Текст книги "Наследие (СИ)"
Автор книги: Сиреневый Кот
Жанры:
Прочие детективы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)
– И о том, за что на самом деле вы убили Альфреда Берка. Может быть, даже найдут и расспросят эту женщину… и ей расскажут, какой подвиг вы ради нее сотворили.
Валера оцепенел. Лафонтен аккуратно вынул из его руки пистолет.
– А потом вас расстреляют. Показательно и торжественно. Вон там, на закрытом дворе. И они там тоже будут, все. Маретти, Нураками… Будут смотреть, как вы рыдаете и трясетесь от страха. А вы будете стоять на коленях и чувствовать затылком дуло пистолета…
«Сдайся. Покорись, и все закончится!»
Валера всхлипнул и обмяк. Глаза его остекленели, взгляд поплыл.
И сразу будто рухнула невидимая преграда. Лафонтен выдохнул…
…Пол качнулся у него под ногами, пришлось ухватиться за край стола, чтобы не упасть, но оно было – знакомое, хотя и забытое на многие годы ощущение, невероятный, ослепляющий восторг от полной и безграничной власти над другим существом…
Он передохнул, собираясь с мыслями и с силами. Заговорил ровно и четко:
– Слушайте меня, Валера. Вам страшно. Очень страшно. Вы боитесь разбирательства и суда. Но мертвых не судят. Вы должны остаться в кабинете. Откажитесь принять результаты расследования, потребуйте предъявить доказательства. Как только останетесь один, отключите телефоны и заприте дверь. Ключ из замка не убирайте. Стук в дверь – знак, что за вами пришли. Не давайтесь им в руки. Это ваша цель. Запомните: тройной стук в дверь. По этому сигналу вы возьмете пистолет, приставите к виску и выстрелите.
Он снова перевел дыхание. Проверил обойму в пистолете, положил его на прежнее место в ящик стола. Собрал со стола бумаги, кроме двух первых, и убрал в папку. Обошел стол, чтобы стоять перед ним, а не рядом с креслом.
Валера безвольным тюком обвис в кресле, мысли в его глазах не было.
– Я считаю до трех. На счет «три» вы придете в себя. Раз. Два. Три.
Валера резко вздрогнул, моргнул и выпрямился. Уставился на лежащие перед ним исписанные листы. Тут же оттолкнул листы и вознегодовал:
– Это вы называете результатами расследования?! А доказательства? Где доказательства, я спрашиваю?
– Доказательства есть. Я могу предъявить их сейчас же.
– Так предъявите!
Лафонтен спокойно забрал последние бумаги, развернулся и пошел к двери. Намеренно задержался на пороге, чтобы в приемной было слышно недовольный возглас:
– Я не собираюсь ждать вас до ночи. Полчаса, и ни минуты больше!
– Да, месье Валера.
Лафонтен притворил дверь, посмотрел на секретаря. Та сочувственно покивала:
– Он сегодня весь день не в духе.
– Да уж. Наверно, и здесь было слышно, как ругался?
– Нет, слава Богу. Эта дверь достаточно плотная. Не переживайте, он почти всегда такой.
Это прозвучало, как попытка утешить, про себя заметил Лафонтен. Улыбнулся в ответ:
– Я не переживаю. Всякое случается. Я вернусь через полчаса, Марси.
Хорошо, что она заговорила. За разговором не услышала, как щелкнул замок.
Вот и все. Надо было еще успеть позаботиться, чтобы телефоны снова работали. Отключены они должны быть со стороны кабинета…
*
…В офисе Службы безопасности очень кстати оказалось пусто. Опытных сыщиков обмануть сложнее, чем девчонку-секретаршу. И тем более сложно объяснить, почему их шеф после разговора с Гроссмейстером вымотан так, будто ворочал тяжелые бревна.
Лафонтен захлопнул дверь кабинета, повернул ключ в замке. Бросил на стол папку, ушел в дальний угол, где стоял маленький диван, и повалился на жесткие подушки. Потянул узел галстука, расстегнул воротник рубашки…
Он был почти в обмороке. В голове шумело, перед глазами плыли радужные круги, тело будто налилось свинцом – не пошевелиться… Подобного не бывало прежде никогда. И больше не будет точно. Потому что больше такого напряжения его мозг просто не выдержит.
В молодости, отказываясь от работы на военную разведку, он заявил, что способности свои утратил, очевидно, вследствие постоянного нервного перенапряжения. Это было равно правдой и ложью. Правда состояла в том, что приказать человеку умереть не только требует немалого усилия, это еще и тяжелая эмоциональная травма. Конечно, если самому оставаться человеком, а не бесчувственной машиной для убийств. Ложь – в том, что дар внушения покинул его самопроизвольно. Нет, он сам приказал себе забыть о жестоком умении, которое давало невероятное ощущение силы и власти, но взамен медленно, но верно убивало душу. Забыть и не упоминать больше даже в мыслях, в надежде, что дар действительно уйдет.
Теперь ложь окончательно стала правдой. Это не значит, что он больше не способен убить. И способен, и убьет, если потребуется. Но вот так – уже никогда.
…Усталость усталостью, а собраться было нужно. Если он не появится в приемной Верховного вовремя, это вызовет подозрения…
Подняться на ноги он смог, спустя минут десять. Перебрался к столу, достал из нижнего шкафчика бутылку коньяка и стакан. Налил, выпил залпом. Отдышался. Убрал из папки опасные бумаги, положил на их место пару листов с обычными рабочими сводками. Еще посидел немного, собираясь с мыслями, и решительно поднялся.
В конце концов, постучать в дверь тоже кто-то должен.
*
Стучать в дверь Лафонтену не пришлось. Когда он добрался до приемной Верховного Координатора, там был парнишка – помощник архивариуса, пришедший с пухлой папкой для писем. Марси стояла у двери кабинета и прислушивалась.
– Добрый вечер, – произнес Лафонтен, входя в приемную. – Марси, в чем дело? Что-то не так?
– Я не знаю, – растерянно оглянулась она. – Марк пришел в начале шестого, как обычно, а дверь вдруг оказалась закрыта. Шеф никуда не уходил и не приказывал не беспокоить, зачем ему понадобилось запираться?
– А внутренняя связь?
– Отключена. И телефоны тоже… – Она подергала ручку двери. Повысила голос: – Месье Валера! Вы слышите меня? Что случилось?
И требовательно постучала в дверь. Трижды.
Ответа не было. А потом за дверью раздался выстрел.
*
Он погасил сигарету и вернулся к столу. Недавнее волнение улеглось, оставив после себя усталость и глухую подавленность.
Время все расставляет по своим местам. Тогда, двадцать шесть лет назад, Орден переживал нелегкий период. Слабость руководства, коммерческие интересы, которым не место в работе Наблюдателей, конфликты, несправедливые обвинения… Слишком много всего за короткое время. Громкий скандал с разоблачениями и без того непопулярных руководителей вызвал бы лишнее брожение в умах, а обвинения против Верховного Координатора неизбежно потянули бы за собой недоверие Трибуналу и склоки между региональными группами. Самоубийство Валера было лучшим выходом. Даже выяснись позже, что на самом деле произошло убийство, это не имело бы никакого значения – для конечного результата.
А для убийцы?
Устранение Валера было не целью, но частью многоходовой комбинации. Вероятность, что убийство раскроют сразу, тоже была, пусть и ничтожная. Лафонтен это в своих планах учитывал. При таком развитии событий его самого ожидало то, чем он давил на Валера – суд Трибунала и расстрел. Это стало бы полным поражением, но страха перед возмездием как таковым он не испытывал, ни сразу, ни тем более спустя время.
Тогда что означают страхи и видения прошлого сейчас, двадцать шесть лет спустя? В сказочки о посмертном воздаянии он не верил ни прежде, ни теперь. Приговора высшего суда не дано заранее знать никому. Здесь же, на земле, провидение не благоволит и не наказывает, оно лишь возвращает каждому им же сотворенное.
За многие годы Лафонтен привык доверять своей интуиции. Воспоминания не приходят просто так; значит, есть что-то, что связывает сегодняшние события с теми, давними, но не забытыми.
Он никогда не прятался от последствий своих решений и поступков. Но именно сейчас на то, чтобы справиться с очередным «подарком» из прошлого, ему может просто не хватить времени.
От этой мысли становилось холодно.
Он окинул взглядом разложенные на столе бумаги, поморщился и нажал кнопку внутренней связи:
– Дана, вызовите машину. Мы отправляемся обедать.
*
…В ресторане все было таким же, как всегда. Невысокий потолок, мягко приглушенный свет, золотые и теплые тона в отделке интерьеров, любое время превращающие в солнечный день. Музыка, будто витающая в воздухе… Лафонтен снова поймал себя на попытке и здесь отыскать некие перемены – не первой и не второй с тех пор, как перемены вторглись в его жизнь. Но все оставалось по-прежнему.
И это тоже было хорошо.
Еще в зале этого ресторана имелось несколько уютных уголков, удобных, и когда хотелось побыть одному, и когда нужно было место для приватной беседы. И Дана бывала здесь довольно часто – когда возникала необходимость обсудить важные дела.
Вот как сегодня.
Лафонтен сам ел мало, в последние же дни его аппетит и вовсе оставлял желать лучшего; но это не мешало ему с удовольствием наблюдать за Даной. Важные дела не могли испортить ее аппетита, а достойный здорового мужчины обед никак не угрожал точеной фигуре. Непосредственность и полное отсутствие кокетства за столом придавали ей еще больше очарования…
– Итак, вы хотели поговорить о важном деле, – произнес он, когда она добралась до десерта.
– Да, – кивнула Дана и коротко нахмурилась. – Есть кое-что, о чем я хотела с вами посоветоваться. Мной заинтересовался Камилл Розье.
– Ну и? – удивился Лафонтен. – Вряд ли я могу давать вам советы в выборе мужчин.
– Дело не в этом. – Дана сделала глоток сока, отставила бокал и нетерпеливо поморщила нос. – Он мне не нужен и неинтересен. Но мне подумалось… Что, если на самом деле у него на уме не любовь?
Лафонтен призадумался. Предположение имело смысл. Вскружить голову, чтобы выведать нечто нужное и важное… Идея была стара, как мир, но увы, не устарела.
– Камилл Розье… И что вы предлагаете?
Она пожала плечами:
– Я могла бы сделать вид, что принимаю его ухаживания, и попытаться выяснить, чего он хочет на самом деле. То есть, конечно, он мог и по-настоящему увлечься, но почему именно сейчас? Вы сами учили меня не верить в совпадения.
Он помолчал немного.
– Не хочется подозревать в чем-то Камилла Розье… Но вы правы, такой всплеск интереса к вашей персоне едва ли случаен. А если так, то это опасно, Дана. С благими намерениями грязных игр не затевают, а Розье не настолько прост, чтобы легко выдать свои планы.
– Ну, я тоже не вчера родилась, – снова потянулась за бокалом Дана.
– Верно, но развязать язык можно любому человеку, и не прибегая к грубому насилию. А вы знаете очень много.
– Он член Трибунала и знает, что ему будет за попытку развязать язык секретарю Верховного Координатора.
– Да уж, за это будет… – не сдержал мрачной улыбки Лафонтен. – Но все-таки, будьте осторожны. И, если что-то пойдет не так, не геройствуйте. Эти сведения не стоят вашей жизни.
– Хорошо. Я постараюсь.
Сочтя вопрос решенным, Дана снова принялась за десерт.
Лафонтен улыбнулся, глядя на нее, но почти сразу вновь задумался.
Камилл Розье. Ему всего тридцать два года. Один из самых молодых Региональных Координаторов и самый молодой член сменного состава Трибунала. Талантливый, образованный, искренне преданный своему делу. До сих пор усомниться в его искренности поводов не возникало.
Близкий друг Первого Трибуна Денниса Гранта.
И этого человека подозревать в недобром умысле только потому, что он увлекся секретаршей Верховного? С каких пор интерес молодого мужчины к симпатичной девушке стал признаком готовящегося преступления?
Нелепость!
========== Глава 6 ==========
Резиновый жгут упруго перехватил руку. Боль током прошла, кажется, по всем нервам сразу.
Каждый день он вынужден терпеть эту пытку, а иначе не хватит сил на все дела.
Он был в маленькой комнате за кабинетом, сидел в кресле у камина, откинувшись на спинку, опершись на подлокотник правой рукой и положив обнаженную выше локтя левую на свернутую валиком подушку. Время шло, а привыкнуть к этой процедуре он так и не мог.
Руки Даны. Легкие пальцы прошлись по его руке, мягко прощупывая набухающую вену. Ощущение ее прикосновений отвлекало от страха. Первое время это помогало…
Он отвернулся и прикрыл ладонью лоб и глаза. С чем бороться утомительнее – с болезнью или с лечением? Это было бы смешно… в другом месте и в другое время.
Скольжение прокалывающей кожу иглы отозвалось новой волной головокружения и дурноты. Он вздрогнул, но пальцы Даны, перестав быть легкими, крепко сжали его руку, не давая пошевелиться.
– Спокойно, – сказала она сразу мягко и повелительно. – Не двигайтесь. Все хорошо…
Если бы!
Он заставил себя дышать глубоко и ровно, но тяжелый ком все равно подкатывался к горлу. Дыхание отзывалось нарастающим звоном в ушах…
Развязанный жгут соскользнул и упал на пол. Скоро все закончится. Ну же, скорее!
Игла исчезла, и он смог перевести дыхание.
Неожиданно его губ коснулся край стакана.
– Пейте, – велела Дана.
Он бездумно подчинился. Какое-то успокоительное…
Звон в ушах утих, стало легче.
– Спасибо, – произнес Лафонтен, с усилием вздохнув.
– Не за что, – отозвалась Дана, унося стакан. – Я сегодня же сообщу профессору Роше.
– Не надо.
– Почему? Он должен знать, что с вами творится. Это ведь не в первый раз?
– Он знает.
– Знает? Но если у вас такая реакция на этот препарат…
– Препарат ни при чем, – тихо сказал он. – Это фобия, Дана. Я думал, вы уже догадались.
– Фобия? – она подошла ближе и присела рядом с креслом. – О, простите. Мне не пришло в голову…
Он коротко усмехнулся:
– Иначе зачем мне понадобилась бы ваша помощь? Инъекции я делать умею. Только вот от вида собственной крови в шприце могу упасть в обморок.
– Извините, – шепотом сказала Дана, осторожно кладя ладонь на его руку. – Я… буду иметь это в виду.
Он кивнул молча и, опустив глаза, начал расправлять рукав. Дана помогла ему застегнуть запонку, вместе с ним встала и подала ему пиджак.
– А как у вас дела на личном фронте? – спросил он, поправляя манжеты.
– Камилл пригласил меня на свидание, – отозвалась она, принимаясь собирать аптечку. Вроде бы без выражения, но Лафонтену в ее голосе почудилась некая неуверенность. Он подошел к ней.
– Дана, я ни к чему вас не принуждаю. Пожалуйста, если вы не хотите продолжать эту игру…
– Дело не в этом, – проговорила она. – Камилл симпатичный, и я не против провести с ним вечер… но…
– Но что?
– Он выглядит таким искренним. И мне уже кажется, что не он меня, а я его пытаюсь обмануть. Мерзкое ощущение.
– Вот в чем дело! – Он улыбнулся. – Не думайте об этом, Дана. Если обмана нет, то его нет. Вы просто немного развлечетесь. А если есть… Пожалуйста, будьте осторожны.
– Кажется, вы не хотели подозревать в чем-то Камилла Розье?
– Иногда я делаю и то, чего не хочу. Что же до Розье… Не знаю. Теперь уже не знаю.
Она убрала аптечку, закрыла шкаф и оглянулась с задумчивым видом:
– Вы странный человек, месье Антуан. Я никогда не встречала никого честнее, но как легко вы лжете! Иногда я даже не знаю, стоит ли понимать ваши слова буквально.
– Благодарю за откровенность, – усмехнулся он. – Я политик, Дана… А теперь давайте вернемся к делам.
– Да, конечно.
Дана ушла в приемную.
Лафонтен вернулся в кабинет и сел за стол. Задумчиво посмотрел на разложенные в ряд листы с последними донесениями. Давняя привычка – обдумывая проблему, раскладывать ее на составляющие в виде пасьянса… Он уже не думал, что расследует очередной заговор. Нет, тут что-то более масштабное…
Он пересмотрел одно за другим все донесения и отложил одно в сторону, сместив остальные листы.
Грегор Пауэрс.
Наблюдатели сообщили о перестрелке на заброшенной стройплощадке, но деталей никто не знал – место открытое, подойти незаметно нельзя. Видимо, компанию Бессмертных кто-то преследовал. Но преследователи не шли прямо следом за ними, они явились позже. Снова загадка: каким образом их обнаружили?
Труп Грегора нашли на рельсах, но выброса витано не было. Значит, когда он погиб, остальные трое его собратьев были уже далеко. Почему они его оставили и кому понадобилось его убивать?
Да, вариант – он сам бросился под поезд. Но зачем? Чтобы не даться в руки загадочным преследователям?
Похищение Алекс Рейвен.
Нападение на Мишель Уэбстер.
Нападение на Лиама Райли, после которого он исчез – спрятался так хорошо, что Наблюдатели все еще не взяли его след. Возможно, его тоже похитили.
Да, в Париже снова идет охота на Бессмертных. Как и семь лет назад. С той лишь разницей, что сейчас их не убивают, а похищают. Но кто и с какой целью?
Судя по интересу к персоне Энн Линдси, Дункан МакЛауд тоже в списке потенциальных жертв.
Это именно то, о чем так удачно предостерег Митоса Доусон.
Дело за малым – понять, что, собственно, происходит.
Действительно, пара пустяков!
Было и еще одно обстоятельство. После сообщения о неудачном похищении Энн Линдси информационная служба продолжала фиксировать запросы к базе данных «из ниоткуда», но запросы стали бессистемными. Между тем, даже судя по ловко организованному похищению Алекс Рейвен, информация у похитителей была свежайшей.
Кто снабжает их сведениями, сам оставаясь незамеченным?
Наблюдение за Джеком Шапиро пока не дало ничего. Проверка отставных агентов продолжалась, но таинственный информатор похитителей – не отставной агент. Высокопоставленный, пользующийся доверием и уважением, настолько, что никому и в голову не придет его подозревать…
Такой, как, например, Камилл Розье. Или как еще семеро его коллег, работающих в Европе.
Да, единственное, что можно предполагать с высокой вероятностью: заговор привязан к Парижу, а значит – к Европе. Конечно, в эпоху доступности связи и мировых информационных сетей передавать в Париж сведения можно откуда угодно, хоть из Шанхая, хоть из Дели, хоть из Новой Зеландии. Но обмен данными между региональными серверами идет не синхронно, и проводить мероприятия, требующие свежей информации и быстрого реагирования, с другой стороны планеты все-таки трудно.
Лафонтен откинулся на спинку кресла и достал сигарету. Закурил, спрятал зажигалку. Снова посмотрел на разложенные на столе бумаги. Нужно было думать о деле – сегодняшнем деле. А память снова упорно возвращала его к прошлому, одну за другой подкидывая картины давних событий. Где же ответ – здесь, в настоящем, или там?..
*
…– Я могу поговорить с вами, месье Лафонтен?
– Разумеется, месье Дюссо. Прошу вас.
Жак Дюссо подчеркнуто неторопливо пересек кабинет. От его худощавой фигуры веяло напряжением натянутой струны; на щеках горел гневный румянец. Видно было, что Первый Трибун контролирует себя с трудом.
Подойдя, он резким движением отодвинул от стола для посетителей стул, сел против Лафонтена, крепко сцепил руки. Заговорил с напряжением и не по-своему отрывисто:
– Итак, вы заявили претензии на титул Гроссмейстера. После устроенного вами скандала и отставки обоих официальных кандидатов собрание Региональных Координаторов может и уступить вашему обаянию.
– Вы преувеличиваете мою популярность.
– Не скромничайте. И не держите меня за дурака. Что вы сделали с Валера?
– Ничего.
– Вы лжете.
– Нет, месье Дюссо. Гроссмейстер действительно был в кабинете один.
– О да, я знаю! Тогда спрошу иначе – как вам удалось толкнуть его на такую крайность?
– И почему вы решили, что я его на что-то толкал?
Дюссо медленно выпрямился, губы его сжались в тонкую линию, взгляд стал очень холодным.
– Месье Лафонтен, ваша самоуверенность переходит всякие границы! Верховный Координатор Ордена гибнет при странных обстоятельствах; два месяца спустя его преемник неожиданно решает покончить с собой; охраной и безопасностью обоих занимались вы… и вы же заявляете себя в качестве претендента на освободившееся кресло. По вашей же, давно всем известной логике, вас следует отстранить от должности и взять под арест до выяснения обстоятельств дела!
Лафонтен помолчал, обдумывая угрозу.
– Вы хотите обвинить меня в убийстве Альфреда Берка?
– А вы, как я посмотрю, в такую возможность не верите. Считаете себя неуязвимым?
– Не более, чем вы, месье Дюссо. Но в убийстве Берка вы меня обвинить не сможете.
– Посмотрим. Если я потребую расследования…
– Вы опоздали, месье Дюссо. То, что Берк стал жертвой убийства, а не несчастного случая, я понял сразу. И расследование начал тоже сразу, а не тогда, когда понадобилось найти козла отпущения.
– И?.. – насторожился Дюссо.
– Убийство раскрыто. Я не хотел предавать огласке подробности дела, они бросают тень на действующее руководство Ордена. Но я могу и пересмотреть свои намерения. Выбор простой, месье Дюссо. Либо вы поддерживаете мои сомнительные претензии, либо объясняете собранию Региональных Координаторов, как стало возможным вот это.
Произнося последние слова, он извлек из ящика и выложил перед Дюссо папку с «Делом Валера», как он называл про себя эту коллекцию компромата.
Первый Трибун резким движением, выдававшим гнев и раздражение, придвинул папку и раскрыл ее. Взгляд его заскользил по страницам, и очень скоро гневный румянец стек с его лица, сменившись нездоровой бледностью. Лафонтен удовлетворенно кивнул про себя.
Дюссо дочитал последний лист и аккуратно свернул папку. Помолчал немного, потом тихо спросил:
– Кто следующий? Я?
Лафонтен покачал головой:
– Вы неверно оцениваете мои намерения, месье Дюссо. Я не занимаюсь сбором компромата на неугодных. Это ваш стиль, а не мой. Валера вынудил меня защищаться, за что и поплатился. А с вами ссориться у меня причин нет.
– Понимаю, – произнес Дюссо. – Ну что ж… Полагаю, мы с вами сработаемся.
– Я тоже на это надеюсь, – отозвался Лафонтен.
До его утверждения в правах Верховного Координатора оставалось шесть дней. До отставки Первого Трибуна Жака Дюссо – два с половиной месяца…
*
…Он вошел в приемную кабинета Гроссмейстера легко и буднично. Кивком ответил на приветствие секретаря, велел ей зайти через десять минут и, пройдя в кабинет, закрыл за собой дверь.
Остановился, оглядел кабинет. Свой кабинет.
Два окна, наполовину закрытые плотными портьерами. По стенам – панели в рост человека, из темного дерева с резным бордюром. Рабочий стол из того же дерева, шкаф с книжными полками и баром… В дальнем углу – пара кресел с журнальным столиком, тумба с телевизором и аппаратурой для прослушивания всего, от грампластинок начала столетия до записей современных шпионских диктофонов. Дверь, почти сливающаяся с панелями.
Лафонтен пересек кабинет, толкнул эту дверь. Личная комната, куда посетителям доступа не было. Решив заняться этой комнатой позже, он оставил на вешалке пальто и вернулся в кабинет.
О, он знал, какие слухи ходили вокруг его неожиданного воцарения здесь. Кто-то даже высказал предположение – если он захочет сменить обстановку в кабинете, значит, дело действительно нечисто. Глупость какая!
Впрочем, менять обстановку он не собирался. Она не менялась последние два месяца и хранила тень присутствия не Валера, а Альфреда Берка. Валера так и не успел сделать этот кабинет по-настоящему своим. Может быть, как раз из страха вызвать какие-нибудь суеверные подозрения.
Лафонтен пустых подозрений не боялся. Если кому-то нечем больше занять мысли – удачи им в благом начинании…
Он подошел к столу, сел в кресло, оказавшееся очень удобным. Снова осмотрелся, привыкая к новому ощущению и уже прикидывая, что и как нужно приспособить для собственного удобства. На столе не было ничего, кроме двух телефонных аппаратов и письменного прибора. Слева – панель внутренней связи. Телефоны тоже лучше сдвинуть левее, на расстояние вытянутой руки…
Из отпущенных секретарю десяти минут прошло семь, когда в приемной послышались громкие голоса. Следом дверь распахнулась, и в кабинет ворвался Арман. Он захлопнул дверь и прислонился к ней спиной, как будто отбиваясь от погони.
Лафонтен смерил сына взглядом:
– Хорош… Ты что, с боем сюда прорывался?
– Почти, – отозвался тот, подходя и усаживаясь напротив. – К тебе сейчас не так легко попасть.
– И ради чего столько усилий?
Арман помолчал, наморщив лоб и сжав губы, потом проговорил:
– Ты ведь знаешь, какие ходят слухи. Я только появился здесь утром, и на меня уже вывалили все новости.
– Ну и что?
– Отец… Это правда?
Лафонтен вздохнул. Ответить на этот вопрос было непросто, но сын смотрел тревожно и требовательно. И прежде у мальчика не было привычки вот так врываться к нему во время работы.
– Арман, мой кабинет – неподходящее место для эмоциональных разговоров. Особенно когда я занят. Странно, что ты вдруг об этом забыл… И будь добр, не устраивай больше сцен в моей приемной. Если соблюдать субординацию тебе не по силам, хотя бы создавай видимость.
Арман напряженно выпрямился, прикусил губу. Медленно покачал головой и встал:
– Да, конечно. Я учту замечание… господин Верховный Координатор.
– Прекрасно, – кивнул Лафонтен. – И, если тебя не затруднит, вернись домой к ужину.
Арман кивнул. Помолчал, глядя в стол перед собой, потом снова поднял взгляд:
– И больше ты мне ничего не скажешь?
– Сейчас – нет.
Арман молча развернулся и пошел к выходу. Даже дверь за собой прикрыл очень аккуратно.
Ничего, до вечера разговоры подождут.
Почти сразу в кабинет заглянула секретарша.
– Прошу прощения.
– Да?
Она несмело переступила порог.
– Извините, месье Лафонтен… Я пыталась сказать, что вы заняты, но…
Вот так. Еще не хватало спрашивать с секретаря за невоспитанность страдающего юношеским максимализмом обормота.
– Вы о моем сыне? Не беспокойтесь, я разберусь сам. Проходите, Марси. Присаживайтесь. Нужно уточнить ваши обязанности.
Девушка пересекла кабинет и осторожно села в кресло для посетителей перед столом. Держалась она напряженно и скованно, как будто была чем-то напугана или ждала резкого окрика. При том, что работала она здесь почти четыре года и самому Лафонтену прежде улыбалась без всяких страхов, видеть ее такой пришибленной было как минимум странно. Да еще и губу она покусывала и руки сжимала, будто хотела заговорить, но опять же боялась.
– Вы что-то хотели мне сказать?
– Я… да, – споткнулась она. – Простите, я только хотела… я хочу подать рапорт об отставке.
– Об отставке? – Вот так неожиданность… – Вы не хотите работать здесь? Но вы начинали работать еще с месье Берком, и он был вами доволен.
– Да, – кивнула она, глядя в стол.
– Тогда в чем дело? Вам не нравится эта работа или не устраивает жалованье?
Она вскинула на него почти умоляющий взгляд:
– Я хотела уйти сразу, когда месье Валера умер… Но месье Дюссо не отпустил меня – сказал, что кто-то должен передать дела новому Верховному Координатору. Конечно, я понимаю… Я закончу работу, у меня все дела в порядке. Пожалуйста, отпустите меня, месье Лафонтен… Мне трудно было привыкнуть к месье Валера, больше я этого не вынесу!
– Марси, – прервал он ее мягко и строго одновременно. – Пожалуйста, успокойтесь. Ничего невыносимого в работе секретаря нет. Невыносимыми бывают люди вроде вашего бывшего шефа. Но он, как вы сами напомнили, мертв. Так в чем дело теперь? Что вам мешает продолжать работать здесь?
Он уже понял, что ей мешает. Вот только напрямую она ему этого не скажет.
– Я… позвольте мне этого не объяснять, – совсем тихо сказала она.
– Ну, отчего же, – возразил он. – Называя свои страхи по имени, мы учимся их побеждать… Решать, разумеется вам. Я не могу удержать вас силой, хотя и не буду в восторге от потери помощника. Месье Берк очень хорошо отзывался о ваших деловых качествах.
– А месье Валера? – в упор спросила она. – Он тоже хорошо отзывался?
– Его отзывов о вас я не слышал. Месье Валера не принадлежал к числу людей, чье мнение меня интересует. Догадываетесь, почему?
Она смотрела молча, с внезапной искрой интереса и надежды.
– Давайте вернемся к проблемам насущным… Без вашей помощи мне не обойтись, кто-то должен ввести меня в курс дел. Далее… Как отвечать на телефонные звонки и принимать посетителей, вам объяснять не надо. Расписание встреч и совещаний будете приносить мне по утрам или когда я появлюсь в офисе. Будьте внимательны, я не люблю мелких неувязок.
Она посмотрела на него недоверчиво:
– Это все?
– Да, это все. А что еще делают секретари? Сейчас принесите мне все записи за последние дни: телефонные звонки, письма, все, что было. И сварите кофе. И… Умойтесь, пожалуйста, Марси. Люди черт знает что подумают, глядя на ваши красные глаза. Обо мне и так ходит много слухов.
– Да, конечно… – Она торопливо стерла выступившие слезы. – Просто… У месье Валера были другие требования, и мне не всегда удавалось соответствовать…
Он извлек из кармана пиджака записную книжку, давая понять, что разговор окончен. И буднично заметил:
– В отличие от месье Валера, я против романов с подчиненными. Если захочу за вами поухаживать, сначала уволю. Займитесь, пожалуйста, делами.
Она повеселела. Встала, расправила плечи, даже став выше ростом. И спросила уже без дрожи в голосе:
– Вы пьете черный кофе или со сливками?
– С коньяком. Но сначала принесите бумаги.
К концу рабочего дня он чувствовал себя действительно усталым. Не из-за количества писем и телефонных звонков – после разбора дел, доставшихся ему в наследство от двух Верховных Координаторов. Уже после беглого знакомства он решил, что Дюссо в своем кресле тоже не задержится. Конечно, обида девчонки-секретарши – не основание для революций. Но «подвиги» Валера были куда разнообразнее, даже по финансовым сводкам это видно, не говоря уж о кадровых назначениях, которые, надо же такому случиться, утверждаются Трибуналом. И как хорошо, что он продержался у руля только два месяца!
Первому Трибуну, у которого под носом творятся подобные вещи, это звание явно не по росту.
Марси целый день летала, будто на крыльях, но работы на сегодня было достаточно. Лафонтен отпустил секретаря и сам решил отправиться домой. А по пути нанести еще один визит…
*
…Верчезе встретил его, лежа в постели. Видимо, уже не мог даже сидеть в кресле. Сиделка придвинула к кровати стул и тихо вышла из комнаты. Лафонтен сел.
– Марко.
– Тебя следует поздравить, мой мальчик, – произнес Верчезе чуть слышно. – С удачным завершением расследования или с новым назначением?
– С тем и другим, – отозвался Лафонтен, беря его за руку так, чтобы показать золотой перстень на своей руке.
Верчезе напрягся:
– А Валера? Антонио сказал, что он покончил с собой… Все чисто?
– Да. Он застрелился, после того, как ознакомился с результатами наших совместных поисков.
Верчезе облегченно вздохнул и улыбнулся:
– Не наших. Твоих… Это твоя победа, Антуан. Что ж, теперь я могу умереть спокойно.
– Что? Марко, что вы!
– Посмотри на меня, Антуан, – снова чуть слышно сказал Верчезе. – Я уже не то что одной ногой, я по горло в могиле… Но так хотелось увидеть, чем все это закончится.
Он перевел дыхание, и Лафонтен побоялся его перебивать.
– Прости меня… прости за все, что тебе пришлось взять на душу в последние годы. Но я не мог иначе. Орден катился в пропасть, я чувствовал это. Все рушилось… а эти разжиревшие каплуны из своих руководящих кресел ничего не хотели замечать. Им нужна была встряска… такая, какую устроить мне было не по силам. Берк чувствовал это, и он удержал бы Орден от падения… Но он тоже был один. Я должен был ему помочь. И я создал тебя. Хотя нет, не создал… Только открыл тебе дорогу к тому, чего ты действительно заслуживаешь.
