Ну, в общем, ожидаемо. Я бы удивился как раз обратному. Вот интересно, это паранойя? Мне уже пора в дурдом?»
– Могу порыться в книгах. Прикинуть. Но вслепую – сами понимаете! Результат если и будет, то вряд ли скоро.
– Тем не менее, попытайся, мальчик мой, – с доброй улыбкой попросил директор.
«Твою-то мать!»
Выйдя из кабинета директора, Снейп поспешил к выходу из замка. Достигнув границы антиаппарационных чар, он переместился в Лондон.
Пройдя по темному, извилистому переулку, Северус пересек мостовую, пропуская несколько автомобилей, и минут через двадцать вошел в Лондонский департамент образования.
Еще через полчаса он покинул казенный дом и устроился в ближайшем кафе, где за чашкой терпимо сваренного кофе принялся изучать развернутый список частных лондонских школ.
«Что ж, – меланхолично размышлял он, – еще парочка Конфундусов, несколько изменений памяти и вопрос решен. Есть все-таки в магии свое очарование».
***
Петуния и Вернон Дурсль уже второй час ждали в жестких, неудобных пластиковых креслах приемного покоя больницы Литтл Уингинга.
– Слава Богу, Полкиссы смогли присмотреть за Дадли! Да-а, сюрприз так сюрприз! – возмущенно шипел мистер Дурсль на ухо своей жене. – Кем надо быть, чтобы оставить ребенка на крыльце на всю ночь! В ноябре! В корзине! Завернутого лишь в тонкое одеяльце! Его могли украсть. На него могли напасть бродячие собаки. В конце концов, я мог на него наступить! Воспаление легких, которое ему сейчас светит, – фигня по сравнению с переломом позвоночника. Что, нельзя было постучать в дверь и сдать его с рук на руки?
– А нам-то что теперь делать, Вернон? Как мы докажем социальным службам, что это наш племянник? Что мы им скажем? «О, вы знаете, в корзинке было письмо. Да-да, от ненормального старикашки. Написанное на пергаменте. Зелеными чернилами. Которое само вспыхнуло и сгорело сразу, как только мы его прочитали!» Нас засунут в дурдом, а мальчиков в приют.
Вернон помолчал, достал из кармана записную книжку, вырвал листок и, черканув что-то левой рукой, протянул Петунии. На бумажке кривыми размашистыми буквами, так непохожими на обычный, четкий почерк мистера Дурсля было написано:
«Тунья, позаботься о Гарри. Лили».
– Спрячь. Когда спросят – покажешь. Дурацкая идея и хреновая подделка, поэтому должно прокатить.
– Взятки все равно давать придется, – слегка сминая листок и убирая его в карман пальто, сказала миссис Дурсль. – У нас нет ни одного документа, кроме свидетельства о рождении Лили. Она ведь ничего не стала оформлять: ни удостоверение личности, ни страховку. Зачем мне, говорила. Я уж молчу о свидетельстве о браке с Поттером и свидетельстве о рождении мальчика.
