Текст книги "Пробуждение: магическая печать (СИ)"

Автор книги: Скорпианна

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 30 страниц)

– Ты уже говорила с Максом? – спросила Лилиан тихо-тихо, наклонившись к самому уху.

– Нет еще, – отозвалась Эмма. – Давай потом поговорим.

– Конечно, – Лилиан вернулась к разговору с Ричардом.

Раздался стук в дверь. Эмма гадала, кого имела в виду её мать, когда предупредила, что у них будут еще гости. Но она и не думала, что среди пришедших миссис Сион и Штандаль, а так же Оливера Стига, будут отец Виктора и Роман Соболев.

Увидев Соболева, Эмма дернулась. Кофе, уже не горячий, но от этого не менее мокрый, нещадно пролился на новые джинсы, привезенные ей матерью.

– Мне нужно переодеться! – сказала она, разглядывая пятна на ткани.

– Я с тобой, – Феликс поднялся следом.

Эмма взглянула на него, не зная, что сказать. Мысль о том, что он увидит её полуголой, была не тем, о чем ей хотелось думать в присутствии такого количества гостей в их доме. И, все же, она улыбнулась.

– Сядьте, Штандаль! – скомандовал Артур.

Эмма и Лилиан, впрочем, как и все, повернулись в сторону стола.

– Девушка идет переодеваться. Что вы там будете делать?

Нехотя, под веселый смех друзей, парень опустился на место. Артур же вернулся к разговору с Сэмом о лошадях.

– Я пойду, – сказала Лилиан, беря Эмму за руку. – Надеюсь, мне можно, мистер Шорс?

Под очередной взрыв смеха и слегка удивленный взгляд декана физмата, девушки удалились в комнату. К насупившемуся Штандалю подошла Кари. Она села на диван и, раскрыв свои огромные карие глаза, спросила его:

– А почему тебе нельзя пойти с Эммой, Фел?

– Сам не знаю! – ответил парень.

Он испытывал противоречивые чувства к декану своего факультета. С одной стороны он уважал Шорса за его ум, преподавательский талант и непохожесть на других Альгадо – внешность не в счет. С другой же, этот человек уже не первый раз лезет не в свое дело. Он не понимал, почему Шорс обращает внимание на них с Эммой, когда её собственная мать не сказала ни слова.

В это время новые гости поздравили Макса и Джессику, которая уже суетилась о дополнительных приборах на стол. Вскоре они все расселись и продолжили праздник. Через некоторое время после этого в дверь снова постучали, и Макс пошел открывать. На пороге стояла Кира Соболева. Увидев её, парень слегка растерялся, но она избавила его от дилеммы и заговорила первая:

– Я ищу отца, – объяснила она свой визит и прошла в дом. Взгляд девушки тут же нашел Соболева. Она поздоровалась с присутствующими и обратилась к нему: – Папа, мне нужно поговорить с тобой.

Поднявшись из-за стола, мужчина подошел к дочери. Он приобнял её за талию и проводил к дивану, на котором сидели Феликс и Макс.

– Побудем еще немного, дорогая! – сказал он и предложил ей присесть. – Мы поговорим позже, а сейчас ты можешь провести время в хорошей компании.

Кира нехотя опустилась на диван между парнями.

– Макс,– обратился к нему ректор. – Надеюсь, ты поухаживаешь за девушкой?

Парень нерешительно поднялся. Играющий на полу Ал поднял на него глаза и подмигнул.

– Да, ко...

– Нет! – сказала Кира, потянув его обратно за рукав рубашки. – Это не обязательно!

– Я просто принесу тебе чай или кофе, ладно? – предложил Макс и она кивнула.

– Чай, пожалуйста, – озвучила девушка. – Без сахара.

Когда макс ушел выполнять заказ, Феликс решил немного развлечь однокурсницу разговором. И, так как обычно он говорил, что думал, а сейчас он думал об Эмме, то Кира услышала следующее:

– Ты прямо как Эмма, – начал он. – Она тоже не пьет с сахаром по вечерам.

– Много сахара – вредно, Штандаль! – ответила Кира. – Видимо, девушка твоего друга это понимает.

– Подожди, – не понял он. – Ты сейчас о ком?

– О Керн, конечно. Ты же с нею меня сравнил?

– Нет, то есть да, с ней. Но я не о том. О каком друге ты говоришь?

Кира посмотрела на него как на дурочка. Не хватало только крутящего движения указательного пальца у виска, но ему казалось, что он почти видит, как она это делает. Он ждал ответ.

– О Сваровском, о ком же еще? – она облокотилась о спинку дивана. – Вся академия жужжит по поводу их романа.

К удивлению девушки Феликс рассмеялся.

– И, с каких пор ты стала слушать дворовые сплетни?

– О чем ты?

– Макс! – позвал парень друга.

Сам он давно уже перестал сомневаться, но разубедить еще одного человека в том, чья это девушка, было приятно.

– Сейчас, – отозвался тот.

Смахнув назад упавшую на глаза челку, он достал было сахарницу, но тут же убрал её на место. Потом он подошел к дивану с чашкой в руке.

– У тебя с Эммой роман! – сказал Феликс, напуская на себя как можно больше серьезности.

Фраза "попала в лоб" и он усмехнулся выражению его лица: "что серьезно, Феликс? Опять? ", загоревшемся на лице Макса мигающей кнопкой.

– Это не я сказал, – пояснил он и указал на Киру. – А она.

– Феликс, – Макс сел на диван, передавая девушке чай. – Может быть, хватит уже? Одно и то же каждый раз... Пора бы уже успокоиться и поверить, что мы с Эммой – друзья, не более, а теперь еще и родственники. И вообще, мне нра... – тут, взгляд девушки заставил его сменить направление, – мне не нравится, что ты продолжаешь доставать меня этим!

– Ревность – неблагодарное чувство, Штандаль! – сказала Кира, отхлебнув чаю.

– А тебе-то, откуда знать? – фыркнул парень. – Ты, похоже, совсем не ревнуешь Альгадо к Кэтрин Мидл!

– А почему я должна его ревновать? – поинтересовалась Кира, поднося чашку к губам.

– Ревность и любовь – не разделимы!

В следующий миг его окатило брызгами. Откашлявшись, Кира поблагодарила Макса за платок, который так и не достался Феликсу.

– Любовь? – переспросила она в изумлении. – Ты считаешь, что я влюблена в Демиена?

Кивок Феликса и она закатила глаза.

– Ты что, совсем уже того? – воображаемый палец у его виска обрел материальность движения. – Вот скажи мне: ты любишь Морису?

– А причем тут моя сестра?

– Просто ответь!

– Да!

– А ты её ревнуешь?

– Ревную? Нет, она же моя сестра! – ответил он. – К чему ты это все?

– К тому, Штандаль, что раз уж мы тут мифы развеиваем, то на тебе еще один разгром: Я не влюблена в Демиена, а он не влюблен в меня: мы дружим с самого детства – он для меня как брат. Это не та любовь, которая может вызвать ревность! Ясно?

Глаза Феликса обвели гостиную, и следом за ним Кира обнаружила, что все собравшиеся смотрят на них с интересом.

– Кто следующий? – спросил Эмиль, заметив её напряжение. – Я вот, к примеру, все еще сплю с плюшевым медвежонком.

Теперь все смотрели на него и Кира облегченно вздохнула.

– А что? – он скрестил руки на груди. – Это тяготило меня: попытки прятать его от соседей по комнате, страх разоблачения, самоанализ психологического застоя, страх расставания... А теперь, я признался, и вроде как свободен! Кари, – обратился он к малышке. – Ты любишь плюшевых медведей?

– Нет! – уверенно ответила она, протягивая ему ежика. – У меня есть живой Мармеладка!

Пока все смеялись над Радугой, Кира спросила Макса:

– Она что, назвала ежика Мармеладкой?

– Да, – так же тихо ответил он, улыбаясь.

– Как конфету?

Макс рассмеялся. Он посмотрел в её глаза: зеленые с серой паутинкой, длинные ресницы, касающиеся тонких бровей, и этот блеск во взгляде.

– А вы с Эммой и правда, очень похожи! – заметил он.

– Чем же?

– Да многим! – ответил он, разворачиваясь к ней всем корпусом. – Вы обе любите лошадей. Хорошо разбираетесь в физике, – перечислял Макс. – У вас обоих приятный голос и красивые выразительные глаза. Вы даже одним и тем же вещам удивляетесь одинаково.

– Прости, что?

– Я говорю, вы удивляетесь одинаково.

– Да нет же, что там про глаза? – уголки губ дернулись в неуловимой улыбке. – Ты считаешь, что у меня красивые глаза?

– И не только, – ответил Макс, немного смутившись. – Хочешь еще чаю?

– Да, пожалуй, с мармеладкой!

– Пре непременно! – весело заверил он.

Передав ему в руки чашку, девушка проследила, как Макс подошел к зоне кухни и включил чайник.

– Наверное, он – хороший друг, – сказала Кира, обращаясь к Феликсу.

– Лучше нет! – ответил он. – А я знаю многих.

– Для каждого свой друг – лучший!

Феликс взглянул на неё и сказал с усмешкой:

– Но со своим-то ты разругалась! – заметил он. – Поняла, наконец, что он – полное дерьмо!

Кира вздрогнула и резко обернулась к нему. Макс тоже обернулся и увидел, как девушка вскочила на ноги.

– Знаешь, Штандаль! – зло бросила она. – Не тебе судить о людях, которых не знаешь! И, более того, не тебе указывать мне на недостатки моих же с кем-либо отношений! Понял?

– Понял! – быстро сказал парень.

Во всей этой атмосфере праздника и доверия, он совершенно забыл, с кем разговаривает. Еще минуту назад перед ним сидела вполне нормальная, открытая девушка. Но стоило ему задеть её, как она превратилась в гордую снежную королеву.

– Я ухожу, пап! – совершенно спокойно предупредила Кира, поцеловав Соболева в щеку. – У вас очень вкусный чай, миссис Керн! – поблагодарила она Джессику и направилась к двери.

Макс подошел к Феликсу.

– Что ты ей сказал, дурень? – зашипел он на друга.

Тот хотел ответить, но его перебил голос ректора, обратившийся к Максу:

– Макс, – позвал он. – Проводи Киру до её комнаты, пожалуйста!

Девушка пыталась возражать, но отец настоял на своем. Спорить с ним совершенно не хотелось, да и зачем? Если он решил что-то, то уже не отступит. Открыв дверь, она кивнула Максу, и он поспешил следом.

Скинув джинсы, она стояла перед шкафом в низких стрингах.

– Красивая татушка! – заметила Лилиан, указывая на развилку, начинающуюся от перехода спины в ягодицы. – Давно сделала?

Эмма обернулась и провела пальцами по замысловатому узору.

– Очень давно, – ответила она, продолжив рыться в шкафу. – Это забавная история. Мне было столько же, сколько сейчас Карине, когда мы с бабушкой ездили в Шартр – город, где она родилась.

– Твоя бабушка – француженка? Ух ты!

– Да, по маме. В то время, в Шартре проходила ежегодная ярмарка с гуляниями и бабушка повела меня на праздник. Мы гуляли, ели яблоки в карамели на палке, смотрели уличный кукольный театр – было весело, и, было жарко. Поэтому, зная, что недалеко есть озеро, мы захватили с собой купальники.

На берегу было много народа и развлечений: водные горки, катамараны и просто места для отдыха и спокойного загара. Мы переоделись в специальных кабинках и направились к воде, а когда устали – решили, что пора собираться домой. Мы почти добрались до кабинок, как нас остановила разряженная женщина. Она приглашала всех взрослых и детей принять участие в увлекательном развлечении – раскрашивании долго стойкими красками. – Эмма усмехнулась. – Когда бабушка дала свое согласие, она решила, что будет забавно увидеть выражение лица моей мамы, когда я скажу ей, что сделала татуировку. Мы выбрали место, чтобы мама не сразу обнаружила, и женщина-художник за пять минут украсила меня этим необычным узором.

Эмма достала с полки несколько вещей.

– Я была ребенком, и просто играла, а бабушка хотела посмеяться над мамой, но, когда это не смылось ни через месяц, ни через два – обеим стало не до смеха.

– И как твоя бабуля не поняла, что это – настоящий татуаж? – удивилась Лилиан. – Это же, наверняка, было больно!

– Нет, – ответила Эмма. – Не было. Я точно не помню, но, кажется, было тепло.

– Тепло?

– Да, тепло. Я чувствовала сильное тепло и может быть еще легкое покалывание. Но это было так давно, что я могу ошибаться.

Лилиан подошла ближе и внимательно рассмотрела татушку.

– И зачем было уродовать детей? – возмутилась она.

– Уродовать? – воскликнула Эмма, оборачиваясь. – Ты же сказала, что она красивая?!

Лилиан рассмеялась и кивнула. Да, она считала это красивым, но ведь тату сделали Эмме против её воли. Сама она ничего толком не смыслила в процессе татуажа, поэтому решила не вдаваться в дальнейшие рассуждения на эту тему. Но она заметила, что за пятнадцать лет рисунок ни капельки не испортился. И это было очень странно, ведь Эмма давно выросла из пятилетней девочки.

– Безразмерная татушка, – пошутила она.

Глядя на себя в зеркало, Эмма задумалась о том, что с её стороны было чрезвычайно глупо реагировать на появление ректора таким образом. То, что произошло в вечер танцев, то, что она слышала тогда, не давало покоя. Это было странно и страшно, и тем, вокруг кого все это вращалось, был он – Соболев. Она не хотела выдавать себя. К их неизбежной встрече Эмма морально готовилась, начиная с самого утра каждого дня. Но, в течение недели, этого так и не произошло.

– Ну и чего ты трясешься, словно фруктовое желе? – спросила Лилиан.

Девушка подошла к подоконнику и открыла окно. В комнату сразу же подуло прохладой. На улице стоял октябрь месяц, и хотя в это время температура воздуха в Баварском регионе не падает меньше десяти градусов выше ноля, синоптики обещали в два раза меньше. Подтверждением тому стали мелкие "мурашки" покрывшие её с ног до головы. Повернувшись к подруге, Эмма укоризненно надула губы.

– Холодно, тебе не кажется?

– А я думала, кому-то стало жарко!

Улыбнувшись своей лисьей улыбкой, девушка закрыла окно и уселась на подоконник. Тем временем Эмма натянула новую тунику поверх темно-серых капри. Длинные расклешенные рукава имели разрез по внутренней стороне от самого локтя.

– Опять бордовая... Хочешь вывести из строя Сваровского, или умаслить Шорса? Ой, прости! – Лилиан схватилась ладонями за щеки. – Он же не просто Шорс, он – Альгадо-Шорс!

– Ну, ты и язва!

– Ладно, прости. – Лилиан села на кровать. – Я просто хотела отвлечь тебя от этих мыслей, о которых ты мне ничего не хочешь рассказывать.

– На то есть свои причины.

Эмма не то чтобы не хотела, она боялась рассказать. Ей казалось, что если она промолчит, это само уничтожит услышанный разговор и все сопутствующие ему обстоятельства того вечера.

– Что произошло, Эмма? – спросила девушка. – Я же твоя подруга! Ты рассказала мне так много, а про какой-то разговор молчишь?

– Лил, – Эмма села рядом.

Груз, лежащий на душе долгое время, становится таким тяжелым, когда кто-то просит скинуть его, соблазняя избавиться от ответственности.

– Это сложно, понимаешь. Я боюсь, что могла неправильно понять то, что услышала.

– Ясно, – девушка поднялась. – Хочешь сойти с ума от возможно ложных умозаключений – вперед! Недаром ты сейчас на социолого-психологическом факультете: у вас много специалистов, которые помогут, в случае крайней необходимости. Так что успокойся и пойдем в гостиную. Только больше не шарахайся от ректора, а то это может показаться странным. Мне вот уже кажется!

Лилиан медленно пошла к двери.

– Стой, – окликнула Эмма. – Ты права!

Лилиан обернулась.

– Я не хочу рассказывать, но мне нужно это сделать, иначе я действительно сойду с ума! – Эмма кивнула подруге приглашая сесть рядом. – И пообещай, что сама не начнешь вести себя странно после услышанного. Мы должны сохранить это втайне от остальных, пока не решим, что делать. Хорошо?

– Как скажешь, – согласилась Лилиан. – Я обещаю, что все услышанное мной сейчас останется строго между нами ровно на столько, насколько долго ты сочтешь нужным.

– Я солгала тебе, – начала Эмма.

Мысли вернулись к тому моменту, с которого начался весь этот сумбур в её голове.

В дверь вошли двое.

– Что бы ни случилось! – добавил Альгадо, и она молча кивнула.

Они стояли в темноте, и лишь маленький лучик света пробивался в дверную щель сквозь скрывающую их завесу. Ей не хотелось говорить, да и не стоило. Кому хочется попасть в руки ректора при проникновении в его собственный кабинет? Эмма не хотела, поэтому, она не стала упираться, когда сев на пол, Альгадо потянул её за собой. Медленно и тихо она опустилась рядом с ним. Похоже, что застревать в темных, узких местах с "золотым мальчиком" становится её бичом.

Да, места и правда, было мало. Благодаря тонкому, но все же достаточному, лучу света, она могла видеть смутное очертание чего-то квадратного со стороны парня. То, что это ящик с коньяком она поняла только после того, как Демиен достал одну бутылку и отвернул крышку. В тот же миг она ощутила отвратительный запах, который не любила с самого детства. Но, эта жидкость была любимым напитком деда, и каждый праздник ей приходилось "наслаждаться" его парами, выпускаемыми Эдуардом Керн старшим при разговоре.

– Что ты делаешь? – прошептала Эмма.

– Собираюсь насладиться спектаклем! – он поднес бутылку к носу и вдохнул. – И кто разливал это сокровище в такую дешевую тару?

Эмма тихо вздохнула. Она злилась на Альгадо, но это раздражение, которое он вызывал, было отличным щитом от нарастающего волнения.

– Будешь? – предложил он, приблизив горлышко слишком близко.

– Просто заткнись! – бутылка вернулась обратно по траектории.

Прикрыв нос рукой, Эмма прислушалась.

Через щель в дверях можно было различить силуэты двоих мужчин. То, что это мужчины, она поняла только после того, как они начали разговор. А пока, один из них взял что-то и поставил на пол, по звуку и последующим действиям она догадалась, что это стул.

– Так о чем ты хотел поговорить, Диего?

Голос Соболева – абсолютно спокойный и ровный, произвел обратное впечатление на Демиена. Услышав имя, он чуть было не подавился коньяком. Эмме пришлось закрыть ему рот рукой, дабы его кашель не выдал их с головой. Убрав её руку, он сделал еще глоток и превратился вслух. И, следующее, что они услышали и узнали, был голос Диего Альгадо – отца парня.

– Меня беспокоит твое отношение к некоторым студентам, Роман, – сказал он. – И к студентам вообще.

– Что ты имеешь ввиду? Говори, не стесняйся: я всегда готов выслушать претензии в свой адрес и исправить то, что действительно того требует.

– Меня интересует ответ на один вопрос: почему ты воспринял в штыки мою помощь с охраной академии? И, более того, почему все, что я предлагаю для повышения уровня безопасности, приводит тебя в откровенную оппозицию? Чем были плохи камеры в общественных зонах?

– Ничем, пока ты не назвал общественной зоной личные комнаты студентов, – прозвучал ответ.

– Это детали, – отмахнулся Альгадо старший. – Я же вижу, что ты чем-то недоволен. И это началось еще несколько лет назад, когда в академию поступили студент с потока моего сына. В чем дело, Роман? Ты ведешь себя так, будто не доверяешь мне! Или дело в чем-то другом?

Эмма и Демиен сидели и не смели шелохнуться. В голосах взрослых звучали странные нотки. Она не знала, заметил ли Альгадо, но это и не было важно, – Эмма просто слушала и запоминала.

– Почему ты зациклился на "Созвездии"? – внезапно спросил Диего.

Услышав упоминание об их группе, девушка вздрогнула, что не укрылось от сидящего рядом. Демиен сделал очередной глоток.

– Я не "зацикливаюсь", как ты выражаешься, – заметил Соболев. – Но как ректор я обязан быть в курсе всех объединений студентов во вверенном мне заведении. Это моя работа.

– Твоя работа следить за их учебой, а не за ними самими, – парировал Альгадо старший.

Почувствовав на своей щеке теплое дыхание, Эмма быстро развернулась и уткнулась носом в нос парня.

– Что за "Созвездие", Керн? – прошептал он, глядя ей в глаза.

Надо заметить, что уже тогда в них появился первый отблеск пьяного огонька.

– Тихо! – прошептала она в ответ, стараясь отодвинуться как можно дальше.

За завесой продолжали:

– Моя работа, Диего, включает в себя намного больше обязанностей, чем ты предполагаешь!

– И, помогать создавать новые семьи – одна из них?

Было видно, как силуэт Диего Альгадо поднялся со стула и приблизился к шкафу. Теперь он находился не более чем в тридцати сантиметрах от них. Инстинктивно Эмма вжалась в парня.

– Хотя, – продолжал Диего, – здесь возможен и личный интерес, не так ли?

– О чем ты?

– Надо признать, – в голосе послышалась усмешка, – эта рыжеволосая нимфа и на меня произвела впечатление!

Трясущимися руками Эмма рванула бутылку на себя и сделала длинный глоток.

– О ком это он? – нервно спросил Альгадо.

Эмма не ответила, но это сделал Соболев:

– Причем здесь Джессика Керн?

Бутылка коньяка быстро перекочевала обратно к парню.

– Хватит пить! – зашипела Эмма, пытаясь вырвать сосуд из его рук.

– Лучше заткнись, Керн! – прошипел он в ответ.

И, не смотря на то, что она не знала, что её больше пугает: быть рядом с опьяневшим Альгадо или быть пойманной, – она выбрала последнее и прекратила попытки.

– Вот видишь, – усмехнулся Диего. – Мне даже не пришлось уточнять!

– Я не понимаю ход этого разговора, – Соболев приблизился к шкафу за завесой. – Но не думаю, что это важно и требует обсуждения сейчас. У меня внизу идут танцы, и твой брат в одиночку следит за порядком, так что я попрошу меня извинить...

– Конечно, Роман! – согласился Альгадо. – Я никогда не перестану восхищаться твоим энтузиазмом в работе, и все же, – он сделал паузу, и Эмме показалось, что она прозвучала как предупреждение, – я бы хотел, чтобы ты не выделял кого-либо из учащихся академии. Они все одинаковы!

Диего откланялся, а Соболев продолжал стоять на месте.

– Одинаковы, – повторил он. – Как бы не так!

Это воспоминание пролетело перед ней за пару секунд.

– Я солгала тебе о том, – повторила Эмма, – что было после того, как ушел Диего Альгадо. Мы с его сыном просидели в этом чертовом шкафу еще минут двадцать. Соболев не хотел уходить, он, кажется, отослал сообщение с пейджера и ждал. Через десять минут, или около того, в кабинет постучали, и он открыл: пришел мужчина. Они говорили в самом кабинете, но нам все равно было слышно.

– Роман, что случилось? – встревоженный голос пришедшего не был знаком Эмме, однако, по тому как застыла бутылка у лица Альгадо, она поняла, что ему он известен хорошо.

– Не знаю, я не уверен.

– Ты послал экстренный код! – заметил мужчина. – А еще, я встретил на лестнице Диего Альгадо.

– Он тебя заметил?

– Нет, я спрятался в нише, и, судя по тому, что ты спрашиваешь – я правильно сделал.

– Да, – ответил Соболев. – Мне кажется, он подозревает меня.

– В чем?

– Он намекнул – ему не нравится то, что я наблюдаю за членами "Созвездия".

– Он нам-мекнул?

Голос мужчины пропустил паузу, давая понять его реакцию на слова ректора.

– Волнуется, гад! – зашипел Альгадо.

Эмма сидела молча, она так ничего и не понимала. Но напряжение, которым был пропитан воздух помещения, упорно поддерживало в ней беспокойство.

– Что будем делать? – спросил Соболев. – Он может помешать нам, если узнает.

– Он не просто может, – поправил второй мужчина, – он сделает это наверняка. Ты бы не сделал на его месте то же самое?

– Нет, меня это не волнует! – жестко ответил ректор. – Меня волнует только то, что если он, или кто-либо догадается, мы не сможем сделать исчезновение восьми студентов незамеченным! Что мы будем делать, Борис? – повторил он свой вопрос.

Эмма, в очередной раз отняла бутылку у парня.

– Кто такой Борис? – спросила она у Альгадо.

– Борис, – сказал он, – это преподаватель с лингвистического факультета – Борис Громов – отец Виктора Громова.

– Что?

– Молчи, и не мешай слушать!

Из кабинета ничего не доносилось, и они уже было подумали, что мужчины ушли, но тут раздался голос Громова старшего:

– Выход один: если он что-либо предпримет, мы должны остановить его первыми, иначе он сорвет наши планы и тогда – все, мы уже не сможем...

– Он не знает, это точно, – перебил Соболев. – Но он понимает – что-то не чисто. Нужно быть осторожными. Ты ничего не говорил Виктору?

– Что? Нет! Я не уверен, что сделать это сейчас – хорошая идея.

– Послушай, Борис! – сказал ректор. – Время идет, а у нас сплошные пробелы. Если мы не найдем эти сокровища, то все кончено!

– Мы найдем! – твердо сказал Громов. – И, спустя столько веков, мы приведем все к логическому завершению. Это сделаем мы.

Рассказ был окончен. Она постаралась передать все в точности так, как оно было на самом деле.

– Ты понимаешь, что это значит? – Эмма с волнением посмотрела на подругу.

– Мы все в еще большем дерьме, чем предполагали, – констатировала Лилиан, и Эмма распознала напряжение сквозившее в её голосе.

Что им было делать? Когда опасность грозила извне, было не так страшно как теперь, когда она узнала, что враг – среди них. И то, о чем говорили Соболев и Громов, подтверждало реальность происходящего: да, все они могут умереть следующим летом.

– Ты думаешь, Виктор знает?

– Нет, уверена, что нет! – ответила Эмма. – Иначе его отец не сказал бы, что они должны действовать осторожно, не вызывая подозрений ни у кого из вас, тем более его сына.

– Что же нам делать, Эмма? Если мы расскажем – мы не знаем, как поведет себя Виктор. Он ведь вполне может встать на сторону отца.

– А ты бы встала на его месте?

– Нет, ни за что! – ответила она. – Но мне бы было сложно удержаться от разбора полетов! А это значит, что Виктор, скорее всего, начнет допытываться правды у отца, чем поставит в опасность всех нас!

Эмме стало страшно. Ей снова предстоял сложный выбор, и она знала, что любое решение ни к чему хорошему не приведет. Если она все расскажет сейчас, Виктор и правда может натворить глупостей, а если промолчит, то будет постоянно бояться того, как он станет относиться к ней, когда узнает правду.

– Будем молчать! – заключила Эмма. – Пока – это единственно верное решение, которое я вижу. А сейчас, – она встала, – давай уже вернемся к остальным.

Выходя из комнаты, Лилиан настраивалась на то, чтобы мило улыбаться ректору и всем остальным. Но, когда они оказались в гостиной, подруги обнаружили, что ни ректора, ни отца Виктора там уже не было.

– Соболев так быстро ушел, – как бы невзначай заметила Эмма, садясь с Феликсом. Макса она тоже не нашла, но решила не спрашивать.

– Да, они с Громовым уже ушли.

Девушки переглянулись. И, прочтя понимание в глазах подруги, Эмма почувствовала облегчение. Все-таки хорошо, что она рассказала ей обо всем, тянуть этот груз в одиночку больше не было сил.

Гл. 12 . "Испанские каникулы: встреча"

Главное – не верь глазам своим. Настоящая реальность только одна, и точка.

Харуки Мураками

***

XXI век...

«Иногда, я начинаю сомневаться в том, что мы делаем. Но, в эти редкие и короткие встречи с совестью, побеждает долг поколений! Я знаю: все мои предки были готовы к этому со дня своего посвящения. Упорство, вера, отсутствие жалости и душевной привязанности – вот залог успеха».

(...)

Снова самолет, снова высота, снова облака и мысли, летящие подобно ветру. Они стелятся по земле легким шлейфом, не отпускают от неё, словно мечтая вернуться.

Эмма откинулась в кресле и закрыла глаза. Она позволила мыслям управлять ею, дала им свободу и растворилась в этом хаотичном потоке. Эмма дышала медленно, спокойно, расслабленное тело стало воздушным и ей казалось, что она сама уже парит над землей рядом с самолетом. Эмма представила, как облетает его и разглядывает пассажиров в иллюминаторах.

Вот она сама, а рядом сидит Вивиен. Она читает и, судя по улыбке, это не научная литература. Волосы девушки падают на глаза, и она то и дело заправляет их обратно за уши. Вивиен очень довольна тем, что Лилиан уговорила Ричарда провести эти каникулы вместе в Испании. И, хотя в её планах было собрать компанию по больше, миссис Сион все равно дала добро.

Что ж, полетели дальше. Места в самолете располагались по три сидения в ряду. Поэтому, чтобы кому-то не пришлось скучать, они разделились на пары. Вивиен, уставшая от нескончаемых шуток брата, села вместе с ней, не оставив ему никакого выбора. Однако, он совершенно не возражал и с удовольствием разделил места с Лилиан позади них.

Заглянув в окошко, Эмма улыбнулась. Лилиан дремала, склонив голову на грудь парня, и тот старался не шевелиться, дабы не потревожить девушку. Интересно, когда он почувствует, что рука, которой он обнимает её, затекла? Интересно, о чем он сейчас думает? А она? Что ей снится? Эмма еще немного задержалась у этого окна и полетела дальше. Когда же ей надоело кружить вокруг крылатой машины, она решила, что сейчас, неплохо бы было вернуться в академию и посмотреть, как дела у Феликса. Её друг, а вернее – её парень: так звучало намного приятнее, – был очень расстроен из-за того, что Эмма отказалась лететь с ним во Францию в дом его родителей. Она уже была знакома с миссис Штандаль, но видеть отца ей еще не довелось.

Миссис Штандаль, в этом году, начала преподавать в академии французский язык. Вивиен утверждала, что она – прекрасный специалист, и учиться у неё – одно удовольствие. Но сама Эмма не могла это оценить, а Вив и так была полиглотом. Что для нее еще один язык? Она их словно семечки щелкала – поистине великолепный дар! Эмма же знала всего три, и то, в разной степени.

Первым и родным для неё был польский. Она родилась в Польше и владела им в совершенстве. Вторым был русский и третий – английский. И, если знание первого было следствием опять-таки родственных связей – её мама имела русские корни, а дед до сих пор жил в России, то второй язык она учила по веянию времени, так как он был наиболее востребованным в Европе. Поэтому, Эмма часто смотрела новые зарубежные фильмы в оригинале. Это помогало погружаться в англоязычную среду и легче усваивать разговорную речь.

Три языка, для неё это было много. Когда же она узнала, что её новая подруга владеет в совершенстве аж шестнадцатью, Эмма испытала некое подобие зависти. Но, будучи человеком разумным, она понимала, что каждому свое, к тому же она сама имела немало талантов. Правда, умение стрелять и ездить верхом не произвели впечатление на мать Феликса. Впрочем, как и то, что она любила физику. Оказывается, миссис Штандаль не одобряла выбор сына, сделанный в пользу этого факультета. И, как казалось Эмме, она не особо радовалась выбору сына относительно его девушки. Но, не смотря на все эти внутренние убеждения и неподтвержденные догадки, миссис Штандаль пригласила её в гости на каникулы, и Эмма была рада, что успела дать обещание поехать с Лилиан.

В передней части самолета располагалась зона повышенного комфорта. Говоря коммерческим языком – первый класс. Сами они летели в третьем, что нисколько не мешало друзьям наслаждаться полетом. В конце концов, от Мюнхена до Мадрида на самолете рукой подать! Но, вип-места на то и существуют, чтобы перевозить вип-персон: людей важных и денежных, людей, которые ценят комфорт, людей, которые сидят в шикарнейшем кресле с фужером чего-то алкогольного в руках, и разговаривают с кем-то, сидящим напротив и вдруг, поворачивая голову, смотрят прямо сквозь тебя своими черными, как самая темная ночь, глазами...

"Артур, – Эмма вздрогнула". Выпустив воздух, медленно, через нос, она выпрямила спину и расправила плечи. Проследив взглядом за стюардессой прошедшей во второй класс, она усмехнулась самой себе. Ну что это за навязчивые мысли? Теперь вот он уже и мерещится ей. "Пора завязывать с фантазиями! – решила Эмма и встряхнулась".

– Задремала? – спросила её Вивиен.