Текст книги "Пробуждение: магическая печать (СИ)"
Автор книги: Скорпианна
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 30 страниц)
– Его удаляют до конца игры, – проговорил Уоррен, в голосе которого огорчение смешалось с восхищением. – Отличный удар слева! – вздохнул он, – бокс по нему плачет!
Но Виктор не пошел к своей команде. Вместо этого он снял футболку и, швырнув её в лицо Демиена, ушел из зала.
– Ничего себе, – произнесла Кира, провожая его горящим взглядом. – А я и не замечала раньше, что у Громова такая сексуальная фигура! Лем, – она толкнула Уоррена в бок, – ты не боишься оставлять с ним свою девушку?
– Они дружат с детства, так же как и ты с Альгадо, – спокойно ответил он. – Смотрите, – он указал на трибуны, – Его отец тоже уходит.
– Пошли!
Кира схватила Эмму за руку и потянула вслед за ним. Да, она права – нужно найти Виктора и не дать ему схлестнуться с отцом. Или нужно? Не успев сделать и пары шагов, девушки обернулись назад.
– Куда собрались? – Уоррен крепко держал их за руки
– С каких пор тебя это волнует, Лем? – огрызнулась Кира. – Отпусти!
– Ага, – сказал он. – И вы тут же пойдете искать неприятности на свои головы. Одна вон уже пошла!
– Что?
– Кто?
Уоррен закатил глаза.
– Мидл, – ответил он. – Она выскочила вслед за Виктором сразу же после того, как он покинул зал.
– Но зачем?
– Чтобы вынести ему мозг за Демиена, – догадалась Кира.
– Отлично! Еще и эта истеричка! – воскликнула подошедшая к ним Ванесса.
Стукнув Лема по рукам, она потянула его вниз.
– Ждите тут! – строго указала она. – Мы разберемся, а вы поддержите мальчиков, – каждая своего! – добавила староста и они ушли.
– Думаю, не стоит спрашивать, за кого ты болеешь, – сказала Кира, кивая на бордовый флажок с надписью "Феликс".
– Как и ты, ведь это очевидно, – сказала Эмма и Кира кивнула. – Вот только ты ошиблась с цветом и именем.
Соболева не ответила, но по её взгляду, перекочевавшему с Макса на Эмму, было ясно – она права. Больше они не говорили.
***
Виктор зашел в раздевалку, громко хлопнув дверью. Попытка прибить Альгадо не помогла – он все еще был на взводе. Парень подошел к своему шкафчику и дернул замок, но безуспешно – его снова заело, и Виктор со всего размаху ударил по нему. Кулак отозвался болью, которая внезапно перешла в область плеча. Обернувшись, он увидел перед собой одногруппницу Альгадо, держащую в руке окровавленную заколку для волос.
– Ты что, больная? – спросил он сквозь зубы.
Дверь снова открылась, и в раздевалку вошел Борис Громов. Если бы заместитель декана лингвистического факультета мог читать мысли, он наверняка свалил бы отсюда от греха подальше, что и сделала Кэйт, ощутив себя лишней.
– Что здесь происходит? – спросил Громов сына, когда она вылетела прочь, пригрозив Виктору расправой, если он еще раз тронет Демиена.
Но Виктор лишь усмехнулся в ответ и развернулся к шкафчику. Тогда, Громов медленно подошел и ударил его наотмашь по лицу. Челюсть заныла, а во рту появился уже знакомый вкус крови.
– Ты опозорил себя и свою семью, – жестко сказал Громов. – Сегодня о твоей выходке знают не все, но завтра будет знать каждый.
– Опозорил? – встрепенулся Виктор, в голосе которого было столько гнева, что любой сжался бы под его давлением, но только не Громов.
Виктор знал, он делает это специально, чтобы заставить его почувствовал свое превосходство над ним, так же, как он делал это всегда. Это давило, раздражало и унижало его, приводя порой в неистовую ярость, но даже тогда он знал, что все то, что делает и говорит отец, он делает во благо своему сыну. И он верил в это всю свою сознательную жизнь, вплоть до момента, пока Альгадо не раскрыл ему глаза в тот новогодний вечер.
Тогда, он впервые в жизни сбежал от своих друзей. Тогда он впервые накричал на пытающуюся поговорить с ним и успокоить его Несси. Она убежала в слезах, а он готов был идти на пирс с одной единственной целью – прыгнуть в воду и пойти ко дну. Вот так они встретили свой семнадцатый совместный новый год. Отца он старался избегать, просто не мог видеть его, говорить с ним, заведомо зная, что все сказанное им – ложь.
– Опозорил? – повторил он и зашелся в приступе горького смеха. – Чем же? Тем, что не позволил этому ублюдку оскорблять меня, или тем, что проиграл в полуфинале девчонке?
– Ты деградируешь, – зло бросил Громов. – Все, чем ты занимаешься, это торчишь где-то со своими недалекими друзьями, вместо того, чтобы заниматься. Не этого я ожидал от своего сына!
– Да неужели? – с сарказмом произнес парень. – А чего ты ждал отец? Ты надеялся, что я буду твоим послушным бараном и позволю тебе сделать из меня и моих недалеких друзей рагу на жертвенном огне?
– О чем ты? – насторожился Громов. – Я никогда не считал тебя бараном, и причем здесь твои друзья? Меня волнует твое безответственное отношение к своему будущему. Сначала ты и твоя подруга бросаете фигурное катание на самом пике вашей карьеры, теперь ты своими руками угробил шанс данный тебе на то, чтобы попасть в сборную России. Ты же знаешь про отбор и про то, что наблюдающие были в зале сегодня. Как ты мог испортить все? Ты променял сборную на реслинг двух идиотов?
– Да какая к чертям сборная? – заорал Виктор. – Плевал я на твой баскетбол!
Пнув по шкафам, он услышал гул.
– Успокойся! – рявкнул Громов. – Вспомни о матери! Что бы она сказала, узнав, как ты поступаешь со своей жизнью?
– Ты еще смеешь упоминать её? – проговорил Виктор хриплым от гнева голосом и, схватив отца за ворот пиджака, он встряхнул его и с силой впечатал в стенку.
Громов же на мгновение потерял способность к движению, исчезнувшую вместе с даром речи.
– Ты – предатель! Ты смеешь говорить так, будто печешься обо мне отец, но мы оба знаем, что не позднее как через два месяца, ты и твои дружки поведут нас как скотину на убой, и ради чего? Чтобы, наконец, исполнилась твоя мечта – стать богаче Альгадо и утереть ему нос? Ты готов убить меня и еще семь человек, ради этого? И, знаешь, хотя я и ненавижу Демиена, но я не пожелал бы ему такой участи, участи жить во лжи.
– О чем ты говоришь?
Прекратив попытки оттолкнуть сына, Громов застыл у стены.
– О чем я? – переспросил Виктор в истерике. – Правда, отец, о чем это я? Дай-ка подумать... Ах да, вот о чем!
Швырнув его в сторону, парень встал у двери. Сквозь щель можно было заметить, как по полу скользнула тень, скользнула быстро, и исчезла.
– Может быть, я говорю о сокровищах, которые вы с ректором ищете? Или о том, что вся эта хрень тянется много веков. Кстати, отец, сколько? Когда это началось?
– В середине прошлого тысячелетия, – машинально ответил Громов. – Виктор, ты не...
– Заткнись! Заткнись и слушай! – закричал парень. – Ты и Соболев хотели скрыть все это. Думали, что будет так же легко, как с убийством Эстер. Виновных до сих пор ищут, но они не найдут, не так ли? Вот только вы не учли одного: Демиен и Эмма солгали. Они слышали разговор ваших сообщников, они нашли Эстер еще живой, и она рассказала им о том, что мы – обозначенные звездами обречены на смерть в июне этого года, в день солнечного затмения, став жертвами в каком-то ритуале.
– Вы знали об этом? Вы знали об этом так давно? Почему вы...
– Это еще не все! – перебил Виктор. – Они слышали и ваш с Соболевым разговор, когда ректор подтвердил тебе, что нам не пережить ритуал. И это не остановило тебя...
– Виктор, сын, с тобой этого не случится!
– Заткнись! Не смей называть меня сыном, потому что для меня ты больше не отец! Громов вздрогнул.
– Но знаешь что? Ты прав: со мной ничего не случиться и более того, ни с кем из нас! Мы просто пойдем и расскажем все полиции, совету, – сказал он, открывая дверь. – Уверен, вы не всех купили! Штандаль, Лем, Вега, Сион, Альгадо, О'Рой и Брейн – они достаточно влиятельны, чтобы вывести на чистую воду и упечь вашу шайку пожизненно!
– Стой, мальчишка! – крикнул Громов срывающимся голосом, но Виктор уже скрылся в коридоре.
Сердце заныло совершенно не вовремя и сев на скамейку, мужчина дал ему уйти.
– Я должен принять меры, – проговорил он поднимаясь. – Их нужно нейтрализовать.
Мужчина достал сотовый и набрал номер. Затем снова и снова, но в ответ слышались лишь длинные гудки.
– Черт! – вскричал он, и чуть было не швырнул телефон о стену. – Где же ты?
В коридоре послышались шаги, и парой мгновений после в раздевалку вбежала подруга его сына и Уоррен Лем. Увидев его, они резко остановились.
– Что вы сделали с Виктором? – воскликнула Ванесса, заметив кровь на его пальцах.
– Я ничего не делал, – начал он, но девушка уже метнулась обратно за дверь.
– Это вам не сойдет, – предупредил Уоррен и выбежал следом.
– Все вышло из-под контроля, – проговорил Громов.
Держась за сердце, он вышел из раздевалки и медленно заковылял в сторону лестниц.
Кто скажет, зачем нужны эти баллы и очки, эти мнимые превосходство и победы, когда, в погоне за ними, главное, что есть в жизни, ускользает от вас? Не тот удачлив, кто получил главный приз, а тот, чей приз для него главный!
В шуме удаляющихся шагов, никто не заметил встревоженного дыхания мужчины, спрятавшегося за одной из колонн у почетной доски академии. Подождав еще немного, он вышел и, отряхнув свой дорогой костюм, вынул из пиджака сотовый телефон.
– Это я, – тихо сказал Диего Альгадо. – Я сейчас застал сцену между Громовыми, отцом и сыном. И ты не представляешь, что я услышал... Да, Громов и Соболев действительно что-то замышляют в отношении детей. Нет, я не знаю что конкретно.
Диего стоял и сосредоточенно смотрел в сторону, где скрылся Громов.
– Думаю, мне стоит остаться здесь еще на несколько дней, чтобы разобраться во всем до конца.
Гл.18. "Маски, которые мы носим"
" Все мы по разным причинам носим маски.Некоторые маски мы надеваем, потому что это то, кем мы действительно хотим быть.
Некоторые мы носим, потому что не можем принять скрываемого под ними или потому что кому-то нужно видеть нас такими.
И некоторые маски мы носим для того, чтобы остаться в тени.Но в ношении масок есть один недостаток -
они в любой момент могут быть сорваны".
Фраза из популярного телевизионного сериала «Сплетница»,
снятого по мотивам одноименной серии книг
американской писательницы
Сесиль фон Зигесар
***
ХVIII век...
«С самого начала, я всегда был тем, кто правит балом. Я назначал дату, приглашал гостей, я знал обо всем, что творится вокруг. Но, с некоторых пор все изменилось... Когда это произошло? Каким образом я не заметил того, что мой бал превратился в маскарад? А сам я обзавелся еще одной маской, снять которую, значит признать себя безвольным слабаком, неспособным следовать собственным идеалам»
( Александр Стеланов-Фортис)
«Маска короля» – надпись на обертке алюминиевой банки показалась несколько странной и несоответствующей содержимому. Кофе, в качестве дополнения к солидному денежному подарку, был доставлен ему сегодня утром. И, если уж быть предельно точным, он только что распрощался с посыльным, который прилетел в поместье вместе с субботней почтой.
Когда подсчет был завершен, и купюры вернулись на свое место – в плотный конверт из белой бумаги, Леони довольно улыбнулся. Взгляд его вновь коснулся банки, и он решил отпраздновать щедрую благодарность очередного клиента чашечкой свежезаваренного кофе. Наполнив чашку до краев, молодой адвокат опустился в удобное кресло у окна своей комнаты. Небо было ясное, сквозь открытую форточку дул свежий весенний ветер. Зелень леса, набирая обороты, становилась все пышнее и сочнее день ото дня. Леони поднес чашку к лицу и, закрыв глаза, медленно втянул воздух. Аромат защекотал его рецепторы и в предвкушении он разомкнул губы.
Внезапно, дверь с грохотом отскочила о стенку шкафа, и послышалось крепкое ругательство, а за ним грохот. От неожиданности, и совершенно забыв про чашку в руке, Леони вскочил с места и закричал. Кофе, ароматный, дорогой и невероятно горячий кофе, оказался на его груди и животе. Отряхивая рубашку, он не сразу обратил внимание на своего коллегу, который уже успел подняться с пола и отшвырнуть стопку книг в сторону.
– Ты бы еще наковальню сюда примостил, – раздраженно заметил Громов, прикрывая дверь.
– А ты не лети так, будто дело касается жизни и смерти, – парировал Леони, подходя к шкафу. Он открыл его и достал с вешалки чистую, выглаженную рубашку.
– Так и есть, – серьезно заметил Громов и он обернулся. – Дело касается моего сына и небольшого круга его друзей.
– Виктора? – переспросил Леони и с удивлением посмотрел на лингвиста. – А что с ним?
Громов подошел к окну и глотнул свежего воздуха, будто этот глоток мог в раз решить его проблемы.
– Он, и еще семеро наших студентов находятся в опасности, смертельной опасности.
– О чем ты, Борис? – воскликнул Леони.
– Это все продолжение, а точнее начало и причина истории с участием Ганны Эстер, – ответил Громов. – На детей готовится покушение, потому что они скрыли важную информацию об убийцах. И, мне нужна твоя помощь.
– Но, чем я могу помочь? – спросил мужчина. – Я всего лишь юрист – преподаватель академии, не проще ли обратиться в полицию?
– Нет, не проще, – напряженно проговорил тот. – Это опасно. У них везде свои люди. Никто не должен знать о том, что мы собираемся сделать.
– Сделать? Мы?
– Ты поможешь мне или нет? – взревел Громов и Леони сжался до размеров теннисного мячика.
– Успокойся, Борис, – сказал он мгновением позже. – Что ты предлагаешь?
– Роман уехал на симпозиум, мне они больше не доверяют, но мы во что бы то ни стало должны вывести их из поместья куда подальше.
– Хорошо, – осторожно согласился Леони. – Но я думаю, мы должны сообщить хотя бы родителям. Я видел сегодня утром Диего Альгадо.
В тот же миг, Громов, скрежеча зубами, схватил его за грудки.
– Нет! – заорал он так, будто ему предложили на выбор прыгнуть со скалы или застрелиться. – Никому! Тем более Альгадо! – И Леони послушно закивал. – Мы должны вывезти ребят втайне от все.
– Ото всех?
– Да, – ответил Громов, садясь в кресло. – Даже от них самих.
Леони молча подошел к столу и налил две чашки кофе.
– Это звучит как паранойя, – сказал Громов немного спокойнее. – Но поверь мне, все очень и очень серьезно. Если мы ошибемся – это плохо кончится.
Леони долго смотрел на мужчину в своем кресле и сосредоточенно думал. Затем он достал из шкафа небольшую фляжку и добавил немного содержимого в свою чашку. Мужчина подошел к сидящему и протянул ему вторую. Он молчал, пока уровень напитка не достиг экватора.
– Я верю тебе, – сказал он, наконец. – Какой бы бредовой не казалась эта история, я все еще помню, как ты выручал меня в колледже, и к тому же, я привык доверять своим инстинктам.
– Отлично! – сказал Громов, поднимаясь. – Я знал, что ты не забыл это. Теперь мы должны обсудить план действий.
***
Маски, черно белые и те, чьи краски сродни радуге переливающейся в капле росы. Маски, большие и маленькие, едва прикрывающие глаза, украшенные перьями и бархатом, лентами, стразами и декоративными цветами. Все люди ежедневно носят маски, но сегодня никто этого не скрывал.
Зайдя в сад, Эмма подивилась разнообразию костюмов. Здесь было людно, ведь мало кто хотел провести этот, невероятно летний для весны, вечер в стенах бальной залы. Да, они старались и украшали её, но какого черта, когда в их распоряжении оказался большой, живой и пропитанный весенней романтикой сад? Эмма огляделась, аллея была совсем рядом. Именно там они решили начать игру, которую Лилиан и Мориса придумали еще до начала каникул, на которых она решила остаться в поместье вместе с Феликсом. Но это не спасло её от уверений подруг.
– Костюм необходим! – просто сказала ей Лилиан, и Эмма не стала возражать, потому что знала: она все равно купит его.
И она купила. Это было немного жестоко, по её мнению, но Лилиан настояла на том, что на маскарад Эмма прибудет в образе кельтской богини. Никто не знал об этом, так как по правилам игры они должны были держать свои костюмы в строгом секрете. Каждый из них должен был искать остальных, а найдя кого-либо, взять у него ленту цвета его факультета с именем, написанным на ней маркером. Победителем становится тот, кто первый соберет все ленты, а значит – узнает своих друзей под маской.
И так, никто не знал её наряда, никто кроме Лилиан и Феликса, с которым они договорились прошлым вечером. Подходя к аллее, Эмма замета свою мать. Джессика стояла, облокотившись о каштан, и разговаривала с неизвестным мужчиной. Пройдя мимо них, девушка поздоровалась и голос, ответивший ей, показался знакомым. Она уже слышала его в академии, но кто это – преподаватель, персонал с кухни – она не знала.
Внезапно ей подумалось, что среди замаскированных могут быть ректор и Громов, но поразмыслив, отмела Соболева, так как он уехал из поместья на какую-то встречу в Мюнхен два дня назад, и еще не вернулся. А Громов, он отпадал на том основании, что его голос она узнала бы, говори он даже шепотом. Такой же красивый, чистый тембр был только у его сына, и она ощущала радость от осознания того, что на этом сходства между ними заканчивались.
– Я расшибусь о дерево, если Гром будет Зевсом, – серьезно сказал Макс, когда они беседовали в гостиной после ужина.
Да, эта идея с игрой и правда была хороша. Время летело, беспощадно приближая судный день, и всем им необходимо было отвлечься. Это было весело, и сегодня она собиралась найти всех своих друзей и получить главный приз – не тот, который сулила Лилиан, а тот, имя которому – победа.
Вот, еще пара-тройка метров, и она окажется на аллее. И, первым делом найдет Феликса, ведь никто же не говорил, что запрещено искать в паре! А вместе они справятся быстрее и, заодно, проведут больше времени вместе. Думая об этой перспективе, Эмма сладко улыбалась, и ей было совсем не важно, что длинное, почти в пол, платье не располагает к скоростным передвижениям. Отцепив, наконец, подол от ветки куста, она обернулась на шорох, и сердце радостно ускорило бег.
В полумраке сада, неподалеку от неё, прислонившись спиной к стволу дерева, сидел мушкетер её величества. В которого из знаменитой троицы оделся Феликс, она не знала, да и какая разница кого он изображал? Форма ведь у них все равно одинаковая! Подкравшись сзади, Эмма тихо-тихо опустилась на колени и, осторожно просунув руки под широкополую шляпу, закрыла его глаза. Наслаждаясь волной, захлестнувших её эмоций, девушка тоже закрыла глаза и, улыбнувшись, приблизилась к его шее. От кожи веяло теплом и пахло весенней свежестью и тайной. Это опьяняло и где-то на уровне подсознания родилось желание бросить все, схватить его и вместе спрятаться в её комнате.
– Я нашла тебя! Где же мой поцелуй? – ласково прошептала Эмма, вдыхая его аромат. Дрожь, пробежавшая по нему при первых звуках её голоса, неизбежно передалась и ей. Но он медлил, и она потянулась к его губам.
– Хорошо, – прошептала она, скользя рукой по щеке, – тогда я возьму сама...
Она потянулась еще, и почти коснулась его губ своими, когда ощутила, как его бросило в жар, и он прошептал ей:
– А я все ждал, когда же ты, наконец, признаешь, что не смогла устоять!
Взрыв. Еще один, и еще один. Это проникли и вдребезги разорвали её мозг три факта.
Первый факт – это не Феликс! Парень, которого она обнимает – не Феликс Штандаль. Это было невозможно, ведь и костюм, и запах его туалетной воды, и чувство теплоты у неё в груди, в конце концов, кричали об обратном.
Второй, и по шкале катастроф, она оценила его в девять из десяти баллов, – этот парень – Демиен Альгадо! Живот нещадно скрутило морским узлом. И, подытоживая то, чего и так было сверх достаточно для немедленного самоубийства: факт третий – она сказала ему все эти нежности и полезла целоваться... Все, кто хочет видеть локальный апокалипсис – сюда! Вот он: она чуть не поцеловала Альгадо!
– Боже, – выдавила она, хватаясь за живот, – меня сейчас вырвет.
И, действительно, позывы были столь сильными, что она откинулась за дерево и приготовилась опозориться еще больше. Но, как ни странно, все обошлось, а Демиен просто не слышал, потому что смеялся, не обращая на неё внимания. Возможно, смыться отсюда было лучшим вариантом: Эмма поднялась и, приподняв подол, дабы увеличить скорость, рванула на аллею, через зазор в изгороди. Но, едва очутившись на твердом асфальте, она ощутила, что её схватили за руку, а следом и вторая оказалась в его плену.
– Отпусти! – выдавила она сквозь зубы.
– Зачем? – спросил Демиен, наслаждаясь своим превосходством. – Ты же этого хотела?
– Что ты...
– Ты просила поцелуй, – глаза его хитро сверкнули, – так получи его!
Сказав это, он перекинул руки ей за спину и, прижав Эмму к себе, медленно приблизился к её лицу.
"Где же то пламя, которым по легенде могла управлять Бригид? – подумала Эмма. – Уж она бы не поскупилась на огонек! " Но, когда она почувствовала его горячее дыхание на своих губах, Эмме стало не до смеха. Затаив дыхание, она смотрела ему в глаза сквозь прорезь в маске, которая была не большой, что позволяло губам оставаться свободными для прикосновений.
Руки Демиена крепко обвивали её талию, сдерживая движения. "О, Боже! – пронеслось в голове, когда она увидела, как он закрыл глаза, медленно, почти томно. – Во что он играет? Господи, он что, взаправду собирается сделать это? Сейчас он отпустит, сейчас он отпустит, сейчас он..."
Но нет, его хватка и учащенное дыхание не оставили иллюзий и, по велению внутреннего голоса, её веки задрожали и опустились вместе с уходящей надеждой. Эмма застыла в ожидании, она ждала, ждала, ждала, и казалось, прошло уже миллион лет и она успела перебрать кучу вариантов того, что произойдет после, но где-то на заднем плане бешеного волнения как молния в ночи пронеслась мысль, заставившая её очнуться. Она друг четко осознала, что ничего не происходит.
Резко распахнув глаза, Эмма увидела, что находясь все еще неприлично близко от её лица, его глаза и губы беззвучно смеются. И опять, на секунду, её словно парализовало. Что он делает? Ответ на этот вопрос последовал незамедлительно, будто парень умело прочел её мысли.
– Серьезно, Керн? – спросил он, отстраняясь. – Ты серьезно?
– Что серьезно? – вскипела Эмма.
– Ты думала, я действительно хочу поцеловать тебя?
И тут он дал волю чувствам: отпустив девушку, Демиен расхохотался.
– Да я ни в жизнь не опущусь до такой как ты, Керн, – с насмешкой проговорил он. – Ты вообще в зеркало смотришься? Ни вкуса, ни стиля, ни родословной... Ни-че-го! – протянул он, глядя в её ошарашенные глаза. – Запомни, Керн! Запомни хорошенько! Как бы ты не рядилась, и с кем бы ни водила дружбы, позолотой дерьма не скроешь!
И, бросив на неё взгляд, полный прожигающего насквозь презрения, он развернулся и зашагал прочь. В глазах защипало и, отвернувшись, она до боли вонзила ногти в ладони. Нет, она совершенно не переживала о несостоявшемся поцелуе. Если бы ей дали выбор, она выбрала бы асфальт укладочный каток! Он снова унизил её, эти люди из так называемого высшего общества, в лице Альгадо, снова смешали её с грязью.
Эмма верила, своим друзьям, чувствовала, что они искренни с ней, знала, что Макс, Лилиан, Эмиль и, как ни странно, Вивиен любят её и дорожат её дружбой больше остальных. Да, это было так, и колючие слова Демиена не возымели должного успеха, но, как известно, вода камень точит.
Казалось, ничего не может переключить счетчик её настроения с позиции "раздражена и очень зла", даже музыка разносящаяся отовсюду благодаря подключенным к радиорубке усилителям, размещенным по периметру сада, но она снова ошиблась. Внезапно ощутив, как на плечи легли и слегка сжали их две сильные мужские ладони, Эмма пришла в такое дикое бешенство, что развернувшись, пнула хама изо всех сил.
– Ах ты, урод! – воскликнула она и тут увидела, что мужчина – совершенно другой мужчина, чуть не упал на асфальт, хватаясь за ушибленное колено.
– Господи... Эмма, – выдавил из-под маски голос Артура. – Это еще за что?
– А... Артур?
– С утра был, а вот теперь не уверен.
– Простите! Я не знала, что это вы!
– А, так значит "урод" – это не ко мне? Что ж, – он приподнял маску и стер пот со лба, – уже что-то.
Эмма стояла и смотрела на мужчину, испытывая микс удивления с сожалением.
– Простите, я думала это...
– Кто?
– Ваш племянник, вообще-то. Мы только что повздорили, снова.
– Ясно, – сказал он, улыбаясь. – Значит, бить больше не будешь? И, гхм, я могу пригласить тебя на танец?
– Нет.
– Нет?
– Да, – Артур слегка отошел и она рассмеялась. – То есть, нет – не буду бить, и да – я согласна.
Не медля ни секунды, Артур приблизился к ней и обнял за талию. Они начали танцевать, и Эмме показалось, что он слишком откровенно обнимает её. И, возможно, для прогуливающихся студентов это не было чем-то особенным, ведь никто не знал, что танцующие – это декан физмата и его студентка. Маски скрывали их, но почему же тогда все внутри неё заволокло тревогой? Она была уверена: о её костюме не знал никто, кроме...
– Отвали от моей девушки, Альгадо! – крикнул Феликс и оторвал их друг от друга. – Тебе что, жить надоело? – с яростью в голосе бросил парень, и Эмма не успела опомниться, как он сшиб маску с лица своего декана.
Секунд десять все стояли и молча смотрели друг на друга.
– Вы успокоились, Штандаль? – поинтересовался Артур. – Как видите, я – не мой племянник.
Эмма, которую Феликс крепко держал за руку, ощутила нервную дрожь под его кожей.
– И, в любом случае, – продолжил Артур, серьезнее, – это не повод, для того, чтобы начинать вести себя как дикарь. Вам ясно?
Эмма потянула друга в сторону, но, вместо того, чтобы просто извиниться и уйти, он отпустил её и подошел к мужчине почти вплотную.
– Мне ясно, – произнес он тоном, от которого её тело и мозг сплошь покрыли мурашки. – Но я хочу, что бы и ты уяснил кое-что!
Феликс встал еще плотнее. Теперь Эмма точно знала, что он лишь немного ниже её преподавателя. В позе Артура появилось что-то воинствующее, а взгляд зажегся черным пламенем.
– Держись от моей, слышишь, моей девушки как можно дальше! Если я еще хоть раз увижу, как ты прикасаешься к ней, не имея целью передать учебник или что-либо еще относящееся к учебе, – он сделал паузу, и Эмме стало страшно от слов, что последовали за ней, – я сверну тебе шею!
Послушно следуя за своим парнем вглубь сада, Эмма не могла прийти в себя еще минут пять. Она и не знала, что Феликс может быть таким решительным, и безрассудным, она не знала, что думать, и что будет дальше. И, когда, наконец, они остановились и опустились на траву, а он привлек её к себе и поцеловал, тогда она решилась спросить:
– Что это было, Феликс?
Усмехнувшись, парень перевел взгляд с сорванной травинки на неё.
– А ты не знаешь? – спросил он в ответ. – По-моему, ты первая должна была понять, что он клеится к тебе.
– Что? – еле выдавила она.
Значит, он все знал. Вот только, с каких пор?
– Да брось, Эм, – сказал Феликс, лежа на земле. – Ты же не глупая! И, я не знаю, когда это началось, но могу точно сказать, что уже тогда, когда он застукал нас в тот вечер в твоей гостиной, я заметил в его взгляде этот огонек.
– Феликс...
– Он так смотрел на тебя, и так говорил со мной... А потом тот инцидент с кофе, когда он запретил мне следовать за тобой. Никто ничего не понял, ведь это так естественно соблюдать нравственные порядки, вот только я снова заметил эти нотки в его голосе.
– Фел...
– Это была ревность, Эмма. И не говори, что ничего не понимаешь, потому что я чувствую, когда ты врешь мне! Он думает о тебе, хочет тебя, возможно даже любит, – все это меня не волнует на самом деле! В академии немало парней, которые сохнут по тебе. Что? – он улыбнулся в ответ на её удивление. – Ты не знала, что невероятно привлекательна?
Феликс поднялся на локте и теперь смотрел ей прямо в глаза, а этот его взгляд, словно рентген нового поколения, нещадно оголял все её чувства.
– Волнует меня другое, – произнес он. – Скажи, Эмма, скажи честно, что ты чувствуешь?
Все внутри сжалось, и сердце пропустило удар. Она чувствовала его страх и зависимость от того, каким будет её ответ, но, не смотря на это, он все равно хотел знать правду.
– Он нравится тебе?
– Да, – ответила она, проклиная свою чертову принципиальность.
Ведь она обещала ему – больше никакой лжи! Феликс вздрогнул, и ей тут же захотелось взять свои слова обратно и кинуться к нему в объятия.
– Ты... любишь его? – и все та же боль в глазах, от которой её собственные глаза наполнились слезами.
– Нет, – прошептала Эмма, и это тоже была правда. – Я не люблю его, я знаю это совершенно точно. У меня были сомнения вначале, но теперь, когда я разобралась в себе, я твердо знаю, что не испытываю к нему того, что чувствую, когда вижу тебя и думаю о тебе.
– Ты любишь меня? – задал он третий вопрос. – Я должен знать точно, потому что если это не так, я отпущу тебя Эмма, – его голос дрогнул, – я отпущу тебя, чего бы мне это ни стоило!
Еще в начале вопроса она поняла, что плачет. Когда же он закончил, все щеки были мокрыми от слез. Глотая их, Эмма пыталась смыть тот образ, когда он говорит ей: "прощай, я отпускаю тебя, будь счастлива", но это было невозможно, потому что невозможно смыть с души ту боль, которая разгоралась в ней при одной лишь мысли о том, что Феликс больше не с ней, о том, что он страдает из-за неё.
Нет, она не хотела этого, она никогда не сможет быть счастливой, зная, что он пытается забыть её, и что "они" больше не часть её жизни. Да, она все еще ощущала что-то, находясь рядом с Артуром, но это "что-то" было по сути ничем по сравнению с чувствами, которые она испытывает к Феликсу. За эти месяцы после нового года она смогла разобраться в них.
– Я люблю тебя... – прошептала она сквозь слезы. – Я люблю тебя, Феликс, и мне больше никто не нужен.
Она уткнулась в его плечо, и он нежно обнял её, целуя в макушку. И, не важно, что земля все еще отдавала прохладой – ему было тепло, ведь он держал в объятиях самое дорогое и желанное существо. И, от этого всепоглощающего чувства взаимной любви веяло приятным обволакивающим теплом, которое, пусть не надолго, но сохраняло их мир счастливым и безмятежным.
***
В сумке поместилось все, что было необходимо и, посмотрев на часы, Громов перекинул её через плечо и шагнул в направлении двери. Стрелки замерли в положении без четверти восемь, а это значит, что Леони будет ждать его у лаза через пятнадцать минут. Спускаясь по лестнице вниз, он не раз ловил на себе заинтересованные взгляды, которые, впрочем, не должны были его тревожить, ведь интерес был вызван ничем иным, как его костюмом. Сегодняшний маскарад был прекрасной возможностью осуществить свой план, и он знал – пришло время надеть маску в последний раз.
Быстро, он обошел гудящий голосами сад по внешнему периметру, и тень от изгороди удачно скрыла его марафон от ненужного интереса гуляющих студентов. Добравшись до восточной стены, окружающей поместье, мужчина снял маску и бросил её на землю. Он пожалел об этом позже, когда пробирался через высокие заросли шиповника. У стены, а вернее под ней, отодвинув доски, поросшие мхом, Громов открыл лаз. Он был достаточно широк для того, чтобы протолкнув сумку впереди себя, мужчина мог легко пролезть следом.
