Текст книги "Наследие (СИ)"

…Эту квартиру на авеню Фош он подарил сыну на свадьбу. Мальчику нужно было начинать жить своим домом, а поселиться именно здесь хотела Жаннет. Это была наивная полудетская мечта – для дочери разорившегося австралийского коммерсанта, но не для жены наследника многомиллионного состояния. Так почему не порадовать ее исполнением еще и этой мечты?

Женитьба стала, пожалуй, единственным делом, в котором Арман мнения отца не спросил. Просто поставил перед фактом: вот моя невеста. И не говори, что она бедна, манерам не обучена и вообще не нашего круга…

Ничего такого Лафонтен говорить и не собирался. А знакомство с очаровательной Золушкой всегда вспоминал не иначе, как с улыбкой. Более всего потому, что Прекрасный Принц, как выяснилось, ухаживая за ней, корону спрятал подальше и ни словом не обмолвился о своем богатстве. Не хотел, видите ли, сомнений в чувствах – а то мало ли, толстые кошельки много кому взгляд застили… Сцена, которую его Золушка устроила ему после ужина в особняке, была воистину великолепна, жаль, некому было записать и увековечить. Даже пощечину залепила, неумело, но искренне.

Лафонтен полюбовался на эту картину с галереи, благо Жаннет, по наивности своей, не нашла для выяснения отношений места более закрытого, чем гостевой холл с четырьмя входами и выходами. Потом ссора влюбленной парочки ожидаемо перешла к следующей стадии – объятиям и поцелуям на ближайшем диванчике… На том конфликт и закончился, но больше Арман никогда и никаких «проверок» Жаннет не устраивал.

Из свадебного путешествия они вернулись уже в новый дом. Он по сию пору оставался их домом – двадцать три года после свадьбы.

Обычно, возвращаясь из долгих поездок, Лафонтен первым делом навещал сына. Но возвращение из Австралии получилось непохожим на просто окончание деловой поездки. Перелет и беспокойная ночь оказались очень утомительными, и Роше нужно было посетить обязательно – снова передать врачебную эстафету, и успехами младшего поколения поинтересоваться… И получилось, что до дома Армана он добрался далеко за полдень, уже не рассчитывая сделать своим появлением сюрприз.

Дверь открыла девушка в клетчатом форменном фартуке – худенькая, с кудрявыми ярко-рыжими волосами и задорно вздернутым носиком. Улыбнулась:

– Прошу, месье.

Он прошел в гостиную-холл и огляделся. За два года, что он здесь не был, изменилось немногое – вкусы и Армана, и его жены не менялись. Только на одной стене прибавилось несколько больших фотографий в деревянных рамках.

– Месье Антуан!

Одна из дверей, выходивших в холл, распахнулась, пропуская женщину – невысокую, очень стройную и изящную, лишь немного пополневшую после их последней встречи. На свои сорок один год Жаннет де Лафонтен точно не выглядела.

– С возвращением. Рада видеть вас в добром здравии. Арман сказал мне, что вы уже в Париже, но мы не ожидали, что вы навестите нас так скоро.

Он шагнул ей навстречу и, коротко поклонившись, поцеловал протянутую руку:

– Жаннет, ты восхитительна! Я и не думал откладывать свой визит.

– Скоро вернутся из колледжа дети… Вы пообедаете с нами?

– Буду счастлив. А где мой недогадливый сын?

– В верхней гостиной, – улыбнулась Жаннет. – С вашего позволения, я распоряжусь насчет обеда.

Она, улыбнувшись еще раз, удалилась, а он направился к лестнице на второй этаж.

– Отец! – На верхней площадке лестницы появился Арман. Улыбнулся и легко спустился навстречу. – Не ожидал, что ты так скоро до нас доберешься. С возвращением!

– Здравствуй, сын. Мог бы и догадаться, что я не усижу в одиночестве долго.

Они обнялись и вместе поднялись на второй этаж, в маленькую уютную гостиную, отделанную в серебряно-зеленых тонах.

– Полагаю, встреча с семьей не единственная причина твоего столь скорого визита, – заметил Арман, придвигая к круглому столу два стула с высокими спинками.

– Не становись циником раньше, чем это необходимо, – усмехнулся старший Лафонтен, усаживаясь к столу. – Хотя ты прав.

– Я знаю, – улыбнулся Арман. – Просто предлагаю отложить серьезные разговоры. Сейчас вернутся дети.

– Тебе известно, что произошло в последние недели в Ордене? – спросил Лафонтен.

– Отчасти. Я сам только что вернулся в Париж, но кое-что узнать успел. – Арман тяжело вздохнул и покачал головой. – Слишком поздно, иначе сразу известил бы тебя. Это… Я даже не знаю, что сказать!

За дверью гостиной раздались топот и звонкие голоса. Арман мгновенно согнал с лица тревожную тень.

Первой в комнату влетела Жанна – тоненькая, невысокая для своих пятнадцати лет, очень похожая на мать. Со счастливым воплем:

– Дедушка! – она плюхнулась к нему на колени и обняла за шею.

Арсен, бывший на два года старше сестры, считал подобные нежности недостойными взрослого человека и с независимым видом остановился у стены напротив.

– Как закончился год? – спросил Лафонтен у внучки, когда первые восторги встречи улеглись. – Ты ведь сдала последний экзамен… три дня назад?

– Да, – еще шире заулыбалась Жанна. – На отлично! А на следующей неделе у нас бал!

– Помнишь, что я тебе обещал?

Он достал из внутреннего кармана пиджака бархатный футляр. Жанна, задержав дыхание, взяла коробочку и открыла крышку.

По ее лицу брызгами скакнули искры с граней крошечных, тонкой огранки бриллиантов.

– Дедушка… Это оно? – спросила она шепотом, не отводя глаз от сияющих камней.

– Да, оно. Его носила твоя бабушка. Это ожерелье должно было перейти к ее дочери, но в итоге дождалось внучки. Береги его.

Притихшая Жанна осторожно закрыла футляр и снова прижалась к деду:

– Спасибо. Можно мне надеть его сейчас?

– Конечно.

Она вскочила и убежала. По пути глянула на брата и шаловливо показала ему язык.

Арсен вздохнул. Он, похоже, догадался, что ему предстоит сюрприз не столь приятный.

Лафонтен, проводив взглядом внучку, напустил на себя строгость:

– А тебе я тоже кое-что обещал… двоечник. «Месье Лафонтен, ваш внук очень способный юноша, но ему так не хватает усидчивости»!

– Это кто такое говорит? – немедленно вспыхнул Арсен.

– А ты не догадываешься, бедный невинный юноша? Мадам Фукье, у которой ты провалил все проверочные работы, потому что не посещал занятия.

– Она просто придирается! И вообще, почему они только о том и помнят, что я твой внук? Я-то сам что, не человек? Могли бы и на меня обратить внимание!

– А что ты для этого сделал? – Лафонтен критически прошелся взглядом по его фигуре. – Натянул мятые джинсы, отрастил патлы и научился препираться с учителями по поводу и без? С чего бы вдруг эта мадам к тебе придираться начала?

– А вот с того самого! – сердито заявил Арсен, сунув руки в карманы упомянутых мятых джинсов. – Нет ей покоя с того, что я твой внук. Ну так тебе и объяснялась бы в любви, раз ее так заводит!..

– Что?! – изумился Лафонтен. Поднялся на ноги. – Ты вот это ей прямо и сказал?

Арсен сник, но глянул из-под упавшей челки с упрямством молодого бычка:

– Нет, конечно. Я был очень вежлив. Сказал, что мои родственные связи не имеют отношения как к моей способности воспринимать отдельные учебные дисциплины, так и к ее способности эти дисциплины до меня доносить. И тем более к моим предпочтениям в одежде и стиле!

– Очаровательное хамство, – задумчиво произнес Лафонтен.

Арсен посопел, уставившись в дальний угол комнаты.

– Ну доконала она меня совсем, – признался он нехотя.

– Он исправится, отец, – подал голос Арман и, чуть отвернувшись от сына, многозначительно приподнял брови. Намек был вполне прозрачен: баталии по поводу учебы и одежды у них в доме случались не в первый раз.

– Конечно, исправится, – кивнул Лафонтен-старший, обращаясь к сыну, но продолжая смотреть на внука. – Начнет посещать занятия и сдаст все работы у этой мадам Фукье. Вот тогда и поговорим о дорогих подарках.

Он сгреб внука за вихры, слегка встряхнул:

– Ладно, что уж там… Отец твой в твои годы был таким же обормотом. А вот если ты думаешь, что я сяду за один стол с таким пугалом, то очень сильно ошибаешься. Тебя будто бегемот пожевал. Брысь переодеваться!

Арсен исчез еще шустрее Жанны, на пороге оглянувшись и бросив на деда веселеющий взгляд. Лафонтен перевел дыхание и посмотрел на сына. Тот, отсмеявшись, вытирал выступившие слезы.

– Теперь дело за малым – дождаться, – заметил он.

– Надеюсь, ждать придется не слишком долго, – отозвался старший Лафонтен. – Хотя ты был тем еще упрямцем.

– На самом деле, он больше похож на тебя, чем на меня.

– Ну да, особенно с учетом того, что ты – просто фотография меня в молодости, – усмехнулся Лафонтен. – Может быть, пора спуститься в столовую?

– Я не о внешнем сходстве, – вздохнул Арман, тоже поднимаясь на ноги. – Но как тебе угодно… Прошу к столу.

За обедом о делах они не говорили. Только об отдыхе, австралийских курортах и успехах младших членов семьи. Арсен, очевидно демонстрируя готовность поддержать семейные традиции по переходу от мятых джинсов к глаженым брюкам, лохмы свои чудесным образом превратил в элегантную прическу с хвостиком. И локти ни разу не поставил на стол. Лафонтен отметил про себя, что мальчика совсем не тяготят ни светские манеры, ни строгая одежда.

Все образуется. Арман тоже долго думал – и пытался доказать себе и другим – что совсем не похож на отца, но с годами превратился в почти точную его копию.

Не совсем, поправил себя старший Лафонтен, переключив внимание на сына. Не копия. И напрасно кое-кто считает, что с ним будет намного проще и безопаснее иметь дело.

После обеда дамы отправились в город, Арсен тоже исчез, туманно сославшись на важную встречу и натянув обратно любимые джинсы и куртку. Тогда Лафонтен получил возможность спокойно поговорить с сыном.

– Итак, последние новости ты знаешь, – произнес он, когда они вернулись в гостиную на втором этаже. – Откуда, если не секрет?

– Не секрет, – кивнул Арман, усаживаясь к столу и доставая сигареты. В отличие от отца, курил он очень редко, и только в моменты эмоционального напряжения или раздумий. – От Денниса Гранта.

– Вот как? – Лафонтен извлек свой портсигар. – Он-то каким образом вмешался в это дело? Из Лондона?

– Так ведь из Лондона, а не из Антарктиды. Тут до Парижа рукой подать, – улыбнулся Арман. – Будто ты не знаешь Гранта. Ему дело есть до всего, а до Шапиро с недавних пор – особенно.

– Это с каких же недавних?

– С моей отставки. Очень ему этот надуманный скандал не понравился… Так вот, осведомители у него при головной штаб-квартире были всегда. Не такие ловкие, как у тебя, но и не пустое место. Он насторожился сразу, едва объявили чрезвычайное положение. Навел справки по своим каналам, потом приехал сам. Тебя не нашел, попытался переговорить с Шапиро, но получил совет заткнуться и не лезть не в свое дело. Попробовал обратиться в Службу безопасности, всего раз поговорил с Дюмаром, потом и тот перестал отзываться на звонки…

Арман умолк, вдруг заинтересовавшись своей сигаретой. Щелкнул зажигалкой, закуривая, небрежным взмахом ладони разогнал дым. Снова поднял взгляд на отца.

– Дюмар допустил ошибку, так?

– Да, – кивнул Лафонтен. – Он не известил меня об объявлении чрезвычайного положения. Я дал приказ взять его под стражу и допросить, но… Теперь уже не узнать, что им двигало, увы.

– Грант почуял неладное. Правда, того, что тебя банально не известили, он все-таки не предполагал. Забеспокоился, все ли с тобой в порядке, потому и пришел ко мне. В это время информацию до тебя уже довели и без его помощи, но факт остается фактом: он сразу оценил действия Шапиро как неправильные и решил его остановить. Я уверен, что он уже переполошил всех Координаторов, с кем сумел связаться.

– Да, это интересно, – задумчиво произнес Лафонтен. – Во всей суматохе с перелетами и ночными баталиями я не проверял спецпочту, возможно, сообщения от Гранта есть и там. С ним надо поговорить… Он ведь был одним из кандидатов на место Эдмунда Шлегеля в Трибунале. А Шлегель так и не успел мирно уйти в отставку.

– А теперь в Трибунале свободны все три кресла, – заметил Арман. – Ты ведь прилетел в Париж вчера вечером. А дал о себе знать только сегодня, и не ранним утром. Надо думать, ночь прошла не впустую.

– Верно. Джек Шапиро больше не Первый Трибун. Но речь сейчас не о нем… Тебе известны детали процесса, который Трибунал вел в последние месяцы?

– Только в общих чертах. Процесс начался после моего ухода, Грант к нему касательства не имел тоже.

– Ты не думаешь, что именно твой уход развязал Шапиро руки?

Арман покрутил в пальцах сигарету, подумал, прежде чем ответить: